Главнейший дотошно расспрашивал охрану о Касьяне, табун покоя не давал. Смотря на чудо лошадей, и трогая руками гривы, сомнения терзали, просто, как во сне, ворота распахнулись, и лошади в конюшне оказались. Он в бескорыстный дар не верил, каждое слово Коневода процеживал сквозь сито.
-Что за Дуняша, жена вторая сбежала от него с дитем, третья в крепости сидит. Запутался я с бабами его, как первая и третья объявились?
-Дуняша первая жена, цепями с ней не развязался, четырежды рожала, двух первых деток схоронила, двух до осады на жительство определила в Устье. Баб не поймешь, терпела много лет побои, а в новом качестве Касьян явился, закрыла перед мужем дверь, с умником сошлась, схоронила быстро. Касьян с приставленной женой, к ним часто приходили, умник при них закрыл глаза. Связь между ними не терялась, дрова и корм заготовлял, с устройством помогал. Дуняша письма от детей носила и за него ответ писала. Строптивость в бабах не люблю, велел доставить Дуньку для допроса. Вчера присматривался к ней, по телу, на подростка схожа, наши мужики, охочие до баб, мимо проходят, не будоражит вовсе. Работу выполняет справно, обстирывает мужиков.
-Допрос отставить, вечером Касьяна задержи, мать из кибитки убери, доставь желанную жену, сам прослежу за ними. Меня не проведешь, я отношения чую за версту.
Касьян вернулся позже, чем обычно, не заходя в кибитку разделся, одежду для проветривания кинул на веревку, тело облил колодезной водой. Боясь разбудить мать, тихо завозился с печкой, запарил травку и стал глоточками хлебать. Подправил записи в учетных книгах, открыл печурку, подложил полешки, прислушался. Насторожился, дыхание странным показалось, и с мамкиным дыханием не схоже. Он наклонился, осторожно приподнял накидку и выдохнул:
-Не может быть!
Видение, схожее с Дуняшей, протянуло руки, обхватило теплыми ладошками босые ноги, уцепилось за штанины и стало стаскивать их вниз. Он машинально выпрямился, уперся руками в войлочный настил и замер. Пальчики медленно поползли вверх, ощупали коленки, в священном месте почувствовал прикосновение губ. Охнув, Касьян обеими руками прижал к себе желанную головку и, задыхаясь, прошептал:
-Еще, ещё, год не был мужиком, касания дороже жизни!
От нетерпения вперед подался, застонал, желание, лавиною накрыло, он изогнулся и сбросил дорогое семя.
Очнулся, сердце рвалось наружу и молотом в висках стучало. Позвал Дуняшу, она не отозвалась. Открыл глаза, показалось, Дуняши нет в кибитке. Подранком заревел:
-Дуняша…
Смехом заливаясь, она нагнулась и, как наездник обуздала мужа. Что изменилось в нем? Годами он принимал её объятия, как должную стряпню. Насытившись на стороне, жену гнал прочь. Однажды, проснувшись ночью, почувствовал, она себя сама ласкала, и бред несла, ты самая прекрасная на свете, любимая моя. Он молча скинул её на пол. Услышал крик израненной души:
-Похотливый жеребец, я больше не приму тебя. А миг счастливый, когда впервые ты меня коснулся, сегодня, как дрова сгорел!
Он с сожалением произнёс:
- Сколько лет впустую пролетело.
-Незрелый разум, не дорожит любовью, от обиды, и нежелания прощать, она стекает каплями под ноги. Ни годом и даже ни неделей раньше, не суждено было любви родиться. Этой ночью, младенцем поселилась в нас. Год назад в день поминальный, я встретила твою жену, она меня обняла и напросилась для беседы. Открылась, мой покойный муж, приходится ей сводным братом. Владыка нанял их для службы. Тебя пристроил к ней, чтоб ты не потерялся в жизни. Муж мой, предвидя свой конец, без устали учил житью. Они старались нас соединить. Их род владел бесценным даром, нутро от скверны очищать и возрождать святые чувства. Мы были их учениками.
Главнейший велел Дуняшу привести к себе. Она предстала перед ним, он приказал:
-Сними тряпье, любопытно посмотреть, чем проняла Касьяна.
Разделась. Он бесцеремонно пощупал маленькую грудь и потрепал худую ляжку. Стал молча сбрасывать одежду.
-Я наблюдал за вами, видел, как ты Касьяну достоинство вернула, проняло шибко. Нагнись и приласкай меня, все точно повтори, как с ним.
-Мы двадцать с лишним лет шли к этой ночи, любовь не в похоти родилась, разумом её взрастили, ты, невозможное затеял.
-Не зли меня, - Главнейший, схватил за волосы Дуняшу, и голову приставил к животу.
Дверь с шумом распахнулась, насильник повернулся, увидев палача, взревел:
-Не смей, наглец, входить без стука!
Дуняша подняла одежду и выскочила за дверь. Заметив Ясну, она проговорила:
-Хотел насильничать, палач вмешался. Наладилось с Касьяном, проси его, чтоб нас не разлучал.
Палач повел себя довольно странно, сзади обхватил Главнейшего руками, да так, что тот не смог пошевелиться и ласково спросил:
-Ты помнишь день, когда сбежал из дома? Скрывал от всех, что в нем произошло. Отец привел в конюшню, разделся сам, велел тебе раздеться. Насильничал и протянул бумагу, дар на наследство, за молчанку. От обиды зубами грыз оглоблю, в клочья разорвал бумагу, сбежал, куда глаза глядят. Насилие отца лишило крова, объятий матери, любви сестер. Ты от насилия бежал, к нему же и вернулся. Сейчас тебе отца напомню.
Главнейший закричал:
-Не делай этого, я мужиком рожден, не унижай меня, отец!
Очнулся от воды холодной, над ним склонились Ясна и охранник. Он прошептал:
-Кто был со мной?
-Я, Главный охранник, он шел к тебе с докладом. Ты на полу лежал.
-Не помню ничего, палач здесь был?
-Палач на площади лютует. Два дня назад ты ночевал в смежной кибитке у Касьяна, пришел под утро. Неевши, выпил кружку зелья, до вечера проспал и снова налакался. Жизнь с первою женою вспоминал, прощения просил, в любви ей объяснялся. Погром устроил, врага придумал, с ним бился кулаками. Пришлось водою в чувство приводить. Беса схватил от непомерного питья. Вчера приехали с письмом из дома, женушка сына родила. Славин, с наследником тебя!
-Некстати перепой, похмелку дай. Три года именем не обзывали, Главнейший да Главный, от собственного имени отвык. Домой вернусь, имя поменяю. Славном отец меня назвал, имя я вычеркну из родословной. Власам назовусь и сына властью одарю. Всем объявите, Влас, Власыча родил. Выберу для сына жеребенка и трапезу устрою. Пусть ночью жгут на радостях костры. На завтра, объявите праздник. Подвоз украсьте лентами, в него подарки сыну накидают.
Касьян с Дуняшей решили устроить представление.
Весь день трудились, припоминая номер. Утром на Лошадином поле наемники устроили пирушку, бросали шапки вверх и дружным криком оглашали:
-Наследник в радость и в богатство! Наследник род великий продлевает, дела отцовские преумножает! Здоровье матери, отцу!
Завидев палача, Главнейший с усмешкой сказал:
-Твой ясновидящий старик оплошность допустил, сказав, что больше сыновей не будет. Как видишь, я не зря трудился, второго сына замесил. Но, по значимости, он первый. За Власа моего, наследника богатства, которое добыл, и буду добывать, всем кружки полные налить! Жизнь ради него пойдет. За женщину, которая мне сына родила и за меня, его отца!
Подвоз подъехал в красочном убранстве, наемники дары кидали. Когда до верха нагрузили, Главнейший бросил от себя мешок. Довольный, к Касьяну повернулся:
-Порадовать хотел, показывай, что лошади умеют.
Дуняша вынесла ведро с натертою свеклой, водою залила, забила кол, веревку натянула и очертила ровный круг. Черту обрызгала свекольным соком и попросила всех отойти на несколько шагов. Касьян на Громе показался. Под улюлюканье и просьбы мужиков, несколько раз показывал уменье. Затем по кругу гоняли лошадей и напоследок, Дуняша вывела кобылу Каплю, за ней бежал недельный жеребенок Град. Малыш по кругу заметался и, испугавшись возгласов мужицких, под брюхо матери залез. Касьян, надвинул на глаза кобыле шторки и ласково похлопал по щеке.
Главнейший подошел к Касьяну, приказал кобылу увести, в кругу оставить жеребенка. Мужики сомкнули круг, Главнейший, поднял руку и произнес:
-Сегодня день счастливый, рождение наследника годами ожидал.
Великие дела нас ждут, каждый из вас земли получит, глазом не объять. За сына моего примите дар достойный!
К жеребенку подошел и попросил Касьяна успокоить кроху. Похлопал по загривку. Ясна подалась вперед, схватила за Главнейшего за рукав и, словно раненная птица, воскликнула:
-Не-е-ет!
Ударом кулака сшиб Ясну с ног, повернувшись к жеребенку, полоснул ножом по горлу. Тот разом рухнул и кровью окропил снежок. Касьян метнулся в сторону убийцы, мужики опередили и, завалив его на снег, завыли вместе с ним. Дуняша пыталась Ясну в чувство привести, наклонившись, тихо прошептала:
-Главнейший ход подземный роет для направления главного удара. Не зная где, погибнем, всех будут резать беспощадно. Наемники безвольны, палач травою дикой поит. Проси, что бы с Касьяном не разлучал меня.
Главнейший, дождавшись тишины, продолжил:
-Влас, продолжатель дел великих, он будет править вашими детьми, поэтому и знатную скотину, вам в угощение поднес, всем по кусочку разделите.
Крив велел Дуняше отойти в сторонку и учинил Ясне допрос:
-О чем шептались?
-Просила не разлучать её с Касьяном, наладилось у них.
Затем к Дуняше прицепился:
-Что на ухо шептала Ясне?
-Просила, не разлучать с Касьяном. В соку еще, может дитё получится у нас. Со мной Касьян сговорчивее будет. Сейчас его отваром напоите, и от греха подальше, запеленайте, как малое дитя. Смерть жеребенка, гибель для него.
Главнейший к себе подался, лег на лежанку и принялся читать письмо. В глазах рябило, бумагу отложил, задумался, надо же, как Ясна привычки и характер изучила, едва надумал жеребенка порешить, она повисла на руке. Ладная баба, умом крепка и телом, друг верный, место свое знает. Что делать с ней, когда в семью вернусь? В Устье её любили очень, старики считали, в судьбе заложен знак особый. Вслух произнес:
-Я знаю смысл его, при мне существовать должна, в делах удачу приносить. Не зря с ней встретился, не зря любовью одарила.
По настоянию Дуняши, как только наступало буйство, на грудь Касьяну садились мужики и силою отвар вливали.
На четвертый день, в конюшне появился Главнейший и, глядя на обессиленного Коневода, произнес:
-Ты, не мужик, ты, хлюпик, смотреть тошно на слабости твои.
Касьян открыл глаза, и еле слышно прошептал:
-Я созидатель, а не воин, жеребчика никто не ел, нетронутого в землю закопали.
Дуняша подскочила к мужу, прикрыв ему ладонью рот, просила:
-Былого, милый, не вернуть, через неделю, родится новое потомство и отогреется душа. Не надо горе вспоминать.
Главнейший плюнул в сторону Касьяна, за дерзость, велел пороть до синевы.
Отрядники заговорили разом:
-Лежачего не бьют. Если в Касьяне надобности нет, мы приберем его к себе. Он, как и лошади, всем нам принадлежит. Нынче поделим лошадей. Погибших жеребят, в начет получишь, они пойдут, как за живых. Мы отстраним тебя от дел, Советы будем собирать!
Главнейший рассмеялся:
-О лошадях услышу, я весь табун под нож пущу. Зря не послушал палача, табун раздор принес меж нами. Наскоками особо выделялись двое, этой ночью, вы околеете во сне.
Главнейший со свитой двинулся к кибитке палачу. Палач пустил во внутрь, но сесть не предложил.
-Я за советом, отрядники подняли бунт, что делать, подскажи, уходит власть, - промямлил он.
-Петух в зад клюнул. Тебе ж советы ни к чему, распоряжаешься, как ветер с пеплом. Велел табун под нож пустить, тыл Соколиный уничтожить, не выполнил моих указок. Предупредить хочу, Касьян через тропу на перевале табун надеется спасти.
-Порядок там. В руках надежных перевал, забыл, сын кровный заправляет, ни человек, ни птица не пробирались по нему.
-Сегодня перевал надежен, а завтра с Соколами будут заодно. Предательство у сына зреет. Жена просила, сына уничтожь.
-Да мало ли, что бабе в ум взбредет, из-за наследства ненавидит. По пьяни обещал, письмо то, приняла за правду. Не наблюдал за ним измены. Отрядникам пообещал, смутьяны околеют ночью, исполни предсказание моё. Табун перегоню к себе, домашним приказал, стоянки кормом обеспечить. Касьян безропотно табун погонит, всем удался мужик и мастерством и телом, а вкуса нет по женской части. Когда он мать к себе прижал, представилось, покойника ласкает. И чары Дунькины мне не понятны, другую бабу навяжу.
Ранним утром, Главнейший услышал за дверями шум, к нему без стука отрядники ворвались:
-Прощения просим, как знаешь поступай, не посылай на нас проклятья. Ночью у пахарей и рыбаков, отрядники во сне помёрли.
-Думаете, легко вас в кулаке держать? С коленок подымитесь, не варвар я. Перегнул, с кем не бывает, зелье рассудок помутило. С этого дня пить меньше будем. Перед наскоками на крепость, Советы буду собирать. Табун на время перегоню в другое место, чтоб не мозолил жадный глаз. Копайте ров, где я наметил, Соколов с окраин сгоним, потребуем открыть ворота. Откажутся, живьём зароем.