МАЙ.МАЙ.
Мой отец был необыкновенно порядочным и миролюбивым человеком.Повидав мног горя, он не озлобился,был предупредителен и добр к людям.На моей памяти нет случая, чтобы он перебил собеседника внезависимости от того-нравилось ему сказанное или нет.Сам же говорил,обдумывая каждое слово.Разговаривать”просто так”было не в его натуре.Улыбался он крайне редко,а смеющимся я видел его всего один раз.Вот об этом единственном разе я и хочу сейчас рассказать.
Был тихий майский вечер,полный аромата цветущей белой акации.Мы возвращались из гостей.Невдалеке от нашего подъезда,по безмолвной улице,шли двое военных,старшина сверхсрочник,шедший немного впереди и молодой лейтенант.Старшина,глядя себе под ноги,громко говорил:”Ты пойми.Старлей он неплохой,но он говнистый!”.Лейтенант встрепенулся и тут же спросил:”А майор?!Майор!?”.”Майор?”-чуть задумчиво повторил старшина:”Майор-нет!Он не говнистый,но он еврЭй!”,с разочарованием закончил служивый.
Отец зашёл в подъезд. Военные,не обратив на нас никакого внимания,прошли дальше.За отцом в подъезд вошёл я.Вошёл и остолбенел.Отец стоял прислонившись к иконостасу почтовых ящиков и смеялся.Смеялся от души.Его плечи и грудь тряслись,а из уголков прикрытых веками глаз, текли слёзы.Таким смеющимся я его раньше никогда не видел.Глядя на него я и сам стал смеяться и уже хотел его что-то спросить,но он поднял указательный палец левой руки и поводил им из стороны в сторону,давая мне понять ,чтобы я не перебивал его,дал отсмеяться вдоволь.
Позже он ещё несколько раз просил меня пересказать этот диалог в присутствии кого-то из родственников и друзей и каждый раз с большим вниманием следил за реакцией слушающего,делал какие-то свои выводы.
Прошло лет шесть.И опять был майский тихий вечер, полный аромата цветущей сирени,белой акации и всего того,что предвещает неминуемое наступление буйного одесского лета.
Я с друзьями беспечно прогуливался по парку Шевченко и все время напевал,а иногда и насвистывал,одну мелодию.Кто-то из моих товарищей, не без нерва,заметил:”Ну чего заладил?Ведь битых два часа одно и тоже.Перемени пластинку.А?”.В ответ я сказал:”Да вот,привязалась-никак избавиться не могу!”.И тут же добавил:”А вообще то,считаю произведение это очень глубоким и значительным!”.
Вернувшись домой,я застал двери квартиры распахнутыми настеж,а в комнате было много людей-соседей по этажу.С отцом моим случился удар.Он лежал на кровати без сознания и одинокая слеза катилась по его щеке.Через несколько часов он умер.
Мелодия,от которой я тщетно пытался избавиться накануне,была вторым траурным маршем Шопена.
Джеф Хазан
12-14 сентября 2005г.
Бруклин, Нью Йорк