-Ты в порядке? – голос доносился откуда-то издалека, качаясь на волнах.
-А? – он еле нашел в себе силы встряхнуться и улыбнуться. – Все отлично, просто задумался.
Радио еле слышно что-то бормотало. Он прислушался. Песня какая-то. Может быть, даже интересная.
-Прибавь громкости…
Коллега потянулась к приемнику, задела рукавом чашку кофе.
-Ой.
Он бесстрастно смотрел на расплывающееся на светлых брюках пятно. Радио было тут же забыто, Юля забегала вокруг, что-то бормоча и пытаясь салфетками просушить следы своей неловкости.
-Я попросил радио прибавить.
Девушка моргнула. И послушно повернула регулятор громкости.
- Мы с тобой провели вместе много месяцев,
Каждый миг, каждый шаг я бы повторил.
Но любовь, но любовь - золотая лестница,
Золотая лестница без перил.
Но любовь, но любовь - золотая лестница,
Золотая лестница без перил.
Голос Юрия Антонова заставил чуть скривить губы в улыбке.
-Чушь какая-то.
-Дима?
-Все нормально. Я поеду домой, хорошо?
-Но…
-Статья на рабочем столе. Отдашь Главному. А я поехал.
Юля посмотрела вслед выходящему Дмитрию, передвигавшемуся, словно шарнирная кукла.
-Но ты точно в порядке?
-В полном, я же сказал.
Он шел по улицам, игнорируя недоуменные взгляды прохожих на странного парня в светлом деловом костюме с темным пятном на правом колене. И улыбался сумасшедшее. В голове крутилось:
«Пожелтела листва, наших встреч ровесница.
Я горел, я любил, я счастливым был.
Но, любовь, но любовь, золотая лестница,
Золотая лестница без перил.
Но, любовь, но любовь, золотая лестница,
Золотая лестница без перил».
-Клетка это золотая, а не лестница. Клетка.
В кармане залился телефон. Дмитрий вытащил аппарат. Болезненно поморщился, глядя на высветившееся имя.
-Алло? Привет… - неловко прошептал он, все еще надеясь в душе, что родной голос вытащит из этого бесконечного кошмара.
-Нагулялся? – неприветливо поинтересовались на том конце трубки. – Натрахался?
-Чт-то? Но я…
-Что ты? Опять начнешь выкручиваться и оправдываться?
Сил на доказательство своей невиновности уже не было. Дмитрий поднял голову к небу, ощутил прохладные капли на щеках. И смутно понадеялся, что это просто дождь.
-Я люблю тебя.
Он не знал, что еще сказать. И цеплялся за эту фразу, как за спасательный круг. Неужели любимый не поймет этого? Что нужен только он? Что никто больше. И что ничего не было.
-Можешь дальше гулять, мне похуй.
Этого не могло быть. Не могло. Его родной… Он не мог такого сказать.
-Я люблю тебя, - повторил Дмитрий и нажал на «сброс».
Открыл заднюю крышку, вытащил батарею. Несколько минут смотрел на сим-карту. Затем выдернул ее из гнезда, сунул в рот, разгрыз.
На него недоуменно смотрела стайка каких-то школьниц. Журналист улыбнулся им. Девочки попятились.
-Я страшный?
Школьницы кинулись прочь. Дмитрий залился вслед им смехом, хриплым и каркающим, как крики ворона.
-Девушка, хотите, я вам мобильник подарю свой? Просто так, - прицепился он к какой-то прохожей. – Не бойтесь, он не краденый, он просто мне больше не нужен. Возьмите.
И всунул телефон ей в руку.
-Возьмите. Вы же студентка? Вон, с книжками идете. Возьмите, он очень дорогой. Вы ведь, наверное, мечтали о таком давно? И не знаете, как накопить? А я вам дарю. Просто так. У вас глаза добрые, девушка. Возьмите себе на память. И не бойтесь меня, я не маньяк.
Девушка несмело улыбнулась. Наверное, подумала, что этот приятный молодой человек пьян.
-У вас такие добрые глаза. У него такие же раньше были.
Дмитрий отошел на несколько шагов. И пошагал прочь. Ветер налетел, пытаясь сорвать галстук. Журналист стянул его, бросил в сторону. Посмотрел, как он запутался в каком-то кустарнике.
Дома было прохладно. И тихо. Дмитрий опустился на диван. Несколько минут смотрел в пространство перед собой. Затем подошел к шкафу, включив по пути телевизор.
Сердце у него было больное. И запас сердечных средств имелся в квартире. В числе прочего и нитроглицерин. Действовал он как-то странно – головокружение начиналось такое, что Дмитрий полчаса пластом лежал. Журналист вытряхнул на ладонь несколько таблеток. Посмотрел на них. Поднес ко рту. Как оказалось, сглотнуть горькие кругляши было так легко. Юноша добрался до дивана. Лег. И закрыл глаза.
А на экране пел Антонов:
-Тает снег, тает снег, тает все, что грезится,
Тают все те слова, что я говорил.
Ах, любовь, ты любовь, золотая лестница,
Золотая лестница без перил.
Ах, любовь, ты любовь, золотая лестница,
Золотая лестница без перил.