Ощутил

Ники Линолеум Гладкий
Я не всегда понимаю, к чему этот запах, сочащийся сквозь губы улиц усталых. Я не всегда нахожу в кармане своем слово для незнакомых людей. Я не всегда могу промолчать, когда кто-то устало проживает чужую судьбу. Я не всегда позволяю себе быть хуже, чем вчерашним я был. Я не всегда ищу то, что потеряю сегодня в прахе остывших на стрелках секунд.

Я лежу на полу, обмотав вялую шею кучерявым телефонным проводом. Я слушаю в трубке тишину гудков. Они так жестоко напоминают мне о моем одиночестве. Моя квартира пуста, хотя в ней есть запахи вишни, принесенной мне знакомым. Я впускаю пальцы в кожу своего живота и пытаюсь сломать их. Я задыхаюсь от самого себя, мне душно и тоскливо в своем теле, замедлившем в превращении в нечто иное. Где мои дряблые крылья? Где моя перламутровая пыльца? Где мои желания, страхи, мечты, надежды, восхищения и ожидания?

Я провалился сквозь пол. Там было также пусто, как наверху. Моя пустота вырвалась сквозь мои ребра и поглотила весь мир. Теперь куда бы я не пошел все мне было одинаково и безразлично.  Не знаю, сколько времени я так пролежал, жалея себя, ломая себе кости надежд. Я был прахом, осевшим в легких вселенной. Таким серым, рассыпчатым кокаином, который можно было вдохнуть, но ничего не почувствовать кроме опустошений. Мне нечем было наполнить свой сосуд души, на дне которого не осталось ни одной капли, лишь запах вишни и морозного воздуха. Телефонные гудки кричали мне о том, что я еще жив, но беспредельно ленив, чтобы что-то менять. Лезвия были мне сестрами. Вилки, ножи острым юмором. Тарелки, стаканы пустовали, как мое нутро. Занавески прятали мои глаза от внешнего мира, а мир от меня. Ковры и пол смягчали падение на первый этаж. Звуки давно перестали мне петь. Тишина молчала, сидя на диване и куря последнюю сигарету. Бесконечные сны ни о ком. Беспредельные мысли ни о чем. Бесполезные фразы ни с кем. Только мой голос разрезал тишину, не успевавшую докурить свою сигарету. Она стонала очень слабо, почти неслышно и скрючивалась своими обрубками на моем грязном полу. Я вспарывал внутренности своим ощущениям, напихивая их не взаимной глупой ватой, белой, как листья бумаги.

И что сделать ты можешь мне и для меня, когда я пуст и равнодушен ко всему, кроме своего равнодушия? Что может мне дать твой крик? Твои мольбы и обиды. Ничего, кроме еще одной дозы отвращения к чувствам. Закрывая свой предел, не смотри на мою реакцию. Просто прожевывай медленно мои мысли, вырванные из моего рта скупыми фразами, проглатывай их и если хочешь, сплевывай их на асфальт. Мне еще много и  долго идти.  Босыми ногами по жесткой правде и трупам твоих восклицаний, обманутых моей жадностью к выражению внутреннего. Тебе вряд ли удастся понять, кто из нас кто и как я могу уничтожить тебя своим цинизмом и прожженностью дней. Ты бесполое существо с отсутствием самоиронии и самокритики. Ты веришь всему и во все, что скажут тебе милые существа из твоих сказочных снов и никогда не повернешься спиной к просящему мертвому взгляду. Как жаль, как обидно, что я разрушу твои наивные добрые иллюзии лишь одним своим прикосновением к твоей щеке во время не взаимного акта. Ты будешь рыдать, выжигая слезами слизь своих глаз, а я буду хило улыбаться и рассказывать о бытии. Предсказуемость мне нестрашна, ибо я выше ее и тех, кто меня упрекнет. И ты вырвешь свои слабые жилы, полные любви и созерцания и положишь их мне на кровать после бессонной ночи лишь для тебя. Я высушу их на подоконнике и аккуратно сложу в портфель своих подтверждений морали и человеческой сущности. Ты тихо уйдешь из моей квартиры, не закрыв за собой дверь в будущее и оставишь мне на прощание лишь влагу соленой подушки. Мы не увидимся целую вечность, пока я случайно не замечу твой силуэт в людном месте улиц и прожекторов. Ты будешь как всегда не одна и как всегда не со мной. Запах личного тела и хитрых духов напомнит мне о ночах, засыпавших в моей квартире под твой тихий голос. Я улыбнусь и сделаю вид, что не заметил тебя. Ты пройдешь мимо и обернувшись назовешь мое имя мимо прохожих. Звук твоего голоса пройдет сквозь мои барабанные перепонки и войдет внутрь сознания ржавым гаечным ключом. Я помню его. Я помню его. Я помню. Он твой. И ты конечно же махнешь рукой мне в спину и решишь, что моя оболочка это не я, а просто кто-другой и знаешь, я не буду возражать, потому что в тот момент мне будет не по себе от того, что я ощущаю. Я ощущаю. И это беспорядочно странно и ново и как-то удивительно предсказуемо. Самоирония тебе не к лицу, но она тебе теперь и не нужна, ибо ты смогла прожить без моего голоса, а я без твоего скучал. Я упаду на шершавое лицо асфальта и напишу твое имя кожей стирающихся об него пальцев. Спасибо, что я ощутил.