Продолжение.
И понеслась душа в рай!
Наша любовь была как большой и неожиданный подарок.
После первого шока и отвращения, испытанными в первую ночь, я стала различать человеческие черты на лице нашей любви и страсти.
Я училась любить Пашку.
Я училась быть любимой.
Куда-то подевались все статистки его любовных спектаклей.
Я стала полновластной его Шахерезадой.
У него были какие-то особые связи со студсоветом, да и обаять любого было для него пустяковым делом - и мы получили отдельную комнату на последнем этаже. Официально не зарегистрированные, мы жили как муж и жена в своём уютном гнёздышке.
Я ещё каким-то образом пыталась учиться, и училась на повышенную стипендию, то есть была даже отличницей, что было совсем непросто, учитывая бешеный темперамент моего молодого кавказского мужа.
А он уже давно к учёбе никак не относился.
Держали его в институте за "красивые глаза" уже десятый год.
А может, играли роль денежки богатенького папы - я тогда об этом не задумывалась особенно.
Не хочешь учиться - не учись.
Только мне не мешай.
Утром раненько я с трудом отрывалась от его пламенных поцелуев, голова шла кругом от ночных безумных ласк - и бежала в институт на лекции, на лабораторки, сдавала контрольные и экзамены.
Я люблю и умею готовить.
Дом моих родителей всегда славился отменной кухней.
Мой папа был заядлый охотник-любитель, и в доме нередко подавалась дичь - экзотическая, хорошо приготовленная.
Да и кавказской кухне отдавалась дань, потому как частыми гостями моего знаменитого на всю страну папы были и грузинский Совет Министров, и футболисты тбилисского "Динамо". Ах, как пригодилось мне сейчас умение приготовить "правильные" хачапури, чохахбили и сациви!
Мы вместе ходили на рынок и выбирали свежую кинзу.
А потом готовили свои семейные трапезы, которые часто превращались в дружеские посиделки за полночь.
А утром я мчалась на занятия!
Не было счастливее нас во всей Москве и Московской области!
Я как-то сразу поверила Пашке, что он расспрощался со своим образом Казановы.
Что наша любовь вечна.
Что мы будем жить долго и умрём в один день.
Он очень хотел ребёнка.
Я тоже.
Но что-то не получалось.
Может, его беспорядочные и неразборчивые связи давали о себе знать.
Не знаю.
У него, как я узнаю потом, так никто никогда и не родился.
И не женился он никогда.
Но об этом потом.
Год проходил за годом.
Для всего института мы были блестящей семейной парой, брак которой только крепчал с годами, как выдержанное вино.
В конце третьего года нашей неземной любви Пашка придумал, что мы должны официально пожениться.
Нужно было ехать к его родственникам на Кавказ, на смотрины.
Смутно припоминаю толпу мрачных, одетых во всё чёрное, тётушек, рассматривающих меня, как ломовую лошадь на привозе.
Только что в зубы не заглядывали!
Скорее всего невеста была ему уже давным-давно приготовлена, а тут он является с какой-то хромоножкой, которую целует (до брака!) каждую минуту и смотрит - подумайте только! - на эту еврейку, как на икону!
Мне было так глубоко плевать на мнение этих его средневековых родственников, что я недооценила материальной стороны вопроса: скорее всего ему дали понять, чтобы на материальную поддержку их оболтус больше не рассчитывал.
Уезжал он в Москву чернее ночи.
Я не придала значения угрозе.
Руки-ноги целы, голова на месте - сами себя прокормим!
Поехали к моим родителям на Украину за благословением.
Папа принял моего любимого очень хорошо - почувствовал, что он любит его драгоценную дочурку.
Мама моя была большая мастерица точных высказываний.
Скажет - как припечатает.
Долго всматривалась в иконную красоту лица, в бездонные глаза и сказала, как отрезала:
- Тебе решать. Красивый муж - чужой муж.
Я вздрогнула - предчувствие беды, что ли?
Мама, мамочка! Нет, он никогда, слышишь ты, никогда не женится ни на ком, кроме меня, мой бриллиантовый!
Он просто скоро не будет моим! Ох, если бы тогда я это знала!
Мы вернулись в Москву переполненные впечатлениями от поездки.
Строили, строили свои бесконечные планы на будущее.
Почему-то предполагалось, что я получу после распределения место в аспирантуре, а он естесственным образом тоже останется в Москве, и московская идилия вечно будет длиться, длится...
Но всё хорошее однажды кончается.
К нам на практику приехала группа старшекурсников с Урала.
Была среди них и молодая пара.
Невесту звали Оля.
По возвращению домой она и её молодой человек должны были пожениться.
Девушку поселили в комнату, которая официально числилась за мной.
Я-то уже четвёртый год жила с моим ненаглядным князем Пашенькой в его комнате.
Девушка была тихая, нежная, симпатичная.
Мы приятно побеседовали, пообщались двумя парами до глубокого вечера.
Ну ничегошеньки я не заметила - ни как засверкал пашкин кавказский глаз, ни необычное его оживление.
Наоборот, мы все так смеялись его искромётным шуткам в тот вечер! Он был в ударе - и необыкновенно хорош собой!
Назавтра я ушла с лекции пораньше - захотелось сделать новой знакомой приятное - освободить шкаф от кое-каких вещей, оставшихся в комнате.
Я повернула ключ в двери - и остановилась на пороге... гибели...
они вскочили с постели... оба были перепуганы... он был опять похож на похотливого волосатого фавна...мерзко, гнусно, нечем дышать... почему закрыты все окна... воздуха!
В больничной палате кроме меня почему-то была ещё моя мама.
Мама лежала, свернувшись клубочком, на соседней кровати.
Какая же она всё-таки маленькая, моя мамочка! И в кого же я уродилась такая дылда несчастли-и-ивая!
Глаза я открыла ещё через три дня.
Оказывается, я здесь уже десять дней.
Мою маму вызвали телеграммой. Я не разговариваю.
Не получается - замкнуло.
Пашка рвётся в палату.
Его не пускают.
Мама не пускает.
Правильно делает.
Видеть его я не могу.
Иногда я слышу, как он кричит под окном:
-Прости меня! Бес попутал! Я без тебя умру! - и скулит потом, как побитая собака...
Нет, не могу его видеть.
Не хочу.
Окаменело всё внутри.
Меня выписали через три месяца, когда я стала потихоньку говорить.
Занятия в институте уже давно начались - надо было навёрствовать упущенное.
Мама побыла со мной недельку и вернулась домой.
После её отъезда мне стало ещё хуже.
Боялась сойти с ума.
Пашку обхожу десятой дорогой.
Пробегаю быстро-быстро по коридорам, чтобы случайно не встретиться.
Учусь жить без него.
Несколько раз он приходил, стучал в дверь.
Не открываю.
Не о чем больше разговаривать.
Никогда больше, понимаете, никогда мы не поговорим!
Он потом умрёт через 20 лет от тяжёлой болезни, так ни разу и не поговорив со мной! Наверное, это очень жестоко с моей стороны, но иначе я не могла.
Не умела.
Однажды я вышла ночью в коридор, на кухню, что ли, чайник поставить, и случайно разговорилась с парнем одним с нашего этажа. Вообще-то, мы терпеть друг друга раньше не могли, а тут разговорились.
Ну, в общем, через три дня мы понесли заявление в ЗАГС.
Но это уже из другой истории.
А на свадьбе Пашка всё пытался прорваться внутрь и кричал:
- Что ты делаешь? Опомнись! Ты ведь моя, слышишь, ты моя жена! Кто это женится там на моей жене? Эй парень! Как тебя там? Она моя!
Его слегка били друзья жениха, а он снова и снова пытался прорваться на эту никому не нужную свадьбу...