Опубликовано: Бакинская резня микротомным ножом: рассказы / М. Али // Литературный Азербайджан. - 2014. - N 2. - С. 117-123.
(Алишеру Таксанову посвящается...)
— ...понимаешь, все дело в искусстве постановки декораций. Цвет – определяющий фактор любого действа. Если он зеленый, то ты никогда не сможешь опозорить себя, что бы не натворил.
— Ну да? А я полагал, что зеленый на красной основе дает совсем иные тона.
— Романтик! Ты полагаешь, что смерть человека – трагедия? Заснятая через хорошую камеру профессионалом своего дела, она живо превращается в забавные корчи пушистой зверушки на потеху праздной толпе.
Из разговора с приятелем в чайхане.
Это было поздно, очень поздно, СЛИШКОМ ПОЗДНО. Работник телевизионной компании, помешанной на дешевой рекламе, трехширванном пэтриотизме и ужастиках, внезапно почувствовал недомогание в области малого таза. Днем он снимал лакомый сюжетец: полуразложившее тело девушки, утопленной в неподвижных водах озера под названием "Ганлы-гёль" — "Кровавое озеро". Выяснилось, что девушку растлил, затем зарезал и утопил ее начальник.
В коридоре тихо плакали ее братья. "Отлично, отлично...", — ласково промурлыкал Работник, — "как драматично... теперь, красоточку крупным планом". Оператор с трудом скрывая тошноту, снимал распухшую плоть и провалившиеся глаза жертвы. Что-то трогательное, взывавшее к состраданию было в этих жалких останках. Лица небритых парней в потертых кожаных куртках, — элементарные частицы жужжашей толпы, — обрели осмысленную человечность.
Но Работнику было не до этого — ведь он был Ответственным Работником, получавшем за зарезанных, изнасилованных, сожженных людей приличные бабки. Конечно, получал кровные не за то, что гонялся за старушками с топором. Лишь запечатлевал неизбежные последствия. И представлял зрелища публике. Сегодня добросовестно снимаешь утопающую в крови маленькую девочку, сбитую мчащейся на полном ходу дорогой иномаркой и ее заплаканного отца, завтра — отупелое лицо подвергшейся насилию молодой женщины, с выдранными маккашем волосами. Сжигаешь образы жертв в телевизионный пепел, чтобы потом сжечь сам пепел — таков профессиональный девиз! Попадаются совсем экзотические случаи, вроде новорожденного младенца в канализации.
Работник вполне справедливо гордился своими стальными нервами. Но эта ночь изменила все. Ганлыгёльское проишествие имело неожиданные последствия. Нижняя часть тела, едва прикрытая кокетливой черной бархатной курточкой, оказалась жестоко простуженной. Сообразив это, он ринулся в туалет. Но увы! туалет оказался заперт на замок. Таков был странный каприз Главного Менеджера, молодого лысеватого человека, смелого пэтриота и гагаша, расхаживавшего по коридорам Компании с автоматическим пистолетом под мышкой. Тут блюститель общественной морали с удовлетворением вспомнил, что они... джаханнама! арендуют немалую часть некоего задрипанного постсоветского НИИ, обладавшего вполне вместительными туалетами. На второй этаж и направил свои стопы Ответственный Работник, совершенно позабыв о том, что регулярно снимал его коридор в виде тюремного — настолько он был мрачен и суров.
В коридоре царила непроглядная тьма. Узкая полоса яркого желтого света рассекала, словно мечом, это мертвое пространство. За толстым стеклом большого окна в конце коридора мерцал слабый свет от маяка на дальнем острове, бросавшем неверный луч на темные холмы.
Работник с опаской вступил в темноту. Сердце его билось все медленнее и медленнее — и вдруг замерло, остановилось. Остановился и он, врос в исшарпанный линолеум, пригвозжденный к месту небывалым существом.
ОН неожиданно появился в полосе и опустил большую волосатую руку, на котором сверкало хищное широкое лезвие острейшего прямого тесака. Беззвучно стоял ОН, одетый в длинный белый халат и тяжелые солдатские черные ботинки. Небритое лицо незнакомца закрывал небольшой респиратор. Белесые глаза пусто смотрели за прозрачными линзами круглых очков.
Ответственный Работник пискнул, как мышь, намертво схваченная давилкой. Мгновения текли и он, дрожа смотрел на лезвие, на чёрную щетину, белый грязный халат и тяжелые солдатские ботинки со шнуровкой. Прозрачные капли воды мерно капали с огромного лезвия.
Словно прикованный взглядом к большой белой фигуре Работник двинулся вперед. Словно сомнабула, брел в направлении туалета — и острый взгляд Призрака молча следил за ним из-под круглой оправы очков. В последнем своем усилии, еле передвигая ватные ноги, Работник дошел до туалета и зашел в вонючий мрак.
Здесь тьма была уже кромешной. Стоял, мелко дрожа всем телом и ждал. Порой в сознании мелькали полные ужаса лица братьев девушки: «вот, что значит, они будут испытывать долгие, долгие ночи...!». Он ухватился за холодную, словно стенка гроба, кафельную стенку: «неужели... ЭТО возможно?».
Застыл, прислушиваясь. Минуты бесшумно просыпались мелкими песчинками ржавого песка на дно старых часов. Неожиданная мысль, подобная яркой комете, носилась в душе, рассеивая опасное сомнение. Он глубже вдохнул воздух полной грудью и остoрожно подошел к двери. Выглянул... коридор был пуст. — Почудилось! — Свет продолжал падать из ниши, но двери были заперты.
Ответственный Работник вдруг почувствовал приступ кроличьей храбрости. И понесся по коридору навстречу благоразумной реальности.
ххх
— Вставайте, вставайте! – Девушка строго стояла над ним, держа руки в карманах модного короткого пальто с высоким воротником.
— Что такое... уже светло...
Болезненно щурясь, растирал онемевшую шею. Жиденький свет падал сквозь плотные темные шторы. Тоска! Поднявшись, неловко подошел к столу и вынул нож из деревянного футляра. Спиной он чувствовал скрытое недовольство. Кажется, мир не столь зол и безразличен. Но что ей сказать? Заслонившись сверкающим лезвием, шутливо:
— Посмотри, я воскресил мертвого. И прокалил всю партию медного купороса. Сколько работы!
— Вообще-то, не вашей. Попросили бы, сделала. Вы что, враг свому здоровью, опять проторчали всю ночь в лаборатории! (принялась с досадой расстегивать пуговицы...) Это же яд! Неужели нельзя купить стопроцентный спирт?
— Ну что разбушевалась... — Он небрежно махнул рукой. — Мне одному хорошо.
— Что хорошего? Жениться вам давно пора! Вот если бы вас дома ждали...
— У меня такой кот есть, что любой жене до него расти и расти.
Девушка, укоризненно покачала головой и проворно повесила пальто на вешалку. Затем вышла в другую комнату за халатом — он у нее, не в пример некоторым, был белоснежным, как крылья ангела. Вернувшись, она с удивлением заметила, что он странно скривился, словно от пронзительной горечи. — Что это? — Стиснул виски пальцами — и замогильным голосом:
— Это было поздно, очень поздно. СЛИШКОМ ПОЗДНО. Скромный работник телевизионной компании, помешанной на дешевой рекламе, трехширванном пэтриотизме и ужастиках, внезапно почувствовал недомогание в области малого таза...
— Это еще что такое? — Девушка недоуменно застыла на месте, неловко держа не весу тяжелую колбу. — Бред какой.
— Не мешай творить. — Он мельком взглянул на нее. — Колбу-то на место поставь. Уронишь.
...Это был очень спокойный и добрый человек. Ты только подумай! работать на Главного Менеджера, гагаша и бизнесмена, расхаживающего по коридорам с тяжелым автоматическим пистолетом под мышкой. С ума сойти можно. Это тебе не указывать хромому неудачнику на его грехи свежим голосом (девушка пунцово вспыхнула...). Будни работника были очень заполненными. С утра сканируй огромное количество документов, правь тексты репортажей за ленивую коллегу, находящуюся под высоким покровительством... ярко накрашенные губы, черная кофточка с эээ... низким вырезом, джинсы с дурацкими заклепками, обтягивающие бедра так, что анатомию изучать можно... не смейся, не смейся! Целый день беготня — и за все это получаешь гроши. Конечно, не совсем гроши, этажом выше и того не получают... так что меньше гордости да больше глубокого почтения Лысому Пэтриоту. Благодетель! В общем, бедняга пал жертвой своего трудолюбия. Непростительный грех. А поскольку туалет засорился, он решил подняться на второй этаж...
— Это к нам, что ли?
— Не мешай сказку сказывать. Коридор был мрачен и суров. Недаром, компетентное руководство снимало его в виде тюремного. Лампы не горели, свет маяка бросал неверный отблеск на толстое стекло большого окна в конце узкого зловещего тоннеля. Эту зловещую тьму пронизывала лишь яркая полоса света — свидетельство очевидной забывчивости какой-нибудь молоденькой аспиранточки...
— Я без вас с подруженькой после семи часов больше работать не буду!
— Ага! Теперь поняла, что такое гранит науки, молоденькая аспиранточка? Продолжим.
Работник торопливо шел, мучительно размышляя о славной жене и любимой дочурке. Быть работником крупного информационного агенства в Азербайджане — это только имя пустое, шелуха. Цены стремительно поднимались, ему постоянно не хватало денег на самые необходимые нужды. Вдобавок, пожилые родители. Примерный сын никогда не оставит свой корень. Так он торопливо шел, подавленный вечными думами, когда почувствовал НЕЧТО, бесшумно возникшее в яркой полосе света.
ОНО было одето в засаленный хирургический халат и гнусного вида шнурованные тяжелые ботинки. Воспаленный рот чудовища был прикрыт странным зеленым наростом. Глаза, прикрытые круглыми очками, были абсолютно безумными. Но самое страшное... да, ужасное и невероятное... длинное сверкающее лезвие... ОНО ловко держало его волосатой лапой с большим серебрянным перстем, на котором был изображен странный символ — мертвый череп с говорящими знаками...
Она слушала, широко раскрыв большие черные глаза.
Зловещая тень медленно приближалось к оцепеневшему работнику. Вместе с ней стеной надвигалось ужасающее зловоние, запах вымоченных в формалине человеческих трупов. Беспомощно прижавшись к стене, он умоляюще прошептал: «не надо...». И через мгновенье почувствовал на шее кладбищенский холод кривых когтей.
— Ай Аллах, — девушка внезапно широко улыбнулась, — вам бы страшные рассказы писать. И чего это в науку пошли?
— Зарыл талант в землю. Непрактичен есмь. Не перебивай.
И тут в конце коридора послышался веселый стук каблучков. Сексуальная коллега, боевая подруга Лысого Начальника и предмет тайных вожделений всего отдела, полная нетерпеливой ярости разыскивала своего исчезнувшего напарника. Ведь стояла ее работа! И хотя она поднялась на второй этаж довольно бодро, давящая тишина заставила поумерить пыл. Мгновенье, другое – и затаившийся во тьме ужас стал властно просачиваться в плоть и кровь. Она остановилась, затем нерешительно пошла вперед. Косая тень в световой полосе привлекла ее внимание. — Может, это был Шахин? (бедного работника звали именно так...) — Красавица сделала еще несколько шагов и вдруг застыла, издав горлом сиплый звук.
Там, в нише извивалось человеческое тело в цепких объятиях. Несчастный так страдал, что был похож на какой–то скорчившийся в пламени корешок. А за обмякшими плечами... бессильно упавшей на узкую грудь головой... на нее смотрела белая морда зверя, хищно оскалившая желтые зубы с выступающими большими клыками. Раздалось натужное хрюкание, по горлу Шахина скользнуло острейшее лезвие. Ноги все еще обреченно бились, но можно уже было разглядеть вскрытую трахею из которой туго хлестала кровь. Еще одно движение — и лопнули позвонки, тело осело на землю. Сгустившуеся тишину нарушало лишь журчание красного потока.
— Я же говорила – талант, талант...
— Не мешай, сейчас будет кульминация.
Он медленно отвел руку и бросил к ногам Неутомимой Труженицы какой–то темный предмет. Вся содрогаясь, она взглянула... да, это была голова несчастного Шахина.
И бросилась бежать.
— Подождите, теперь моя очередь.
— Ты тоже решила внести посильную лепту?
— Ну да. Сейчас. — Девушка торжественно скрестила руки на груди. Не мешайте. Думаете, вы одни только читаете эти ваши готические рассказы?
Бросилась бежать. Вскрикнула — раз, другой.
Она не добежала до конца коридора.
— И это все?
— Зато ярко. Вы представьте эту жуткую картину: перепуганная красавица, гремящая блестящими железками джинсиков, натянутых на ее роскошную попку, развивающиеся обесцвеченные волосы, некстати соскочившая туфля на шпильках, писклявые крики: «...ай мама! ай, мама-джан!»... — Help me! — кричат только в дурацких ужастиках. И нарастающий мягкий топот за спиной...
— Браво. Ты подаешь надежды. Только он в ботинках был.
— Мираж. Чудо-юдо на самом деле на широких таких подошвах расхаживало. Круглых, как у слона. А когда надо было мимикрировать, они у него превращались в тяжелые ботинки. Вот!
Девушка задорно рассмеялась, сверкая черными, как вишни, глазами. Внезапно он почувствовал жгучее желание сказать ей что-то доброе, светлое. Сияющее, как солнце.
— Ханум, еще раз мир озари.
— Это еще зачем? — Она насторожилась. — Что вы хотите сказать?
— Только то, что когда ты смеешься, в комнате становится светлее.
— А...
Оглядел ее внимательно, словно бы в первый раз. Смешавшись под пристальным взглядом, она подошла к столу, заставленному грязной посудой и стала их собирать в большую белую кювету.
Время замедлилось. — Почудилось? — Упорно смотрит на свои обожженные химическими реактивами руки, с большим, но неглубоким порезом на всю ладонь — действительно, ночь у него была тяжелая. — С усилием подняла кювету – и ласково:
— А ведь перед работой надо бы выпить чаю. Сейчас поставлю. Заодно обсудим на сегодня план работы. Хорошо?
— Да. Голос у него был апатичный. Подожди, выброшу дрянь, которую мы вчера с тобой отделили. Сколько же накопилось за годы эти мертвечины. Авгиевы конюшни...
...Надменно раскуривая сигарету «Житан» бензиновой зажигалкой, он заметил подозрительного оборванца в грязном белом халате, тащившего тяжелый сверток — и с отвращением повернулся к полноватой блондинистой женщине, умильно смотревшей на кокетливую бархатную куртку: «тупое интеллигенствующее быдло... ты только посмотри на эту жалкую рожу...». Оборванец криво ухмыльнулся и побежал к выходу, грохоча тяжелыми солдатскими ботинками. Он вздрогнул, но затем успокоенно выпустил длинную струю дыма в морозный воздух. Ночное происшествие уже почти изгладилось из памяти. Впереди был трудный рабочий день. А даже если что и вспомнишь? Не до этого – он не просто журналист, а Ответственный Работник, получающий за зарезанных, изнасилованных, сожженных людей приличные бабки. Конечно, кровные дают не за то, что гоняешься за старушками с топором... хе-хе... Надо лишь запечатлеть неизбежные последствия. И вкусно представить зрелища публике. Сегодня добросовестно снимаешь утопающую в крови маленькую девочку, сбитую мчащейся на полном ходу дорогой иномаркой и ее заплаканного отца, завтра - отупелое лицо подвергшейся разнузданному насилию молодой женщины, с выдранными маккашем волосами.
Сжигаешь образы жертв в телевизионный пепел, чтобы потом сжечь сам пепел – таков профессиональный девиз. Какая же мысль пронеслась, как комета? там, в вонючем нужнике на втором этаже, когда ему почудилось это гнусное, как укоры изуродованной совести, привидение... Ах, да. Деньги не пахнут!