18
Без десяти десять, как полагается, я возле Совмина. Он на Красной Площади, под сенью величественного памятника Ленину. Решительный гранит Ильича не оставляет сомнений в скорейшем воплощении Всемирных Идей Коммунизма при мощной поддержке Трудящихся Нашей Республики.
Подъехали с торца, на разрешённую стоянку. Там министерские и полуминистерские «Чайка», «Зимы», «Волги». Наш чахлый «Газик» притулился на обочине.
Проверка документов и приглашений милицейскими сержантами-лейтенантами и вот уже гостеприимный холл Республиканского Правительства. С учётом возможной критической массы гостей в нём автоматы с холодной газированной водой (бесплатно, лишь нажми на кнопку), столик с дефицитной художественной литературой (Фейхтвангер, Шекспир, Навои и др.).
Негустая толпа приглашённых, кучкующихся «по интересам». Взглядом нахожу своих, медиков. Сплошь начальство министерского, областного и столично- городского масштаба. Вон в сторонке Шарип Хамидович с Молотовой. Обсуждают что-то очень актуальное. Я к знакомым министерским. Навстречу, раскрыв дружеские объятья, Яхъяев, начальник Главного санэпидуправления, мой сокурсник. «С победой, Белецкий-ака! Поздравляю со своевременным выявлением больного и правильным лечением! За такое я бы вам всем медали дал!» Остальные тоже дружественно жмут мне руку.
Как всё-таки приятно, когда нас понимают и ценят!
Конференц-зал недавно выстроенного здания Совета Министров роскошен.
Президиумная атрибутика, видимо, «не под», а действительно из ценных древесных пород, на фоне белоснежного задника с искромётно вычерченным красным профилем Ильича, с цитатой огромными красными буквами из второго Ильича: «Развитое Социалистическое общество – закономерный этап в становлении Коммунизма». Партер и амфитеатр полумягких бордовых кресел, наверное, мест на тысячу, не менее. Проходы в дорогих ковровых дорожках. Огромная коническая, в восточном стиле, то ли золотая, то ли позолоченная люстра, весом не менее полтонны. Мягкий шорох подпотолочных кондиционеров.
Реденькая ротка приглашённых разбрелась, было, по необозримому полю зала, но властным манием руки секретаря ЧПК была слита воедино на первых рядах кресел.
Собственно говоря, это не традиционное заседание со сосредоточением в президиуме членов ЧПК, секретариата с магнитофонами и стенографистками. Это, скорее всего, собрание Республиканского Госпартактива под председательством Зампредсовмина Насибы Абдуллаевны Хаббибовой. Высокой, стройной. С решительно-соколиным взором (в её должности слюнтяев не бывает). Говорят, у неё высшее филологическое образование. Властность приобрела ещё в должности декана соответствующего факультета Республиканского Госуниверситета имени В.И.Ленина.
Секретарём – Владислав Городов, мой друг по Мединституту. Потом мы с ним несколько лет работали врачами в нашем Отделении. Перешёл на руководящую должность в Санэпидемслужбу. Теперь стал референтом по медицинским вопросам Совмина. Это наша «рука» в Республиканском правительстве. Помогает решать проблемы, требующие вмешательства Высших Сил. Приглашение Молотовой на ЧПК – явно не без его участия.
Первый час посвящён разбору выполнений планов работ образовательных учреждений по организации летнего отдыха учащихся. Где, какие оздоровительные лагеря организованы, сколько там и почему отмечены разного рода ЧП и кто за это должен ответить. Почему до сих пор не закончен ремонт фасада Городской инфекционной больницы. Почему Академия Наук затягивает выпуск сборника стихов великого азербайджанского поэта Низами в серии «Избранная лирика Востока», намеченного на этот год. Ну и другое.
Выходят к трибуне. Отчитываются. Получают взбучку. Согласно раскаиваются. Бредут на место.
Хаббибова объявляет небольшой перерыв, просит остаться только медикам. От роты приглашённых - не более взвода.
Вопрос особой важности. К секретарю: у всех ли присутствующих проверен допуск к СС-информации?
В Республике случилось не просто ЧП, а Сверх-ЧП. Человек заболел чумой. Не гриппом, не дизентерией – ЧУМОЙ! Мы знаем, что в нашей климатической зоне ею болеют всякие дикие грызуны. Но то, что у нас чумою заболевают и наши люди, это уже роднит нас с такими отсталыми странами, как бывшие иностранные колонии в Африке и Южной Америке. Хотелось бы услышать, как этот позорный факт объясняет наше Министерство Здравоохранения. К сожалению, сам Министр сейчас выполняет Правительственное задание. Поэтому слово предоставляется Заместителю Министра, товарищу Камилову.
Шарип Хамидович как всегда, делово, рассказывает о сложной эпизоотологической ситуации, о своевременном выявлении заболевшей девочки и её успешном лечении, о разработанном Минздравом комплексе дополнительных профилактических мероприятий.
«Послушайте, уважаемый товарищ Камилов, - прерывает Хаббибова, - Вы ведь кроме всего ещё и Главный государственный санитарный врач? Вы когда-нибудь слышали о руководителях такого ранга, которые необоснованно снимают важнейший диагноз у больного? И почему уже другим, более квалифицированным специалистам, лишь спустя несколько дней, приходится восстанавливать истину? Вы понимаете, что ввели в заблуждение Правительство Республики? Я думаю обсудить в ближайшее время этот вопрос с Вашим уважаемым Министром. Свободны, спасибо за информацию.
Выслушаем Республиканскую Противочумную Станцию. Что, и тут нет самого Начальника, а лишь его заместитель? Что за беда у нас сегодня: одни замы. Ну, пожалуйте, объяснитесь! Только не рассказывайте о «сложной эпизоотологической ситуации». Болеют ли ваши крысы чумой, или нет - это ваша проблема. Для вас в Республике созданы самые что ни на есть благоприятнейшие условия. Финансирование – беспредельное, оборудование – высшего класса, автотранспорт – новейший, в ущерб другим структурам здравоохранения. И при всём при том вы ещё смеете допускать позорнейшие факты заражения Советских людей средневековой чумой! Куда вы расходуете государственные средства? Думаю, что этим вопросом должны заняться органы прокуратуры…Можете садиться, всё ясно и так».
Не вякнув ни слова, ухожу на своё место. Хорошо, что оно с краю, не надо пропихиваться меж ставшими враз каменными коленками сидящих.
Владислав, думаю, смягчит в протоколе, наверное, наиболее одиозные высказывания Хабиббовой!
Сзади едва слышимый, но всё же слышимый, шёпот. Вроде, Яхъяев: «Я бы давно призвал к ответу этих бездельников…»
Председатель: «Слово представителю Минздрава СССР, уважаемой товарищ Молотовой. Надеюсь, она справедливо оценит оплошности подчинённой ей Противочумной Службы и примет к ней соответствующие меры!»
Молотова: «Прежде всего – благодарю Руководство Республики за возможность участвовать в столь Высоком Совещании.
Глубокоуважаемая Насиба Абуллаевна совершенно права, заботясь об охране здоровья населения от особо опасных инфекций. Тем более, что в этом году в местном природном очаге чумы, в силу объективных причин, создались экстремальные условия, поставившие под реальную угрозу жизни десятков тысяч чабанов, сельчан и горожан. К сожалению, до настоящего времени мировая медицина не нашла ещё эффективных способов ликвидации самой природной очаговости чумы. Наш Минздрав и вся Противочумная Служба Страны активно разрабатывают такие методы и они апробируются на разных участках. Но пока надежда в основном на бдительность медицинских работников и самого населения.
В этом отношении Республиканская Противочумная Станция проводит значительную работу, о чём свидетельствует данный случай. Заболевшая вовремя выявлена и успешно лечится. Должна напомнить, что чумные эпизоотии разной интенсивности происходят на вашей территории почти ежегодно. И благодаря именно своевременным мероприятиям заражения чумой людей крайне редки.
Если мне не изменяет память, в Республике подобный случай произошёл в 1971 году, десять лет тому назад. Кстати, за эти годы у вашего Северного Соседа выявлено с десяток больных, в 1971, 1972, 1973, 1974, 1975, 1979 годах, причём, почти половины из них не удалось спасти. Это вовсе не говорит о плохой работе тех Противочумных Станций. Просто природно-очаговая территория на севере намного больше вашей и интенсивные эпизоотии там бывают намного чаще.
При оценке эффективности работы Противочумных Станций Управление и Минздрав СССР в целом исходят из понимания, что эпизоотии – это чисто природное явление, сродни наводнению или землетрясению. Как и при двух тех катаклизмах невозможно гарантировать полное отсутствие пострадавших, так тем более это невозможно при чумных эпизоотиях. Ведь наводнение или землетрясение видны всем воочию, большинство людей сами стараются найти более
безопасные места для укрытия. А чумная эпизоотия никак наружно себя не проявляет. Та же степная мирная тишина, то же качество пастбищ. Опасные процессы происходят в глубине грызуньих нор, о чём могут узнать только специалисты чумологи.
Во всех указанных катаклизмах важнейшей задачей спасателей является сведение к минимуму возможных людских потерь. В нашем нынешнем случае у Управления нет особых претензий к действиям ни Республиканской Противочумной Станции, ни, тем более, местных медицинских учреждений.
Это, конечно, не исключает наличия у тех и других разного рода ошибок, как справедливо считает глубокоуважаемая Насиба Абдуллаевна. Вместе с Республиканским Минздравом мы их тщательно проанализируем и примем все меры к их устранению».
На лице Хаббибулаевой под маской правительствующей невозмутимости всё же заметно разочарование. Тон выступления Нашей Мамы явно нарушает традицию подобных разборок. По правилам игры, Вышестоящий Орган просто обязан разоблачать и уличать Нижележащий Орган, наказывать обязательных виновных, ужесточать, совершенствовать, впредь не допускать и т.д. и т.п. А тут впору чуть ли ни награждать их требуют!
В ответной речи Зампредсовмина поблагодарила товарищ Молотову за научную и объективную оценку событий. Однако призвала Противочумную Станцию и всю Медицинскую сеть Республики предельно мобилизовать все свои силы и ресурсы, дабы подобные случаи более не повторялись. Это всё – под персональную ответственность Санэпидуправления Минздрава во главе с Замминистра по эпидемиологическим вопросам и руководства Республиканской Противочумной Станции.
Ну, ладно. Слава богу, можно покинуть Совмин без наручников!
В некоторой сутолоке выходной двери чувствую дружеской пожатие моей плечевой кости. Это Яхъяев: «Я же говорил, Егор-ака, что вы молодцы!»
Ах, Яхъяев-ака, брат мой во эпидемиологии! Быть тебе бо-о-ольшим начальником!
Потом звонок от Молотовой: «Сегодня, прямо с Дачи, улетаю назад в Торткудук, кое-что там нужно доделать. Вернусь дня через три-четыре. Мне ещё нужно переговорить с вами и Железнодорожной Противочумной Станций о ходе координации ваших совместных действий. Их почему-то на ЧПК не пригласили. Да может и к лучшему. Подготовьте материалы и встречу».
Ну прямо будто в воду глядела!
19
Около десяти вечера позвонила Вартанова, Замначальника Железнодорожной Противочумной Станции: «Ну что, можно и нас поздравить? На двадцатом разъезде, который у поселка Акбола, есть человек. Мне только что по селектору наш фельдшер сообщил. Мы сейчас собираемся туда выехать машиной…»
«Маргарита Арутюновна, миленькая! Захватите меня на свою машину, наша-то совсем развалилась! - вру, чтобы хоть одну приличную на Станции оставить, не на грузовиках же по Министерствам и Совминам ездить, - Я вот только Камилова оповещу и Мукомолова предупрежу, что он опять ИО остаётся».
У меня с собой официальный список должностных лиц Минздрава с их служебными и домашними телефонами. Я никогда не решался беспокоить Шарипа Хамидовича дома, полагая, что может быть хоть там он может утихомирить свой неуёмный темперамент, подзарядить «внутренний аккумулятор». Но сейчас выхода нет: схема экстренного оповещения требует!
«Извините, Шарип Хамидович! Это опять Белецкий. Только что получил телефонограмму от наших железнодорожных коллег. На разъезде номер двадцать по ветке, что на Торкудук есть один человек. Я сейчас вместе с жележнодорожными выезжаю туда…»
Трубка молчит секунды две, за которые, однако, успевает раскалиться докрасна.
Брызжет в ухо расплавленным металлом: «Вы отдаёте отчёт, о чём говорите? Вы забыли сегодняшнее?» «Да нет, не забыл, конечно же. Но на то и наши шеи, чтобы получать по ним…»
Срочно позвонить в Отделение. Разъезд от них в два раза ближе, чем Торткудук. Часа за три на машине доберутся. «Срочно командируйте Рузаева и Веткина, узнайте, едет ли туда кто-нибудь из Облздрава, Камилов наверняка уже поднял на ноги свою гвардию. Лучше ехать с ними вместе».
От нас до места часов шесть. К утру должны добраться…
20
В «Газике» Маргарита Арутюновна, пятидесятипятилетняя Кармен кавказского разлива, всё знающая, всё умеющая. Наш испытанный боевой товарищ. Прихватила с собой Лидию Ушакову, старшего зоолога, историографа Ж-Д ПЧС, искренне влюблённую и в своих и в наших. Шофёр Гена гонит машину с видимым удовольствием: хорошо ночью, прохладно и трасса свободна!
Всё окрестное - силуэтами. Пирамидальные тополя – черные многометровые наконечники копий. Нелепо подстриженный тутовник – на верхушке ствола здоровенная блямба с торчащими во все стороны тонкими ветвями, с листьями -кормом для шелковичных червей. Разномастные квадратики сельских домишек с редкими бессонными окошками. Темные громады древних медресе с непроницаемыми порталами, изящными свечками минаретов, луковицами куполов
Изредка в свете фар мелькают стремительные тушканчики, какой-то блудный кот, даже лисица. Все они зачем-то стараются обязательно перебежать нам дорогу.
«А чего нас на ЧПК не вызвали?» «Ну, пути Совмина неисповедимы. Да может это и хорошо. А то бы и вас заставили каяться в несостоятельности. Но теперь уж не волнуйтесь, обязательно вызовут. Кстати, Кира Алексеевна просила собраться нам с вами, она хочет вопросы взаимодействия решить. Вот мы теперь и взаимодействуем! Какие-то подробности удалось узнать?»
«Пока только то, что фельдшер передал. Есенбаев Кушербай, чабан, лет сорока. Вместе с бригадой выпасал совхозных овец в двадцати километрах от Акболы. Заболел, должно быть, вчера. Недомогание, жар, ломота в теле, головная боль, боль под левой мышкой. Сегодня, с его слов, состояние ещё ухудшилось. К счастью к вечеру подоспел местный фельдшер, объезжавший на мотоцикле свой участок. Дал ему жаропонижающее и скорее в совхозную больницу Акболы. Там хирург, прикомандированный из района, с санитарным «УАЗиком». Вернулись к больному. Хирург заподозрил чуму, привёз в Акболу. Оповестил нашего железнодорожного фельдшера. Ну а тот по селектору нам. Я сообщила Главному санврачу Дороги и вам. И вот скажите, Егор Нафталович, ведь июнь, как известно, период затухания эпизоотий, а люди только что начинают заражаться. Если, конечно, это всё-таки чума. Вроде бы снаряды дважды в одну воронку не попадают!»
«Ну, во-первых, тут снаряды не причём, тут, скорее, закон парных случаев. А во-вторых, конец эпизоотии как раз может быть более опасным для человека, чем её пик. В это время чумные грызуны гибнут в массе и заражённые блохи лезут из нор к выходам, поджидают новую жертву, хоть зайца, хоть лисицу, хоть человека».
Наконец выскочили из «культурной зоны». По обочинам лишь куртинки взъерошенного саксаула…
«Кстати, днём на разъезд прибудет наш отряд с вагонами - лабораторией, общежитием, салоном, платформой для транспорта. Начальником Равиль Ганиевич, вы его знаете. Он же и бактериологом. Зоогруппа тоже. Под начало Лидии. Можно будет на месте исследовать материал от больного, грызунов и блох из окрестностей» «Замечательно! Но наши врачи уже, наверное, взяли материал, исследуют его в Отделении. Ну а теперь по ходу дела будем, конечно, использовать лабораторию вашего бронепоезда!»
Лидия: «Слава богу, что хоть не наш контингент. Совхозный чабан. А что стоит и нашим заразиться! На пустынных-то участках Дороги железнодорожники в быту ничем не отличаются от чабанов. И овец пасут, ну не стада, конечно, но десяток - другой личных голов заводят. Кое у кого и верблюды имеются. Да и без скотины угроза заражения для них бывает высокой. Песчанкам полюбились насыпи, в некоторых местах их так изрывают норами, что рельсы начинают провисать! И ведь не боятся, заразы, грохота поездов!»
Маргарита: «Пока, до сих пор, страдали железнодорожники наших Приаральских и Прикаспийских соседей. Вон, в семьдесят пятом, заболела двенадцатилетняя дочка путеобходчика. Тоже играла возле насыпи. Бубонная чума осложнилась менингитом. Не смогли спасти. В семьдесят девятом - дежурный монтёр. Подмышечный бубон. Но того, к счастью, вылечили. Но это всё-таки хоть единичные случаи. А в шестьдесят седьмом прямо на железнодорожной станции её сотрудники прирезали чумного верблюда, впятером. И все пятеро заболели. Бубонная чума. Вовремя спохватились, вызвали свою противочумную. Всех вылечили».
Как же и мне не встрять в такой разговор: «У меня есть и более ранние материалы, все по тем же нашим Соседям. Осенью сорок седьмого, когда ваша служба в тех местах только ещё создавалась, заболел путеобходчик. Бубонная форма, осложнённая легочной. От него заразилась соседка по дому, оба погибли. Чумологи приехали уже к трупам, но успели изолировать всех общавшихся с больными, участвовавших в их похоронах. Это около сотни человек, из которых кто-то наверняка схватил заразу. Тогда уже начали применять стрептомицин, провели профилактическое лечение. Больше никто не заболел.
А перед этим, летом того же года в Приаралье-то! В шести населенных пунктах аж тридцать человек заболело. Все клинические формы: кожная, бубонная, септическая, легочная. Умерло двадцать три человека! Тамошние медики и не предполагали, что это чума. Опомнились через две недели, оповестили Республиканский Минздрав, а нашей Станции тогда ещё не было. Вспышку ликвидировали российские чумологи. Они-то и установили, что природным носителем чумы в наших местах являются большие песчанки.
А с верблюдами в пятьдесят пятом? Железнодорожники на разъезде прирезали захромавшего с чего-то верблюда. Через пару дней одному из них, путевому рабочему, стало плохо, появилась болезненная подчелюстная опухоль. На дрезине отвезли в Аральскую амбулаторию, где он и скончался. Труп - обратно на разъезд и захоронили. Почему только один тогда заболел – не понятно. Может, у верблюда лишь бубон на ноге был, а тот его своим ножом задел. На поминки по умершему прирезали еще одного верблюда, тем более, он был какой-то вялый, с утра на ноги не вставал. Справили тризну на месте, а большую часть мяса отправили на продажу на ближайшую железнодорожную станцию, другую в Аральск. А на той станции прирезали ещё и третьего верблюда, и тоже на продажу. Ну в общем, заболели ещё десять человек, а заражённое мясо успели уже раскупить в Аральске, на разъездах и станции. Умерло четверо, остальных заболевших вылечили. А сколько было еще общавшихся с ними, сколько успели верблюжье мясо раскупить! Кстати, среди заболевших был рубщик и продавец мяса. Вот уж какой объем мероприятий пришлось проводить! На весь Аральск и эти пункты наложили жёсткий карантин.
Медиков и нашего брата собралось там! Но, слава богу, эпидемию всё-таки удалось предотвратить. Мы тогда втроём, только окончив институт, поступили на нашу Противочумную Станцию и нас отправили на специализацию на поезде как раз через Аральск. Ну, конечно, в мероприятиях мы не участвовали. Подробности о вспышке я узнал только недавно, собирая материалы по чуме».
«Ну и как ваша докторская?» «Да почти никак. Ползёт еле-еле. У меня же тема по эпидемиологии чумы во всём нашем регионе, с начала века до нынешних дней.. Четырнадцать самостоятельных природных очагов в трёх Республиках. Более полутора тысяч групповых и единичных случаев. Дореволюционные материалы в разных архивах и старых монографиях, а с тридцатых годов – в спецхранах Станций и Институтов. Времени во всём этом копаться практически нет. Занимаюсь, в основном, во время отпусков. Да и то, ведь спецчасти закрываются после окончания рабочего времени. «На дом» материалы не дают, вот дни и проходят впустую. С нашим Грифом просто беда. Не дай бог, если вдруг чего не так. Мою кандидатскую чуть не зарезали. Она не секретная вовсе, но один дотошный рецензент узрел в перечне литературы ссылку на статью, которая была напечатана в «закрытом» сборнике. Пришлось чёрной тушью её вымарывать, не переплетать же всё заново!»
«Да уж, с Грифом греха не оберёшься! И главное, вон сколько «не допущенных» в мероприятиях участвуют, потом эти сведения, да ещё приукрашенные, перевранные, во все стороны разлетаются. А истинные факты доступны только избранным!»
За подобными разговорами время летит быстрее. Были бы в машине одни мужики, можно было бы побеседовать более красочно, поболтать о своём, мальчишечьем. Но в столь избранном обществе только и дело, что рассуждать о чуме!
21
Около пяти утра навстречу нам санитарный «УАЗ». Салютовали друг другу бибиканьем. Остановились. Это Игорь Веткин, возвращается в Отделение на Облздравском корвете.
Уже совсем светло. Кругом одна безликая серая равнина с беспорядочными клочками кустиков, сливающаяся с таким же серым предрассветным небом. Зато воздух! Только в дикой утренней пустыне такой обалденный аромат, росная прохладная свежесть, подгоняющая лёгким ветерком скорый восход. Откуда это всё берётся!
«Привет!» «Привет! Как успехи, как дела? Чего там?» «Да в общем-то, вроде, порядок. Как получили ваше указание, сразу в Облздрав. Там уже по Камиловскому приказу все на ногах. Собрались Замоблздрав Курбанов, инфекцтонист Рахманов, ещё один, зовут Насрулло, кто такой, не знаю. Сказали – «кадры». Ну нам всё равно, Насрулло, так Насрулло, ихняя проблема. Нас взяли без разговоров. Прихватили десяток противочумных укладок, антибиотики. По дороге заехали за районным инфекционистом Акиевым, он тоже уже был готов. Прибыли на место часа в два ночи. Больной изолирован в амбулатории совхозной больницы, с отдельным входом. Состояние тяжёлое. Температура за сорок, подмышечный бубон. Хайдаров, хирург, тот, которого командировали в Акболу, уже два раза ввел ему стрептомицин. Взяли материал из бубона, из вены, из зева. Везу в Отделение. Только как после стрептомицина?» «Есть шансы, что больной выживет?» «Бог знает, случай очень тяжёлый»
«Ну, успехов!» «Ну и вам!»
Вот уже асфальт приткнулся к насыпи. Виден разъезд.
На переезде шлагбаум закрыт, ждут поезда на Торткудук.
Через пару минут тот прогромыхал, повизгивая. Вроде Летучего Голландца. «Не видно на нём капитана, не видно матросов на нём». Два сцепленных тепловоза тянут разномастный состав. Старенький пассажирский вагончишко цвета хаки, времён Великой Отечественной. Бесконечная цепь грузовых: платформы с «ЗИЛами» и бульдозером, красные порожние полувагоны, какие-то цельнометаллические чудища без окон, без дверей, и ещё всякие. За Продукцией.
Акбола скорее не разъезд, а полустанок с перспективой стать станцией. Просто не успели ещё переименовать. Водонапорная башня, вокзальчик стандартной древней архитектуры, служебные постройки.
Ну а нам в сам посёлок. Всё такие же плоскокрышные саманные домишки с юртами, без выраженных авеню и стритов. Ни деревца, ни огородишка. Больница тоже саманная, чуть в отдалении от «жилого массива», за порушенным местами саманным же заборишком.
Встречает хирург Хайдаров. Молодой, плечистый, с красными от бессонницы глазами. Улыбается как-то смущённо, дескать, извините за такое беспокойство.
«А где Рузаев с Акиевым?» «У больного». «Как он? Живой?» «Живой, но тяжёлый. Акиев ему кроме антибиотиков капельницу делает, дал сердечные, витамины» «Гафур-ака, сколько ты ему стрептомицину вколол?» «Три раза по грамму, как нам указано всем подозрительным это делать».
Однако!
В общем, наверное, рационально указано. Пока там консультантов дождёшься, приедут - не приедут, а больной может помереть. А как же лабораторная диагностика, как после этого высеять возбудителя? До сих пор споры о создании специальных укладок для забора материала на всех фельдшерских пунктах и участковых больницах. Но пока это фантазия. Кто их будет содержать в неприкосновенности, регулярно стерилизовать? Да и брать материал нужно умеючи, не то сам заразишься. В общем, указание правильное, но может быть и с «двойным дном»: попробуй потом подтвердить чуму бактериологически!
Вот и сам Рамазан Курбанов, Заместитель Заведующего Облздравотделом. Невысокий, плотненький, с розовой бороздкой от подушки через всё лицо.
«Ассалому алайкум, товарищи! С приездом! Как доехали?» «Алайкум ва ассалом, Рамазан-ака! Познакомьтесь: Вартанова Маргарита Арутюновна, Зам. Начальника Республиканской Железнодорожной ПЧС; Ушакова Лидия Ивановна, старший зоолог этой Станции, - Рамазан Сапарбаевич Курбанов».
«Очень приятно» «Очень приятно»
«Как у вас?» «Боремся! В больнице трое человек лежит. У одного фурункулёз, другой с переломом ноги, в гипсе. Ещё старик – хроник. Трофическая язва голени. Куда теперь их девать? Может, в районную перевести?» «Разберемся. Выясним степень их контакта с нашим больным. Если что, начнём профилактическое лечение. Всё равно ведь это нужно и Гафуру с фельдшером и шофёром, они же без костюмов больного принимали. Да и медсестре с санитаркой, которые с ним возились. Давайте-ка подсчитаем наши наличные силы».
«На сегодня силы такие. Наш областной инфекционист Рахманов, районный инфекционист Акиев, прикомандированный хирург Хайдаров, ваш врач Рузаев. Мы с вами. Больничная фельдшер-акушерка Исимова, медсестра Ташева, санфельдшер Жаксыбаева, санитарки Кунарбаева, Маржанова и Назирова». Двенадцать человек. Больничный «УАЗ».Ну и пока еще ваш «ГАЗ-69».
Маргарита: «Ну и нас двое, итого четырнадцать. А к обеду придет наш вагон-лаборатория с врачом-бактериологом, лаборантом и санитаркой. Итого уже семнадцать. Не много на одного больного?»
«Ну, во-первых, это, не дай бог, лиха беда - начало. Во-вторых, при нынешней ситуации без работы точно никто не останется! Кто больного хочет посмотреть?»
Облачившись, Маргарита, инфекционист Рахманов и я идём в палату.
Комнатушка квадратов шестнадцать – восемнадцать, скучная больничная железная койка с тумбочкой, штатив с капельницей, пара табуреток. На койке в пижаме в синюю полоску, на голое тело, вроде, подросток, если бы не морщинистое страдальческое лицо. Краснота проступает даже сквозь загар, резко очерчивает шею от светлых плеч и груди. Будто пожилая голова пришита к мальчишескому туловищу.
В палате духота, пропитанная запахами лизола, больного тела, прежним амбулаторным ароматом. Окно плотно закрыто, как это требует режим. Пока раннее утро, ночная прохлада ещё чувствуется, но что будет днём, когда температура воздуха зашкалит за сорок?
Рузаева от Акиева в костюмах не отличить, оба одинакового роста у обоих на груди стето-фонендоскопы. Один из двойников произносит с акцентом (значит – Акиев): «Ну, в общем, пока вводим полиглюкин. Пускай полежит. Поговорим на свежем воздухе».
В цивильном Акиев - тридцатилетний полноватый парень с удивительно добрым лицом и очень внимательными, чуть раскосыми, глазами. Говорит спокойно, не спеша. «Сами понимаете, в моей практике я не встречался с чумными больными. Это уж вы сами окончательный диагноз устанавливайте. Но у Кушербая острый лимфаденит и, боюсь, заражение крови, сепсис. В легких жёсткое дыхание, единичные хрипы. Может это возрастное. Я ему ввожу кроме стрептомицина ещё тетрациклин, дезинтоксикационные, сердечные препараты, назначил обильное питье. Пока состояние стабильно тяжёлое. Меня ещё такой вопрос волнует. Видели, какая в палате духота. Это ещё утром, а что днем будет? А по вашему режиму проветривать палату нельзя»
В этом отношении наши с ним мысли сходятся.
«А чёрт с ней, с инструкцией, Абдулла-ака! Раскроем окно палаты. Не то он если не от чумы, так от духоты погибнет. А приедет какая комиссия, успеем закрыть!»
Облздрав Курбанов приглашает устроить нас вместе с ними в Дирекции совхоза. Там для гостей две комнаты из пяти освободили. Местное руководство уважает Областное Руководство. Если надо, то и третью комнату выделит. Электричество, телевизор, умывальник на ведро воды, чай в любое время, вечером – у Директора.
«Спасибо, Рамазан-ака. Сейчас давайте-ка смотаемся на стоянку Кушербая, к его родным и близким. Тут ведь не далеко, двадцать километров по хорошей дороге! Только, если можно, на вашем «УАЗе». Наш Гена вчера весь день работал, всю эту ночь пилил. Парню отдохнуть же надо, однако».
«Наша машинка тоже только этой ночью приехала. Давайте на Хайдаровской. Я на ту стоянку фельдшера Косшанова посадил, того, который Кушербая выявил. Поручил следить, чтобы не разъехались, два раза в день колоть стрептомицином по ноль-пять. Правильно?» «Правильно, правильно, доктор Курбанов! Но посмотреть нужно».
22
Прикомандированный «УАЗ» разит карболкой. Обработали после перевозки Кушербая на совесть. Маргарита с Лидией доезжают только до вокзальчика. Нужно ведомственные дела доделать.
Путь скорый, но скучный. Всё уже выгорело, глазу не на чем остановиться. Все краски смешались в одну жёлто-палевую гамму.
На Кушербаевской стоянке три серенькие, прокопчённые юрты. Две - его наследственное богатство, третья - родственника. На шум мотора выглядывает вся бригада: пожилой старшой, две женщины, две девушки. Различить их физиологический статус не составляет труда: свидетельство состоявшейся фертильности – белые косынки, девственности – красные. Вслед им молодое поколение, шесть потомков обоих полов, в возрастном диапазоне плюс - минус десять лет. Барышни с многочисленными косичками, в цветастых платьицах , полуштанишках, джигиты обриты наголо и голопузы, а самые маленькие вообще в полном неглиже.
Двае подростков с отарой - в степи, к вечеру подгонят.
Возле крайней юрты верблюжонок. Лежит, смешно сложив под себя свои ходули. Чудесно-плюшевое существо с детскими ангельскими глазищами.
Жена Кушербая, Маржан, недавняя красавица-степнячка, выдубленная отгонами и родами, смотрит на нас тоскливо ждущими глазами: какую очередную весть принесли начальники? Утешаем: Кушербай жив. Ему уже лучше. Лечим. Всё будет хорошо,
Угощает прохладным айраном.
Наш резидент, фельдшер Косшанов, докладывает, мол, наблюдает, проводит профилактическое лечение по схеме. Температурящих нет. Провёл дезинфекцию и дезинсекцию в юртах. И сам себя колет. «Извини, дорогой Сапарбай, пусть Маржан покажет следы уколов»
«Э-э, Маржан-опа! Подними рукав, покажи доктору! Сами понимаете: женщина. В другое место нельзя! А аксакалу – куда надо, но неудобно ему сейчас штаны спускать!»
Верим.
«Чего подвезти?» «Да рахмет, рахмет! Всё есть. Ничего не надо! Вот только иголки для шприцев хорошо бы. Совсем затупились. Если можно – ещё муки, сахара, соли. Мясо пока есть - солонина. Оставайтесь, вечером бесбармак сделаем!»
«Обязательно, дорогой. Но через несколько дней. У нас работы – вот так. Сам понимаешь!»
« Если можно, ещё бы водички свежей из колодца. Верблюдица наша с ребятами в поле, к приходу отары корыта нужно водой налить, лучше бы свежей» «Какой разговор! Тащите фляги. Трос есть?» «Есть, есть!»
Пустынные колодцы – особая стать.
За неимением оазисов с пальмами в здешней пустыне, это единственные источники жизни на отгонных пастбищах. Некоторые из них существуют веками, освященные легендами.
Умер, де, в незапамятные времена святой великан, распласталось его тело на многие вёрсты. Где легла голова, там возник родник Басбулак, где рука – колодец Кулкудук, где нога – колодец Аяккудук. А на месте пупка – Киндыккудук. Тут и посёлки образовались, тех же наименований.
Но прогресс шагал саженями, животноводство развивалось. Потребовались новые источники.
Хрущёв, услыхав о нуждах каракульской промышленности, решил, было, вопрос кардинально. Приказал через каждые десять километров пробурить артезианские скважины. Под барханами, говорили ему, немереные моря грунтовых вод.
И набурили-таки! Где-то не получилось, а где-то забили из-под земли фонтаны животворной влаги! В межгрядовых котловинках возникли целые озёрки. Ошарашенные перелетные водоплавающие, не поверив вначале своим глазам, всё же вскоре устроили здесь свои придорожные кемпинги. Занесли на лапках-брюшках семена тростников, икру лягушек и рыб. Ну, караси не караси, а гамбузии появились. И камарьё! Слава богу, хоть не малярийное.
Животноводы обрадовались. Вот и наступило Прекрасное Далёко! Миражи стали Явью! Паси скот, не отходя от дому! Разводи сады – бахчи - огороды!
Да вот через пару-другую лет стали вдруг непонятным образом мелеть традиционные колодцы, а скважины забиваться песком. Кто их через каждые десять километров чистить станет! Ну, оставили парочку возле Торткудука, для культурного отдыха горожан на природе. А остальные, всосав миллионы бюджетных средств, заглохли навеки, напоминая о себе лишь останками ржавых труб и солонцовыми плешинками на место бывшей водной глади.
Так что надёжа овцеводов – всё те же традиционные колодцы.
Их роют мастера пастбищно- мелиоративной конторы. Месяцами. Глубоко, метров до двадцати, а то и более. Сверху колодец венчает бетонированная конструкция. На двух стояках металлическая ось с колесом, через которое перекинут трос или крепкий канат. На конце брезентовый мешок-кавга, литров на тридцать-пятьдесят. Другой конец крепко замотан на стояке, не дай Аллах, развяжется и вся конструкция рухнет в черную дыру!
Когда надо, свободный конец привязывают к упряжи верблюда. Кавга под визг крутящегося блока устремляется в маракотову бездну. Через несколько секунд – шлёп, добралась до воды. Минуту-другую зачерпывает вожделенную влагу. Теперь дело за верблюдом.
Подгоняемый призывными вскриками хозяина, он шествует важно, в спокойствии чинном, с вечной улыбкой на студенистых губах, в полном осознании своей животворной миссии. Кавга, плеща излишками воды, подхватывается четырьмя-шестью руками и сливается в бетонный жёлоб, через него в бетонный бассейник, оттуда – в бетонные же длинные корыта, для водопоя баранов. Так пять-шесть раз и все наполнены водой, и алюминиевые тридцатилитровые чабанские фляги, и жаждущее
стадо, и сам поставщик-верблюд. Ежели колодец обилен, можно даже искупаться в бассейне, простирнуть кое-какое бельишко. Впрочем, этим благом чабаны на отгонах
не злоупотребляют без крайней надобности.
Прогресс предложил и новую технологию выемки воды из колодца: маломощные бензиновые движки с лентой-трансмиссией. Дёрнешь несколько раз за какую-то пимпочку, моторишко затарахтит, закрутит прорезиненную ленту и с неё в жёлоб забрызгает вода. И верблюда не надо!
Эти движки, как и кавги с тросом – золотой фонд каждой чабанской бригады. Берегут их как зеницу ока. Однако, со сложной техникой беда, что-то в ней без конца ломается. Хоть лопни, не заводится. А, значит, сиди у воды без воды! Да и добытая движком водица не того качества, припахивает бензином и автолом. Нет, уж лучше верблюд. Или какая случайная машина.
Ну, в этом плане мы оказали очередную посильную помощь местному населению.
Пора домой. К больному.