Сегодня на небе светила только одна звезда...

Сегодня на небе светила только одна звезда. Наверное, она не задавалась вопросом, почему она одна. И, наверное, ей было скучно, если вообще звёзды могут скучать. Звезда смотрела на Землю  не потому, что она была ей интересна. Скорее, она была ей более понятна и доступна. Она смотрела на неё, как человек смотрит телевизор. Неважно нравится тебе замысел режиссера или нет, изменить все равно ничего не возможно. Ну, а смотреть  что-то надо. Хоть картинки меняются, смысл, правда, прежний.
В низу, над Землёй, летел самолёт. Это был красивый и величественный лайнер. Величественным он был  для людей, а не для звезды. Из далёкой России, холодной Москвы, лайнер нёс людей в страну вечного Солнца и тёплого океана. По своим природным условиям эту страну можно было бы назвать человеческим раем. Среди шикарных и далеко не бедных пассажиров сидела девушка. На вид ей было лет 25. Была ли она красивой? А что такое красота? Кто её измерял и давал критерии? Звезда сказала бы, что девушка красива.  А люди?
Безусловно, девушка была ухожена. Одного взгляда было достаточно, что бы понять, что ей не чужды модные магазины и косметические салоны.  Да и вообще все земные блага. Вид её не был ярким и вызывающим. У неё были русые волосы, которые от Солнца стали почти белыми. Она имела большие голубые глаза, но не яркие, а покрытые мутной дымкой. Правильный нос, правильный рот, правильные брови. Она вообще вся была какая-то правильная. Средний рост, средний размер ноги, обычные руки, правда, с длинноватыми пальцами. Это была какая-то холодная красота. В ней мало было женственности. Весь её вид говорил о большой воле, сильном характере и принципиальности взглядов.
Звезда посмотрела на пассажиров самолёта и остановилась на девушке. Она увидела её прошлое и настоящее, но не будущее. Будущее было за самой девушкой, и только она сама могла его решить. Но звезда увидела её предначертание. Её рок, как говорят люди на Земле. Звезду мало, что могло удивить или привлечь в жизни людей. Но эта история была не, то чтобы удивительна, а скорее необычна. И звезда решила досмотреть этот «сериал» до конца…
Окунаясь с головой в тёплые воды океана, девушка просто физически ощущала, как замирает её сердце. Как же она любила океан! До слёз, до физической боли, до умопомрачения. Иногда ей казалось, что если её лишить океана, то она просто умрёт. Она не может не ощущать на себе его прикосновения. Не может не дышать его воздухом. Она ощущала его всеми фибрами своей души. Словно она сама была его частицей. Почему? Она не знает. Ведь она родилась в Москве и всю жизнь прожила там. Её отец был богатым человеком. Он любил свою единственную дочь и не жалел для неё ничего. Он со школьных лет покупал ей путёвки во Францию, Швейцарию, Сахару. Но её мечтой оставался океан. Она не видела его, но он ей снился.
Впервые она встретилась с ним в 16 лет. Тогда умерла её мать. Отец, чтобы снять эмоциональный стресс, приехал с ней сюда, в эту сказочную страну. О, она будет помнить эту встречу с океаном всю жизнь! Даже больше, чем похороны матери. Нет, она любила свою мать. Но эта была странная любовь, больше похожая на жалость. Её мать была очень кра-сивой женщиной. Именно женщиной; вся такая милая, ласковая и изящная. Её любил отец, и она отвечала ему тем же. Она умела нравиться мужчинам, но при этом всегда оставалась чистой и светлой. Она совершенно не умела наживать себе врагов. Всегда была доброй и умной матерью. Но во всей её натуре чувствовалась какая-то слабость. Возможно, что это совсем не было слабостью, а лишь мягкостью её натуры. Но девушка всегда считала свою мать слабой. И именно это ей в ней не нравилось. Хоть она любила и уважала свою мать, но относилась к ней покровительственно. Наверное, если бы её мать кто-то обидел, то та бы расплакалась или пожаловалась отцу. А девушка чувствовала, что если бы она стала этому свидетелем, то могла бы просто убить обидчика матери. Девушка совершенно не понимала и не уважала позиции слабости. Даже в женщинах. И поэтому смерть матери она восприняла хоть и с жалостью к ней, и всё же, как слабость с её стороны. Мать заболела, слегла, и было такое ощущение, что она смирилась со своей участью и не желает бороться. Она ушла из этой жизни тихо и красиво, как и жила. Какая-то дверца в сердце девушки захлопнулась навсегда. Там не осталось много боли, а скорее грустное воспоминание о человеческой слабости.
А вот океан! Он просто захлестнул её. Вот это сила! Вот это мощь! Вот это чистота! И когда отец понял, что океан для неё не просто прихоть детства, он смирился. Отец купил ей маленький туристический офис на побережье океана. Нанял штат сотрудников, что бы дочь могла свободно заняться учёбой. Ведь у неё был дар художника, и даже собственные выставки. Но у девушки вдруг проснулся просто поразительный нюх ко всему, что связано с деньгами. Она буквально всё взяла в свои руки. Всовывала свой нос даже в дела уборщицы. К удивлению, а может к удовольствию отца, в ней всё больше проявлялся чисто мужской, деловой подход к делу. У неё не было никакой жалости, лишь холодный расчёт и мёртвая хватка, если дело касалось бизнеса. Она доводила до шока и истерики своих сотрудников, но её фирма процветала, а дела были в идеальном порядке.
И всё-таки она не была стервой и занудой. У неё был весёлый нрав и бесшабашный характер, если дело не касалось бизнеса. Отец часто задумывался: «откуда у его дочери такой характер?» Она не была похожа ни на него, ни на свою мать, если не считать внешности. Её характер ему нравился и пугал одновременно. Он считал, что с сотрудниками можно быть поласковее, а с соратниками, более покладистее. Ему не нравилось, что в любви она вела себя более чем не честно. Он вообще никогда не видел в её глазах любви к кому бы то ни было. Мужчин она словно использовала по назначению и выкидывала. По назначению это постель и только. Она никогда не мешала дела с постелью. Отец знал, что у неё было немало мужчин. Сначала это его пугало, а потом он смирился. Знал, его дочь с головой дружит. Может так она быстрее найдёт мужчину своего сердца. Но, кажется, она не очень стремилась его найти.
Настоящую, просто бьющую через край, искрению любовь, отец увидел в её глазах только раз в жизни. Это его тогда очень испугало и расстроило. Они выехали с друзьями на яхте в открытый океан. Такая небольшая дружеская прогулка. На яхте был её мужчина. Очень даже не плохая партия, по мнению отца. И он решился заговорить с дочерью на эту тему. Он говорил ей, что одинокая женщина, сколько бы денег она не имела, не может чувствовать себя понастоящему свободно и уверенно. На её удивлённое:  «почему»; он тогда сказал, что как это ни парадоксально, но только любящий и уверенный в себе мужчина может дать женщине почувствовать это. За широкой, крепкой спиной мужчины женщина понастоящему чувствует себя уверенно и защищёно. Тогда его дочь вскочила на самый край яхты, раскинула руки и закричала:
- Глупости, отец! Глупости! Бред обывателя. Вот она свобода! Вот она сила! Вот она воля! – Кричала девушка. Она стояла над бездной и её глаза сияли огромной, неподдельной любовью.
- Что ты делаешь? Упадёшь! – Испугался отец. Но она смеялась. Дико, весело и счастливо. Потом она села рядом с ним и сказала:
- Любые человеческие чувства, есть оковы. Брак - это закон. Закон – это запрет. Моя душа не терпит запретов и оков, ни в каком их проявлении.
Говоря это, её глаза уже не горели любовью. Из их обычной дымки сверкнули холодные, как лезвие искорки. И эта холодность привела отца просто в шоковое состояние.
- Бета, - сказал он ей тогда. – Я очень тебя люблю, но иногда ты меня просто пугаешь. Я уже старый. Ты всё время проводишь возле океана. Я одинок. Вижу, что с твоими взглядами на жизнь и брак, я не скоро увижу внуков. Мне нужно быть в Москве, а тебя туда не загонишь. Ну что ж, Богу виднее.
- Не бойся отец. Я всегда буду рядом. Если я буду знать, что ты нуждаешься во мне – меня не удержит даже океан.
- Ты в этом уверена? – Спросил отец с иронией в голосе.
- Да, - просто ответила Бета. – Ведь я тебя уважаю.
- Ты говоришь словно мужчина, Бета. Мне нужна твоя любовь, а потом уже уважение.
- Любовь? – Скривила губы Бета. – Любовь отец, продажна. Просто тебе с матерью повезло, но это редкость. А уважение отец, не продаётся. Уважение зарабатывается делом. И я тебя очень уважаю. Больше всех на свете.
- За что же ты меня так уважаешь?
- За то, что ты смог добиться в жизни всего того, что мы имеем. А ведь мы имеем не мало. За честность и порядочность ко мне. За то, что я всегда могу надеяться на тебя и положиться. За то, что ты жизнь свою отдашь за меня. Разве этого мало? И я чувствую по отношению к тебе, то же самое.
- Но разве это, ни есть любовь? Если всё тобою сказанное немного не смягчить.
- Отец, жизнь жестокая вещь; к чему смягчать?
-  Тебе-то откуда знать?
- У меня есть глаза, вот и всё.
«Всё хорошо, всё правильно, - думал отец, - но в её душе нет любви».
Вот и сейчас, выходя из воды, Бета ощущала, как смылась с неё вся московская грязь. Грязь, скорее духовная, чем физическая. Как тело её, сохнувшее в лучах Солнца, наполняется силой и энергией. Она ощущала всё это скорее на бессознательном уровне. А сознательно, она просто чувствовала удовлетворённость своей жизнью. Бета надела очки и легла на мохнатое полотенце. Она с наслаждением и каким-то упоением смотрела на небо. Когда ей это надоело, она посмотрела по сторонам. Целое море влюблённых! Она видела, что этим людям хорошо вместе, но она не завидовала им. И если ей чего-то подобного и хотелось, то очень не долго. Её партнёр всегда начинал ей мешать. Он словно сковывал её свободу. Хотя на её свободу никто и никогда не посягал. Осознано или нет, но Бета никогда и, ни к кому не хотела привыкать. Её это даже пугало. Если кто-то возле неё задерживался, то она ощущала, что ей просто нечем дышать. И только освободившись от этого человека, иногда против своего сердечного влечения, она начинала чувствовать себя комфортно. Бета никогда не задумывалась над причиной этого. Зачем? Ей и так хорошо. Больше всего на свете она ценила свободу. Она просто болезненно относилась к этому чувству. И она её имела.
Ночью Бете не спалось. Идти никуда не хотелось. Она полулежала на балконе в уютном кресле и смотрела на небо. Она чувствовала дискомфорт. Где-то далеко, наверное, в соседней гостинице, играла музыка. Это был русский шансон. Слушая блатные песни, Бета всегда ощущала дискомфорт, в своей уютной жизни. Если океан, Солнце и воздух, пропи-танный его лучами, давали ей силу и уверенность, то подобные песни словно действовали на неё в обратном порядке. Она не знала почему? Она просто это чувствовала. Она никогда не имела дел с подобными людьми. Не смотря на всё разнообразие её жизни, эти люди всегда оставались за чертой её общения. Как она к ним относилась? Никак. Она просто их не знала. Ни их самих, ни их жизни и понятий. Она не чувствовала к ним ни симпатии, ни антипатии. Вообще ничего. Но, слыша их жаргон, песни, с ней что-то происходило внутри. В душе, если можно так сказать. И это чувство ей не нравилось. Оно словно пожирало, всасывало в себя, всю её жизненную энергию.
На этом участке земли, блатной жаргон можно было услышать не часто. Может быть, ещё и поэтому ей здесь так нравилось? Но иногда, как сейчас, приходилось. Бета, конечно, могла включить и свою музыку. Но она знала, что те далёкие звуки будут продолжать звучать в её сознании, не смотря, ни на что.   Это приводило её в бешенство. Словно эти звуки могли отнять самое дорогое, что у неё есть: свободу, океан.
Бета выпила снотворное и принялась считать звёзды на небе. У неё с детства была эта странная привычка. Когда её мучила бессонница, она действительно помогала ей уснуть: «666» - прошептали губы Беты, останавливаясь на маленькой звёздочке. Именно на той звёздочке, которая одиноко сияла на небе, когда она летела сюда из Москвы. Звёздочка была словно живая. Она пульсировала, посылая Бете сигналы. И остановив на ней свой взгляд, Бета не то, что бы заснула, она, словно провалилась куда-то; ни то в сон, ни то в сияние звезды. Последнее, что долетело до её сознания это льющаяся из соседней гостиницы песня: «…там по периметру горят фонари и одинокая гитара поёт, туда зимой не прилетят снегири, там вороньё». И она увидела и эти фонари, и всё остальноё, о чём поётся в этих песнях, и чего она никогда в своей жизни не видела и не знала…
- Борис, ну его всё на х… заметут. Может, вернёмся, пока не кинулись. Вышак же светит.
- Куда вернёмся? Чего скулишь? Канал их строить? 25 лет строить? Да ты там быстрее сдохнешь. Это я тебе точно говорю.
- Тайга кругом, волки. Не дойдём.
- Да что тебе волки? Хуже тех, что с погонами – нет. А эти, серые, пусть лучше меня боятся, особенно когда я злой.
- Не лепи фраера братан. По глазам вижу, что тоже боишься.
- Я назад не пойду. Я лучше в тайге сдохну, на воле! А ты иди, братан, иди. Только забудь, что был мне за брата.
- Так ведь как лучше хочу. Жить хочу, понимаешь?
- Нет, - сплюнул Борис, - не понимаю. Зачем тебе такая жизнь?
- Так ведь лучше такая, чем никакая.
- Тебе лучше – иди. Я лучше здесь умру. Только умирать я не собираюсь. Другие доходили и я дойду. Не могу я без воли. Не-мо-гу! Дышать нечем. Задыхаюсь.
- Злой ты Борис. Это потому что, ты один. У меня на воле жена, дети. Я им живой нужен.
- Зачем?
- Так ведь не весь же свой век я здесь сидеть буду. Вернусь когда-то, помогу. Они у меня хорошие. Ласковые.
- Да короткий у тебя век, братан. Здесь он и закончится. Ты что, сам не видишь? Ослеп что ли? Там же не вода в канале, там кровь наша! И твоя там будет.
- А твоя - в тайге, или у волка в желудке.
- А ты не каркай, не ворона, поди. А если что, пусть и так. Все равно на воле помирать легче.
«Что за бред?» - Открыла Бета глаза. Голова её раскалывалась от боли. Она чувствовала себя как выжатый лимон. Шансон вдалеке всё играл: «…Поезд застучал и Столыпин сник. Поволок этап через материк. Впереди Урал, впереди тайга. Через болота, к чёрту на рога. Не давали есть. Не давали пить. Не давали всё; и по волчьи выть. Говорят: «крепись», будешь духом сыт. Я же не могу, больно за страну. Сахалин святой, на костях стоит. Беломор - канал весь в крови бурлит…».
Бета нервно закурила сигарету, выпила стакан сока и захлопнула двери балкона. Она легла в постель и постаралась представить себе океан, Солнце. Это всегда действовало на неё успокаивающее. У неё это получилось. Но океан постепенно превратился в лес, правда с какой-то бушующей рекой и брёвнами. И она опять увидела того парня, которого звали Борис. Только теперь его, почему-то звали Седым. И он действительно был седым, а не русым, как прежде.
- Везучий же ты, Седой! – говорил какой-то парень, сидя рядом с ним  и куря самокрутку.
- Ты мне что ли, решил позавидовать? – Присвистнул Седой. – С 16 лет по этапам. Да уж нашёл, кому позавидовать.
- Да я не ходкам твоим завидую и не срокам. У самого не меньше. Я везению твоему завидую. Три побега и жив.
- А ты не завидуй. Говорят, что сглазить можно.
- Да я не глазливый.
- А кто тебя знает? Говорят, что и ружьё незаряженное стрелять может. А срок у меня всего один был. Всё остальное продолжение.
- Так три ведь.
- Три я уже за побеги получил.
- Я и говорю, что везучий. Сколько нашего брата, Богу душу отдали на этом деле.
- А по мне, так лучше помереть, чем так жить. Я и отсюда сбегу.
- Ну, это ты зря. Жизнь – она брат одна. Не раскидывайся, а то отвернётся.
- Так она от меня в 16 лет как отвернулась, так до сих пор никак не повернётся. А подачки мне её не нужны. Я на них тогда, пацаном ещё, в холодных бараках надеялся – хрен получил. А сейчас я воли хочу. Свободы!
- А кто ж её не хочет? Все хотят.
- Мечта у меня есть, - сказал Седой, и его голубые глаза заволокло дымкой. – Вот увидеть бы и помереть можно. Только чувствую я, что не сбудется никогда моя мечта. Хоть весь срок отсиди, хоть сейчас сдохни.
- А что за мечта такая?
- На океане хочу жить. Свободным человеком. Кино такое в детстве видел и на всю жизнь запомнил.
- Да ты фантазёр, Седой. Надо же куда хватил, кино. В кино много чего показывают; только нам это не то, что воочию, во сне не увидать.
- Воочию – это точно. Только мечта, она брат, мечта. Её из души не вырвешь. Куда её деть, если она всю жизнь у тебя в голове как заноза сидит?! А во сне мне собаки с погонами снятся. Я всё от них уйти не могу. Нюх их ментовский, хуже волчьего. А вот звезда у меня есть на небе. Я на неё если долго смотрю, то всё как на ладони вижу. Даже запах чувствую.
- Да ну? Фраер ты там, наверное, ещё тот. Белый френч, шляпа и дамочки. А ты по набережной туда – сюда. – Засмеялись все вокруг. Но Седой оставался серьёзным, словно он действительно это видел.
- Да понимаешь, не вижу я там себя. Вот знаю, что я там. А какой и с кем, хоть убей, не вижу. Но хорошо мне. Воля! Я после таких видений, как в себя приду, сразу думаю: «Сбегу. Если тайгу смогу одолеть, то и до океана доберусь. Или помру. Но тут мне не жить. Не могу. Дышать нечем».
- Семью тебе надо, Седой. Тогда дурь с головы выветрится. Океаны сниться перестанут. Любовь начнёт сниться и всё такое.
- Нет, семью я не хочу. – Скривился Седой и замолчал. Он никогда даже не думал о семье и не желал её. Да он и не знал что это такое. Он не знал своего отца и никогда о нём не спрашивал. А его мать, буфетчица московского ресторана, меняла мужчин как перчатки. И именно за них, или за неё он получил свой первый срок.
Он тогда проснулся ночью, от какихто хрипов и возни. Он вошёл в комнату матери и увидел, как очередной её ухажёр душит её подушкой. Этот человек требовал денег. Седой знал, что у матери есть деньги, и не малые. Он даже знал, где она их прячет. Хотя она и не скрывала этого от него. Он знал, что мать собирает их ему на учёбу. Она хотела, что бы он стал художником, и даже оплачивала ему художественную школу. Седой действительно неплохо рисовал и даже зарабатывал на этом.
- Что ты делаешь? – Крикнул он тогда. – Ты же её задушишь! Отпусти!
- Лучше бы ты не выходил, пацан. Ты не оставляешь мне выхода. Теперь вы оба не жильцы. – Обернулся к нему мужчина.
Седой оказался проворнее. Он сам не ожидал, как легко может войти в человеческое тело, неизвестно откуда взявшийся здесь, нож. Мать он не спас. Она была мертва, когда он подошёл. Мужик тоже. Конечно, ему не поверили, и он получил свой первый срок. Вместо художника, Седой стал убийцей с тремя побегами. Этот мужик был первой его жертвой, но далеко не последней. Здесь, в лагерях, мало кто бы захотел иметь проблемы с Борькой - Седым. Все знали, что если его голубые глаза вдруг нальются холодной сталью, то он не просто накажет обидчика, он его убьёт. Но Седой, никогда не был кровожадным и злым, без причины, он был просто справедлив. Если только это слово вообще приемлемо в лагерях. И была у него ещё, особая чуйка. Всегда знал, где и чем можно поживиться, и при этом выйти сухим из воды. Люди его боялись, но уважали.
«Чёрт! Чёрт!» - ругалась утром Бета, бегая по комнате и швыряя в стороны свои вещи. Руки у неё тряслись, голова болела. Она никак не могла сосредоточиться хоть на чём-то. Ничего подобного с ней раньше не было. У неё никогда не болела голова, и не тряслись руки. Ей ничего не стоило быть работоспособной и сосредоточенной в любое время суток. Ей редко снились сны. Обычно она закрывала глаза и проваливалась в темноту до самого рассвета.
Бета вышла на балкон и стала втягивать в себя воздух океана. Шансона слышно не было. А её собственный магнитофон напевал глупую, весёлую песенку: «…я беременна, это временно…». Усилием воли, Бета прогнала сон из своей головы, успокоилась. Следующие дни Бета спала спокойно. Может быть потому, что спала не одна. Как знать? Да и шансона не было слышно.
Потом позвонил отец. Последнее время он часто болел. Что ж, бизнес и сердечные болезни всегда ходят рядом, особенно в его возрасте и стране. Отец попросил Бету приехать в Москву, что бы передать в её руки все свои дела и посвятить в тонкости своего дела. Бета пообещала приехать, как только решит вопросы своей фирмы. Отец сказал, что она может не торопиться, хотя желательно это дело не оттягивать.
И вот, всё тот же, красивый лайнер, нёс Бету домой, в Москву. На небе, как и прошлый раз, светила одинокая звезда. Бета старалась уснуть, но эта звезда ей явно мешала. Она её чувствовала, даже через обшивку корабля. 
« Нервы, - подумала Бета. – Не рано ли? Нужно заняться йогой, говорят что помогает». А звезда старалась светить как можно ярче. Она словно кричала: «Бета – Борис!!! Никчемные, заносчивые людишки. Вспомни. Постарайся вспомнить. Это так важно для тебя. Особенно сейчас, в Москве». Но разве могла звезда докричаться до человеческого сознания? Конечно, Бета не могла вспомнить того, о чём кричала звезда. Это был совершенно бесполезный крик зрителя. Бета просто чувствовала себя как-то не уютно, в этом, всегда уютном, самолёте.
Дома, Бета удивилась, узнав, что отец на даче. Отец не любил дач. Это была мамина прихоть. Но домработница сказала ей, что последнее время, отец часто ездит туда подышать свежим воздухом. Бета не стала звонить отцу. Она решила сделать ему сюрприз. Даже два сюрприза. На днях она узнала, что беременна. Её это не особенно взволновало. Ребёнок, так ребёнок. Но отец так хотел внуков! Вот она ему и подарит; пусть не хнычет.
На даче было тихо. Да и дача была в безлюдном месте.
- Привет Джон! – потрепала Бета за ухом огромную овчарку. Та дружелюбно лизнула её руку и пошла следом.
- Нет, Джон, извини, но тебе придётся остаться на улице. Я вернусь, и мы поиграем вместе.
Бета вошла в дом. Плотно закрыла за собой дверь и поднялась на второй этаж. Из спальни отца доносились странные звуки. Она открыла дверь и застыла в изумлении. Лучший, не смотря на большую разницу в возрасте, друг отца, его заместитель и правая рука, душил его подушкой.
- Что Вы делаете, Сергей?! Вы же его задушите! Отпустите немедленно, он задыхается!
- Видит Бог, Бета; я не хотел Вас трогать. Но Вы сами пришли сюда. Бизнес – вещь страшная, Бета. Ты не оставляешь мне выхода.
Навряд-ли бы сейчас хоть кто-нибудь узнал в Бете её глаза. Да, они никогда не были мягкими; их голубизну всегда покрывала лёгкая дымка. Но сейчас, они сверкнули как лезвие бритвы. Они были злей и опаснее самого кровожадного зверя. И единственное, что можно было в них прочесть – это смерть. Бета не смогла бы вспомнить и понять, как? Ведь она никогда этого не делала раньше и не училась этому прежде; но совершенно не женским движением она схватила со стола нож. Откуда он там взялся? Как знать. Пути Господа Бога неисповедимы. Её движения были чёткими и сильными. Нож вошёл в сердце Сергея по самую рукоятку. Сергей упал замертво, не успев не только хоть что-то сказать, но даже удивиться. Бета, почему-то тоже ничему не удивилась и не испугалась. Она подошла к отцу. Он был мёртв. Только сейчас до её сознания стало доходить, что такое человеческая любовь. Все её оттенки. Но она не плакала. Она ещё не могла поверить в то, что её отец, добряк и везунчик, может закончить жизнь такой нелепой смертью. Бета кинулась к телефону и тут страшная боль просто переломила её пополам. Она увидела, как по её ногам побежала кровь. Боль была невыносимой: «Выкидыш. Оно и к лучшему». Это было последнее, что подумала Бета в этой жизни. Она потеряла сознание. Жизнь просто рвалась из её здорового тела. Она выбегала из неё с каждой струйкой крови. Её душа неслась по лабиринту непонятно куда и к кому. Наверное, это называют предсмертным бредом, если такой вообще существует. Бред сознания, или воспоминания подсознания. Она уже с трудом могла понять кто она. Борис? Бета? А те, другие; тоже она? Но разве это возможно? Но так, как её душа уже покинула телесную оболочку, она знала, что всё это – она. И словно распятая, на кресте собственной жизни, она с болью и сожалением взирала на себя же…
Душа Бориса, рвущаяся на части; жалкая и сильная одновременно, гордая и падшая, вся кровоточащая, неслась в бездну. В пасть ада и наказания. Она не была сломленной. Она не верила в свою смерть. Она кричала:
- Я так и знала! Так и знала. Я не боюсь ада! Я видела его на Земле. Может этот будет хуже, и я, в конце – концов, сдохну, если не сбегу. Но ты, Бог, или как там тебя на самом деле? Ты обманул меня! Слышишь, обманул! Ты самый подлый лжец, из всех кого я встречал в своей жизни.
- Разве он тебе что-то обещал? – невероятно отвратительно гримасничали вокруг него какие-то рожи.
- Обещал? Как же, дождёшься от него! Он не может снизойти до нас. Кто мы для него? Но он ещё хуже нас. Он дал мне мечту. Но он ничего не сделал для того, что бы она осуществилась. Ничего, если не считать препятствий. Ну и пусть! Ну и умру! Но я умираю свободным, пусть и в тайге с волками.
- Ты не умираешь, - хохотали рожи. – Твоя душа не может умереть. Она будет мучиться, гореть в таких муках, которые ты не смог бы представить даже в самых страшных видениях.
- Врёте, рогатые твари! Вам бы фуражки, и ни дать – ни взять, менты. Такие же лживые и поганые. Умирает. Я это чувствую.
- Тебе долго придётся этого ждать. Так долго, что ты не только забудешь свою мечту, но и кто ты есть.
Нечто неуловимое, тяжелое и страшное пронзило душу Бориса. Ничего подобного он не знал и не испытывал до сих пор. Но, собрав все свои силы, он прокричал:
- Где ты, Боже?! Покажись хоть раз в жизни! Дай поверить, что ты есть и что я сам себя обманул.
Невероятно яркий луч пронзил тьму. От него несло покоем и блаженством. Такого ощущения Борис тоже никогда не испытывал. Казалось, что тьма в страхе отступила. И это светлое произнесло:
- Борис, никогда и никого не проклинай. Тем более уходя из жизни. Ибо твоё проклятие всегда вернётся к тебе. Вернётся тогда, когда ты меньше всего будешь этого ожидать. Твоя самая большая ошибка в том, что никто из смертных не имеет права лишать кого-то жизни. Какой бы не была ситуация. Жизнь посылает Бог и только Ему дано право отобрать её. Запомни, только Ему одному, даже если ты сам при этом умрёшь. Ибо Ему одному дано право решать, когда чей час пробил. С каждым новым убийством, не Бог, а ты сам, отдалял от себя свою мечту. Так причём тут Бог? Неужели лично для тебя Он должен был повернуть колесо творения вспять?! И дать тебе то, что не дано никому другому?
- Да вы здесь все лжёте! Сколько подонков пользуется на Земле, совершенно незаслуженно, всеми земными благами?! Пойди, посмотри. Уж я-то насмотрелся.
- Не суди, и да не судим будешь. И ты будешь пользоваться. Пройдя через чистилище, очистив душу – ты увидишь свой океан и получишь, как ты говоришь, незаслуженные человеческие блага. Только они будут заслуженными. Просто ты не будешь этого помнить. Но заповедь «не убей», за которую ты будешь нести самое суровое наказание, не забывай никогда. Впитай её каждой клеткой своего естества и принеси с собой на Землю. Ибо, как только ты её нарушишь, ты умрёшь. И ни Бог, и ни черт, а ты сам станешь виновником этого. Прожив свою следующую жизнь честно и достойно, ведь у тебя всё для этого будет, вся твоя мечта. Подарив миру новую, чистую и светлую человеческую душу, ты очистишь свою карму, душу, до конца. И тогда, на закате дней твоих, в глубокой старости, я приду к тебе, чтобы забрать тебя к себе. Туда, где мир и благодать. Но если ты нарушишь это, ты навсегда исчезнешь во мраке. Запомни это Борис, когда родишься Бетой.
«Так нечестно, нечестно! Я не знала!», - только и успела прокричать душа Беты, перед тем как мрак разорвал её на части.
Утром, все московские газеты, кричали о смерти трёх преуспевающих бизнесменов. Каждый догадывался о невероятной смерти по своему уму. Правду не знал никто из смертных.
История, конечно, грустная. Но она поучительна. И вместо жалости давайте лучше задумаемся над тем, что мы – люди планеты Земля, не можем помнить и знать всего. Мы даже забываем собственное детство. Но у нас есть великие книги мудрых. Они, каким-то образом знали, помнили и написали. Они делились с нами своими сокровенными знаниями, жалея в лице каждого из нас, весь род человеческий. Жаждущий да услышит. Давайте скажем им, наше всепланетное «спасибо», и попытаемся понять и осознать. Нам же во благо.