Лиловая серёжка

Тина Ланкевич
миниатюра

Старый вагон настолько пропитался вино-пивным угаром вперемежку с запахом прорвавшейся канализационной трубы, что находиться в нем было невыносимо, тем более, что их плацкартные места находились у самого туалета – ее полка снизу, его сверху. А ехать трое суток…

Они познакомились в тамбуре, где можно было немного спастись от зноя и удушливых запахов. Случайная встреча двух случайных одиночеств, бесконечно смотрящих в окно, одновременно грустивших о чем-то своем.

Виктор коротко рассказал, что его девушка изменила с его же лучшим другом, поэтому он бросил институт и через несколько дней уходит в армию. А сейчас едет от отца. Тот в силу своей болезни не сможет приехать на проводы, а попрощаться хотелось… Он так и сказал – попрощаться. Как будто его жизнь заканчивалась.

Похожая ситуация. Ангелина слушала, а в глазах стояла картина измены её любимого. Казалось, она хорошо понимала Виктора, ни о чем не расспрашивая и не перебивая.  В принципе, её мало интересовала ситуация незнакомого парня, но ему нужно было выговориться, и она слушала, ответив только, что они братья по несчастью.

Оставшиеся дни они провели вместе. Почти не разговаривая, грустно глядя теперь уже в одно окно и держась за руки. Наверное, так им было легче переносить своё непомерное в этом возрасте горе.

Виктор прибывал на свою станцию раньше, чем Ангелина. Они вышли на перрон. На его плече болталась полупустая спортивная сумка (которую он то и дело поддёргивал) с надписью «СССР», как будто она ему мешала.
- Не переживай, у тебя в жизни будет всё отлично, вот увидишь, ты ещё встретишь девушку, которую полюбишь, и будешь с ней счастлив…

Он держал Ангелину за руки, смотрел растерянно в её чисто серые глаза и что-то отрывисто и быстро говорил:
- Знаешь, я даже не знал, что могу влюбиться вот так, сразу… Ты вдохнула в меня надежду, жизнь… Да, нельзя раскисать… Но… я только нашёл тебя и уже теряю… У меня ближайшие три года не будет адреса, ты тоже не знаешь, где будешь жить… Мне бы очень хотелось, чтобы от тебя осталось что-то на память… Хотя бы пуговица…

- Как глупо… и ты, и я в футболках… и ни одной пуговицы, - грустно улыбнулась она, подумав про себя, что так, наверное, даже лучше.

- Если тебе не жалко, сними одну сережку… Её лиловый глазок будет дарить мне нежный свет и тепло твоей руки… я буду хранить её вечно… может еще встретимся… И если этот маленький прозрачный глазок будет всегда ясным и чистым, я буду знать, что у тебя всё в порядке…

- Не жалко… это простая копеечная бижутерия…

- А что же оставить тебе?

- А мне останется вторая… и я буду знать, что у тебя всё в порядке.

Так они и расстались, не успев толком узнать друг друга.  Да и нужно ли это было…

***
Она проснулась от тяжести в груди. Осторожно повернулась, слегка потянулась и медленно поднялась. По привычке откинула шторы, поздоровавшись со Вселенной и пожелав ей мира и добра.
Какое-то странное наваждение – не то тревога, не то опять какая-то болячка беспокоила старую женщину исподтишка. Она не понимала - то ли память аукнула, то ли сон приснился … было это с ней или не с ней…

На глаза попалась дряхлая картонная коробочка с ненужными безделушками, которые старушка лет сорок как собиралась выкинуть, да всё руки не доходили. Дрожащими руками она открыла её, слегка поворошив содержимое, и замерла в удивлении – на самом дне среди пыли, ржавых пуговиц, каких-то бусинок, гнутых булавок и потускневших пряжек лежала почерневшая маленькая сережка, поблёскивая ясным, словно новеньким, лиловым камешком.
- Ну, вот и здорово, Витя, значит, и у тебя, и у меня всё сложилось хорошо...