Как вы думаете – почему эта новелла называется: «Альфа-2»? Если вспомните, что существуют, так называемые, альфа-частицы известные из атомной физики, то не трудно догадаться о теме этого повествования. Речь пойдет о моем увлечении теоретической физикой и о том периоде жизни, когда я, будучи студентом четвертого курса радиотехникума, проходил практику в Исследовательском Физико-техническом Институте.
При распределении были и другие места, в основном на радиозаводы, но меня черт дернул за язык, когда спрашивали – кто где хочет проходить практику, и я попал в этот таинственный институт, да еще и своего дружка Саньку Флаксмана сманил с собой.
Теперь я расскажу, как протекала наша дальнейшая «практика» и «научная карьера».
От одного только сознания, что мы работаем в этом институте, нас распирала гордость и огромная радость причастности к Великой науке, какой мы в то время считали физику. Что там радиозавод – примитив, вроде школьного радиокружка, вот наука – это да!
Дух «Великой Физики» витал тогда в наших умах и сердцах. В науку шли лучшие из лучших. Конкурсы в Университеты на Физические факультеты были огромные. Развивалась атомная и ядерная энергетика. Умы ведущих ученых занимали проблемы термоядерного синтеза и единой теории поля, все мечтали и надеялись, что вот-вот будет разгадана тайна гравитации. Квантовая механика уже жила наравне с классической механикой. Теория Относительности Эйнштейна принималась уже как сама собой разумеющаяся и признавалась только, как частный случай единой теории поля.
Нашим любимым чтением были книги о великих физиках: Нильсе Боре, Джозефе Томсоне, Эрнесте Резерфорде, Льве Ландау, Альберте Эйнштейне, Гейзенберге, Дираке. Мы запоем читали новинки и популярные статьи по физике во всех в то время выходящих журналах.
Веяние Физики завораживало, подхватывало, манило к себе тайной предстоящих великих открытий.
Мы с Санькой Флаксманом не были исключениями и тоже мечтали о великих открытиях, которые должны были вот-вот совершить сами.
Еще не переступив порог этого загадочного Физикотехнического института, мы собирались не больше и не меньше чем за год разработать… единую теорию поля а заодно и теорию гравитации. Чего там мелочиться.
Какой же багаж был у нас за спиной? Это вам не кое-что: линейные дифференциальные уравнения, ряды Фурье, основы теории вероятности, классическая физика, основы электроники, телевидения, вычислительной техники, программирования.
Нашей гордостью было знание наизусть всей таблицы Менделеева, владение немецким языком. Все это нам преподавали в радиотехникуме. Кроме того, самостоятельно, мимоходом были проштудированы: «Курс квантовой механики» Энрико Ферми, «Теория атомного ядра» Вернера Гейзенберга, «Тория вероятности» Эдуарда Зильбермана, «Общая теория относительности» Якова Зельдовича, «Курс физики» Льва Ландау, «Матричное исчисление» Ричарда Краузе.
После третьего курса мы представляли сами себя уже корифеями во всех областях знаний. «Конечно, - думалось нам, - кое-что еще надо подучить, а так… нам все горы по плечу».
В разговорах между собой мы самозабвенно оперировали такими терминами, как: фотон, спин электрона, линейчатый спектр, протон, нейтрон, постоянная Планка, квантовое поле, квантовый сигнал, аннигиляция и тому подобная тарабарщина, о которой, как потом выяснилось, мы не имели должного понятия.
Впрочем, все эти термины мы могли почерпнуть не только из учебников, журналов, но и из фантастической литературы, поскольку фотонные и ионные ракеты уже вовсю использовались писателями фантастами для полетов к другим галактикам. Само-собой мы летели вместе с героями книг к этим галактикам, сражались с монстрами при помощи лазерных бластеров и носились по необитаемым планетам на антигравискутерах с аннигиляционными двигателями.
* * *
И вот наступил момент, когда мы с трепетом переступили порог вожделенного института. Что там какие-то галактики, когда у нас под носом была своя галактика.
В отделе кадров нас приняли радушно (потом мы узнали почему), мигом выписали пропуска, оформив на должности младших препараторов (до сих пор не знаю, что это такое) и повели знакомиться с рабочим местом.
Все, как положено: вахтер, вертушка и длинные, длинные коридоры, вдоль которых ряд закрытых дверей. На дверях ни надписей, ни номеров, ни табличек – где что, не понятно.
Возле одной из дверей со странным значком в виде черно-желтой крестообразной бабочки останавливаемся, провожающий открывает ее, вталкивает нас во внутрь помещения, передает, а сам быстренько исчезает.
Лаборатория называлась: «Альфа-2». Вам это ни о чем не говорит? Нам тоже поначалу ни о чем не говорило. Только сказали, что здесь занимаются холодным ядерным синтезом. Мы со своими «энциклопедическими» знаниями слышали такой термин впервые. Знали, что при синтезе двух атомов водорода в синхрофазотроне получается атом гелия, при этом выделяется огромная энергия, с радиоактивным излучением, но… холодный синтез был нам неведом.
Подробностей мы не дождались, зато нам показали два пустых стола, которые и стали нашими рабочими местами.
В лаборатории находилось кроме нас еще человек восемь молодых и не очень молодых людей, в белых халатах, занятых каждый своим непонятным делом.
Мы видели множество аппаратуры и приборов неизвестного назначения, расставленных как попало на различных столах и стендах. От них тянулись разного цвета и диаметра кабели к массивному блоку, в виде шара, стоящему у стены. Рядом же находились стойки с огромными масляными трансформаторами и внушительными амперметрами и пускателями, что говорило о большой мощности и энергии, расходуемой не ведомо на какие цели.
Впрочем, мы приблизительно так себе и представляли физическую лабораторию и были довольны первыми впечатлениями.
Нас радушно встретили:
- Ура! Помощники прибыли. Теперь будет, кому за пивом бегать…
- Смотрите! Как у них глаза горят от восторга, уверен - хотят науку вверх дном перевернуть…
- Ну-ка ты, очкарик, - один из них обратился к Саньке, - какая валентность у атома иридия?
- Семьдесят седьмой элемент, валентность - восемь, - не задумываясь ответил тот, - а ты сам скажи, какой спин у атома галлия?
- Один семьсот сорок четыре на десять в минус двенадцатой…, - свои ребята! Давайте знакомиться!
Мы все увереннее чувствовали себя среди «зубров» науки, как мы о них думали.
Потом оказалось, что большинство из них молодые аспиранты, недавно закончившие Физфак Университета, работающие на ставках младших научных сотрудников, мечтающие насобирать материал для диссертации.
Им позарез нужны были помощники для черновой работы, к которой они относили: травление печатных плат, распайка деталей, настройка электронных блоков и тому подобная чепуха, которой мы занимались еще в школе.
Теперь нам предстояло выполнять именно эту черновую работу. Прощай наука… Вот почему в отделе кадров нас радушно встретили!
Старший из встретивших нас сотрудников, дал нам записку и послал с ней в кладовку.
Кладовка – это было мягко сказано. Такого обилия аппаратуры я еще не видел. Разного типа: осциллографы, генераторы, мониторы, спектрометры, полярографы и другие непонятные красавцы стояли на стеллажах, ожидая нашего появления, тускло поблескивая пыльными стеклами.
Мы взяли себе для начала: по осциллографу, генератору, универсальному источнику питания, паяльники, набор отверток, пинцетов, дрель, надфили, кусачки, плоскогубцы, скальпели, высокоомные вольтметры…
Затарились инструментом на все случаи жизни, ибо уже догадывались о том, чем нам придется заниматься, и поскольку опыт школьного радиокружка в нас еще не иссяк, мы знали, что может нам потребоваться.
Заведовала кладовкой полненькая, смешливая девчушка, наших лет, у которой в тот момент, когда мы пришли, сидела ее подружка. Они о чем-то оживленно разговаривали, пока им на глаза не попались мы с Санькой.
Тут уж они обрадовались и переключились на нас со всей своей кипучей, жизнерадостной энергией:
- Ой, Катя, смотри, кто к нам пришел! Мальчики заходите, не бойтесь, мы не кусаемся. Вот этого кучерявого я беру себе, а ты уж как нибудь с очкариком… Ну, что же вы застыли в дверях? Смелее. Меня зовут Света, а это моя подруга - Катя.
- Мальчики, у вас, что, языки отсохли? Чаю хотите? Нет, не хотите? А чего же вы хотите? Ах, приборы? А чем мы хуже приборов. Берите нас…
Так они долго потешались, пока мы доставали с пыльных полок свои игрушки, то за чем пришли.
Этим девчушкам потом предстояло сыграть в нашей «практике» не маловажную роль. Еле-еле потом от них отбились.
* * *
Оборудовав столы и подключив к многочисленным розеткам свои ненаглядные дивайсы и гэрэты (аппаратуру), пощелкав для важности тумблерами, покрутив ручки настройки, глубокомысленно похмыкав, мы стали ждать дальнейшего развития событий.
Ждем день, другой… Никому до нас нет дела. Даже за пивом не посылают. Все заняты своими делами. Мы видели только сотрудников лаборатории, мелькающих перед нами в белых халатах. Что-то разбирающих, собирающих, спорящих до хрипоты. Пару раз включили, у них как бабахнет, свет везде погас. Пока нашли электриков, пока наладили. И так каждый день.
Мы с Сашкой уже досыта в морской бой и в шахматы наигрались. Причем играли вслепую. Сидим за своими столами. Приборы у нас включены, мол, мы тоже «работаем». Делаем вид, что читаем инструкции по технике безопасности и должностные обязанности, а сами тихонько переговариваемся:
- Конь эф семь на дэ четыре, шах.
- Король на цэ пять…
- Ладья дэ один на дэ пять – мат!
Никакой шахматной доски у нас нет, она только в мысленном воображении. Так играть в шахматы мы научились еще на втором курсе, когда были на «картошке».
Один раз в неделю своей группой студентов встречаемся на занятиях в техникуме. Все приходят такие возбужденные, рассказывают, как идет у них практика. Кто-то на телевизионном заводе собирает телевизоры, кто-то в мастерских настраивает магнитофоны, радиоприемники, а кто-то на закрытых заводах даже военную продукцию выпускает, под «большим секретом».
Только мы с Санькой ничем не хвастаемся. Чем нам хвастаться? Кто кому сколько раз мат поставил?
Если нас спрашивали – чем мы занимаемся, то мы глубокомысленно отвечаем: «Так, работаем…».
Наконец нам это все надоело, подходим к старшему научному сотруднику:
- Дайте нам какую-нибудь работу…
- Ребята, отвалите, видите сейчас не до вас, почитайте пока.
Что там читать? И так уже все перечитали: все инструкции, все научные отчеты, всю теорию по холодному ядерному синтезу. Интересно конечно, но нам надо все руками потрогать, принять участие в процессе.
На следующий день все же дали нам темы: мне дешифратор квантовых скачков, Саньке операционный усилитель для фазового детектора. Сказали: «Сделать, настроить, доложить…».
Эти устройства уже использовались в аппаратуре регистрации параметров поля, но нужны были новые и более совершенные, с использованием современной элементной базы.
Пока мы болтались по институту, мы уже знали, где какие лаборатории, где какие кладовки, где какие мастерские, где буфет и столовая.
Буфет и столовая были для нас главными объектами для «научных» изысканий. Особенно нас интересовал вопрос наличия бутылочного пива. Конечно, это было не то пиво, которое мы распивали на берегу Ветлуги из кружек, на природе. Но и пиво в бутылках, распиваемое в буфете Исследовательского Физикотехнического Института за обсуждением очередных бредовых идей, нам тоже нравилось.
Что значит современная элементная база? Промышленность еще только-только перешла на транзисторы. Мой дружок по школе, из своего военного училища как-то притащил навигационный блок с самолета, собранный на транзисторах. Так это был передовой край! Телевизоры вообще выпускали еще на лампах… О микросхемах мало кто имел понятия, кроме нас, конечно.
Мы посчитали, что для наших будущих блоков управления лучше всего подойдут микросхемы. Но где их взять?
Две недели у нас ушло на разработку, обсуждение и разрисовку принципиальных схем устройств. Потом начался поиск комплектующих. За элементную базу мы взяли естественно микросхемы. Транзисторы, по нашим понятиям, уже вышли из моды.
Идем в кладовку, опять к Светочке. Говорим, что разработали гениальные блоки, только маленькая загвоздка – нет микросхем сто пятьдесят пятой серии. Пришли к ней с поклоном и с вопросом – как нам быть?
- Как быть? А вы разве не знаете, как быть? Нам с Катей – кафе, кино и мороженое, и микросхемы ваши…
- Годится, можно приступать?
- Сегодня, после работы, на выходе…
* * *
Все-таки хорошие девочки живут у нас в Горьком. Да мы готовы были на все, только бы получить заветные нам микросхемы. А в кафе и кино мы это всегда за милую душу. Благо недавно стипендию получили.
И вот мы уже сидим с нашими подружками в кафе «Бурый медведь» на Свердловке (Кто бывал в Горьком – тот знает). Легкая закуска, красное вино, кофе, мороженое. Сидим болтаем. Санька курит дорогие сигареты, угощает девочек, мне не предлагает, знает, что я «спортсмен» и угощать меня – это сигареты на ветер. Смотрю – девочки довольны, значит, микросхемы уже наклевываются.
Там же на улице Свердлова, выбираем самый лучший кинотеатр, самый лучший фильм, самые «дорогие» билеты на задний ряд – нельзя ударить в грязь лицом. Микросхемы важнее денег. Я со Светой, Санька с Катей. Сидим рядом, развлекаемся, фильм краешком глаза смотрим, нам не до фильма – надо микросхемы отрабатывать.
После фильма поехали их провожать. Взяли такси (гулять, так гулять), по дороге затарились: вином, сыром, шпротами, конфетами, цветами. Обе подружки жили в Щербинках, в новом микрорайоне. Далековато, но что поделаешь…
В эту ночь домой мы с Санькой не попали.
Проснулся я – не пойму где. В комнате полумрак, незнакомая обстановка, рядом на постели девушка. Как я здесь очутился – не помню.
Слышу из кухни голос:
- Вставай, лежебока, завтрак проспишь…
Ба, да это Флаксмана голос. А он что тут делает? Еле-еле поднялся. Все тело гудит. Голова ничего не соображает.
В ванной из ведра окатился по пояс. Сразу полегчало. Тут только до меня дошло, что это мы вчера гудели на квартире у Светы, вечер затянулся и нам пришлось остаться ночевать. Что дальше было – отшибло напрочь.
Тут девочки проснулись. Довольные, улыбаются. «Ну, - думаю, - микросхемы наши».
Кое-как собрались, выпили чай и отправились на троллейбусе на работу, все в тот же наш любимый Институт.
* * *
А дальше было самое интересное.
У наших аспирантов что-то начало получаться и они вспомнили про нас. Им срочно потребовались блоки, которые были поручены…, сами знаете кому. А у нас, как говорится, еще конь не валялся. Хорошо, что микросхемы достали. Проект, в общем-то, был готов, но надо его претворять в жизнь…
Вот тут нам пригодились навыки, полученные в школьном радиокружке.
Разработка печатной платы – один день. Разрисовка, травление – второй день. Распайка деталей – третий день. Включение, опробование, настройка – пятый, шестой, седьмой. Через неделю блоки были готовы.
Аспирантам понравилась такая прыть. Посыпались заказы. К нам подключили еще двоих младших сотрудников – разрабатывать схемы и травить платы. Процесс ускорился.
Через месяц мы обновили почти всю электронную начинку блоков управления и контроля за параметрами формирования деструкции поля в замкнутом пространстве.
Началась экспериментальная часть и наработка опытных серий.
В чем же заключался холодный ядерный синтез?
С помощью магнитных генераторов многополярной спирали создавалось поливекторное магнитное поле, меняющее континуум пространства в ограниченном объеме, например в сферической камере. Любое вещество, помещенное в зону конвертированного пространства, мгновенно меняло свою структуру. Происходили невероятные ядерные процессы, когда в атомах вещества осуществлялся обмен протонами и нейтронами. Формировались совершенно новые ядра атомов, которые затем забирали свои электронные оболочки из осколков. Таким образом, не успевали мы моргнуть глазом как кусок свинца, помещенный в камеру, мог, например, превратиться в кусок меди или золота. Вода в стакане могла превратиться в вино или в бензин…
Описание процесса было настолько сложное, использующее математический аппарат квантовой механики, теории поля, волновой теории, неэвклидовой геометрии, многополярности пространства, матричного исчисления, что нам раскусить это было не по силам.
Конечно, мы посещали все научные семинары и симпозиумы, проходившие по теме «Холодный ядерный синтез». Наличие пробелов в математическом образовании не позволяло нам налету схватывать мысль лектора. Приходилось брать, потом все доклады в библиотеке и читать их внимательно в спокойной обстановке. Основную тему мы улавливали, но для более подробного анализа теории нам не хватало университетского диплома.
Кстати, холодный ядерный синтез существует во всех биологических организмах, в человеке тоже. Так, что если в себе покопаться, там можно обнаружить элементы всей таблицы Менделеева: золото, галлий, иридий, железо, стронций…
И хоть мы не стали великими учеными, но были довольны тем, что краешком глаза взглянули на процесс того, как делаются открытия и даже сами немного поучаствовали в этом процессе. Для наших пытливых молодых голов это была хорошая школа.
После окончания практики и защиты в техникуме по специальности – «Конструктор радиаппаратуры», мне не хотелось покидать физическую лабораторию. Мечталось продолжить образование и дальше продвигаться в науке. Но деваться было некуда – надо было идти служить в армию.
Санька Флаксман от армии был освобожден и потому вскоре стал учиться в Университете на Физическом факультете.
Я смог поступить в политехнический институт на Радиофак только спустя четыре года, отслужив в армии и отработав год линейным механиком на узле связи.
Большая наука была уже недосягаема для меня. За то время пока я топтал кирзовые сапоги, вылетела из головы вся высшая математика вместе с квантовой механикой…
Надо было все начинать заново. В политехе я уже окончательно решил посвятить свою жизнь только радиотехнике, электронике - тому, к чему устремилась моя душа еще в школьном радиокружке, много лет назад.