"...У большинства сейфов коды состоят из
пяти-десяти шагов: "Повернуть на четыре
деления против часовой стрелки, потом на
три по часовой стрелке, потом... и так
далее". Всё это для того, чтобы вы не
смогли случайным образом набрать код..."
Роберт Стоун. Чудотворная сила
Темно. Очень-очень темно. Как больно! Невыносимо…
Грудь пылает, словно в неё вонзили раскалённые гвозди, а руки и ноги будто опустили в ледяную прорубь. Я не могу открыть глаза… Или они открыты? Да, тогда почему я ничего не вижу. Холодно. Вокруг что-то хлюпает.
Помогите, хоть кто-нибудь… пытаюсь крикнуть, но не могу, я не могу кричать. Не могу двигаться. Ничего не вижу… Какая-то песня доносится порывами ветра, то ясно и громко, то глухо…совсем не разобрать слов. Где я её слышала? Голова затекла. Как встать? Что есть силы, последним усилием воли, я пытаюсь поднять руки и как-то приподнять голову...
С каким-то невероятным трудом я просыпаюсь… открываю глаза, УЖАС. Что это было? Как можно во сне ощутить такое? Кошка, старательно перебирая лапками и мурлыча, пытается согреть мою онемевшую, шею.
Тёплый, скорее даже горячий душ… По-прежнему трясусь всем телом. Кофе, крепкий, большая кружка. Черпаю белый липовый мёд, оборачивая его вокруг ложки. Мёд тает во рту, постепенно возвращая меня в эту реальность, с привычными ощущениями, запахами и звуками. Песня, песня из этого кошмара крепко засела в голове… Где я могла её слышать?
Одеваюсь. Смотрю на себя в зеркало. Я. Около тридцати, причёска в стиле пятидесятых, платье в тонкую черную полоску, пояс, шпильки, небольшая лаковая сумочка, кольца, серьги, браслеты. Всё как будто привычное… последний штрих, чёрные стрелки на веки, и помада на губы, духи "MONT BLANC". Выхожу. Сажусь в машину, плавно поворачиваю ключ. Она, отвечая взаимностью, заводится, легко трогаясь с места.
- Всё-таки, хорошо бы было наоборот: ты - с левым рулём, а я - правша! – в который раз сокрушаюсь я.
Машина, недовольно взревев, продолжает лететь по полупустому проспекту. Я люблю свою «малышку». Мне нравится её «норов», её какой-то удивительный голубой цвет, в сочетании с формой… и всего две двери. Обожаю. Не новая, моя спортивная «TOYOTA», служит мне верой и правдой уже около шести лет.
Припарковавшись возле клиники, выхожу, бросив благодарный взгляд в сторону машины, открываю дверь, нажимаю кнопку вызова лифта… Мой кабинет. Секретаря ещё нет. Вот, засоня! Смотрю записи. На сегодня пять пациентов, один, что называется тяжёлый случай.
Вбегает Ниночка. Смотрит жалобно, делаю ей отмашку, типа: «Ладно, прощена!», Ставлю необходимые отметки, разложив папки в правильной последовательности. Приглашаю первого. Парень, волнуется, первый приём. Страшно заикается. Спрашиваю его о музыкальных пристрастиях. Начинаем потихоньку подходить к его проблеме, осторожно, маленькими шажочками… Кажется удаётся снять основные «блоки». Дальше, уже легче.
День проходит без особых осложнений, по накатанной. Прощаюсь, выхожу. Что теперь? Звонит телефон. Подруга… тараторит, просит уделить немного времени. Соглашаюсь, но, не выдав себя, что и так свободна…
- Нет! Ну какой гад, а! - говорит Инна, хлюпая носом, одновременно, пытаясь закурить…
- Пошли на балкон, иначе ты меня отравишь, - отмахиваясь от первых клубов дыма, предлагаю я.
- Ага! – как-то сразу соглашается сломленная и растерянная Инка.
- Не поверю, что твой Игорка вот так, вдруг, взял и свинтил! Колись, чем ты его достала, - начинаю допрос я, думая о том, как такого невозмутимого и положительного парня смогли допечь и что надо было эдакого сделать, чтобы вызвать вот такую реакцию…
- Ты же знаешь, Том, у него страсть, разные его турниры рыцарские, латы и прочее. Вот, а я сказала, что сыта его играми по горло, что он хуже ребёнка, что на меня времени у него нет, поэтому и детей нет... Ещё всего много и в том же духе наговорила вечером, а утром просыпаюсь, а Игоря нет. И вещей его тоже нет! – говорит Инна, а сигарета нервно дрожит в её маленькой руке.
- Успокойся, дай ему время, не звони. Если позвонишь сейчас, то наговоришь лишнего. В таком состоянии вообще лучше не подходить к телефону, - успокаиваю я.
- Да я без него дышать не умею, а тут даже записки не оставил, куда он уехал, к кому? - продолжая смотреть в пустоту, сама себя спрашивает подруга.
- Хочешь совет? - посмотрев на неё и сощурив глаза, спрашиваю я.
- Валяй! Что тут можно посоветовать-то…
- Сегодня мы с тобой напьёмся, у меня тоже есть основание, а завтра поедем к отцу! Проведём два выходных дня в полной изоляции от цивилизации, и, поверь, всё само собой решится! У тебя не будет времени даже всплакнуть, договорились? – спрашиваю я Инну, просто разинувшую рот от неожиданного моего предложения.
А почему бы и нет! Отец один-одинёшенек, живёт в тайге, отстроил себе дом, сам сделал мебель, охотится, рыбачит, изучает древние философские трактаты. Отшельником стал, когда врачи дали ему три месяца, чтобы приготовиться к уходу, завершить начатое. Но он рассудил по-своему. Взял тёплые вещи, еды на первую неделю, нож, топор и отправился в тайгу… До весны о нём никто ничего не слышал. В апреле, худой, заросший, он объявился у меня дома. Полдня провёл в ванной, побрился, подстригся, купил новый костюм и вместе со мной отправился к своему лечащему врачу… Диагноз был прост и короток: абсолютно здоров! Врачи, как всегда в таких случаях, говорили, что, возможно, первоначальный диагноз был неверен. Но мы-то знали, что дело в другом. В тайге он залёг в землянке, доев припасы, стал есть грибы и собирал клюкву, голыми руками выходил на зверя… Жил вопреки, и уже ничем не рискуя. Отчаяние переросло в желание превозмочь, появился интерес, сколько он так сможет. Оказалось, что мог он долго…
После первой вылазки в город, отец понял, что он совсем потерял интерес ко всему суетному, что возьмёт всё необходимое, и окончательно переберётся в тайгу. И сам, без помощи со стороны, выстроит себе не просто жилище, а самый настоящий дом. Торопиться некуда, да и ничего теперь его не отвлекает от этого занятия… Он смог. Прошло пять лет. Отец за это время несколько раз появлялся, делал распоряжения, необходимые покупки, несколько раз вывозил меня к себе, в его таёжное укрытие.
Инна лишь слышала о моём отце, эти рассказы были для неё сродни легендам, во всяком случае, многое в них для неё звучало, как нечто, совершенно не реальное, а уж самой оказаться посреди тайги, она точно не планировала … Поэтому просто смотрит на меня, не зная, что ответить и, ещё сомневаясь в степени моей решимости, бросить всё и отправиться латать свои издёрганные нервы.
Вечером мы, приговорив бутылку «Henessy», захваченную из моего кабинета, улеглись спать. Инна сразу уснула, я лишь под утро, да и то, очень пожалела, что провалилась в этот нездоровый сон. Наверное, я сильно стонала, потому что просыпаюсь, от того, что она больно хлещет меня по щекам…
- Тамара, очнись! – почти умоляет Инка, и уже готовая в очередной раз расплакаться…
- Полина, Полина, меня зовут Полина! – в каком то бреду, яростно кричу я.
- Господи! Да приди же в себя… - она брызгает на меня холодной водой, и тем самым помогает очнуться от страшного кошмара, душившего меня вторую ночь подряд…
Я благодарна ей, что она оказалась рядом. А то, что привиделось мне в эту ночь, буквально парализовало меня, выключив все даже слабые проблески, ведущие к свету, погрузив в холод и темноту и лишь старая песня, как заезженная пластинка, в несчётный раз возвращается отдельными словами, но до сих пор, не дающая ни малейшего намёка на обстоятельства, при которых, я могла бы слышать эту мелодию…
“Auf wiedersehen, meine kleine, auf wiedersehen…»
( продолжение следует …) http://www.proza.ru/2010/08/25/881
24.08.2010