Главный свой багаж человек выносит из детства. И что бы ни случилось потом, как бы ни распорядилась судьба, детские впечатления остаются точным указателем при выборе пути. Дом в деревне Рябово Вятской губернии, где прошли детские годы Виктора Васнецова, был наполнен сказками. Рассказывала их стряпуха долгими зимними вечерами, когда за окнами не видать ни зги, в кухне топится печь, и дети, расположившись вокруг стряпухи, слушают ее тихий старческий голос. Сколько она знала этих сказок! Это была вторая Арина Родионовна. Не мудрено, что, став художником, Виктор Михайлович Васнецов обратился к сказке. Он раскрывал в своих полотнах узорчатость, нарядность, фантазию, вековую народную мудрость, и, облаченную в поэтическую форму, мечту. Это было новое направление в живописи, и Васнецова приняли не все и не сразу.
«Трудно будет Виктору Михайловичу пробить рутину художественных вкусов», –– сетовал художник Крамской. И критик Стасов замечал то же: «Русское искусство точно барич навыворот воспитанный: оно было дрессировано так, чтобы говорить и на один манер и на другой: как угодно, только бы не по-своему, не своим языком и голосом. Да еще этим же и гордиться».
Случалось, у Васнецова опускались руки. Что требовало от него общество, он делать не мог, а что делал –– того не требовалось. К счастью, Илья Ефимович Репин познакомил его с Саввой Мамонтовым –– московским предпринимателем и меценатом.
Мамонтов каким-то особым чутьем угадывал талантливых людей, всю жизнь прожил среди них, да и сам был исключительно даровит. В своем подмосковном имении Абрамцево он объединил в большую дружную семью живописцев, музыкантов, артистов, создав один из выдающихся центров художественной жизни России. Здесь интересовались русской историей, собирали и изучали произведения крестьянского искусства, были организованы мастерские живописи, резьбы по дереву, керамики. Абрамцево стало очагом возрождения лучших традиций русской национальной культуры.
«Он поразил меня и привлек даже своей наружностью: большие сильные... волевые глаза, вся фигура... складная, энергичная, богатырская... обращение прямое, открытое, знакомишься с ним, а кажется, что давно был знаком...» –– вспоминал потом Васнецов.
АЛЁНУШКА
В 1880 году Виктор Михайлович все лето провел в деревне Ахтырке недалеко от Абрамцева, где работал над заказными картинами. Раз, гуляя, встретил девочку-подростка. В ситцевом дырявом сарафане шла она, погруженная в какие-то думы, одинокая, замкнутая… И столько тоскливой печали выражали ее глаза, что художник припомнил родную Вятку,где дети тоже знали тяготы жизни. Отцы уходили на заработки в далекие горы на шахты, где, проработав зиму (их так и называли зимогорами), возвращались домой, рассчитывая гроши, чтобы хватило на все –– на подати и на жизнь. Случалось, не возвращались, гибли в шахтах, оставляя детей сиротами.
У Васнецова явилась мысль написать картину «Аленушка», и неясный еще образ девочки-сиротиночки стал обретать живые, волнующие черты. Он сделал несколько этюдов с крестьянских девочек, несколько пейзажных этюдов, и, собрав материал, приступил к работе.
«Камушком на камушке» сидит Аленушка у самого омута, вглядываясь в его темную, зовущую глубину. С милой детской неуклюжестью поджаты ее босые, натоптанные ноги, печально склонилась голова, руки обняли колени. Давно выцвела ее когда-то голубая кофточка, в дырках старенький сарафан, разметались золотисто-рыжие волосы. Почти некрасиво ее заплаканное лицо… Печален и день без солнышка: как слезы, падают на темную поверхность омута осиновые листочки.
Картина появилась в 1881 году на московской выставке, полюбилась зрителям своей задушевностью и простотой, но, видя в ней только сказочную Аленушку, публика была несколько в недоумении. По сюжету сказки, Аленушка должна лежать на дне омута, с камнем на шее, а на берегу должен бегать козленочек. Кто же не знает его предсмертного моления: «Сестрица Аленушка, выплынь, выплынь на бережок! Костры горят горючие, котлы кипят кипучие. Хотят меня зарезати!»
Но Виктор Михайлович отбросил игру народной фантазии, бережно сохранив лишь существо сказки –– грустное повествование о девушке-сироте. Пейзаж тоже незамысловат: несколько молоденьких осинок и елочек, осока да серые камни. И все же… как много в этом пейзаже нежного, светлого! Как и в образе Аленушки, оплакивающей свою участь.
Произведения такого скорбного, и в то же время светлого единства еще не знала русская живопись. Это был не жанр, не сказка… Это была нежная лирическая поэма. Простая до последней степени, она вся вылилась из чистого сердца. «Ясное солнышко», –– назвал Васнецова Крамской, сумевший понять своеобразие его характера, и почувствовать, как бьется в Васнецове особая струнка.