ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.
ЧАСТЬ IV. НЕПРИНЯТАЯ ЖЕРТВА.
ГЛАВА 12. СЛУЧАЙНОЕ ПРЕДСКАЗАНИЕ.
Смешно, конечно, но я узнал это очень скоро. Просто сразу, как мы двинулись по старой дороге. От основной её загораживал крутой склон и когда-то произошедший обвал или оползень, ставший частью горы. Его не стали разбирать – ведь рядом проходил более удобный путь. Камни заросли настоящим лесом, а о дороге забыли.
Здесь было мрачно. Склоны круты, лес густой, еловый, солнце сюда заглядывает редко. Тень, сумрак, холод и сырость. Валуны и коряги, замусорившие всё вокруг. Мелкие камушки под копытами. Слышно, как они хрустят в тишине, как пробуют голоса перед весной мелкие пичужки. Но вдруг они смолкли, и ветер сдул звуки их песен. Мы с Петриком тревожно обернулись. Страшно.
- Вроде, не ночь ещё, - шепнул мой друг.
- Чего ты встал? – тоже шёпотом спросил я. И понял, что смотрю в эти глаза, налетевшие внезапно. И было их три пары.
Увидев такое количество отдельно взятых глаз, я забыл, в который мне велел стрелять Петрик. В правый крайний или в правый глаз конкретной пары? Или пока не стрелять, подождать, может, сами рассосутся? Тем более, моё ружьё у Чудилы.
Он зачем-то спрыгнул с лошадки, и, видя такое дело, я спрыгнул тоже, и уцепился за Петрика, чтобы глаза его от меня не украли. Кто их знает, где они держат руки.
Три пары анчутских глаз с белыми ресницами разглядывали нас с ним, стоящих среди гор на заброшенной дороге. Причём, у меня создалось впечатление, что внешность их не интересует. Они изучали моё внутреннее содержание. Короче, лезли в душу. Мне это совсем не нравилось. Я нахмурился и попытался прекратить безобразие, но не вышло. Мало того. Я узнал ощущение, преследующее меня в Айкри всегда, и понял, чей это был взгляд.
Скажу вам, когда копаются у вас в мозгах – это не очень-то здорово. Мысли путаются, перед глазами всё плывёт, кружится голова и тошнит - представьте, каково это для тех, кто и так пострадал от общения с ядовитыми светильниками. Вспыхивают обрывки воспоминаний, а ведь некоторые из них не приятны. Вы затолкали их на дно памяти, предпочли забыть, а их грубой рукой вытащили на поверхность и разглядывают со всех сторон. Стыдно и горько, и даже больно.
Я очнулся, сидя прямо на дороге и привалившись к Чудиле. Я был слаб, но зол. А если копание в мозгах Петрика повредило его, и без того чуднОму рассудку? Наверное, сказалось общение с Воки: на меня напало желание отомстить. Сосредоточившись, я ответил тихо пялившимся на нас глазам тем же самым. За гнусные выкрутасы я узнаю их мысли относительно нас. Я не подумал, что у глаз нет животов и голов – а значит, тошнить их не может и болеть нечему.
Как они отпрянули и переглянулись! Как они задёргались… и захохотали!
- Миче, - добродушно сказали левые глаза, - твоя наглость переходит все границы. Так с нами не поступают.
- С нами тоже, - буркнул я, прекратив на всякий случай свои усилия.
- Я всегда говорила, что это он. Говорила, что Миче, и больше никто, никогда! Вспомните, всю его жизнь говорила. А нынче я вижу: время пришло! Это он! – моргнули глаза в серединке. Женские глаза, ласково на меня глядящие. – Это ОН!
- ЭТО он, - ответили глаза справа. И показали взглядом на Петрика. А левые обратились прямо к нему, остолбеневшему и побледневшему до синевы:
- Не понять. Я бы тоже сказал: "ЭТО он" про тебя, если бы тут не было Миче. Мы же всегда знали Миче. Я лично склонялся во мненьи, что он - это ОН. Тебя же впервые мы здесь наблюдаем. Ты не бойся, чудак. Нам ни к чему выдавать то, что скрыто.
Услышав эти слова, Чудилка судорожно вздохнул, расслабился и прямо на глазах порозовел и повеселел даже. Говорю вам: он боялся не призраков, а то, что они выдадут мне чужую тайну, которую он хранил от меня.
А я перепугался. По свидетельствам очевидцев, глаза всегда говорили всем в лицо: «Это НЕ он!» - а теперь они решили, что нашли, кого им не хватало – Петрика.
- Отстаньте от Чудилы, - запинаясь от страха за своего родного дружка, пролепетал я. – Отстаньте, он совсем не ОН.
Что, вы думаете, сделал тот, кого я пытался защитить? Попросил:
- Подожди, интересно же. А вдруг Я и вправду Я, что тогда?
Я прямо дара речи лишился.
Левые глаза похлопали веками и сказали средним и правым:
- Нет. Это ОНИ. Всё разделившие пополам. Всё – и страх тоже. Как ты предсказала, родная моя. Это ОНИ!
Средние глаза устремили на левые взор, полный обожания:
- Да? Я даже не знаю, что конкретно имела в виду.
- А! Это нормально при гаданиях!.. – дуэтом влезли в беседу мы с Петриком, великие специалисты. Женские глаза прищурились на нас, но потом снова обратились к левой паре:
- Думала я, речь идёт об одном человеке, наполовину победившем свой страх. Но нет. Нынче вижу: ты прав.
- Ты прав, - опустили веки правые глаза. – Это ОНИ. Удивительно.
- ЭТО ОНИ!!! – радостно взвыли все три пары глаз, закружились в неистовом хороводе, а звуки их голосов делались всё сильнее, всё выше. Причём, нам показалось, что «правые» радуются неискренне. Мы с Петриком зажали уши ладонями и зажмурились, прижавшись друг к другу. Когда мы осмеливались взглянуть, видели лёгкие намёки на три очень призрачных силуэта на тёмном фоне вечнозелёных крон. Один женский и два мужских. И я, как друг семейства Мале, сразу подумал: одежда на них такая, какую носили в Мрачные времена, и элементы которой были в моде в позапрошлом сезоне. И, как товарищ художника Лёки, часто наблюдавший написание портретов, я сразу произнёс очень тихо, громко клацая зубами:
- «Левый» похож на тебя, Чудик. Ты также машешь руками, когда здоров. И голову держишь также. Вот даже сейчас.
На это Петрик только фыркнул, намекая на то, что все люди на свете время от времени машут руками и задирают головы.
- Лучше подумай, чем нам это грозит, - подражая призракам в их стремлении говорить белыми стихами, сказал Чудилка.
- Отчего ж вы не рады, что можете помощь нам оказать и пользу себе принести, а также потомкам своим? – спросила женщина, слетев к нам с большой высоты, где она завивалась в спиральку и свивалась в кольцо. Мы едва успели встать, но тут снова шмякнулись на камни и мох. - Ах, да, - азартно воскликнула она, - вы же не знаете сути! Суть же существенна очень!
Призрачная женщина, повиснув в воздухе наискосок, ногами вверх, приблизив к нам прозрачное лицо, говорила таинственным тоном:
- Вот скоро настанет то время, когда всё, что вы любите, может исчезнуть, покорное силе ужасной находки. Самая жизнь на планете подвергнется риску, ибо вода, и плоды, даже воздух, отравлены будут тем, что как будто во благо, в самом же деле, служит корысти, то есть, наживе. Мы умолять вас хотели помочь, ибо сами не справимся ныне. Если возьмётесь, тогда… испытанья…
- Уймись, Унагда, - со смехом прервал её мужской силуэт, чьи глаза были изначально левыми. - Они помогли. Уже помогли нам. Разве не видишь их рук? Взгляни на их руки. Вспомни, что слышалось в мыслях и воспоминаниях их.
Женское привидение моргнуло и надуло слегка обозначенные губки.
Мы с Петриком дружно спрятали конечности за спину - ну как можно предложить женщине смотреть на такое? Призраки - мужчины захохотали. Весёлые очень. Изначально правый сказал:
- Вас, ребята, пусть не сбивают речи Унагды. Её предсказанья, и указанья, любые слова, даже просто о супе, всегда отстают от событий. Скажет: «Пожалуйте кушать», - когда гости поели уже. Выйдет махать на крылечко, когда скрылись из виду. Что поделаешь: баба. Сейчас она тут говорила о том, что случилось уже. Так всегда. Помню, потоп предсказала в Низинной Надцате, когда дамбу уже починили.
- Да подумаешь! – оскорбилась Унагда. – Кто б говорил!
Третий призрак принялся мирить этих двоих, причём, не отрицал того, что Унагда постоянно запаздывает со своими предсказаниями. Предсказания, таким образом, делаются констатацией, и это очень сбивает с толку поначалу.
- Надо просто привыкнуть, - кивнул он нам, будто мы собирались привыкать.
Изначально левый оправдывал Унагду и мы поняли, что в отличие от «правого» считает её тонкой впечатлительной натурой.
- Помню, кошки любимой кончину в тревоге сердечной она предсказала, страдая, всего лишь на пятые сутки после того, как зверька я засыпал землёю, - доверительно сообщил нам «левый», подмигнув правым глазом.
Мы с Петриком только дивились на эти речи и такие странные предсказания странной женщины. Неужели, к ней обращались, как к гадалке?
- Можно узнать, - тихонько заговорили мы, привстав над дорогой, - она присутствовала тогда… ну, когда зверёк засыпАлся землёю?
- Конечно, - всхлипнув, ответила сама Унагда. – Кошка любимой была.
Мы с Чудилкой многозначительно переглянулись. От потрясения мы на некоторое время упустили нить беседы. Надо же! Сумасшедшие глаза в лесу!
Призраки меж тем помирились и снова заговорили о нас. Изначально правый объяснял Унагде:
- Мы видели, что они сделали. Мы это знаем. Осталось лишь до конца довести. Спор закончить.
Унагда завела снова:
- Вот возродилось, вот где-то возникло то стародавнее зло, что довлело над нами. Вот, вижу, вновь яд отравляет и почву, и воду, и жизням живущих опять угрожает. Воздух напитан светом его смертоносным. Многие им введены в заблужденье. Принята гибель за жизнь. Необходимо гражданам градов и весей весть донести и включиться в борьбу и исканья, и, не жалея себя, это зло одолеть. Мы сами ныне не можем помочь. Эя вас наделила добрыми душами. Мы умолять вас хотели…
- Это она о солнцах, - шепнул мне Петрик.
- Ну да, запоздавши малость, - кивнул я.
Призраки – мужчины, досель сидевшие на еловой ветке с насмешливым видом, снова зашлись в хохоте.
- Уйми свою бабу! – сквозь смех попросил «правый» «левого». «Левый» в стихотворной форме пообещал «правому» накостылять по шее за такие слова. Проструившись по воздуху, он подлетел к предсказательнице и попросил:
- Унагда, уймись! Я же тебе объясняю: вспомни не медля, что наблюдаем в течение лет. Зло возникло давно, и ребята упорно, сами, без просьб и молений, тут же включились в борьбу и исканья, как стало известно и им, что беда от проклятого света. Эя вложила в них добрые и прозорливые души. Эя мудра.
Женщина обиделась. Встав вертикально, она топнула ногой – складки прозрачной одежды заколыхались - и отвернулась.
- Вот он, один недостаток любимой моей. Тяжко с оракулом этим, - покачав головой и обняв Унагду, сказал нам призрак. Поделился проблемой.
Унагда тоже поделилась:
- Всё же однажды я предсказала без опозданий. В день кончины своей.
Мы с Петриком проявили живой интерес к этому сообщению. Интерес проявился в не очень вежливом хихиканье. Нам показалось забавным такое сочетание: в день кончины – и без опозданий! Интересно то, что Унагда на сей раз обижаться не стала, а весело поделилась воспоминаниями:
- Выбиты эти слова при входах в долину на жёлтых табличках после моих похорон здесь, на родине предков моих и избранника сердца, - привидение махнуло почти не заметной рукой в сторону старой башни на вершине. Затем поцеловало изначально левого призрака и закончило, указав на изначально правого, всё ещё сидящего на ветке:
- Этот прибился от скуки потом. Как избавиться от лиходея? Всё б отдала, лишь бы смылся.
- Надоел хуже редьки, - подтвердил «избранник сердца».
- Я всё слышу, - крикнул с ёлки третий призрак. – И никуда не уйду. Слишком вам будет приятно тут обитать без меня. Слишком вам здорово было при жизни, нынче же лучше ещё.
Ох, недаром, этот «правый» мне изначально не понравился!
Унагда и её избранник в сердцах призрачно плюнули и повернулись к ёлке задом, к нам передом.
Знаете, разговор, конечно, вышел забавным, но соседство привидений само по себе угнетает. Словно сидишь на обрыве в сумерках, а за краем – уже темнота и холод, и ноги уже в этой темноте. Страшновато, тревожно, и не знаешь, чего ждать. Мы не знали.
Но «левый», смутно похожий на Чудилушку моего, просветил нас насчёт призрачных намерений:
- Здесь ожидали много столетий того, кто, как сказала Унагда, надвое страх и судьбу разделил – это Петрик и Миче. Спор наш должны разрешить были вы, взявшись за дело изгнанья с Винэи прекрасной свет возрождённого зла. И почти разрешили. Осталось, Унагда, узнать, до конца доведут ли?
- А куда ж нам деваться-то? – вздохнул Петрик.
- Почему именно нас ожидали? – спросил я.
- Потому что, - пожал чуть заметными плечами «правый», медленно приближаясь по воздуху, - так сказала Унагда. Только не всё записали на камне. Тот, кто придёт, должен иметь свойства души и такие поступки, что скажут нам: ОН. И тогда, внявши просьбе или рассказу, он возьмётся за дело. Иль не возьмётся. Спор будет решён или нет. И там было о людях ещё: типа им плохо. Ну, вы слыхали сейчас.
- Вы сами взялись. Без просьб и рассказов. Задолго до Айкри. Себя не щадя. Мы лишь собирались: при встрече уговорить того, кто нам нужен, наш спор разрешить, - радовался «левый» призрак.
«Правые» глаза тихо рассмеялись, хитро и неприятно щурясь и глядя в сторону:
- Что ж? Спор решён и суд состоялся. Я признаю поражение, ладно. Дети прошли все испытанья, пока ещё даже не призваны и не названы были. Их даже никто не просил. И платы не предлагал. Это странно.
- То есть, мы выиграли для кого-то спор, - сердито уточнил Петрик.
- Я не хочу участвовать в том, где на нас ставят, как на лошадей, - разозлился я. – Поползли-ка отсюда.
Привидения меж тем поссорились снова.
- Да, нами с Унагдой выигран спор посредством уничтожения зла, что тобою принесено, - ехидно напомнил «правому» силуэт с изначально левыми глазами. – И ещё неизвестно нам было – возьмётся ль за дело тот человек? Или люди.
- А если б не взялся – спор был бы тобою проигран, - потёр руки «правый».
- Но проигран тобою, и ясно всем было, что так только и будет. Даже тебе стало ясно однажды. – «Левый» положил руку, что прозрачней тумана, на едва намеченное в воздухе плечо женщины, и они так переглянулись, будто собирались поцеловаться. На этот их взгляд «правый» хмыкнул презрительно и, глядя в землю, осчастливил всех сообщением:
- Они, эти дети, ввязались в историю сами, но делу ещё далеко до его окончанья. Так что посмотрим ещё. Миче, куда ты пополз?
Пришлось остановиться. Наверное, этот призрак с трудом признаёт поражения.
- Чего там смотреть? – вскинулись Унагда и её привиденческий возлюбленный. – Свершившие подвиг такой, конечно же, правы - и то несомненно. И спор разрешён в нашу пользу.
- В пользу любимого Гиббери моего, - впервые назвала женщина по имени обладателя «левых» глаз, того, что похож на Чудилку. – Осталось решить, что с ними делать теперь.
- Попробуем всё-таки уползти, - шепнул мне Петрик. – Ну их.
- Можно попробовать просто избавить от испытаний грядущих этих детей, - предложил призрачный Гиббери.
- Много чего захотел! – возмутился тот, чьего имени мы ещё не знали. – Тогда спор неоконченным будет. Хоть я и признал пораженье, в мире осталась история эта, и окончания требует. А конец не известен.
- Каждый из нас, бывший супруг мой, знает, как поведут себя дети, столкнувшись со злом ещё большим, - насмешливо проговорила Унагда, тряхнув белыми призрачными волосами.
- Не знаю, - вредничал «правый». – Может, проникшись идеей большого дохода и власти безмерной, и восхитившись научною мыслью, в конце-то концов, они мою сторону примут. Или, считаете, сделанный выбор – навек?
Эти слова очень рассмешили Унагду и Гиббери. Они захихикали, глядя друг на друга влюблено и восторженно, и он поцеловал её в то место, где угадывались губы. Интересно, что в таких случаях испытывают привидения? Не целуются же они просто по привычке?
Мы с Петриком, тем временем тихим свистом подзывали наших лошадей.
«Правый» призрак глядел на парочку сердито. Женщина сказала:
- Это кто же изменит свой выбор? Дети любимые Эи, самые верные слуги её, те, кого мы так долго искали и ждали? Те, кому Эя вручила доброе сердце своё? Миче, которого знаем мы с детства? Бывший супруг мой, ты проиграл, и ты сам это знаешь.
- Но посмотрите, - Гиббери сделал жест в сторону, куда мы уползали, - дети любимые Эи измождены всем тем страшным, что свалилось на них. Вылечить их мы же можем? – судя по его жалобному тону, он сомневался в этом.
Тут мы ползти перестали, замерли и с надеждой уставились на этих троих.
Эти трое тоже уставились на нас.
Некоторое время мы смотрели друг на друга, а потом Унагда покачала головой:
- Волю разумнейшей Эи нельзя нарушать. Пусть идёт, как идёт. Хотя мне очень жалко.
- И даже, - поднял прозрачный палец Гиббери, - думаю я, что все разговоры о том, как избавить ребят от грядущих напастей – звуки пустые. Вряд ли нам это удасться. Эей начертан их путь – пусть свершится, что дОлжно, и пусть будет спор до конца разрешён их деяньями в будущем. Мы подождём. Только Мать Предсказаний может грядущее видеть в той мере, в которой возможно. Мы не должны бы мешать её воле. Мы – просто мошки в ладонях её.
- К тому же, – весело подхватила Унагда, - воля её мне известна – помощь грядёт! Дней через восемь! – и она показала в ту сторону, откуда мы с Петриком прибыли. Её мужчины поглядели в том направлении и пожали плечами. Потом они со страшной скоростью взвились над вершинами елей и заметались туда и сюда. Спускались они значительно медленней, повизгивая от смеха.
- О, как ты права, светоч предвиденья разных событий! – ехидным тоном обратился к Унагде «правый». – Помощь действительно будет. Но ОН уже дома.
Какой-то ещё «он»! Что-то засомневался я в том, что мне на моём пути нужен ещё один призрак или жертва Унагдиных предсказаний.
- Даже замок на двери запирает на ключ, кто им помощь окажет, - смеялся Гиббери. – Нынче ошиблась, родная, всего лишь на восемь деньков. Помню, потомку славного рода по имени Паг, ты нагадала рождение сына, а сын уже был у него, и причём, шестилетний.
Вот так. Я сразу закручинился, сообразив, о каком потомке, и о каком сыне идёт речь. Сын Лалиного дедушки, её отец, оказался всё-таки, предсказанным злодеем, недостойным славного имени славного рода. А мы так и думали.
По мнению призрачного Гиббери, помощь нам следовало ждать с той стороны, куда мы направлялись. Мы поглядели вдаль, но там был всё тот же пустой и тихий лес. Еловый, переходящий в дубовый, более светлый. Мы попробовали продолжить движение прочь с этого места, но не названный сотоварищами бывший супруг, порхнул и преградил нам путь:
- И всё же, - горячо обратился он к нам, - дивное слово науки так просто пропасть не должно. Пусть будут цели другие, пусть будет большая работа усовершенствовать чтобы то, что вам жить не даёт.
- Цели? – нахмурив лоб, пробормотал Петрик. – А какие ещё могут быть цели? Если совершенствовать яд – получится более сильный яд – вот и вся наука. Мы не убийцы. Если вы о солнцах, с которыми мы возимся по милости Эи.
- Вот-вот, - поддакнул я. – У нас капельку другие цели. Э-э-э… Можно пройти? А то, вроде, дождь собирается.
- Вот-вот, - закивала Унагда. Я догадался о том, что она кивает, по движению глаз воздухе. – Вот нам наука: гораздо наши потомки нас человеколюбивей и сострадательней даже. Дети любимые Эи.
Я вертел головой, пытаясь найти лазейку и сбежать вместе с Петриком и лошадьми. От кошмарного высокопарного слога меня уже трясло, намёки на пиратскую историю раздражали, холод пробирал, а близость к привидениям вывела из себя. Как с ними ни интересно, но, всё-таки, страшно. Такова уж их сущность. Я отвлёкся и не понял, почему вдруг в очередной раз поссорились Гиббери и другой призрачный тип. Может, из-за нового поцелуя с Унагдой?
- Ты клеветал на меня, утверждая, что ради науки старанья твои и человечества ради! Сам же мечтал всё о том же – о власти, о славе и деньгах. Что дала тебе слава? – возмущался Гиббери, наскакивая на второго мужчину.
- Прекратите немедленно спорить! – взмахнула руками женщина. – В этот момент, когда мальчикам нужен ночлег и защита! Им наши распри зачем? Пусть их едут. Вот тяжело ведь мне с вами, супруги мои!
Гиббери подхватил: в сыром воздухе чуть наметилась его улыбка, похожая на улыбку Петрика Тихо:
- Что ж. Испытанья – это развитие душ. Пусть их едут.
- Пусть. Мы посмотрим, чем кончится дело, - сжалилось над нами и третье привидение.
Нам освободили дорогу.
Мы взлетели в сёдла, наплевав на усталость и слабость, и, оглядываясь, с диким, наверное, видом, помчались вперёд.
Вперёд!
- Что это было? – крикнул мне Петрик. – Совещание привидений по поводу нашего воспитания?
- Кошмар какой-то! – вторил я. – Что они наболтали! Тот, левый, был очень на тебя похож, Чудилка. Ты заметил?
- Да! Заметил. Привидения из сказки воспитывают своих потомков. Что может быть милее и естественней!
- А?
- Я говорю: из сказки!
- Думаешь, третий – это изобретатель солнц?
- Думаю, Миче.
Собственное имя, употреблённое всвязи с историей о массовых убийствах ради власти, славы и наживы, покоробило меня.
Я предпочёл так не думать. Я крикнул Петрику:
- Вот и вся большая загадка, представляешь? Всего лишь предсказание Унагды, с которым она случайно не опоздала.
- Случайное предсказание случайно о нас, - улыбнулся мой дружок.
- Оба – супруги одной женщины. Как это так?
- Изобретатель - он бывший. Разве не слышал?
- Ах, да. Чудилка, тут что-то не то. Сказка о том, что этот… изобретатель… был хорошим.
- Я тебе говорил, - прокричал Петрик на скаку, - что в легендах вообще разобраться невозможно, просто как в сплетнях. Кто там прав, кто виноват – не поймёшь теперь. Вот Хрот – он бы просто так не уехал, нет. Он бы досконально всё расспросил. Мы с тобой, Анчутка, повели себя, как трусы. Мы уехали, не добыв для Хрота исторической правды. Да и мне хотелось бы знать поподробней, как там всё было на самом деле.
Я решил, что он прав, и ощутил вину перед младшим Корком и всей родной страной. Я даже захотел вернуться – вдалеке от призраков страх прошёл и стал казаться смешным. С другой стороны…
- Петрик, привидение – не доказательство для истории. Наука верит лишь тому, что можно пощупать.
- Это так. Да и теперь уж не всё ли равно, кто на кого клеветал? – это мой дружок озаботился тем, чтобы не трепали почём зря моё имя. Но это ведь ерунда, я только улыбнулся, будучи на стороне Хрота и исторической правды.
- Чудилушка, ты думаешь, Гиббери – это кто?
- Да кто угодно, Миче.
- Может быть, Очень Злой Шаман?
- Понятия не имею!
- Почему на тебя похож? Может, твой предок?
- Анчутка, заглохни. Не знаю я!
- Если Злой Шаман, то мне он показался добрым. И какая-то женщина с ними. Что говорит нам легенда о женщинах?
- Что они от воздействия солнц вымирали быстрее, - мой дружок легко перенял особенности привиденческой речи.
- Я об Унагде. Откуда она взялась? Что ты думаешь, Петрик? Я думаю, что это она – «владычица Нтоллы, ныне безлюдной». Ну, раз на табличках выбиты её слова. Мы болтали с призраком королевы.
- Мне тяжело говорить. Миче, давай помолчим.
Я испугался. Петрику плохо. Я замолчал и подъехал ближе. Петрик так просто не будет жаловаться на здоровье. По сравнению с этой бедой, вся историческая правда мира показалась мне не существенней мыльного пузыря. Превозмогая боль в руках и прочих частях тела и моргая слезящимися глазами, стараясь сильно не шевелить туманной головой и трясясь то ли от холода, то ли от озноба, я не сводил взгляда с Чудилки, пытался держаться рядом, чтоб, если что, попробовать подхватить. Я, кажется, сам тогда сильней заболел от тревоги за него. Петрик, конечно, заметил моё навязчивое поведение.
- Миче, совсем тебе плохо? – участливо спросил он.
- Мне? Почему мне? Ты сказал, что плохо тебе. А мне как всегда. Более-менее. Вроде того.
В ответ он только хмыкнул и покачал головой. У меня сложилось впечатление, что ему очень хочется спать. Он всё зевал и зевал, и то ехал с закрытыми глазами, то тупо смотрел вперёд и, кажется, ничего не видел. Ничего удивительного: вы только вспомните, каким сумасшедшим был для нас этот денёк. Я сам едва держался в седле. Боялся свалиться, потому что распухшие пальцы не удерживали повод.
Где предел человеческих сил? На сколько дней пути нас ещё хватит?
Мне стало казаться, что уже ни на сколько. Ещё одно приключение, например, спасение горного козлика или нападение Воки Ловкача – и всё. Я даже был готов к этому. К самому худшему. Всё то, что мы делаем, то к чему стремились ещё недавно, виделось теперь мелким, несущественным. Я уже ничего не хотел, кроме отдыха, но не верил даже, что отдых поможет.
Чёрные тучи, низким потолком нависшие над стиснутым дикими горами тёмным путём не способствовали улучшению настроения. Я думал о том, достаточно ли был убедителен, уговаривая светлую Эю позволить мне скончаться первому. Самое страшное – если Петрик умрёт на моих глазах. Нет-нет! Только не это!
Я сказал, что пора поискать укрытие на ночь.
- Да, - шевельнул губами Чудилушка. Его вид мне совсем не нравился: не разобрал ли он втихаря солнц больше, чем я?
Я засуетился, оглядывая окрестности в поисках местечка для ночлега. Чужие, не совсем подходящие очки, очень мешали этому делу. Руки отзывались нестерпимой болью при каждом движении, иногда мне просто хотелось кричать, но я терпел, чтобы не пугать Петрика.
Тут хлынул дождь, а мы ещё не нашли подходящего места. Стало невозможным оставаться под открытым небом. Ни я, ни Петрик не видели вокруг никакого укрытия. Почти отвесная гладкая стена слева, кусты на ровном, наклонном, усыпанном валунами месте – справа. И я сказал, что поставим палатку среди этих валунов и потоков воды – а что делать? Петрик вдруг остановил лошадь, спешился и, охнув, уселся на ближайший мокрый камень, сжавшись на нём в комочек. Впопыхах я проскочил, а теперь вернулся и опустился на корточки возле него.
- Что, Чудилушка?
- Лапки болят, - он протянул мне свои несчастные руки. Как я его понимал! Но он сказал ещё кое-что, повергшее меня в абсолютную панику: - Как-то мне вообще нехорошо, Миче. К мамочке… не успею…
Я судорожно оглядывался то ли в поисках хоть какой пещерки, то ли в безумной надежде на помощь, обещанную привидениями, но ничего не видел. Петрик вдруг обмяк и припал к моему плечу. Его глаза были закрыты. Я ещё никак не осознал весь ужас того, что случилось, когда услышал в своей голове задорный голос:
«Миче Аги, какая встреча! Может, поболтаем, наконец, а?»
Продолжение: http://www.proza.ru/2010/08/22/731
Иллюстрация: использована фотография автора с ником ESV74 (Катя)"****" из альбома "Южный Урал"
http://fotki.yandex.ru/users/esv74/view/287601/?page=0
и моя "Лесное золото".