Дилемма

Михайлова Татьяна Анатольевна
   В небольших российских деревеньках люди до сих пор живут простой, нехитрой жизнью. Целыми днями работа на хлеб насущный, праздники редки, а в короткий отдых - кто на завалинке или на крыльце, плетя сплетни, кто во дворике или на берегу речки, кто в баньке, а кто и без баньки, попивая горячую и, обязательно, кто-то в укромном уголочке милуясь. Всё как на ладони перед соседями: сказал-подумал что, сидя вечером дома за столом, утром встал - пол деревни обсуждают твои мысли и уже нашлись сторонники и каждый даст совет, а бабы у колодца обсуждают - тараторят, как сороки, да подтрунивают, всю плешь продолбят, а что не добьют, то дома жена проест. Стал скуп на слова и мысли вслух мужик, а тот, кто поразговорчивей, звался издавна на деревне болтуном, а то и пожестче, ну, этим - чертезвоном. Стал загораживаться мужик заборами, воротами с засовами и, чем больше у него кошель, тем забор его выше, замки хитрее, стены дома толще.
   Стало с годами замечаться, что, чем у мужика кошель больше, тем забор выше, засов хитрее, стены дома толще, собака мощнее, но тем мужик силою своей мужицкой слабее. Может из-за непосильного труда над этими кошелем, высоким забором да хитрым замком, может от напряжных дум о них…
   Вот, к примеру: мужик после того, как вспахал поле, лежит, совсем недвижим, даже если мордой пьяной в землю, под своим хилым забором, у распахнутых настежь ворот, но ни одна сволочь к его дому не подойдет. Любой, проходящий мимо, даже не засомневается в его силе мужицкой и не зря, потому как этот, сейчас недвижимый мужик, встанет и задумается про что порочное, то держись! Уж точно какую-нибудь бабу в округе затошнит, а то и не одну. И сразу найдутся сторонники, и каждый даст совет, даже если, как прежде, бабы начнут обсуждать и подтрунивать и всю плешь продолбят, а что не добьют, то дома женка проест. Но все признают его мужицкую мощь даже если мужик мелковат уродился, а не с кулачищами с капустный качан.
   А тот, что с большим кошелем? Да куда ему сравниться? Он же, бедолага, пока обдумывал, как этот кошель вырастить да забор возвести, тух на корню. Сколько повыпито им с нужными всякими людьми, переедено дряни всякой изобильной, понадышано машинных выхлопных газов! Сколько он перенервничал, заискивая, завираясь, обходя запреты, законы, чуя взгляды осуждения, зависти, ненависти! Став толстокожим, выстроив на зависть всем высокий забор, растерял он преданных друзей-товарищей детства, а с ними простоту и невинность… ту самую, что осталась у мужика, которого, весь мир знает, лучше не тронь в мужичьей простоте его и невинности перед всеми…   
   Тот, что за большим забором, мужскую силу свою теряет, а за забор его высокий каждый норовит заглянуть, нажитое им тронуть и, как только подворачивается момент, утянуть, да долбануть его посильнее, и что характерно - совсем без зазрения совести. И заводит себе тот, что за высоким забором, собаку еще мощнее, цепь и крест на шею себе по-больше выбирает, а детками и силою своей мужицкой всё чаще похвастать не может…
   И народу-то (вот тебе и дилемма!) пьяного всегда жальче, чем того, за большим забором. Тот за забором скажет: «Завидуют…», защищая свою психику ранимую… А этот - промолчит, он же молчун…
   И задумается кто-то: «Это же генетическая защита тому, кто силой мужицкой крепче. А заборы давно уже не на земле, а в умах наших».
   В городах тоже самое. Горожане огораживаются все более высокими заборами от соседей же своих, друзей и родных. Не только нажитое свое огораживают, но и мысли свои, как в скорлупу упаковывают, в бронированные машины, пьют с нужными всякими людьми, едят непотребное изобильное, заискивают, завираются и все чаще обходя запреты разные и законы, теряют свою мужицкую силу, становятся толстокожими и вот уже на шею цепь и крест огромные выбирают не по вере, а по испугу и по придуманному кем-то статусу… И любой прохожий норовит заглянуть к ним за высокие заборы, нажитое ими тронуть и, как только подворачивается момент, утянуть, да долбануть их посильнее, совсем без зазрения совести… И вот уже городские рассуждают: «Завидуют…», защищая психику ранимую…
   А тот, что подсознательно генетически всеми нами защищен, промолчит, он же молчун… ведь правда и великий смысл этой жизни всё равно за ним… Он молчит и ждет своего часа.                ©MIHAYLOVA T.A. 21.08.2010г.