На въезде в новосибирский Академгородок стоит огромный, метров двадцать в длину, плакат, на котором аршинными буквами выведены слова Михаила Васильевича Ломоносова: «Российское могущество прирастать будет Сибирью… ». Среди жителей Академгородка имеет хождение байка о том, что цитата усечена и гений, высказав свои соображения о богатствах Сибири, добавил: «…но жить там нельзя». Выдумки это. Домыслы. Не оценивал Михаил Васильевич пригодность для жизни наших мест. Но в то лето верилось, что да, именно так и сказал.
Весь июнь солнце жарило так, как будто заблудилось, перепутало широту, решило, что внизу, под ним Африка. И ни лес, среди которого прячутся жилые дома Академгородка, ни близость водохранилища, именуемого гордо Обским морем, не спасала.
Кроме жары сводила с ума еще одна напасть: насекомые. Днем тучами носились и лезли в рот, нос, глаза маленькие, ядовитые мошки, оставлявшие на месте укусов болезненные желваки. К вечеру мошки прятались в траве, предварительно передав вампирскую эстафету комарам.
И можно было б затаиться и катаклизм переждать, если бы не мои пятилетние сыновья. Детские сады закрыли на все лето, родители со своими чадами выкручивались, кто как умел. Я умела только сама. Спасибо, на работе вошли в положение и отпуск летом дали. Не успела я охнуть, как количество детей в моей квартире удвоилось: сестра привычно определила «до кучи» племянницу, а следом и подруга, заглядывая проникновенно в глаза, вымолила у меня согласие на присутствие в коллективе ее отпрыска.
Как в детских садах воспитатели управляются с двадцатью детьми одновременно?! Я не могла сладить с четырьмя. Прогулки на улице отменялись по причине проявлений континентальности климата, рисовать, лепить и слушать художественное чтение в моем исполнении дети отказывались наотрез, телевизор игнорировали и только целыми днями, как ненормальные, кричали и носились по квартире, потные, красные, вздрюченные. Поэтому, когда муж находил возможность вывезти наш филиал дурдома к воде, я бывала безмерно счастлива.
Ездили мы всегда на один и тот же пляж. Он был не самым лучшим на берегу Обского моря, потому и не самым многолюдным. Но любили мы его не только за малолюдность. Когда-то давно на этом пляже мы с мужем познакомились. Он тогда несколько часов подряд ходил туда-сюда передо мной на руках, надеясь своей ловкостью и статью произвести впечатление. Произвел. И теперь как-то так подразумевалось, до тех пор, пока мы купаемся и загораем именно на этом пляже - наша любовь жива.
Расположились удачно под свободным грибком. Я провела с детьми инструктаж по технике безопасности, не без усилий состроив свирепое лицо и, блаженствуя, растянулась на полотенце. Знала, муж парень ответственный, он за детьми присмотрит. Ко мне только с серьезными вопросами: пить-есть-в туалет.
Одним краем пляж примыкал к яхт-клубу. Из-за небольшого мыса то и дело выплывали белоснежные красавицы - яхты, на открытой воде расправляли, как птицы крылья, паруса и уносились вдаль. Что может быть романтичнее паруса, белеющего «в тумане моря голубом», даже если это море искусственное? И я, как зачарованная, следила за растворяющимися в сияющей дали яхтами.
Вывело меня из медитативного состояние какое-то оживление за спиной. Я оглянулась. Недалеко от нас устраивались, стелили полотенца, раскладывали вещи, две девушки. Практически голые. Кроме крошечных трусиков-стрингов на их телах не было ничего.
Что в стране который год демократия и либерализм знают все. Большая часть населения, и я в том числе, принципы ее поддерживает, основные ценности разделяет. Liberte, egalite, fraternite! Но ведь Сибирь! Глушь! Дикость! Где мы, и где цивилизация! Хоть и всучили нам свободу, но сибиряки пользоваться ею не спешили и упорно свои первичные и вторичные половые признаки на пляже прятали под купальными костюмами. Поэтому появление двух красивых девушек ню вызвало оживление среди мужской части отдыхающих. Заметно было, что девушкам нравился ажиотаж, вызванный их эпатажным видом. К ним тут же стали подходить молодые и не очень молодые мужчины с целью познакомиться, но красавицы цену себе знали, в знакомстве всем отказывали и, как сказочная Ассоль, устремили взоры свои в сторону моря в ожидании более достойных.
И достойные появились. Со стороны мыса послышался громкий звук мотора и к берегу, распугивая купающихся, на скорости подлетел шикарный катер. На высокой палубе под нарядным бело-синим тентом в шезлонгах расположилась компания мужчин.
На мелководье катер притормозил, в воду по лесенке, закрепленной на его боку, спустились два парня и побежали в сторону пляжного кафе. Один из оставшихся на плавсредстве мужчин поднес к глазам бинокль и направил его на берег. Ему хватило пары секунд, чтобы высмотреть демократично обнаженных красавиц. Очевидно, он по телефону дал указания интендантам, поскольку те, уже проскочив мимо девочек, вернулись и вступили с ними в переговоры. Судя по тому, что девочек парни уговорили, лишь кивнув в сторону катера, они были не только хорошими интендантами, но и отличными дипломатами. Скоренько подхватив свои вещички, красавицы переместились на катер. Взревев и подняв волну, корабль унесся туда, где вода на горизонте сливалась с небом.
И снова истошно кричали чайки, мерно шлепала о берег волна, смеялись в воде купальщики...
Ту девочку я заметила, когда выходила на берег после купания. Уж очень она выделялась среди благополучной праздной толпы. Она была странно и нелепо одета. Когда-то в пионерлагере мы в последний вечер смены устраивали импровизированный спектакль, костюмы к нему делали из чего придется на скорую руку, на живульку. Вот на девочке было надето что-то похожее, сшитое из чего попало и на живульку. Юбка — неумело и грубо перешитая из драных, заношенных джинсов, топ — из серой от грязи капроновой тюли. Под тюлью виден был такой же грязный и рваный бюстгальтер.
При всей чудовищности надетых на нее тряпок девочка была очень красива. А что это девочка, ребенок тринадцати-четырнадцати лет, а не взрослая девушка, я не сомневалась. Она стояла по щиколотку в воде и с завистью смотрела на резвящуюся на мелководье малышню.
Девочку кто-то окликнул, и она пошла на зов. Позвал ее полный мужчина, лет сорока на вид. Он развалился на широком покрывале и лениво жевал, потаскивая что-то из горы продуктов, выложенной рядом с ним. Девочка опустилась перед ним на колени, неестественно выгнувшись, как это делают стриптизерши у шеста, лицом изобразила гримасу деланной страсти и стала игриво водить пальчиком по груди и животу мужчины. И лишь тогда до меня дошло, как и для чего этот замурзанный ребенок оказался на пляже, среди сытых и безмятежных людей.
Видимо, чувства, переполнявшие меня, отражались на лице, потому что муж, проследив направление моего взгляда, сказал:
- Да, я тоже обратил внимание на эту парочку.
Я вскинулась:
- Она же ребенок совсем! Ей и пятнадцати нет! Надо милицию позвать!
Но муж остудил меня:
- Не смеши. Какая на фиг милиция? На трассе таких знаешь сколько стоит? Еще моложе есть. Думаешь, милиция не знает? Знает, не сомневайся. Системный кризис. Не дай бог жить в эпоху перемен — это как раз то самое. Кругом бардак.
Я не могла успокоиться:
- Ну, так же нельзя, надо же что-то делать!
- Что? Мужик скотина, это ясно. Убивать таких мало. Да только что ему предъявишь, что фруктами на пляже девушку угощал? Она же не кричит, не сопротивляется, а наоборот, улыбается во весь рот.
Как поступить я не знала. Настроение было испорчено. Я уже не могла наблюдать за полетом чаек и маневрами парусников на горизонте, а все косилась исподтишка на странную парочку. Видела, как, возбудившись, повел мужик с оттопытенными под свисавшим животом штанами девочку куда-то в сторону автомобильной парковки, как, вернувшись через время, пошел купаться, а девочка, оставшись одна, накинулась с жадностью на разложенные на покрывале продукты и толкала в рот еду двумя руками, торопясь, глотая куски почти непрожеванными.
Со стороны моря, нарастая, послышался звук мотора, и к берегу подлетел уже знакомый катер. Веселье на палубе было в самом разгаре. Девчонки, по-прежнему голышом, сидели на коленях у мужчин и громко хохотали. Те же два парня побежали рысью в кафе.
Вдруг мужик, что был с девочкой-беспризорницей, сорвался с места и с диким ревом кинулся к катеру. Он взлетел по лестнице на палубу с прытью, какой от него трудно было ожидать, и, подлетев к одной из парочек, схватил девушку за руку. И в ту же секунду оказался за бортом. Отплевавшись от воды, он опять ринулся на абордаж. Получил пинок в лицо и снова полетел в воду.
Весь пляж наблюдал за этой дикой сценой.
Женщина, загоравшая неподалеку, сказала, ни к кому не обращаясь:
- Дочка его там, что ли?
Случайно я бросила взгляд на берег и увидела, как девочка-бродяжка открыла портмоне толстяка, вытащила оттуда деньги и, бросив кошелек на подстилку, мелкими шагами, пятясь, стала отходить. Метров через пять сорвалась и убежала.
А морская битва тем временем продолжалась. Девушка на палубе кричала и ожесточенно жестикулировала, объясняя что-то мужчинам, но ее никто не слушал. Мужик, выныривая в очередной раз из воды, кричал и матерился. Тарахтел на холостых оборотах мотор. Гремела музыка.
Прибежали с сумками интенданты, притопили напоследок толстяка, поднялись на палубу, и катер, сорвавшись, унесся в море.
Измордованный мужик выбрался на берег, отплевываясь и размазывая по лицу кровь. Подхватил свои пожитки, даже не заметив отсутствия спутницы, и уковылял в сторону парковки.
Вечером, дома, уложив спать свою шумную компанию, мы сидели с мужем у телевизора. Не отрывая взгляд от экрана, муж задумчиво произнес:
- Все-таки хорошо, что у нас с тобой пацаны...