51. Перебежчик Клин

Консуэло Ходырева
Крив, подошел к Касьяну и новость преподнёс:
-Охрана перебежчика поймала, от пыток едва, Клином назвался.
-Если чернявый с завитком, со шрамом на затылке, напарник  мой. Вместе у Стражников учились, вторым шел по делам.  Со мной просился, Владыка не позволил,  мужские руки дороже слитка золотого.
-Говорит, Нечисть в крепости шалит, на нашу  сторону льёт воду, устроила пожар и лошадиный корм спалила.  Странно, оставили в живых.Ты почему смолчал об этом?
-А, вы меня и не спросили.  В тот день, он главным был в дозоре.  Никто  не знал, как с Нечистью бороться, невинного, за что казнить?
- У нас казнят за малую провинность.  Устроить встречу?  О Нечисти молчи, палач не терпит  разговоров.
-Врать  не умею,  с рождения слабостью страдаю, во сне отвечу на любой вопрос. Секретные дела не доверяли,  и Клин о них не знал, за ним болтливость   замечали,  свою значимость выставлял.  Главный Советник мудрый человек,  слабости умело обходил, выискивал добрые крупицы и  в деле применял умело.
Крив не обманул и с перебежчиком устроил встречу. Касьян от ужаса застыл, увидев  изувеченное тело. Окликнул  тихо:
-Друг милый, зачем перебежал к вражине?
Шевеля беззубым ртом,  Клин,  произнес:
-Без лошадей не мыслил жизни. Просил Владыку по доброму пустить. На трое суток заперли  в сарае. Грех на душу принял,  мальчишку оглушил. Пока охранник  с мальчиком возился, я сиганул от них. Двое  пытались возвратить, наперерез наемники бежали, убили одного, другой успел на стены влезть. Тяжко говорить,  нутро отбили Не брезгуй, обними, благослови уход.
Касьян прижался к Коневоду,  охранник  закричал:
-Кончай лизаться, запрещено  к нему касаться.
Клин произнес последние слова:
-Прости, завидовал тебе, ревность заедала,  ты на пути стоял всегда. Мы шли с тобой ноздря в ноздрю, твой путь прямее оказался.
Касьян, рукой коснувшись друга,  успокоил:
-Прощаю, обиды не держу.

Ночью Касьян метался на подстилке,  Дуняше душу изливал и от бессилия стонал:
-Жизнь скользит, жеребчика на мясо извели,  напарника безвинного убили. Накинули на шею цепь и, как собаку держат на приколе, что будет завтра, неизвестно.
-Ты, для чего табун пригнал? Смирись и  унижения прими,  без Главнейшего не сбережём лошадок. Не вздумай матери перечить,  живёт последние деньки. Меня не надо защищать и насылать ей, как невестку.   
-Просит другую женщину найти. Живя с  тобой, я нищим был, расстался,  богатство в руки  покатило, об этом Главному сказала. 
- На день сегодняшний,  мы нищие с тобой, женившись на другой, получишь  дом, хозяйство и долгожданную свободу.
Касьян  повернул к себе Дуняшу и рявкнул:
-Спятила, после того, что с ними было другую бабу предлагаешь!

Касьяна взяли  на конюшне, руки связали за спиной, накинули на голову мешок  на ногу  цепь. Так поступали с теми, чья жизнь  значения не имела. Наемники растеряно смотрели, как узкоглазая охрана уводит Коневода. Дуняша  от  слабости в ногах  на снег присела.
Касьяна мысли донимали,конец бездарный, табун не сохранил, не до любил,  дочь не нашел, внучат желанных не увидел.
Очнулся от удара в спину:
-На ящик становись!
На  шею накинули веревку. Касьян расправил грудь и произнес:
-Прощай,  народ, не выполнил наказа, лошадок не сберег.
Главнейший насмешливо спросил:
-Просить не собираешься пощады?
-Смерть лучше, чем  собакой на приколе. Просьбу последнюю уважте, Дуняше сохраните жизнь, любима шибко. Просить не стану о пощаде, вины не знаю за собой.
-Кончай его!
Из-под ног Касьяна вышибли ящик, и он всем телом рухнул на пол. Под дружный хохот мужиков  освободили от  мешка, и  развязали руки. Главнейший похлопал по плечу:
-Малость пошутили. Слюнтяй, а смерть принял достойно.  Послушным будешь, жизнь сохраним и Дуньку с матерью подпустим.  Здесь собрались  мне верные служаки,  решили сообща, табун готовить к перегону.
-В какую сторону погоним,   – спросил Касьян.
-В последний миг узнаешь, главное, табун от глаз людских убрать. С сегодняшнего дня  спать  при конюшне, работать с лошадьми в три пота, на баб своих не отвлекаться.
Касьян уперся:
-Без баб я не смогу, сам видел, с головою  непорядки. Со мною  будут при конюшне, они спокойствие вселяют. Я сохраню для вас табун, а вы, семью.
Касьян ждал  грубых слов,  на удивление, Главнейший ответил льстиво:
-Хотел, как лучше, сам говорил, зимний путь, не летнее тепло. Обе, до безобразия худы, не выдержат дороги,  тебе решать, как с ними поступать.

Дуняша  разносила корм  лошадкам. Вышла во двор, снегом протерла лицо и руки. В дверях столкнулась с мужиком, тот  прошептал:
-Вестей о казни  нет, у самого сидит. Перебежчик от пыток помер,  тело потащили к ямам.
Дуняша радостно вздохнула,  Клин  пытки перенес и не подставил под удар. Вошел охранник, протянул Дуняше котелок,   он был заполнен  до краев.  Подумалось,  не мог из крепости спуститься Клин, стрела бы вмиг его достала.  Главный Советник  мудростью напичкан,  на гибель  так бы не  послал. Родимый жив,   палач за мною не пришел, среди наемников заблудших много,  не всем осада по нутру.

Касьян вошел в конюшню, каждую лошадь лаской наделил и приказал собраться коневодам. Попав в мужицкие объятия, он любопытство утолил. 
 -Клин, правая рука, ноздря в ноздрю всегда шагали, Стражники, нас оценили равнозначно. С благими намерениями шёл, мне  врать не стал бы. С утра начнем серьёзные пробежки, зелья не пить, палач унюхает, казнит!

Вошел в каморку, и протянул Дуняше сверток:
-На кухне передали,   заставили насильно  выпить, шум в голове, и слабость в теле, отвык от зелья,   клонит в сон.
Дуняша  насыпала золу в котел,  подбросила дрова в печурку и стала кипятить  бельё.  Почувствовала прикосновение руки, и шепоток предупредил:
-Днем и ночью охранник в дырку наблюдает, и каждый раз доносы шлет.
 Хозяина руки и шепотка  узнала. Сам вызвался,  иль кто-то надоумил?    Замерла у двери,  услышала, как вскрикнул Ясек, кто-то прижал его в проеме.
-О чем шептался,  дуралей?
- Просил ухаживать за Каплей, кобыла  без жеребчика тоскует.
Голоса стихли, Дуняша шмыгнула в каморку. Утром, Касьян спросил:
-Какую лошадь выбираешь?  С этого дня  со мною будешь, примерно через десять дней  погоню табун, куда, не знаю.
-Позволь мальчишке  с Каплей повозиться, жалеет очень.
-Гадит мне, разбрасывает корм,  к нему не расположена душа. Подслушник он, отцу доносит.

С  непривычки, Дуняшина походка смешила всех. Забравшись на лежанку, произнесла:
-Спина и ноги не мои,  тело ноет, завтра в седло сесть не смогу.
Касьян нагрел воды, велел на лавку сесть,  принялся лечить жену. Мать, всхлипнув, буркнула:
-Унизился в конец. В свои года, сама с ногами управляюсь,  она тебе услужничать должна. Из грязи вытащил, едою обеспечил, с собою собираешься везти.   При мне не смей костяшки  драить.
Касьян подал жене  отвар и, повернувшись к матери, ответил:
-Нам вместе жить, смирись, Дуняша мне дороже жизни. 
-В народе говорят,  ночная кукушка всегда   дневную  закукует. На пол не лягу спать, с Дуняшкой тоже не хочу.  Мужики сказывают, ты с Клином свиделся. Кто  поверит, что просто выпустили птичку, связь захотел с тобой наладить. О чем вы говорили?
-Прощение просил, при жизни зависть заедала.  Палач напрасно не поверил.             


  Дуняша ночью вышла по нужде, открыла дверцу в нужник. Костлявая рука зажала рот, другая нож приставила к грудине и больно уколола:
-Ночью,  выведай у мужа, что пленник говорил, мне все  слова без пропуска  нужны.
-Муж  не замешан в Клиновых делах, лошади, да я, основа жизни.  Нашли друг друга, мать вернулась, пора подумать об оседлой жизни.
Мать высунулась наружу и громко позвала:
-Дуняша! Куда запропастилась, в ночи гуляешь без присмотра. В нужнике торчала долго.  Расстройством от тебя не пахнет. С твоею внешностью,  тихоней надо быть. Обрадовалась, мужиков полно, улыбки всюду расточаешь.

Думы не отпускали до утра, друг или враг прижал нежданно? Если свои, зачем кололи, если  вражина, без меня  все знает, Касьян прощался с Клином под  охраной, они  корысти не нашли.   В словах прощальных заключалась тайна и,кто-то  третий не может разгадать её.
Утром Дуняша с трудом  открыла отёкшие глаза, тошнило, и  кружилась голова. Касьян склонился над женой, заметив на одежде кровавое пятно, спросил:
-Кровь на рубашке, где ушиблась?
-Не помню, вчера был суматошный день,  тело ломит и голова болит.
-Врёт, вчера поднялась по нужде, отсутствовала долго, крикнула её, странным показалось, сидела долго на морозе,  дотронулась до тела, жаром пышет. Ночь не спала, ворочалась и бормотала, - вмешалась в разговор маманя.
Касьян задрал   рубашку, и прошептал:
-Беда, Дуняшенька!  Трилистник на груди, что  от тебя хотела Нечисть?
-Ты, мужикам рассказывал о Клине, часть разговора не запомнил,  узнать просила,
  как  сам беседу понимаешь.
Касьяна словно обухом  задели, он подскочил и заметался по каморке:
-Начало разговора смыто,  в общих словах припоминаю, готовился к побегу долго, сидел в темнице, мальчишку оглушил, спустился со стены, за ним устроили погоню, убили одного, другому удалось спастись. Зависть заедала, я поперёк стоял, мой путь вернее оказался.   Одной  опасно оставаться, всегда кого-нибудь держись. Красной тряпкой запястье  обвяжи, и без лампадки по ночам не шастай.

Три дня в спокойствии прошли. Вечером  разожгли костер,  мужики барашка раздобыли и запекали  на костре.  Ясек  жевал полусырое мясо, вспомнив мамкины пироги, мечтательно сказал:
-Маманя,  пироги пекла с перепелами и гречневою кашей. Прямо с листа горячими хватали, и запивали молоком. Перепелов навалом было, когда колосья убирали. Тушка мала, а вкусная на диво.
Касьян от неожиданности замер, заветных слов  ждал долго, странно,  сынок Подглавного поднес. Он не рискнул связаться с ним.

С Дуняшей  приключилась напасть, к стене прижали,    завернули руку, и прошептали в ухо:
-Какой дорогой и когда  Касьян  погонит лошадей?
-Не доверяют путь, в любой из дней подняться могут.
-Узнаешь, тряпку на верёвку кинешь,  иначе с жизнью распростишься.
Рука покрылась синевой,  глазастая старуха заметила и  донесла сыночку:
-Судя по синеве,  два дня назад, Дуняшу лапали руками,   приятно было, раз перед мужем не открылась.
-Не виновата я, свои скрутили,  лошади не ржали,  собака не рычала.  Я скоро тень  бояться буду!
Касьян раздумывал, как быть? Может на верность проверяют,  свои бы,  просто так спросили.  Ясек  задал головоломку, заветные слова поднес. Вслух произнёс:
-Не годен ум мой для секретов, в крепости дотошно знали, где применить, а здесь, всяк норовит к себе пристроить. Жену подставил под удар. В отца пошёл, путёвости мне не хватает.
Мать подскочила к сыну:
-Не смей перед женою унижаться, ты Мастер дела своего, все остальное меркнет перед этим. Главнейший оценил тебя, другие тоже, раз начали охотиться за тайной. Доверься мне,  я мать и сердцем чую, в какую дудку нам  дудеть.
 
Касьян не замечал, Дуняша с матерью затеяли словесную игру и сценки из семейных отношений. Общались жестами, доступными соколиному народу, Касьян рос на чужбине, отец забавам   не учил. 
Перед сном, он открывал дверцу печурки, садился    на подстилку и любовался язычками. Дуняша пристраивалась рядом, и детские забавы подносила. Мать понимала, рассказы эти для неё. Однажды, невзначай слезу пустила и  закричала:
-Что смотришь, не видел материнских слез?  Дуняшу тискаешь в объятиях, а матери, как вроде нет.
 К Касьяну подошел  мужик:
-Моя маманя, с первых дней  невестку невзлюбила. Расстались.  Вторую по сердцу нашел, мать сплетни собрала, родню её позорить принялась. Расстались. К тридцати годам нашла  жену по своему укусу. От них я с радостью в наемники подался.  Главнейший,  важную работу поручил. На родину вернусь, построю новый дом, отгорожусь от них забором, собаку злую заведу. Вместо меня пусть их кусает. Дуняша,  смотрит на тебя,  хочется  местами меняться.  Не слушай мать, я все бы отдал, чтоб с первою женой остаться.
Откровенность удивила, семью  не выставляли напоказ,  знать перед ними соглядай,   за ними даже ночью наблюдают.