Рассказ написан для проекта "Живая книга ГК". Чтение лицам, страдающим расстройством нервной системы, не рекомендую.
В душной накуренной комнате даже свеча умирает. Пламя ее едва колышется, жадно глотая потоки затхлого воздуха. И напрасно серые мотыльки танцуют свои последние танцы. Я тоже танцую, выпуская клубы сладко-рвотного дыма, раскинув руки в стороны, кручусь, словно глупый волчок, заведенный старательной детской рукой, и все кружится, кружится…. Мне нельзя останавливаться, ибо я упаду на осколки разбитой священной урны с прахом сожженной ведьмы. С губ моих срываются магические заклинания, глаза сверкают безумным блеском, а моя улыбка может напугать даже Дьявола. Пожалуйста, не заходите в эту комнату, даже если вам очень хочется. Здесь вам нечего делать.
Мотыльки…… какие они забавные. Они учатся у меня, как надо кружится. Их ровно двенадцать, как учеников Христа, все мальчики, пойманные по утру на лесной поляне в последнее полнолуние перед Пасхой…Я образовываю с ними чертову дюжину… Вточь вточь как написано в том чернокнижье с переплетом из человеческой кожи.
Ну вот начинается…. Я замедляю кружение и падаю без сил прямо на острые осколки. Я знаю, что все пути идут к разочарованию, и в белом как молоко тумане я ищу спасение. Мне больно. Осколки впились в мою плоть, продрали душу и выступили рваными ранами, что хочется плакать навзрыд. Но мотыльки не должны видеть моих слез, для них я Учитель, гуру, и я поднимаюсь с окровавленных колен, и в смутном тумане вижу ее… девочку Тикурилу. Не знаю, почему ее так зовут, словно название финской краски, может быть, ее папа был маляром. Девочка не старше пяти лет. Она в легком шелковом платьице, колышущемся от взмахов крыльев мотыльков. Ее босые ножки ступают по битым осколкам. Я слышу ее осторожную поступь. Мотыльки нервно порхают в тумане. Они удивлены также как я. От неожиданности я роняю курительную трубку. Девочка останавливается передо мной.
- Страшно тебе? – спрашивает она, растворяясь в молочно-ядовитом тумане. Ее холодные пальчики на ощупь трогают мое измученное лицо, мои мокрые глаза, нос, едва касаются лба и волос на голове.
И мне реально страшно. Откуда она взялась? Кто такая девочка Тикурила? И почему она без головы.
- Я пришла к тебе, чтобы предостеречь от беды… - Говорит она мне языком жестов, и я вижу трепет в ее худеньком тельце. Трепет передается мне. Он похож на сквозняк, который прогуливается по вашему позвоночнику, пронизывая сердце холодно жгучим морозом. У этой девочки что-то случилось, что-то такое, о чем страшно даже представить. Ее пальцы останавливаются на моих губах и ждут ответа. Я чувствую запах карамели, и шепчу, шепчу в дикой дрожи, что я всего лишь бедный алхимик, тщетно пытающийся выведать тайну философского камня. Многие годы я одержим этим страшным недугом и этой неутолимой жаждой познания. Сколько раз эти стены слышали мои крики отчаяния и видели горькие слезы бессилия, когда цель была как никогда близка и ускользала, словно рыба в темный омут запрета. Но я не сдавался, и в диком остервенении, как голодный лютый пес, грыз безмозглую кость неподвластный науки, и тряс в бешенстве головой, не видя ничего на своем пути, и бился в конвульсиях, когда злоба побеждала меня, вскрывая мои вены острыми ногтями бессердечной жестокости по отношению к самому себе, когда изъеденный желудочным соком желудок сжирал сам себя и от дикой боли не было спасения, кроме долгой затяжки сладкого опиума…. Я погибал, Тикурила… но жизнь оставляла меня для новой битвы. И вот час настал! Так получилось, что магия увлекла меня куда сильнее, чем вино и женщины, и сейчас я экспериментирую, воскрешая злобную ведьму Моргону. Эта старуха поведала чернокнижнику, что знает тайну изготовления философского камня, прежде чем костер инквизиции не поглотил ее проданную Дьяволу душу. И сейчас ее пепел должен воскреснуть, когда двенадцатый мотылек погибнет под моими хлопками. И вот я хлопаю и хлопаю… первый, второй, третий.. Уходи, девочка Тикурила. Ты мешаешь мне творить историю! Зачем ты пришла предостеречь меня? – шепчу я, и она читает меня по губам. Ее пальчикам передается мой шепот, и кажется она хочет, чтобы я помолчал. И я замолкаю. Последний мотылек садится ей на плечико, но я не решаюсь поднять руку. Что-то останавливает меня.
- Я расскажу тебе почему не следует ворошить то, что давно умерло. – Отвечает девочка без головы. И я словно заговоренный смотрю то на мотылька, который дразнит меня и не хочет взлетать, то на руки девочки, улавливая в них смысл грядущих слов, то я окидываю взглядом комнату… Туман рассеивается, а на полу пепел начинает принимать очертания серой плоской старухи с жилистыми ногами как у цапли с синими вздувшимися венами… О, я вижу ее обожженные пятки..
Ее звали Моргана. В прошлом младшая дочь крестьянина Винарио, который сколотил состояние на том, что построил две мельницы недалеко от Сюженель Вилач. Все шло неплохо, налоги платились исправно, из муки Винарио пеклись булочки, которые подавались в лучших тавернах Парижа и даже поговаривали, что сама герцогиня Бургундская обожала кренделя Сюженель Вилач, но вскоре пришли англичане, деревню сожгли, а всех жителей перерезали, началась затяжная война между Францией и Британской короной. Моргана единственная, кто уцелела в той страшной резне при Сюженель Вилач, которую впоследствии называли Кровавый поход Черного рыцаря. Так звали предводителя жестоких бритов. Моргану спасло то, что лет ей было тогда не меньше и пяти. И спряталась она в курятнике за соломой, и какая то сердобольная душа солдата когда заметила ее испуганный взгляд, приложила к губам ее палец и шепнула тихо "there is not a breath of air", что означало "Живи, детка". И она сидела, закусив губу и видела свозь щели в стенах, как носились охваченные огнем соседи, как насиловали ее родных сестер во дворе ее родительского дома. Она видела, как ее мать упала порубленная мечами вандалов, и как отец, старый мельник, с горской защитников пробивался с вилами сквозь ряды крепких солдат.. но что могли сделать вилы против сотни отличных мушкетов...О Моргана... она поклялась мстить англичанам.... Но это была другая история. Прошло достаточно времени, чтобы горе забылось пеленой забвения и стараниями лизоблюдов-дипломатов.
Моргана была молода и красива. Всего триста лет, не так много для французской ведьмы, но жизнь била в ее сердце ключом. Она любила жизнь. Ей нравилось целоваться под проливным дождем с отважными рыцарями-крестоносцами прямо под собором Святого Павла и скакать на белом коне обнаженной в диком галопе по золотому пшеничному полю под звездным чистом небом родной Бастилии... Ветер развивал ее волосы, подобно рыжему огню, и встречный путник останавливался завороженный необыкновенным зрелищем, забывая креститься и молится. Она любила жизнь, пока ее не сожгли пьяные монахи - изверги, учуявшие власть после знаменитого декрета Ватикана от 13 июня 1467 года, когда папа Римский объявил охоту на ведьм и толпы голодных и грязных простолюдинов ринулись в таверны, вытаскивая за волосы проституток и убивая по пути черных кошек. Как цепные злобные псы разорвавшие свои оковы бросились они по кровавому следу, и огонь инквизиции затмил Париж жутким дыханием. О Моргана, ты была молода и красива, но не это сгубило тебя. Девочка Тикурила расскажет всю правду, чтобы никто не посмел оживить твои тленные кости... Никогда..
Молча и монотонно текла река, изгибаясь как змея, что сбрасывает свою кожу по ранней весне. Ветер едва колыхал верхушки деревьев, и прошлогодняя листва шуршала под копытами, приятно щекоча душу рыцаря. Он ехал на гнедой кобыле, взмокшей от знойного солнца, что припекало с каждым часом. С Сюженель Вилач повеяло свежевыпеченным хлебом и куриным пометом. Ноздри рыцаря расширились, жадно глотая воздух. Уже больше недели не брал он в рот ничего, кроме вялых ягод рябины,которую не сумели склевать крикливые вороны за голодную зиму да первых ростков крапивы, что прорастают сразу же после таяния снега в проталинах Бастилийского леса.
- О пресвятая дева Мария! - воскликнул он и снял рыцарский шлем. - Неужели я наконец вышел из этого жуткого леса. Рыцарю было немногим больше двадцати лет. Его черная шевелюра лоснилась сальным потом, что предавало голове его очарованный блеск и какое благородство древнеримской статуи. Он вдруг нахмурил брови. И прислушался. С берега доносилась нежная песня. Сердце вздрогнуло непроизвольно, и гнедая кобыла пошла на голос.
- Мне хочется побыть наедине с тобою рядом. Просто помолчать...Чтобы мурашки по моей спине смогли бы до макушки добежать...Мне хочется смотреть за горизонт и облака бессчётные считать...Чтоб только ничего не говорить и ничего тебе не объяснять...Мне хочется не чувствовать вины за то,что мне себя не удержать...И чтобы ты увидел мои сны, раз никуда от них не убежать........
Если хочешь найти смысл жизни, поищи его в своем сердце.. Если хочешь познать бога, прочитай в моих глазах его волю.. Если хочешь обрести равновесие, обреченность свою отбрось.. Если хочешь себя найти, моя рука укажет путь.. Я предназначение твое. Наслаждение твое. Испытание твое. Я твое. Ты мое…
Я в пропасть падаю легко...Плавно и будто танцуя...А мысли мои где-то так далеко......Я не думаю, чем так рискую....А вокруг порхают цветов лепестки нежных, размытых красок.....До твоей дотянуться хочу руки, слышу строчки забытых сказок......Опьянённая, гибкая, как туман, скоро я без следа растаю..........Только чувствую, это какой-то обман, я не падаю! Я ........взлетаю?.........
Уныла жизнь, где день близнец другого...Где утро, вечер, ночь слились в одно...Где в общем нет и ничего плохого...Но и хорошего где тоже ничего...Напоминает скучный понедельник, который неприлично затянулся...Уже давно не жду конца недели...Хотя бы вторник в жизнь мою вернулся..............
Одна девушка хорошо, а две лучше...
Перевод с французского
Продолжение следует