Отрывок из романа «Гарри-бес и его подопечные».
Роман опубликован в издательствах Belmax, 2000; Молодая гвардия, 2005
©
О-о-о... Наконец-то я до тебя добрался... бес российской словесности! Папаша. Властитель дум моих... Совесть нации... Ты повернул мои мозги... вздыбил чувства... разъел сердце... Ты испортил мне детство, надругался... развратил! Я любил тебя, старый развратник! Теперь же... я начну тебя убивать! По закону любви.
Достоевский... тёмный и страшный как вся русская история... Срамной!! Господин Ставрогин собственной персоной... Карамазов в четырёх лицах... Юродивый Мышкин... Бесноватый Рогожин и эти... на одну рожу писаные, страдающие красотки... Всё это он — инструмент потусторонних звуков... исполнитель запредельных мелодий...
О, этот похотливый вихляющий говорок! хохоток... нашёптывание как ворожба... ядовитые слюни дьявола... наслоение мысли... Блуд! Надприродное сознание как оползень... как катастрофа! И всё навыверт! Из подполья... ёрничая и глумясь...
...Заходился над слезинкой младенца... мочил старух... по двести страниц обсасывал свою эпилепсию... кидал как фраер деньги в камин... ползал... унижался... исповедовался до упора, до судорог... стрелялся, балдея от своих комплексов... и издевался, издевался над душой!
Что вы хотите после такой литературы! Отразил? или заразил? Наковырял дерьма из норы, обсосал и выплюнул в толпу! Жрите! Спровоцировал и отполз... Да он испохабил целую эпоху! пророк всея Руси... Он и был той эпохой! вычурной, грязной, говорливой и лживой!
Но был еще один... предтеча... кукловод... живописатель трупов... Он ненавидел жизнь... презирал людей... насмешничал... Веселился над убогой страной... и творил. Творил жутковатый портрет времени! от которого сам и спятил... И нас утащил...
О, безысходная муть Петербурга... О, пустыня земли русской... заполненная зомбированными организмами, скопцами, мёртвыми душами...
Это же театр абсурда! где все унижены, все оскорблены... Где всё застыло как на египетской фреске, но вместо величественной гордой осанки полубогов, жалкие позы пришибленных, шелудивых «тварей дрожащих» с облезлыми волосами, в засаленных камзолах. Он создал эту мёртвую фреску. Покалечил нацию... унизил... накрыл шинелью как саваном весь девятнадцатый век...
Потом возник этот — пророк номер два... как наваждение... как призрак... Кладокопатель! Анатом! Ему было мало убийственного сарказма предтечи... Он стал потрошить души! Мёртвые души! Маньяк! серийный убийца! Некрофил! Он повернул свой воспаленный глаз во внутренний мир «твари дрожащей». Он стал препарировать это жалкое подлое тельце...
Глубоко залез, господин Смердящий, к самым истокам. Всё раскопал, распотрошил всю помойку, обнюхал... и зашёлся в творческом экстазе! Говорил, говорил... никак остановиться не мог... А как тут молчать, когда страшно! Как удержать такое — взорвёшься! Разнесет тебя в прах собственный экстаз!
Бог молчит... Этот — никогда! Сатана болтает без устали... У него недержание... Оттого и вывернуться хочет наизнанку, что жжёт изнутри кислота... весь этот гниловатый замес именуемый Духом... В нём жизни нет! а вы живые...
Ах! — дошло наконец — нельзя, когда всё дозволено. Никому нельзя! Богу нельзя... Этим было дозволено. Но какой ценой заплатили они за разбой! За то, что посмели...
Первый почувствовал: это конец... Царство Божье накрылось... и всё что ему уготовано — тесная, душная, тёмная могила! Он стал колотиться в глухие ворота к попам... Призрачная надежда... Отчаянная и безнадежная попытка спастись... Господи, что они могли ему дать! Они — пугливые слуги... ему — осмелившемуся заглянуть в лицо Вечности... Эти мафиози, торгующие из-под полы индульгенциями, каста словоблудов, укравшая право судить... как всегда была на высоте! Хмурое духовенство, скрытое за ризами, не приняло блудного сына... Бог так и не научил их прощать! Они не открыли ворота. Пришёл раб Божий? ну, ну... иди своей дорогой! Бог подаст... И нищий, безумный, униженный Гоголь поплёлся к своей могиле... Милость Божья на него не распространялась...
Пророк номер два в ворота Царства Божьего не ломился. Он был с понятием... Он всё открывал сам, своим ключиком... Загодя... Он первым делом забрался в подполье души своей... и захлебнулся от восторга!
О, какой матерьялец он там обнаружил! Какие залежи! Какие золотые слитки! Сколько оттенков хранил в себе человечий порок... Сколько сладострастия и мук он там высмотрел... сколько иных страстей! Но Бога там не было.
Тогда он залез ещё глубже... Он перепахал свою душу вдоль и поперёк! но ничего, кроме выводка бесов, он там не встретил...
И тогда он создал его! Сам! Со страху. Идеального как мечта, рафинированного и пустого... Его Бог был умилен и свят... Он был сентиментален как престарелый диктатор... Он был стерилен и абсолютен как вакуум. Но он не грел души... Он сам еле теплился... и где-то всё время скрывался. Но его необходимо было найти! Иначе конец. Конец Света! Иначе все сгорим на огне страстей! все изжаримся! никто не спасётся!
И кинулись все искать Бога словно вшей у себя в исподнем... Искали страстно и самозабвенно. До одури. Русский Бог так просто не давался...
А провокатор захлебывался... он сучил ножками... Он высказался наконец!
Он свёл Инквизитора и Христа. Столкнул эти две полярные силы. Инквизитора, сжигающего еретиков на костре и Христа, с благостью во взоре, творящего чудеса... Он вновь воскрешал из мёртвых маленьких девочек... вновь возвращал зрение слепым...
И тогда Инквизитор сказал: «Я сожгу тебя завтра, а народ твой будет подгребать угли к ногам твоим».
А Христос хранил тайну. А Инквизитор болтал без умолку, доказывая свою полезность. А Бог молча слушал, а потом поцеловал Инквизитора в его старческие уста. И Инквизитор его отпустил: «Иди, но не приходи больше. Не надо нам мешать».
м-м-м-м... Что это было? Что за пиэска? что, что... Вершина его творчества! Вот что! — «Легенда о великом инквизиторе» — бриллиант литературы! сокровенные мысли! истина! для околописательской тусовки... философов, типа Розанова...
Достоевский написал «Легенду» по евангельскому сюжету. Второе пришествие! Шестнадцать веков спустя, после событий... И если евангелисты путались, создавая легенду Христа в силу своего понимания... в силу Идеи... перемежая истину с чудесами, но, творя при этом великую драму всех времён... то этот — пророк и мыслитель — осилил только Инквизитора. В его цепкой логике была хотя бы правда жизни... Христос же его Нечто! Бесполое аморфное существо, благостная картинка... Идиот!
Зачем Спасителю приходить к нам во второй раз? Вступать в ту же реку... уже небожителю... с тем же библейским набором чудес?! Напомнить великие истины? Мы, что, так бездарны, не поняли с первого раза? Но этот, второй, даже не дотянул до костра! Он уже не протестовал... Он простил Инквизитора! Мол, что тебе безумному старцу перечить... живи в своем утлом царстве. Простил и поцеловал его в уста. Бескровные и сухие как древний пергамент.
Бог мой! Кого он целует? Геббельса? Берию? Каиафу? — он целует Большую Ложь! против которой когда-то восстал!
Это и есть всепрощение??
Пусть. Пусть народ этот слаб и изворотлив. Испуган и податлив. Подавлен и обманут. Пусть он не стал лучше за 16-19-20 веков. Спаситель сработал вхолостую... Конца Света не наступило! Царство Божье не состоялось! Но мы всё-таки помним его! Великого романтика... Мы пронесли Его Подвиг все эти страшные века! И каждый определился... У нас появился выбор. Да, мы не стали лучше. Мы стали старше. Мы больше не верим в чудеса... Так неужели Богу нам больше нечего сказать? Без таких вот посредников...
А этот опять подсовывает нам пыльную сказочку о волшебнике, воскрешающем мертвецов... об этом всепрощающем голубе. Зачем нам его чудеса, зачем это всеядное прощение? Когда каждая капля Христовой крови кричит о другом... О ВЫБОРЕ!
Быть свободным или щипать травку в стаде под присмотром хозяина... Любить и помнить Бога живого или молиться дохлым тысячелетним канонам с трупным запахом... Прощать, но не соглашаться! Любить и быть достойным любви... Кровь Христова кричит о достоинстве БЫТЬ!
Положительно бес... Ты бес — Достоевский! Говорлив и помпезен... Шикарен и многолик... Ты соврал так красиво! Ты создал планету чумазых... вскрыл как нарыв всю мерзость недоносков... тварей дрожащих, умеющих болтать и оправдывать всё... Ты подал на подносе анатомию порока... Угощайтесь! Блюда на любой вкус! Для самых изысканных гурманов!
Но тебе стало неуютно и страшно на созданной тобой планете! Ад, вскрытый тобой, был невыносим... Ты устал от чернухи. Ты захотел любви!
Тогда ты умылся и в белых перчатках принялся ворожить как алхимик над своею Мечтой. Ты создал свой Идеал! Ты усадил в стерильную колбу своего Бога... и прослезился... Ты буквально зашёлся от умиления... Святый Боже! Ты зажал в своих старческих объятьях всё человечество и, гладя его по головке, стал назидать: «Не спасётесь, коли, про Бога забыли... Не построите Храм Всеобщего Счастья на слезинке младенца... Красота спасёт мир!».
И потрясённое человечество внимало тебе. Оно любит, когда всё понятно... когда с ним так... Человечеству, по большому счёту, нравится только пошлость! Ему не надо правды. Сделай нам красиво, Художник!
Твой стерилизованный Бог устроил всех!
Только меня не обманешь, старик... Твой Бог легковесен... Он пуст! Такой мне не нужен! Я тебя раскусил, греховодник... Ты же — безумец — каялся, расшибая лоб... За всех! как умел... слезливо и страстно... Каялся в каждой строчке... За Большую Ложь этой жизни! За грех своей Литературы!