В тундре

 
       Август. Раннее погожее утро. Дальняя гряда сопок  розовеет под первыми лучами солнца. Раскинувшийся внизу поселок пустынен и только по  окутанному туманом заливу, в сторону моря, сопровождаемая буксирами, скользит  аспидная тень ракетоносца. Чуть слышно постукивают дизеля, на палубе  выстроены  оранжевые швартовые команды, на высокой рубке темные фигуры офицеров.
       -  СоболЕвцы, - щурясь от солнца,  глядит в ту сторону Толя Воронин. - Двинули в Атлантику.
       - Ага,-  эхом отзывается Вася Нечай. - И наш Валерка с ними.
       Старший лейтенант Валера  Шабрин наш однокашник и уходит уже в третью автономку.
Облаченные в штормовки, свитера и резиновые, с отворотами сапоги, мы стоим  у гаражей на «вертолетке   и провожаем лодку взглядом.
        У нас это тоже не за горами, а пока мы собираемся  достойно провести   выпавший выходной и смотаться в тундру  за грибами.
       Лето  в заполярье в этом году небывало теплое,  с  частыми парными дождями и  мы уверены в удаче.
       В багажнике   Толиной    «шестерки»  уже покоятся  наши рюкзаки,  прихваченный на всякий случай  карабин СКС  и рыболовные снасти.  Авось подвернется дичь или какая-нибудь рыба.
       - Ну че, опера, по коням? -  попинав туго накачанные баллоны,  обращается к нам  Воронин
       - А у меня кобыла, - белозубо скалится Васька.
       - Кобыла не кобыла, а   команда была, - заканчиваю я отдельскую  присказку,  и мы помещаемся в салон.
       - На старт!  -  включает Толя зажигание,  потом врубает скорость,  и  автомобиль плавно трогается.
       Спустившись с «вертолетки», мы минуем  змеящуюся вдоль скал    теплотрассу,  серый куб ДОФа, с  примыкающим к нему озером, с белым корабликом у набережной и  катим меж спящих пятиэтажек  в сторону уходящего вверх  скального массива.
        Сонный моряк у выездного КПП  вздымает вверх  полосатый шлагбаум,  автомобиль  выруливает на трассу и перед нами открывается бескрайняя, даль  тундр.
        Минут пять, привыкая к  окружающему нас простору, мы едем молча,  а потом я давлю на кнопку автомагнитолы и салон наполняет тихая музыка.
        - А здорово, все-таки  осенью в заполярье,- вздыхает сзади  Нечай.   
        -  Здорово, - чуть качает головой Воронин. - Вон, глядите, журавли.
        Со стороны Норвегии, в сторону юга, в  бледном высоком небе  неспешно тянет стая птиц.
        - Что-то они рано в этом году, -  провожаю я клин взглядом.
        - Наверное зима рано ляжет, -  констатирует Толя.
        А пейзаж за окном постепенно меняется.  Гряды сопок  отступают  все дальше в сторону,   извилистая  трасса то ныряет в неглубокие прохладные  распадки, то  уходит вверх на освещенные нежарким солнцем обширные скалистые плато, расцвеченные  скупыми полярными красками.
        Примерно через час мы въезжаем на высокий гранитный серпантин, слева от которого, уходя куда-то к туманному горизонту, тянется  покрытая  мхом  и редким кустарником тундра, среди которой  изредка холодно взблескивают озера.
        -Вот тут и остановимся,- сбрасывает газ Толя и подруливает к небольшой ровной площадке.
        Мы выбираемся наружу, разминаем затекшие ноги, закуриваем, и Василий в бинокль обозревает окрестности.
        Прямо за нашей спиной, из скалистой расщелины,  низвергается небольшой водопад и искристо разбивается о камни,  а на противоположной  стороне дороги достаточно пологий спуск вниз.
       - Хорошее место, -  отрывает глаза от окуляров Нечай. - Вон там, чуть левее, - тычет рукой в тундру, -  какое-то озеро и лесок. И машину снизу будет  видно.
       - Это точно, - соглашаемся мы с Толей и подставляем ладони под упругие струи водопада.  Вода ледяная, ломит зубы и отдает  карамелью.
       - Интересно, откуда она?- ополаскиваю я лицо.
       - Наверное из какого-нибудь снежного озерка, - смотрит вверх Нечай,- их полно в скалах, - и пронзительно свистит.  С ближайшей скалы заполошно взлетает какая-то птица и с клекотом уносится в тундру.
       - Не иначе сова, -  прикладываем мы к глазам ладони.
       Потом  из багажника извлекаются рюкзаки, Толя вешает на плечо карабин,  запирает машину, и мы начинаем осторожно спускаться вниз.
       Осторожно потому, что пружинящий под ногами мох скользкий и можно здорово загреметь вниз.
       Спуск длится минут десять  и  вот мы под серпантином.
       - Туда, - снова вскинув к глазам бинокль, -  указывает направление Нечай,  и мы топаем в сторону озера, мягко ступая по мху и ягелю.
       Через сотню метров, в редком  карликовом березняке, глаз радует  первая грибная россыпь. Это молоденькие  сыроежки и мы проходим мимо, заберем на обратном пути.
      Изредка во мху янтарно желтеет морошка, и мы с удовольствием смакуем упругие, похожие на крупную малину ягоды,  потом натыкаемся  на мшаник, с россыпями  недозрелой клюквы.
       - Классная ягода, - цокает языком Толя.   - Когда я начинал лейтенантом на Камчатке, мы собирали ее комбайнами.
       - Какими еще   комбайнами? -  жует и выплевывает клюквину Василий. - Разве такие бывают?
       - А это такие кузовки из бересты, с деревянными  вильцами,  впереди, - растопыривает пальцы Толя. - Вжик, вжик  по россыпи и  за десять минут ведро. Зимой клюкву хорошо под «шило»  и в пироги.
       - Да, под шило хорошо,- соглашаюсь я и вспоминаю свою службу в Северодвинске.
       Наконец впереди открывается блестящая  на солнце  гладь озера, опушенного по берегам  зарослями  карликовых березок,  полярных ив и багульника.
       - Привет тебе, чудесный уголок!  - раскинув в стороны руки, с чувством декламирует Вася, и мы  любуемся чудесным пейзажем.
       Вода в озере мерцает серебром,  листья деревьев  отливают зеленью и позолотой, разбросанные по берегу валуны розовеют мхом, а откуда-то, с противоположного берега, доносится разноголосый птичий гам.
       У ближайшего, с плоской спиной валуна,  мы сбрасываем   рюкзаки наземь, приваливаемся к прогретому солнцем боку,  и с наслаждением вытягиваем ноги.
       - Вот тут и расположимся, - втягивает Толя носом пьянящий воздух. - Слышите, птица жирует, значит в озере что-то водится.
       Словно в подтверждение его слов, на середине звонко всплескивает и по воде широко расходятся круги.
       Молча переглянувшись, мы расстегиваем клапана  рюкзаков, налаживаем три, захваченные с собой закидушки,  и, наживив крючки, Вася со свистом забрасывает их в озеро.
       - Ну что, перекусим, а потом  пошарим грибов,  или двинем сразу? - вопросительно смотрит на нас Толя.
       -  Лучше  уж сразу, а потом солидно посидим, -  подумав, отвечает Нечай, и я согласно киваю.
       Вслед за этим мы извлекаем из рюкзаков  «дуковские», из прозрачного полиэтилена мешки, и  отправляемся  в карликовый лесок.
       - Первая семейка лисичек встречается мне через десяток метров  и, встав на колени, я осторожно срезаю золотистые зонтики остро отточенной финкой.
       Потрескивающие неподалеку ветками,  Вася с Толей тоже время от времени нагибаются,  и  что-то опускают в свои мешки.
       Затем мы теряем друг друга из виду, кусты трещат где-то в стороне, а я  беру чуть вправо и набредаю на неглубокий, заросший  перекрученными березками и сланником распадок.  В глаза бросается россыпь   красновато отливающих  крепких подберезовиков и   мешок ощутимо тяжелеет.
       На обратном пути, в замшелой  каменистой впадине, я натыкаюсь  на  изрядное количество маслят  и довольно улыбаясь, срезаю скользкие коричневатые шляпки.
       Назад возвращаюсь часа через два, потный и довольный. Улов богат, и дома будет чем порадовать жену.
       А у валуна уже весело потрескивает костер,  в висящем на треноге котелке  закипает вода,   Вася  шкерит на валуне  крупную серебристую рыбину, а Толик расстилает неподалеку брезент.
       - Ух ты, это что за красавец? -  осторожно  устраиваю я мешок во мху.
       -  Сиг, - значительно отвечает Нечай. - У финнов считается одной из лучших рыб.
       - Ну а грибов, как набрали?
- Под завязку, - кивает Василий, - вон, стоят родимые  в тенечке.
       Пока Вася колдует над ухой, он в этом деле признанный спец, -  мы с Толей распатрониваем рюкзаки и накрываем стол.
       На куске корабельного брезента поочередно возникают  белый, с розовой прорезью  шмат сала, привезенный мной из отпуска, пара  банок  душистой  армейской тушенки,  солидный кусок сыра, десяток розовых помидоров,  свежий ржаной хлеб и  три алюминиевых кружки с ложками.
       Осмотрев все это изобилие, Толя довольно крякает,  идет к урезу воды, извлекает   из нее две запотевших бутылки «Столичной» и, отерев их ладонью, бережно ставит в центре.
       Между тем уха в котелке  бурлит молочным ключом  в воздухе витает   дразнящий запах и Вася, щурясь от дыма, время  от времени пробует варево.
       - Все, нормалек,  - наконец констатирует он и протягивает к нам руку.
       Толя сковыривает с одной из бутылок колпачок, передает ее Нечаю, и тот вливает изрядную порцию в позванивающий от жара котелок. Белый ключ тут же опадает и поверхность побулькивает золотистой пленкой.
       А еще через пару  минут котелок торжественно водружается рядом  с бутылками, а мы  вольготно устраиваемся на брезенте.
       - Ну,  будем, -  с чувством произносит  Толя,  и мы  дружно сдвигаем кружки.
       Затем наваливаемся на обжигающую уху и активно работаем ложками.
       - М-м-м, вкусно, - довольно мычит Воронин и поднимает кверху большой палец.
       - Не то слово - бормочу я, устраиваясь поудобней.
       Утолив первый голод, мы снова на треть наполняем кружки, пьем за ушедшего в море Валерку,  и закуриваем.
       Высоко в небе плывут перистые облака,  нежаркий  шар солнца стоит в зените, от озера тянет влажной прохладой.
       - Да, а тоскливо  в такую пору уходить в автономку, - ни к кому не обращаясь, говорит Толя.
       - Это точно, -  лежа на спине и  закинув руки за голову, - отвечает Нечай.
       Я молчу, поскольку в прошлом году отправлялся туда, примерно в это же самое время.
       Погода в точке погружения была дивная, вот также  мягко светило солнце  и по небу плыли легкие облачка, кругом умиротворенно сияло море, а мы с командиром и помощником  молча стояли  в рубке и не могли на все это насмотреться.
А потом, в глубинах Атлантики, часто вспоминали тот погожий день, считая  однообразно  тянущиеся дни и месяцы плавания.
       Потом мы незаметно засыпаем  и открываем глаза, когда солнце клонится к западу.
       - А-ах, - сладко потягивается и до хруста в челюстях зевает Вася. - Хорошо вздремнуть на свежем воздухе! 
       Чуть позже, сполоснув котелок,  мы  кипятим в нем озерную воду, сыплем туда горсть  заварки  и, по - северному, под сигареты, пьем дегтярного цвета чай.
       - Пух-пух, - едва слышно доносится со стороны тундры.
       - Во, тоже кто-то шарится, - оборачивается в ту сторону Толя.
       - Наверное   охотники или туристы, -  флегматично жует травинку Нечай. - А может такие же как и мы, вояки.
       Тундра пустынна только раннею весною и зимой, когда все живое прячется  в городах поселках и гарнизонах. А в такую, как сейчас пору, в ней появляются всевозможные любители приключений. Тут тебе и рыбаки, и охотники и падкие до экзотики туристы. И это несмотря на то,  что   значительная часть полуострова, на которой  расположены  закрытые гарнизоны, перекрывается Арктическим пограничным отрядом.
       Его подвижные наряды  регулярно отлавливают всю эту братию и выдворяют на Большую землю, но те все равно возвращаются.
       - А схожу - ка я на тот берег, может подстрелю чего, - тянется Толя к прислоненному к валуну карабину, потом вскидывает его на плечо и развалисто шагает вдоль уреза воды.
       Вася  тоже встает, проверяет закидушки и чертыхается. Пока мы дрыхли, одна исчезла вообще, а на других съедена наживка.
       Потом  мы с ним  бродим по окрестностям  и набираем ведерко   морошки.
       Когда  по небу разливается вечерняя заря, к горящему  костерку  выбредает Толя.
       - Во, - шмякает он на мох  две небольшие тушки.  Это полярные куропатки, которых зимой полно вблизи поселка.
       Через полчаса, насаженные на  стальной шомпол, птицы  пузырятся соком над костром, и мы ужинаем  их нежным мясом.
       А кругом звенящая тишина, всполохи зарниц на все темнеющем горизонте и какая-то неземная отрешенность.
       Потом такое я чувствовал только в монгольской степи, это, наверное, от бескрайности просторов. А может и нет, кто знает?
       Всю обратную дорогу мы молчим.
       Размеренно гудят колеса по извилистой ленте трассы,  яркий свет фар высвечивает  причудливые контуры и массивы, льющаяся из магнитолы музыка убаюкивает, и нам хорошо.

Примечание:
ДОФ - Дом офицеров флота.
«Шило» -  ректифицированный спирт (жарг.)
Мшаник (марь) - болото на севере.
Дуковские мешки - разовые полиэтиленовые емкости для удаления отходов с лодки.
«Вертолетка» - один из районов поселка Гаджиево, расположенный на сопке.