Минута.
Этот вагон дышит. Когда на станции открываются двери, он выдыхает воздух на платформу. Потом делает глубокий вдох и три минуты держит дыхание. Три минуты – это почти что половина моей жизни и это много. Некоторые вагоны живут даже дольше людей. Мы же живем меньше бабочек-однодневок. Мы, настоящие хорошие запахи, живем около 8 минут. Есть плохие запахи, они грубые и неприятные, но они живут всегда почему-то дольше и чувствуются всегда ярче. И это очень странная правда. Я запах и зовут меня Хуго. И я только что родился. Не успел я родиться, как меня сразу бросили здесь, а может, я бы и не родился, если бы не бросили. Тоже очень странная правда. Я родился на Маяковской и двери только что закрылись. Таких, как я, здесь больше нет. Я, видимо, лучший.
Что происходит обычно, когда начинается вторая минута вашей жизни? Вы ищете пустое место, чтобы сесть. В забитых легких вагона метро это сделать трудно, особенно когда он забит множеством странных людей и вещей. Хорошо, что я сел. Тяжело дыша, рядом со мной сел рак.
- Привет, рак.
- Привет, Хуго. Вкусно пахнешь.
- Почему грустишь?
- Я очень долго и трудно работаю. Я тебе завидую. Ты вкусно пахнешь и быстро умираешь. Ты живешь интенсивно и все тебя любят. А я живу долго и никому никогда не нравлюсь. Я лежу. Я всегда болею. Причем болею всегда кем-то другим.
- Угу...
- Угу.
Мы сидели и минуту молча смотрели в пол перед собой.
- А еще я люблю "раковую шейку", – сказал он внезапно. - Конфеты такие...
Двери открылись, рак встал, поднялся, развернулся ко мне и сказал: «Пока».
Я вроде как даже улыбнулся в ответ, но, по-моему, у меня вышло плохо. Вагон выдыхает, долго выдыхает, сильно. Утром всегда трудно дышать. В вагон вошла музыка. Я всегда любил музыку и все любят музыку. Те, кто не умеет слышать, тоже любят музыку. Музыка - единственная вещь, способная жить во времени без пространства. Поэтому, если когда-нибудь пространство поругается со временем, останется только музыка. Я влюбился в музыку сразу. А музыка начала плясать под ритм стука колес вагона. Я решил подлететь и посмотреть, зачем музыка стала танцевать. Оказалось, что сегодня музыка счастливая! Музыка влюбилась в стук колес! Музыка влюбилась в стук колес, а не в меня. Я ненавижу стук колес. Остановись. Замолчи. Вагон остановился. Минута. Тишина. Музыки нет. Зато появилась масса новых запахов. Чтобы появились запахи - нужно чтобы умерла музыка. Запахи совсем молодые. Неопытные. Я сразу взял бразды правления в свои руки, так как кровь у меня определенно красивого голубого цвета. Все запахи сразу согласились с тем, что я главнее всех их. Мы поехали дальше.
Итак, нас много. Мы сила! Люди нас боятся. У нас есть еще целая минута до Театральной. Эту минуту мы будем править миром! Как же хорошо править миром! Я повелеваю всем вам, плебеи, поклоняться мне!
Минута. Двери открылись. Все плебейские запахи умерли. Я снова никто. Но я все равно лучший. Сейчас я самый опытный и мудрый в этом вагоне. Я пережил всех. В вагон влетел совсем молодой запах. Такой же, как я: один из тысячи.
- Здравствуй, дедушка! – сказал он мне, увидев меня. – Садитесь! Дедушка, а правда, что вагоны тоже живые?
- Живые. Некоторые вагоны живут дольше людей.
- А как это – жить всю жизнь?
Я хотел ответить и все-все рассказать. Про вагоны, музыку, болезни, запахи, людей, славу и власть, про колеса и ревность. Про все. Впереди длинный путь. Две, а если повезет, то и три станции метро. Я ничего ему не сказал. Встал. Улыбнулся. Вылетел под звуки закрывающихся дверей и растворился на Театральной.
Этот вагон дышит. Когда на станции открываются двери, он выдыхает воздух на платформу. Потом делает глубокий вдох и три минуты держит дыхание…