Я закончил расследование по уголовному делу о хищении четырёх мешков комбикорма заведующим фермой колхоза «Заветы Ильича» Копытиным Иваном Ивановичем, которого оставил на свободе под подпиской о невыезде.
Перед тем, как направить дело с обвинительным заключением в народный суд, необходимо было провести собрание колхозников и выдвинуть для участия в судебном заседании общественного обвинителя.
С этой целью я прибыл в село Верхняя Добринка, где находился указанный выше колхоз. Начальство мудро решило собрание провести прямо на рабочем месте в коровнике, дабы не отрывать людей от работы.
Парторга Чудинова Матвея Семёновича чёрт дёрнул притащить из красного уголка большой стол, покрытый красной скатертью, на который колхозный комиссар водрузил огромную мраморную чернильницу с двумя сосудами, доверху заполненными фиолетовыми чернилами. Рядом партработник положил две деревянные перьевые ручки и мраморное пресс-папье, размером с большой утюг. На краю стола лежало несколько листов желтоватой разлинованной бумаги, вырванных из амбарной книги. Это для секретаря, которая должна была писать протокол. Парторг хотел принести трибуну, но я сказал:
- Не надо, не первое мая!
Около стола для президиума поставили длинную скамью из необструганной доски, на которую сели я, как докладчик, рядом председатель колхоза Грищенко Опанас Маркович, затем парторг и с краешку мышкой-норушкой примостилась учётчица Люся Климова. Против стола на мешок с комбикормом посадили расхитителя общественного добра заведующего фермой Копытина.
Трудовой народ: доярки, скотники и грузчики расположились в проходе, кто на молочных бидонах, кто на доильных аппаратах, кто на перевёрнутых вёдрах, а кто и просто стоял на своих двоих. Народу набралось много, человек тридцать, так как на собрание пришли и другие колхозники. С обеих сторон от прохода в стойлах стояли бурёнки и жевали сено. Чтобы они не мычали и не мешали проведению важного мероприятия, в ясли им положили свеженакошенной травы.
Аромат в животноводческом помещении был отнюдь не благоухающий, но деревенские жители к этому давно привыкли и полагали: «Приехавший следователь не барин – принюхается».
В дальнем углу на привязи стоял большой бугай Борис, который время от времени мычал, мотал головой и зыркал глазищами, налитыми кровью. Бык явно был раздражён и чем-то недоволен, может быть, ему не нравилось большое скопление народа, а может и то, что заведующий сократил ему рацион питания. Борис любил комбикорм, видел, как Копытин увозил мешки для своей свиньи Машки, и это вызывало у него законное возмущение и негодование. Скотский деликатес был предназначен ему, а не каким-то частным хавроньям.
Председателем собрания выбрали парторга, а секретарём учётчицу. Слово для доклада было предоставлено следователю.
Я коротко доложил собравшимся колхозникам суть дела, и заодно рассказал им о международном положении, а затем попросил решить вопрос с общественным обвинителем.
В это время послышалось грозный рёв бугая, который сорвался с привязи и, пригнув к земле голову с острыми рогами, побежал не куда-нибудь, а прямо к столу президиума. Люди в ужасе бросились в рассыпную - кто куда. Бурёнки перестали жевать сено и тревожно замычали. Члены президиума опешили и не знали, что им делать: поддаться общей паники или сохранять спокойствие. Но на решение этого вопроса уже не было времени. Разъярённый бык со страшным рёвом подбежал к столу с красным покрывалом, поддел стол рогами, приподнял его кверху и перевернул. Чернила мутным потоком залили материю, во все стороны полетели исписанные листы из амбарной книги, пресс-папье тяжёлой гирей упало на ногу парторгу, причинив ему сильную боль.
«Мышка-норушка» быстро юркнула в дверь красного уголка, который находился позади неё, туда же намылился скрыться и худощавый парторг, но споткнулся о скамейку и болотным журавлём распластался на земляном полу.
Бугай Борис, совершив первый выпад на стол президиума, бросился не на кого-либо, а на заведующего фермой Копытина, поддел его на рога и перебросил через себя. Иван Иванович с большой высоты шмякнулся лицом о деревянный настил в свежую коровью лепёшку. Видно обиженное животное решило свести счеты с тем, кто лишил его полноценного питания и увёз корм своей хрюшке.
Колхозники тем временем попрятались в стойлах у коров, только один председатель, как истинный батька и голова, не потерял присутствия духа. Опанас Маркович поставил стол на место, зачем-то залез на него в грязных болотных сапогах и крикнул:
- Товарищи! Сохраняйте спокойствие! – а затем обратился к быку: - Борис! Иди на место!
Ввиду того, что председатель был совсем не хил, и весу в нём накопилось не меньше центнера, ножки стола не выдержали такой нагрузки и подломились. Стол снова опрокинулся, и глава колхоза грохнулся на перепачканного навозом парторга, который никак не мог подняться с настила.
Мне ничего не оставалось, как молча наблюдать эту катавасию, произошедшую по вине быка Бориса, и не делать резких движений, чтобы бугай не бросился на меня. Убегать в красный уголок означало показать всем свою трусость и опозориться перед колхозниками.
Кто-то из скотников догадался открыть ворота коровника. Озверевший Борис с диким рёвом выбежал наружу на скотный двор и стал, как угорелый, выписывать круги по загону. Назад на ферму путь ему был отрезан, так как ворота немедленно были закрыты.
Собрание было сорвано по вине бугая, который сначала набросился на красную скатерть, приняв её за тряпку-мулету. Потом накинулся на Копытина, посчитав его за тореадора.
Через некоторое время, когда красную скатерть и заведующего фермой убрали с глаз долой, Борис успокоился и дал скотникам возможность привести себя на место и привязать к столбу.
Когда мне из колхоза прислали написанный от руки на листах амбарной книги протокол общего собрания, то я к своему удивлению прочитал, что народ выдвинул не обвинителя, а общественного защитника в лице парторга Чудинова Матвея Семёновича. Мне сообщили, что он вначале отнекивался со словами:
- Как это партия в суде будет защищать расхитителя колхозного добра? Райком не поймёт, сделает оргвыводы и попрёт меня с парторгов.
- А мы тебя опять выберем! - успокоили его местные несознательные коммунисты.
Такой поворот в сознании народных масс произошёл потому, что заведующий фермой при падении с высоты сильно отшиб внутренности, повредил ногу и попал в больницу. Люди у нас добрые и сердобольные. Они посчитали, что заведующий фермой и так уже наказан быком, а возможно и богом. В это коммунисты-атеисты верить не хотели, но к народу всё равно прислушались.
Парторгу от роли адвоката отвертеться не удалось, однако в суде он сделал ход конём. Вначале Чудинов костерил Копытина почём зря, а в конце выступления попросил суд не сажать виновного в тюрьму:
- Ведь Иван Иванович раскаялся. Кроме того, по вине быка стал инвалидом.
Суд учёл мнение представителя общественности и назначил подсудимому год исправительно-трудовых работ.
Избежать тюрьмы Ивану Ивановичу, сам того не желая, помог колхозный бугай Борис, устроивший на собрании незапланированную корриду.