Разговор с мамой

      
Эту историю мне рассказал по секрету мой давний знакомый Александр Абрамыч.


Абрамыч – совсем  уже старый с точки зрения российского обывателя еврей-пенсионер, и довольно таки пожилой юноша с точки зрения государства Израиль. О чем судить можно уже хотя бы по тому, что пенсию в России он получает уже несколько лет, а для израильской  пока еще молод. Но мечтает о ней со всем пылом остатков молодости, потому что даже и не еврею понятно, что две пенсии лучше, чем одна.


Впрочем, история не об этом, а об его племяннике Илюше (в России он был бы Ильюшей), с которым мой знакомый  познакомился в разведке. Но только не в той разведке, которая на фронте, а в разведке по поводу получения израильской пенсии. Хотя, принципиально, он мог бы познакомиться с Илюшей и в той разведке, которая на фронте,  если бы Абрамыча туда удалось затащить. Но это вряд ли - что там делать старому еврею,  а вот Илюша как раз бывает там часто. Потому что он служит снайпером в израильском спецназе.


Но это военная тайна, и поэтому об этом не знает никто, кроме его родственников, включая, конечно, Абрамыча, меня, раз уж мы с ним знакомые, ну и буквально некоторых ближайших соседей.  Собственно, и сам Абрамыч тоже  ничего не узнал бы об этом, если бы в одну из суббот не оказался в числе гостей у своей сестры - матери Илюши,  в небольшом городке в ста километрах от Тель-Авива по поводу разведки об этой самой пенсии. Но теперь Моссад может быть спокоен по поводу дальнейшего распространения упомянутых  секретных сведений, потому что эти записки, может быть, никто до конца и не дочитает.


Ну а если дочитает, то узнает следящее.  Раз уж речь зашла о военной тайне, то нельзя пройти мимо еще одной, случайно выданной Илюшей за обеденным столом, за которым завязался обычный таки непринужденный еврейский разговор.


- А как же вы, извиняюсь, в этой пустыне писаете и какаете?- спросил Илью кто-то из гостей. - Первым делом мы, конечно, ищем глазами разделительную стену. Забираемся на нее, выбираем, где побольше кучка террористов, и прямо туда писаем и какаем. - Бедный мальчик, тяжело вздохнула мама, - ведь это так неудобно писать и какать с забора.  Причем заявила  она об этом с таким знанием дела, как будто сама всю жизнь просидела на заборе. Но, может быть, отсутствие у нее практического опыта в этом вопросе было и к лучшему, потому что ее сто двадцати килограммовое тело выдержал бы редкий забор, а если бы и выдержал, то точно это была бы картина не для слабонервных. Но вернемся к Илюше - чуть позже он все таки признался, что на самом деле во фронтовых условиях  еврейский спецназ, во всяком случае Илюшин взвод, ходит в туалет чуть по другому: - Если рядом никто не стреляет, то  мы снимаем с головы каску, кладем в нее  полиэтиленовый пакет, вырываем  в песке ямку, засовываем туда каску и садимся на нее сверху. Делаем туда все, что получится, а потом пакет зарываем в песке, так что ни один зеленый не подкопается даже если сильно захочет. - Ну а если стреляют? – продолжал приставать все тот же неугомонный гость. "Тогда только -  памперс", закончил тему Илюша.


Однако забудем теперь уже о памперсе и обо всем другом, что отвлекает нас от основной темы рассказа, и  попытаемся таки его закончить.


Однажды судьба забросила Илюшу в одну из близлежащих стран, назовем ее условно - Лебан, но не с девушкой на берег моря, а  по приказу правительства защищать интересы родины, то есть Израиля. А поскольку туда племянника Абрамыча никто не приглашал, как, впрочем, и остальных израильтян, то Илюша в составе еще пятерых своих товарищей и командира оказался в окружении. Но беда была даже не в этом, а в том, на них нападало человек тридцать. А сколько еще было на подходе, то лучше об этом не вспоминать. Поняв что их дело швах, командир сказал: «Сынки,  я не хочу вас пугать, но на всякий случай позвоните домой и попрощайтесь».


Время уже клонилось часам к трем ночи. К счастью, связь сработала отлично, все же  это была не какая-нибудь Южная Осетия, и вскоре он услышал в телефоне такой родной голос мамы.


-  Илюша, а ты, случайно, не обалдел звонить маме в три часа ночи?
-  Мама, возразил он, - кажется, я не смогу прийти  к тебе в  эту субботу.
-  Это очень плохо - прокомментировала новость мама. – Каждый хороший еврейский мальчик должен приходить  по субботам к своей маме кушать фаршированную рыбу фиш.
- Видишь ли, мама – не унимался Илюша, - мы в окружении, и вокруг очень сильно стреляют.
 - И ты по таким пустякам беспокоишь свою маму ночью и мешаешь ей спать?  Да, я слышу какие-то помехи на линии. А ты уже сколько времени в засаде? Всего два дня? А твой дедушка во время войны просидел в окружении два года, и ничего с ним не случилось.  Так что ты заканчивай этих глупостей и чтобы в субботу был у меня как этот…как его… Что там бывает у вас на конце ружья?
– Мушка, что ли?
–Сам ты мушка, - ответила мать, что еще такой длинный и острый.
 –Ну, штык что ли?.
 –Да, да, как  штык, - подтвердила мама и повесила трубку.


Немного озадаченный, Илюша рассказал о своем разговоре с мамой своим товарищам, но не сильно их удивил, потому что от своих  мам они услышали  примерно то же самое. Тогда Илюша потуже затянул ремешок  каски, смахнул слезу – одна все таки просочилась на щеку и при стрельбе мешала бы целиться, высморкался , протер  носовым платком ночной прицел своей снайперской винтовки и выстрелил.  Похоже, куда-то попал, так как на противоположной стороне раздался чей-то вскрик и  послышалось тяжелое падение тела. А потом выстрелил еще раз и еще раз попал, поскольку благодаря ночному прицелу он видел противника как на ладони, а противник его нет – откуда у них в этом  Лебане (а, может быть, и не в Лебане) столько денег на ночные прицелы?.  А потом  еще раз нажал на курок, и еще…


Где-то часа через три боя выстрелы со стороны противника стали раздаваться все реже, так как его силы уменьшились примерно до сил Илюшиной команды. А ко времени утреннего намаза выстрелы и вовсе прекратились . Тогда  бравые еврейские бойцы задами, как Котовский, потихоньку прокрались к своим. Причем Илюше удалось притащить на себе то ли одного, то ли парочку своих раненых товарищей.


Впрочем, он и сам получил какое-то небольшое ранение, что таки помешало  ему в ближайшую субботу попасть к маме на фаршированную рыбу. И получил от нее нагоняй, зато от израильского правительства он получил какой-то особый орден, хотя, конечно, маминого нагоняя он не стоил.


Таковой оказалась сила сила маминого слова, идущего из самой глубины ее души, ведь, по большому счету, если бы не ее разговор  с сыном в ту роковую ночь и не ее материнская поддержка, то, возможно, его место за  субботним столом вполне могло  бы остаться  навсегда пустым.

Но обо всем рассказанном прошу никому ни слова, все же чужие секреты надо уважать.

P.S. Описываемые в рассказе события, равно как и упоминаемые в нем имена географические и собственные, национальности героев и их профессии, типы применяемого оружия и его частей, названия блюд и их компонентов, а также названия государственных учреждений являются всего лишь  художественным пересказом услышанного автором, и за любые совпадения с реальностью он снимает с себя всякую ответственность.

P.P.S. Полное имя моего знакомого, чьи рассказы я всегда слушаю с большим интересом, - А.А.Догмаров.