9. Искра

Гуйван Богдан
Война ломает или уничтожает человека. Мои перспективы с самого начала были не слишком радужными. Но даже сейчас мне трудно понять, как в итоге сложились мои отношения с этой безумной чертовкой.

Я находился в кабинете Арктуруса Менгска с кристаллом Хайдариана в кармане – пропуском для подполья Антиги Прайм. Мне отводилась роль винтика в механизме, запускающем государственный переворот. Винтиком я умел быть лучше всего, но всё равно чувствовал себя неуверенно.

– Возвращайтесь в каюту и переоденьтесь. Легенду запомните и выбросите в мусор. Глотать или сжигать не надо, – Менгск усмехнулся. – Жду вас на мостике через пятнадцать минут.

Я вернулся в каюту, взял с полки свёрток, полученный ранее от матросов, и вскрыл. На стол упали два жетона с моей фотографией и клочок бумаги.

– Терентий Дураков, – прочёл я на бумажке.

Сержант 321-го батальона снабжения – такой была моя легенда. Хорошо хоть, что меня не заслали в лагерь антиганских ополченцев под видом стриптизёра Миши Сладенького. Паспорт и пропуск – таким было назначение жетонов. Помимо них, в свёртке нашлись комбинезон и кеды. Переодевшись, я зашагал к мостику.

По дороге я размышлял о том, как всё паршиво. Обстоятельства требовали поступков, но лучше всего я умел врать и уходить от ответственности. Не давал покоя вопрос, ржавой иглой застрявший в черепе. Какого чёрта я нужен Менгску? Зачем лицемерному политикану с трудновыговариваемой фамилией понадобился бывший чиновник государства, которое он десятилетие тщетно пытался уничтожить?

Гул трубопроводов в стенах заглушал скользкие мысли. Бронированные заслонки обзорных окон были подняты, довершая образ стального гроба «Гиперион».

На обзорной палубе томился единственный офицер. Тоскливо щурясь в слепые стёкла, он прохаживался взад-вперёд, ничего перед собой не видя. В «сыновья» от счастливой жизни не записываются. Вряд ли офицер тосковал по временам, когда мир виделся в светлых тонах, хотя обман не становится горше оттого, что познаешь ложь.

Я добрался до капитанского мостика. Работа кипела. В бешеном темпе обновлялась информация на экранах. Десятки операторов что-то говорили в гарнитуры. От всего этого сводило мозги.

– Рад вашему прибытию, – приветствовал меня Менгск. – Мы в системе Антиги. Наши корабли скрыты от наблюдения газовым гигантом. Из-за вторжения протоссов Конфедерация приняла дополнительные меры безопасности, но мы сумели обеспечить вам с лейтенантом окно. Сара проводит вас к шлюпке.

Из тёмного угла выступила та самая женщина, что на Мар Саре сопроводила меня на борт крейсера. Теперь я наконец узнал, как её зовут.

Лейтенант Керриган носила такой же комбинезон, как и я. Он был ей великоват. Тугой узел рыжих волос держался на паре заточенных стальных стержней, которые наводили на мысль, что вдали от смертоносных штуковин Сара чувствовала себя, как обыкновенная женщина, потерявшая пудреницу.

Не перебросившись и словечком, мы добрались до ворот шлюза. Завидев Сару, дежурный матрос прильнул к пульту. Серые створки скользнули в стороны, открывая вид на внутренности стальной коробки, именуемой шлюпкой. Внутри имелись всего два предмета роскоши: жёсткое кресло справа и такое же слева. Решётчатый пол шатался под ногами. Казалось, всё вокруг пропитано вонью машинного масла. Мы заняли места, загудели двигатели, и шлюпка отчалила.

«Внимание! Покидаем поле искусственного тяготения», – воспроизвели громкоговорители заранее записанную фразу.

Даже, если бы что-то пошло не так – например, случилась разгерметизация, они пробубнили бы сквозь вакуум то же нашим раздутым телам с лопнувшими глазами и вскипевшей в сосудах кровью.

Пока мы летели, я не мог думать ни о чём другом, кроме того, что скоро снова придётся совать голову под пули. А вот сидевшая рядом Сара выглядела совершенно безмятежно. Она молчала. Я тоже. По нескольким фразам, которыми мы перебросились три дня назад, я сделал вывод, что собеседник из лейтенанта неважный. По крайней мере, в беседе со мной.

Время – скользкая пиявка, до самой смерти сосущая из тела соки. Оно, как полоумный Эйнштейн, ограничивает сердце в количестве ударов и, как всё в жизни, пытается убить. Через показавшихся мне вечностью полчаса шлюпка наконец коснулась твёрдой земли. Вслед за лейтенантом я выбрался из тесного салона. Ангар был пропитан газом Веспена, и я закашлялся.

К нам подошёл сотрудник базы и проводил к лифту. Головокружительный спуск – и мы попали на подземную стоянку. В углу стояла гражданская версия «Стервятника», на сидении которого лежал свёрток.

– Ваше снаряжение, – объяснил наш проводник и ушёл.

Сара резким движением, словно имела дело с артериями врага, вскрыла свёрток. Оттуда на сидение «Стервятника» упали два небольших контейнера и нож. Любовно проведя по контейнерам кончиками пальцев, лейтенант положила их в багажник гравицикла.

– Садитесь, – сказала она. – Поперёк сидения ручка, держитесь за неё. Коснётесь талии – отрежу руки.

Мой вывод о коммуникативных качествах Керриган подтвердился. Я оседлал гравицикл. Затарахтел двигатель, и «Стервятник» тронулся.

В отличие от Пицца, Сара управляла гравициклом мастерски, и меня даже не тошнило. Мы покинули стоянку, и ненавистные солнечные лучи полоснули по лицу. Жмурясь, я взглянул назад. Над хвостом пыли, который змеился за ревущим «Стервятником», возвышались две стометровые башни. Правую пронизывало круглое отверстие ангара, а из левой торчали дымовые трубы.

Земля вокруг была изрыта гнойными ямами карьеров, от которых к горнопромышленной базе тянулись цепочки гружёных породой КСМ. Антига Прайм выглядела копией Мар Сары. Планета была ещё одним пыльным космическим булыжником, который эксплуатировала Конфедерация. Тарзонианцы потому и жили хорошо, что люди в колониях жили плохо.

Покрытые пожухлой травой равнины уносились назад. Мигали редкие деревья, похожие на высушенные трупы с содранной кожей. Ветер обжигал лицо, глаза слезились. Битый час мы мчали по пустошам, пока на горизонте наконец не замаячили здания лагеря колониального ополчения. Севернее, на низком плоскогорье, белели постройки федеральных войск. Их цвет говорил, что армию Конфедерации на Антиге представляло подразделение «Альфа». Моё настроение сделалось по-настоящему мрачным.

Лейтенант остановила гравицикл посреди равнины и спрыгнула на землю.

– Слезайте, – велела она.

Я послушался. Сара расстегнула комбинезон и сбросила на землю. Я был шокирован.

Лейтенант Керриган носила костюм «призрака».

О «призраках». Выговорить легко, понять сложно. Из-за продолжительного воздействия подпространства у некоторых людей, прибывших колонизировать сектор Корпулу, развились псионические способности. Эти люди умели читать мысли, проникать в чужие сны, лишать рассудка, ломать волю, выключать сознание и ещё много развесёлых фокусов. Они могли стать серьёзной проблемой для любого правительства, и потому Конфедерация создала программу по выявлению псиоников. В специальных лагерях этих людей с раннего возраста подвергали жестокому курсу обучения. Те, кто дотягивал до конца, становились элитными солдатами – «призраками». Невидимые благодаря камуфляжным костюмам, вооружённые сверхдальнобойными винтовками и боевыми комплексами, возможности которых держали в секрете, эти преданные Конфедерации воины стали ночным кошмаром для её врагов.

Стоять рядом с человеком, который превосходит тебя физически и может без труда выведать самые грязные тайны – не лучшее времяпрепровождение. В этом я был не одинок. Общество боялось и ненавидело псиоников.

Чёрная ткань боевого костюма плотно облегала тело лейтенанта. Неплохое такое тело. Сара натянула на волосы маску «призрака» с тремя зелёными глазками наблюдательных приборов.

– А я что?..

– Вам пешком пройтись не помешало бы, – заметила она, намекая на моё не слишком атлетическое сложение. – Гравицикл ваш. Если справитесь, облегчите себе дорогу.

Она достала из багажника контейнеры – внутри были детали оружия – и занялась сборкой. Прошло всего тридцать секунд, а на плече лейтенанта уже висел готовый к стрельбе пистолет-пулемёт. Ещё минута – и она закинула за спину снайперскую винтовку.

На рукавах и штанинах костюма Сары были такие же молочно-белые кристаллы, что и на скафандрах гвардейцев Менгска. В следующую секунду они засветились, и лейтенант растаяла в воздухе.

Багажник как будто сам по себе захлопнулся. Из ниоткуда донеслись слова:

– Ручку на себя – газ, от себя – тормоз, но я полагаю, что вы чаще будете прибегать к последнему, – невидимая Сара хмыкнула.

Происходящее казалось сном. Приглядевшись, я заметил область преломлённого света в форме женской фигуры – костюм делал Сару не полностью невидимой. Вскоре лейтенант скрылась за холмом.

Я подошёл к гравициклу. Поглядев на него с минуту, как урсадонт на сползший ледник, я таки решился залезть в ещё тёплое сидение. По крайней мере, в случае аварии спасатели обнаружили бы мои отлетевшие от тела почки здоровыми.

Ухватившись за руль, я прощупал управление. Газ выкручивался туго, и несмотря на отсутствие колёс, поворачивать тоже было нелегко. До меня вдруг дошла вся нелепость положения. Находясь в гуще событий, которые меняли облик целого сектора Галактики, я робел, пытаясь научиться водить левитирующий мотоцикл!

Сплюнув в пыль, я рывком повернул ключ зажигания. «Стервятник» поднял меня в воздух. Это было необычное ощущение. Сидя на месте пассажира, ничего подобного не чувствуешь. Двигатель заурчал, и на экране отобразились приборные шкалы.

Я повернул рукоятку, и гравицикл сдвинулся с места. Между ног чавкал горючим двигатель, длинный нос «Стервятника» рассекал воздух. Чувствуя первобытную радость, я газовал, увеличивая скорость, и поворачивал, огибая валуны. Скорость встряхнула спинной мозг, по коже забегали мурашки. Забыв обо всём, я мчал по пустошам с идиотской улыбкой на лице.

– Рок-н-ролл! – воскликнул я, уподобляясь Пиццу. Компьютер воспринял это, как команду, и взревело радио:

          We were born, born to be wild,
          We can climb so high,
          I never want to die,
          Born to be wild
          Born to be wild

Как будто прошёл только миг, а до лагеря антиганцев, который в начале поездки был смутным силуэтом на горизонте, казалось, уже можно рукой подать. Я выключил музыку, сбавил скорость, и иллюзия счастья растаяла.

Заходило солнце, послеполуденный зной уступал место сумеречной прохладе. Десятки огромных зданий, впивающихся в грунт лапами-подпорками, погружались во тьму. Их окружала цепь полусгнивших сторожевых вышек и забор с колючей проволокой, на котором разлагались трупы незадачливых зверушек.

Я подъехал к контрольно-пропускному пункту. Будка у облупившегося шлагбаума служила пристанищем для двух караульных и сонной овчарки.

– Стой, кто идёт!

– В батальоне снабжения прибыло. Сержант Терентий Дураков, – озвучил я легенду.

Из беседки вышел десантник в красном скафандре со встроенными огнемётами. Овчарка, выбежав вперёд, оскалилась. Я взглянул на неё. Собака тут же заскулила и, поджав хвост, спряталась за караульным. Не скажу, что ожидал такой реакции.

– Надзор, ты чего? – огнемётчик попробовал погладить пса бронерукавицей. Собака не угомонилась. Напротив, шерсть на ней встала дыбом, и животное бросилось в беседку.

– Так, о чём это я… – растерялся десантник. – А! Ваши документы!

Собака заскулила. Я достал жетоны.

– Полный порядок, – пробормотал караульный, просканировав их переносным компьютером. – Гравицикл оставите на служебной стоянке.

Поднялся сгрызенный временем шлагбаум. Я въехал на военную базу. Скуление Надзора и успокаивающие слова огнемётчика ещё какое-то время были слышны позади, пока гул двигателя «Стервятника» не заглушил их.

Я припарковал гравицикл между двух чёрных автомобилей и соскочил на землю.

Вид казённых машин напомнил, до чего я докатился. Даже то, что солнце зашло, уступив небосвод тройке лун, не поднимало настроение. Никак не уходили из головы мысли о странном поведении животного. Дело просто не могло быть во мне, но позже выяснилось, что хулигану с ниточками вздумалось воплотить в жизнь ещё одну навязчивую идею.

На воротах облезлым пятном красовался флаг Конфедерации с девятью звёздами, где каждая символизировала систему с важными колониями. Когда флаг утвердили десятилетие назад, их было девять. Звёзды складывались в букву «Х», где центральная символизировала Корпулу.

После разрушения Мар Сары, число ключевых систем уменьшилось до одиннадцати. И, как выяснилось позже, это было лишь начало. В правой створке ворот имелась дверь в человеческий рост. Я переступил порог и очутился на военной базе.

Небо подпирали металлические стены угловатых построек. Мигали окна бараков, дымил военный завод, гремели механизмами депо снабжения. Позади всего этого возвышался командный центр – моя цель. Повсюду сновали КСМ и десантники.

Раздалось повизгивание сервомоторов, и дорогу мне перешёл четырёхметровый робот «Голиаф». Огромные лапы поддерживали бронированный корпус, по бокам которого были установлены ракетные установки, а под днищем – автоматическая пушка. Вгрызаясь стальными когтями в грунт, исполин скрылся за рядами депо.

Старясь не попасться под ноги подобному чудищу, я зашагал к командному центру. В мозгу, точно трупные черви, ворочались гадкие мысли. А что если меня схватят и расстреляют? Что если местные командиры продались подразделению «Альфа», и возня с готовящимся восстанием – лишь ловушка для «Сыновей Корхала»? Что если кто-то догадается проверить моё фото и узнает, что я – заочно приговорённый предатель государства?

В проходе между зданиями появился патруль «альф». Принадлежность к подразделению выдавали скафандры с белыми вставками и бритые головы с хирургическими шрамами – следами ресоциализации. Бойцы колониального ополчения расступались перед «альфами». Десантники Дюка явно наслаждались превосходством.

Я попробовал унять волнение. Сворачивать было некуда. Кровь прилила к коже, шаги сбивались. Меня подмывало бежать, но это не сулило ничего хорошего.

Мы разминулись без каких-либо происшествий. И когда мне уже казалось, что угроза миновала, сзади донеслось:

– Постой-ка!

Я замер.

– Документы!

Хребтом чувствуя, как содрогается земля под подошвами десантников, я полез в карман.

– Чего спиной стоишь, тупица!

Сдерживая загорающийся гнев, я обернулся. Десантники подошли вплотную. Меня сверлили глаза человека, личность которого переписали, чтобы сделать из него военную машину. В его мозгу на месте воспоминаний о первом звонке, улыбке матери и любимом щенке лежали инструкции, как расстреливать с наименьшей тратой боеприпасов, пытать пленных и уничтожать отступающих товарищей.

«Альфа» ткнул меня в грудь. Как будто лениво, но дополнительные десяток-второй килограммов брони на руке так увеличили импульс, что я отлетел к стене и сполз на землю. Физика – бессердечная стерва.

– За что?..

– Молчать!

Закованные в сталь пальцы сорвали жетоны вместе с карманом. От прикосновения ушибленная грудь взорвалась болью. Дышать было трудно, рёбра ныли так, будто превратились в острые осколки. Глаза потеряли фокус.

– Порядок, – «альфа» бросил в меня жетонами и плюнул.

Сгусток пропитанной никотином слюны разбился об одежду. Парализованный болью, я лежал под стеной депо, скребя пальцами землю. Перед глазами стояла фамилия, выцарапанная на наплечнике десантника: Быков.

Боль, боль…

Солдаты и рабочие базы проходили мимо, даже не глядя в мою сторону. Дело было не в страхе перед людьми Дюка, просто во Вселенной, где живу я, всем на всех наплевать. Я стиснул зубы. Помощи ждать было неоткуда. Нужно было вставать.

Я поборол боль и поднялся на ноги. Подобрав жетоны, я двинулся к командному центру, чей стальной купол служил мне маяком.

Темнело. Прохожих становилось всё меньше, обрывки разговоров уступали место мёртвой тишине. Разминувшись с ещё одним патрулём «альф» – на этот раз без неприятностей – я очутился перед командным центром.

Я подошёл к часовым и, убедившись, что на нас никто не смотрит, показал кристалл Хайдариана. Десантники с минуту глядели на него, пока я не догадался вывести их из прострации словами:

– Ребята, синих камушков не видали? Проведите меня к главному.

– Заходите быстрее, пока люди Дюка ничего не заметили.

Чувствуя облегчение – ведь меня до сих пор не убили – я взбежал по ступенькам. Стальные ворота командного центра натужно поднялись. Изнутри постройка напоминала крейсер «Гиперион»: оплетённые трубопроводами и связками кабелей стены; свет зарешечённых ламп-пилюль.

Меня провели в штабной зал. Посередине возвышалась ограждённая площадка, над которой нависал голопроектор. Кругом у компьютеров сосредоточенно трудились операторы.

Ко мне подошёл усатый мужчина в мундире, схватил мою руку, сжал до хруста и яростно потряс.

– Здравствуйте! Можете говорить свободно. Я знаю о вашем задании. Не терпится действовать. Сколько времени до начала? Отвечайте же!

– Не знаю.

Усач потух.

– Угостить вас чем-то? Ха! Вряд ли вы прибыли сюда в тепле и уюте.

– Да, но я не голоден. Уясним сразу. Как только всё начнётся, считайте меня новым маршалом, – я взглянул на его погоны. – Полковник.

– Черненко! Забыл представиться. Командовать хотите? Ладно. Только не подведите.

– Какими вы располагаете силами?

– Семь механизированных полков и рота «Голиафов».

– Чтобы подготовиться, мне нужен компьютер с максимальным доступом. Кстати, где остальные командиры?

– Конфедераты стараются держать нас врозь. Но в нужное время мы сумеем установить связь. – Черненко подошёл к оператору и зашипел: – Кыш!

Я занял свободное место. Полковник отошёл.

Я перелопатил досье командиров, просмотрел отчёты об учениях и ознакомился с планом части. Ещё я попробовал взглянуть на свежие спутниковые снимки, но получил отказ из-за ограничения доступа. Это напоминало положение на Мар Саре, когда правительство таким образом пыталось скрыть заражение зергов.

Мрачное настроение стало просто апокалиптическим. Случившееся через минуту его не улучшило. На моё плечо легла тяжёлая ладонь полковника.

– Чем же занимаются «сыновья»?! Менгск ещё не дал отмашку, а по вашу душу уже пришли.

– Мне прятаться?

– Если ваш командир не выполнит обещание, вам с Дюком общаться!

Мной овладели сомнения. Вдруг Менгск и вправду решил мной пожертвовать? Зная его, такое было вполне возможно. Я перевёл взгляд с налитого кровью лица Черненко на экран, показывающий, как часовые пытаются задержать патруль «альф».

Грохот далёкого взрыва пробился даже сквозь стены командного центра.

– Пожалуй, я останусь.

– И вправду, теперь прятать вас незачем, – полковник потёр ручищи. – Пан или пропал.

– Только что получили подтверждение, – доложил оператор. – Высадились передовые отряды «Сыновей Корхала».

Я взглянул на экран. Пришедших за мной «альф» охватило смятение. Десантники пытались связаться с командованием. Взрыв отвлёк их, но вряд ли надолго.

Напряжение в штабном зале, казалось, можно было резать ножом. Наконец, по всем частотам пошла передача:

«Говорит Майкл Либерти. Главный командный центр Антиги Прайм уничтожен силами оппозиции. Солдаты Конфедерации, находившиеся там, либо мертвы, либо бегут без оглядки, в то время как мы почти не понесли потерь. Власть Конфедерации поколеблена, и велика вероятность, что это может произойти повсеместно, если народ Антиги восстанет, чтобы взять свою судьбу в собственные руки. Передаю послание Арктуруса Менгска, лидера “Сыновей Корхала”».

Из репродукторов полились сладкие речи адмирала. Он нёс возвышенную чепуху по типу «Оглянитесь вокруг».

– Началось! – Черненко обратился к операторам: – Передавайте приказ атаковать!

Я взглянул на экран, показывавший ворота командного центра. Лишь услышав о начале переворота, часовые одним залпом уложили нерасторопный патруль. Погиб и приснопамятный Быков, чему я был несказанно рад. Но время праздновать победу ещё не пришло: подразделение «Альфа», развёрнутое прямо у нас под боком, жило и здравствовало.

Следующая глава: http://www.proza.ru/2010/10/08/800