Всем нам сначала больно 3

Гани Искандер
     Так прошёл месяц. Занимался не всегда с большим удовольствием, - лентяй по натуре. Но мой талант в классическом танце Галина Владимировна всегда поощряла. Знаю, приглянулся я ей по своим танцевальным данным. Сразу выбился из всех мальчишек, которые к ней ходили. Но до Макса мне было далеко.
   Приходил иногда раньше и просто наблюдал за ним. В поте лица он старательно доводил трудные прыжки и движения до конца. Ещё до занятия он был уже весь мокрый и усталый. Доводил Макс себя, конечно, просто ужасно. После урока на него было страшно смотреть. Он ничего и никогда не делал в пол силы. И терпеть от других этого не мог.
Если под рукой никого не находилось, репетировал на мне сложные поддержки. Девчонки откровенно над нами смеялись. Но ему было всё равно. Трудяга по натуре, - Макс не переносил халявности.
- Просто я в академии восстановиться хочу. – признался как-то в курилке Макс.
- В какой ещё академии?
- В балетной. Я уже учился. Слетел с первого курса два года назад. А сейчас не могу. Опять тянет.
- Ты можешь на меня рассчитывать. Помогу, чем смогу.
Макс рассмеялся и положил мне руку на талию.
- Конечно, дорогая. Ласточку вытянешь?
- Эй, не увлекайся. Я не всегда тебе за девчонку буду.
- Хорошо, хорошо. – снова рассмеялся он.

   Так началась зима. Мы с ним не на шутку сдружились. Но только в стенах балетного класса. Пару раз провожали друг друга после занятий на автобусную остановку. И много разговаривали.
- Как ты думаешь, сколько мне лет? – Как то спросил меня Макс.
Я впервые окинул его каким-то личным оценивающем взглядом. Высокий парень, худощавого телосложения. Тёмные струящиеся прямые волосы с косой чёлкой. Видел его пару раз по торс обнажённого – кожа хорошая, гладкая, на груди ни волоска. На лицо: вообще очень даже симпатичный. Или нет. Скорее не симпатичный, - красивый. Такие правильные черты лица встречаются не часто. Как успел заметить, - по натуре эстет.  Ну а вообще, парень, как парень, лет двадцати.
- Двадцать, не больше, - с уверенностью произнёс я.
- Мне тридцать исполнилось вчера. – Макс улыбнулся и как-то гордо выпрямился, - мне и вправду дают не больше двадцати. Хотел ещё раз проверить, не так ли я плох стал, когда стукнул четвёртый десяток.
- О чём ты говоришь? Я бы никогда не подумал, что тебе столько лет. Да что там говорить, я вообще мало о возрасте думаю.
- Да ладно. Пойдём по пиву что ли? Отметим моё вступление в старость.
В тот ноябрьский вечер мы серьёзно напились. Взяли пива, всякой к нему ерунды и пошли на стадион. Пили и разговаривали, в большей степени об искусстве, о танце. Максим оказался действительно фанатом балета. Взахлёб рассказывал о Нижинском, Нуриеве, Барышникове.
- Я так тебе завидую, - признался Макс.
- Чему?
- Такие данные в семнадцать лет. Я себя ущербным чувствую рядом с тобой. Тяжело всё это?
- О чём, ты Макс? Ты круче меня в сто раз.
- Тебе всё легко даётся. У тебя от природы  гибкость, растяжка, толчок.  А я станок только в семнадцать впервые и увидел. Навёрстываю упущенное. Знаешь как  мне тяжело.
Я впервые видел его таким. Не сильным твердолобым трудягой. Я видел сейчас несчастного мальчишку. Который не то плакал, не то стонал. Я убрал у него из рук пластиковый стаканчик с остатками пива и обнял его. Хотел обнять так, по-человечески. Пожалеть. Именно этого мне сейчас хотелось. Но он отстранился от меня.
- Я не могу принять это, - произнёс тихо он.
- Да, что с тобой? Что – это?
- Не могу принять жалость с более сильной стороны.
- Ты что? Ты во мне конкурента видишь? Ты просто идиот! Я тебя другом считал…
 В тот вечер он плакал и умолял меня больше не приходить в балет. Я был в таком состоянии, что хотелось ему врезать. Но удерживало меня его пьяное состояние и какая-то внутренняя симпатия к этому парню. Я еле довёл его через весь город до дома.  А когда на ступеньках третьего этажа, он рухнул на пол, на руках донёс его до квартиры.
- У тебя кто есть? – крикнул я ему на ухо, чтобы он среагировал.
- Я один.
- Где ключи? – ещё раз заорал я.
- В рюкзаке…
Я перерыл весь его рюкзак, пока нашёл ключи. В его квартиру мы ворвались с грехом пополам. Я донёс его до кровати и стал разувать. И вдруг, он словно резко протрезвел. Схватился за брюки и испуганно посмотрел на меня.
- Я и не собирался их с тебя снимать. – Грозно произнёс  я.
Выключил свет в комнате и собрался уходить, как вдруг Макс закричал:
- Не уходи. Мне плохо. Мне очень плохо.
   И я остался. Я был очень на него зол, но моё негодование было не столько сильно, как понимание.  Я действительно понимал, что ему плохо. И оставлять его одного мне не хотелось. Словно исполняя долг, я разулся и пошёл курить на кухню.