Лет пятнадцать тому назад я принял по рекомендации друга на работу водителем служебной автомашины «Волга 3110» человека по имени Слава, в мутно-голубых глазах которого одновременно искрились неизбывная грусть и веселое, хмельное озорство.
На вид ему было лет пятьдесят, небольшого роста, худой, тихий и молчаливый, с рыжими усами, изогнутыми кончиками вниз, по форме напоминающие лошадиную подкову.
До него в качестве водителя у меня были люди с поэтическими фамилиями- Успенский, Бродский и все, как работники, неудачные.
И вот вновь появился человек с не менее известной фамилией- Евтушенко.
Что-то мне очень сильно везло на тезок прославленных поэтов.
Вначале, как и положено, я проверил его водительское удостоверение, паспорт.
Всё было в порядке.
Москвич, живет, где-то в районе Ленинского проспекта, до меня не очень далеко.
Договорились и о зарплате.
И вот Евтушенко приступил к работе.
Приехал на моей машине утром, поработал и на ней же вечером уехал.
Всё шло нормально.
Только иногда я стал замечать у него замедленную реакцию на дороге, часто проскакивал он повороты, тормозил, чуть ли не врезаясь в зад идущей впереди автомашины.
И еще одна особенность бросалась в глаза.
Больше всего ему нравилось пристраиваться в хвост к большегрузному авто и в сизых клубах дыма от глушителя движемся потихоньку, как на жестком буксире.
Остановилась машина и Слава останавливается.
Я на заднем сиденье читаю книгу или говорю по телефону, но кожей чувствую, что-то не то.
Говорю раздраженно, «Ну, что ты ему в задницу приклеился, объезжай быстрей! Времени нет!».
Тут же кивнув головой, Слава потихоньку начинает перестраиваться.
Медленно переходит в другой ряд и через какое-то время снова пристраивается … сзади к такому же авто-длинномеру.
Я ему опять напоминаю и, тогда он находит машину уже габаритами чуть поменьше.
Но обгонять не решается.
И так я с ним мучился почти каждый день.
Но это не самое худшее.
В одно утро я, как обычно сажусь на заднее сиденье авто и чуть не отключаюсь от крепкого, удушливого винного перегара, словно попал в газовую камеру.
Я, спокойно, как будто ничего не произошло, молча, смотрю на него, перевожу взгляд в его мутно-голубые глаза с красными прожилками и на измятое лицо, испещрённое линиями, словно по нему всю ночь водили разметочным циркулем.
Он же в лицо мне не смотрит, отвернулся, стыдится или делает вид.
Говорю спокойно:
«Слава, ты приехал со мной продолжить ночную попойку... ?
Да... ?»
Слава молчит. Пауза затянулась.
Продолжаю.
«Вот что, дорогой!
У меня на сегодня, извини, совсем другие планы.
Работать надо.
Давай ключи и езжай домой...»
Через три дня звонит его жена, Вера и, извиняясь, слезно умоляет оставить его на работе.
Я даю согласие, но с условием, что это в последний раз.
Слава вновь выходит на работу.
Вроде бы всё идет нормально, запахов больше таких нет, хотя легкий запашок порой и пробивает.
Но реакция у него на дороге такая же, тормозит всё также запоздало медленно.
Проскакиваем часто повороты, где надо было повернуть.
Стукнули одну легковушку в задний бампер.
Несколько раз чуть не вляпались в крупное ДТП, но моя реакция срабатывает на опережение, на несколько секунд раньше успеваю крикнуть.
Короче, я стал вторым машинистом, в виде подстраховочного сигнализатора.
Но в одно туманное осеннее утро часов в шесть меня неожиданно разбудил звонок домашнего телефона.
Поднимаю трубку и спросонья не могу понять, что это в телефоне.
Прерывистый плач и всхлипывания и снова плач.
«Здравствуйте-е-е-е,… у нас… большое горе!!!»
С первого слова я узнаю голос супруги моего водителя, Веры-.
«А-аа-а…» слышится в трубке завыванье.
Я спрашиваю: «Что случилось, Вера?»
В ответ, сквозь плач, слышу два слова «Он… умер, а-а-а!».
Пауза, снова плач.
Я остолбенел, неужели мой водитель перепил или авария?
Говорю:
« Успокойтесь, возьмите себя в руки, все мы смертны... Ну что тут поделаешь? Примите мои соболезнования.
Как мне жаль его и Вас.
Я сейчас же приеду к Вам...»
А сам думаю, доигрался, наверное, угорел с перепоя.
Она, чуть прерывая всхлипывания:
«Спасибо Вам!
Вы так добры. Не надо приезжать.
Мы сами его похороним.
А-ааааа…»
«Как это не надо?
Я обязательно сейчас приеду, это мой человеческий долг.
Так же нельзя! Вы что?»
выговариваю в трубку.
Пауза.
Снова сквозь плач:
«А можно… можно…а-а-а, Слава… выйдет на работу… завтра?...А-а-аа.»
Пытаюсь понять, сон это или наяву и осмыслить услышанное.
Какой-то абсурд.
«Кто это выйдет на работу завтра? Я Вас что–то не пойму...
А что, разве Слава не умер?...»
«Да он-то живой!»- слышу голос Веры.
«А кто же тогда умер то?»
«А-ааа-а. Пёс наш! А-аааа-аа...
…Он перебегал дорогу и машина сбила его…. Какое горе у нас!
Что мы теперь без него будем делать, А-ааа?…
Он каждый вечер Славу встречал с работы, сидя на подоконнике, а-а-а!!!»
Я глубоко вздохнул и говорю:
«Вера!
Успокойся... Пса вы найдете другого.
А Слава пусть не выходит хоть три дня.
Главное, что он у тебя живой! »