Задумаю я добро –
противное рок несет,
И если один день чист,
то смутен всегда другой.
«Тысяча и одна ночь», неизв. авт.).
Утро выдалось туманное, да и день, благодаря Гидрометцентру, обещал быть не слишком хорошим.
Настроение у меня почему-то было подстать погоде – отвратительнейшее. Приближающаяся авантюра, придуманная мною, здесь ни при чём, всё равно на попятную не пойду; вернее, это даже громко сказано, просто отголосок авантюры, чтобы душу потешить от окружающей скуки.
Мой конечный пункт – спеццех одного из Домов быта в нашей угольной столице. Путь был не близок, да я ещё с маршрута сбился, и теперь придется возвращаться. Конечно, событие не слишком приятное, но и ничего трагического в этом нет, тем более сам виноват – сетовать не на кого, поэтому, чтобы не кружить по городу, решил идти напрямую, вдоль Кальмиуса. Тут всего-то с километр, а, стоящий на возвышенности, Дом быта виден, словно на ладони.
Погода улучшаться не думает, настроение тоже.
Пошёл неторопливым шагом по набережной, огороженной кованым заборчиком. Глаз то и дело спотыкается о красные пятна ржавчины на нём – совсем не по-хозяйски всё в этом городе делается.
Видно, правда, что велись работы по благоустройству: свежая кладка под ногами, сбоку разбиты будущие цветники.
- Но ведь – будущие?!.. Хорошеет город, но очень медленно. Может быть, когда-нибудь и будет хорошо, но сейчас: всё серо, мрачно, глаза бы не смотрели…
Чтобы окончательно «добить» моё настроение, сейчас осталось самое малое – зазвучать откуда-либо (пусть даже с небес) музыке Вивальди, или Паганини. Хотя этим меня не пробьёшь – легкомысленная музыка у этих непоседливых итальянцев, так, какое-то «фигли-мигли» для шансонеток. К этому ландшафту, как нельзя лучше, подходит только «Реквием» Моцарта.
Вода в Кальмиусе на вид, готова убить всё живое. Близлежащие здания, обозревающие меня неимоверным количеством немытых «глазниц», выглядят унылыми и похожи на угрюмых собеседников. Пройдя несколько сотен метров, у меня появилось ощущение, что сверху к водоему, очень медленно, сползает странная волна неповторимого отчаяния. И, почувствовав это, моё сердце начало наполняться жалостью к угольной столице.
* Где зарыта собака (нем.).
У солнца по-прежнему сегодня нет желания вспомнить о нас, суетящихся на земной тверди; взять бы ему: улыбнуться, подмигнуть, весёлым лучиком подбодрить, так нет же… Мы с ним в этот весенний день – не хозяева своему настроению.
Одолев больше половины пути, поравнялся с рыбаком. Высокий, небрежно одетый, отталкивающего вида старик, пытался ловить рыбу «пауком». Часто поднимая его, он непрерывно смотрел на нижнюю часть, в ожидании улова.
Я замедлил шаг, потому как мозг, отказываясь верить глазам, затормозил мои рефлексы. Рыбак опускал своё орудие ловли совершенно пустым, т. е. без приманки. «Паук», прикреплённый к кривой, довольно мощной для него палке, монотонно уходил под воду и через минуту поднимался.
Налицо классическая черта славянской души: пытаться, что-то приобрести нашармака; в данном случае мужчине захотелось поймать рыбки на уху.
- Хоть бы он положил хлебушка с напёрсточек, или – сухарика с ноготок! Поднял рыбацкую снасть – опустил, словно экскаватор, монотонно роящий яму. «Ловись рыбка большая и маленькая»…
Вот уже народ… Бушмены не додумались бы до такой технологии!
В свое оправдание не нужно никому предъявлять многотомные труды, доказывающие трудолюбие славян. Перед моими глазами стоит представитель этого древнего славного племени – вверх-вниз ходит его простейшее орудие труда.
Чистейшая халява!
Это, какие же вскрылись пласты нашего добродушного характера?!
Это даже не фольклор.
Это первая премия!
Это «Оскарище» за проявленный труд и упорство!
Хорошо, что иностранцев рядом не было. И что тогда они могли бы о нас подумать? Естественно, как всегда, приведя всех к одному знаменателю: «У них на халявке-рыбалке: окунька ловят на зорьке без крючка и червячка!».
О, горе нам! О, страшная пора обрушилась на край родной!
После всего увиденного, моё настроение окончательно попало под непонятный пресс. Проверил пульс – падает. Показалось, что неизвестное мне до сегодняшнего дня, слово «хандра» поразила моё тело.
- Всё! Из-за таких мечтателей, жизнь близится к закату, а ведь с каждым Новым годом появляется одна и та же мысль: только жить начинаю. Ещё два-три таких представления и… инфаркт обеспечен.
Добрёл все-таки я до цеха: приятные на вид женщины, дружеские, располагающие улыбки; на столике, заваленным выкройками, лоскутами материи, стоит пустой графин и два опрокинутых, не протёртых стакана – всё, как в старые добрые времена… Внутренний барометр опять показал – «ясно». Задуманная мною авантюра начала претворяться в жизнь: заказал кокарду к шахтёрской форме. Мне вскоре предстоит командировка в стольный град на две недели. Все майские праздники, тем более парад Победы, будут у меня на глазах, так сказать, вживую.
В этом же здании, где-то, на каком-то переходе, увидел целую галерею из огромных фикусов в деревянных отвратительных кадках, немыслимых расцветок – будто в московском «Славянском базаре», или в нашем столичном «Метрополе» (имеются в виду только растения). При воспоминании о славе дней былых, от режущего глаз, унылого вида однообразных деревьев, пленённых человеком, я почувствовал, как каждая клеточка тела стала наполняться ностальгией…
- Да тут всего-то шестьдесят километров?
К этому странному фантастическому чувству добавились ещё какие-то несносные обрывки из далёких воспоминаний, то ли желаний. Короче говоря, к выходу направился с таким же настроением, с каким и вошёл.
Выйдя из здания, представил себя в полной форме, со всеми регалиями, бороздящим людское море на Крещатике. Сердцу сразу стало веселее, и вдруг неожиданно для меня, с возвышенности панорама водоёма совершенно преобразилась. Вода – как вода. Красиво стал смотреться мост с башенками, проезжающими машинами. Робко начало выглядывать солнышко, тайком подкрадывающееся уже к зениту. Дома уже не так трагически «надвигаются» на Кальмиус. Скользнул взглядом вдоль набережной – вдалеке халявщик продолжал добывать свой хлеб насущный. На ум пришла короткая, но довольно сильная по смыслу, фраза академика Вавилова: «Гены – вещь упрямая».
И тут меня неожиданно осенило: я, потрясенный, понял, в какой нравственной клоаке барахтался столько лет; и только сегодня впервые задумался об этом, хотя мною прожито уже две пятых своей жизни. Опять где-то в глубине тёмной стороны души забил неиссякаемый источник тоски… Спускаюсь ниже по площади Конституции, иду мимо корявых сосен, вдыхаю еле уловимый запах хвои. Вокруг – почти красота.
- Но ведь существуют места на планете, где красота постоянна и доступна? Как же к ней прикоснуться?
Э-хе-хе, - и следом, после вздоха мелькнула шаловливая мысль. - Вчера я прочитал объявление в «Салоне Дона и Баса»: «Жгучая брюнетка, 45 лет, познакомится с мужчиной для создания семьи и выезда в Германию».
По-моему: эта мысль упала на плодородную почву, недаром же мозг удержал информацию в памяти. А что? Почему бы и нет! И гори оно, всё синим пламенем: и пенсии, и надбавки к ним. Сколько же можно жить фантазиями? Думаю, этот контакт между нами будет естественен и обоюдовыгоден.
Интересно: жгучая немка – крашеная, или натуральная? И немка ли? блондинка? шатенка? брюнетка?
Вспомнилась осевшая, где-то в глубине мозга, чужая мысль: «Не любить брюнеток – преступление против человечества!».
- Если жгучая – должна быть южанка.
С наших приграничных районов? Однако эта… епархия** не для полета моей мысли.
Южанка. Южанка? С Кавказа? Но ведь они за границей на положении турок, значит, отпадает – их туда палкой не загонишь.
Но ведь жгучая?!
Возможно, корни её народа гораздо южнее Кавказа, и жгучая – представительница, Богом любимого племени, рассеявшегося по всему миру?
Но какого роду-племени не была бы она, и, решившись на этот шаг, значит, подтверждает свою сильную натуру с богатой фантазией. Мы сможем бросить вызов обществу, и потом будем гордиться содеянным поступком.
И если окажется, что она из племени наисмекалистых, тогда какой из нас получился бы приличный тандем? Да мы в мгновение ока в Книгу Гиннесса попали бы, как самая неординарная пара.
Наш же генофонд выехал в Германию – теперь бьёт морды бывшим врагам, зарабатывая себе на жизнь. Люди в основном находят удовлетворение в той жизни, какой они живут сами. Общество моего Отечества считает это явление (в Германии бить морды в кровь местным и приезжим, из-за океана) вполне закономерным фактом.
Германия.
При одном упоминании этого слова – перед моими глазами появляется пятнадцатилетний Ганс из далёкого детства. Так мы звали паренька, жившего через улицу от меня. Лицо у него всегда было цвета варёной моркови, а тонкая, прозрачная кожа на щеках, казалось, лопнет от избытка крови. На голове волосы курчавились огненно-рыжей шапкой. Жил он со своей бабушкой, немкой по национальности.
** Греческий синоним слова «провинция», т. е. согласно церковно-административному делению область, во главе которой стоял епископ митрополии – столицы епархии – митрополит.
- Ой, как меня потянуло в Германию! То-то я всё время чувствовал, что под пластом европейской крови обеих моих прабабок, ещё что-то дремлет. Ясно, что ждало своего часа: соседи-то моих предков – немцы.
Ой, родные мои германцы!
А я думаю: ну что мне постоянно слышится звон рыцарских доспехов?.. А это, оказывается: идут мои земляки, закованные в железо, плечом к плечу, за рядом ряд…
Теперь понятно – почему в последнее время все чаще и чаще, откуда-то из глубины души, волна за волной, рвётся наружу дробь армейских барабанов: «Unsere Soldaten und Offiziere…», заглушая, доносящийся издалека, топот сапог по булыжным мостовым.
Боже мой, какой сегодня хороший день!
Как ласково светит солнце!
Как нежно и трепетно катится волна по Чудь-озеру!
Тьфу ты! Прости, Езус Мария, по – Кальмиусу!
Кажется, опять начинается... Чувствую нарастающий бой барабанов – зовет проснувшаяся родословная.
Нужно будет пошевелиться – не осенью же уезжать в Германию. И что там, для скорого отъезда, в первую очередь, нужно?
Виза? Лишь бы мои добрые намерения не разбились о ОВИР, как яичная скорлупа. Покажется в решётчатом окошке раскрашенное личико, словно пасхальное яйцо, увидев меня, прошепчет изменившимся голосом: «У нас для вас подобное мероприятие устроить невозможно», или елейным евнушьим дискантом из-за той же решётки вырвутся на свободу слова неумирающей песни «Приходите завтра».
Прививки?
Загранпаспорт нового образца?
Но почему, собственно говоря, я должен обо всём беспокоиться? Ей же нужнее, чем мне, пусть первая начинает. А если у неё уже всё готово?
Я шел в приподнятом настроении, вернее, летел к трамвайной остановке, удивляясь самому себе – стоило посмотреть только чуть дальше своего носа, и в мозгу реальность уступила место полёту фантазии; и мои ноги уже стояли: одна на украино-польской, другая на польско-германской границе. Вот-вот наступят долгожданные перемены. Осталось сделать всего один шажок, и я окажусь в совершенно другом мире.
Это мир пропавших предков, чужой и злобной волей забытый на века. Это мир бурлящей вечно крови – любить, так любить, а если пить на свадьбе – так из белой туфельки, чтоб других разбудить и слегка подучить.
В воздухе повеяло немецкой идиллией: сладкоголосыми феями, королевой эльфов, таинственными дубравами, где на опушках резвятся сказочные гномы.
Итак, прощай Конёк-Горбунок и Кащеюшка!
Дорогу мужчины в неизведанное прокладывает мечта женщины. Так, и только так. Вперёд! Солнце в спину, а мы – на Запад. Не сегодня-завтра, через месяц, но мы обязательно найдём то место, за горизонтом, где наш мир. Только там сможет успокоиться внезапно разбуженное сердце.
Каторжане, ссыльные революционеры, обитатели ГУЛАГа десятилетиями по одним и тем же тропкам двигались в одном направлении – на Запад, к цивилизации; солнце – в спину, потом – слева, им туда, где оно прячется за горизонтом.
Раньше будущее было окутано мраком, а теперь мы, падчерица и пасынок Европы, идём, держа друг друга за руку по залитой неоном Бисмарк-штрассе. Судьба забросила в небольшой городок Трир: каменные свечи готических храмов, под коричневой чешуёй черепиц невысокие дома, тихо, уютно. Триста километров – и ты уже в сердце Франции – даже ближе, чем от отчего дома до южной границы области, где я раньше жил. Каждый счастлив по-своему в этом сказочном оазисе тишины и благоденствия. Я безмятежен, почти забыл о существовании шахтёрской работы, полной роковых опасностей и случайных радостей. Казалось, что всё хорошо складывается – август уже давно соткал осеннюю паутину, а в наших душах – разгар весны. Внезапно здесь, вдали от всех потрясений и ненужных споров, начинаешь понимать – как долго люди порою ждут весну, иным не хватает и своего полного срока, отпущенного Всевышним. Я перестал с подозрением посматривать в сторону Брюккен-штрассе, где под номером десять стоит дом, в котором родился Маркс. Теперь, это мой земляк! Когда мы пересекали последнюю границу, то услышали легенду (мне потом моя фрау перевела), что волшебный край, куда мы направлялись, был последним местом обитания друидов. Именно этот факт связывают с рождением Маркса в Трире. Всё правильно, выходит, я – недостающее звено какой-то цепи. Мифы рушатся, история продолжается. Отныне на этих просторах будет небольшой, но крепкий плацдарм, откуда начнёт своё победное шествие славянский дух по Европе, в отличие от наших медлительных политиков.
В гостинице, где мы временно остановились, немец-лакей будет пытаться трижды в день докладывать нам, что кушать подано. Симпатичная горничная, но рыжая, будто солнце на закате, станет ежедневно поутру взбивать наши подушки. Через пару-тройку дней, я привыкну к красоте её ядовитого цвета волос, и, отказавшись давить в себе ехидную улыбку, начну здороваться: «Guten Morgen, frau Gertrude!».
Спустившись, очередной раз за сегодняшний день с небес на землю, и подойдя к трамвайной остановке, увидел вывеску на соседнем здании: «Свиной эскалоп».
- Ну, народ! Даже написать по-человечески не может, как положено.
Единственное правильное произношение этой… забегаловки должно звучать: «Schweineschnitzel», что гораздо красивее на слух. Только переднюю часть слова необходимо мягонько произносить: «швайне». Окончание «не» должно звучать очень нежно, почти, как знакомое с детства: «няня». Тогда миролюбиво и с любовью, подобно песне, будет восприниматься из чужих уст немецкое «швайне», да так, что даже струны души зазвучат безумной новой нотой давно забытой любви человека к ближнему своему. Когда вы проникнетесь всей тонкостью звучания этого великого и нужного слова, и перед вашими глазами появится нежный, ароматный эскалоп, а в вашем сознании прольётся мелодия Бетховена (но только Бетховена), именно тогда обязательно у вас возникнет непреодолимое желание крикнуть: «Остановись, мгновенье!». Да крикнуть так, чтобы на весь мир…
А то – свиной. Грубо доносится до слуха, будто топором что-то отрубали и бросили на землю, да и вообще нелепо, как всё кругом.
Вовнутрь зайти посмотреть бы, и утвердиться в правильности своих слов, но чувствую, что только время потеряю; все равно там, очевидно, как в мексиканском городе Дуранго: по цене – эскалопищи, а на вид – эскалопчики. И хорошо, если не из конины, по-нашему… по-нашему… А в нашем языке и слов-то не найдётся для жареной конины, разве что в шутку назовут gulasсh (гуляш, нем.). Да, у нас, в Германии, нет обмана, если предлагают эскалоп – значит, это настоящий эскалоп; его сразу отличаешь от какого-либо иного продукта – нашего немецкого качества: один съел и наелся. У нас с этим строго. Мы баловаться, с подобными вещами никому не разрешаем.
Подошел трамвай. Поднявшись на ступеньку, я на мгновение остолбенел, но меня быстро привели в чувство соотечественники, толкнув сзади корзинкой.
То, что я увидел…
Этого не должно быть…
Нет, это просто не поддается никакой логике…
Мой взгляд упёрся в стоящую ко мне спиной, молодую женщину в джинсах, сидящих в обтяжку на средней части тела. Меня поразил не вид самой части, а надпись из шести букв, красовавшихся на ней.
- Я готов в любую минуту увидеть: где угодно, кого угодно, даже любого сказочного персонажа, без малейшего удивления – мало ли у нас клоунов развелось; что угодно, но только не это слово. Клянусь святым Дунстаном!
После того, как у меня проснулись чувства к неожиданно нашедшейся Родине, я захожу в первый попавшийся трамвай и вижу надпись буквами, ставшими уже такими милыми сердцу – «Better», что в переводе означает: лучший. В данной ситуации, действительно – лучшая… во всём трамвае, и, видимо, одна из лучших… в области.
Ну и что, если это английское слово, зато готические очертания каждой буковки, своей красотой и строгостью, напоминали башенки Кёльнского собора под безоблачным небом?!
«B e t t e r».
О, как быстра человеческая мысль!
Это видение. Очевидно, там, наверху, у них нет бюрократии, и чтобы убедить меня в правильности выбора, мне послана эта надпись. Но почему именно таким способом – на чужой… т. е. на джинсовом великолепии?
«B e t t e r».
Мне явилось чудо. Став рядом с обладательницей вещей надписи, я осторожно заглянул ей в лицо – двойное чудо.
Неспроста, ой, неспроста всё так быстро закрутилось! Наверное, ждут нас, в смысле меня в Германии. Что жизнь рождает неправдоподобные сюжеты – давно известно. Но чтобы так, и в течение одного дня – это уже сверх всякого понимания. Это знак свыше!
Сойдя с трамвая, продолжил путь к автовокзалу, по ходу читая вывески на зданиях. «Паркінг у дворі» - слова знакомые до боли и переводить не нужно.
Как всё удачно складывается – одно к одному. В школе немецкий язык изучал. Но словари и разговорник всё равно придется приобретать. «Учиться, учиться и учиться», - так сказал кто-то из наших классиков, прочитав и перебрав труды сынов немецкого народа.
А вот уже и «Донецк плюс Бургер». «Бургер» – это наше, родное, а «Донецк» – уже ностальгия.
О, если б смог покойный Бах сыграть на своем органе «Прощание славянки»!
На другом конце здания вывеска «Гуртожиток». Гурт – как же это переводится; то ли толпа, то ли стадо? Плохо жить без словарей, сколько же мне ещё придется их покупать? Действия после таких размышлений становятся накладными. И это правильно! Я чувствую себя рачительным хозяином, словно мне уже что-то подмешали в кровь. Но как же переводится «Гуртожиток»? Словом, «Освенцим» для студентов.
На автовокзале в ожидании автобуса, я обратил внимание на женщину, стоящую в стороне от основной массы пассажиров. Цветом волос она походила на Ганса. «Огненная», очевидно, почувствовав на себе чужой взгляд, повернулась в мою сторону и, в свою очередь, оценивающе осмотрела меня. Я не отвел глаз – не нужно стесняться своих здоровых инстинктов, хотя и почувствовал себя в эту минуту манекеном в витрине магазина готовой одежды – пальчиком указали: снимите, мы хотели бы примерить…
Взбесившийся ветер помог рассмотреть тонкий слой её отросших чёрных волос, блестящих на солнце, как смола.
Это был тип женщины, жгучей брюнетки, дававшей объявление. Я мгновенно вспомнил содержание третьего тома энциклопедии «Мужчина и женщина», изданного в начале века. Сомнений быть не могло – это ожившая иллюстрация потомка, однажды великого народа, обитавшего в песках, на широте Средиземного моря. Сегодня несколько странным кажется этот безнравственный и сложный метод, каким много-много лет тому назад достигалась красота дев – их просто закармливали. Чем более становилась расплывчатей фигура юной девицы, тем она казалась неотразимее.
«Древность» с крашеными волосами явно не вписывалась в моё понимание женской привлекательности. Её нарумяненные щечки странно отвисали, вернее, нависали над скулами симметричными кружочками, наподобие маленьких тарелочек из игрушечного набора посуды. Я бы не сказал, что вид щёчек отталкивал, просто не привычно, а, вообще, даже очень мило. Конечно, странно, но с лица воду не пить, ведь так гласит пословица. Правда, нелепо выглядел удлиненный нос с вздернутым кончиком, напоминавшим «тамбовскую картошку». Тяжелые широкие губы, накрашенные сочной ярко-красной помадой, никак не гармонировали с напудренной кожей лица и, выделявшимися на этом фоне, щёчками, уже чуть было не начавшими казаться сказочными «завлекушками». Бесформенной ниспадающей массой выглядели груди под пальто. Картину заканчивал своеобразный живот, который казалось, висел на её руках, держащих перед собой сумочку. Но венцом всего были всё-таки её… усы. Да-да, чёрные, спускавшиеся ниже уголков рта, они были первым изъяном, бросавшимся в глаза среди этого «хаоса».
Я, грешным, делом уже представлял в своих руках нежную округлость чужих форм брюнетки, а потом увидел рыжую.
Меня обдало холодом.
- И это мой проездной билет в Германию?! Мне не нужна такая Германия… Я не хочу в такую Германию… Я никогда и не мечтал о такой Германии… И если окунуться в спокойную обстановку, сесть – поразмышлять о том, что я забыл на Западе; что со мной случилось, почему вдруг мне стал так мил незнакомый человек – ведь она совершенно другого корня, другого нравственного цвета, чем те, кто до сих пор окружал меня, чьё бескорыстие порой потрясает? Найдя ответы на эти вопросы, возможно, мои воздушные замки, неожиданно обрушившиеся на меня, отступят перед уютной тихой гаванью…
Мечты о светлом будущем начали покрываться тенью «палки о двух концах».
Да-а, рыжая – это не хозяйка «B e t t e r», и даже не «прекрасный цветок Палестины», так говорили о Ревеке, знакомой рыцаря Айвенго, верного слуги Ричарда Львиное Сердце. Второй вариант, бесспорно, не проверишь – прошло почти девять веков, да и здесь тоже вариаций могло бы быть более чем достаточно, и самая первая – захотелось перу подольститься своему автору…
Я буквально летел домой с мыслью о письме, и, по-моему, обжёгся.
Прагматичные люди в своей жизни всегда руководствуются трезвым расчетом, поэтому не нужно бояться некоторых формальных неизбежных трудностей. В этом же случае можно сделать отступление от существующих правил: у брюнетки усы попросту взять и – вырвать. Предположительно она вряд ли согласится. Начнёт сопротивляться, будет придумывать разные отговорки, скажет, мол, боли боюсь. Предстоит кропотливая работа – очень тактично ей объяснить, что утончённость этого метода, безусловно, заключается в его совершенной простоте. В крайнем случае, если проявить сноровку – напоить водкой по случаю благополучной эмиграции и вырвать.
Вдруг не пьет?
Эка невидаль! Всё это сверкающий мыльный пузырь. Дурной умысел, засевший с рождения в крови, или временные предрассудки. Главное, не быть бездеятельным. Необходимо запастись терпением, проявить твёрдость духа и научить.
А если не получится?
Тогда крайний вариант – эпиляция, но вырвать всё-таки дешевле.
Допустим, от этого зла мы избавимся, а остальное куда? Я же с ума сойду, осуждая свой эгоистичный прагматизм, или сопьюсь от ежедневного просмотра этого «фильма ужасов». Не приходилось, правда, слышать о таких фактах, но вдруг в цивилизованной стране, по чужим законам, за супружескую измену меня посадят в тюрьму…
Уже сидя в автобусе, я смотрел через стекло на свое будущее, окончательно покрывшееся тенью. А ведь мы могли бы вдвоём, с моей крестьянской изворотливостью в крови и её прирождённой ловкостью, заполнить своими идеями зияющую пустоту одной из европейских долин.
Если набраться мужества – плюнуть, и всем смертям назло, закрыв глаза, вперёд – Deutschland ждет. Ведь нет ничего на свете прекраснее, чем женское тело, если, конечно, полюбить душу его обладательницы. Нельзя пасовать перед первыми трудностями. Ничего страшного нет в Трире: там и эпиляция, и корсеты современные, и «штукатурка» качественная…
Но кому придётся шептать на ушко утром о любви, попутав сон с явью?
И каждый день?!
Да ну ее, эту Германию, в «B e t t e r»!
Хотя в профиль она ещё и ничего… Но душу гложет острое чувство разочарования, а вдруг у той, настоящей, из объявления, будет великолепное тело и лицо с чертами ангела? А, если её ослепительная улыбка и нежный шепот ночью окажутся обворожительной маской для души стервы – стервы с большой буквы. И что тогда? И стоит ли продолжать мечтать о реформации своего будущего, зная то, что я уже сейчас могу предугадать.
И вдруг однажды вырвется, выплеснется уже там, когда будет поздно, что та, в чьих ясных глазах я не сумел заметить опасный огонёк, и которую неожиданно полюбил, проявит себя растлённой и циничной особью более чем доступная, в любое время дня и ночи, проститутка, продающая части своего тела по установленным расценкам.
И тогда в этом случае все целительные рецепты будут не то, чтобы бессильны, а попросту не нужны. А я останусь сидеть у разбитого корыта, до краёв наполненного славянской моралью. И моя кровь будет гореть от стыда и бессилия в неожиданно нашедшемся добром мире. И мои мысли, обычно беспощадные к своему источнику, начнут заставлять меня принять новое решение, по замыслу вновь авантюрное. Пройдёт месяц-другой, и я осмелюсь задать себе вопрос: «Поддавшись на столь лёгкую уловку ради устройства своей дальнейшей жизни, не был ли я также подвержен пороку распутства?». Или, щадя своё внутреннее «Я», выражусь гораздо мягче: «Ах, мне не хватило нравственной силы».
Любить же лишь ради любви – творение обветшалой добродетели, а она никогда не оплачивается, - неумолимо продолжает червоточить коварная мысль. - Кем она должна быть в твоём понимании, чтобы Германия стала ближе? Ангелом, или не ведающей ничего? Просто хорошей женщиной? Но таким простым там делать нечего. Целомудренной? Но согласись – таким образом искать себе попутчика – гнусность. Это не романтическая любовь, достойная воспевания, как символ подражания – это искусственная любовь. Другого имени у неё нет, и не будет. Тем не менее, неестественная любовь с приятной самкой, первоначально подкрепленной неуемной бурной страстью, скоро надоест. И когда, медленно улетучиваясь, растворившись в утренних порывах ветерка, редко врывающегося в долину, она погибнет от пресыщения, ни в душе, ни в постели ничего не оставив взамен, тогда поползут к границам новые влюбленные парочки…
Любовь-то тут при чём? Не нужно идеализировать её виды. У нас цели выше, у нас – голос крови!
Не стоит забывать, что наши объекты любви и вожделения можно, а иногда и нужно ненавидеть. Оттого что они имеют у себя на вооружении все возможные и невозможные способы творить добро, но, к сожалению, многие из них намеренно превращают свои чудодейственные способности во зло.
Сильная половина находится целиком и полностью под незримым воздействием женщин, но мало кто осмысливает этот факт, тем более, что глагол «любить» обманчив. Из-за желания понравиться потомку Евы, множество мужчин поднимаются к небесам, у иных получается даже звёздочку достать, или найти короткую дорогу в ад. Правда, последняя дорога – самая любимая и проторенная, к тому же почти везде получает благословение. Увы!
Можно на многое закрыть глаза.
Можно опять уйти в пещеры и заняться в тишине наскальной живописью, но жизнь отшельника – надоедлива.
Можно, отчаявшись, совершить безумный прыжок через пропасть – и ты в… Германии, потому что стало невозможно жить с мыслью, что вокруг тебя странным образом живёт и развивается общество, склонное к патологической слепоте и глухоте – дефекты ужаснее любых лишений отшельничества. Германия – это скорее не бегство от своей страны, образов и тех жизненных принципов, которые нам, без нашего согласия подсовывают уже в течение века. Германия – даже не панацея, скорее – идеальное «слабительное» от прозябания и… раздражения по утраченному времени из-за упырей и белых дивов, распевающих новые песни о мире, и громогласно начавших бороться за нравственность, но не особо старающихся спрятать от посторонних глаз свои когти и страшную рогатую голову.
Можно на многое закрыть глаза…
Я всё чаще и чаще прихожу к мысли, что наша маленькая планета прекрасна везде, где… где нет человека. Боги (или кому там еще пришло в голову?), сотворив человека – мину замедленного действия, обрекли Землю на медленное угасание. Человек (с большой буквы) ускоряет действие этого процесса. Природа же ведёт, никем не признанную (объявленную) войну против человечества, в котором она никак не хочет видеть своего, довольно скудного умом, царя. Только человек самоуверенный не хочет замечать усилия Природы стереть венец своего творения с лица Земли. Боги же, особенно, на протяжении последней цивилизации, всегда выступали на стороне Природы. И, с тех пор, когда Homo Sapiens изобрёл колесо, им надоело нянчиться с нами, неразумными, поэтому сегодня они безучастно взирают, как человечество самостоятельно преодолевает: боль, страдания и душевные муки. Если родители равнодушны к своим детям и кормят их только сказками – это плохие родители.
Точно такая же ситуация и с нашими… Верховными правителями. Хорошие Верховные вожди, вне всякого сомнения, остались только на необитаемых островах.
Мы забыли, что такое мир и добродетель. Мы стали очагом пороков: зла, неуемных желаний похоти и надменности; да-да, именно надменности, так как уверены, что пройдёт ещё немного времени и мы, высшее творение, станем бессмертными, уподобляясь Богам. Увы! Холоп душою навеки смертен… Не та планета, не то время…
В Германию лети, моя думка, моя голубка, и только – в Германию, и чем быстрее смогу я очутится на берегах Мозели, на родине Маркса, тем больше шансов быстрее всё начать сначала…
Мысли ещё неслись в нескончаемом круге иллюзий, внезапно начавшем с каждой минутой все больше и больше разрушаться, до тех пор, пока не взревел двигатель автобуса. Через несколько минут автобус тронулся и разорвал нить, связывающую все события сегодняшнего дня в единое целое, дававшее надежду на светлое будущее, вопреки хмурому утру.
За городом я предстал опять лицом к лицу с голой прозой жизни – всё тот же пейзаж: редкие корявые акации вдоль ухабистой ленты асфальта, проложенной ещё нашими отцами через унылые остатки Дикого Поля. Из радиоприемника, после отвратительной юморески, зазвучала мелодия «Плач Израиля».
- О небо! Почему сегодня весь мир против меня?!
Вечером, посмотрев последние новости, с досадой выключил телевизор. Следует признаться, что почти прожитая чужая жизнь в течение полусуток, не давала мне уснуть; и в итоге дикая мысль о возможном варианте продолжения своей жизни в «этом измерении», пришедшая днем, внезапно ожила, дав новый импульс. Возможно, виной явилось разочарование из-за встречи с брюнеткой, или родная атмосфера (среда обитания) изо дня в день, капля за каплей, разбивающей моё сознание, и мозг опять принялся за поиск вариантов. Мало-помалу картина будущего начала обретать новые очертания.
Варианты – вариантами, но тогда встаёт проблема языка земли обетованной. Решил начать с малого – на букве «Е» открыл «Советский энциклопедический словарь»***, не один раз выручавший меня. Нашёл термин «Еврейский язык». В пояснении всего три слова, ссылка курсивом: «смотрите Иврит, Идиш». Да-а, не густо.
*** Издательство «Советская Энциклопедия», Москва, 1981 г.
После объяснений – к какой группе языков они относятся, в конце обоих слов опять ссылка: «смотрите Еврейское письмо».
Нахожу «Еврейское письмо», оно в следующей строчке за «Еврейским языком». Оказывается, – это письмо людей, говорящих на языках иврит и идиш. И – всё! Опять ничего вразумительного, но в конце всё тот же спасительный вариант – ссылка: «смотрите Квадратное письмо».
Мои робкие изыскания стали больше походить на детскую считалочку: «Иван до Степана, Степан до Марьяна, Марьян до Кирьяна…, эта песня без конца, начинай сначала».
Ну, хорошо, не за тридевять земель ходить; книга в руках – полистал, нашёл. Там, в завуалированной форме такое понятно-оригинальное объяснение, что тот, которого мы всё время ругаем, ногу сломает. В конце статьи… и вот тут самое интересное – «смотрите Еврейское письмо».
Круг замкнулся?!
Но я ведь «был» уже там!
«…Марьян до Кирьяна, Кирьян до Ивана…».
Со всеми своими фантазиями всё же я не смог бы сойти с ума в течение полудня. И, во всяком случае, я не сегодня научился анализировать ситуацию, но здесь у меня хватает ума только на то, чтобы… развести руками.
«…Еврейское письмо – Квадратное письмо – Еврейское письмо…»?
И так до бесконечности? Для кого, и с какой целью выдумана эта считалочка? Безжалостная проснувшаяся тяга к любопытству заставляла меня снова и снова искать ключ к разгадке этой шарады, но каждый раз получалась какая-то нескончаемая универсальная пространственно-временная спираль-ловушка. Войти в неё с вопросом, пожалуй, можно, но вырваться оттуда с ответом нет возможности – со знаниями из вечности не возвращаются. Увы!
Ай, да редактор! Ай, да молодец! Сумел-таки в мутной академической воде поймать свою «золотую рыбку».
Я не смог понять, как можно было так странно, и в то же время лихо, на глазах миллионной аудитории произвести манёвр, настолько талантливо запутывающий следы с единственной целью: чтобы наши народы не сумели подготовить себя к новой жизни в благодатных краях.
Вот так бывает иногда – родилась мысль, оттолкнувшись стрелой от своего создателя, помчалась и… «сгорела», потому что в пояснении к Словарю сказано: «…в принципе в Словаре можно найти объяснение любого непонятного термина».
В том-то и дело, что – «в принципе», если это не касается земли обетованной, желанного для многих райского уголка…
Р. S. По чьей прихоти круг знаний о еврейском языке замкнулся? Кто-то же должен ответить за такой чудовищный обман. Кто виноват? главный редактор?! Уважающий себя профессионал, учёный, никогда не решится на подобное кощунство. Тогда кто?! Какое звено лопнуло в этой несложной цепочке? Теперь мне и на юг дорога закрыта. Из-за кого провалилась моя первая попытка выучить еврейский язык? Наборщик в типографии?! С другой стороны: зачем тихому незаметному человеку устраивать провокацию? Это явный саботаж! Катастрофа века! Рука КГБ! Больше некому! «Иллюстрацию» всем, от технички до академика! Всех вывести на чистую воду…
03.05.2005 г.