Про сирень, Купчино и счастье

Ольга Дмитриевна
                И мой район оставит в памяти
                Мои шаги (...)
    Вечерняя прохлада, горьковатый запах дыма и пряный аромат высоких трав. Поздняя весна – почти раннее лето. Провода и небо над головой  - рельсы и шпалы под ногами. Граница двух районов – гаражи, железнодорожное полотно и маленькая речушка -  кажется гранью двух миров. Вернее мне хочется, чтобы так было. Ведь иногда у всех, наверное, возникает желание побыть на грани, уйти от насущных проблем и поразмышлять о вечном. И пусть эта грань такая условная - неважно.
    Здесь проходят в основном электрички и грузовые вагоны, а из поездов дальнего следования лишь несколько, направляющихся в Белоруссию. Мне нравится наблюдать за тем, как они с ветром проносятся мимо, обдавая меня дымом и пылью, обжигая душу ощущениями чьих-то чужих, многих, неизвестных мне жизней. Впрочем, одна из них, проезжавшая однажды здесь, мне отчасти известна. Наверное, поэтому так тянет именно сюда, на эту железную дорогу, к белорусским поездам. Можно сказать, что эта жизнь, оставившая однажды позади мои родные рельсы и меня саму, разбила мне сердце. Но подобное изречение было бы слишком банальным. Всё началось раньше, гораздо раньше. И не всё было так мрачно.
 Знакомство с «моей» железной дорогой состоялось в январе. Мне было 14, я была полна сил, которые даже в утреннем холодном тумане позволяли мне беспрепятственно добираться по путям до точки назначения – преподавателя английского, жившего рядом со станцией - пешком. Это было даже удовольствием – идти вопреки преградам, проваливаться порой в сугробы, но верить в себя и в лучшее, что во мне есть. Воспоминания о первой любви ещё яркие, но с её неосуществлённостью душа примирилась. И она, душа, радостно и уверенно ждёт нового: новой любви, новых людей и дел. И самое главное, что она верит в то, что дождётся счастья. Хотя о том, что оно такое – это «счастье» - душа имеет крайне смутное представление. Как будто счастье – это незнакомый, прекрасный город, и просто нужно время, чтобы до него доехать. А когда доберёшься, увидишь и поймёшь, что вот оно – то самое, к чему стремился, объявишь себе: «конечная» - и останешься навсегда. Такое представление кажется смешным, но в 14 лет иначе мыслить, наверное, дано немногим.
    В 15 и 16 я приходила на железную дорогу, что называется, по старой памяти. К любимому столбику – 5й километр – рядом с которым неизменно лежали искусственные цветы. Я не задумывалась – почему. Я приходила просто погулять. Здесь близость счастья ощущалась особенно отчётливо – казалось, осталось совсем чуть-чуть, только руку протянуть, и…
…оно наступило. Окончание школы, институт как начало самостоятельности и одновременно совсем уже настоящая любовь. В общем, всё как у всех. И времени на прогулки по рельсам не стало, нужно было воплощать мечты и намеченные цели. Учиться, работать над собой, любить, познавать – всё это казалось тем самым счастьем. Именно казалось -  потому что постепенно стало ясно, что данный этап так назвать нельзя. Это была просто жизнь, одинаково приправленная как радостью, так и горечью. Счастье и боль слились в единый комок, застывший где-то в области солнечного сплетения. И тогда, в 16, стало очевидно, что оборотная сторона белого – чёрное, победы сменяются поражениями, и это, увы, неизбежно. Но  тем слаще и болезненней стали моменты истинной радости. И не только радости, но и страдания – они оказались одинаково дорогими и ценными, и остаются со мной до сих пор. Много всего было тогда, в юности – так много, что, казалось, целая жизнь прошла до…

…возвращения. Известно, что жизнь в какой-то мере идёт по спирали. Вернее, всё зависит от самоощущения. Оптимисты, свято уверенные в постулате «всё в моих руках», предпочитают говорить о жизни как об идеально ровной прямой. Как о том, что не знает понятия «прошлое» и никогда (!) не оборачивается. Те, кто не относится в оптимистам, утверждают иначе. И те и другие отчасти правы, но речь не об этом, а о том, что я вернулась на свои любимые рельсы. Вернулась, как пушкинская старуха – к разбитому корыту. Вернулась, когда поняла, что вся моя насыщенная, целеустремлённая, наполненная заботами, достижениями и планами жизнь дала сбой. Я не помню точно, когда именно это случилось. Может, в 20, когда предал лучший друг, и я серьёзно заболела? Или в 21, когда потерпела неудачу в очень большой любви? Или в 22, когда возвращалась по этим самым рельсам ночью домой, потеряв все принципы, со вкусом чужого, нелюбимого человека на губах?
Наверное, конец присутствовал в самом начале, уже в самом раннем, радостном и чистом. Это мне стало ясно уже после 20. Не зря считается, что чем человек старше, тем глубже он способен понять диалектику жизни.
   В 22 мне стало ясно, что виток спирали завершился. Или не виток, а вся спираль – кто знает? Появилось стойкое ощущение, что ничего и не было. То есть оно вроде было – вот дипломы об образовании, вот фотографии – но промелькнуло, осталось где-то в далёкой дали, к которой нет больше никакого пути, никакого ключика. И снова всё как будто заново. Только нет ни сил, ни
веры, ни душевной чистоты. Как-то пусто и бессмысленно всё. И вот последняя – снова несбывшаяся любовь – так странно похожая на первую. Только что отягчена страстью, отчаянием, ненавистью, а, в общем – с такими же чудными тёмными глазами и ласковым голосом. 10 лет между первой и последней – неужели так много?!       
   С насыпи очень хорошо виден чудесный яблоневый сад – в мае все деревья в нём в цвету – белые, розовые, красные. Газоны, берега прудов и дорожки заполнены разными людьми – молодыми семьями, пенсионерами, подростками… На детской площадке с упоением играет совсем юное поколение. Вырастают многоэтажки, район благоустраивается, жизнь неуклонно идёт вперёд (или всё-таки по спирали?). Что-то внутри сжимается от необъятности, вечности и красоты всего этого… И… от боли: я лишь наблюдатель. Уже давно не ребёнок, но почему-то не ставшая в полной мере взрослой - я вне игры. Вне, хотя так хотелось бы стать частью этой жизни и не думать, а просто … жить.
А ещё в Купчино (да, речь именно о нём) в мае – июне нельзя не залюбоваться на кусты сирени. Недолго – около месяца - неприметные в течение года растения наряжают столь же неприметный район в кружева нежных оттенков розового, белого, фиолетового. И уже только за это можно его полюбить. Индивид конечен, род – бесконечен, и почему бы окраине Питера не стать для кого-то центром, моделью всего мира, воплощением этой бесконечности? Пусть только для меня – абсолютно одинокой и разбитой, стоящей майским вечером на стареньких рельсах у обмелевшей грязной речки.
"Пусть в Купчино цветёт сирень,
Мелькают вёсны,
В Купчино растят детей,
И вот ты  - взрослый.
Загорелись огоньки,
И, значит, вечер.
Он касается руки,
Летит по встречной.
В Купчино спустилась ночь,
Сверкают звёзды,
Прошлое уходит прочь
И льются слёзы,
В Купчино приходит день.
Играют свадьбы,
Точно знают: впереди
Ждёт много-много счастья".