«Ты хорошая девушка…»
Она не принимала меня в серьез, я для нее, как кандидат в женихи не интересовал. Хотя невинные касания забавляли ее, и она с притворным возмущением каждый раз шлепала меня по рукам.
Да я и сам чувствовал себя по сравнению с ней каким-то очень молодым, не соответствующим ее возрасту, хотя разница у меня с ней была всего два года. Ее душа была старше моей на тысячи лет.
Как-то я спросил ее:
- У тебя есть парень?
- Был…
- А теперь?
- Ушел к другой и женился на ней.
Я осторожно погладил шрам на ее щеке.
- Это зацепило веткой от упавшего дерева прошлой зимой. Так было больно, ты не знаешь, - проговорила она, - а ты смог бы полюбить меня такую?
Ей не давал покоя этот шрам. Но я догадывался, что заметная полоска на щеке не являлась причиной ее отчаяния. Главный шрам был у нее в душе, после обиды, нанесенной кем-то другим.
- Почему бы и нет, ты хорошая девушка.
Глаза ее просияли от радости. Казалось бы, простые слова: «Ты хорошая девушка…», - но они сыграли в ее дальнейшей судьбе большую роль.
- Я нравлюсь тебе? Тогда почему ты не тянешься ко мне?
- Наверное, молод для тебя, и сам еще не готов для любви.
- Ты хороший мальчишка, спасибо тебе, - она мельком прижалась ко мне.
Я ничего не понял. За что она благодарила меня?
Потом как-то с горечью рассказала, что летчик, которому она доверилась, и он обещал жениться, встретил другую. Между ней и этим летчиком произошел крупный разговор, в заключение которого она влепила ему пощечину.
- Я готова была убить его тогда, - призналась она,- такая ярость была в душе, до сих пор не могу забыть.
Так вот где разгадка ее поведения! Вот откуда был этот равнодушный, холодный взгляд…
- Все пройдет, время лечит. Ты еще встретишь своего парня. Да такую девушку на руках надо носить…, - пытался успокоить я ее.
Действительно, она была удивительная. Необыкновенно ласковая и добрая и какая-то мудрая. Она одним взглядом могла сказать столько, что словами это выразить было просто невозможно. Редкая улыбка озаряла ее изнутри так, что мне в эти моменты хотелось петь и обнимать весь мир.
Физически очень выносливая. Мы целыми днями ходили по лесам и болотам на жаре, окруженные тучами комаров, которые кусали ужасно, так, что к вечеру наши лица покрывались слоем грязных кровяных потеков, не смываемых потом. Мне жалко было ее. Я то ладно, мне это нужно было, чтобы испытать себя. Подумаешь, – пот, грязь. Пустяки. А девушкам такие экстримы, мне кажется, ни к чему. Она никогда не жаловалась, не охала. Молча делала свою работу, как начальник геологической группы.
Правильно говорят: «Чтобы узнать человека, надо с ним пуд соли съесть».
У меня каждый раз непроизвольно вырывались слова: «Ты – хорошая девушка!..», - будь то вкусный ужин, приготовленный ею, либо удачная ее шутка по поводу наших злоключений в лесу, либо проявление профессиональных навыков в пользовании картой, теодолитом и не только…
По вечерам все чаще я брал хозяйственные заботы на себя. Сам разжигал костер, готовил ужин, раскладывал на земле кусок брезента, создавая импровизированный стол. Она в это время отдыхала, сидя у костра на одном из ящиков для образцов, задумчиво поглядывая на меня.
Душа ее постепенно оттаивала, она чувствовала себя девушкой, за которой ухаживают, которая может быть снова желанной кому-то. В ней явно просыпалась жажда жизни и надежда на счастье.
Я чувствовал это по чарам, исходящим от нее. Ее испытующий взгляд, проникающий до глубин души, манящая улыбка. Я был для нее «соломинкой», за которую ухватился утопающий.
Прошло несколько дней. Закончили съемку участка. Начали отбор образцов торфа и грунта.
Таскаем рюкзаки и разборной пробоотборник со штангами, типа рыбацкого ледобура, только на конце его челнок, который надо загнать на определенную глубину, потом, повернув в обратную сторону открыть, захватить порцию грунта, закрыть и вытащить на поверхность. Пробу извлечь, упаковать, подписать, сложить в рюкзак и бурить снова, пока не будет пройден весь торфоносный слой. Закончив в одном месте, двигаемся дальше. И так три-четыре дня.
На все дела обычно уходило дней семь-десять.
На девятый день мы справились с заданием. Стали ждать машину для отправки. Палатку пока не разбираем. Делать практически больше нечего. Пробы упакованы и заколочены в ящики. Продукты на исходе. Лена делает какие-то вычисления, поправки к местности. Это ее дела, я в них не разбираюсь.
В свободное время ухожу в лес на поиски ягод. Попадается много грибов. Но мы их не берем. Пару раз сварили, потом надоело. Тушенка лучше.
Как-то раз, разгуливая по лесу, я набрал букет цветов и, придя в лагерь, вручил их Лене.
Глаза ее наполнились слезами. Она ничего не сказала, только уткнулась мне в грудь, как будто искала от чего-то защиты. Я гладил ее по голове и плечам, пока она не успокоилась:
- Поверь мне, у тебя все будет хорошо, потерпи немного…
Я начал догадываться, что наша совместная жизнь в палатке, мое ненавязчивое, доброжелательное внимание к ней, каким-то образом растопили лед в ее сердце. Она сбросила груз прошлых обид, снова стала сама собой – юной, мечтательной и свободной.
А может быть, это было обыкновенное прощение свыше…