Брусныцин сидел на своём балконе и вот уже полчаса наблюдал за кропотливым ожиданием паука, засевшего в эпицентре своего мишенеобразного логова в укромном углу под подоконником. Ни одна глупая муха пока не соизволила оказаться в липких паучьих путах, и крестовик, положив свои чуткие колючие лапы на тонкие струны паутины, пребывал в состоянии завидного долготерпения.
Брусныцин не любил пауков. Он даже их где-то побаивался: смотря на паука, Брусныцин представлял себе, как, должно быть, пребольно может тот укусить. Крестовик был и впрямь на зависть крупный; наверное, ему вольготно жилось на брусныцинском балконе, хотя в промысловом разведении мух Брусныцин до сих пор замечен не был.
Брусныцин, следя за пауком, так сосредоточился, так живо представил себе страшную и фатальную для жертвы хватку безжалостных челюстей и страшный взгляд восьми мёртвых глаз, что всё его существо буквально наэлектризовалось нервным напряжением…
И тут Брусныцина укусил невесть откуда налетевший комар. Незаметный в другое время уколец где-то в районе спины породил в Брусныцине совершенно дикую реакцию, так как он, наблюдая за пауком, настолько зафантазировался и окунулся в ощущения возможного прикосновения мерзкого насекомого, что теперь, когда его укусил какой-то абсолютно безобидный комар, Брусныцин с невнятным полукриком вскочил, уронил табурет, на котором сидел и, тяжело дыша, скрылся от балконных ужасов в своей комнате, поспешно притворив за собою дверь.