Десять один - в пользу Баночки

 
Баночка пришла к нам на заставу с Хейробада, сама. Вернее - пришёл. Вообще-то Баночка это он - туркменская овчарка - алабай. А точнее смесь.

Толи мама его где-то согрешила, толи папа был скор и неотразим, но уши и хвост у него были не купированы, а шерсть длинная, мягкая и густая. Длинный и лохматый хвост качался в приветствии, как перо будущего мушкетёра на шляпе, прибывшего в Париж Дъартаньяна. Порода, конечно, получилась поменьше кавказской злюки и чистопородного алабая, но не маленькая.

Вот, только рожа у него, а вернее морда, у Баночки, была добрая, большая и пушистая. Целые уши не стояли торчком, как у немецкой породы, а раздольно висели слоновьими мягкими лопухами по бачкам. Широкий лоб и короткая, но мощная челюсть делали собаку добродушной, щекастой и смешной, как китайский божок неваляшка. Цвет шерсти у пса был, такой же, как и азиатские просторы – рыже-тигрово- пегий. А на внутренней, чёрной, большой подушке передней левой лапы отчётливо просматривалась окрашенная в белый цвет большая запятая. Что вместе чернотой остального цвета подушки делало её похожей на печать китайского знака бесконечности, единства и борьбы двух противоположностей вселенной - энергий Инь-Янь.

И очень, заставскОй народ, любил держать, эти мягкие, теплые и неимоверно нежно-пушистые, с непреодолимой силой ласки, спрятанной внутри, уши собаки - в своих руках. Осторожно поглаживая, пробуя на меховую негу и волшебство домашнего уюта.

От собаки веяло домом, куда все стремились попасть скорее.
Баночка околдовывал своим босяцким видом пограничников. Таким же дворкняжеским мастерством, как и те собаки, которые остались у нас по домам. Которых, мы хотели завести в детстве, да не выходило по разным причинам. А тут, свалилась, одна на всех, - не служебная овчарка, которую надо держать в строгости, а просто - Б А Н О Ч К А.

Псина, с которой можно посидеть рядом, погладить, поиграть, бросив палку, которую Банка из принципа не приносила, но бегала проверить, «что там бросили?» - обязательно. А когда Банка клал голову на колени сидящему парню, подставляя свою шею и отдаваясь на милость, как Белый Клык, в рассказе Джека Лондона. Это было мгновение единения, с чем - то огромным, и великим, как небеса над Чаеком и горы вокруг. Правда, удостаивал такой чести Баночка не всех.

Пёс пришёл на заставу с трудом, вечером, своим ходом, вслед за офицером с Хейробада – соседней заставы, которая справа от Чаека. Он пропилил за лошадью, на которой ехал старший лейтенант оба фланга. И Левый Хейробадовский – 8 километров вверх –вниз по сопкам. И правый Чаековский – 4 километра волнообразного подъёма, и двухкилометровый, и горбатый многоразово спуск. Баночка пришёл на Чаек усталый, голодный с ввалившимися боками.

Грустные глаза собаки молили о заботе, хотя бы минимальной, у незнакомых ей, но так же одетых в афганки, как и на Хейробаде, людей в зелёных погонах …

А офицер, с которым он пришёл, должен был на сутки заменить капитана Костина Виктора Фёдоровича, которого заслали в редкую командировку, аж на Гермаб. Там, наш начальник, должён был прибыть на партийную конференцию. Ну, и поучаствовать в прениях, голосованиях, слушаниях, собраниях. И в конце симпозиума: чего-то там выбрать, для себя и остальных членов КП. Толи секретаря, толи инструктора, толи партийного орга, или орка. Забыл.

Офицер слез с лошади. Лошадь, тут же попала в заботливые руки дневальных по конюшне. Её завели в стойло, сняли седло и мокрую попону. Тщательно растёрли грудь, спину и ноги, шею - жесткой конской щёткой. Одели оголовье. Накрыли спину сухой попоной. И дневальный, только тогда, выдержав минимальные 40 минут, после такой пробежки по горкам, повел животное к водопою. Лошадь с жадным удовольствием тянула в себя чистую и холодную артезианскую воду из колоды, вздрагивая и всхрапывая от желания напиться. Не смогла утолить жажду за один раз. Отдышалась, и снова припала к воде, но уже не так энергично. Её отвели в стойло, насыпали замоченного овса и набросали сена из брикетов, погладили и похлопали - поощряя.

Пока, четырёхкопытный транспорт прибывшего начальника получал своё обслуживание и у-довольствие, собака полакала водички из лужи у колоды. Затем, тяжело и медленно поднялась на холм к зданию заставы. Она здесь никого не знала, и будущее было туманно, и голодно. Потомок алабаев лёг на нагретый солнцем бетон дорожки возле пулеулавливателя. Прислонился спиной к теплой кирпичной стене казармы и прикрыл глаза отдыхая.

Когда Марк прошёл впервые мимо пса на конюшню, к своей лошади, то он не заметил развалившегося, за углом казармы, на дорожке - шерстяного косматика. Зато, когда он возвращался с конюшни, то он разглядел Баночку во всей его обаятельной красе. Баночка положил утомлённые лапы друг на дружку. Лапы слегка подрагивали, освобождаясь от каменистого напряжения флангов. Пёс давно нюхом срисовал Марка и его интерес к его лохматой персоне. Поэтому, при приближении человека, мохнатый, чуть шевельнул хвостом туда-сюда. Марк улыбнулся и показал собаке зубы. Подошёл ближе. Хвост забился от удовольствия, что друг человека, похоже, стал одному из людей интересен и не безразличен.

Собак чуял, что в руках у Марка только что - был хлеб. Судя по запаху, он отдал его своему коню, губами и мордой которого и пахла ладонь пограничника теперь, смешиваясь с ароматами сушёных трав и навоза. Солдат подошёл ближе, но протянуть руку не рискнул. Собака, хоть и, помахивала хвостом, но смотрела коричневыми глазами, из - под широкого лба, настороженно и внимательно,- изучая незнакомца.

- Хороший! Лохматый какой! Большой! Как же тебя зовут? Уши  то уши!- Нараспев проговорил Марк, восторгаясь, и присев на корточки рядом с уставшим и голодным собаком.- Откуда дровишки? Есть, небось, хочешь?  Алабай грустно посмотрел на Марка и, понимая и унюхивая, черным носом то, что у объекта съестное отсутствует напрочь, снова их закрыл, погружаясь в дрёму.

А, чтобы у солдата не возникло детских желаний, Баночка взял, да и предварительно зевнул, показывая зубы и ярко красный язык. Облизнулся и закрыл клыки толстыми, но плотными губами - с обеих сторон своей пасти, смешно шевеля усами и ушами на морде.
  - Ух, ты!- Удивился Марк клыковооружению челюстей лохматого собака, и, улётной мимике догообразной морды. И встал в полный рост, отступая к входу на заставу. Народ начинал строиться на боевой расчёт. Надо было торопиться.

«- А ты думал,- удовлетворённо пронеслось в мозгах у Баночки,- Чай поболее твоих огрызков. - Эх, пожрать бы,…а то так с водой в животе надолго и не заснёшь. Эххр! Оборррржраться и помереть от переедания»

Пёс, лёжа, строил планы и запоминал запаховую конфигурацию нового, для него, пространства, дав отдых натруженным лапам и закрыв глаза. А Марк, после боевого расчёта пошёл на ужин, чтоб заступить первым дозорным по комнате связи, к: Азбуке, аппаратуре «Клён -75» и ЗАС, радиостанции, фас-фонарям и зарядным устройствам. Но про нового знакомца не забыл.

Перед ужином, пошептался с бадьёй. А после ужина, подождал, пока уйдут в оружейку часовой с дежурным. Затем вытащил из кармана газету «Красная звезда» - выложил на неё остатки пищи со всех тарелок, покрошил сверху двумя кусками черного хлеба. Свернул в пакет и, поблагодарив Бадейкина за помощь, проворно выскочил в окно кухни, игнорируя нормальный вход в дверь.
  - Спасибо Бадья! - крикнул он перед прыжком.
- Пожалуйста! А за спасибо - дрова сами не колются! Кури,- Паучара! – Намекнул Кастрюлькин на долг со стороны просящего, и им же осчастливленного ефрейтора, который был уже в воздухе. А затем принялся готовить русскую печь к выпечке хлеба.

Баночка резко поднял голову, услыхав хлопок, от удара подошв о землю, выпрыгнувшего из окна кухни системщика. Окно кухни было за углом. Самого Марка, глазами, алабай видеть не мог. Но собачий Н О С учуял запах. Учуял и идентифицировал знакомца, и аромат человеческой пищи, завернутой в газету.

Собака встала на ноги и выжидающе повернула голову так, что левое ухо,- весело и смешно,- перешло из вертикального лежания вниз, в почти, не менее вертикальное и залихватское состояние вверх. А правое ухо, телепалось над бетонкой под прямым углом. Перископ подводной лодки лопнул бы от зависти, если бы мог видеть так, как видела Баночка своим носом, не высовываясь, из-за угла казармы.

Марк вышел из-за угла и увидел косматого гостя заставы уже готового к приёму пищи. Хвост радостно сообщал, что слюна только не фонтанирует, приветствуя заслуженную трудным переходом награду. Глаза собаки, с кустиками жестких волосков над ними, поднялись вверх. Из улыбающейся Пасти вывалился здоровенный, красный язык. Весь облик четвероногого друга говорил о том, что он восторге от инициативы пограничника. И всячески готов, оказать ему помощь и пример, в уничтожении остатков пищи, завернутых в невкусную бумажную газету с запахом краски.

У Марка, тоже, отсутствовало желание, как есть газету, так, и её содержимое. Он развернул пакет и просто вывалил то, что в нём было - на чистый бетон дорожки. Алабай не смотрел на вкусно пахнущую горку. Он и так знал, что это съедобно. И ещё и как съедобно для него. Пёс ждал, когда начнёт есть двуногий охотник, который принёс добычу и вывалил её у своих сапог. А Шею подставлять, даже за угощение, алабай не привык. Марк сообразил, что собака не ест - по его причине. И сделал два шага назад от горки с едой. Не успел он сделать второй, как голодное животное набросилось на еду, осторожно вскидывая голову вверх - глазами на него, между глотками.

Приём пищи длился целых пять секунд. Как будто пылесос включился и тут же выключился сам, из-за недостатка во всасываемом материале. Баночка облизнулся и глянул на Марка снизу вверх.

«А ещё где!?» - Говорил взгляд хвостатого - солдату, а язык, облизывал щекастые и толстые верхние губы, походя, полностью закрывая чёрный и настороженный нос.

- Ну, теперь только утром. – Ответил собаке Марк вслух и, присев, протянул руку. Баночка сел мохнатой попой на цемент. Отворил пасть, как бы обдумывая и вывалив красный галстук изо рта почти на грудь. Потом, протянул левую лапу... И, когда Марк взял её в руку, то откровенно лизнул солдата в нос, прихватив длинным слюнявчиком заодно и губы, и щёку, и подбородок пограничника.

 - Ну, ты даёшь!  восхитился Марк, вытираясь от выражений эмоций Баночки. - Давай, мне на службу пора. Завтра увидимся . – И убежал оставив Баночку наедине с наполненным животом.

«А они тут не совсем потерянные. Приручить что-ли? Это надо обмозговать, - решил собак, - и с удовольствием пошёл обследовать новое место для своей жизни. “

 -Серый ? А он чей? – интересовался Марк у Хейробадского связиста.
- Да ничей, или от пастухов отстал на Душаке, или потерялся и пришёл с Гермаба, а может и иранец. Хотя врядли. –Отвечали соседи.
- А почему Баночка? – любопытствовал Марк.
- А ты ему дай баночку из под фарша колбасного, и узнаешь . – Смеялся Хейробадовец, вспоминая собаку.
- А чё там вообще у вас?-спрашивал Марк .
- Да жрать нечего! Снова каптёрщик перерасход устроил. Вот сидим и экономим! Банка видно и убёг от этого , кормить то его перестали. Безотходное производство на кухне , даже крошек лишних не остаётся.
- Ну всё,- кури братан! – Прощался связист соседей.
-До связи –брат ! –повторил ему Марк и оборвал связь.

На Чаеке - каптёрщик был хохлом. Поэтому с продуктами проблем не было. Да и шеф, нет-нет да и подстреливал барана или козу в горах, для мясного изобилия и разнообразия меню на заставе.

Ночным нарядам повар варил кашу с колбасным фаршем. Почти целую кастрюлю-бачок. Наряды кашу не ели. И она оставалась на утро не тронутой. Обычно, это была перловка или дробь шестнадцать. Но сегодня, Кастрюлькин получил гречку. Наряды, кашу, как обычно- проигнорировали. Быстро заправлялись сладким чаем со сгущёнкой, и намазывали ночные шайбы масла на горячий, только что из печи хлеб. Лопали, получали приказ и уходили в ночь, щелкая на заряжании металлом оружия.

Баночка внимательно изучал заставу в темноте. Сначала, Обошёл территорию несколько раз, вместе с часовым, радуя того своим присутствием. Время с таким напарником летело быстрее, а темнота была не такой уж загадочной.

Затем, алабай посвятил своё внимание каждому строению в отдельности. Иногда, появляясь возле часового, чтобы с эскортом прибыть к очередному месту иссследования.

Карта заставы, с личными пометками на торчащих предметах, уложилась в голове пса вместе с идеями по использованию, и далеко идущими планами...Особенно собачник, с лисьей мордой овчарки Дэзи за стальной занавесью сетки.

К утру Баночка вернулся на своё место уставший, но наполненный свежей и важной информацией о заставе, на которой он так неожиданно появился. После, перешёл, нюхая утреннюю свежесть и запахи нового дня. Он прилёг на бугре между окнами столовой и кубриком связистов-системщиков. Именно туда, утренние лучи весеннего солнца посылали своё первое тепло и ласку.

Марк подождал , когда разойдутся наряды по флангам.Затем прошвырнулся в столовую. Притащил Бадье зашитые им ночью рваные подменочные сапоги повара, в которых тот работал, оберегая новенькие полусопожки для торжественного выхода на боевой расчёт . Бадья засветился довольный и совсем не возражал, когда Марк уволок всю кастрюлю с нетронутой кашей. При этом, всё также десантируясь наружу, через вечно открытое окно кухни.

Кастрюлю надо было вернуть . Поэтому, вместо посуды для кормления, Марк притащил обычный тазик из баньки. Каша, сдобренная вкраплениями кубиков фарша, заняла более его половины.Едва не вывалившись на неровном бетоне дорожки в наклоне.

Баночка мчался к ефрейтору молча, спотыкаясь и швыряя тело в разгон прыжками. Аромат каши сводил с ума. И действия солдата не требовали пояснений. Марк предусмотрительно отошёл от шайки. Но по молодости , перебрал в своём желании накормить голодное животное.

Баночка не ел . Он судорожно глотал, захлёбываясь. Трясся от того , что вдруг это ему снится во сне, и сейчас всё исчезнет. И этот добрый солдат . И целый тазик каши, сдобренной сливочным маслом, фаршем, лаврушкой и чёрным перчиком в шариках. И то, что зима закончилась, и весна наступила. И овчарка на собачнике смотрела на его крепкую фигуру с интересом, обнюхивая новичка своим носом. И, главное , если так лопать каждый день... то....- чавкал и хлюпал языком пёс, не останавливаясь. Путался в мыслях и благодарностях.

Уничтожил, как всосал, половину тазика. Живот сытно и заметно провис. Ноги задрожали от неожиданно привалившего счастья. Больше Банка съесть не мог . Но бросить, ещё целых полтаза вкусной еды, было невозможно в принципе.

"А вдруг шакалы? А вдруг овчарки заберут с собачника? А вдруг единственный боров выхрюкает богатство, спрыгнувшее из окна кухни? А эти лошади? Вон их сколько! Дармоеды! А вдруг заберут?!!!Кошмар, а его съесть не могу! Не лезет! У вдруг завтра не дадут!?Снова шакалами питаться?БРРРР!Какая гадость!- Нет, он никуда не уйдёт от его каши в тазике. Да и идти-то уже было невозможно. Живот требовал покоя, неподвижности и отдыха." - Так, Баночка и свернулся мохнатым клубком, буквально обняв, вспухшим животом шайку с ночным доппайком. И, положив широкую морду на край таза, свесил нос к пище которую есть хотел, но был не в состоянии пропихнуть её дальше в глотку.

Марк, наблюдая, хохотал уже молча, когда пёс окружил кашу своим телом. Собака разрешала себя гладить, била хвостом в восторге . Но стоило двинуть руку в сторону пространства над кашей, как вместо улыбки алабай поднимал в оскале губы . Вздыбливал шерсть на загривке и пытался резким движением напугать Марка, вынужденного отдергивать кисть от имущества и сокровища алабая.

- Эк тебя голод -то довёл. Ну ладно -отъедайся! А я спать пошёл! -Сказал Марк и пошёл сдаваться по смене в помещение узла связи.

"УУхррр-хр-хоррр!Хррорррошо! ООбрржрался!ООО!!Остаюсь!Теперь и померрреть можно! -Думал Баночка, кряхтя и отрыгивая съеденное и снова заглатывая, в тяжёлой и сытой дрёме обретённого счастья."

Хейробадовский офицер уезжал с заставы один. Баночка даже не попытался встать от бачка с доппайком, который охранял не в силах подняться от навалившейся на него истомы.Истомы обретённого, долгожданного и блаженного чувства -полного отсутствия голода и даже наоборот. В голове спящей собаки , медленно и неуклонно, зрела мысль о достойной отработке, полученного ею, аванса человеческого участия. Баночка была в душе романтиком. Только вот беда - романтики обычно живут меньше прогматиков...зато и любят их больше, не в пример скукоте обыденности догм и постулатов черствого прогматизма.

Так, На Чаеке появилась новая и полезная достопримечательность. Достопримечательность, поспорившая с самой Светланой Борисовной в своей популярности среди пограничников и гостей заставы...

Не успев освоиться, Банка устроил противостояние с самым сильным из пограничников осеннего призыва – Сашкой Назаруком. Сашка привык ходить так, чтоб ему все уступали дорогу. И немножко в развалочку, бо спина у Шурика иногда очень даже болела , особенно на смену погоды.

Баночка расположился со своим тазиком точно на бетонной дорожке, которая была самым удобным путём, для наряда, от места заряжания оружия к воротам системы. Обойти Баночку по дорожке, с вожделенным тазиком на ней, - было невозможно. Узкая была дорожка. С одной стороны стена казармы, а с другой – склон. А тазик с кашей, широко и добротно, обтекало алабаевское тело, хоть взлетай, или обходи по каменистому и пыльному склону... После долгих и продолжительных матов Шурик вынужденно, обошёл тазик со стоящим над ним, в позе Александра Матросова -псом. Собака увеличилась вдвое, охраняя своё будущее. Шурик порывался стрельнуть, или хотя бы треснуть прикладом собаку , плевался и ругался с красным, как свёкла лицом. Но время, и дежурный - заставили его обойти неприступный бастион с кашей…

Ну, я тэбэ накОрмлю! Колы звэрнуся ! – Ругаясь и махая руками пообещал он.

Ночью Сашка попал часовым по заставе. Баночка ходил за Шуриком вокруг заставы, как привязанный. Слушал, как он ведал ему то, что в казарме сильно-то и не расскажешь. Зевал пёс, но молчал до конца смены. Сашка разрядился . Сдал оружие. Пришёл на кухню глотнуть чая перед сном. И вдруг , жуя и запивая, отложил в сторону смачный и толстый кружок колбасного фарша, предназначенный ему по доппайке. Он положил кругляш фарша на хлебный ломоть и накрыл другим куском. Перечить Шурику было накладно. Затем, допил чай. И отнёс бутерброд Баночке , который провожал наряды уходящие на фланги возле пулеулавливателя...

-Йыж! А то слухав мэнэ, аж чэлюсти трохи нэ зломав! – Баночка завилял хвостом, слопал бутер и посмотрел на Шурика снизу –вверх, выжидающе показав ему язык...

- Ты дывысь, зъйыв! Ну, я пишов! – Шурик засунул руки в карманы штанов,и, ещё не понимая сам, зачем он отдал этой приблуде свой доппаёк, довольный и насвитывающий песенку, пошёл досыпать свои часы перед службой. Шурик «пишов спать» и ему снились дом и папа с мамой. Любимая девушка и друзья за большим столом под орехом. И ещё ему снилась эта молчаливая собака, с которой так быстро и незаметно прошло время самого, самого, что ни на есть, собачьего времени часового.

С лошадьми Баночке не повезло. Света , которую он попытался не подпустить к бочке с овсом, налетела на этого гнома с клыками, клацая зубами и топая копытищами . Алабай ощетинился и рванул к Светкиным ногам с оскаленной пастью. Может и достал бы . Но Ссссссссссссветка ухватила его зубами за шиворот сверху и подняв, просто вбросила в колоду с водой… От такого позора и визга, гордыня Баночки превратилась в слепую ярость предков. Если раньше пёс крутился и свирепел под ногами у хитрой кобылы, то теперь, в колоде, собака стояла вровень со Светкиной мордой и точно напротив отверстия бочки с овсом. Сунуть голову в бочку, и подставить рассвирепевшей собаке шею, уши и гриву Света не решалась. Дневальный приближался с вёдрами. Баночка в веере брызг вертелась юлой, по сгиб на лапах в воде, и клацала в ответ зубами. Едва не вцепившись в Светкины губы отпрыгивала, в брызгах воды, и снова кидалась на огромную конскую морду, норовя вцепиться в уши... От такого бесстрашного и неожиданного отпора Борисовна тоже рассердилась, но дневальный отогнал воровку и с удивлением смотрел, как Банка вытряхивала тучу водяных капель из своей шкуры , спрыгнув вниз , на землю из колоды с водой... Лошади, наблюдавшие скоротечную схватку, Банку, враз зауважали. И обходили, если что, не зарываясь. Светка затаила злобу. А дневальные притащили полбанки фарша. И ползаставы наблюдало , как Баночка нянчилась с консервой, таская её с собой целый день, вместо игрушки, и засыпая, держала лапами , положив сверху мохнатую голову …

-О, хлопци,- сказав Сашко Назарук, покуривая приму на крылечке,- тэпэр е кому овэс охранять.


Следующим пунктом своей «заботы» Баночка выбрала местных шакалов. Одного просто загрызла и порвала, в туче пыли, напав сразу на свору из четырёх падальщиков. Шакалы притаились возле коровника, чтобы попытаться добраться до поросят. Днём, нагло, слились с местным фоном, незаметно для человеческого глаза, но только не для собачьего носа. Банка разогналась от начала конюшни, и, как ледокол врезалась вдруг в , до этого невидимую, пачку местных завывал. Шакалы полетели в разные стороны, как разбитый паковый лёд под тараном.

Больше, ни один из них не рисковал подойти до той границы где оставил свои метки пёс , обозначая пределы своей и заставской территории. Ковкузнец задумчиво скурил сигарету, сходил в баньку, порылся в загашнике и притащил вполне сносную миску. Поставил её возле колоды с водой так, чтобы миска всегда наполнялась доверху водой, а сдвинуть её с места было невозможно.

- Ото-так ,- сделал вывод Назарук,-И свыни будуть цили, та й кони з коровою тэж. – Одобрил он обустройство водопоя для лохматого охранника.

А вот этого, не ожидал никто. Свиньи устроили на Баночку облаву. Ловили долго, почти месяц. За то, что шустрый пёс всегда раньше успевал получить лакомые кусочки из отходов кухни. Порой, собака лезла в свинское святое святых – корыто для помоев, нагло пробежав по боку, дрыхнувшего в грязи борова.

Банка стоял, прижатый свинским полукольцом к каменному забору летней конюшни. Восемнадцать годовалых поросят и свиноматка окружили Баночку, и, хрюкая и почти ревя, угрожающе укорачивали дистанцию до собачьего тела. Народ на крыльце, даже привстал, чтобы лучше видеть то , что будет дальше.

Пёс поднял голову, как мог- выше. Стоял, напряжённо, неподвижно, не шевелясь, и, пока, не издавая ни одного звука. Даже уши собаки всегда лежащие по бачкам поднялись, как у немецкой овчарки . Только самые кончики ушей свисали вниз болтаясь, как язычки мягких , но упругих колокольчиков. Марк, схватил двухметровую антенну со связи и рванулся бегом, чтобы выручить лохматого и хвостатого друга. Численное превосходство поросячьего свинства, размеры каждого, решительный настрой и неумолимость сближения не на шутку испугали Марка и заинтересовали остальных пограничников на крыльце заставы.

-Сожрут! Вона как выросли! Да и много их , а он один! – Раздался голос бадьи, всегда болеющего за свежие продукты.

- Их конечно много Бадья! Только это свиньи! А перед ними алабай! Этим собакам наплевать на размер противника. Вон , как он Свету держал, не подпуская к бочке! - Возразил Серёга Рязанов, наш каптёр, который всегда болел за победившую команду.

Спор разрешил сам виновник торжества. Свиноматка подошла к собаке почти морда к рылу. С каждым хрюком-рёвом банда делала маленький шажок всхрюкивая с яростью шакальей стаи. Шум нарастал с приближением пятачков к шкуре стоящей собаки. Баночка поднял вехние губы , оголил клычары и сделал единственный выпад пастью, как удар шпагой сверху вниз. Скорость была такая , что никто и не заметил. Просто секунду назад стая свинтусов хотела и была близка к тому, чтоб порвать собаку. А в следующую секунду дикий визг перепуганного животного огласил заставские окрестности, вместе с топотом позорно убегающего прочь от Баночки свинячьего стада. Баночка даже с места не сдвинулся , только мотнул головой сбрасывая с клыков грязь, которую сорвал полосуя ухо свиноматки в кровь клыками, от основания и до края .

- Ну вот , Стой Марк! Четыре – один в пользу Баночки! – Остановил воплем, вылетающего из дверей, с антенной в руках связиста - Бадья.

Банка гордо удалился с боля битвы на любимый им, бетон дорожки. Где его и нашёл взволнованный Марк и хохочущий Шурка Назарук.

- А шо один?-Спросил Марк Шурика.
- Аты нэ бачив? Так Борька йёго навчил конэй уважать.Як дав копытом , шоб нэ гоняв по пид нымы, так вин мэтрив пьять злэтив до зэмли.Ото и е одын.

-Шо Мене дуже интересно, так цэ,- хто у нёго следующий? Собачник, чи може хтось другый? – спросил сам себя Александр.

Баночка не заставил пограничников долго гадать и установил свой контроль также и над коровой с бычком. С коровой у него проблем не было вообще. A вот молодой и строптивый бычок, просто обожал сгонять Баночку с пригретого им места для отдыха, обдуваемого ветерком. Вот он и стал следующим. Баночка встал , при очередном налёте хулигана, пропустил триста кило глупостей мимо себя. Догнал и ухватил за хвост зубами. Вы пробовали бычару за хвост ухватить ? Так это самое безопасное место, если держишь крепко. Банка держал так , что на помощь сыночку кинулась его мама - корова и два дневальных по конюшне. А Бычок, обходил после этого Баночку - третьей дорогой.

-Пять: один! – Отметил Шурик счёт баночкиных побед.

Банка начал ходить в наряды. Сам. Просто вставал и шёл за тремя пограничниками после заряжания оружия. Шёл честно, со всеми, чуть сбоку. Отдыхал в конце , на стыке. С удовольствием мчался вниз на спуске к воротам заставы, требовательно лая, если нет дежурного с ключами...
И в тот наряд, на дальние подступы с Марком, Шуриком Назаруком и Железным Никитой он пошёл сам. Старшим был Шурка и пилил вторым, первым шёл Никита, а Марк шёл предпоследним , перед Баночкой. Тёмная ночка выдалась, небо в облаках. А тропа по карнизу стелется , а над ней горка невысокая так , чуть больше роста среднего.

Вначале и не понял никто ничего . Слишком быстро всё произошло. Шорох, топот лёгкий и черная масса над тропой, с рогами, взлетела и понеслась вниз на пологий склон над головой у Марка. Ударилась рогами об землю , кувыркнулась и провернувшись в пыли рванулась дальше, тая в темноте. Тут же, удар в спину буквально вбил последнего пограничника в землю. Что-то тяжёлое и живое придавило плечи к земле, рвануло когтями разрывая бушлат на спине, рыкнуло, как дьвол в ухо, яростно и коротко открывая пасть.

Горный леопард в запале преследования поскользнулся и сорвался в прыжке, преследуя архара.И Вместо того, чтобы перелететь через Марка,он со всего своего разбега влепился живым тараном в прикрытую бушлатом спину. В ярости рванул когтями ткань на спине и раскрыл пасть, прицеливаясь в захват клыками ниже стриженного затылка солдатика.

Баночка не думал. Инстинкт трёхтысячелетней породы сработал мгновенно,пружиной лап, выбрасывая собаку в рычании и оскале, на большую и разгорячённую погоней кошку. Алабаям всё равно какой размер клычар  у противника и высота в холке. Поэтому у пастухов в горах они в особом почёте. Преданный  пёс сбросил ударом своего тела леопарда со спины  у Марка  и широкой пастью вцепился бы ему в шею...Но рванул только шкуру на плече у горного хищника.  Леопард  был быстрее и сильнее вооружён природой. Кошка упала на бок , перевернулась на спину и ударила когтями задних лап в мягкое и пушистое подбрюшье собаки. А передними лапищами нанесла сильнейший скользящий удар по морде от основания шеи и до носа располосовав добрую морду Баночки кровавыми рядами рваных ран  с двух сторон и разорвав кровеносные сосуды на шее. Баночка вслипнула и отлетела подброшенная сначала вверх. Затем тихо и тоскливо ударилась всем телом о землю.

 Леопард подпрыгнул, встал на ноги, оценил свою победу, и тут же рванул прочь по неостывшему следу архара, убегая от слепящего света ФАС-фонаря, который успел включить обернувшийся Шурик. И спасаясь от жесткого щелчка предохранителя на автомате  Никиты, хищно предвещавшего чавкающий кряк затвора загоняющего патрон в патронник. Марк тяжело отжимался на руках, поднимая туловище с рваным бушлатом на спине и тряся ушибленной головой. Баночка страшно и неподвижно  лежал темным комом в двух шагах левее и позади Марка... Он его так и понёс, в руках, взяв, как лежал, закинув автомат за спину и прижав , металом  оружия рваную материю бушлата к лопаткам и позвоночнику.  Лапы собаки
бессильно и мёртво висели в воздухе.А с веера пушистого хвоста капала на землю теплая ещё кровь...

Пёс, в последний раз обнимал своего спасителя, равномерно покачиваясь на руках пограничника тяжёлым и мохнатым телом. Марк похоронил Баночку в щели, за заставой. Обложил последний привал собаки валунами и камнями внутри и снаружи, чтоб шакалы не навредили. А сверху поставил пирамиду из пустых баночек, которыми так любила играть собака. Проткнул каждую ёмкость стальной трёхмилиметровой проволкой, увязал в ряд. И потом, когда приходил, снова и снова - добавлял в жестяную цепь всё новые и новые баночки, вытирая рукавом слёзы и вздрагивая плечами в горечи об ушедшем друге...

Бадья, пустые банки из под фарша и сгущёнки не выбрасывал , ставил в сторонку, в уголок, под стол, вздыхая и вспоминая Баночку, перед тем, как замесить новое тесто для хлебной и душистой выпечки ...

Семь :один!- Сказал сам себе Шурик, раскуривая приму возле каменного надгробия и, подавая Марку очередную консервную баночку.

Весной следующего года овчарка Дэзи родила двух щенков. Малыши  имели строгий, немецкий классический окрас и экстерьер. Вот только на большой тёмной подушке  левых передних лап у  обоих стояла белая, весёлая запятая...

Девять: один, в пользу Баночки, - подвёл итог Шурик Назарук и долго хохотал играясь со шенками под бдительным присмотром Дэзи и инструктора.