- Верно Молох не предупредил тебя о нашей встрече, - произнесла она и мне на мгновение показалось, что в небольшом помещении, залитом лунным светом, заплясали синие огоньки, устремившись к стенам, словно в попытке застыть на них узором, суть которого не могла бы быть доступна смертному. Демон редко обрисовывал происходящее, и чаще всего мне приходилось внимать речам из уст их произносивших, без должной подготовки, что увеличивало опасность помутнения разума. Но уже довольно долгое время все шло согласно плану, от которого Молох не отклонялся, я был еще в здравом уме, хотя и чувствовал всепожирающую власть демонического естества своих собеседников, находивших умиление в монологах.
Мое согласие соединилось с последним словом, которым стоящая предо мной закончила фразу, и я почувствовал нарастающее между нами напряжение, а она продолжила.
- Не хочу показаться бестактной или грубой, но скажу тебе, что не питаю никакого уважения к вашей презренной расе. В вас нет ни сути, ни абсолюта, хотя вы пытаетесь достичь и того, и другого, даже не имея представления о том, как это сделать. Большей глупости и представить сложно. Потому не питай иллюзий насчет моей благосклонности. Когда я не буду связана узами договора с Хранителем Врат, я непременно уничтожу тебя, если когда-нибудь наши пути пересекутся. Это моя природа, твоя же – внять тому, что я сейчас скажу, - она подошла ближе, не имеющая имени и лика, лишенная души и свободы, запечатанная в сосуде неизмеримой веры, смешанной с человеческой похотью. Она – прародительница образов влекущих и отталкивающих. Она – та, что впервые разделила наш род. Она – сломанное крыло Создателя. И каждое ее слово проникало под кожу и резало, словно зазубренный клинок.
- Молох сказал, что тебе не хватает уверенности в деяниях твоих и мне кажется, я знаю почему. Ты ведь уже однажды бежал из цитадели, лишь затем, чтобы потом вновь преклонить колени пред ней, той, что хранила во взоре последние капли лунного света. Ты присягал на верность и обращался другими людьми. Ты вспоминал, забывал, потом опять вспоминал и, в конце концов, произошло то, чего некоторые не замечают. Впрочем, ты не исключение – тоже не заметил, а сейчас мешкаешь, ибо твой лик подобен моему – его нет. Он стерт, забыт в веках и вычеркнут со страниц истории, и сколь бы ни были ярки твои воспоминания, они всего лишь плод твоего разума, наития может, но не памяти. Ты помнишь лица, имена, события, но вот мгновения не помнишь боле. Открой свою ладонь и прикоснись к сиянию огня, незрячи твои очи, но сейчас это неважно. Теперь произнеси имя той, ради которой ты надел дорожный плащ, которую не смог спасти. Любовь, к которой обратилась в стены цитадели смерти. Ты слышишь стенания всех тех, что обратились фундаментом у стоп твоих? Они взывают к небесам, и будут взывать, доколе вечность не разверзнется, и не падут Творца каноны.
И я услышал песнь скорбящих. Она разрывала меня и покоила, терзала, усмиряла и облачала в саван. Я преклонил колено, и не имеющая имени возложила длань свою на мою главу.
- Не знаю как ты сможешь жить их слыша, и как ты будешь наслаждаться мириадами мгновений, что жадно смертные глотают, словно воздух, дабы насытить свои жизни пред тем как во прах обратиться. Но песнь сия с тобою будет незабвенно. Не потому что это мой каприз, тебе я возвращаю память, а она хранит все – и горечь и усладу. Ты связан узами с луной и ветром, что с востока веет. И то поможет преодолеть тебе сие!
Она с силой дернула меня за волосы, заставляя смотреть на нее. Тонкая фигурка растворялась, превращаясь в невыносимо палящий свет, глаза мои болели нестерпимо, но было уже поздно, я не мог сомкнуть их. Мой разум переполнен был всем тем, что я изгнал когда-то из потаенных уголков своей души и сердца своего. Я закричал, себя не сознавая, и мысли путались, и тело жгло огнем.
Придя в себя чуть позже, спустя секунды, а может быть столетия, увидел я, что черное крыло последними усилиями, трепетом меня держало. В пустой квартире, где бессменными спутниками моими были сигареты и бутылка виски, я сидел, ссутулившись, на полу и смотрел на стену, на которой черной сажей был нарисован чей-то лик – отталкивающий и влекущий. А за окном шел дождь, и он знаменовал начало осени…