СОН ДЕСЯТЫЙ.
- Все ищут друзей.
Что такое Дружба, ГОСПОДИ!?
- Светлая мечта о единении.
- Что же такое Друг?
- Верность, преданность, терпимость и понимание.
- Как найти настоящего друга, ГОСПОДИ!?
- Попробуй быть верной, преданной, терпимой и понимающей ко всем, кто рядом... Возможно один из них ответит тебе тем же.
Учёба в училище проходила так, как для меня всегда проходит учёба:
я никогда не пропускаю занятий, сижу за первой партой и смотрю в рот учителю.
Во всё вникаю, непроизвольно выскакиваю, где надо и не надо.
Задаю массу вопросов и от всего получаю массу удовольствия.
Но на этом учёба заканчивается, так как дома я всегда только планирую заниматься, но всегда возникают какие-то дела, после которых не хватает времени как раз на учёбу, всё остальное я кое-как успеваю.
Схваченных таким образом на занятиях знаний, каким-то чудом хватает, чтобы на экзаменах кое-что, припомнив, а кое-что, сообразив и всё это с умными глазами, нахально развив, получать хорошие и отличные оценки.
Зато те предметы, где интуиции недостаточно, и которые надо заучивать, как, например, фармакология, для меня большая трагедия и до отличной оценки я здесь не дотягиваю, часто получаю - хорошо, иногда - посредственно.
Завидую тем, кто на переменках и перед уроками, самозабвенно, закрыв глаза, или уставясь в учебник, добросовестно зубрит.
Я ничего не могу с собой поделать, ругаю себя, не люблю и сама себе обещаю, что с завтрашнего дня начну серьёзно заниматься, однако продолжаю гробить драгоценное время переменок на анекдоты, а после уроков на что угодно, только не на учёбу!
Тем не менее, знания постепенно концентрируются, систематизируются, дополняются и все, кроме меня считают, что я толковая студентка, медсестра, врач и т.д.
Я же, в глубине души, тайно считаю, что я просто произвожу хорошее впечатление.
Мне даже поверить трудно, что есть люди, которые уверены в себе.
Позже, когда я работала врачом и мне удавалось ставить верные диагнозы или правильно поступать в экстренных ситуациях, я каждый раз удивлялась, считала это случайностью и покрывалась холодным потом , при мысли, что мне могло не повезти и я могла промахнуться.
Что ещё характерно и неизменно повторяется, где бы я ни была, это соотношение: я и коллектив.
Каждый раз, приходя в новый коллектив, я полна решимости всё изменить, и на сей раз вести себя по-новому, чтобы всё было иначе.
Но ничего не получается.
Я не могу слиться с коллективом!
Я, как будто, общительна, легко знакомлюсь, легко вступаю в контакт, до наивности проста и открыта.
Но всегда оказывается, что коллектив сам по себе, а я сама по себе.
Я шучу, веселюсь, сама и веселю их, они даже говорят, что без меня скучно, но где-то фатально, всегда наступает критический момент, когда выясняется, что КОЛЛЕКТИВ меня не любит!
При этом всегда находятся один - два человека, которые, по моим понятиям, лучшие люди и они, как - будто бы любят меня, но КОЛЛЕКТИВ всегда так угрожающе силён и монолитен, что у них никогда не хватает духа сказать что-нибудь доброе в мой адрес.
Часто, зная своё призвание быть "белой вороной," я, приходя в новый коллектив, клялась себе быть" серым воробышком" тихим и незаметным.
Но меня хватало ровно на два - три дня, после чего я снова распускала хвост и крылья, порхала и веселилась, считала всех самыми лучшими людьми, которым всё можно доверить.
Мне казалось, что я люблю всех вокруг, а все обожают меня.
Но обязательно приходило время, когда таки оказывалось, что коллектив меня не любит!
Таким образом, я всегда чувствовала себя счастливой и порхающей, как выяснялось, напрасно. Учёба в Черновицком мед училище протекала без запоминающихся моментов.
Никто из учителей или сокурсников не коснулся моей души.
Зато всё за порогом училища меня интересовало и волновало.
Жизнь была прекрасной.
В Черновцах был отличный климат без перепадов и катаклизмов.
Мягкая зима, позволявшая щеголять на Кобылянской без головных уборов.
Яркая, ласковая весна, обещавшая все радости жизни!
Немножко знойное лето с тёплыми тёмными вечерами и ночами, когда без любви просто невозможно. И осень, которая мягко сливаясь с теплой зимой, давала понять, что не всё кончено и вот-вот из-за Карпат вернётся весна.
Жизнь в семье была изумительной.
Мне купили платья и одели как девушку из приличной семьи.
Заказали специальную обувь у сапожника-виртуоза.
Я забыла, что на свете существуют деньги.
Всё необходимое было дома, а на карманные расходы я имела стипендию.
Это был прекрасный период, когда меня на время отпустила вечная проблема с едой: я не голодала, как в Сибири не считала копейки на еду как в Новосибирске и не боялась растолстеть как теперь.
Тогда, в Черновцах, в то солнечное, счастливое время всё было компенсировано.
У меня всё было хорошо!
Я была счастлива, молода, беззаботна, до еды ли мне было?
В доме было всё лучшее и в достаточном количестве.
Я могла есть что хочу и сколько хочу и поэтому ничего не хотела.
Я бегала, летала, порхала и что-то клевала.
Недалеко от нашего дома, на улице Красноармейской, был большой базар. Чего там только не было! И очень дёшево.
Иногда тётя брала меня с собой на базар.
Мы накупали массу фруктов и овощей, покупали цветы, которые в вазах расставляли во всех комнатах.
Тётя готовила из овощей чудеса еврейско-молдавской кухни, пекла кондитерские шедевры и делала из мяса такую построму, которую, наверное, подают архангелам в раю, да, видимо, подавали в кошерном ресторане дедушки Ши Монсе.
А я весила пятьдесят три килограмма, носила подростковый размер одежды и игнорировала лифчики задолго до того, как это стало модой.
Жизнь в Черновцах напоминала довоенную.
Большинство населения составляли евреи, которые создавали свой стиль. Кроме того в шестидесятых годах был период некоторого благополучия. Денег у населения было не так много, поэтому в магазинах было достаточно много всего.
Но денег хватало, чтобы не отказывать себе в еде.
На Кобылянской с обеих сторон были магазины.
В колбасном рядами висели колбасы разных сортов.
В рыбном магазине стояли в бочках селёдка, а так - же чёрная и красная икра.
В ювелирном магазине я купила себе золотое колечко с тремя александритиками, которое стоило 14 рублей (моя месячная стипендия в училище). Подобных вещей было много.
Чтобы понять о каком благополучии я говорю, надо вспомнить семидесятые и восьмидесятые годы, когда у населения были кое-какие деньжата, но в магазинах ничего не было, поэтому, для того, чтобы что-нибудь купить, надо было в два раза больше переплачивать. Или девяностые годы, когда волчье отродье коммунистов, переодевшись в овечьи шкуры демократов и залив кровью, начатую Горбачёвым перестройку, повторно создали "НЭП", но на сей раз ублюдочный ельциновский, завалили магазины объедками с барского стола "запада", ограбили народ, выгодной им инфляцией, и взяли за правило "задерживать" ту жалкую зарплату, которой кое-как хватало бы на пропитание.(Назвали "неплатежами") В итоге, при "изобилии" в ларьках, население уже ничего не могло купить и, чтобы не умереть с голоду, стали грабить и убивать друг друга. (Назвали русской мафией). Коммунисты стали величать друг друга господами и бизнесменами, обжираться уже в открытую, а не в спец жилье и спецмагазинах, как раньше. (Назвали "новыми русскими".) Если появлялся наивный истинный бизнесмен, его отстреливали в подъезде собственного дома, симулируя потом расследование).
Но безмозглое стадо, именуемое народом, умело натравляемое друг на друга, и, принуждаемое купаться в собственной крови, так ничего и не поняв, стало проситься назад в социализм (с "человеческим лицом"), не ведая, что они из этого дерьма, пока ещё никогда не выбирались!
В это время на "Западе", недооценив опасность гангренозной стадии ИМПЕРИИ ЗЛА, делали вид, что верят в "Российскую демократию", и задабривали коммунистических оборотней огромными долларовыми займами, которые загадочно исчезали.
Поэтому можно назвать шестидесятые годы ХХ столетия, годами некоторого благополучия в Российском муравейнике.
В шестидесятых годах ещё было спокойствие!
Никто не покупал, на всякий случай, по тонне пододеяльников, как стало в восьмидесятых годах, когда в магазинах, как вихрем "сносили" всё с прилавков, и во время открытия магазинов, озверевшая толпа, не раз ломала двери и на лестницах иногда оставались растерзанные трупы, по которым пронеслись дикари, не заметившие упавших.
В шестидесятых годах отъезд из страны советов был ещё не повальным, а только тайной розовой мечтой миллионов, удававшейся единичным "счастливцам" транзитом через тюрьмы, борьбу и голодовки. (Назвали диссидентством).
В шестидесятые жизнь текла размеренно и спокойно.
Незаметно, окольными путями, появлялись богатые и очень богатые люди.
Остальные жили достаточно прилично, т.е. имели, что покушать и кое-что одеть.
Железный занавес ещё наглухо отделял Советский Союз от остального мира, поэтому труженики полей и заводов, а также интеллигенция были глубоко убеждены, что бесплатное пропагандистское образование и бесплатная убогая медицина - это
высшие достижения человечества, которые никому недоступны, кроме советских счастливцев!
Никому и в голову не приходило, что работают эти счастливцы тоже бесплатно.
Алкоголизм в шестидесятые ещё не был всеобъемлющим, особенно в еврейских Черновцах.
В центре Кобылянской находился ресторан.
О! Это было особое место!
Сюда ходили самые богатые люди.
В ресторане играли прекрасные музыканты, и было роскошное убранство с преимуществом красного плюша и позолоты.
Главной фигурой ресторана был руководитель оркестра, он же ударник, по имени Томми.
Ох, Томми!!
Смуглый, изящный, подвижный, с чёрными круглыми глазами, он покорял многие неосторожные сердца...
О мужских достоинствах и возможностях Томми ходили легенды.
Когда он загорал на пляже, дамы незаметно косили глазом в его сторону, пытаясь установить насколько достоверны легенды.
Летом пляж являлся как бы дневным филиалом Кобылянской и ресторана.
Все учреждения и предприятия, как будто бы исправно функционировали, однако целыми днями пляж кишел черновчанами.
Мало кто лежал и загорал.
Большинство фланировали как на Кобылянской, но при минимуме одежды.
Во второй половине дня пляж пустел.
Народ ненадолго отправлялся домой.
Обедали, приводили себя в порядок и устремлялись в город, разделившись, примерно, на три потока: 1) Кобылянская, 2) ресторан и 3)"Дом офицеров" или "ДК" или "Седьмое небо". Это место с тремя названиями заслуживает специального описания.
Представьте себе возвышающееся в центре города большое гранитное здание модерновой постройки с разными уровнями высоты.
Самый высокий уровень здания завершался огромной залой с мраморными колоннами, которая раздвижными стеклянными дверями делилась на две половины. Одна была летним залом под открытым небом, с мраморным полом и лёгкой подцветкой белых колон. Вторая - с паркетом и хрустальными люстрами была зимним залом.
Черновцы город южный, поэтому большую часть года занимает лето, далеко продвинувшее своё тепло на весну и осень.
Большую часть года мы всё-таки танцевали под открытым небом.
Слушая музыку, можно было смотреть на звёзды или любоваться мерцающими огнями ночного города, в зависимости от настроения.
Лучшего места для танцев я нигде не видела.
Вечера танцев бывали три раза в неделю.
В самый будничный день стоило только подняться на это "седьмое небо" и услышать музыку тех лет в виртуозном исполнении еврейских музыкантов, как душа ныряла в праздничное ожидание чуда.
Три раза в неделю, протянув в кассовое окошечко рубль и , зажав в ладошке голубую бумажку, как бесценный лотерейный билет, мы вмиг взлетали на семиэтажное небо, в пустой ещё зал, занимали место у любимой колонны и с бьющимся от быстрого бега и ожидания сердцем, с надеждой устремляли широко открытые глаза на вход, каждый раз вновь уверенные, что наконец-то сегодня сбудется!!!
В городе были русский и украинский драматические театры, были кинотеатры и был клуб железнодорожников, который в народе назывался "железка". Собирались туда представители пролетариата.
Отношения там выяснялись просто и убедительно - врукопашную.
Чудесный старый парк в городе назывался именем украинского поэта Тараса Шевченко. Там тоже была танцплощадка, которая летом работала ежедневно, поэтому в парке всегда звучала музыка. На танцплощадке веселились подростки, а по аллеям, слушая музыку, степенно гуляли отошедшие от суеты и забот пенсионеры.
Этот старый парк!
Когда на меня плавно и незаметно опустилась неземная фея первой любви, одна из скамеек в зарослях парка стала лучшим местом на Земле!
Каждый день сиял и звенел, потому что должен был наступить вечер, который дарил 2-3 часа для счастья...платонического и безнадёжного, которое не должно было иметь будущего.
Но всё по порядку.
Наконец живу как человек. Считаюсь барышней, которая должна выйти замуж.
В Черновцах все барышни должны были выйти замуж.
Это было основное!
Некоторую роль играли данные самой барышни, но больший интерес, представляла семья: положение, связи, репутация и конечно же деньги.
Замужество меня интересовало в принципе, как что-то далёкое и недоступное, но любовь мерещилась в каждом взгляде.
К хорошему привыкаешь быстро.
В 17 лет я какое-то время была такой, какой положено быть в !7 лет.
Ни о чём не заботилась, училась не отказывалась по утрам повозиться с сёстрами Эни и Сарой, визжа и кидаясь подушками.
Пинчик участия в играх не принимал, ничего не говорил, ничем не интересовался, жил своей жизнью, встречался с приятелями, был серьёзным и недоступным.
Ему было 17 лет, он имел порок сердца, широкий лоб мыслителя, очки и умные зелёные глаза за ними.
Он оканчивал школу и считался талантливым человеком, который был главной фигурой в доме, хотя ничего никогда не требовал и ничем не интересовался.
Меня он не замечал и казался мне чем-то вроде секретной шкатулки или существом, о котором говорят: "тише, дети, не шумите, папа спит!"
Жизнь была прекрасна и удивительна!
Я, не напрягаясь, получала в училище приличные оценки и забывала о его существовании, как только захлопывались двери.
Свободное время распределялось между пляжем, Кобылянской и танцами в "ДК".
В этот период я не "брала до головы" принцев, а тем более, потенциального мужа.
Мне и так было хорошо!
Мечты о "прекрасном будущем" одолевают, когда настоящее слишком далеко от совершенства!
Я, наконец, была свободной и раскованной, счастливой и независимой!
Не вспоминала о прошлом и не беспокоилась о будущем.
Жила и наслаждалась настоящим.
Вот она нехитрая формула счастья - жить и наслаждаться настоящим.
Дал бы нам всем БОГ такую маленькую возможность и умение.
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ.
В гости к тёте и дяде часто приходили и х друзья, тётя Муся и дядя Муля.
Прекрасная семейная пара, где она считалась красивой, а он хорошим.
Поэтому их жизнь протекала исключительно гармонично.
Вечера, когда они приходили к нам, всегда были приятными.
Но позже - особенно! Примерно один раз в неделю они вчетвером с тётей и дядей собирались за овальным столом, пили чай, рассказывали анекдоты и играли в покер.
Всё напоминало вечера в доме моих родителей в той первой счастливой жизни.
Эни и Сара занимались своими делами. Учили уроки или следили за игрой родителей и готовили всем чай.
Пинчик огорчал родителей тем, что был застенчивым молчуном и казался тихим и равнодушным.
У него имелся друг, которого я, за очень красивую внешность, окрестила Жоржиком.
Брюнет, с чёрными усиками, румяными щеками, идеальным ростом и стройной фигурой. Настоящий красавец-мужчина, Мопасановский герой.
Не дай БОГ влюбиться в такую картинку!!
К счастью не все женщины думают так, иначе изнывать бы бедным жоржикам без женской ласки, а умные добрые, но некрасивые мужчины купались бы в женском обожании.
Но в этом мире всё правильно, всё стоит на своих местах, и у меня нет причин беспокоиться за бедных красавчиков - жоржиков.
Мужчин и женщин любят, прежде всего, за внешность, иногда за деньги и очень редко за ДУШУ.
Не всем досуг разобраться в собственной, когда уж тут искать чужую, которую к тому же не видно в этом мире тайн и загадок.
Так вот, друзья иногда вдвоём гуляли по Кобылянской, я встречала их в театре, Жоржик частенько приходил к нам. Но их жизнь была загадочно-таинственной.
Родители беспокоились, что Пинчик никогда не выйдёт из своей заторможенности.
Поэтому кому-то пришла в голову неожиданная мысль, что когда приходят гости и все чем-то заняты, а сыночек скучает, то неплохо бы мне поучить его танцевать.
В доме было много пластинок, имелись записи Клавдии Шульженко и другая хорошая эстрадная музыка.
Так начались уроки танцев.
Представьте себе две большие смежные комнаты с раздвижными стеклянными дверями.
В центре одной, под абажуром стоит большой овальный стол, где играют в карты. В комнате не смолкает лёгкий гул голосов.
Во второй комнате полумрак, очень тихо играет музыка (не железный рок), туда-сюда бегают девочки.
Мы с Пинчиком танцуем и молчим.
Иногда за целый вечер ни одного слова, или несколько, нечего не значащих слов.
Танцуем и молчим.
Дистанция соответствует его застенчивости и моим родственным
чувствам.
Он мой кузен. Он должен учиться.
Я должна выйти замуж.
У меня - подруги.
У него - Жоржик.
У каждого свои дела и заботы.
Всем ясно, что ничего, кроме цели растормошить Пинчика и научить его танцевать, у нас нет и быть не может.
Больше всех остальных в этом убеждены мы - я и он.
Но почему-то раньше он обедал один, а теперь обедает вместе со всеми.
Почему-то нет-нет да мелькнёт улыбка за очками, хотя при этом морщится лоб.
Мы ни о чём не говорим и не сговариваемся.
Но когда тётя Муся и дядя Муля приходят играть в карты, мы оба всегда оказываемся, дома и молчаливые уроки танцев продолжаются.
Мы почти не касаемся друг друга и не смотрим друг на друга.
Мы медленно движемся в такт музыке и хотим только одного, чтобы это никогда не кончалось.
Но вечер кончается и всё снова по-прежнему.
Ничего не сказано, ни о чём не подумано, жизнь течёт как обычно.
Но есть ощущение, что не ходишь, а летаешь, что вся жизнь-праздник.
Сейчас мне кажется, что всё это время было лето, как будто не было осени и не было зимы, одно сплошное лето длиною в два года.
Ах! Какое это чувство - зарождающаяся любовь!
Что надо было сделать с Землянами, чтобы они признали любовь старомодной и ненужной, чтобы в любой продуктовой лавке спокойно продавалась порнография, чтобы дети насиловали, убивали и за деньги на пропитание предлагали свое тело, как предмет для отправления половой нужды.
Какое великое чудо секс! Что ещё может дать такое наслаждение! Что ещё так раскрепощает и освобождает? Но секс длится только несколько блаженных минут после, которых порой наступает пустота.
Наверное, только любовь, может дарить счастливых и блаженных двадцать четыре часа в сутки.
Пусть мне, дурочке, доказывают, что власть и войны важней и лучше.
Пусть я лучше останусь до старости дурочкой, чем поверю.
Постепенно зелёные глаза за стёклами становились теплее и теплее, дистанция при танце заметно сокращалась.
И, однажды днём, мы оказались рядом, совсем близко-близко и соприкоснулись губами.
Я заглянула в огромные зрачки с зелёными берегами…
У меня закружилась голова, и я чуть не потеряла сознание.
Это прикосновение к губам и было тем самым первым поцелуем.
И было в этом прикосновении больше любви, чем поцелуя.
Потом вся жизнь стала любовью, самой чистой, светлой таинственной и, как жаль, что платонической.
Никто ничего не должен был знать.
Это принадлежало только нам, и не должно было иметь продолжения.
Как легко было ходить, дышать, жить, учиться.
Какие кругом были прекрасные люди и какой прекрасный мир нас окружал!
Какая радость каждый день встречаться с глазами, переполненными ласки и тепла.
Пинчик перестал быть худым, хмурым очкариком с сутулой походкой.
Он стал изящным, стройным интеллигентом с зелёными, смеющимися искрами за очками, с быстрой и лёгкой походкой.
Он иногда ронял несколько слов и даже шутил.
Но со мной наедине, он оказался нежным, добрым, умным человеком, который много читал, думал и знал.
Каждый вечер мы по отдельности ускользали из дома, встречались в парке, занимали нашу скамеечку и оказывались одни в целом мире.
Мы сидели, прижавшись, и говорили о будущем.
Поцелуи со временем становились смелей и содержательней.
Но дальше этого мы не шли.
Мы знали, что любим, друг друга и всегда будем любить, но считали, что не имеем права соединить наши жизни.
И это была ошибка. Мы так хорошо понимали и дополняли друг друга,
нам было так тепло и спокойно вместе, наверное, нам было бы намного лучше, если бы мы вопреки всему и всем не разлучились тогда.
По отдельности мы не были счастливы в семейной жизни, ни я, ни он.
Мы держали в тайне нашу любовь, возвращаясь, домой по одному, вначале я, потом он.
Но любовь скрыть нельзя, она делает людей счастливыми и это видно на расстоянии.
Прежде всех заметили девочки Эни и Сара, потом остальные и началась всеобщая паника, совершенно, кстати, напрасная.
Однако тут подоспело моё окончание училища, а Пинчик окончил школу и возникли заботы по дальнейшему жизнеустройству, которые предоставили естественные возможности поскорее разлучить нас.
Когда я пришла в городской отдел здравоохранения для получения направления на работу, то городские власти решили, "бросить" молодого специалиста укреплять здоровье советских граждан на ниве профилактики, и направили меня работать медицинской сестрой в дом отдыха, который находился в селе "Виженка" недалеко от Черновиц.
Пинчик же стал усиленно готовиться для поступления в институт.
У него были хорошие математические способности, но в Советском Союзе, а особенно на Украине, еврею никакие способности не помогали.
Чтобы поступить в институт, надо было либо быть абсолютным вундеркиндом, либо ехать куда-нибудь подальше… на север, восток или казахские степи, либо давать взятку в особо крупных размерах, приложив много усилий, чтобы найти посредника, имеющего выход на высокопоставленного взяточника.
В шестидесятых годах дело это ещё было новое и поэтому более сложное, чем в последующие годы, т.к. общество сильно ещё было подвержено пост сталинскому синдрому страха и довольствовалось всеобщим прозябанием, не осмеливаясь искать лазейки к процветанию.
Однако уже появлялись дельцы, которые брали деньги, много обещали, но ничего не делали, полагаясь на удачу.
При неудаче деньги пропадали.
Кто же осмелится прийти в милицию и заявить, что давал взятку!
Поэтому мероприятие по даче взятки было во всех отношениях рискованным и без гарантий. Пинчик был ближе к вундеркинду, чем к взяткодателю.
В семье было решено не спешить и нанять ребёнку репетиторов.
Таким образом, на время, все проблемы пока решались:
1) Барышня едет работать в дом отдыха.
Может быть, БОГ нам поможет, она найдёт себе жениха и выйдёт замуж.
В добрый час будь сказано!
2) Ребёнок, с его больным сердцем, не должен волноваться, а это бы случилось, если бы влюблённых пришлось разлучать силой.
Однако если девушка уехала работать по направлению, то тут уже никто не виноват и ничего не сделаешь. Ребёнок будет заниматься с репетиторами, будет занят, время сделает своё дело, он её забудет. А потом может быть БОГ нам поможет, он уедет, поступит в институт и всё будет хорошо.
ПЕРВАЯ РАБОТА.
В результате таких "счастливых" стечений обстоятельств, я появилась в доме отдыха "Виженка" в роли единственного медицинского светила учреждения.
Это целая система полу медицинских однотипных учреждений советского быта: санатории, дома отдыха, детские садики и пионерские лагеря.
Позже мне хорошо удалось их изучить, периодически пребывая, то в должности работника, то в должности гражданки.
Главным звеном этой системы являлись санэпид станции (санитарно-эпидемиологические станции - СЭС), которые, как коммунистическая партия, "руководили и направляли" и вызывали почти такой же страх.
В состав СЭС входило много отделов и подотделов: промышленная гигиена, школьная гигиена, охрана матери и ребёнка, эпидемиология, токсикология, вирусология и много других. Огромная армия людей, ничего не производящих и симулирующих большую деятельность
Во время работы они успевали всё.
Продавали друг другу дефицитные вещи и часами стояли в очередях за ними.(За дефицитом!) Стриглись, красились, обсуждали направление моды, а так же свои и чужие семейные дела. Читали и украдкой вязали.
По телефону руководили семьёй и воспитывали детей.
Нередко отпрашиваясь с работы, успевали постирать в прачечной самообслуживания, а то и в кино сбегать.
Сколько трагедий разыгрывалось из-за того, что незамужние ухоженные женщины, сидя рядом на работе, "отбивали" мужей у "затюканных" жён!
На работе устраивались обильные обеды с выпивкой по поводу всех праздников, а также дней рождения, уходом на пенсию и в отпуск, в связи с женитьбами и разводами, появления наследников и проводами на тот свет.
Алкоголиками многие становились на работе.
Кстати, всё указанное, в большей или меньшей степени, было характерно для всех мест, где трудились советские люди.
Основой работы СЭС были проверки.
Для домов отдыха, санаториев, детских садов и пионерских лагерей "самым страшным зверем" были СЭС.
Всё здесь делалось потому, что "придёт сан станция!"
Если в учреждении раздавался клич: сан станция! - это почти было равносильно крику – война! Или землетрясение!
Тут же появлялся директор или главный медицинский работник учреждения с подобострастной, угодливой улыбочкой на лице, должной изображать радость, приветствие и заверение, что во вверенном учреждении - идеальная чистота, никто не крадёт продукты, и соблюдаются все сроки их реализации.
Для начала проверяющая дама приглашалась в кабинет директора, якобы для предварительной беседы о состоянии дел. В это время гонцы разносили весть до самых дальних закоулков.
Немедленно начинался аврал!
Всё в пожарном темпе приводилось в порядок.
Что надо пряталось, что надо выставлялось.
Вместительная сумка проверяющей таинственно оказывалась наполненной лучшими продуктами, (это почему-то у проверяющей не вызывало мыслей, будто кто-то крадёт. Происхождение сумки с обеих сторон обходилось молчанием.)
Затем контролирующей особе предлагалось "снять пробу", что на деле оказывалось полноценным прекрасным обедом, которого в обычных условиях, хватало на двух-трёх пациентов.
И только теперь, когда в учреждении наведен кое-какой порядок, а проверяющая только внешне остаётся суровой и неприступной, начинается проверка.
Всё происходит самым серьёзным образом.
Проверяющая находит достаточное количество недочётов, делает массу замечании, читает уйму нравоучений, а сопровождающий её медицинский работник учреждения клянётся, что к следующему разу всё-всё будет исправлено.
Затем "высокий" гость всё в том же сопровождении направляется в медицинскую комнату, где в 3-х экземплярах, под копирку пишется акт о замеченных недостатках и сроках их исправления.
Один экземпляр остаётся в учреждении, чтобы знали в каких примерно числах готовиться в следующему посещению (бедствию, нашествию).
Второй экземпляр отправляется в райздрав или горздрав, чтобы вышестоящие чиновники знали, что работникам СЭС не зря выплачивается зарплата.( Кстати, - мизерная, поэтому, если бы не упомянутые выше вместительные сумки, то едва ли кто-то бы согласился сидеть за такие гроши целый день.)
Третий экземпляр акта передавался главному врачу СЭС, чтобы ставить птички о проделанной работе.
Может возникнуть вопрос - зачем нужны манипуляции с сумкой и обильный обед под названием "снять пробу" - если всё равно в акте замечания?
Отвечаю: те, кто не знал ответа на этот вопрос, получали акты с такими замечаниями, после которых директору светила перспектива распрощаться с очень неплохой должностью, а медицинскую службу ждали серьёзные испытания.
Если работников домов отдыха или детских садов спрашивали как дела, то они отвечали, что неплохо, но замучила сан-станция.
И это было точно.
В остальном жизнь в этих учреждениях протекала спокойно.
Воровали в зависимости от занимаемой должности.
Директор, заведующий хозяйством (завхоз), бухгалтер, повар чаще всего имели всё и в значительных количествах.
Остальные довольствовались тем, что питались на работе за незначительную сумму, и работа была сравнительно нетрудной.
Труднее всех было медицинскому работнику, несшему ответственность за здоровье пациентов за чистоту и порядок, за лечебную и профилактическую работу.
Но самой сложной заботой был пищеблок.
В зависимости от личной совести, надо было следить за сроками реализации продуктов, за соблюдением санитарии и гигиены и главное, чтобы продукты попадали, всё-таки к пациентам, а не были украдены.
У врача был выбор в поведении:
1) Чувствовать себя в роли полицейского, во всё вникать, за всем следить, лишая себя и всех вокруг покоя. (С сомнительным успехом, увы!)
2)Получать свою долю ворованного и ничего не замечать.
(С нечистой совестью и плохим сном)
3)Заниматься непосредственно медицинской работай, не пытаясь объять необъятное. (То есть включиться в общечеловеческую игру под названием "Голый король", когда все всё видят и понимают, но делают вид, что ничего не видят и не понимают).
Я выбрала для себя некий усреднённый вариант: не гналась за лаврами полицейской ищейки и не позволяла себе почивать на лаврах беззаботной болонкой.
Суетилась в меру своих скромных способностей.
(С переменным успехом, увы!)
Дома отдыха!
Двухнедельная мечта для тех, кто получив вожделенную путёвку в профкоме, приезжали отдохнуть и развлечься.
Комнаты на несколько человек. Умывальная и туалет в конце коридора. Душ - один на всех - периодически функционирует.
Были и другого типа санатории и дома отдыха, но это для
спецконтингента различного ранга и уровня.
В обычные дома отдыха приезжали в основном, замордованные дома и на работе, уставшие от очередей женщины.
Мужчин было значительно меньше.
Цели у тех и других были разными.
Мужчины часто уже по дороге находили попутчиков и проблема с кем пить, курить и рассказывать похабные анекдоты была решена. Впрочем, она также легко решалась и на месте.
Женщины ехали с тайной надеждой встретить кого-то такого, чтобы можно было сказать себе: хоть две недели, но мои!
Некоторые "отдыхающие", приезжая в дом отдыха, любили организовать компанию .
Это означало, что несколько женщин и несколько мужчин ходили своим табунком, собирались вместе в одной из комнат, или просто на лужайке, много пили и ели, пели песни, отплясывали с красными, потными лицами на танцплощадке.
Ещё не протрезвев, умудрялись переспать с кем придётся и где придётся, "на скорую руку".
Потом возвращались домой и взахлёб рассказывали на работе какая была компания и как хорошо провели отпуск!
При каждом доме отдыха или санатории всегда "ошиваются" местные искатели дармовой выпивки и доступных, изголодавшихся женщин.
Они,(местные "живчики") обычно, одеты с большим старанием по моде, которая была 5-6 лет назад.
Всегда "под мухой", но достаточно прочно держатся на ногах.
Наизусть знают репертуар санаторного гармониста и шуточки массовика-затейника.
Они стоят "кучкой" у входа и обсуждают очередной заезд, (который обновляется каждые две недели,) и выбирают себе очередную блондинку с перманентом, из тех, что попроще.
Две недели она будет периодически появляться в санатории, чтобы брать деньги, которые она накопила для отпуска.
В каждом заезде найдётся какая-нибудь бедняжка, которая привезла чемодан платьев, неиспользованных в течение года.
Она выглядит и танцует как королева.
Но у неё дома муж-алкоголик и два непутёвых оболтуса -сына.
Её выберёт опытный массовик-затейник.
Две недели, на всех вечерах отдыха, она будет королевой бала, а ночи потихоньку проводить в комнате массовика-затейника, поднимая к жизни, увядший инструмент, потасканного бабника.
Мнения отдыхающих о ней разойдутся.
Те, что постарше (согрешили бы, но с кем?) будут её осуждать и оговаривать, поджав губы и сидя на скамейках танцплощадки.
Другие, помоложе и тоже миловидные будут любоваться на неё, зная, что и они бы могли не хуже танцевать и выглядеть, но кавалеров, увы, нет.
Кавалеры же стоят группой и курят.
Они уже сходили куда следует, и хорошо заправились, что заметно по румянцу и неуверенной стойке.
Иногда один из них оторвётся от собутыльников, схватит первопопавшуюся особь женского пола, килограмм на десять превосходящую его весом, и, пыхтя, закружит её в вальсе, как тараном сбивая танцующих.
При этом он весь красный и потный, глаза стеклянные, а на лице выражение большого усердия. Костюм измят и морщится, а галстук с непривычки давит и мешает.
Женщина же смущена, танцует, не глядя на партнёра и стараясь попасть в такт.
Он ей безразличен и неинтересен, но играет музыка, вечер так хорош, и какая разница с кем танцевать, если хочется танцевать!
Случаются в каждом "заезде" одна или две пары, которые нашли друг друга с первых же дней. Обычно это соседи по обеденному столу в столовой, либо встреча произошла на танцплощадке. Этого никто не заметил, т.к. они вместе с первого до последнего дня.
Иногда такие встречи имеют продолжение, но чаще всего это одинокая или несчастная в браке женщина, неожиданно получившая, как выигрыш в лотерее, возможность две недели побыть с нормальным хорошим мужчиной.
Вернувшись домой, она ещё долго будет вспоминать и тосковать по этим двум неделям, и чем дальше по времени они будут уходить, тем лучше они ей будут казаться.
Он же, чуть-чуть лучший других мужчин, конечно же, имеет дома семью, в которую он спокойно вернётся и будет с женой таким, каким он был до отъезда, таким, каким он был с этой женщиной две недели.
Эта встреча ничего не изменила в его жизни, ничего особенного не внесла, просто избавила его от двухнедельного воздержания.
О том как ещё более тоскливо и одиноко той женщине после случайной двухнедельной ласки, не в мужских обычаях думать и разбираться в её душевных переживаниях.
Часто в санаториях и домах отдыха встречаются две женщины и становятся подругами.
Им не повезло с кавалерами, и они хорошо понимают друг друга.
Ведь они ходили в примерно одинаковые детские садики, учились в школе с одинаковыми программами, читали почти тот же набор книг (если читали), слушали одну и ту же пропаганду по радио и телевидению, смотрели одни и те же фильмы.
Они видят и мыслят одинаково, у них одинаковые наборы мебели и забот.
Мужья, от которых они терпят, тоже почти одинаковые.
В долгих прогулках между завтраком, обедом и ужином они поведали уже друг другу всё о своей жизни и с полным взаимопониманием всё обсудили.
На танцплощадке они не зависят от этих пьянчуг, они себе танцуют вдвоём и никто им не нужен.
По окончании отпуска они разъедутся, обменявшись адресами, и будут продолжать скрашивать друг другу жизнь, так как это тоже немаловажно - иметь возможность кому-нибудь в письме рассказать о своих бедах и получить в следующем письме утешение от так хорошо понимающей тебя подруги, с описанием почти аналогичных бед.
Итак, я приехала работать в дом отдыха "Виженка" медицинской сестрой.
Дом отдыха был сезонным.
Я проработала всего один сезон - одно лето.
Поэтому происходящее здесь, могло бы уместиться в одноактную пьеску для самодеятельного театра со следующим набором действующих лиц :
ДИРЕКТОР ДОМА ОТДЫХА - интеллигент с колхозным шармом.
СЧЕТОВОД-БУХГАЛТЕР - колхозный интеллигент с жеребячьим шармом.
СТЕКЛЯННЫЙ МЕДИЦИНСКИЙ ШКАФ - Безмолвный свидетель, (зазря пострадавший!)
ВАСЬКА - Массовик-затейник, сексуал - любитель с жеребячьим тактом.
ФИГУРНАЯ ПАЛОЧКА - борец за справедливость (необычайной красоты).
Я - Медицинская сестра 18-19лет, ожидающая любви ( исключительно настоящей!)
МЕСТО ДЕЙСТВИЯ - Виженка. Очень красивое место в Карпатах.
Как это иногда бывает с молодыми, я приехала с намерением работать самым честным и добросовестным образом.
Но мне это не позволили.
Люди здесь работали много лет, хорошо сработались, организовав круговую поруку и считая всё, что поступает в дом отдыха своей собственностью.
То, что часть приходится транжирить на отдыхающих, они рассматривали как досадную необходимость, которую следует урезать до минимума.
Медицинские работники обычно менялись каждый год, но приходили взрослые умные люди, с которыми так или иначе можно было договориться.
Я со своей наивностью и откровенностью казалась им смешной и представляла опасность. Со мной надо было что-то делать!
Поэтому делалось всё, чтобы я ни во что не вникала и ничем не занималась.
Мне создали хорошие условия.
Я имела отдельную маленькую комнатку, а на кухне мне давали снимать пробу в таком виде, как будто я, по меньшей мере, была дочкой председателя райисполкома.
Меня отправляли на все экскурсии и прогулки с отдыхающими, якобы следить, чтобы кому-нибудь не стало плохо.
Это уже позже, работая врачом в подобных учреждениях, я во всё вникала и контролировала.
Но в первое лето моей самостоятельной работы я была плотно изолирована от кухни.
Там царствовал повар Васька, тёзка массовика-затейника.
На Васькином примере можно убедиться, что иногда, располагая весьма скромными умственными способностями и незначительным служебным положением, можно использовать маленькое служебное положение в значительных личных целях.
Васька имел всё, что душе угодно в гастрономическом и сексуальном направлениях, а так как других запросов у него не было, то он достиг верха своих желаний!
На кухне работали несколько деревенских девственниц такой внешности, как будто все они прошли конкурс красоты, чтобы попасть в Васькин гарем.
К концу сезона выяснилось, что, используя служебное положение, безмозглый, никчемный Васька всех их по очереди превратил в женщин.
Так стоит ли доискиваться в чём секрет успеха на ниве жизни?
На кухне Ваську больше интересовали женские дела, чем щи и котлеты.
Тем не менее, он что-то готовил, девушки поддерживали кое-какой порядок и всё шло как надо.
С сан станцией разбирались директор и счетовод.
Мне организовали жизнь как у отдыхающих.
Я воспринимала всё на полном серьёзе и считала, что так и надо.
Мне надо быть с пациентами на страже их здоровья.
Когда начинался заезд, я должна была провести всем прибывшим медицинский осмотр: взвесить каждого, измерить рост и проверить жизненную ёмкость лёгких (ЖЕЛ).
Отдыхающий дышал в трубку спирографа, которую полагалось после каждого человека дезинфицировать 96-градусным медицинским спиртом.
Для этих и других целей мне выписывали каждые две недели по 0.5литра спирта. (96 градусов!)
Перед отъездом, отдыхающим, нужно было повторить осмотр.
Якобы за две недели они поправились на 1-2кг, распрямились или подросли на 1-2см. и стали вольнее дышать, поглощая кислорода на 1-2литра больше.
Согласно моим "высоко ученым" наблюдениям, изменения касались только веса и зависели исключительно от того, чем трудящиеся занимались на отдыхе: едой, любовью, прогулками, волейболом или беспробудно пили.
Спирт я хранила в указанном выше стеклянном шкафчике для медикаментов.
Ключ был только у меня.
Всё шло распрекрасно.
Я добросовестно протирала 96-градусным спиртом трубку спирографа.
Но однажды мне показалось, что спирта в бутылке больше, чем я оставила?!
Я сама себе не поверила, но стала внимательнее следить за уровнем горючего и окончательно сбилась с толку.
То мне мерещилось слишком много, то слишком мало.
И я на всё махнула рукой, решив, что мне всё только кажется.
Но вскоре надо было вскрыть нарыв на пальце ноги отдыхающего.
Я решила прокалить иглу на огне.
И выяснилось, что медицинский спирт (96-градусный) не горит!
Я подняла шум, вызвала моё единственное доверенное лицо - библиотекаршу Наталью и мы, обследовав шкаф, обнаружили, что заднее стекло легко снимается.
Ключ от медицинской комнаты был только у директора.
Проведя небольшое расследование, мы легко установили, что таинственная" шайка грабителей "состояла из директора, завхоза и Васьки-затейника, которые, прихватив необходимую закуску на кухне, устраивали себе в кабинете директора сеансы кайфа, разбавляя спирт водой.
Затянувшийся научный эксперимент, лишил их бдительности, и часто отлитое количество спирта, не соответствовало долитому количеству воды.
Бедные отдыхающие!
Облизывая трубку спирографа, протираемого водой с запахом спирта, они, можно сказать, занимались групповым сексом, и будь это не 60-тидесятые, а 90-тые годы, теоретически могли заполучить СПИД.
Но тогда обошлось.
После этой истории я стала на ночь забирать спирт домой.
Члены "преступной тройки" сочли это вероломством и порешили, что наикратчайшим путём к спирту можно притопать через моё сердце или чуть-чуть ниже.
Васька-затейник вызвался показать "дружкам "как это делается, и даже заключил пари на ящик водки, что добьётся своего с одного захода.
Вся мужская часть доблестного коллектива со спортивным азартом ждала ящика водки.
Их только интересовал вопрос, кто купит, Васька или директор со счетоводом?
И вот, в ближайший вечер лежу я себе мирно на железной коечке и читаю.
Вдруг, на дверь с силой надавили, игрушечный крючок легко соскочил и в комнату ворвался Васька-затейник.
Опытный массовик, не тратя время на затеи, или, посчитав их стратегически неоправданными, сходу пошёл в атаку, использовав правило Наполеона, что сначала надо город завоевать!
Не говоря ни слова, одним мощным прыжком он оказался на мне и сильной, опытной рукой стал искать интересующее его место.
Не менее опытные губы оккупировали мой рот, не давая закричать и пытаясь повергнуть в "необузданную" страсть.
В моей несчастной голове быстро зашевелились не оккупированные врагом мозги.
Я вспомнила, что сегодня в столовой, во время ужина, получила от одного отдыхающего в подарок прекрасную резную палочку, он мастерил такие из дерева.
Палочка стояла у меня в изголовье.
Мне повезло нащупать палочку быстрей, чем Ваське то, что искал он.
Я не раздумывая, со всех сил трахнула произведением искусства по тому Васькиному месту, которое наиболее выступало, когда он лежал на мне животом вниз.
Васька взвыл и также резво спрыгнул с меня, как только что заскочил.
За окном, как по команде, раздалось жеребячье ржание судейской коллегии.
На второй день Ваську можно было бы, и пожалеть в связи с тройным горем:
1) Надо покупать ящик водки, 2) Неудобно сидеть и 3) Необходимо выслушивать пикантные вопросы.
Он был зол и решителен!
Я поняла, что дело добром не кончится.
До окончания сезона оставались считанные дни. Никто уже никого и ничего не боялся!
Моей девственности грозила бесславная гибель, не говоря о спирте.
Я нашла выход. Уговорила Наталью перебраться в мою келью и не разлучалась с ней до прощальной пьянки в честь закрытия сезона, когда надравшиеся водкой мужики не могли языками шевелить, не то, что другими, более привередливыми органами.
Проработав, таким образом, несколько увеселительных месяцев, я оказалась свободной и не должна была, как мои соученики, отрабатывать два года в деревне.