Пинигин - а кто это?

Михай
               

Ноябрь, 2005г.

Перед сном пробежала глазами прессу. В «Комсомолке попалась интересная статья о белорусском театральном режиссёре Николае Пинигине.
Семь лет назад Н. Пинигин уволился из Купаловского театра и принял приглашение Кирилла Лаврова, возглавляющего БДТ в Санкт-Петербурге.

Журналист:  Семь лет – срок немалый. Вы сильно изменились?

                Н. Пинигин:  Конечно, для меня это были не простые годы. Уехать в сорок лет в другую страну, чужой город с такими мощными культурными традициями. Никто меня, естественно, там не ждал. Испытание сложное. Я во многом смирил свою гордыню, стал спокойнее ко всему относиться. Я теперь, как мне кажется, больше доверяю жизни, той программе, которая тащит тебя по жизни. Я, кстати, немного по-другому стал относиться к тому, что происходит здесь, в Беларуси.

Ж.  Ну и как она со стороны выглядит?

П.  В Минске чистые улицы, работает транспорт. Всё вылизано, вычищено. Это возможно только благодаря жесточайшей власти. В России – демократия, никто ничего не запрещает, говори, что хочешь, но абсолютный бардак при этом. В какой-то момент мне надоело об этом рассуждать.

Ж.  Говорят, одно только слово может убить человека. Питерская театральная критика столько слов в ваш адрес отпустила. Как вы живы?

П.  Это приучило меня не обращать внимания на критику. Треть репертуара – мои спектакли.

Ж.  Но из Беларуси вы уезжали режиссёром номер один…

П.  Питер особый город, очень жёсткий. Там процветает групповщина. Была задача убрать меня из города, но у них ничего не получилось. Питер – город, построенный на болоте, со всякими своими ужасами. Там любят какое-то нездоровье, червоточинку. Не зря у Пушкина в «Пиковой даме» есть такая тайная недоброжелательность.
Фоменко, которого выжили из города, чего уж про меня говорить, в спектакле «Пиковая дама» даже вывел персонаж – Тайная недоброжелательность.
Питер – город не для жизни. Даже Гоголь в Италию сбежал из Петербурга. Он не мог там жить. Вся эта дьявольщина, обречённость, внутреннее умирание.

Ж.  А моменты отчаяния: всё бросить, вернуться – были?

П.  Было часто. Но это мне было нужно. В Минске ко мне очень хорошо относились. Меня любили. А в Питере попал в ситуацию, когда до двух никто не считал.

Ж.  Но круг общения у вас появился?

П.  Практически, никакого.

Ж.  Это одиночество?

П.  Нет: есть работа, дом, семья. В БДТ никто ни с кем не дружит, там работают. В Минске ещё дружат, потому что нет таких сумм, которые витают там. Есть люди, которым не важно, где жить и работать. Такой американский вариант. А есть те, для которых это важно. Я, находясь вне Беларуси долгое время, понял, что эта земля давала мне силы. Я не могу высказать всё, что про неё чувствую. Это родное. Это то, о чём «Сымон-музыка», о невидимом, не проявленном мире.
Вообще есть два отношения к жизни. Некий анализ того, что происходит – это такая западная традиция. И восточная – восторг, созерцание и ощущение Божественности происходящего. Это такое белорусское язычество. Мне казалось, что это будет интересно. Для меня обращение к «Сымону-музыке» - в какой-то степени способ отдать долги.
Западная идеология очень разрушительна: люди перестали слышать тонкие вибрации. Потому что цель зарабатывать много денег, чтобы в старости купить дорогие лекарства, мне кажется сомнительной. Я вообще сейчас востоком увлёкся – не теорией или религией, а каким-то мироощущением. Это совпадает с тем, что есть у Сымона. Плюс, конечно, это путь художника. У Сымона есть инструмент, есть возможность что-то ыразить. А дальше начинаются какие-то соблазны – деньги, когда Сымон лабает в кабаке, и его потом от этого тошнит.

Ж.  Приглашение в БДТ для вас было таким соблазном?

П.  В какой-то степени, да.

Дочитав до конца статью о Пинигине, поняла, что сей режиссёр меня заинтересовал как личность, и в первую очередь, как личность творческая. Сразу захотелось пойти на его спектакли. А ведь я до сих пор ни на одном из его спектаклей не была, только от многих слышала о нём восхищённые отзывы.
Моё мнение: Питер такой, какой он есть, и люди там живут такие же, как в любой другой точке планеты. Просто судьба, назовём это так, подкинула Пинигину, как личности творческой, интересной, вот такое испытание: остаться творцом в полной изоляции окружавших его людей; или испытание славой и деньгами. Скорее всего: испытание золотым тельцом. Не зря же, вернувшись в Минск, обратился именно к поэме Якуба Колоса «Сымон-музыкка».
К этому надо было придти через семь лет проживания и работы в Питере!