Алёна
Без пищи костёр умирал. Слабые языки пламени лениво лизали остывающие угли, ни чего не освещая. А ночь, давно властвующая над тайгой, угомонив шумную компанию, навалилась на костёр. И давила его, давила, всё ближе подступая, обволакивая мраком и, своими, ночными звуками.
Алёнка чувствовала, как в ней, вновь, просыпался зверь. Был он, немного, другим. Теплым, ласковым, спокойным. Но всё же это был он. Чуткий, насторожённый, готовый в любую минуту, огрызнутся яростью, выпустить безжалостные когти и броситься на врага, или в погоню за добычей. Полу прикрытые глаза улавливали малейшее движение, а слух едва уловимый шорох. Чёрная пантера отдыхала.
Она до сих пор не разобралась, и не могла понять, правильно ли поступила, поддавшись уговорам друзей согласившись, участвовать в их традиционном походе, после стольких лет отсутствия. С ними хорошо. Спокойно, уютно, как раньше, в прошлой жизни. Многих уже нет, жизнь разбросала, засосала повседневными заботами. Но появились новые. Жены, мужья. Катька, та даже сына взяла.
Легкий, мимолётный шорох коснулся ушей, насторожил. Но не встревожил. Каким-то не понятным, внутренним зрением видела, чувствовала, полог палатки откинулся и оттуда, на неё пристально смотрела Иришка. Да, это была она. Шорох усилился, надавил на барабанные перепонки, заглушая все остальные звуки, и быстро перешел в мягкую поступь открыто идущего человека. Когда подруга подошла совсем близко, отчего-то захотелось плакать. Но Алёнка сдержалась и, не оборачиваясь, подвинулась, уступая ей место.
Ирина, накинув на плечи подруги куртку, уселась рядом, мягко привлекла к себе и застыла, ни чего не говоря.
Так они сидели долго. Костёр совсем угас. Только отдельные угольки, время от времени подмигивали, напоминая о своём существовании. Проснувшийся было зверь лежал тихо, затаившись и, кажется, засыпал. Спало всё. Ночные жители, так же, постепенно умолкали. Затихал шорох в кустах, замерли крики ночных птиц. Даже ветерок и тот поутих.
- Иди, приляг, рассвет скоро.
- Я то, перекимарила. А ты, и не ложилась.
- У Вила под боком. А мне к кому приткнуться?
- Перестань себя изводить, Алька! Вадима не вернёшь. Жить надо. Светку поднимать.
- Нет, Иришка, живу я только там. Весь год как в тумане, как зомби. Ни чувств, ни чего.
- Время пройдёт, уляжется.
- Что ты такое говоришь? Как? Забыть Вадима! – Аленка возмущенно вскинула на подругу сердитые глаза, полные слёз.
Та ещё крепче прижала её к себе и как маленькую девочку погладила по голове.
- Да ни кто об этом не говорит. Милая моя Алька. Ты мать. О дочери думать надо.
- Он хотел сына. – Отрешённым голосом, устало проговорила та.
- А что? Дочь он не признал бы?
Алёнка молчала.
- Ладно, пошли вместе. – Ирина решительно поднялась, увлекая за собой подругу. Та безвольно последовала за ней и, подталкиваемая в спину, направилась к палатке.
Из неё, навстречу им, вылез Виталий. И потягиваясь, зевая во весь рот, спросил.
- Что, полуночницы, Вместо Тольяна дежурили? А он рад радёшенек, отрабатывает взаимодействие щеки с подушкой. Кстати, где он?
- Вон, под сосной храпит, всех волков распугал. – Ирина кивнула головой в сторону обрыва. Там, высоко взметнув могучую крону, на фоне уже бледнеющего неба, красовалась старая, но крепкая сосна. Ночь ещё скрадывала мощные корни, вылезшие из каменистой земли и образовавшие, своими изгибами нечто напоминающее люльку. Среди них и примостился их сторож.
Алёна с Иришкой забрались под полог. Там было темно и душно. Даже открытые настежь оконца, не помогали. «Под открытым небом лучше», промелькнуло в голове. Но подруга настойчиво подтолкнула в спину и, посветив фонариком, указала на расстеленный спальник.
- Ложись рядом с Лешкой, Вил только встал, место ещё теплое. А я ближе к выходу.
- А он?
- Уже не вернётся. Сейчас Толяна поднимет. Начнут воду таскать, дрова. Потом девчат разбудят, завтрак готовить. Эх. Алька, Алька. Давненько ты с нами не ходила. Всё по-старому.
Леха во сне повернулся к ней лицом, закинув руку на подушку. Алёна легла на эту крепкую мужскую руку, уткнулась носом в его грудь, слегка всхлипнула и беззвучно расплакалась. Тот, сквозь сон, пробурчал, что-то не вразумительное, обнял второй рукой и стал убаюкивать, как маленького ребенка. Под это мерное и вялое покачивание она и уснула.
Зябко. Хотя сентябрь в этих краях ещё лето, но ночами, особенно под утро, прохладно, даже холодно. Алёна лежала на огромном валуне, ещё не успевшим остыть и до боли в глазах всматривалась в темнеющее внизу селение. Звуки, доносившиеся оттуда, постепенно смолкали. Редкие огоньки гасли. Аул засыпал. Выждав ещё немного, с легкостью кошки спустилась на тропу и, не переставая чутко вслушиваться в ночные шорохи, подкралась к ближайшей хибаре. День, проведённый в засаде, не пропал даром. Теперь она и в полной темноте могла пройти по этим улочкам к намеченной цели. Именно здесь, в этом строении, содержали пленных.
Сколько она уже их видела.
Крадучись, держась за стены, приблизилась и замерла, пытаясь что-либо разобрать в кромешной мгле. Казалось ни души. Но вот, в каких-то десяти метрах от неё темень заколебалась, задвигалась. Приобретая очертания поднявшегося с земли человека. Сердце тихо заполнялось тревогой. Всходила луна. Ещё немного и он её увидел. Неторопливо как при замедленной съёмке стал поднимать автомат. Слишком медленно. Бросок. И неизвестный, беззвучно рухнул наземь. В два прыжка Алёна оказалась рядом. Схватила нож, вытаскивая его из, уже бездыханного тела. И в этот момент с заду навалились, облапив за туловище и пригибая к земле. Молча, сопя в самое ухо. Не раздумывая, и без размах ударила с низу вверх, назад, надеясь попасть либо в живот, либо в пах. Нож вошел по самую рукоятку, легко без сопротивления, как в пустоту. Но обратно не выходил, будто держал кто. Она дёргала его, дёргала, казалось целую вечность, безрезультатно. А противник, не среагировав на удар, валил её наземь. И они упали. Падая, Алёна вывернулась, и, впившись руками в горло, отчаянно стала сжимать, чувствуя, как под пальцами заходил кадык. Сопенье перешло в сдавленный хрип, руки, сжимающие её, ослабли, и теперь пытались освободить горло. Откуда-то из-за спины им на помощь пришла ещё одна пара рук, и Иркин голос отчаянно прокричал, в самое ухо.
- Алька, очнись, ты ж его задушишь!
Ночной кошмар, моментально отпустил. Но руки, всё ещё, сжимали Лёшкино горло. Пальцы, сведённые судорогой, вздрагивали, и хотя хватка ослабла, но и разжиматься они не хотели.
Наконец Лёха, не без помощи Ирины, избавился от объятий. И природное чувство юмора взяло верх. Потирая шею, со следами Алькиных ногтей, Улыбаясь, проговорил.
- Ну, ты, подруга, даёшь! Вначале кулаком заехала, потом дёргать начала. А когда оторвать не смогла, душить бросилась.
Иринка прыснула. А Алька кинулась обнимать товарища.
- Ой! Прости Лёшик! Сон дурной приснился.
- Кому как, если б душить не начала, то, в общем, ничего, приятный сон. Кулаком то ты не больно, зато потом …..
- Ладно, тебе, зубоскал. Кабы не Иришка, было б тебе потом.
В палатку заглянула Галка.
- Лёшь, что случилось?
- Да ничего – за него ответила Ирина – с его стороны наблюдались сексуальные домогательства. Да Алька отстояла свою честь.
Галкины глаза округлились, она покачнулась, и чуть не завалив палатку, уселась наземь.
- Да слушай ты их больше! Болоболки! Сон дурной приснился.
- А шею тебе во сне поцарапали?
- Галочка, не переживай и не ругай его. Я виновата. Это он меня выгораживает. Во сне я на него бросилась. Ну, простите меня, ребята. Она прижала руки к груди, с мольбой посматривая то на одного, то на другого.
- Ладно, вам. Галка, забирай своего правоверного. Всё нормально. Алёнке сон приснился не хороший. Да, слава богу, обошлось всё. – И без перехода спросила.- Завтрак готов?
- Да, выбирайтесь. Уже все палатки собрали. Вы только дрыхнете.
- Ты вот что, принеси нам с Алькой сюда. А ты, Лёха выметайся. Нам посекретничать надо.
Ребята ушли. А Ирина присев рядом с Алькой, обняв ее, стала успокаивать.
- Ну, что ты так. Успокойся. Всё в порядке. Подумаешь, глупость, какая.
- Вовсе не глупость! Всё как наяву. Да и успокоилась уже. Галка вошла, и всё будто рукой сняло. Как ты думаешь, она не обиделась?
- Подруга, сколько лет ты отсутствовала?
- Да, считай семь.
- За это время ни чего у нас не изменилось. Повзрослели, детей нарожали. А среди своих, как были детьми, так и остались. Мой Вил, вон каким делом ворочает, а посмотри, пацан пацаном. Да что я тебе объясняю. Это от походов ты давненько отлыниваешь, а на вечеринках то бывала. Вон и Толян твой …
- Ни чего он и не мой. После Чечни, прикипел, проходу не даёт.
- Правильно! Ты ж ему жизнь спасла. Знаешь, скажу по секрету. Они с Вилом нанимали частного сыщика, За тобой проследить…..
- Сыщика?!!!!
- Да, да. Всё беспокоятся. Куда ты исчезаешь. Я молчу как рыба. А все гадают. Однако и сыщик с носом остался.
Алёнка довольно улыбнулась.
- Иришь, ты помалкивай. Сама понимаю, не хорошим делом занимаюсь. Да не жить мне без него. Только им и живу, только там душа отдыхает. Ой! Больно мне Ир, больно!
- Ну, ну. Успокойся. Не будем больше об этом.
Из-за полога послышался, приближающийся Лешкин голос.
- Ку-ку! Ку-ку! Кумушки! Ваша мама пришла, молочка принесла! – И, ввалившись в палатку, добавил. – Всё, девки, марш завтракать, а то ишь чего захотели, «какаву» в постель им подавай. Только наша палатка ещё стоит. Остальные уж и рюкзаки собрали.
Из-за его спины высунулся Вил.
- Ир, ступайте к костру, только ваши тарелки остались. Мы с ребятами палатку мигом свернём, Галка вещи соберёт. Смотрите, солнце в гору лезет. Жара будет.
Но Виталий ошибся. Ясное, чистое, с утра, небо быстро затянулось густой облачностью. А к полудню разразилась гроза. Правда, они успели за это время отмахать десять, двенадцать верст. И, даже, выбрав место для стоянки, разбить лагерь, но не более. Костёр только начал разгораться, как с небес хлынуло, в три ручья. И все разбежались по палаткам. Ребята забрались к Юрке и резались в преферанс. Девчата устроили девичник у Екатерины.
Алёнка не пошла ни к тем, ни к другим. Захотелось побыть одной. Пятые сутки она в тайге, и пятые сутки не может привыкнуть к их походной жизни. Отвыкла, за семь лет. И лес она воспринимала совсем иначе. Он был для неё живым существом. Со своими повадками, характером, опасными и приятными сюрпризами. Ребята видели только красоты природы, и отличный способ отдохнуть, расслабиться. Она же чувствовала его напряженную жизнь, ту борьбу, которую вела каждая травинка, каждая букашка, за место под солнцем. Семь лет.
Семь лет она жила лесом. Лесом и ещё горами, в которые влюбилась почти сразу. Два из них, вообще, в полном отрыве от цивилизации. Одичала, превратилась в зверя. Затем, когда она вернулась в город, зверь затаился, утих. И просыпался только во время отпуска.
Дождевые капли барабанили по палатке, убаюкивая. Глаза слипались.
Она вся вымокла и дрожала от холода. Козырёк скалы едва предохранял от сыпавшегося сверху, не то дождя, не то снега. А из аула расположенного, чуть ниже тянуло дразнящим запахом, чудесного кофе. Даже пряный запах намокших скал и зелени не мог его перебить.
«Ещё немного» - подумала она – «только бы не сорвалось. А там можно и домой. К Светке, к ребятам».
А запах манил. Мысли от него путались, уводя в сторону, в уютное весёлое, беззаботное прошлое.
Алёнка открыла глаза. Гроза, видать кончилась, но дождь всё ещё барабанил по туго натянутой палатке. Она лежала на спальнике, отвернувшись к стенке, а перед самым её носом дымилась полная кружка ароматнейшего кофе. Рядом молча, сидел Толя. Она его не видела, но чувствовала, вернее, видела каким-то внутренним, необъяснимым зрением, как давеча Ирину. Зверь, живший в ней, не ошибался.
- Спасибо, Толик! – садясь и беря в руки кружку, проговорила она.
- Спала? Снилось что-то неприятное?
- Сидишь долго? Кофе остывать начал.
- Да нет, не больше трёх минут. Будить не хотелось, чтоб не сорвалось.
- Что? Во сне болтала? Громко?
- Еле слышно, но я разобрал. Что с тобой творится, Алька? Не заживает? Болит?
- А ты как думаешь?
- Вижу. Больше пяти лет прошло, а ты ни как не успокоишься.
Он легонько, за плечи притянул её к себе. И она, не выпуская из рук тёплой кружки, положила голову ему на плечо.
- Хороший ты парень, Толька. Да напрасно всё это. Ни чего у нас не получится.
- Не торопись, я подожду. Сколько надо столько и буду ждать.
- Всю жизнь прождёшь.
- Ну, значит судьба такая. – Он слегка поцеловал её волосы. Алёна подняла на него печальные глаза и ответила.
- Не могу забыть Вадима. И тот день у меня всё время перед глазами.
- Жизнь мудрая, со временем раны затянуться, оживёшь. А я рядом буду. Всегда.
- Нет, Толик, мне и в глаза тебе, порой, стыдно смотреть. Ты же всё видел.
- Видел. – Серьёзным голосом ответил он. – Зато знаю, как любить можешь. Не каждая готова за любовь такое сотворить. Аленька, тебе же цены нет. Солнышко ты моё.
- Нет. Плохая я стала. Вместо сердца кусок льда. Не растопишь.
- Я постараюсь. Очень постараюсь.
Некоторое время сидели молча. Она, не поднимая головы с его плеча и время от времени отхлёбывая из кружки. Он, обняв обеими руками, слегка покачивая, нежно целовал её волосы.
- Дай слово, что не оставишь Светку одну. – Тихо проговорила Алька.
- Ни тебя, ни Свету, - почти шёпотом ответил он. И вдруг встрепенулся. – А ты что? Помирать собралась?
- Нет, ты поклянись! – отпрянув от него, совершенно серьёзным голосом, потребовала Алёна. – Если любишь.
- Клянусь! – В тон ей ответил Толик. – Ни Светку, ни тебя, ни когда не брошу.
- Ну, меня то, ладно, как нибудь обойдусь. А за Светлану, спасибо.
Она успокоилась и попыталась вновь прилечь на его плечо. Но он не отпускал, а чуть отстранив от себя и пытаясь поймать её взгляд, с тревогой спросил
- Что случилось? Алька? Что ты удумала?
- Тревожно мне, Толик. Чувствую, скоро с Вадимом увижусь.
- Да бог с тобой! Что ты говоришь? Вот возьму, привяжу к себе и ни куда не отпущу. И притронуться к тебе ни кто не посмеет.
Он, шутя, сдернул свисающий с потолка ремешок и попытался завязать у неё на руке. Алёнка взорвалась смехом, резко дёрнулась в сторону и, не успел Толян среагировать, как лежал, уткнувшись носом в землю. А она скручивала ему руки за спиной тем самым ремешком.
- Вот так, вот! – Прихлопнув ладошкой между лопаток, проговорила, затянув последний узел. Потом, резко дернув за свисающий конец, сбросила путы и, перевернув его на спину, поцеловала в губы. Он попытался её обнять, но она отстранилась.
- Пошли к ребятам. Дождь, гляди, перестал.
- Иди. Я догоню.
Алёнка вышла, распрямилась, подняла к небу лицо, подставляя его под последние капли и, вздохнув, побежала в палатку к ребятам.
Анатолий, лёжа на боку, наблюдал за ней. Бог ты мой! Как он любил эту женщину. И прекрасно понимал, что абсолютно безнадёжно. Она до сих пор любила Вадима. Прошло пять лет, нет скоро шесть, как он погиб. Но их любовь, за эти годы ни капли не ослабла.
Он вспомнил тот день. У дверей сарая, где их содержали, произошла короткая, но яростная, схватка, без единого вскрика. Затем дверь стала медленно, слишком медленно, как ему показалось, открываться. Вадим прошептал, запёкшимися губами: «Наши!» Но в дверном проёме, освещённая полной луной, стояла девушка. Вадим, не видел. Он уже ни чего не видел. А у Толи, от разочарования, разболелись раны. Она же, замешкавшись всего на мгновение, бросилась именно к Вадиму, хотя в кромешной темени сарая разглядеть что-либо было невозможно.
- Скорей, ребята. Сколько вас тут? Уходить надо! Вот-вот кутерьма начнётся.
И осеклась. По всей видимости, руки её коснулись тела любимого. И она всё поняла. На нём не было живого места. До того он был изувечен. А одежда, если можно так назвать эти лохмотья, вся пропитана кровью, сочащейся из множества ран. Анатолий вообще удивлялся, как он мог протянуть так долго. И с минуты на минуту ждал, что останется один. Нет! Воплей не было, слёз тоже, как не было ни причитаний, ни сожалений.
-Та..ак, гады! – Как-то жёстко и, несколько задумчиво произнесла она. – Вадим, ты двигаться можешь?
- Алька! Зачем, зачем ты здесь? Как? А в прочем я этого ожидал. Уходи, сейчас же!
- Нет! Без тебя ни шагу! Мы ещё повоюем! – Вот тут её голос, предательски дрогнул.
- Алёнка, любимая, ради любви нашей, прошу, уходи. Живи! Я и так безмерно счастлив, видеть тебя! Но, прошу, уходи! Со мной это верная смерть. Уходи.
- Вадик, как же я без тебя? Не жить мне.
- В память о нашей любви, будешь жить! И нарожаешь кучу детишек. – Казалось, он улыбнулся, и тихо, ели слышно добавил, - Жаль, что не от меня!
И только тут Алька разрыдалась. И сквозь слёзы, с какой-то злостью спросила
- Кто тут ещё с тобой?
- Толян, он хотя бы двигаться может. Вот с ним и уходите. Гранату только оставьте. Есть граната?
- И не одна. Толян, слышишь, выйди, у входа оружие свалено, посторожи. А сюда и нос не суй. – Распорядилась Алёна.
Что там было, после того как Толян выполз он не видел. Но догадаться было совсем не сложно. Судя по звукам, доносившимся из сарая, отдельным фразам, он понял, девушка пытается унести хотя бы частичку любимого.
Через полчаса они уже выходили из аула, оставив Вадиму автомат и четыре гранаты. Но ушли не далеко. Только поднялись на скалу, как за спиной поднялся переполох. Затем, длинная, на весь магазин, очередь. И грянул взрыв. Алёнка упала и забилась в истерике. Он не мешал, лишь ладонью попытался закрыть ей рот, что б их не обнаружили.
Выйдя из госпиталя, нашёл её в Грозном. Она дохаживала последние месяцы, но возвращаться в Москву, категорически отказалась. И только после родов, с большим трудом он увёз их. С тех пор они не расставались. Только раз в год бесследно исчезала. Куда, что, ни кто не знал. Но неизменно возвращалась довольной и умиротворенной. Жила она с родителями. Толян купил квартиру в этом же доме. Ни о какой близости не могло быть и речи. Она беззаветно продолжала любить Вадима. Анатолий же, не представлял свою жизнь без неё.
Из воспоминаний его вырвал Юркин голос.
- Тольян! Куда ты пропал? Иди сюда!
В просторной Юркиной палатке собрались все. Было, конечно, тесновато, но весело.
- Слышь, Тольян, чё Алька предлагает! – Обратился к нему Славка. И, указывая на расстеленную карту, продолжил.
- Глянь, вот озеро. Мы тут.
- До железнодорожной станции, как минимум, двое суток пути. Гроза здорово помешала. – Встрял в разговор Виталий.
- Если срубить плоты, завтра к обеду, будем там. – Не обращая внимание на Вила, закончил Славка.
- Дельно, но это ж раньше времени.
- А тайгой, так опоздаем! Ну, что, мужики – обращаясь уже ко всем, спросил он – решаемся?
Возражений не было.
Через три дня всё их весёлое и, главное, довольное племя «Ням-ням и Буль-буль», как они окрестили себя ещё в детстве, посапывая, а кто и похрапывая во сне, под мерный стук колёс приближалось к Москве.
Кто-то вошёл в купе. Анатолий проснулся и в слабом свете ночника увидал Ирину. Она подошла и, склонившись к самому лицу, шепотом спросила
- Не спишь?
- Разбудила.
- Давай, выйдем. Жду в тамбуре.
Там, предложив ему сигарету, некоторое время молчала, как бы решаясь, затем, как ударила.
- Алька, опять удрала.
- Как? Мы же договаривались. Когда?
- А за ней уследишь? – Вопросом на вопрос ответила Ирина и добавила – Да и не удержишь.
Долго молчали думая каждый о своём. Наконец Толя спросил.
- А куда? Ты же знаешь. Вижу, что знаешь. Она просила не говорить?
- Да, Ещё когда вы вернулись….. вместе. Я думала, ты догадался.
- Примерно. К Вадиму?
Ирина, молча, кивнула головой.
- Самое страшное, что она не просто туда ездит. Она продолжает воевать.
Я так боюсь Толик.
Она разрыдалась и уткнулась лицом ему в грудь.
- Так. - Рубанул он. – На ближайшей станции я выхожу. Вы с Вилом мне денег одолжите? Представляю, что она там вытворяет. Ты б видела её в деле, Ирка. Да не реви ты так. С ней будет всё нормально. Я постараюсь перехватить. А затем, когда вернёмся, к чёрту все секреты, надо сообща её вытаскивать. Пошли к Вилу.
В купе, Виталий выгреб из кошелька, всю наличность, не будя соседей, очисти кошельки и у Лёшки с Юркой.
- Это всё! Будешь на месте, звони, сразу вышлю, сколько потребуется. – И мягко, с мольбой в голосе, попросил – Верни её Толик.
Поезд замедлял ход. Толян, в чём был, подхватив сумку, побежал на выход.
Вернулся он только в начале октября. Ирина и Виталий уже укладывались спать, когда раздался звонок в дверь. Это был Анатолий. Тощий, осунувшийся, чернее тучи, с бутылкой водки зажатой в руке. Он преступил порог и тут же, усевшись на пол, расплакался.