Давно это было... В начале девяностых годов. Я хорошо помню митинги на площадях в защиту новоявленной демократии. Новых политических лидеров, потрясающих просторы российской земли сногсшибательными проектами по возвращению моей социалистической Родины в лоно европейского развитого капитализма, претендующих на роль российской элиты. Нет, лично меня тогда беспокоило не будущее, обещавшее крутые перемены, а то, как мы быстро отказались от того, что нам раньше помогало жить и чувствовать себя уверенно — гарантии работы, бесплатного образования и медицины, обеспеченной пенсии.
Но вот нежданно и негаданно пришла политическая свобода, а мы оказались в пекле жизненного торнадо, которое смело ставшее привычным и бросило в потемки...
Об этом я беседовал с попутчиком в купе пассажирского поезда — Василием Николаевичем, седовласым полковником — во время моего возвращения из творческой командировки.
Василий Николаевич дотянул до пенсии и теперь, получив от родственников предложение заняться коммерцией, катил в Ставропольский край, как он сам сказал, на вольные хлеба.
Я люблю беседы в пути, когда случайный собеседник искренне, без лжи и фальши делится сокровенным, раскрывает свою душу. А потом он выйдет на ка¬кой- нибудь маленькой станции, и больше не встретишься с ним никогда. Но останется в моей памяти его жизнь, радости и беды, так похожие на твои. ХОТЬ И Велика матушка - Россия, а мы твои дети, одинаковые по всей своей сути.
— Нет, не любит наш народ свою армию. А почему? — кипятился Василий Николаевич. — Как началась перестройка, так предали нас. Я всю свою жизнь прослужил в Забайкалье, не поехал ни в загранку, ни в московские пенаты. Я с рождения сибиряк, и Забайкалье стало мне родным со временем. Ан нет, иные, когда видят меня в форме, то цедят подчеркнуто презрительно сквозь зубы: "Дармоед в форме", и тогда становится обидно.
Посмотрите, что теперь делается - митинговые страсти и всеобщие похороны социализма даже в масштабах областного города Читы напоминают вселенский шабаш ведьм, и довели до нищеты подавляющую часть его основного населения. А ведь было время, когда и я поверил в возможность лучшей жизни. И заплатил за это очень дорого... Если у вас есть желание послушать брехню старого вояки, то, пожалуй, расскажу.
У меня было такое желание. И поскольку Василий Николаевич оказался интересным рассказчиком, я записал с его разрешения рассказ на диктофон.
...Приезжаю в командировку в Иркутск, и сразу лечу на служебной машине встречать проверяющего по моей службе из Москвы. Но идут задержки рейса на час, второй, третий...
Наконец на бетонку плюхнулся Ту-154, заревели реверсы, и самолет ушел на стоянку. Народу прикатило на нем много, пассажиры идут потоком, а я боюсь прозевать своего полковника. Когда тот появился, я едва его узнал: лицо оплывшее, помятое.
Петрович пожаловался на задержку в Омске, где он был вынуж¬ден цедить в гордом одиночестве коньяк и жариться в форме на бетонке у самолета в лучах испепеляющего солнца.
- Теперь едем в гостиницу. Сегодня отдых, а работать начнем завтра, - предложил я.
Петрович согласился, глаза у него были как у монгола, и шатало словно шхуну на штормовой волне.
Но наши планы неожиданно были нарушены. Не успели дойти до ожидающей нас машины, как откуда ни возьмись, из зарослей близлежащего сквера появились две смаз¬ливые женские физиономии. Это были мои давние знакомые, с которыми меня связывало знакомство по службе. А трудились они в том военном учреждении, которое мне и Петровичу предстояло подвергнуть инспекторской проверке.
— Товарищи полковники, а вы куда?
— Отдыхать, — категорически отрезал я. — Не видите разве, люди устали?
-Так кто так отдыхает? — возразила брюнетка Светка. — Отдых предполагает наличие дружной компании, на фоне пары бутылок шампанского и соответствующей закуси.
Я уже готов был завестись, но Петрович вдруг одыбал от дремоты и вник в тему:
— Лично у меня возражений нет. Так куда мы едем?
— Ладно, — сдался я. – Сначала в гостиницу, а потом разберемся, кому и что делать.
По дороге девчата лучше вникли в ситуацию, долго извинялись, но поскольку
Петрович был решительно настроен на банкет, предложили нам свой вариант — "упасть на хату".
— У Люды дома никого, она у нас холостячка. Никто мешать не будет.
Прибыв на место, Светка и Людмила развернули невиданную активность. Они сбегали в магазин, приготовили закуску, и вскоре под звуки полуразбитого отечественного магнитофона потекла вечеринка. Изрядно наклюканные познакомились ближе и повели речь о перестройке.
— На фига она нужна, — заныла Светка. — Мой муж военный, домой приносит гроши, а у меня двое детей. Да разве можно на тысячу прокормить семью? Что за полмесяца не растратишь, то сожрет инфляция.
Я слушал пьяный женский базар, и мне было стыдно за наше российское воинство. Настроение - дрянь. Светка права: на фиговые инфляционные деньги невозможно существовать. Когда я приходил домой со службы, то меня меня ждала одна и та же проблема — на что было купить съестное? Паек выдавался с задержкой, потому что цены на продукты прыгали резвее блох на матраце.
— Ребята, давайте о другом, — предложила Людмила. — У меня сногсшибательный тост. Пьем за то, чтоб... стоял и деньги были!
— Ну, ты даешь! — отреагировал Петрович и положил свою руку на Людмилину коленку. Потом выпил со значением и еще более плотно прижался к податливой подружке.
Светка выпила свое и высказалась приземленно:
— А у меня есть мечта. Встретить бизнесмена и отдаться ему, ну, скажем, за норковую шубу.
— Эк тебя понесло! — возмутился я. — Так ведь и совесть потерять можно.
— Какая совесть, товарищ полковник?! О чем вы, нынче это не модно.
— Хватит препираться, давайте ставить чай, — предложила Людмила.
— Ты, Света, сиди, я одна справлюсь.
Петрович увязался за Людмилой в качестве помощника.
Мы же со Светкой мило продолжали беседовать. Чай затянулся, поскольку наша парочка куда то пропала. Я решил проконтролировать процесс, но когда открыл дверь на кухню, опешил. На кухонном столе лежала обнаженная до бессовестной души Людмила, а Петрович самозабвенно трудился, упираясь руками в плоскость.
Обескураженный, я вернулся в зал, а Светка, догадавшись по моему выражению лица о причинах задержки чая, увела меня в спальню.
Утро следующего дня было пасмурным. Я валялся в постели в объятиях брюнетки Светки и страдал. Боже, что за судьба, пропил вчера, почитай, все командировочные, в гарнизоне этом еще сидеть целую неделю.
Друзья конечно займут нужное количество денег, но чес их отдавать?
Командировка закончилась, и после второго витка в алюминиевом животе самолета Ан-24 спустился на бренную землю аэропорта Читы. Дома ождали злющая жена и дети, которые давно соскучились по шоколадке.
На службе меня ждали неприятности. Единственный мой подчинен¬ный — подполковник Санька "забил" на службу. Он решительно рвался на гражданку, на дембель.
— Мне еще тридцать пять, свои двадцать лет выслуги со льготными имею, успею хорошо пожить. Представляешь, Николаич, мои друзья на родине на одном лесе бешенные бабки делают. Когда я был в отпуске они пригласили меня в кабак, пили французский коньяк, жрали икру черную и икру красную, потом сняли телок — и в мотель. Вот это житуха!
— А жалеть потом тебе не придется? — попытался я урезонить своего собрата по выполнению отечественного долга.
Но Санька, видно, уже решился на серьезный шаг, и обречено скороговоркой двигал один довод за другим:
— Ты смотри, что делается? Кому армия нужна? Воевать, говорят, нам больше не с кем. Значит и не за что платить деньги. Нет, я очень хочу в большой бизнес. Научусь делать свое дело. Составлять бизнес-план.
Но видно правильно про таких людей говорят; слепым дорогу не переходят.
— Не забудь и меня в кабак пригласить с телками, когда развернешься, — подковырнул я Саньку.
— Зря ты так, — обиделся Санька. — Все равно своего добьюсь.
Санька уволился. Как и многие мои сослуживцы, с кем я когда-то служил. Из армии уходили отличные мужики советской закалки. В отличие от офицеров российской армии 2000-х лет они еще сохранили понятия о чести, не были незапятнанны воровством и взятками, и не молились денежному Богу. Просто они не хотели прозябать в ожидании, когда же о них вспомнит непутевое демократическое правительство.
Не знаю, как сложилась бы моя жизнь, но вдруг снова появился Санька. Он только что приехал из Москвы, весь излучал здоровье и хорошее настроение.
— Привез товар и сдал в коммерческий. Осталось получить деньги. Одна поездка в столицу - и ты обеспечен на месяц. Сестре кухонный комбайн купил. Следующий раз привезу видак. Кстати, старик, я тебя приглашаю в кабак. Как и обещал. Правда, с телками будет проблема. Может, у тебя кто-то есть?
Я не стал куда-либо звонить, а предложил посидеть по-дружески, вспомнить о былом.
Санька делился своими планами и радовался своим первым коммерческим успехам, словно ребенок. Когда мы вышли из кабака, (а рассчитался за выпитое и съеденное Санька, отвалив официантке щедрые чаевые) и разошлись на перекрестке кто куда, я остался наедине со своими мыслями. Грустными и тяжелыми. Про свое военное житье-бытье. Недавно объявили о льготной продаже транспортной техники военнослужащим. Но приобретали их только блатные. Остальные приезжали в часть, видели рухлядь и уезжали. Мне можно было и не пытаться. Приобрести дачу? А когда работать на ней?
Встретились мы с Санькой через полгода. У него было плохое настроение, мучила простуда и кашель.
— Старик, у меня к тебе серьезное дело - проблема есть. Мне нужно срочно нужно ложиться на операцию, врачи говорят, иначе поздно будет, а я еще не все свои дела сделал. Может, поможешь?
— Чем? — удивленно спросил я.
— Дело простое. Забирать деньги у одних, а отдавать другим - по ходу реализации товара в магазине. А отдавать их нужно будет человеку, у которого я занимал деньги. Как видишь, дело простое.
Я долго думал над предложением Саньки. Потрухивал. Влипнуть недолго, а если случится непредвиденное? Деньги все же. И, наверное, немалые.
— За услугу я тебе заплачу. «Лимона» хватит? На… тебе же нужны деньги на карманные расходы?
Санька ждал моего согласия.
— А почему именно я? Неужели кто другой с этим не справится?
— Другой не подойдет. Я деньги могу доверить только человеку, в котором я уверен.
— Хорошо, помогу. Только ты не задерживайся на лечении. А то не ровен час...
— Ну, и слава Богу, Николаевич, только на месяц, я тебя заверяю.
Саня лег в госпиталь, а я, каждый день, ближе к вечеру переодевшись по гражданке, заходил в коммерческий магазин, где меня хорошо знали. Там было немало симпатичных женщин, и, честно говоря, мне даже стало нравиться там бывать. Иногда я распивал чаи с новыми знакомыми, участвовал в застольях и очень скоро стал здесь своим человеком.
Неожиданно течение моей личной жизни пошло по иному руслу. Во-первых, у меня, как Саня и обещал, появились расходные деньги, и я мог многое себе позволить. Увлекся милой дамой, про¬давщицей из коммерческого, и у нас с ней завязалась интимная связь. Тося была интересной и очень образованной женщиной. В прошлом — преподаватель начальных классов, которая делала попытку убежать от нищей судьбы бюджетника. Она тянула на себе двоих детей и мужа-инвалида, тяготилась тем, что, продавая продукты, не могла купить себе лишнего.
— Частный магазин — не государственный. Платят немного и не сопрешь, — жаловалась она, когда мы однажды остались в киоске с ней вдвоем. А если кого обвесишь, вылетишь с треском и никуда не устроишься.
Потом ее мысль приняла неожиданный оборот.
— Вы знаете, Василий Николаевич, у меня большая мечта, — она сделала паузу и потом продолжила: — Я мечтаю о том, чтобы вы меня пригласили к себе в гости, накормили колбасой, желательно копченой, напоили вдрызг шампанским и подарили коробку конфет.
— Нет проблем, — быстро отреагировал я, чуя, что ситуация откровенно попахивает постелью с этой леди.
— Ну, тогда планируйте мероприятие, я жду от вас приглашения.
Заявка подана, я от щедрот своих снял приличный номер в городской гостинице, сервировал стол и пригласил Тосю в гости.
Моя новая подруга пила и кушала без стеснения. Потом немнож¬ко поломалась и дала себя поцеловать. Вроде как нехотя, позволила ее раздеть, и мы отдались любовным утехам под напев абонентского динамика: "...два кусочека колбаски у тебя лежали на столе. Ты рассказывал мне сказ¬ки, только я не верила тебе".
И закрутился наш роман. Тося радовалась всем праздникам, которые я ей устраивал, и особенно всякого рода подношениям: китайским наручным часикам, импортной помаде, ажурным маечкам и трусикам. За все это отдавалась по первой просьбе. На служебном столе, на диване и так далее. Времени для этого было мало, только обеденный перерыв. Но мы укладывались. Я тащился от упавшего на меня счастья. Дни летели стремительно...
Саня вышел из госпиталя, как и обещал, через месяц. Внимательно про¬смотрел врученные ему расписки о возврате долга и остался очень доволен.
А я уже испытывал грусть и сожаление о том, что моя работа кончилась, и дополнительный источник доходов иссяк. Отойдет лафа и Тосе. А как у нас ней все было замечательно!
А мой друг понимающе улыбнулся и произнес:
— Николаевич, а что почему бы тебе не поработать на меня и дальше на тех же условиях? Все также будешь делать ту же работу — забирать деньги в магазинах и приносить мне. А моя задача ездить в Москву за товаром. Да еще поможешь разбираться с документами. Соглашайся, где ты еще пройдешь школу бизнеса?
Я, конечно же, согласился. И в душе уже торжествовал. Сладкой жизни продолжаться!
Теперь я вспоминаю обо всем этом как о каком то угаре. Деньги, пьянки, девочки... Тосю я бросил. По мере разрастания круга знакомых, вращаясь в обществе бизнесменов, я отхватывал все новые и новые пассии, ведя себя как заправский бизнесмен. Интересное время!
На службу я появлялся с утра, и потом под очередным предлогом исчезал. Случалось, пропадал под видом командировок на несколько дней, словом "бизнесменил" в полное свое удовольствие.
Таких деятелей, как я, в то время было достаточно. Новая Россия не платила господам военным денежное содержание по несколько месяцев, ввергая их в беспросветную нужду, и наверное в этом был какой то дьявольский замысел, - боялись бывших советских защитников, а вдруг они начнут спасать Союз нерушимых республик свободных? Так станьте же хилыми и беспомощными, чтобы элите была жизнь как при коммунизме, и никто бы не посмел надавать ей по мусалам! Лучше бандам платить за крышу, чем позволить военным создать диктатуру, похожую на Пиночетовскую.
Вот вояки и выживали как могли. Кто обдирал ценные металлы с деталей боевой техники и, переплавляя в слитки, перепродавал сбытчикам; кто охранял коммерческие ларьки и проституток; кто разгружал вагоны на железной дороге; кто по выходным и вечерам строил дачи и коттеджи для богатых "буратино"; кто таксовал в ночное время. Последние часто гибли от рук бандитов. Охранники в коммерческих ларьках горели в пожарах, пущенных руками рэкетиров. Спецов по драгметаллам сажали в СИЗО.
Я уцелел. Слава Богу, Санька не допускал меня туда, где было опасно. Но однажды и ему пришлось туго. Потребовали долг и при том срочно. Санька избегался, но необходимые пятнадцать миллионов не смог найти. Друзей надо выручать. Я знал одну семью, они копили на машину, их то и уговорил занять Саньке под мое поручительство. Выпутались...
Но по поводу долга теперь пришлось переживать уже мне. Я торопил Саньку, дескать, ты давай, рассчитайся быстрее. Тот успокаивал, мол, скоро верну, только вот наберу полную сумму. Потом он снова слег в госпиталь. Старая болезнь про¬грессировала. Обострение случилось ночью, врачи после осмотра отправили его в Москву.
Я «завис». Что делать? В магазинах развели руками. Товар весь продан, а следовательно, денег нет.
Через месяц пришли за долгом. Дали срок — неделю. Потом предупреди¬ли, понятно, почему и чем. Пришлось с повинной идти к начальнику. Генерал выслушал внимательно и предложил взять несколько получек. "Это все, что я могу для вас сделать", — сказал он.
Наконец-то рассчитался, я надеялся, что приедет Санька и вернет деньги. А пока моя семья села на продпаек. О девочках, понятно, пришлось забыть.
А потом Санька исчез. Может, он умер во время операции. А может, сбежал от наших общих проблем. Я еще долго сидел с женой и деть¬ми на продпайке и понял в полной мере, что такое нищета.
Потом, конечно, ситуация выровнялась. Теперь живу по средствам, и боюсь бизнеса как огня. А после августовского кризиса, когда сгорели мои рубли на сберегательной книжке в коммерческом банке, я решил уволиться. Благо по возрасту срок подошел. Впервые за все время смогли купить телевизор, холодильник, не¬множко приодеться. Помогло выходное пособие. А теперь надо снова как-то жить. Уговорил меня родственник рискнуть, развернуть свое дело на трассе Москва — Сочи. Наверное, скажете, не впрок учеба пошла? Не знаю, чем-то подкупил его оптимизм. Поэтому решил оставить пенсию семье, а сам, если повезет, деньги заработаю. А если нет, то вернусь. Будем и дальше прозябать. Вот такие мои дела.
Я выключил диктофон. Через час - моя станция. А пока выпили по последней, и я пожелал отставнику удачи. Наверное, мы больше не встретимся. Хотя Россия стала маленьким государством, и кто знает, возможно еще сойдутся наши пути? Наример на трассе Москва — Сочи, по которой ездят в крутых иномар¬ках богатые люди.
А армия в это время второй раз воевала в Чечне. И ей уже который раз задерживали заработную плату.
Погода совсем испортилась. По улицам города затравленного частыми отключениями энергосистемы мела метель, она бросалась мне в лицо, и я не видел дороги... Сильно продрог и мечтал об одном, как можно быстрее прийти домой, где меня ждала семья, тепло и сытный ужин.