Николай Николаевич Ге был настолько увлекающимся человеком, что многих приводил в недоумение. Он даже в Академию художеств поступил как-то вдруг: учился в Петербургском университете на математическом факультете, но увидел брюлловскую «Помпею», и –– прощай университет! За несколько месяцев из благополучного юноши превратился в художника, имеющего одно пальто на все времена года.
Сын воронежского помещика, всегда при больших деньгах, Ге отдавал их неимущим друзьям, сам питался в грошовой кухмистерской, а одежду довел до такой степени ветхости, что иные знакомые не желали показываться с ним на улице.
Когда в 1857 году Николай Ге окончил учебу, у него был один Бог –– Брюллов. Мудрено ли? Все классы, коридоры, лестницы Академии художеств были заполнены Брюлловым: этюдами, суждениями, изречениями Брюллова, рассказами о Брюллове, анекдотами о Брюллове… Один бог восседал на Олимпе –– Карл Павлович Брюллов!
Ге хотелось взлететь подобно своему кумиру. Начал несколько картин, но ничего значительного не вышло. Уехал в Италию. Однако и там ничего не получалось. Тогда решил бросить живопись, вернуться в Россию и заявить, что у него нет таланта, ошибся…
ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ
И вот, когда казалось, что впереди беспросветно, ему вдруг открылось! Ге читал Евангелие: всем известную и много раз замеченную художниками сцену тайной вечери –– последней встречи Иисуса Христа со своими учениками, когда Иисус произнес роковые слова: «Истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст меня».
Предательство Иуды было традиционным академическим сюжетом на евангельскую тему. Один из учеников Христа, Иуда Искариот, за 30 сребреников предал своего учителя его врагам, сообщив, что Христос с остальными учениками должен быть ночью в Гефсиманском саду, и там Его можно задержать. Иуда сам вызвался указать путь страже.
«… Ах, какая то была страшная ночь! До чрезвычайности унылая, длинная ночь! Во время тайной вечери апостол Петр сказал Иисусу:
–– С Тобой я готов и в темницу, и на смерть.
А Господь ему на это:
–– Говорю тебе, Петр, не пропоет сегодня петух, как ты трижды отречешься от меня.
После вечери Иисус смертельно тосковал в Гефсиманском саду и молился, а бедный Петр истомился душой, ослабел, веки у него отяжелели, и он никак не мог побороть сна. Спал. И в ту же ночь Иуда поцеловал Иисуса, поцелуем указав его мучителям. Связанного Иисуса вели к первосвященнику и били, а Петр, изнеможенный, замученный тоской и тревогой, не выспавшийся, предчувствуя, что вот-вот на земле произойдет нечто ужасное, шел вслед… Он страстно, без памяти любил Иисуса и теперь видел издали, как его били.
Пришли к первосвященнику. Иисуса стали допрашивать, а работники тем временем развели среди двора огонь, потому что было холодно, и грелись. С ними около костра стоял Петр и тоже грелся. Одна женщина, увидев его, сказала:
–– И этот был с Иисусом, –– то есть, что и его, мол, нужно вести к допросу.
Все работники, что находились возле огня, подозрительно и сурово поглядели на Петра, он смутился и сказал:
–– Я не знаю его.
Немного погодя кто-то снова узнал в Петре одного из учеников Иисуса и сказал:
–– И ты из них.
Но он опять отрекся.
И в третий раз кто-то обратился к нему:
–– Да не тебя ли я видел сегодня с ним в саду?
Он в третий раз отрекся. После этого запел петух, и Петр, взглянув издали на Иисуса, вспомнил слова, которые он сказал ему на вечери… Вспомнил, очнулся, пошел со двора, и горько-горько заплакал».
И все же апостол Петр, трижды за одну ночь отрекшийся от своего учителя, не свернул с его пути. Пошел дальше. Позорная кличка предателя навеки осталась за Иудой.
Ге взволновало не предательство, а разрыв. Иуда –– не мелкий негодяй, который со страху или из корысти предал своего учителя. Такого Иисус не сделал бы своим апостолом –– посланником для распространения нового учения. В том-то и трагедия Иисуса, что Иуда был доселе учеником и верным его спутником, одним из двенадцати избранных, таким же, как Иоанн или Петр. Нужно очень верить, когда идешь по воде. Иуда усомнился –– надо ли идти до конца? –– и пошел ко дну.
Николай Николаевич в своей картине решил представить момент тайной вечери, когда Христос сказал ученикам:
–– Один из вас предаст меня.
Иуда спросил:
–– Уж не я ли?
–– Что делаешь, делай скорее, –– ответил ему Иисус.
Ге вдохновенно взялся за работу. Он, который вчера отбрасывал кисть и повторял слова Брюллова: «Лучше ничего не сказать, чем сказать ничего», теперь горел, как в лихорадке. А все потому, что увидел там, где и не искал!
Николай Николаевич вылепил глиняных персонажей картины, нашел нужный угол обзора, и «Тайная вечеря» была подмалевана за неделю. Он словно увидел минутой позже тех, кто писал этот эпизод до него. Роковые слова не только произнесены, они уже пройденный шаг. Совершается роковое действо. Близ Иисуса лежит Иоанн: он все понял, но не в состоянии поверить возможности такого разрыва. Вскакивает Петр, –– он тоже понял и пришел в негодование –– он горячий человек. Остальные апостолы думают, что Учитель просит Иуду сходить и прикупить еще еды. Уход Иуды незаметен.
Художнику некогда было даже остановить мгновение –– рассказать о каждом из учеников Христа. Да и нужно ли? Через час, когда придут арестовывать Иисуса, апостолы разбегутся со страху.
Николай Николаевич писал запойно. Приходил в мастерскую, садился напротив картины, крутил папироску, искоса разглядывал холст, дымил… Потом резко вставал; обжигая пальцы, гасил папиросу и, теряя туфли, спешил к холсту.
По ночам ему снилась его картина, он просыпался от страха: так ли он делает? Бежал в мастерскую.
Однажды забыл лампу-лючерню возле глиняной композиции, и когда оглянулся, был поражен неожиданностью освещения! Ничуть не боясь испортить почти готовое полотно, Ге переписал его заново.
Когда картина была выставлена в Петербурге, всех поразила драматическая взволнованность и смелая постановка философско-этической проблемы. Ге нашел в «Евангелии» отклик своим мыслям, своим чувствам и ближе всех подошел к воплощению трагедии последних дней земной жизни Христа.
За десять тысяч рублей «Тайную вечерю» купил император Александр II. Руководство Академии художеств, несмотря на разрыв Николая Ге с академическими канонами, присвоило ему звание профессора. Впоследствии он будет наставлять своих учеников:
–– Никогда, слышите, никогда никто не должен подражать манере другого! Вы лишь устанете и отчаетесь.
Сам он, осмыслив по-своему тысячелетний сюжет, стал независимым и неповторимым.