Да, в омут головой - и все печали
водица примет хладная.. . Мечтами
головки юные полны о счастье вечном,
о друге нежном, ласковом, сердечном...
Но жизнь жестокие уроки преподносит...
И человек молитву произносит,
не к Богу,- к Дьяволу его молитвы.
Он выбирает смерть( не жизнь!)...
И оба квиты.
Шарай Денис
Эта история однажды произошла. Когда? Можно только догадаться по приметам, отличающим наше время от далекого прошлого. Но практически все истории о любви не стареют с годами, они могут неожиданно всплыть в сознании человека. И ему останется только гадать, происходило подобное с ним, или он невзначай попал на чужую волну, схожую с собственными вибрациями.
Иногда неведомая сила доставляет нас к тому самому месту, где возможен резонанс с событиями, канувшими в Лету.
Повинуясь подобному зову, я наконец-то, отправилась в постоянно привлекавший меня пригород на выставку старинного платья.
Однако, добравшись до места, неожиданно для себя решила просто погулять возле стен здания в саду.
Села на скамейку, закрыла глаза и верно бы уснула, да вдруг почувствовала легкие шажочки по собственной сумке, лежавшей на коленях, и какой-то частицей сознания уловила голосок:
- Маша! Мы прилетели! Маша! Проснись! Дай печенья.
Приоткрыв глаза, я обнаружила у себя на сумке синичку. Еще несколько таких же прыгало возле моих ног. Гостья тут же перелетела на куст, дав мне возможность достать еду.
Один большой кусок я намеренно взяла в руку.
Синичка тут же вернулась, крошки не клевала, а подбиралась к руке, громко щебетала, отвлекая внимание от лакомства:
- Маша, помнишь меня? Я сейчас возьму эту крошку из твоей руки. Ты всегда меня кормила, Маша. Это сказка! Ее рассказала моя бабушка. А ей ее бабушка, но я тебя сразу узнала!
Синичка быстро схватила печенье и улетела. Я вытащила из кармана телефон с видеокамерой и стала поджидать, вдруг птичка вернется!
Только одна мысль не давала покоя:
- Почему я – Маша? Почему?
На улице было холодно, стараясь расслабиться и найти объяснение странному происшествию, я, похоже, попала в фазу быстрого сна. В таком состоянии сознание почти не цепляется за реальность, давая потоку информации просочиться откуда угодно, монтируя собственный мир, вплоть до событий в нем. И тогда руководящими становятся два слова – ВСЕ ВОЗМОЖНО.
Рука моя замерла на кнопке пуск видеокамеры, вздрогнула, нажала ее…Вдруг стало тепло.
- Маша! Маша! Ха-ха-ха! Где ты?
Смех звенел над верхушками сосен, перекликаясь с трелями дятла.
- Маша! Кататься! Будем кататься!
Веселые подростки Миша и Наташа прыгали возле дома и кричали что есть мочи, запрокинув головы к небу.
- Как будто я сейчас спрыгну с облака, - развеселилась Маша, глядя на них снизу от речки. Быстро через мосток и легко по холму поднялась к ребятам.
- Кататься! - с задором повторила Маша, бросив кокетливый взгляд на Илью, высокого кареглазого парня из дворовых. Он как раз подвел лошадей для прогулки и поправлял седла, посматривая на взрослую барышню.
Окончательно расшалившись, Миша выпалил:
- Он в тебя влюблен! Видишь, лоб в испарине и руки дрожат!
- Ты глупый!
На скулах девушки вспыхнули «розы», придав ей еще большего очарования.
- Глупый, глупый! - передразнила бойкая синичка, прятавшаяся в роскошных кустах сирени.
Три фигурки на лошадях быстро удалялись в сторону леса.
- Прижал бы ее к дереву и раздел, - дерзко и мечтательно проговорил Илья, наблюдая за всадниками.
- Под нарядом она такая же, как все остальные девки. Маша, барышня, недотрога! Книжки умные читает. А сама так и смотрит. Хочет меня, хочет раздеться, да боится бабки своей. Ну, ничего, еще посмотрим на голую Машеньку. Да прямо сегодня это и сделаю!
Вечерело. Из дома пахло ванилью. Ярко горели свечи в комнатах, выхватывая части темнеющего сада.
Илья караулил. Он знал, Маша часто выходит на площадку за домом, стоит, облокотившись на белый резной забор возле лестницы, мечтает.
Она вышла, как обычно, к излюбленному месту. Илья подкрался сзади. Резко обхватил Машу за плечи, подтолкнул, увлекая вниз по лестнице.
- Пойдем! Быстрее пойдем! – нетерпеливо прошептал и, на всякий случай, закрыл ей рот ладонью.
Как все было быстро, больно, жутко, сладко. Оставив Машу под кустом, Илья на ходу удивлялся:
- Смотри-ка, барышня даже не крикнула, - и, ухмыляясь, продолжал рассуждать: - а ведь девки-то простые лучше - живые они и жаркие, как огонь!
Весь следующий день и далее Илья вел себя так, будто ничего не случилось. Прекратил даже посматривать в сторону барышни. Впрочем, для него такая манера поведения являлась привычной - не более чем скушать украдкой господского варенья из вазочки, забытой на столе садовой беседки, и тут же успокоиться.
А с Машей расчет оказался верным, ей долго удавалось скрывать свое положение, да и молчала она. Уж лето подходило к закату, молчала девушка, лишь глаза становились все печальнее. Она никак, никак не могла поверить, что совсем нелюбима. Другой раз к вечерней зорьке выйдет на мосток, склонит голову к груди, и капают, капают горькие слезы в воду под тихие причитания:
- Мое счастье утонуло в речке,
Даже звезды содрогнулись, плача,
Было ли от милого колечко?
Как найти его - теперь задача.
Он не смотрит на меня с любовью,
Позабыл ее в кустах сирени,
Весь платочек пропитался солью,
Навсегда померк мой день весенний.
Прошло девять месяцев. Положение становилось крайне неприятным. Ведь Маша еще прошлой зимой была обещана в жены весьма важному господину, даже имя его громко не называли, лишь шепотком.
Так же боязливо шептались о бабке, будто она, мол, зналась с тайными «фармазонами», что святого в ней ничего не было.
Опасаясь нечаянных слов, случайных очевидцев, грозная бабка сама приняла роды, крепко спеленала младенца и спустилась с ним к реке.
Март дал только полыньи. Холодная вода забрала дитя.
Вернувшись в комнаты, бабка, видимо, тяжко переживала свой поступок, даже не заметила исчезновение недавней роженицы. А та, в этот момент, шаг за шагом, приближалась к темной воде, напевая:
- Ах, люли, люли, мой сыночек,
Зачем ушел на небеса?
Хочу твой слышать голосочек,
Смотреть в любимые глаза.
Я принесла тебе одёжку,
И одеяльце, и чепец,
Подай же голос, топни ножкой,
Залейся плачем, наконец!
Словно в молитве, прижав к сердцу маленькое одеяльце, закрыв глаза, остановившись у самой кромки льда, Маша вдруг вымолвила:
- Мы обязательно встретимся, обязательно встретимся. Мы будем к тебе приходить - твой мальчик и я. Ты полюбишь нас. Ты полюбишь. Однажды полюбишь.
Неглубокая, но быстрая река унесла Машу к сыну.
Как холодно. Я открыла глаза. Тихо. Замерли деревья. Мне было грустно, мне было больно, хотелось уйти в этот лес, лечь и уснуть навсегда под сосной.
Я все-таки встала. Медленно обошла здание. С пригорка хорошо видна речушка, мостик и строящийся Храм Любви.
Что же так щиплет глаза и почему я, глядя на спокойно поблескивающую речку, произношу неведомо из каких глубин сознания всплывающие слова:
- Мы вернемся однажды,
Ты нас вспомнишь, любимый,
И поймешь, очень важно,
То, что сталось на льдине.
Твой сынок убиенный
В прорубь брошен был бабкой,
Стала я оглашенной,
Шла за ним без оглядки.
Принесла одеяло,
Чтоб укутать ребенка,
Поскользнувшись, упала,
Был ледок слишком тонкий.
Три столетья минуло,
Храм стоит под пригорком,
Где любовь утонула,
Где и нынче мне горько.
- Вспомни, вспомни, - шептал ветер, зацепившись за верхушки сосен.
Фото Поля Лани. Ставлю с его любезного согласия.