Он встретил ее в тот период, когда Она задыхалась под гнетом навалившихся проблем, и ей как никогда нужна была поддержка и опора.
Огромный дом, оставленный без мужских рук и пригляда, мало-помалу рушился, бизнес трещал, а Она рвала себя на части, не успевая ничего и нигде.
Однажды Она приехала по каким-то делам в офис охранного предприятия со своим братом. Он был знаком с ее братом (когда-то служили вместе), и так получилось, что в тот день он дежурил в офисе, и брат их познакомил. Она была все еще привлекательна, - с хорошо сохранившейся фигурой, вылепленной в фитнесс-клубах и массажных кабинетах, а толстый слой штукатурки на лице скрывал следы бурной жизни. Словом, Она понравилась ему, уставшему от одинокого существования, с первого взгляда. К тому же будучи опытной грешницей, Она легко вскружила ему голову, увидев в отставном офицере крепкую руку и опору в будущем. А Он был мужчиной видным - симпатичный, крепкого телосложения, сорока трех лет от роду.
В постели Она была скована, всячески показывая ему, что давно не занималась сексом. И Он скушал этот фортель по полной…
Через месяц Он перешел жить в ее дом, сразу же став его рабом. График работы охранника - сутки на работе, трое дома позволял ей использовать сожителя с полной нагрузкой. А Он, ослепленный любовью, не обращал на это никакого внимания, работая не покладая рук и не жалея сил для любимой.
Он не обращал внимания на очевидные, казалось бы, признаки неверности – долгие отлучки, запах перегара, когда Она возращалась по ночам домой, выпавшие нечаянно из ее сумки презервативы. Напрочь забыл рассказы ее брата о прежних высокопоставленных любовниках своей жены.
Очень скоро стали возникать проблемы с сексом. Приезжая домой в ночь-полночь, Она кривила лицо, рассказывая, что "голова болит до такой степени..." Он помогал ей раздеться, заботливо укладывал в постель, сиротливо пристраиваясь с краю, боясь пошевелиться, чтоб не потревожить ее. Случаи секса стали происходить раз в полтора-два месяца, а придирки по поводу и без повода - ежедневно. Но и тогда молоточек тревоги не застучал в его мозгу.
Он работал на ликеро-водочном заводе, охранял проходную. Завод работал круглосуточно, выдавая крайне необходимую народу продукцию. В ту ночь грузили фуры для Сыктывкара, и машины под погрузку и груженные сновали через проходную всю ночь. Он и его напарник к утру валились с ног, забегавшись к машинам и от них. Открывая-закрывая ворота и ставя печати на накладных о выпуске машины.
Домой он приехал в полусонном состоянии. Сбросив одежду на первом этаже, в гостиной, Он сразу отправился в душ, чтобы смыть пот и грязь. Минут двадцать простояв под струями воды, он вышел из ванной и нос к носу столкнулся с нею. Глаза ее метали молнии:
- Ты что тварь, не мог свою одежду прибрать?! Раскидал свои вонючие носки по всему дому! Я что обязана их собирать?! - и носки полетели ему в лицо.
Он молча поднял их и направился в спальню.
- Ты глухой, урод? Живешь в моем доме, сидишь на моей шее, жрешь тут, так будь добр...
Закончить Она не успела. Никто и никогда не позволял себе так оскорблять его. Тем более, без повода… Круто развернувшись, Он впечатал ей звонкую оплеуху, от которой Она отлетела в угол.
Он собрал свои вещи, которые поместились в одну большую сумку, и, хлопнув металлической дверью так, что весь огромный дом содрогнулся, уехал в свою однокомнатную "хрущобу".
В 16-00 Он проснулся от ощущения тревоги. Это ощущение было выработано у него еще с войны. Он всегда чувствовал приближение опасности. И она явилась в образе двух сержантов с автоматами, за которыми стоял тип в гражданской одежде. Узнав у него фамилию, менты вломились в квартиру, и, предъявив постановление на обыск, перевернули все вверх дном, в поисках какого-то оружия.
Потом его увезли в горотдел милиции, где подвергли жесткому допросу, пытаясь склонить к даче правдивых показаний о том, как Он жестоко избил свою гражданскую жену. Он рассказал все, как было, но не удовлетворил мента. Тот дал ему почитать показания соседки, которую Он и видел всего-то раза два, да и то, мельком. Добрая женщина живописно вещала: "Примерно в 9-30 часов я услышала из соседского двора, где проживает гражданка...... громкие крики о помощи. Я подбежала к забору соседки, около которого уже стояли Иван из дома №54, Гриша из дома №52 и его жена Наталья. Со двора ..... доносились звуки ударов и крики "не бей, зверь, отпусти меня, да что же ты делаешь, садист". Мы стали стучать в железную калитку и кричать. Иван принес лестницу и хотел перелезть через их забор, который высокий и из кирпича. Но наверху забора оказались вмурованы острые стекляшки, и он побоялся лезть. В это время вышла гражданка ... Она была в изорванном халате, все руки в синяках. Губа была разбита и по лицу текла кровь. Мы ворвались во двор, но ее сожителя там уже не было. Бедная женщина содрогалась от рыданий и сказала, что он пришел пьяный и жестоко избил ее не за что. А когда услыхал наши крики, наверно убежал через ворота с другой стороны сада."
- Тебе достаточно? - спросил капитан-дознаватель.
- Послушайте, капитан, у нее кожа такая, что чуть надавишь, сразу кровоподтек. Отсюда ее руки в синяках. И ударил ее я один раз в доме. А все остальное - инсценировка. Н е было этого!
- А как же показания свидетелей? - капитан тряхнул тощей папкой.
- Они говорят то, что слышали. Но ведь никто из них не сказал, что слышал мой голос. И меня никто из них не видел!
- Но зато они слышали звуки ударов и крики вашей гражданской жены о помощи. К тому же, не буду скрывать, уже был звонок из прокуратуры по вашему делу. Дело взято на контроль прокурором.
- Ну, конечно. Если она была любовницей прокурора области, а потом его зама, связи ее с прокурорскими работниками сохранились.
Он отсидел двое суток в изоляторе временного содержания, а затем его повезли на санкцию об аресте. Судья - пожилая женщина в очках не стала даже слушать его - не глядя в его сторону, подмахнула постановление.
Через месяц состоялся суд. Доброго вида судья, и снова почему-то, женщина внимательно выслушала его показания, рвущую душу речь адвоката о его былых заслугах,... и от души влепила ему два года лишения свободы с отбыванием срока в колонии общего режима...
Выходя из зала суда Она с торжествующей улыбкой оглянулась на него...
Будто радуясь еще одной загубленной жизни...
В камере на 8 человек, куда втолкнул его контролер, сидело по меньшей мере человек 20. Смрад стоял такой, что его сразу начало выворачивать наизнанку. Он схватился рукой за рот, его сотрясли конвульсии.
- Чё стоите, как бараны? - заорал чей-то хрипатый голос из дальнего угла камеры. - Ждете пока он вас обляпает своей блевотиной?! Пропустите тело к параше!
С трудом шаркая по бетону пола ослабевшими ногами, он добрел до огромного бака в углу, накрытого гнутой ржавой крышкой и, подняв крышку, содрогнулся от жуткой вони, резким взрывом ударившей в нос. Он вывернулся наизнанку пустив по подбородку струю вязкой слюны, перемешанной с горчайшим желудочным соком, потому что желудок был пуст уже третьи сутки, и рвать было нечем. Его подтолкнули к ржавой раковине умывальника, и он умылся тепловатой водой.
- Канай сюда, тело! - крикнул тот же голос. Он с трудом протолкался сквозь плотную массу арестантов к забранному в мелкую сетку решетки окну, около которого задувал небольшой, еле ощутимый сквознячок. На верхней койке сидел мужик в одних штанах неопределенного цвета, заросший седой щетиной. На вид ему было лет 60.
- Один косяк ты уже упорол. - сказал мужик. - Ты зашел в хату и не пожелал ее жителям доброго здоровья и не представился честным арестантам, как подобает. Говори, кто, откуда, за что?
Он коротко рассказал о себе, заметив, что камера внимательно прислушивается к его словам.
- Значит жинка тебя посадила? - мужик ухмыльнулся. - Ну-ну. Бедняжка. Нам что, сопли пустить от жалости? Забудь о таком понятии как справедливость. Нет ее! Тем боле, здеся! Тут волчьи законы, и жить будешь по ним. Не примешь этот закон - не выживешь. Это просто,.. как вода из-под крана. Понял?
Он кивнул головой. Его шатало от слабости, от отсутствия воздуха в камере, от ужасного запаха двух десятков давно не мытых тел, заношенных носков, давно не стираной одежды и обуви. Его давняя контузия вернулась в голову резкими вспышками боли.
- Чурка! - крикнул мужик зэку азиатской наружности. - Освободи место новому арестанту. Пускай полежит, а то че-то ему совсем хреновастенько! Иди, ложись на шконку, полежи малехо. Тут у нас спят по очереди, спальных мест не хватает.
Так состоялось его знакомство с Нехаем - человеком, который провел в тюрьмах и на этапах всю свою жизнь, начиная с 14 лет. Сказать, что он был справедлив? Наверно, да. Потому что никогда не поддерживал беспорядков в камере, пресекая любые попытки наездов на новеньких, которые периодически сменяли в хате зэков, уходящих на этап.
- Ты че, курва, на пацана булку крошишь? - хрипел он на обидчика. - Забыл как сам слизняком в хату заполз? Пацан следаком сломлен, операми бит, а ты ему еще и здесь проблемаки создаешь? Нишкни, падла!
Дни тянулись за днями, похожие один на другой, как две капли воды из-под ржавого крана.
Головные боли преследовали его постоянно, вырубая из жестокого быта хаты. Приступы становились все сильнее и продолжительнее. В таких случаях Нехай кричал шнырю, чтоб вызвал доктора. Приходила толстая тетка в грязно-желтом халате, пихала ему таблетку анальгина и уходила, зажимая нос пухлыми пальцами в перстнях. Но таблетки уже давно не действовали на него...
Удивительно, но и в тюрьме, куда загнала его Любовь, он не переставал думать о Ней. Он понимал, что Любовь не ушла из его сердца, она живет и бьется в его душе, как мотылек у горящей свечи. Любовь переполняла его душу, но разрывала сердце.
И однажды, когда жара на улице, за решеткой камеры зашкалила за отметку 40 градусов, а температура в камере перепрыгнула и все 50, его сердце не выдержало. Оно в страшном отчаянии выбросило в вены последний сгусток крови, разрвав его своим немыслимым напором, и оно умерло. В жалкой попытке запуститься вновь, оно трепыхнулось пару раз, но кровь уже не могла двигаться под таким слабым напором...
С жалостью взглянув на его мертвое тело, Нехай сказал шнырю:
- Стучи в дверь, паря! Нехай вертухаи вынесут тело. ОНО умерло от любви...