1 . Друд ссорится с отцом и прыгает в окно
- Дэвид – Рудольф, - сказал отец, и Друд понял, что если уж дело дошло до полного имени, значит, день у него будет сегодня неудачным.
Мальчик – подросток, рослый для своих четырнадцати лет, стоял возле окна в довольно вольной позе, скрестив руки на груди. Чтобы показать, что серьёзные беседы родителя ему нипочём, он то откровенно иронично глядел в лицо отцу, то бросал нарочито скучающие взгляды на улицу.
- Дэвид - Рудольф, - снова повторил отец торжественно, - ты уже довольно взрослый и через несколько лет, надеюсь, станешь мне надёжным помощником. Однако для этого тебе необходимы прочные знания.
- Разве я не получаю знания каждый день? – перебил его Друд, усмехаясь уголками губ. Перед его мысленным взором возникла печальная фигура бедного студента, с терпением мученика нёсшего крест по его обучению.
- Не хочу отрицать достоинства господина Вейла, от которого ты получил некоторые знания, однако они далеко недостаточны. Поэтому ты поедешь в хорошую привилегированную школу.
- Матушка этого не переживёт, - самоуверенно заявил Друд, вспомнив, как в прошлом году подобная попытка сорвалась ввиду матушкиных обмороков, судорог и сердцебиений, возникших из-за её нежелания расставаться с сыном и вынудивших сурового родителя отказаться от своей затеи.
- С матушкой всё улажено. Ты простишься с ней рано утром, перед отъездом.
Друд понял, что на этот раз отец обошёл его, изолировав главного его адвоката. Спору не было, в последнее время он вёл себя настолько развязно, что иной раз сам удивлялся, почему его не остановят. Неужели даже терпение матушки дало трещину? Не сомневаясь, что сумеет настоять на своём, мальчик заявил:
- Завтра? Завтра я не могу. Это слишком рано.
- Именно завтра, милый. Всё готово к твоему отъезду.
- Но завтра мы с Подлером идём ставить силки на зайцев!
- Силки подождут до каникул. Я обещал матушке, что если ты будешь вести себя хорошо, то проведёшь каникулы дома.
- Каникулы будут бог весть когда! Я иду ставить силки на зайцев и посылаю к чёрту эту школу! – раздражённо крикнул Друд, топнув ногой.
- Вот именно поэтому ты отправишься туда как можно скорее. Женское воспитание совершенно тебя испортило, - всё ещё спокойно сказал отец, но в голосе его зазвенели железные ноты.
- Я иду ставить силки, а если нет, то я не знаю, что я с собой сделаю! – ещё более раздражённо закричал Друд, надеясь, что его слова достигнут ушей матушки.
- Я вижу, что моё решение совершенно правильное, - констатировал отец. – Сейчас ты отправишься в свою комнату, и будешь находиться там, пока тебя не позовут к ужину. Ужинать будешь один.
- Ты не хочешь меня видеть? Ну, так ты меня никогда не увидишь!
Друд бросился к балкону и перекинул ногу через парапет. Он ожидал, что отец испугается и пойдёт на попятную. Чтобы предоставить ему эту возможность, мальчик обернулся и постарался сделать как можно более жалобное лицо, выжимая при этом из себя слёзы и судорожные рыдания. Однако отец не двинулся с места. Тогда, охваченный внезапным мстительным чувством, мальчик взглянул вниз. Под балконом покачивались густые кусты сирени. Зажмурив глаза и задержав дыхание, Друд перебросил вторую ногу и оттолкнулся от парапета. Сиреневые ветви, царапая, приняли его, после чего он скатился на землю. Вскочив, мальчик сделал несколько шагов, но тут же упал с криком, полным ярости. Из – за угла дома уже бежали слуги.
Друда перенесли в комнату, уложили на постель, после чего все ушли. Через некоторое время пришёл отец и сел возле кровати на кресло.
- Уходи! Ты этого хотел? Теперь тебе хорошо, да? – злобно закричал Друд сквозь слёзы.
- Скоро придёт доктор, - попытался успокоить его отец, явно испытывая моральные мучения от создавшейся ситуации.
- Не нужно мне никакой помощи! – заявил Друд и отвернулся, однако когда карета с доктором подъехала к дому, он уже так намучился с огнём горевшей ногой, что безмолвно подчинился всему, что с ним делали.
После тщательного осмотра врач не нашёл у него ничего страшного, кроме растяжения связок, и наложил тугую повязку. Отец поблагодарил его и попросил пройти в гостиную, где они обычно курили трубки и пили вино, когда доктор приезжал с дружеским визитом. Прежде чем выйти вслед за гостем, он обернулся и спросил:
- Ты ничего не хочешь мне сказать, сынок?
Друд отвернулся и сжал зубы, чтобы случайно не всхлипнуть.
- Значит, я принял правильное решение, - сказал отец. – Завтра ты отправишься в школу, даже если придётся нести тебя на носилках!
После его ухода мальчик остался один. Он смахнул на пол ужин и всю ночь проплакал от жалости к себе.
2 Друд размышляет о дворянском происхождении
«Дэвид – Рудольф Эберт Шанталь, 14 – и лет, сын Эберта Ирлинга Шанталя, судовладельца. Принят 14 сентября 1700 года.
Писать родителям: провинция Мирлауд, имение «Клёны» близ Дьюри – Гентона.
За год уплачено 200 золотых моллеров и ещё 20 серебряных лейров».
В то время как директор школы вписывал эти сведения в толстую разграфлённую книгу, Друд сидел на табурете и ощущал себя узником, определяемым в тюрьму. Полное сходство завершало окно со свинцовым решетчатым переплётом, в которое были вставлены маленькие квадратики цветного стекла.
Отец, высокий и плечистый, сидел рядом. Когда он двигался, то золото вышивки на обшлагах его тёмно – синего кафтана царапало бархат, а новые кожаные сапоги поскрипывали. Сын не смел поднять глаз на его широкое, обветренное лицо, а сидел, уставившись на шляпу, лежавшую у отца на коленях.
- Мой сын – способный мальчик, но женское воспитание дома совершенно испортило его, - говорил отец. – Моя жена – добрейшая женщина, но она не отдаёт себе отчёта в том, что чрезмерной любовью губит его. Я же часто бываю в отъезде…
- Так уж бог создал матерей! – развёл руками директор. – Но вы не беспокойтесь, господин Шанталь, мы справимся с этим. Вы верно слышали о сыне господина графа Розье? С ним была точно такая же история. Он провёл четыре года в нашей школе и теперь является примером учтивости и образованности.
- Я потому и выбрал вашу школу, - продолжил отец, - что она даёт образование, достойное дворянина.
- Да – да, - подхватил директор, - фехтование, верховая езда, латынь, греческий – всё, что надо для того, чтобы блистать в обществе!
- Ваша школа славится отменной дисциплиной…
- Да – да, дисциплина - прежде всего!
Друду беседа отца с директором казалась бесконечной, но когда она закончилась, он вдруг понял, что не готов с ним расстаться. Однако когда отец наклонился, чтобы попрощаться и спросил, не хочет ли сын что-нибудь ему сказать, Друд изобразил ледяное равнодушие, хотя сердце его разрывалось. Если бы он мог пересилить свою гордыню, то бросился бы отцу на шею, обхватил руками большую родную голову в длинноволосом тёмной парике и попросил прощения. Вместо этого он промолчал. Не дождавшись от сына ни слова, отец поджал нижнюю губу, так что в углу рта образовалась горькая складка, и, кивнув директору, вышел вместе с ним. Эти минуты стали самыми тяжёлыми. Если бы не больная нога, гордыня Друда, возможно, была бы побеждена, а прощение испрошено и получено. Однако когда он созрел до мысли броситься вслед и дохромал до середины лестницы, драгоценное время ушло. Чтобы никто не догадался о его порыве, Друд вернулся в кабинет директора. Когда сам хозяин кабинета, маленький круглый человечек в новеньком парике, обильно посыпанном пудрой и потому резко контрастировавшим с его багровой физиономией, вернулся, то обошёл два раза вокруг табурета, на котором сидел мальчик, и сказал, потирая пухлые ручки:
- А мы, стало быть, сударь, спесивы. Это крупный недостаток, сударь. Но ничего, мы это исправим, исправим…
Затем он позвонил в колокольчик и вызвал надзирателя, чтобы тот отвёл «господина Шанталя» к другим ученикам. Надзиратель доставил Друда на задний двор школы, окружённый высоким забором. Во дворе резвилась целая толпа мальчиков. Как только новенький остался один, к нему сразу же направился высокий худощавый подросток с настолько жидкими и бесцветными волосами, что сквозь них просвечивала голова. Глаза у него были бледно – голубые, а брови и ресницы – светлые. За подростком бежали пять – шесть мальчиков разного возраста, видимо, составлявшие его свиту.
- Я – Гай Любильер, владетель Мерей. А вас как зовут? – спросил подросток церемонно.
- Меня зовут Друд… То есть Дэвид – Рудольф Шанталь.
- Надеюсь, вы дворянин?
- Да.
- Хорошо, что вы не из этих новых богатых выскочек. У ваших родных есть имение?
- Есть, возле Дьюри – Гентона. Называется «Клёны».
- Приятно слышать, что благородный дворянский род сохранил своё имение. Увы, знатность нынче не в чести. Богатые безродные выскочки скупают дворянские гнёзда у разорившихся семейств, как будто, захватив их, они приобретут соответствующие ум, благородство и манеры. Нет, что предаётся по наследству, то передаётся по наследству. Вы согласны со мной?
- Да, - неуверенно сказал Друд, потому что чистота его дворянской крови была сомнительная. Дело в том, что его отец, богатый и незнатный, приобрёл дворянский титул, женившись на его матери, знатной, но бедной, а заодно и выкупил заложенное имение.
- Вы мне нравитесь, Шанталь. Будем друзьями. Можете называть меня по названию моего имения – Мерей, - милостиво разрешил Гай Любильер.
В знак своего благоволения новоиспечённый друг послал одного из мальчиков своей свиты принести Друду стул, и стал расспрашивать его о домашней жизни. Новичок не посмел утаить из своего прошлого почти ничего, за исключением слёз и чувства вины перед отцом.
- Прыжок с балкона в доказательство своей правоты – это сильно, - одобрил Мерей. – И не переживайте из-за того, что вы сюда попали. Скоро вы поймёте, Шанталь, что здесь не так плохо, как кажется.