Посвящается mano и ещё одному человеку, чьего имени я не хочу называть.
Шторы в маленькой комнате скрывали картину, развернувшуюся за окном. Но они не обладали свойством скрывать звуки. За окном шёл ливень. Крупные падающие капли барабанили крышу.
Не считая ливня, мир погрузился в абсолютную тишину.
В середине комнаты стояла музыкальная шкатулка. Маленькая детская ручка повернула рычажок, и комната наполнилась нежными звуками, напоминающими фортепиано.
Для маленького тельца ночная сорочка казалась совсем уж огромной. Ребенок смотрелся в ней гротескно и жалко. Но он сидел и смотрел своими большими глазами на шкатулку, из которой доносилась чарующая музыка. Он не двигался, а просто сидел. Казалось, будто сейчас он был один в огромном замке. На самом деле, его мать находилась в соседней комнате и преспокойно спала.
А ребенок сидел один в целом мире и слушал музыку.
***
Наутро чуда не произошло — дождь всё не прекращался. Элга, проснувшись, накинула халат и пошла в детскую.
- Негодник! - только воскликнула она, увидев то ли выползшего, то ли вывалившегося из колыбели ребенка. А он сидел на ковре и смотрел на неё. От взгляда этих ясных голубых глаз ей было не по себе. Элга взяла его на руки и пошла на кухню. Она так и не поняла, почему он заплакал, когда она вышла из комнаты.
- Хочешь есть?
Он ничего не ответил, даже не издал какого-нибудь непонятного звука. Элгу пугало, что ему был целый год, а он так не издал ни звука, кроме плача, когда ему что-то не нравилось. Иногда ей казалось, что он или слабоумный, или немой, и в такие моменты она вставала на колени около икон и молилась о том, чтобы её догадки были неверны.
***
Шли годы. Осенью в хаотичном танце кружились листья, зимой картина была такой же, только вместо листьев были крупные снежные хлопья. А весна и лето, как правило, навевали совсем другие мысли нежели наблюдение за природой.
Тринадцать зим спустя Агнус стоял на крыше дома и молчаливо смотрел на хоровод крестьянских детей, играющих на поляне неподалеку. Он был кровным дворянином и подобные шалости ему были строго-настрого запрещены. Впрочем, в голове этого ребенка не было слово «нельзя». Он сам для себя определял подобные рамки.
Он был потрясающе ловок — ускользнуть от матери, которая была более занята своей личной жизнью, нежели им, не составило бы большого труда.
Высокомерный огонек в его глазах говорил лишь то, что ему было слишком скучно с ними.
Одновременно скучно и любопытно. В любом случае, его честолюбие не за что бы не позволило ему играть с простыми крестьянскими детьми.
***
Спустя три лета повторился такой же упорный ливень, как и в ту ночь, когда он был годовалым младенцем, поворачивающим ручку музыкальной шкатулки.
Впрочем, Агнус вообще не любил сидеть дома — ему больше по душе были прогулки с зонтом по саду. Роса блестела на свежей мокрой траве. Чистый воздух действовал на него, словно эфир. Юноша зашел в беседку около ограды, но так и не присел. Он услышал голоса:
- Дора, ты правда думаешь, что это хорошая идея? Там живет колдун!
- Глупости всё это. Я не верю в колдунов. Он такой же человек, как и мы, - заключил бойкий девчачий голосок.
- А я боюсь его! - пискнул тонкий мальчишеский. - Он всё время смотрит на нас с крыши своего замка, мне брат рассказывал...
- Тьфу ты! - возмутилась невидимая для Агнуса Дора. - Твой брат служит в городском ополчении, он ничего не боится. - Это она сказала даже с какой-то для неё одной зримой нежностью. - И я тоже!
- Вот сама и лезь! - заключил хор детских голос.
В следующую минуту послышался топот детских ножек и полу-смешок, полу-насмешка, полу-навзрыдный вздох Доры.
Агнус прижал ладонь к губам, дабы не рассмеяться. Его боялись. Забавно.
Он пригнулся таким образом, чтобы ему был виден забор, но его самого видно не было. На какое-то время ему послышался скрежет, а потом всё стихло. Агнус встал и бесшумно перебежал к обратной стороне забора, прижавшись к ней спиной. И чудо не заставило себя ждать — прямо рядом с ним с забора спрыгнула невысокая фигура.
После такого удачного приземления Дора обернулась и отпрянула.
«Так попасться могла только я...» - обреченно подумала она.
Этого элегантно одетого незнакомца она видела первый раз в жизни, но интуиция подсказывала, что это и есть «колдун».
Он был немногим старше её — только на год или два. Но его большие холодные голубые глаза говорили, будто он прожил на свете лет сто, а уголки тонких губ представляли собой такую улыбку, будто бы по их краям маленькие человечки тянули за ниточки.
- Так вот значит, кто ворует яблоки в моем саду, - изрёк незнакомец.
- Вы не подумайте плохого...
- Поздно. Уже подумал.
- Я... Я не...
- Дора, верно? Да не дрожи ты. Я не сделаю тебе ничего плохого. Женщина всегда остается женщиной, - хмыкнул он. - Меня забавляет человеческая природа. Я застал тебя на месте преступления и вместо того, чтобы признать очевидное, ты его отрицаешь. Даже самой себе ты не хочешь признаваться...
- Да какого черта! - вспылила девушка, в следующую секунду испугавшись своих слов и своего тона. - Нашей семье нечего есть, от пары яблок вам хуже не станет!
- А было так сложно попросить?..
Дора покраснела.
- Ваша матушка... Она бы не приветствовала...
- А тебе было сложно спросить у меня? - громко спросил он.
- Но вы...
- Колдун?
Она покраснела ещё гуще.
- Я всё знаю,- хмыкнул Агнус. - Вы слишком громко разговариваете.
Дора молчала. Агнус смерил её высокомерным взглядом и заключил про себя:
«Деревня»
Но вслух сказал другое(да здравствует дворянское воспитание):
- Давай я провожу тебя к выходу.
- Вы меня отпустите? - Девушка от радости округлила глаза.
Агнус вздохнул. Он сорвал пять яблок, протянул ей, и ненавязчиво толкнув в спину, повёл к выходу.
Повернулся ключ в калитке, и та, противно скрипнув, открылась.
- Спасибо... Большое вам спасибо! - воскликнула Дора, убегая.
Яблоки болтались в её переднике, а бежать в огромных башмаках было не слишком удобно.
Но всё-таки... В этой убегающей фигуре чувствовалось дыхание молодости и ликование души девушки. Впечатляющее зрелище...
Вот ради этого он и поступил так благородно.
***
Он подпер голову рукой и смотрел на полную луну. За окном была зловещая и одновременно завораживающая картина — сад, где сегодня он поймал(если это можно так назвать) Дору погрузился во тьму, и лишь серебристые лунные лучи подавали слабые признаки света.
Небо было ясным. Об этом говорило хотя бы такое обилие звезд. Но ему казалось, что оно затянуто тучами.
Агнус закрыл глаза.
Тучи расступились и резко сверкнула молния.
Он вскочил, хлопнув рукой стол. Глаза пылали в каком-то приступе безумия, то ли как у фанатичного ученого, то ли как у древнего колдуна.
А потом всё стихло.
Небо снова было ясным, а звезды такими яркими.
Только вот... Что-то в нем изменилось.
Давным-давно, в этой самой комнате, 17 лет назад что-то произошло. Что-то такое же, как и сейчас. Вечер был не таким тихим, ливень нарушал спокойствие замка.
И музыкальная шкатулка.
Её уже давно не было. Её ждала судьба многих дорогих сердцу вещей - она сломалась. А сейчас... Он вспомнил ту детскую мелодию.
Почему-то сказки, рассказанные нам в детстве, забываются. Колыбельные - стираются из памяти. Но ведь нет ничего волшебнее, чем всё это восстановить?..
***
Его длинные тонкие пальцы бегали по клавишам фортепиано, вытягивая из глубин памяти приятные слуху и сердцу звуки. С той ночи прошло ровно 17 лет. Только на этот раз, вместо ребенка был юноша, вместо шкатулки фортепиано.
Можно ли думать, что призрак маленькой детской шкатулки слился с его душой?
Музыкальная шкатулка, знаете ли, такая волшебная вещь...
***
Дора просыпалась рано утром, на рассвете, когда ночь (пусть и с большим нежеланием) расступалась, отступала под натиском восходящего солнца. Девушка обычно потягивалась, умывалась, ела и тут же принималась за работу.
Обычно.
Сегодня чем-то отличалось от всех прошедших дней. Сегодня что-то изменилось. Открыв глаза, Дора не могла понять, что: то ли пение птиц казалось ей более мелодичным, то ли блики солнца играли по-особому в каплях росы после вчерашнего дождя.
Сегодня ей захотелось быть исключительно красивой.
Даже если её будут видеть лишь колосистая рожь и безмятежно-голубое небо.
***
Пустота. Звенящая, бесконечная, тягучая, маслянистая...
Зияющая дыра в его душе.
Когда же она успела там появится? Ведь люди не рождаются с дырами в груди.
Бывают разбитые сердца, умершие надежды и даже вырванные души.
В любом случае, это случается из-за чего-то.
Что было очень давно и с тех пор оставило незарастающий след...
Но почему одни его зализывают и в трудные моменты, как рука касается старого шрама, так и их легкая мысль касается такой раны, почему они грустно улыбаются, чувствуя светлую печаль и идут дальше, а другие возводят такую рану в ранг гангрены и меняются до неузнаваемости? У них портится характер и даже волосы седеют раньше. Как и душа...
Агнус накрыл виски ладонями. Ему было совершенно всё равно на проплывающие пушистые облака и золотые в красную крапинку листья.
Ему хотелось вакуума. Большого, серого и всепоглощающего.
Чтобы весь мир был в такой тоске, что он бы и не обращал внимания на свою.
Он, как обычно, взял зонт, который брал даже в пекущую жару, и пошёл прогуляться в поле.
Агнус даже и не думал увидеть там Дору. Он не думал о ней и вспомнил о её существовании лишь когда она предстала перед его взором.
- Сэр! - задорно крикнула она, приветствуя его.
- Ох... - Вздохнул он. - Какая неожиданная встреча. Здравствуй.
Дора опустила глаза, мило краснея. Это было словно уколом для него, но ни один мускул на его лице не дрогнул.
От работы волосы девушки растрепались, а от смущения щёки налились румянцем. В глазах словно отражалось летнее лазурное небо и пекущее солнце, такого нежного цвета они были и такой свет словно струился из них. Это чистое, юное создание просто светилось свежестью и полнотой жизни.
От этого уверенный и циничный Агнус словно раздвоился. Одна его часть тянулась к ней, дабы поймать один из летящих потоков света, а другую его часть это невероятно раздражало. Вы посмотрите, радуется она жизни! Радуется этому серому водовороту, этой звонкой пустоте и безликим людям! Нет, словно шептала первая половина, она радуется летнему небу, она радуется освежающему ветру. Она радуется флейте вдалеке и морю колосистой ржи. Она радуется своей семье и самой себе. И даже тебе она рада.
- Сэр, - её голос отвлек его от внутренней борьбы, - Вы не хотели бы...
- Нет. - Он не дал ей договорить. Второй Агнус победил, и её Величество Гордыня с надменной улыбкой уселась на престол, - Я ничего не хочу!
Резко кинув это, он отвернулся и быстрым шагом зашагал к своему дому, оставив ошарашенную Дору наедине со своими мыслями и... Разочарованием.
***
Однажды ей рассказали о призраке одного менестреля, который после смерти писал красивую, но очень печальную музыку. Когда какой-нибудь человек хотел покончить с жизнью или же хоть до такого не доходило, он шёл к обрыву, откуда сбросился менестрель и слушал шелест ветра. Слушал, как волны разбиваются об острые рифы и как ярко светит маяк. Как отчаянно кричат чайки и звонко бьет колокол... И что-то рождалось в этих звуках, что-то неведомое этому миру, грустное, печальное, зовущее покинуть его.
И некоторые шли за звуками, чтобы поблагодарить менестреля за освобождение. А другие благодарили его при жизни, находя в его музыке спасение и облегчение.
Ему было достаточно любой благодарности, ибо его музыка никого не могла оставить равнодушным.
Вот и сейчас Дора ждала, когда же, наконец, она уловит что-то особенное в криках чаек. Или в биении своего сердца. Или, быть может, в звуках шагов на песке...
Звуки шагов на песке?..
- Дора!
Нет, я вас разочарую. Это был не Агнус. Это был...
- Брандув?
Тот самый ополченец, о котором Дора говорила «даже с какой-то для неё одной зримой нежностью», старший брат одного из детей. Несмотря на прекрасную физическую форму, он вовсе не был туповатым, как все его товарищи. У него были внимательные темные глаза и черные волосы, которые были собраны в небольшой хвост. Прямой нос и высокие скулы выдавали в нем те черты характера, которые некоторые называли «аристократскими замашками». Они в чем-то были правы, хоть он был из простой семьи, он имел какую-то врожденную интеллигентность.
Что-то произошло, - это было сказано скорее утвердительно, чем вопросительно.
Дора промолчала и проследила за тем, как на мокром песке остаются следы его ботинок. Его, этого высокого поднимающегося по лестнице из камней к ней, ополченца.
Она по-прежнему молчала, закрыв глаза и подставив лицо ветру. По её губам медленно растягивалась улыбка и она сейчас боялась лишь одного - того, что Брандув заговорит и нарушит всю прелесть этого момента. Но он, казалось, чувствовал её настроение и молча сидел рядом, думая о чем-то своём. Или о чем-то её.
- А я услышала его, - звонкий голос Доры рассек тишину подобно поднявшейся из глубин волне.
- Погибшего менестреля?
- Да. А кого здесь можно услышать ещё?
- Может быть, себя. Может здесь он вдруг становится тобой, чтобы ты мог посмотреть на себя другими глазами, - спокойные и простые слова. И также просто врастали в душу - как упавшее семечко, собирающее пустить ростки.
Дора понимала, что сейчас как раз такой момент, когда без твоего ведома внутри тебя что- то меняется. Что-то отмирает, сгорая и свертываясь, чернея и улетая пеплом по ветру, а что-то пробивается сквозь холод к греющим солнечным лучам.
- Знаешь... - медленно проговорила Дора, - Это действительно странное место. Не такое ужасное и не такое прекрасное, как описывали разные люди просто потому, что оно не может быть каким-то одним - оно разделяет душу того, кто к нему приходит.
Она сама удивлялась своим словам - вот уж действительно в ней родилось что-то новое.
- Ты говоришь не так, как раньше... Но я не могу сказать, что мне это не нравится.
- Ты не мог бы меня проводить? Но только если мы пойдем по песку.
- Как я могу тебе отказать? - мягкая улыбка Брандува и его теплый взгляд контрастировали с уже заходящим солнцем.
***
Закат. До свидания, ясный день, и возносите свои руки к небу, теряющему свои краски.
Примерно такие мысли роились в голове Агнуса, когда он смотрел из окна на умирающий закат, плавно переходящий в ночь.
«Человеческое сердце подобно черствому куску хлеба и даже нож, отрезающий его вовсе не способствует ранению, а лишь делает его меньше», - думал он.
Ему казалось, будто Бога Заката проткнули на его же троне и струйки его крови стекает к заходящему солнечному диску.
Здравствуй, Бог Заката.
«Ты никогда не будешь прежним и завтра ты уже будешь другим. Переродившимся собой или вновь рожденным не собой - это уже совсем другая история»
Бог Заката его услышал. Умей религиозная мать Агнуса читать его мысли она бы непременно его выпорола за обращение к языческому божеству.
И что он открыл ему?
Вдохновение.
***
С тех пор прошло 10 лет. Дора вышла замуж за Брандува, даже не вспоминая о вспыльчивом и заносчивом Агнусе.
Зато он вспоминал её.
Каждый закат он сам опровергал свою теорию о черствости человеческого сердца, а кровь Бога Заката становилась его кровью.
Эта кровь подступала к самому сердцу и сжимала его, перехватывая дыхание в области горла и заставляя его бежать к фортепиано и выливать её туда.
Она была невидима человеческому глазу, эта самая кровь.
Зато её прекрасно воспринимало человеческое ухо - Агнус прославился на весь мир своими сочинениями и своей эксцентричностью.
Он никогда не выступал перед публикой и лишь единицы почитателей видели его лицо.
А не давал их по одной простой причине - боялся увидеть в толпе лицо единственной женщины, которую любил. Как жаль, что он осознал это очень поздно.
Когда-то давным-давно, когда шёл дождь и мать Агнуса Элга спала, а он сидел и смотрел на музыкальную шкатулку - его душа была открыта для музыки. А вот для любви закрыта - его жестоко били по маленьким ручкам, когда он простирал к ней руки.
Была ли в этом виновата его мать?
Никому до этого уже не было никакого дела. Лишь сердце Бога Заката каждую ночь кровоточило, теряя драгоценные капли крови.