Фанатки овощных котлет и поклонницы зелёной косметики наконец получили вегетарианский готический триллер про оборотня, который не кушает ни женщин, ни детей, ни зверушек. Кроме того, «Человек-волк» относится к истинно-художественным фильмам, где живопись начинается уже на уровне сценария и разливается по кадрам оживляющим светом Луны, стекляннолунных ламп, лунатических жёлтых зрачков.... В отличие от компьютерной стрелялки «Шерлок Холмс», здесь спецэффектная Англия напоминает картинку на коробочке чая, и даже мультяшные медведь с оленем не портят впечатления – зато видно, что ни одно живое существо не пострадало во время съёмок (чучела не в счёт). Бегает по небу ночное светило, охватывает ноги зыбучий синий туман, оживает кенотаф, безумные методы «лечения» сводят с ума пациентов психушки – всё это могло бы подкараулить нас и средь запутанных тропинок экспрессионизма, протоптанных сто лет назад, что особенно порадует киногурманов, а свеженародившемуся поколению покажет разницу между готическим романом и новоделом чиканутых готов. «Человек-волк» поднимает подуставший жанр на прежнюю романтическую высоту и возвращает ему некую литературность. Впервые за много лет на большом экране звучат стихи. Начало и конец, как переплёт, обнимает голос за кадром. Диалоги, отношения героев полны достоинства и скромности. Каждый кадр – словно иллюстрация из хорошо сохранённой книги, способной в полночь выйти за рамки своей обложки. Приятная старинность формы идеально облегает актуальное во все времена содержание – ну кто из нас не имеет дремучих деревенских родственников, кто не подозревал родителей в каннибализме, и у кого не дрогнет сердце при виде оборотня из Скотланд-ярда?! Умом понимаешь, насколько далёк английский сыщик от упырей в погонах, гоняющих дичь без прописки, но мурашки шепчут, что зло едино во всех обличиях, во всех странах, во все времена, и авторы фильма дают понять, откуда оно происходит. Как только появляется первый труп, все сразу решают, что убийца – человек, так как зверь не способен на жестокость, он охотится ради пропитания, а зверство это завоевание цивилизации. Чем дальше мы стараемся уйти от своей животной природы, тем больше страх перед неведомым, и чем больше объяснений мы пытаемся дать, тем злее кусаются шипы на невинно-голубых цветках суеверий – и тут уж вся деревня натачивает адские виды для охоты на ведьм. Надо отдать должное художнику фильма – деревенские неучи нападают на Лоуренса Тэлбота, объявленного оборотнем, до наступления банальной ночи, и нету при них столь ожидаемых факелов, да и шума особого нет, но серый день, притуманенный свет, полуразрушенная арка, не ведущая никуда, создают неповторимую атмосферу странности. Зритель чувствует, что в этом нереальном воздухе агрессорам неуютно, а вот их жертвы, отец и сын, способны из любой тени вынуть смертельное оружие. Когда отец всё же отдаст сына на растерзание народу, план будет общим, без бросков камеры, без резких углов съёмки, просто констебловская лужайка с охотничьими собачками и чудесными мохноногими лошадками. Здесь нет страдания, потому что Тэлбот-старший не верит в страдание. Он полжизни прожил за гранью боли, а такие люди частенько путают жестокость с воспитанием. Он желает, чтобы Лоуренс натерпелся от людей – так его терпение быстрее кончится. Он подпитывает своего травоядного волчонка злобой, не зная, что по-настоящему-то озлобиться невозможно. Озлобление – оправдание тому злу, которое многие люди носят в себе с рождения до гробовой доски, а байки о трудностях жизни отвлекают щенка, брошенного в воду, от жаркого азарта жёлтых глаз – выплывет-не выплывет. Ещё никогда кинематограф е был так правдив в описании семейных отношений, но в то же время, здесь нет прямолинейности, с которой Доктор Зло и Скотт Зло-младшее высказываются на сеансе групповой психотерапии. «Человек-волк» не просто тонко выписан – он застрял в тёмном провале детства, когда просто слов-то не подберёшь всему, что видишь, что чувствуешь, и в этом большая часть очарования фильма. Особенно симпатично выглядят эротические моменты – классическая сцена, где герой, прижавшись сзади, учит героиню чему-то ужасно спортивному, это детская игра в «блинчики» на озере, а почувствовав жажду плоти, Лоуренс начинает рычать, как Карл Футли в серии про мальчика-волка с участием найденного учительского парика. О детскости картины говорит и невероятная скромность главного героя – в отличие от персонажа знаменитого фильма «Волк», он не использует свои обострившиеся чувства для всяких гадостей и не смотрит на окружающих разоблачающими (а то и раздевающими) джекниколсоновскими глазами. Нет. Сегодняшнему зрителю достаточно приближенно показать нежную кожу на шее английской леди, чтобы намёк был понят. Этот зверь не позволит себе внюхиваться в чужое декольте, да и хозяйка его вряд ли позволит такие вольности. У них двоих траур по одному человеку, а это значит, что им разрешён только один поцелуй, прекрасное изобретение романтического жанра, один-единственный в судьбе двоих, он подобно цветку из японской пословицы производит большее впечатление, чем тысяча. Как жаль, что в этой сказке поцелуй не исцеляет и не оживляет, не снимает чар и не разрушает башни злого королевства! В нём та же обречённость, что и во всём этом сверхреалистичном фильме, ему место – в маленьком антикварном магазинчике со стёклами, как в теплице, в уютном мире античных статуй, чьи гармоничные черты так контрастируют с мордой героя-любовника. Хозяйке лавки арт-чудес подошёл бы известный театральный актёр с Йориком в руке, но Лоуренс был им в прошлой жизни, к которой возврата, увы, нет. Возлюбленная ищет способ снять проклятье, а зритель-то уже знает, что с ним ничего не поделаешь, можно только завести индийского слугу, который будет аккуратно приковывать хозяина в специально обустроенном подвале, хотя серебряные пули индуса давно обезврежены, и сам он сдерживает зверя лишь до тех пор, пока зверь этого хочет, и вообще-то, нужен бедняга лишь для того, чтобы, увидев его труп, зритель отметил – аха, игра началась, предохранитель мёртв. Рядом с оборотнем не уживёшься. Старая цыганка предрекает чудовищу спасение из рук красавицы, но их объятия сомкнутся вовсе не для того, для чего отмачивала в тёплой ванне мужа-вампира героиня рассказа Лукьяненко, написанного для женского журнала. Не на ту напал! Женский персонаж обладает крепким мужским характером, что должно, по задумке авторов, понравиться основному зрительскому контингенту (таким же железным леди, плачущим в платочек), и актриса подобрана идеально – нераскрученная, не приторная, вполне в староанглийском стиле, никто не обхохочется, как было при появлении Дианы Крюгер в «Трое». Конечно, эффект не в последнюю очередь зависит от гримёров – даже самые преданные поклонницы вычеркнули Хью Джекмана из своих списков, когда увидели на большом экране рытвины его неокультуренной физиономии. В «Человеке же волке» лица выглядят естественно здоровыми, и этого было бы достаточно для высшей оценки, так тут ещё и спецэффекты! Метаморфозы оборотня ожидаемо виртуозны, однако и шрам, и рана выполнены столь же гладко. Зритель обращает внимание на мелочи. Нельзя не заметить, что после приступов ликантропии лицо героя бледнее и прекраснее обычного, Дель Торо выглядит, как сильнопьющая помесь Брэда Питта и Джоша Хартнетта, и этого зверя можно любить. Ещё сильнее. Ещё виднее в нём ребёнок. Только этот ребёнок изуродован и похож на чучело, какими кишит старый отцовский дом, а ведь когда-то, когда ребёнок был ребёнком, он был живым и зелёным, а животные, окружавшие его, были художественно выстриженными кустами.... Понятно ли это сопоставление зрителю? Подсознанию точно понятно, а хорошее жанровое кино обращается именно к нему, поэтому любят его и дураки, и умные. Впрочем, для особо умных сюрприз особый, точнее, для тех, кто с девятого века ждёт развязки «Песни о Хильдебранте», обрывающейся, словно следы на снегу в рассказе Карела Чапека. Тема битвы отца и сына, любимая многими народами, в легенде голливудского племени обретает компромиссную развязку, здесь выиграет не курица и не яйцо, а преемственность. Если вглядеться в почти монохромные кадры «Человека-волка», видно, что освещены они не столько узорчатыми круглыми лампами белого стекла, сколько пламенем несгорающих рукописей, из века в век передающих нам историю Зла. Чёрный дог, любимец, охраняющий огромный мрачный дом, покажется тогда троюродным кузеном остроухого спутника Понтия Пилата, а в лице всеконтинентального злодея Хьюго Уивинга сверкнут черты индийского дикого мальчика, много лет назад заразившего кровожадством Тэлбота-старшего. Преемственность, это всё только преемственность, это её история, а два поколения Тэлботов - лишь звенья эстафеты. Это история английского сыщика, легавого от рождения, все события цепляются друг за друга исключительно ради его финального кадра, самого страшного в фильме, так не похожего на подобные приёмчики в дешёвых триллерах. Там – бонусный щипок нервов в постскриптуме, тут – всё только начинается.