3 Друд ищет приключения и находит их
Первые дни Друда мучила необходимость всё время быть на людях: днём – в шумных классах, ночью – в дортуаре с кроватями на двадцать человек. Однако вскоре он привык, чему немало способствовала его дружба с Мереем. Мерей был самым богатым и знатным мальчиком в школе. В классе он сидел за самым последним столом и ничему не учился, кроме музыки, верховой езды и фехтования, необходимых для успехов в обществе. Мерей частенько нарушал дисциплину и дерзил учителям, считая их существами низшей породы, так как они работали за жалованье. Выкинув очередную злую шутку, он говорил: «Пусть терпят! В конце концов, мучаюсь же я, слушая их бредни, лишь бы они не остались без работы, так пусть и сами помучаются!»
Как признанный лучший наездник и фехтовальщик, Мерей вызывал глубокое восхищение всех мальчиков школы. Некоторые из них тенями следовали за ним, хотя он часто не останавливался перед тем, чтобы выказать им своё пренебрежение. Друд сразу попал под обаяние Меррея. Сам он заслужил благосклонность главного школьного светила тем, что мог составить ему пару в спортивных упражнениях, в то же время несколько уступая в силе и ловкости, а также умел занимательно рассказывать об охоте.
В классе Шанталь прочно обосновался на заднем столе среди других бездельников. Сначала он плохо учился по общеобразовательным предметам, чтобы насолить отцу, а затем по привычке. Впрочем, кроме предметов, увлекавших его кумира, Друд большое внимание уделял красоте почерка, изрисовав своими вензелями латинский словарь, а также иногда начинал ненадолго проявлять усердие в занятиях математикой, к которой у него были хорошие способности.
- Шанталь, возьмитесь за ум, вы можете добиться больших успехов, - тщетно взывал к нему учитель математики.
Друд предпочитал проводить свой досуг, швыряясь скомканной бумагой или обстреливая соседей горохом из деревянной палочки, за что его не раз наказывали битьём линейкой по рукам. Однако то, что надзирателю казалось позорным наказанием, в глазах бездельников с задних столов было верхом геройства, и Друд с гордостью демонстрировал товарищам иссечённую красными полосами руку.
Главным развлечением недели в школе были походы учеников в сопровождении учителей по воскресным дням в главный собор города Лизса, в котором располагалась школа. Там они слушали службу, а самые голосистые пели в церковном хоре. Друд не относился к числу последних, а потому, считая службу длинным и скучным мероприятием, развлекался, как мог. То он пытался читать слова молитвенника задом наперёд, то вверх ногами, то загадывал вопрос, а ответ искал на случайно открытой странице. Пресытившись этими забавами, мальчик начинал вертеть головой. Впереди взгляд его упирался в затылок высокого и широкоплечего ученика, зато справа, на лавках через проход, сидели девочки из женской закрытой школы. Если хоть одна из них поднимала глаза и случайно встречалась с ним взглядом, Друд начинал корчить рожи, пока она с презрением не отворачивалась или не начинала хихикать, прикрываясь молитвенником.
По возвращении в школу Мерей и его почитатели, в числе которых был и Шанталь, начинали хвалиться друг перед другом мнимыми успехами у прекрасного пола. Однажды, во время очередной похвальбы, Александр Элле, мальчик из зажиточной, но незнатной семьи, приближённый к Меррею за то, что у него всегда водились карманные деньги, заявил:
- Та девица с волосами, заплетёнными крендельками, совсем недурна. Она всю службу с меня глаз не сводила.
- Вот умора! Она не сводила глаз с этого набитого мелочью бочонка! – захохотал Мерей, повалившись на кровать и дрыгая в воздухе ногами. – Наверняка какая – нибудь уродина!
- Зря ты, она правда была ничего, - заметил Друд.
- Ну, может, на личико и нечего, - тут же согласился Мерей, - но уж ноги у неё точно кривые.
- Откуда ты знаешь? Ты никогда не видел её ноги! – возмущённо закричал Александр Элле.
Мерей онемел от вида явного бунта. Друд, желая предотвратить драку, сказал примиряюще:
- Положим, мы не знаем, какие у неё ноги. Но это можно проверить.
- Как? – спросил Элле.
- Увидите, только дайте мне в следующий раз сесть на лавку с края.
В следующее воскресенье, когда ученики пришли в собор, Друд устроился как раз напротив лавки, на которой сидела девочка с волосами, заплетёнными крендельками. Несколько раз он стрелял в неё горохом, чтобы обратить на себя внимание. Она робко поднимала глаза от молитвенника, косилась на него и умоляюще улыбалась. Добившись её внимания, Друд достал из кармана мышь, пойманную заранее, и, дождавшись, когда девочка в очередной раз поглядела в его сторону, выпустил зверька в проход. Мышь, два дня проведшая в духоте и темноте коробки, очутившись на свету, сначала оцепенела от звуков хора и органа, а затем бросилась бежать прямо вперёд. Девочка, увидев её, побледнела, завизжала и вскочила на скамейку, подхватив юбку, так что стали видны её ноги до колен. Другие девочки, увидев зверька, тоже стали взбираться на лавку и визжать. Впрочем, некоторые из них ничего не видели, но проделывали то же, что и соседки, на всякий случай.
Виновника срыва службы нашли быстро. Его назвал скромный ученик - сирота Роберт Уиксли.
- Предатель, - бросил в его адрес Друд, словно выплюнул.
- Вы совершили недостойный дворянина поступок, - тихо, но твёрдо ответил Роберт.
Подвиг Уиксли был велик. Если до этого его удостаивали лишь щелчков и подножек между делом, то после такого поступка травля со стороны Мерея и его дружков обещала стать упорной и систематической.
Друда при всех сильно высекли, разложив на лавке, после чего на неделю заперли в карцер, куда носили только хлеб и воду. После этого его авторитет среди бездельников взлетел на немыслимую высоту, зато в глазах начальства он упал так низко, что мальчику запретили совершенно покидать стены школы. Зимние каникулы он провёл, бродя по пустому двору и выглядывая на улицу в окошко калитки привратника. Когда товарищи вернулись в учебное заведение из дому, их рассказы до того растравили Друду душу, что во втором полугодии он несколько поутих в поведении и даже начал от скуки учиться. Директор счёл это изменение первым положительным плодом своей воспитательной системы, о чем не преминул сообщить Шанталю – отцу.
Родители часто писали Друду, а матушка, когда отец бывал в Дьюри – Гентоне, в своей конторе, присылала ему корзину с вкусной едой, а иногда и немного денег. В первые месяцы мальчик хотел наказать родителей, не отвечая на их письма, но за этим в школе строго следили. Раз в две недели все ученики усаживались в классе под надзором надзирателей, которые не выпускали никого до тех пор, пока не получали более или менее сносное послание «милостивому государю батюшке и дорогой государыне матушке» от каждого.
Сначала Друд не знал, что делать в школе с деньгами из дому, но Мерей быстро научил его покупать на них сласти через привратника. Ближе к весне интересы ближайшего друга мальчика изменились. Мерей вдруг начал очень заботиться о своей внешности и много говорить о той жизни, которую он будет вести, как только окажется за пределами школы. Через всё того же привратника он заказал на собственные средства завитой парик по последней моде, который примерял перед осколком зеркала, когда никто не видел. В школе запрещалось коротко стричь волосы и носить парики, но благодаря тому, что природная шевелюра Мерея не отличалась чрезмерной пышностью, новое приобретение и так сидело на нём отлично. Друд с завистью смотрел на друга и с ненавистью на свои густые каштановые волосы, стянутые сзади синей лентой. Следующим шагом Мерея к элегантности стали башмаки на высоких каблуках, которые прислала ему сестра, уже взрослая барышня, выезжающая в свет. Затем появились рубашка с кружевными манжетами и щегольская трость. Ближайшее окружение кумира школы среагировало мгновенно. Былые бездельники стали рассуждать о моде, усердно ходить на уроки музыки и танцев, а также тайком учиться играть в карты. Почтение к Мерею достигло невиданных размеров, ведь он был непревзойдённым знатоком, по крайней мере, десяти карточных игр.
В начале мая Друд, наконец, заслужил прощение директора и вновь был допущен в собор. Идя туда в первый раз после долгого перерыва, он поклялся в душе окончательно исправиться и стать первым учеником по математике. На службе он ни разу не оторвал глаз от молитвенника, и вернулся в школу с чувством начавшейся новой жизни. Однако уже в следующее воскресенье все его намерения пошли прахом. В этот день ученики закрытой мужской школы запоздали, и при входе их строй смешался с толпой других прихожан. Друда зажало между каким-то почтенным буржуа и похожей на палку старухой. Хотя он не мог двинуть ни рукой, ни ногой, буржуа высказал ему негодование по поводу наглой молодёжи, которая везде лезет вперёд, а старуха, не вдаваясь в объяснения, пребольно толкнула острым локтем. Вдруг мальчик почувствовал, как кто-то с силой тащит его назад, и не успел он разобраться в чём дело, как очутился вместе с Мереем за первой входной дверью, в то время как вторую, внутреннюю, заперли.
- Ты сошёл с ума! – с ужасом воскликнул Друд. – Как мы теперь войдём?
- Никак не войдём. Пусть эти умники парятся на службе, а мы погуляем по городу.
- Меня только неделю как выпустили за пределы школы, а теперь, благодаря твоей милости, снова запрут, и уж никак не меньше, чем на год!
- Ой – ой – ой, какие мы нежные! Да никто даже не заметит, что нас нет! В соборе уйма народу! Когда служба окончится, мы смешаемся с толпой, как будто вышли со всеми. Идём, не бойся, я покажу тебе такие места, которых ты раньше не видел!
Первые двести шагов Друд чувствовал сомнения и то ли угрызения совести, то ли опасения, что его ждут неприятности, но постепенно пришёл в бодрое состояние духа. По характеру своему он был исследователем, а потому незнакомые улицы вызвали в нём тот жгучий интерес, который ранее много раз заставлял его исследовать окрестности родительского имения, забираться в самые глухие уголки ближайшего леса и самые опасные части прилегающего к нему болота.
Прожив в Лизсе почти год, Друд почти его не видел, поэтому он с любопытством осматривался. По обеим сторонам улиц тянулись многоэтажные дома. Порой верхние этажи, выступавшие над нижними, находились так близко друг от друга, что между ними протягивались верёвки с бельём или перекидывались дощатые настилы, по которым можно было перейти из одного дома в другой, не спускаясь вниз. В распахнутых окнах глаза мальчика, привыкшего к однообразию, отмечали много занимательных деталей: клетку с щеглом, профиль старухи с крючковатым носом, поставленный остывать на подоконник кофейник, горшки с разноцветной геранью, умывающуюся кошку.
С двух сторон улицы пролегали сточные канавы. Напротив входов в дома через них были переброшены мостки. В канавах текла жёлто – зелёная вода, тащившая с собой ветки, пищевые отбросы, рваные башмаки и прочий мусор. Малыши пускали в канавах кораблики и палками измеряли их глубину. Когда по улице проехала карета, Друд и Мерей едва успели перебежать через мостки, чтобы не попасть под колёса.
Свернув в какой-то подозрительный переулок, мальчики очутились на маленькой площади, посередине которой находился фонтан с бассейном. Когда-то по случаю свадьбы давно забытой особы из королевской семьи в Лизсе был устроен праздник. На улицах городской магистрат поставил столы с угощением, а на площади устроил фонтан с вином вместо воды. Тогда этот квартал населяли богатые люди. Всю ночь они веселились, Балконы их домов украшали флаги и ковры, а улицы освещались факелами и фонарями, развешенными на протянутых от окна к окну верёвках.
Теперь квартал населял бедный люд. Шест с пучком соломы извещал догадливых приезжих, что дом по левую сторону с аркой, ведущей во двор с конюшней, является постоялым двором. Бывший фонтан служил свалкой, куда сбрасывали мусор жители двух других домов, и сливал остатки красок красильщик, занимавший первый этаж одного из них.
- У меня есть деньги, - сказал Мерей. - давай зайдём на постоялый двор и закажем вина.
- А может не стоит? – с сомнением спросил Друд, вспомнив матушкины увещевания.
- Ты что, боишься? – усмехнулся мерей. – Да ничего с нами не случится от одного стакана.
- А это приличное заведение?
- Самое что ни на есть приличное. Мой брат всегда останавливается здесь, когда приезжает за мной.
- У тебя нет брата.
- Родного нет, а двоюродный есть. Помнишь, он зимой приезжал, чтобы забрать меня на каникулы?
Друд поднялся по ступенькам постоялого двора с тем же чувством, с каким осуждённый поднимается по ступенькам эшафота. Он знал, что переступает родительский запрет на посещение подобного рода заведений. В голову мальчику лезли всякие истории об убийствах, случавшихся в таких местах, дерзких кражах имущества, похищениях людей, которые он слышал раньше.
Внутри комнаты, куда попали мальчики, стояли столы, за которыми ели и пили люди. В углу располагался очаг. Специально обученная собака вертела вертел с насаженным на него куском мяса. Воздух в помещении был сизым от дыма трубок, которые курили посетители, а также от чада очага. Не спасали даже распахнутые настежь окна.
Мальчики уселись за свободный стол. К ним подошла толстая служанка и поинтересовалась, что молодые господа будут заказывать. Мерей с видом завсегдатая заказал два стакана подогретого вина с имбирём. Вскоре Друд расслабился, тем более что вино приятным теплом растеклось по его телу. Разглядывая посетителей, он случайно встретился взглядом с офицером, евшим яичницу с беконом и почему-то очень внимательно разглядывавшим их с Мереем.
- Мерей, этот офицер что-то на нас так уставился, - сказал друд, толкая товарища в бок.
- Не мели ерунды, очень мы ему нужны! – отмахнулся тот.
- Да ты сам взгляни! Он нас сейчас глазами просверлит!
Мерей повернул голову и слегка обмяк, уменьшившись в росте.
- Вот чёрт! – воскликнул он. – Да это же брат Роберта Уиксли! Если он нас узнал, то устроит директору скандал! Надо убираться отсюда.
Мальчики выскользнули из-за стола и, стараясь сохранять спокойствие, выскользнули на улицу, где уже не стесняясь бросились бежать. Не успели они завернуть за угол, как из дома напротив прямо им под ноги кувыркнулся с лестницы человек в одних подштанниках. Вскочив, человек начал сыпать проклятиями и грозить двери, откуда он только что вылетел. Уличные мальчишки окружили его и засвистели. Из окон домов высунулись их обитатели, хохоча и ругаясь.
- Сумасшедший какой-то, - сказал Друд.
- Не сумасшедший, а проигравшийся. В этом доме находится кофейня, где играют в карты по-крупному. Я был здесь с братом, и он выиграл приличную сумму. Ну и погуляли же мы! – мечтательно закатил глаза Мерей
- Ладно, давай убираться отсюда, а то вдруг этот офицер нас выследит!
- Давай. И пришло же в голову этому олуху приехать в город именно сегодня! Наверняка он дожидается конца службы, чтобы посетить своего братца! Нужно быть поосторожнее, чтобы не попасться ему на глаза в школе.
Прогулка в город сошла мальчикам с рук, так что они повторили её ещё несколько раз, прежде чем выяснили, что можно не рисковать, сбегая со службы, а просто заплатить школьному сторожу денег за пропуск на волю и обратно, как это делали старшие ученики. Сторож охотно выпускал мальчишек по воскресным вечерам, когда у учеников было свободное время, и они разбредались по всей школе, так что отсутствие некоторых из них не было особенно заметно. Обычно старшие ученики использовали отлучки, чтобы прогуляться по центральной улице или потратить деньги в ближайшей лавке. Они всегда возвращались к ужину, принося сторожу то бутылку вина, то закуску. Впрочем, такие прогулки всегда оставались привилегией немногих счастливцев, имевших свободные деньги.
Широкие карманы Мерея и Друда расположили к ним сердце сторожа почти сразу, хотя для приличия им и было сделано внушение быть осторожными, не попадаться на глаза начальству, а уж если таковое и случится, выворачиваться из беды, не упоминая выпустившего их благодетеля.
Оказавшись на улице, мальчишки, клявшиеся и божившиеся, что они будут благоразумными, тут же забывали об этом. Несколько недель они бродили как лисы вокруг игорного дома, прежде чем решились туда зайти. Мерей надел парик, новые башмаки и прихватил трость. Друд ограничился тем, что сделал высокомерный вид. Почти возле самой кофейни, где вели игру, он заметил в окне девицу, которая ему томно улыбнулась.
- Кажется, я приглянулся этой милашке, - небрежно бросил он.
- Ты болван, Шанталь, - усмехнулся Мерей. – Это девица дурного поведения. Торчать в окне и улыбаться – это её работа.
Когда мальчики, усиленно изображая из себя бывалых посетителей подобных мест, вошли в игорный дом, они увидели большой стол, за которым сидящие вокруг люди резались в карты. Они так божились и чертыхались, что вызвали у Друда тайное восхищение. Сердце его бешено забилось при виде столбиков и горок золотых монет, лежавших возле некоторых игроков.
Молодые люди уселись за один из соседних столиков и, заказав кофе, стали так же, как и другие посетители, следить за игрой. Их пристальное внимание не осталось незамеченным. Один из игроков обернулся и, поклонившись Мерею, сказал:
- Вы, я вижу, сударь, не из наших мест.
- Да, я здесь проездом, - важно ответил юнец.
- Позвольте представиться, капитан Мортон, - сказал игрок, поклонившись. – Не хотите ли присоединиться?
- С удовольствием, - просиял Мерей, не ожидавший, что его тайное желание так скоро станет явью. Поднимаясь с места, он небрежно тряхнул подвешенным у пояса кошельком, в котором вместе с деньгами для тяжести были положены серебряные пряжки для туфель. Он представился как господин Финбурн. Игроки переглянулись и почтительно покачали головами.
Мерей уселся за стол и небрежно бросил на него десяток золотых монет.
- Вы, я смотрю, располагаете деньгами, сударь, - сказал капитан Мортон одобрительно.
- Да, стеснять мне себя не приходится, - многозначительно усмехнулся юнец.
- Правильно, терпеть не могу, когда всякие щелкопёры лезут в игру с мелочью, случайно затерявшейся у них в кармане.
- Ну, это не обо мне.
Друд слегка волновался, так как знал, что кроме пряжек в кошельке Мерея есть ещё только пять золотых и кольцо, которое он стащил у сестры, когда был дома. Впрочем, вскоре ему полегчало. Друг так стремительно выигрывал, что этому удивлялись все игроки за столом. По ходу дела велась беседа, и Мерей немало приврал относительно доходов своего отца и его поместий. Всё внимание сосредоточилось на нём, и Друду даже стало обидно.
Когда денег перед другом стало уже много, Друд попытался заикнуться о том, что пора бы им возвращаться, но тот только отмахнулся. И тут удача от него отвернулась. Столбики монет перед Мереем стали быстро таять. Друд снова завёл речь о том, что им пора, но как раз в этот момент его товарищу удалось отыграться. Правда, в последний раз. После этого он не только спустил всё, что было, но и влез в долги на 500 золотых моллеров.
- Может, попробуете отыграться? – вежливо предложил капитан Мортон.
- Нет, пожалуй, не стоит.
- Тогда нужно платить. Долг – дело святое, - сказал один из игроков, с грохотом придвигая свой стул к Мерею.
- Ну да, конечно, - заявил тот с наигранным оптимизмом, и сильно побледнел. – однако вы понимаете, господа, что таких денег с собой никто не носит. Мне нужно сходить за ними, но я обязательно вернусь.
- Слышали мы эту песенку уже не раз, - сказал другой игрок и, встав, через стол навис над мальчиком. – Вы, сударь, проигрались, а теперь попытаетесь скрыться и оставить нас с носом.
- Ну что ты, Перкинс, - с укором заметил капитан Мортон, - зачем же так сразу? Скажите, сударь, - обратился он к Мерею, - где находятся деньги, которые вы нам задолжали?
- Да здесь, недалеко, в гостинице. Я могу сходить.
- Вот и отлично, - сказал капитан, снимая со спинки стула свой плащ. – Сейчас мы пойдём все вместе и возьмём их.
- Да что вы, господа, не доверяете мне? – спросил Мерей с натянутым удивлением. – Я и сам могу принести всё. Я же благородный человек!
- Доверяй, но проверяй, сударь, - отозвался Перкинс, перекладывая фарфоровую трубку из одного угла рта в другой.
- Да не сбегу я! – продолжал уверять всех юнец. – Вот и друг мой может подтвердить. В конце концов, Шанталь, ты ведь можешь здесь остаться и посидеть, пока я не вернусь. Ты-то ведь уверен во мне?
Друд, по старой школьной привычке привыкший покрывать своих, подтвердил. Игроки после непродолжительного спора согласились отпустить Мерея одного. Друд остался в кофейне. Первый час ожидания в душе его боролись надежда и сомнения. С одной стороны, он был уверен, что Мерей его не бросит, а с другой стороны, недоумевал, где друг возьмёт столько денег. Позже ему пришло в голову, что Мерей может привести кого – нибудь из старших, чтобы его выручить.
За окном начинало вечереть. Игроки сидели за столом и молча курили. Перкинс взгромоздил ноги на столешницу и надвинул шляпу, так что из – под неё торчал только его крючковатый нос. Друд вдруг заметил, что одежда игроков не так уж хороша, как ему показалось вначале. У некоторых кафтаны были несколько потрёпаны, у некоторых они явно были с чужого плеча, манжеты и шейные галстуки измяты и кое-где порваны, сапоги стоптаны.
- Мортон, этот щенок сбежал, - сказал Перкинс через некоторое время.
- Погоди, есть ещё возможность подождать, - миролюбиво ответил капитан.
- Я думаю, надо сходить проверить. Как он назвал гостиницу, в которой остановился?
- «Золотой лев», - услужливо подсказал один из игроков.
- Я всё-таки схожу проверю, а вы не спускайте глаз с этого мальчишки, - сказал Перкинс и, с грохотом сняв ноги со стола, вышел на улицу.
Вечерело. В квартал стали возвращаться рабочие. Друд сидел, как на иголках. Но напрасно он высматривал в окнах Мерея, тот не возвращался. Зато вскоре вернулся Перкинс.
- Проклятье! – заорал он с порога. – Не останавливался в этом «Льве» никакой Финбурн! Мы потратили целый день на мошенника и остались без денег!
- Как не хорошо лгать старшим, - обратился к Друду капитан. – Что же это значит?
- Это значит, что нас провёл молокосос! – продолжал бушевать Перкинс – Вместо того, чтобы потратить время с пользой, мы потратили его, обихаживая мошенника с пустыми карманами! А всё ты, Мортон! «Он похож на сынка богатея с деньгами! Он похож на сынка богатея с деньгами!»
- Не кричи, Перкинс, - остановил его капитан. – Сейчас мы всё узнаем. Скажи-ка, дружок, - обратился он к Друду, - где твой товарищ, и есть ли у него деньги?
Все игроки уставились на мальчика. Он покраснел и опустил глаза. Как хороший товарищ, он должен был молчать и покрывать Мерея, однако это молчание могло выйти боком ему самому. Он понял, что попал в руки карточных шулеров, принявших Мерея за богатого наследника и намеревавшихся ободрать его как липку, а теперь разъярённых неудачей. В конце концов он вынужден был признаться, что скорее всего Мерей не вернулся, потому что не нашёл денег.
- Не нашел денег! – забегал взад-вперёд по кофейне Перкинс. – Да я сейчас разнесу голову этому обманщику!
- Перкинс, вы ведь не торопитесь на виселицу? – спокойно поинтересовался капитан и добавил: - Лично я не вижу здесь трагедии. Я отпустил этого желторотика, потому что здесь осталась компенсация на случай, если он не вернётся. Посмотрите, перкинс, одежда этого молодого человека не такая яркая, как у его товарища, но она новая, сшита у хорошего портного и из дорогой ткани. Один кафтан потянет на пятьдесят моллеров. Прибавьте к этому шёлковую рубашку, чулки, башмаки с серебряными пряжками, шляпу – да тут всего на двести моллеров!
- Постойте, а в чём же останусь я? – спросил Друд. – Позвольте, я напишу отцу…
- Слышали мы про таких отцов! – рявкнул Перкинс. – скидывай кафтан!
- Долги нужно платить, мой мальчик, - ласково сказал капитан. – Мы тоже не останемся в долгу. Мы преподнесём вам два урока: не стоит связываться с дурными товарищами и не стоит играть в азартные игры, если не имеешь денег.
Друд резко вскочил и бросился к двери, но его схватили и повалили на пол. Несколько человек набросилось на него. Мальчик успел укусить одного, лягнуть другого, но в итоге был избит, раздет и выброшен за порог. Появление его на улице в одних подштанниках привлекло всеобщее внимание. Торговки с тележками громко загоготали, мальчишки засвистели. Вокруг собралась толпа. Его приняли за мелкого мошенника, пойманного с поличным.
Друд прижался спиной к стене и затравленно оглядывался. Не будь толпа такой плотной, он, вероятно, в горячке бросился бы бежать. В голове его мутилось от ужаса, унижения и растерянности. Вдруг толпа раздвинулась и через неё пролезла толстая девушка с жёлтыми соломенными волосами, уложенными в растрёпанную причёску. На ней было несколько полинялое когда-то богатое платье с открытыми плечами.
- Что уставились? Что разоврались? – закричала девушка. – Нашли развлечение издеваться над человеком!
Потом она обернулась к Друду и, взяв его за руку, сказала:
-Пошли со мной.
Друд был рад и такой спасительнице. Он последовал за ней безропотно. Толпа снова раздвинулась и пропустила их.
- Утешь, утешь его Агафья! – заулюлюкали мальчишки. – Приголубь его!
Девушка ввела Друда в дом напротив. Они поднялись на второй этаж. В бедной, несколько запущенной комнате большую часть пространства занимала кровать с облезлыми позолоченными столбиками и балдахином. У окна стояли стол и сундук.
- Ты где живёшь? – спросила девушка, запирая дверь изнутри.
- В школе, - ответил Друд.
- В школе? – неодобрительно отозвалась Агафья. – А ведь наверняка мать твоя, добродетельная женщина, учила тебя, что дурно играть в карты.
Друд не ответил. Его била сильная дрожь, а из глаз от нервного потрясения сами собой лились слёзы.
- Я дам тебе женскую одежду, - продолжила Агафья, повернувшись к нему спиной и открывая сундук. – Мужской у меня нет.
- Я не надену женскую.
- Хорошо, ступай, в чём есть, - рассердилась девушка, но, посмотрев на мальчика, смягчилась. – Не бойся, мы выйдем через заднюю дверь, я дам тебе шаль и сама провожу до школы.
Вскоре Друд был обряжен в платье и чепец, а на голову и плечи ему набросили шаль. Взглянув на себя в зеркало, он увидел в нём бледную, испуганную и зарёванную девицу. И в таком виде ему нужно было пройти через весь город до школы!
К счастью, на задней лестнице никто им не повстречался. На улице уже было достаточно темно, но мальчик шёл, опустив глаза и шарахаясь даже от своей тени. Дойдя до угла, за которым начиналась площадь, одну сторону которой замыкал глухой забор с воротами школы, Агафья остановилась.
- Дальше я не пойду, - сказала она. – Плохо будет, если вас увидят в моей компании. Идите с Богом, сударь.
Друд, занятый собой, только кивнул в ответ. Круг света, падавший на площадь от фонаря, который ему предстояло пересечь, представлялся мальчику неодолимым препятствием. Когда он, наконец, собрался с духом и дошёл до ворот, сторож, открывший окошко на стук, закричал:
- А ну иди вон отсюда, распутница! Это мужская школа! Нечего тут ошиваться!
Только голос и мольбы Друда, назвавшего сторожа по-имени, заставили последнего открыть калитку.
- Да что же это с вами, сударь? – испуганно спросил сторож, втолкнув мальчика в свою сторожку. Он ярко представил, что было бы, если бы наутро Друд не нашёлся в школе.
- Я проигрался в карты, - соврал Друд, снимая чепец.
- Раненько вы начали, сударь. Что же теперь делать?
- Скажите, а Мерей вернулся?
- Да уж три часа как здесь.
- Попросите его принести мне одежду.
Сторож ушёл, но, видно, судьба ещё не окончила свои шутки, потому что когда он вернулся, то одежду принёс не Мерей, а Роберт Уиксли.
-Извините, сударь, но друга вашего я не нашёл, а господин Уиксли не из болтливых.
Друд готов был провалиться сквозь землю. Когда он переоделся, а сторож припрятал у себя женские тряпки, мальчики вышли на улицу.
- Уиксли, вы должны поклясться, что никто не узнает об этом, - сказал Друд, хватая Роберта за рукав.
- Отпустите меня, - потребовал Уиксли, и он подчинился. – Я не могу дать такого слова. Если обнаружится пропажа вашей одежды, то обвинят служанок или прачку. Я не хочу, чтобы из-за вашего легкомыслия пострадали другие люди.
- я вам клянусь, что я сам во всём признаюсь, если что-то выйдет наружу.
Уиксли задумался. Друд с надеждой не сводил глаз с его лица.
-Хорошо, я принимаю ваши условия, - согласился Роберт. – Однако вы должны поклясться, что больше не станете покидать школу без разрешения и шататься где попало.
Друд вынужден был дать слово. Слово «шататься» в устах положительного Уиксли больно резануло слух Шанталя, поэтому глядя, как Роберт удаляется, мальчик скривил отвратительную рожу и прошептал: «Зануда!»
Городские часы отбили девять раз. Друд отправился в комнату, где ученики проводили вечерние часы. Мерей, болтавший с кем-то, бросился к нему и зашептал:
- Я знал, что ты выберешься! С твоим умом и не провести этих лопухов!
- Почему ты не вернулся в кофейню? – спросил Друд..
- я пытался, но меня сцапал учитель латыни. Я же не мог сказать, где ты находишься, иначе тебя выперли бы из школы. Пойдём послушаем Норберта, он рассказывает уморительные вещи о своих сёстрах!
Глядя на лёгкость, с которой Мерей воспринял то, что он бросил своего лучшего друга одного, среди шайки шулеров, Друд вдруг почувствовал к нему отвращение. Мысленно он начал искать предлог для отказа, и тут ему помог надзиратель.
-Шанталь, подойдите сюда, - позвал он.
Когда мальчик подошел, он спросил:
- Где вы были? Что-то вас не было видно сегодня вечером.
- Я читал книгу, - соврал Друд.
- Да неужто? – повеселел надзиратель – И какую?
- Учебник греческого языка.
- Ну, если не сочиняете, сударь, то вот вам награда, письмо из дома.
Письмо было от матушки. В нём она писала о сыне соседа, который пристрастился к картам и за это был изгнан отцом из дома. Вскоре он проиграл и оставшуюся наличность, после чего оказался в долговой тюрьме. Отец согласился выкупить его лишь с тем условием, чтобы сын завербовался в матросы на корабль, уходящий в колонии – к Андегавским островам. Красноречиво описывая, как проигравшийся молодой негодяй крал дома вещи, матушка умоляла Друда никогда не связываться с картами.
Письмо стало последней каплей. Друд убежал на чердак, где сушилось бельё, и долго просидел там, переживая унижения и позор, выпавшие на его долю в этот день. Из случившегося он сделал вывод, что не всегда благородное происхождение обеспечивает превосходство в моральных качествах и поведении, ведь Мерей поступил с ним подло, а уличная девица Агафья – благородно. Друд на всю жизнь возненавидел карты.