Вступление
Верите ли вы в судьбу? Когда одно-единственное событие, поступок или слово становятся поворотным пунктом всей жизни, и через много лет, анализируя все, что тогда с тобой случилось, ты понимаешь, что с того самого, совсем, на первый взгляд, ничего не значащего момента, твоя жизнь пошла совсем другим путем, и изменить что-то было уже невозможно? Когда после того поступка все остальные события только нанизывались одно на другое, создавая целостную картину, сюжет которой уже определен?
Для Максима таким поступком стала отправка письма на железнодорожном вокзале в Симферополе. Этот вокзал заслуживает отдельного упоминания. Хороший, светлый, какой-то европейский. Что и говорить: столица! Но при всем при этом вокзал не произвел на молодого крымчанина Максима никакого впечатления. Во-первых, он его видел не раз и не два. Во-вторых, он видел достаточно других европейских вокзалов и чувство восхищения в нем давно поутихло. В-третьих, в нем кипел гнев и жажда мести. Немедленной, но продуманной и впечатляющей. Чтобы этот старый хрыч, его отец, понял, с кем имеет дело.
Максим опустил письмо в почтовый ящик. По телефону он уже сообщил матери, что намерен погостить у дяди, а подробности обещал написать в письме. Широким жестом Максим оставил на столике в коридоре свой новенький мобильный телефон. Так же он не взял с собой ни ноутбук, ни деньги (кроме необходимого минимума). Пусть батюшка подавится и больше не упрекает тем, что Макс неплохо живет на его средства. О том, что он собирается сесть на шею дяде, Максим старался не думать. А когда задумывался, то отвечал себе, что дядя, во-первых, приглашал его погостить летом, а во-вторых, когда мать получит письмо, то, может, подкинет деньжат.
Он покажет отцу, что может прожить и без его денег, и поступать так, как решит сам. И любить ту, кого сам выбрал, не спрашивая у отца. А может, и жениться.
Сев в поезд, Максим не стал рассматривать пейзажи, быстро пролетавшие за окном, а просто лег спать. Как на грех, сон не шел. На дворе был белый день, в то время как за последние две недели Макс привык укладываться где-то в девять утра, а просыпаться вечером, чтобы успеть в очередной ночной клуб к началу программы.
Снова и снова Максим прокручивал в голове события последних дней.
С Катей он встретился на дискотеке в одном из клубов полторы недели назад. Она была такая красивая, тоненькая, с длинными кудрявыми волосами, пышной грудью и длинными ногами. А выглядела так, словно сошла со страниц модного журнала, который выписывала его мать. И он сразу же произвел на нее впечатление. Из всей толпы, среди всех ребят эта красавица выбрала именно его. «Эта потаскуха не дура, в отличие от тебя. Сразу же заприметила и хороший костюмчик, и телефон. Проснись, сынок. Ей нужны только деньги», – именно так отреагировал на появление в жизни сына новой девушки его отец.
В это Максим никак не мог поверить. Он не был знаком с ее семьей, но Катя, судя по виду, не была бедной девушкой. «Значит, она дорогая потаскуха», – заметил отец, будто не замечая, что все больше раздражает сына.
Может, все обошлось бы, но Катя оказалась не местной. Через день после того разговора с отцом Максим узнал, что Катя в его город приехала в гости. Сама она из Николаева, там и учится. Иногда сможет приезжать, но не слишком часто.
Когда Максим выразил отцу идею, что в Николаеве тоже есть юридические факультеты, намекая на свое желание поехать за Катей на край света в Николаев, отец разозлился не на шутку. У него был четкий план для сына. Элитная школа, элитный университет, элитная девушка. Катя и Николаев в план не вписывались.
«Может, ты еще и замуж ее позовешь?», – кричал отец. «Может, и позову», – в ярости бросил Максим. «Ну-ну, только попробуй. Вмиг узнаешь, что такое потерять поддержку семьи. Заруби себе на носу и намотай на ус: пока живешь в моем доме и гуляешь на мои деньги, до тех пор будешь играть по моим правилам. Забудь эту поветрулю и берись за учебу. Мы с матерью никогда не дадим согласия на такой брак.
В последнем Максим сомневался. Он считал, что мать станет на его сторону. Она не сможет не заметить, что они с Катей любят друг друга, а потому и не станет сопротивляться. А что касается отца, есть у Максима один план, о чем он и написал матери в письме. Он найдет себе такую невесту, против которой Катя покажется отцу чистым ангелом, и тогда тот прекратит оскорблять ее.
А до тех пор, пока найдется подходящая кандидатура, от которой отца кондратий схватил бы, придется затянуть пояса. Жизнь в провинции может быть даже интересной. И он сможет видеть Катю каждую неделю.
Под размеренный стук вагонов Максим таки уснул.
Часть 1.
«Меня зовут Вышеслава».
Нет, так не хорошо.
«Мое имя – Вышеслава».
Снова не красиво.
«Мои родители назвали меня Вышеславой».
Тьфу! Не умею я красиво говорить. Вышеслава я. Это имя мне никогда не нравилось, но изменить - очень дорого, да и мороки много. Я хотела бы, чтобы меня звали Алисой. В детстве даже не откликалась на «Вышеславу», и все равно никто не захотел называть меня иначе. А когда звали есть, то мне было уже все равно, "Алиса", или "Вышеслава", поскольку поесть я любила. Да что там - и сейчас люблю.
Бабушка рассказывала, что, будучи еще маленькой, я пришла однажды на кухню. Дело было как раз перед авансом, и все припасы кончились.
– Бабушка, дай мне котлетку!
– Нет у нас, Вышеслава, котлет.
– Ну дай хлеба!
– Нет у нас, – говорит бабушка, – хлеба.
Я печально посмотрела на нее.
– Дай хоть куриную ножку!
В детстве быть толще других детей не так уж и плохо. Настоящие проблемы начались в подростковом возрасте. Я была в шестом классе, тогда модно было влюбляться. Все были влюблены. А я чем хуже? Влюбилась и я. Но не просто так, а с умом (кстати, я очень умная). Всем девушкам нравился один и тот же мальчик. Я так себе решила, что такой жуткой конкуренции мне не надо, и влюбилась в самого неприметного. Очевидно, он не был таким умным, как я, потому ухаживал за признанной "королевой красоты" класса. Мне это не понравилось. Трезво оценив свои шансы, я решила побыть Снежной королевой, которая пока никому не отдала свое сердце, потому что не нашла достойного.
Через год я поняла, что пора сменить имидж. Во-первых, мои одноклассники были не дураки и быстро поняли, что я ни с кем не встречаюсь не из-за гордости. Во-вторых, мне надоело отличаться от других. Я хотела быть "как все".
Поэтому я села на диету. Месяц сидела на капусте с морковкой. Потом я вспомнила, что я хоть и не красавица, но умница, каких мало, и забросила эту глупую затею. На диете с гимнастикой я сбросила полтора килограмма, а через месяц набрала вдвое больше.
И тогда я поклялась себе, что больше - никогда. Такой я родилась, такой и буду всю жизнь, если ученые в будущем не смогут изменять гены. А что касается диеты... Как говорила моя прабабушка еще моей маме, «тебе и вода на пользу пойдет».
Сейчас мне 22 года, я среднего роста, вешу сто килограммов и имею талию сто сантиметров. И меня это совсем не раздражает.
О чем это я? А, да. Я как раз пыталась написать автобиографию, и вы видели, что у меня не очень получается. Не могу сделать даже такой глупой формальности. Ведь туда можно написать что угодно, все равно проверить будет очень трудно: село, где я, возможно, буду работать, давно забытое Богом и людьми. Далеко не все жители имеют телефоны, что говорить о компьютерах!
Но писать эту дурацкую биографию надо. И ее обязательно прочитают все, кому надо и не надо. Потому что здесь, в Хрестинках, все стремятся знать все обо всех. Особенно если речь идет о молодой учительнице. Разве можно доверить своих детей первому встречному? Я не имею ни малейшего сомнения, что через час содержание этого текста (если, конечно, я заставлю себя написать его) будут знать все жители Хрестинок.
Наконец я отложила наливную ручку. Предпочитаю не писать шариковыми, ибо они имеют плохую привычку заканчиваться в самый неподходящий момент. Поэтому я всегда ношу с собой чернила. Вы спросите, почему бы мне не взять две шариковые ручки? Во-первых, они могут оказаться разноцветными, во-вторых, я обязательно одну потеряю. Ну и, конечно, чернилами писать значительно дешевле.
Начиналось лето. Школа просто тонула в зелени деревьев. Мои любимые клены и орехи закрывали своей листвой яркие цветы от палящего солнца. Судя по всему, дети здесь трудолюбивые.
К большому сожалению, школа была закрыта.
– Каникулы начались, вот учителя и решили немного отдохнуть, – объяснил старенький сторож. Он был коренастым старикашкой с белой бородой и загорелым лицом, звали его Илья Петрович.
–А дежурных нет? - спросила я.
Илья Петрович улыбнулся.
–Ты, девушка, видимо, из города? Все на прополке картофеля: сорняки ждать не будут. Еще год назад ты и меня не увидела бы здесь ...
Я сочувственно посмотрела на него, подумав про себя, что старость таки не радость.
Старик, наверное, понял мой взгляд правильно и улыбнулся.
– Я бы и в этом году пошел в поле, если бы не директор: никак не соглашается оставлять школу без сторожа. Сколько я ему говорил, что в селе на моей памяти преступников не было, а он знай свое! Приехал вот из Семигорок, оно и понятно, что всего боится: там преступник на преступнике сидит.
«Вот и хорошо, - подумала я. - Директор тоже новый человек в селе, он поймет мои трудности».
– И давно приехал новый директор? - спросила я.
Илья Петрович потер подбородок. На несколько секунд задумался.
– Не так давно это было. Подожди... Скирда сгорела, кажется, в девяносто первом... Конечно, тогда именно независимость объявили! Значит, Павел Семенович приехал где-то в восьмидесятом или семьдесят девятом, не помню точно.
Я поняла, что «недавно для меня и «недавно» для Ильи Петровича – это несколько разные времена.
Я попрощалась со стариком и поплелась домой, там меня уже давно ждала сестра. По дороге сорвала несколько цветов (конечно, не на клумбе) и вставила в волосы. В городе я никогда не осмелилась бы такое сделать, а тут казалось, что просто нельзя пройти мимо этих белых ромашек.
Школа стояла не в центре села, как оно бывает обычно, а на окраине. Когда-то планировали расширять Хрестинки, и школа была бы посередине, но деньги у правительства кончились еще до построения самой школы. Ее с грехом пополам достроили сами селяне, за свой счет. Село так и не разрослось. Молодежь переезжала в город, детей было мало. Так сказать, большой демографический кризис в пределах одного села. Если это было плохо для села вообще, то для школы частности было настоящим бедствием. Мало детей – мало часов у учителей, а с такой зарплатой и при большем количестве часов было не очень, что же говорить о теперешних? Мало кто из Хрестинок решал стать учителем, еще меньше действительно ими становилось. Таким образом в Хрестинках было мало денег, мало детей и мало настоящих учителей. Из города сюда ехать никто не хотел.
Почему же я приехала? Чтобы это понять, надо хоть немного знать мою семью.
У моего отца была двоюродная сестра, тетя Муся. Ее муж, дядя Тарас, или Тася, как мы его называли, был заядлым пьяницей. Пил он профессионально и вдохновенно. В свободное от водки время стоял на рынке. Хочу заметить, что альтернативное пенсионное обеспечение, о котором так много говорят как о какой-то перспективе, наше население уже давно ввело в действие. Например, дядя Тася продает какие-то винтики, накопившиеся во время его трудовой деятельности на заводе. Мне кажется, что его фонд негосударственного пенсионного страхования – просто бездонная бочка с винтиками. Продает он и старые вещи, которые ему понемногу выдает тетя Муся. Ей эти вещи достаются от нашей большой семьи, которой жалко выбросить то, на чем нет больших дыр. Или есть только одна дырка.
Сама тетка Муся, словно электровеник, успевает заниматься несколькими основными работами. Частично это объясняется желанием иметь профицитный семейный бюджет, частично нежеланием сидеть дома на лавочке. Муся убирает в каком-то офисе дальних родственников, присматривает за внуками и гонит самогон, который продает соседям. Последняя ее деятельность не способствует лечению Таси от алкоголизма, но дает значительную прибыль.
Муся убеждена, что каждый в своей жизни должен нести крест, а своим крестом она считает Тасю. Я бы никогда не смогла так жить с мужем. Во-первых, Муся уже давно не только завела, но и бросила любовника. Она часто говорила, что рога у Таси длинные, красивые и никогда не отпадут. Во-вторых, они с мужем постоянно ссорятся, потому как Тася – ужасный лентяй, а Муся, хотя и скаредная, но трудолюбивая женщина. При их ссорах нельзя присутствовать детям до шестнадцати лет, но когда моя мама сказала папе, что он должен был думать головой, а не задницей, когда покупал какую-то дрель с рук, тетя Муся изобразила на лице оскорбленную невинность и, поджав губки, процедила маме: «Ты так грубо с ним разговариваешь!». Это было тем более смешно, что сама она не раз говорила, что желает Тасе смерти.
–Купила я у Люськи средство сильное, на спирту. Его по ложке надо раз в три дня пить, а эта скотина (дядя Тася) пришла вечером и всю бутылку выжрала. Ну, думаю, утром наконец в морг повезу, а ему хоть бы что! Любой умер бы уже, а у этого – как всегда, все не как у людей.
Или:
– Взяла у Ольги Павловны лекарство для Таси. Излечивает алкоголизм, да так, что выпивоха и не знает. Она мужу подливает в пищу, и ему так плохо, что он весь зеленеет. Пожалуй, уже не жилец, точно говорю. Он заметил, что как выпьет, так ему и плохо, и перестал пить. И я давай Тасе доливать в жратву. А этот боров ест и хвалит!
Моя тетя Муся живет вместе с дядей Тасей в неплохой двухкомнатной квартире в центре города. Всего вроде хватает, но когда на горизонте замаячило наследство, то кто же откажется? По крайней мере, не Муся.
Когда у Таси умер дед, старый дом в Хрестинках достался в наследство его старенькой жене и двум дочерям – Пульхерии и Тасиний матери Зое. Пульхерия осталась жить в деревне и ухаживала за атерью, а Зоя вышла замуж и переехала в Николаев. Когда в эту историю вошла я, Тасины родители уже давно умерли, вскоре после них скончалась Тасина бабушка, и на старую избушку осталось двое наследников: старая Пульхерия и Тася, тоже немолодой.
Пульхерия продолжала жить в родительском доме. В молодости она вышла замуж, но детей не было, из-за чего тетка сильно страдала. Муж ее (даже и не знаю, как его звали) через несколько лет после свадьбы умер, и она на всю жизнь осталась одинокой. Не знаю, сколько ей было лет, но бедняжка мучилась от стольких болезней, что было удивительно, как она вообще жива. Доходов у нее, кроме пенсии, не было, и оформить надлежащим образом наследство она не могла. Тетя Муся, со скрипом, выделила Тасе деньги из семейного бюджета и отправила в район за свидетельством о праве на наследство. Тася, раздай-беда, с удовольствием оформил бы все на свою тетю, но Муся свято помнила, что у них самих есть двое дочерей, которым деньги не помешают, в то время как у Пульхерии никого не осталось. Тася с Мусей поехали в то село и уговорили Пульхерию переехать к ним в город, тем более, что в городе есть врачи и всякие удобства, а в селе у Пульхерии были очень натянутые отношения с односельчанами.
Возникла проблема продажи домика. Оформление наследства оказалось гораздо дольше и дороже, чем ожидала Муся. Оно съело кучу денег, но она все еще надеялась, что дом не будет лишним. Крайней мере, его всегда можно будет продать.
На Тасю надежды было мало, и тетя Муся везде ходила вместе с ним, тщательно все подсчитывая, чтобы не переплатить. Однажды я пошла с ними в качестве группы поддержки. Муся внимательно следила за тем, как нотариус выставляет счет.
–Значит так. Консультация – пять гривен...
– Мы уже платили за консультацию, - возразила Муся.
Пожилая женщина почесала за ухом.
– Тогда вы консультировались без документов, а теперь с документами. Консультация – пять гривен...
Список предоставляемых услуг все продолжался и вдруг где-то внутри чуткое Мусино ухо услышало:
– Консультация – пять гривен...
– Вы уже посчитали консультацию! – возмущенно заметила тетя.
Нотариус, спустив очки почти на самый кончик носа, посмотрела в начало списка.
– Действительно, посчитала, – сказала она и тяжело вздохнула.
Вернуть потраченные на консультации деньги Муся планировала за счет продажи хибарки. Как на грех, желающих купить не очень новый дом в селе оказалось очень мало. Среди желающих хотя бы посмотреть дом были одни маклеры, занимавшихся отселением каких-то алкоголиков из больших квартир в городе. Им требовалось дешевое жилье, причем немедленно, пока пьяницы не проспались, а у Таси все еще не было нужных документов.
Муся уже пожалела, что затеяла все это, потому что Тася ничего не делал, чтобы ускорить процесс. Больше всего он волновался, как бы не умереть, ибо кто же тогда тетушке деньги отдаст? О Мусе он так хорошо не думал.
Тася беспокоился зря. Старушка Пульхерия скоро умерла. Теперь надо было ждать еще полгода, пока оформится наследство после Пульхерии. Тася пошел уже знакомой дорогой в нотариальную контору, но там его ждал сюрприз.
Пульхерия не любила Мусю, хотя и уважала за трудолюбие и хозяйственность. Ленивого Тасю и уважать было нечего, хотя он был единственным ее родственником, заботящимся о ней. За несколько месяцев, которые Пульхерия прожила у Муси, она приросла душой ко мне. Надо сказать, что я вообще любимица всех бабок на лавочках и всех стариков, играющих в домино во дворе. Наверное, я олицетворяю в себе все, что они мечтали увидеть в своих внуках и какими помнили себя в молодые годы. Я не ругалась матом, не гуляла, не носила коротких юбок. Такой образ жизни привел к печальному факту: из посторонних людей меня любят все, кому время подумать о Боге, но кроме них – никто.
А с Пульхерией и мне было интересно. Она знала много сказок и часто рассказывала их Мусиным внукам, когда та была занята или на работе. Послушать эти сказки и я была не против. Мы также часто играли в карты и раскладывали пасьянсы. Когда она решила вернуться в свою деревню, я скучала по ней. Она пригласила меня летом погостить у нее, но когда я посадила ее с Мусей на автобус, я увидела старушку в последний раз.
Я уже сказала, что Мусю Пульхерия не любила. И вот однажды Пульхерия подумала: «Почему бы не показать Мусе задницу?» Не найдя никого лучше, тетка Пульхерия завещала свою часть хибарки мне, ибо «надо же девушке где-нибудь жить», как вроде до этого я под мостом жила. Она знала, что Муся не отберет у меня мою долю, я же ее любимая племянница. Оформление наследства после Пульхерии затягивало все дело с продажей еще как минимум на полгода.
Между тем дом, закрытый на замок, припадал пылью. И мы всей семьей решили, что кто-то должен за домом присматривать.
К началу этой истории я, молодая девушка двадцати трех лет, только что закончила педагогический университет. Мне не удалось сразу устроиться работать учительницей, поэтому я находилась в состоянии жесточайшей апатии. Все вокруг казалось тусклым, и я совсем ничего не хотела, тем более наследовать после Пульхерии ее дом в каком-то селе. Но однажды утром все изменилось. Я проснулась с четким предчувствием чуда, которое должно вот-вот произойти. У вас не бывает так? У меня также не часто, но в тот единственный раз предчувствие чуда было таким сильным, и воспоминания о сне добавляли уверенности.
Мне приснилась любовь.
Да, мне приснилось не событие, не человек, не зверь и не какая-то вещь, а именно любовь. Я не знаю, как передать вам ощущение, охватившее меня во сне. Я вдруг поняла, что никогда не любила. В 23 года это трудно признать, но, пожалуй, это правда. Никогда до этой ночи я не чувствовала... возможно, по-настоящему не чувствовала ничего.
Это был необыкновенный свет, пронизывавший меня, и одновременно это была самая черная из всех ночей, в бархате которой я растворялась. Я остро чувствовала запах акаций и моря. Волны этого моря набегали на меня и, разбиваясь у моих ног, наполняли меня какой-то необычайной силой...
Я проснулась от криков птиц за моим окном и уже, разумеется, не смогла вернуть видения. Я встала, открыла окно, чувствуя прохладу летнего утра, и вернулась к кровати. Некоторое время я валялась под теплым одеялом, пытаясь продлить все оттенки и ноты своих чувств, но они шли от меня, угасали, как утренние звезды.
В то утро, доверившись своим предчувствиям, я решила круто изменить свою жизнь и изъявила желание поселиться в Хрестинках, пока не найдется хороший покупатель. А если мне вдруг понравится, то мы с родителями выплатим Тасе его долю.
Перед отъездом в Хрестинки я наконец нашла время посетить свою подругу Таню. Дружили мы с первого класса, поэтому знали друг о друге достаточно много. У нее, в отличие от меня, не было любящих родителей, и она привыкла полагаться только на собственные силы и не бояться рисковать. Воспитывала ее старенькая бабушка, но год назад она умерла. Сколько я помню Таню, она всегда влезала во всякие авантюры. Оптимизм вселяло лишь то, что до сих пор подруга выходила из них целой и невредимой. Примерно через год после окончания школы она с нашей одноклассницей Наташей уехала работать в Италию, радостно сообщив по телефону, что поедут они автобусом и по дороге увидят многие европейские страны, даже Англию. Я сказала ей, что в Англию на автобусе они вряд ли доедут, к тому же, это не по пути. Убавить энтузиазм подруги мне не удалось, и она таки поехала за границу. С тех пор Таня постоянно куда-то ездила работать. Она не делилась подробностями своей зарубежной жизни, а я не спрашивала, догадываясь, что все не так радужно, как хотелось бы думать. Уже несколько лет мы общались преимущественно по телефону, все откладывая встречу на потом. Танька редко возвращалась в Николаев, примерно раз в год, но ни разу не забыла поздравить меня с днем рождения.
Когда я пришла к ней, чтобы сообщить о своем переезде, подруга как раз собиралась в новое путешествие, на этот раз в Арабские Эмираты. Я села в уголке ее маленькой комнатки, чтобы не мешать Таньке паковать вещи. К моему намерению переехать в Хрестинки подруга отнеслась одобрительно.
– Наконец в твоей жизни что-то сдвинется с мертвой точки. Сколько можно так жить: школа-дом, дом-институт? Обалдеть можно от скуки. Может, найдешь себе какого здоровенного кузнеца?
Я улыбнулась. За последние пять лет я не встретила ни одного мужчину, на которого хотела бы взглянуть вторично. Вероятность того, что я встречу свою судьбу в селе, была очень низкой.
Танька, застегнув последнюю сумку, принесла из кухни табурет и села напротив меня. Потом подумала и быстренько принесла начатую бутылку красного сладкому вина (я только такое пью).
– Мне кажется, твоя проблема в том, что ты не знаешь, чего хочешь. Ну вот скажи, какой мужчина тебе нужен?
– Как это какой? – удивилась я. – Нормальный.
Танька с шумом выдохнула, сдув со лба волосы.
– Нормальный – это не четкий план поиска. Ну, давай начнем с внешности. Какой он из себя? Ты говори, а я буду записывать.
Налив нам по бокалу вина, она действительно взяла первый попавшийся листик и старый карандаш для глаз.
Я задумалась.
– Ну, наверное, высокий.
– Высокий – это какой? – Танька, похоже, пыталась нарисовать точный портрет.
– Выше меня.
Подруга улыбнулась.
– Метр с кепкой в прыжке на коньках нам не подходит, а остальные сгодятся. Брюнет или блондин?
– Не люблю блондинов. Пусть будет русым.
– Плотный? Некий Мистер Вселенная?
– Вовсе нет. Некий компьютерный гений, худощавый.
Танька удивленно посмотрела на меня.
– Ты хоть представляешь такого парня рядом с собой? «Толстый и тонкий». Что за странные фантазии?
Я попыталась представить себя в паре с мужчиной своей мечты и зашлась в хохоте. Видимо, вино начало действовать. Я чувствовала, что по всему телу разливается тепло, а щеки уже пылают, как фонарь.
– Это не я, наверное, это подсознание ищет, чем разбавить мой генофонд.
– Тогда он должен быть еще и придурковатым, чтобы разбавить твой интеллект.
– А вот этого не надо. Он должен быть умнее меня. Он должен разбираться в том, чего не понимаю я, чтобы я могла восхищаться и гордиться им.
Танька нахмурилась.
– Это существенно сужает круг поисков. Сколько ему должно быть лет?
– Разумная разница в возрасте. Лет пять.
– Значит, 28 - 30. Не женат? Ну, конечно же не женат, конспиративные романы – не для тебя.
– Почему это?
– Не знаю. Тебе нужно кого-то надежного, консервативного, такого, чтобы стал тебе опорой. Тайные отношения истощают душу. – На лицо подруги набежала тень далеких воспоминаний. Молча она подлила себе вина.
Я решила немного развеселить ее.
– И он должен быть девственником.
Танька поперхнулась.
– А это еще зачем?
– Я так хочу. Я хочу быть его первой женщиной.
– Главное стать последней, – саркастически добавила подруга.
– Я хочу быть единственной. На всю жизнь. Ты запиши этот пункт, он принципиален.
Танька, допив вино, проглядела глазами полученный список.
– А ты никогда не думала о карьере в монастыре? С математикой у меня не очень хорошо, но хочу тебе заметить, что вероятность встретить такого человека в жизни о-очень низкая. И с каждым годом все ниже.
Я задумчиво крутила в руках бокал с вином.
– И все равно. Я хочу именно такого человека.
Танька, покачав головой, протянула мне бумажку.
– Распишись, чтобы потом не говорила, что это я придумала.
Расписавшись, я положила бумажку в новую книгу Лады Лузиной и надолго забыла о ней. Допив бутылку вина, мы обнялись на прощание.
На следующее утро, прихватив пару больших сумок, я отправилась на вокзал.
Так я и оказалась в Хрестинках.