Все, чего я когда бы то ни было желал, однажды случалось.
Приходило и было моим.
Я брал или отказывался.
Но, так или иначе, каждый раз оно касалось меня вскользь,
мимолетно присутствовало,
опускалось на черные простыни и было моим
хотя бы в воображении - своем собственном.
И только потом в моем –
спустя часы, дни, месяцы, годы
и другие, менее привычные единицы измерения.
Все, чего я кода бы то ни было желал однажды случалось.
Так или иначе, каждый раз оно касалось меня вскользь,
невесомыми кончиками своих раскаленных перьев
оставляя на внутренней поверхности моей кожи
незаживающие ожоги.
Именно это и означает «некуда ставить клеймо» -
весь снаружи и внутри покрыт печатями
невыносимо болезненного,
самого прекрасного на свете волшебства.
Поэтому писать – означает высыпать струпья на бумагу
и растирать их в бурую пыль.
Приходило и было моим, мимолетно присутствовало,
Я брал или отказывался,
но природа чуда такова, что им нельзя насытиться,
его нельзя сберечь или сохранить впрок.
Чудеса слишком летучая субстанция,
она развеивается в воздухе
быстрее запаха цветов и тепла чужой кожи,
угасает быстрее страсти, быстрее искры,
упавшей с кончика тлеющей сигареты
Самого Драгоценного из Сокровищ.
Каждый раз оно касалось меня вскользь –
видимо секрет именно в этом:
не успеть распробовать тяжелый вкус обладания,
не проникнуть достаточно глубоко,
а лишь дотронуться
и
едва достигнув сердцевины плоти,
растаять в темноте,
лишь только ощутив иллюзию обретения,
обнаружить, что сжимаешь в объятиях ледяное тело утраты.
Невыносимо долгое «до» и бесконечно протяженное «после»,
А в середине – лишь ослепительное,
невыразимое мгновение мимолетного касания…
едва ощутимого…..почти несуществующего,
но единственно реального….
Со временем любовь перестает принадлежать кому бы то ни было.
Она превращается в старый порванный плащ,
изношенный и потертый,
без которого однако – это точно известно –
уже никогда не выйдешь на улицу,
потому что он даже не превратился во вторую кожу,
а сделался первой.
Каждый, у кого имеется подобный плащ
слишком сильно желал,
и Оно услышало и однажды случилось,
навсегда лишив обычной, самой простой,
положенной каждому кожи.
Все, чего я кода бы то ни было желал, однажды случалось.
Приходило и было моим.
А потом оставалась лишь мучительная память
об ослепительном мгновении,
о том что исчезло умерло, угасло, растворилось навсегда.
Мне не по силам понять, что значить «принадлежать»,
возможно ли поймать раскаленное до бела перо
складками изношенного, истертого до дыр и красноватых заломов
кожаного плаща?
Если это невозможно, пожалуйста, подожги меня снаружи,
потому что изнутри, кажется,
уже больше нечему гореть.
22.03.2010.