ГЛАВА 3
В которой описывается процесс постройки корабля, мельком упоминаются некоторые события, имеющие важность в будущих главах и взлет.
Уже на подъезде к своему району на окраине города, Харди забеспокоился.
На улице разгоралась обычная для этих мест потасовка местных братков, которые, к превеликому счастью для Харди, к Мамонту не имели никакого отношения. Эта обычная потасовка была настолько обычная, что даже пугливый по своей генно-модифицированной природе Фауст безучастно брел по мощеной улице на пружинящих членистых ногах и лишь изредка, не глядя, уворачивался от пуль, свистевших в воздухе.
Всаднику же эти разборки настолько приелись, что вызвать у него хоть какой-то беспокойство просто не могли. Его беспокоило другое.
Единственный фонарь на узенькой, мощеной красным минералом касалитом улочке тоненько гудел и вспыхивал. В этом гудении и вспыхивании он выражал всю свою обиду на эту планету, улочку, неблагодарных жителей, для которых он эту улочку освещал, и на одного их представителя – фонарщика, который давно должен был его починить. Фонарь гудел долго и нудно, вспыхивал и гас долго и нудно, но, в конце концов, издал звук лопнувшей струны и погас на веки вечные. То есть, до следующей недели, когда к нему наконец-то притащили трезвого как основательно закрашенное черной краской стеклышко фонарщика. Так или иначе, улочка погрузилась в почти непроглядную тьму.
Но и эта почти непроглядная тьма не представляла проблемы для Харди, чей инсектиппус превосходно видел в темноте и точно знал дорогу домой.
В темном переулке мелькнула массивная тень, за ней замаячили тени поменьше. Это добавило еще одну причину для беспокойства молодого синапсида, внезапно остро ощутившего необходимость собственной шкуры. Харди быстро забыл первую причину тревоги и подумал: остаться ли тут, чтобы повредить тело физическое, или вообще не возвращаться домой, а провести ночь в каком-нибудь заведении, чтобы повредить тело духовное? Для Лонгтейла духовное тело было менее важно, поэтому он избрал второй вариант, бесшумно развернул Фауста и отправился в сторону ближайшего паба.
Там он всю ночь праздновал свой новый статус астеронавта и освобождение Мамонта из тюрьмы, успел напиться вдрызг и угостить всех за свой счет, обнаружил нехватку средств для расплаты и очнулся лишь утром – с чувством полностью исполненного долга и с болящей головой в мусорном баке.
Из предыдущих двух глав уже ясно следует, чем занималась большая часть работников КИНР. По сути, молодежь валяла дурака, лишь изредка вспоминая, каким же образом она оказалась в этом институте. Однако сроки поджимали, и за два месяца до сдачи «Проекта-14» до ребят наконец-то дошло, что дело серьезное.
Программистам, в том числе и Харди, нужно было срочно составить сложные алгоритмы координации движения корабля, из-за чего они на целую неделю забыли о шумных вечерних кутежах и взламывании смеха ради сайтов королевского дома, и засели в редакторах алгоритмов. Стоит упомянуть, что за всю эту неделю спали они от силы часов шесть, поэтому периодически прикладывались к банкам тоника «Проснись и пой», чтобы не ткнуться носом в клавиатуру. Этот неважный, на первый взгляд, факт объясняет некоторые проблемы, о которых выяснится в дальнейших главах.
Рабочие начали было собирать корпус, но неожиданно у всех разом обострилась застарелая болезнь суставов, легких, сердца и всего остального. Хотя обследование дало результат, что здоровью рабочих не позавидует разве что мертвец, их отпустили, и оставшуюся работу пришлось доделывать более ответственным биотехнологам и сменившим их механикам. Биотехнологи занялись конечностями корабля и радиационными батареями, от которых работал основной двигатель. А на плечи механиков легли проблемы запасного двигателя, механизмов, топлива, шарниров и прочих подобных вещей.
Вообще-то, не найди исследователь-беспилотник разбившийся инопланетный корабль на Люмике, звездолетостроение Кандзей до сих пор ограничивалось бы только спутниками связи да челноками типа «Кандзей-Ксавин-Триес (если повезет)». А так найденный НУНЛО (Неопознанный Уже Не Летающий Объект) послужил отличным прототипом, с которого были содраны идеи и межзвездного двигателя, и гравитационной установки, и массовой системы жизнеобеспечения. Во всем остальном положились на молодых энтузиастов, которые, как всегда, начали работать по-настоящему лишь к концу срока. Энтузиасты принялись за дело с таким энтузиазмом, что небольшой, рассчитанный на три-четыре синапсиды, звездолет переродился в чудовищных габаритов монстра, в которого запихали все, до чего додумались КИНРовцы. Вернее, все это нужно было запихать инженерам-механикам, таким, как Ассол.
Нельзя сказать, чтобы ему не нравились корабли, самолеты и прочая подобная техника, отнюдь. Но этот корабль был прекрасен. Прекрасный черно-белый корпус стоял на прекрасных черно-белых конечностях, к прекрасному хвосту были прикреплены прекрасные запасной и основной двигатели, наверху были прикреплены прекрасные радиационные батареи в форме крылышек, и все это было настолько прекрасно, что завтрак в желудке Ассола немедленно запросился наружу, чтобы воочию узреть эту прекрасность. Его удерживали господин Разум и госпожа Воля, но завтрак был настойчив, поэтому в ход удерживания пошли и челюсти.
- Нравится? – спросил староста предыдущей смены, увидев ненормально зеленый оттенок обычно серого лица Ассола. Услышав сдавленный ответ «До тошноты, как», староста добавил, что новой смене надо пройти к автоматам, раздающим обязанности.
Такие автоматы – великое дело, настоящее спасение для окончательно обленившегося в последнее время начальства. Теперь не оно решало, кому и чем заправлять, а бездумные, педантичные и на редкость тупые творения инженеров промышленного города Истока. Выглядели они точь-в-точь как разросшиеся до непотребных размеров стиральные машины премерзейшего желтого цвета, а вся их интерактивность выражалась в трех вариантах ответа и выплевывания жетончика с возможными видами деятельности. Пользоваться ими считалось среди молодежи делом таким же неблагодарным, как отлов снегожуев на крайнем юге Латарии зимой, поэтому автоматы применялись только при разделе обязанностей между членами относительно небольшой группы синапсид. Короче, эти устройства отличались от своих живых собратьев-руководителей только внешне.
Ассол быстро набрал в консоли свое имя, и ящик, отвратительно погремев неизвестно чем и зачем, презрительно выплюнул в руку Ассола медный жетон. На нем оказалось отчеканено: «Охлаждение двигателя, механизмы радиационных батарей, блок души».
- Блок души?! – угрожающе проурчал Ассол.
- Да, - механическим голосом ответила мерзкая машина.
- Мне?!!
- Да.
- Ты в своем уме?!
- Вопрос неясен.
- Все тебе ясно!
- Нет.
- Я не могу ставить блок души! Я не хочу, чтобы эта посудина бегала за мной, как преданный скалогрыз!
- Вопрос неясен.
- Это не вопрос!
Я уже говорила, что автоматы могли изъясняться только тремя вариантами ответа, упомянутыми в этом бесполезном диалоге. На последнее ассолово утверждение можно было ответить равным образом всеми вариантами, но так как требовался только один, желтый бедняга надолго замолчал, впав в глубокий ступор.
Ассол лишь мрачно смерил глазами несчастный автомат, решил, что он сам гораздо более несчастен, и из вредности не стал нажимать на кнопочку снятия задачи, оставив автомат медленно переходить из фазы ступора в фазу клинической смерти. С определенной стороны, Ассол был абсолютно прав.
Блок души означал совершенно нежелательную для него отправку в космос, независимо от его телосложения, духа и всего прочего. Просто того, кто поставил блок души, тот, на кого его поставили, начинал воспринимать поставившего, как своего родителя. А теперь представьте, что будет, если ребенка оторвать от мамочки? Конечно, корабль не разревется, но будет повсюду следовать за «родителем» и без него не поднимется никаким известным способом, даже вручную. К несчастью, всем это было прекрасно известно, так что к просьбам Ассола поменяться жетончиками все остались глухи. У него резко упало настроение с «ужасного» до «исключительно мерзкого», когда обнаружил, что любимого гаечного ключа на шее нет.
А час спустя случилось то, что он больше всего боялся.
Секунду назад это был самый, что ни на есть обыкновенный гаечный ключ, на часах значилось «19.61», а на столе не было этой неведомой дребедени.
Теперь эта неведомая дребедень оказалась на столе, часы показывали «23.40», а в руках Гога каким-то образом оказался непонятный агрегат, напоминающая гаечный ключ с лазерным ножиком, двумя кнопочками и микрофоном.
Гог сидел в трансе.
Ему было решительно непонятно, как у него из жизни вылетело целых четыре с лишним часа, а гаечный ключ Ассола, который тот случайно обронил в коридоре, превратился в эту жуть, которая еще и работает неизвестно как. Такое раньше тоже случалось, но при этом Гог помнил (а главное, контролировал) процесс. Теперь же это было для него загадкой.
Гог, еще не до конца поняв свое угрожающее положение, тупо нажал на одну из кнопочек: раздался противный, хриплый, оглушающий звук. Синапсид скривился, нажал другую кнопку, и красный луч лазера проделал сквозную дыру в стене. Из соседнего кабинета раздалось визгливое «Чтоб тебя!!!».
- Извините, - пискнул Гог, до которого вдруг дошло. Любимый гаечный ключ неимоверно огромного и слегка неуравновешенного механика теперь больше похож на карманное оружие агента СКБ, чем на то, чем он был четыре с лишним часа назад. А если учесть, что подобных ключей с некоторых пор днем с огнем не найдешь, потому что все давно перешли на вакуумные аналоги, то ему может не поздоровиться.
В горле появился знакомый ком, предвещающий скорую панику. И вдруг терминал электронной почты, который был встроен в наручные часы любого КИНРовца, запищал о том, что пришло входящее сообщение.
«Уважаемый Гог Эбенезер!
Хотим вам сообщить, что в ваших радиоустановках и приборах навигации никто разобраться не может. Так как вы – тот единственный эксклюзив, который хоть что-то в них смыслит, вы отправляетесь в полет на корабле с рабочим названием «Проект-14». Если вы не проходили среднюю военную подготовку, то тренировки каждый день, с 15.00 до 48.00. Если проходили, то консультации с психологом с 30.00 до 34.35. За справкой о подготовке обратитесь в канцелярию. Ректор КИНР Лъ%хр»
И в ту же секунду еще одно – от Харди:
«Тебе тоже пришло подобное сообщение?»
«Вот же веретянка, – подумал Гог, от нахлынувшего равнодушия забыв запаниковать, - Всем известно, что он главный терминал взломал и прослеживает почту. И еще до сих пор скрыть пытается»
Гог отправил Харди ответ и немедленно получил:
«Прикинь, Ассолу тоже пришло. Как же он разозлился, смех один!»
Тут Гогу резко захотелось забить на все и уехать монахом в Великосвятск, городок-монастырь на побережье Неолоссы. Основать там маленькую ферму, пасти снегожуев… Лишь бы не попадаться на глаза механику!
«Иноптица сволочная»
Именно так подумал Ассол о Харди, увидев на своей консоли его лаконичный ответ на семиступенчатую ругань механика: «8)))». Видимо, не очень-то он устал, сочиняя алгоритмы. Или же давно переправил их на уже установленные бортовые компьютеры и теперь глумится над более несчастными собратьями своими.
Интересно, кто еще, кроме него, Харди и Гога получил сообщение насчет избрания в астеронавты?[По иронии судьбы, на старом фарлингве «звезда» обозначает слово «астериск». Почти такое же сочетание слова и перевода имеется и на очень средней по своим показателям планете в системе Солнце. Поэтому «астеронавт» и «астронавт» так созвучны]. Лонгтейл молчит не хуже разведчика Двухлетней войны, что на него не похоже. Значит, больше никого нет.
Ассол дотащил блок души до четвертого, «машинного» уровня звездолета, мощным усилием поборол желание выбросить его в иллюминатор и хвостом открыл дверь, которую явно делали для двухметрового лилипута. Протиснулся в нее, чуть не уронил блок, грязно выругался и швырнул его на место. Как ни странно, злосчастный блок не пострадал. Сейчас его надо было аккуратнейшим образом поставить в специальное углубление, но Ассол, решив окончательно ему отомстить, взял кувалду и с одного удара вогнал своего врага на место. Затем присоединил к нему провода… И понял, что все-таки нужно было в точности следовать инструкции.
Не успел механик подсоединить последний провод, как «земля под ним всколебалася». А точнее - пол резко наклонился под углом в 80 градусов, и Ассолу пришлось намертво вцепиться в ближайшую трубу, чтобы не проститься с этим миром навсегда. По всем помещениям разнеслось счастливо-идиотское щебетание, которое расшифровать не представлялось никакой возможности.
- Ассол, ты что творишь?!! – заорал кто-то снизу.
Тут механик заметил валяющийся неподалеку еще один проводок, который он не заметил. Гадая, отвечает ли он за разум или за перевод этого щебетания, механик начал с трудом прокладывать себе по волнам дорогу к проводу.
Пол снова сильно встряхнуло, из-за чего Ассол заорал благим матом:
- Угомонись, мать твою, животное!!!
Нечего удивляться тому, что этот вопль был услышан, переработан микрофонами, передан в блок, а корабль прекратил свои танцы на задних конечностях и, виновато свистя, успокоился. «Вот и умница, - хмыкнул механик, со злостью воткнув контакт туда, где ему нужно было находиться.
- …Дико, дико извиняюсь за свое поведение! – ага, судя по всему, этот провод соединял блок и корабельный переводчик, - Просто я очень счастлив! Сначала все, как в тумане, и тут – бац! – озарение! С вами такое было?
Корабль говорил, выплевывая по тысяче слов в минуту, и это Ассолу кого-то очень сильно напомнило. А именно – «сволочного иноптица».
- Доберусь до Харди – шею ему сверну, - пробормотал он, утомленно привалившись к стене.
- Харди? Мне кажется, что сворачивание шеи – совершенно неэтичное занятие, - жизнерадостно мурлыкал корабль, - Кстати, вы – мой родитель? А как вас зовут? Как меня зовут, я вообще не знаю, поэтому спрашиваю ваше имя!
- Убь… То есть Ассол, - оторвался механик от своих размышлений, - Послушай, ты теперь полностью завершен, я, по твоему мнению, твой родитель, так что сделай милость – заткнись! Или говори помедленней и поменьше…
«Проект-14» неопределенно хмыкнул и неожиданно погрузился в задумчивое молчание. Через минуту он вдруг очнулся и необычайно серьезным тоном спросил:
- Когда полет? И кто в экипаже?
Система жизнеобеспечения фуриусов в развитии не останавливалась никогда. После четырех атомных войн, следовавших одна за другой, оставшейся в живых кучке фуриусов пришлось собирать улучшенные системы из того, что было, лишь бы когти не отбросить. В итоге получились весьма продвинутые технологии, но мутаций (в частности крыльев, плевалок и внутреннего строения) избежать не удалось.
После рассеивания радиации, когда города избавились от насквозь мутировавшего леса, которым они поросли, и от его обитателей, когда снова началась космическая эра, новые системы жизнеобеспечения ставились на все пилотируемые челноки. Они избавляли от перегрузок, перепадов температуры и нехватки углекислого газа, которым дышали обитатели Кандзей. Благодаря этому можно было избавиться от утомляющих тренировок, осталась только камера невесомости. Да и ту проигнорировали, найдя на Люмийском прототипе почти целый гравигенератор, который был немедленно подвергнут улучшениям (в чем немалую роль сыграл помешанный на этом Гог) и установлен на «Проект-14». Кстати, теперь он назывался «Астериск-1» и активно требовал, чтобы его название склонялось и писалось без кавычек, как имя собственное.
Экипаж Астериска, веселая троица знакомых нам фуриусов, подвергались только психологическим тренингам, и отрабатывала боевые навыки (что в большей степени относилось к Харди, чем к остальным). Тренинги по своей нервотрепке и утомительности не уступали центрифуге, поэтому даже Харди, прибежав домой, забаррикадировав дверь и закрыв окна пуленепробиваемыми шторами, валился в постель и даже не думал о пьянках, гулянках и девушках - мысли его занимали лишь результаты тестов на лидерские качества да разноцветные кляксы на бумаге.
Ассол, простой души синапсид, вообще ночевал на заводе. А вот у Гога дома разыгрывались новые ежедневные психологические тренинги под названием «Что ты забыл в космосе?!».
- Куда ты собрался?!! – верещала мать, - Ты хоть понимаешь, что там будет?! А если твой Астериск взбесится или взорвется? Что мы с Энирикс делать будем, а?!!
- Судя по твоим словам, я вам только генератор средств на существование, - вздыхал Гог, равнодушно глядя в потолок.
- Ты меня до остановки сердца доведешь! Совсем как твой папаша, который вел себя точно так же! И видишь, что случилось из-за этого?!!
- Знаю. Случился грузовик с тухломясами, - после этих слов Гог, смертельно уставший, поворачивался на бок и демонстративно засыпал. Слава Богу, что нет центрифуги и камеры невесомости. Любимая мамочка с лихвой заменяет оба тренажера.
До отлета оставалось совсем мало времени.
Когда настал проклинаемый Ассолом день отбытия в космос, случилась еще одна трагедия – он увидел, во что превратился его гаечный ключ.
Это его ужасно расстроило. Ассол не любил сородичей-фуриусов, был начисто лишен романтических порывов, считал все высокие чувства глупостью, но вот гаечный ключ он обожал и считал своим талисманом на счастье. А теперь …
- Ксавин неполнолунный, Ассол, что ты так бесишься? – Харди с утра вел себя, как будто у него под хвостом застрял шипоплюй, и вид Ассола, пытающегося придушить и без того полуобморочного Гога, только усиливал это состояние, - Тебе что, лазерный нож так сильно мешает?
- Это был обычный гаечный ключ!! – надрывался Ассол, - Я его с детства ношу! И теперь этот тухломяс его испортил!!
- Эт… Аргх… Ааа!.. – только и смог ответить Гог.
Аннисоль, которую Ррокс попросил лично побеседовать с астеронавтами, смотрела на всю эту компанию весьма странным взглядом, дескать, «убила бы, но интересно, чем дело кончится». Вокруг нее вился зеленым трилли взволнованный Лонгтейл, который болтал и болтал без умолку. Аннисоль же из последних сил строила из себя обиженную деву, но ужимки этого парня смешили против желания.
- Да отпусти ты его, как мы полетим без радиотехника?! – взревел наконец Харди, развернувшись на 180 градусов и хлеща хвостом. Ассол фыркнул, но Гога отпустил, из-за чего тот опал, как увядший цветок. Признаков жизни не прослеживалось, но, зная его живучесть, никто особо не беспокоился. Механик снова посмотрел на ключ глазами супруга, после двадцати лет счастливой совместной жизни заставшего жену в постели с другим, и жалким голосом пробормотал: «Может, я еще смогу к тебе привыкнуть…». Харди громко, нагло заржал.
- Как малые синачены, - фыркнула Аннисоль, - Если учесть, что вы позволяете так себя вести со мной, то как вы собираетесь вести себя с инопланетянами?
- Инопланетян не существует, - буркнул совсем раскисший Ассол.
- Ха! – от этого громогласного Хардиного смешка даже Эбенезер пришел в себя, - Не существует?! А кто тогда поставил тот мегалит на Сионову гору, в двадцати метрах от которого наши послевоенные счетчики радиации отправляются в лучший мир, а на старичков-боровичков, которые только и сидят в пивных, ничем не интересуясь, сходит озарение? Глоффи-Охи? Или аляпы с тухломясами?
- Да кто угодно, хоть довоенные синапсиды, мало ли, какими они были… - пожал плечами Ассол.
- Спорим? – Харди явно нарывался, - Если они существуют, с тебя истокский алкагест, и наоборот. Я хочу верить, а ты проиграешь, - с этими полными железобетонной логики словами Лонгтейл плюнул на руку, сцепил ее с рукой Ассола и протянул Аннисоли: - Разбей.
Принцесса скривилась, разбила их и с явным отвращением затрясла рукой. Потом заявила, что пора выходить, и, убедившись, что парни готовы, открыла дверь того помещения, где они проводили время перед полетом.
Прорываться приходилось с кровопролитным боем, беспощадно раскидывая одних журналистов, наспех отвечая на вопросы других, слепнув от вспышек галокамер и едва успевая посылать ядовитые сгустки фиолетовой слизи особо наглым папарацци. «Ра-асступитесь! Дайте дорогу астеронавтам, капитану и его девушке! Ра-асступитесь! – горланил Харди, который, судя по выражению лица, испытывал от всего этого неземное блаженство, - Дайте дорогу особе кор-ролевской кр-рови!».
«Ну дурак… - вымученно подумала Аннисоль, еще раз убедившись в неопровержимом факте. Она спряталась за широко расставленными крыльями Ассола и старалась светиться как можно меньше. Харди в это время изгалялся как мог, отчаянно жестикулируя, гримасничая и всячески привлекая к себе внимание. Рядом с Аннисолью пристроился Гог.
- Иногда он нервирует, - тихо заметил он, указывая на Лонгтейла, издающего в это время вопли шамана-г%ийаат племени Крут с дальнего юга Латарии и показывающего обеими руками «козу».
- Скоро это кончится, - прошептала принцесса, убеждая и успокаивая скорее себя, чем остальных, - Сейчас недолго поговорим с папой, и вы улетаете…
Разговор с Рроксом, как можно догадаться, прошел очень весело: Харди лучезарно щерился, заставляя короля вздрагивать крыльями от невольного страха, выдавал в усилитель выражения вроде «%, как интересно», пренебрегал даже вежливыми движениями тела. Под конец беседы-справки фуриусу следовало произнести речь, что он сделал с удовольствием:
- Товарищи! – взревел он в усилитель так, что на последних рядах у синапсид заложило уши, - Хочу особо поблагодарить вас за интереснейшие двадцать лет жизни тут! Мамонт, если ты меня слышишь, ты - %. Выразился бы посильнее, но краткость – дочь гениальности. А я очень краток. Так, что еще… Конирс, можешь расслабиться, я больше не буду разносить твой бар! Все посетители «Коекактуса» - забудьте о долгах, я с вами больше не увижусь. Все, всем спасибо, всех люблю, и, как я когда-то пел в ресторанах: «Ганне%ух канн иер таа’у%» («Забудьте все, что я наговорил», ст. фарлингв)… Да, чуть не забыл: Санерикс, спасибо тебе за прекрасную ночь, я тебя, по возможности, не забуду, - при этих словах Харди выдал свою наипохабнейшую ухмылку, снова показал всем «козу» и, не обращая внимания на остолбеневших Ррокса и Аннисоль, направился вместе с Ассолом и Гогом к кораблю, который дергался, словно паралитик и зачем-то косил вправо.
По космодрому раздался громовой обратный отсчет, но на этом комедия не закончилась: диспетчеру пришлось пять раз произнести «Ноль!», пока корабль не прекратил свои шуточки и не начал свой полет, тяжело оторвавшись от земли. Едва он завис в пряжке на высоте полукилометра, включились двигатели, и черно-белый красавец исчез в верхних слоях атмосферы, оставив ангар догорать в пламени, вырвавшегося из сопел.
В этот момент в толпе, заворожено наблюдающей зрелище, невысокий, коренастый фуриус с потерянным взглядом и необычным бежево-салатовым окрасом достал из кармана странный, разлапистый прибор, нажал на большую красную кнопку и исчез в неизвестном направлении – проще говоря, растворился в воздухе. Перед этим случайные свидетели могли бы разглядеть, что перед исчезновением относительно обычный, на первый взгляд, фуриус стал каким-то не совсем обычным существом.
Но случайных свидетелей в огромной толпе, как это обычно бывает, не нашлось.