Я, гений Игорь Северянин...

Марина Саран
   Имя русского поэта Игоря Северянина известно, пожалуй, каждому любителю поэзии.
Сын русского офицера, яркая личность, в которой слились воедино лиризм и тщеславие, самолюбование и ирония, Игорь-Северянин (гражданское имя  Игорь Васильевич Лотарёв) был чрезвычайно популярной фигурой в литературной элите начала двадцатого века, возглавив в 1911 году течение эгофутуризма.
   О том, насколько известным и почитаемым был поэт, говорит хотя бы тот факт, что в феврале 1918 года на  литературном вечере в Политехническом музее в Москве Игорь Северянин был избран «Королем поэтов». Владимир Маяковский, главный соперник Северянина в поэзии, оказался на втором месте. Упиваясь собственной славой, Северянин написал в «Рескрипте короля»:
                Отныне плащ мой фиолетов,
                Берэта бархат в серебре:
                Я избран королем поэтов
                На зависть нудной мошкаре.
   Чем же пленял сердца поклонников поэзии  (а в особенности, поклонниц!) автор, писавший поначалу свой псевдоним через дефис (по типу царских особ)? По мнению Валерия Брюсова, Игорь Северянин умел «… найти подлинную поэзию в автомобилях, аэропланах, дамских пыльных платьях, во всей пестрой сутолоке нашей городской жизни». Уже в первом сборнике стихов «Громокипящий кубок» (1913), который, кстати, выдержал десять изданий, Северянин подкупал читателей искренностью, раскованностью,  умением увидеть в серой обыденности нечто необыкновенное и блеснуть целым фейерверком полуфантастических, только ему присущих образов. Он умел бросить вызов, часто провоцируя на скандал:
                В смокингах, в шик опроборенные, великосветские олухи
                В княжьей гостиной наструнились, лица свои оглупив:
                Я улыбнулся натянуто, вспомнив сарказмно о порохе.
                Скуку взорвал неожиданно нео-поэзный мотив.

                Каждая строчка – пощечина. Голос мой – сплошь издевательство.
                Рифмы слагаются в кукиши. Кажет язык ассонанс.
                Я презираю вас пламенно, тусклые ваши сиятельства
                И, презирая, рассчитываю на мировой резонанс!...
    Кроме того, судя по воспоминаниям современников, для Северянина была характерна оригинальная манера чтения стихов, некоторая театральность. Вадим Шершеневич, например, писал в своих заметках: «В противовес выразительному чтению Маяковского и Каменского, лаю Брюсова, скандированию символистов, Северянин почти пел…» Сам поэт еще в 1910 году указывал на то, что его стихи рассчитаны на особое авторское исполнение:
                Позовите меня, – я прочту вам себя,
                Я прочту вам себя, как никто не прочтет.
                Как никто не прочтет, даже нежно любя,
                Даже жарко любя…  Ни при чем тут почет!

                Вы поймете тогда, как я мал и велик,
                Вдохновенье мое вы поймете тогда…
                Кто не слышал меня, тот меня не постиг
                Никогда - никогда, никогда-никогда!
   Как сложилась судьба блестящего поэта, которого носила на руках Россия и боготворили женщины? Революция многих заставила мыкаться на чужбине. Северянин -  не исключение. В том же 1918 году «Король поэтов» уехал в Эстонию, где поселился в небольшом поселке Тойла, некогда привычном курортном местечке для петроградской  интеллигенции, где и жил  вместе со своей женой – поэтессой и переводчицей Фелиссой Круут. Тяжкие размышления о России, о собственной судьбе, нежелание смириться с положением эмигранта выливались в стихи. Только теперь не было в них ни «ананасов в шампанском», ни «шумных платьев муаровых», ни «голубых писем». Было другое:
                И вот мы остались без родины,
                И вид наш и жалок, и пуст.
                Как будто бы белой смородины
                Обглодан раскидистый куст…
   И еще:
                Мне не в чем каяться, и все же каюсь я:
                Меня не ценят зарубежные края.
                Здесь вдохновенность обрекается на склеп,
                Здесь в горле застревает горький хлеб…
   О мрачных настроениях поэта свидетельствовала и русская поэтесса Ирина Одоевцева, случайно встретившая Игоря Северянина в начале двадцатых годов в Берлине: « Я приехал сюда в надежде переиздать мои книги, - говорил поэт, - но куда там! И слышать не хотят, а всякую бездарь и шваль печатают. Объяснили: вы больше никому не нужны и не интересны…  Я деньги всегда отдавал другим, себе брал только славу. Но и она оказалась, как все в моей жизни, -  чертовыми черепками. Все обмануло, все погибло – все!»
   Поэту не суждено было больше встретиться с родиной. Игорь Северянин умер в декабре 1941 года в оккупированном фашистами Таллинне…
   Булат Окуджава, спустя много лет побывавший в Тойла, в домике-музее Игоря Северянина, оставил следующую запись: «Нынче мне очень близок и дорог И.Северянин… Он мне рассказал то, что ранее не было известно. Мой путь к нему был труден и тернист, ибо был засорен нашим общим невежеством, и я поминутно спотыкался о ярлыки, которыми поэт был в изобилии увешан… И вот, когда по воле различных обстоятельств все это мне открылось, я понял, я почувствовал, что Игорь Северянин – мой поэт, поэт, о котором еще предстоит говорить и у которого есть чему поучиться».

   Почему-то думается, что под этим могли бы подписаться многие…

PS Одно из моих любимых стихотворений у Северянина:


ЯНТАРНАЯ ЭЛЕГИЯ
                Деревня, где скучал Евгений,
                Была прелестный уголок.
                А Пушкин

Вы помните прелестный уголок —
Осенний парк в цвету янтарно-алом?
И мрамор урн, поставленных бокалом
На перекрестке палевых дорог?

Вы помните студеное стекло
Зеленых струй форелевой речонки?
Вы помните комичные опенки
Под кедрами, склонившими чело?

Вы помните над речкою шалэ,
Как я назвал трехкомнатную дачу,
Где плакал я от счастья, и заплачу
Еще не раз о ласке и тепле?

Вы помните... О да! забыть нельзя
Того, что даже нечего и помнить...
Мне хочется Вас грезами исполнить
И попроситься робко к Вам в друзья...

1911