Итак, вопреки опасениям, неоднократно высказывавшимся в прессе, первый в истории чемпионат мира по Пушкину состоялся! До последнего момента никто не знал, как будет проходить это беспрецедентное соревнование. «Вы получите незабываемую информацию!» - ответил на вопрос нашего корреспондента организатор чемпионата господин Сторожевский.
Да, этот праздник ума и спорта подарил нам именно он, Петр Петрович Сторожевский, гениальный литературовед, спортсмен, красавец-мужчина, кандидат филологических наук, доцент, автор множества научных работ и оригинальных теоретических концепций, неподражаемый оратор. Он же, Петр Петрович, стал первым зарегистрированным участником чемпионата. Мало кто сомневался, что он же будет его первым победителем. Однако сюрпризы не исключались. Найти достойных соперников Петру Петровичу оказалось делом нелегким. В результате дотошного собеседования, включавшего зачет по пушкинским текстам, отсеялись все доктора и кандидаты наук, все западные специалисты, все филологи-любители. Относительно женщин действовало особое распоряжение. Едва войдя в зал, в котором работала комиссия, они перенаправлялись охранниками на хозяйственные работы. Вернувшимся филологиням вручили памятные значки и почетные грамоты. Как и следовало ожидать, этого им показалось мало и они потребовали в качестве уплаты допуска к соревнованиям. Жесткий отказ вызвал бурное негодование в женских рядах. «Вы издеваетесь! Ради чего мы драили полы, мыли окна, чистили грязные унитазы, подметали двор и стирали шторы? Ради каких-то сраных значков и грамот? Или вы вносите нас в протокол участников или через пять минут от вашего долбанного дворца науки и спорта камня на камне не останется!» Успокоить феминистские волнения удалось только после того, как, по предложению Петра Петровича, было объявлено о внеконкурсном включении всех уважаемых пушкинисток в число участниц чемпионата мира по Анне Ахматовой. Тут же, на площади, прилегающей к зданию, состоялась 1/256 финала, и женщины дружно приступили к царапанию лиц, вырыванию волос, пинкам в живот и прочим видам неформальной полемики, что подтвердило правоту первоначального решения оргкомитета и дало комиссии возможность продолжить кастинг претендентов мужеского пола.
Потеряв надежду на составление полноценной турнирной сетки, оргкомитет постановил путем кидания жребия отобрать из числа забракованных ученых одного филолога, которому предстоит сразиться с Петром Петровичем Сторожевским в финале. Короткую спичку вытянул Савелий Савельевич Благодушный, плодовитый специалист по русской литературе первой трети 19 века, печально известный всем любителям пушкинистики, лермонтовистики и гоголевистики. «Куда ни сунься, везде книги этого проклятого недоумка! – возмущался один из сотрудников нашей редакции, страстный поклонник и пропагандист творчества Гоголя. – Во всех магазинах, во всех библиотеках, во всех каталогах! Все учебники, все пособия, все основополагающие труды выходят под его именем. Все телепередачи по «золотому веку» обезображены его тупой мордой. Из-за нудной и бездарной писанины этого гада дети начинают испытывать отвращение к русской классике с младшего школьного возраста!»
Но, как нам тогда показалось, это говорило и об определенном авторитете господина Благодушного. Не одни же дураки его издают, приглашают, показывают? Сильный соперник, подумали мы. Однако у господина Сторожевского было другое мнение.
- Груша для битья, - так охарактеризовал Петр Петрович своего оппонента в интервью нашему корреспонденту.
- В лице этой гнилой груши для битья я собираюсь нанести удар всей мировой пушкинистике! – громко заявил Петр Петрович Сторожевский, встречая на ринге незадачливого профессора и кладя руку ему на плечо.
На Сторожевском был его традиционный темно-серый костюм с фирменными жирными пятнами, одетый поверх помятой белой рубашки в синюю полоску. Гениальный литературовед не собирался пускать зрителям пыль в глаза шоуменской аккуратностью. Господин Благодушный выбрал еще более неформальный ансамбль: потертые джинсы и коричневый пуловер без пуговиц. Несомненно, он стремился завоевать симпатии молодой части аудитории, однако практически вся она сегодня состояла из студентов Петра Петровича, не сдавших зачет в прошлую пятницу. Студенты Благодушного игнорировали мероприятие, полагая, что это будет очередное нудное чествование ненавистного им препода. В результате, группу поддержки Савелия Савельевича составили только маленькие сухие старушенции, числом около пятидесяти сгрудившиеся на северной трибуне. Никто не ожидал от них зажигательных танцев, но и оставаться незамеченным все время матча этот злобный конклав явно не собирался.
Отсеянные пушкинисты расселись по одному и маленькими компаниями на свободных местах. Им было запрещено выражать какие-либо эмоции в связи с происходящим на ринге. В случае неповиновения они могли быть удалены из зала при помощи пожарных водометов. Чтобы доказать меткость сего орудия и серьезность своих требований, администрация за 15 минут до начала матча распорядилась погасить несколько скептических улыбок, обличавших деструктивные намерения неудачников. Зал пришел в неописуемый восторг и разразился первой за сегодняшний день бурной овацией. Оплеванные и осмеянные отсеянные потянулись к выходу.
Ну, и конечно, бОльшую часть зрительских мест занимали рядовые поклонники пушкинского творчества, простые русские граждане среднего возраста, желающие узнать что-то новое о своем любимом поэте. Многие пришли семьями.
Наряды болельщиков отличились не меньшей пестротой и изобретательностью, чем на спортивно-игровых состязаниях. За исключением фанаток Благодушного, которые все как одна пришли в длинных черных юбках, белых блузках и роговых очках. Из-за чего их группа напоминала женское вспомогательное подразделение СС. Не хватало только фирменных кителей и галстуков, но никто не сомневался, что эти атрибуты старухи сняли на входе в целях маскировки.
Примером аналогичной бедности воображения среди других болельщицких костюмов явились хоккейные и футбольные майки с именами пушкинских героев. Были, впрочем, удачные находки и в этой категории. Так, на спинах «салаватоюлаевцев» красовались имена героев «Капитанской дочки». Все «зенитчики» воплощали один синонимический ряд: «Медный Всадник», «Петр Первый», «Кумир на бронзовом коне», «Державец полумира», «Герой Полтавы» и так далее. Каждый из «диномовцев» был «бес».
На спортивных парней и девок с презрением поглядывали одетые по моде начала XIX века онегины, ленские, германны, байроны, татьяны, ольги, чаадаевы, дантесы. Монотонность великосветских платьев часто нарушали разные неформальные прибамбасы: эмо-челки, металлюжные цепи, готический макияж, панковские разрывы на пикантных местах, битниковские заплаты, киберпанковские пояса и шлемы, огромные бумажные розы в петлицах, воронкообразные цилиндры и прочие прикольные фишки, стилистическую принадлежность которых мы не смогли определить. Столько же яркого новогоднего мусора было вплетено в сказочные костюмы русланов, людмил, финнов, черноморов, великанов, царей салтанов, царевен-лебедей, белок и ученых котов.
У студентов пользовался популярностью костюм револьвера. Тело облекалось в накидку, по форме напоминающую рукоятку, а на голове водружались барабан и дуло. Причем, функционирующие. В барабан можно было зарядить только что опустошенную банку пива и выстрелить ею, дернув колечко, приводящее в действие небольшую, но мощную пружину. Многие студентки, не долго думая, облеклись в женское нижнее белье «александровской» эпохи.
Несколько слов о трансляции матча по телевидению. Мы должны опровергнуть домыслы некоторых наших коллег о якобы имевших место технических трудностях и/или не устроивших Петра Петровича с финансовой точки зрения предложениях. Трансляция изначально не планировалась. Зрители были предупреждены об этом заранее, как и о том, что на висящих под крышей дворца четырех больших экранах их показывать не будут, разве что в перерыве. «Мне всегда немного жутковато, когда они радуются, увидев себя на экране. Куда они смотрят? Что видят? Если бы они смотрели в снимающую их камеру или камера была закреплена в районе экрана, тогда другое дело. Получился бы понятный и приятный эффект зеркального тонированного стекла. А так они смотрят и видят себя, смотрящих на себя, но как бы не на себя, а куда-то вверх и в сторону. Словно созерцают себя запечатленными в некоей небесной телегалерее в момент контакта с божественной силой. Я не допущу религиозных извращений на своем чемпионате!» На вопрос о трансляции господин Сторожевский ответил, что он, действительно, отверг самые выгодные контракты. Но не по причине своей ненасытности и не из соображений альтруизма. Ненависть к телевидению здесь тоже ни при чем. «Мы предложим телезрителям не стихийно разворачивающееся шоу и не хаотический монтаж безобразий, которые будут твориться в зале и на сцене, а настоящее произведение искусства, широкоэкранный художественно-документальный фильм, который войдет в сокровищницу мирового кинематографа!»
И добавил: «Этот фильм станет надгробным камнем мировой пушкинистики!»
- Попробуйте, - тихо промолвил пожилой грушевидный очкарик и осторожно высвободил плечо из-под тяжелой руки соперника.
Громкие аплодисменты, после слов Сторожевского раздавшиеся в его фанатском секторе, тут же смолкли. У студентов возникло серьезное опасение, что кулак их любимого преподавателя безнадежно увязнет в переспелой телесной мякоти ученого борова. Но после того, как судья показал Благодушному желтую карточку за его дерзкую реплику, у молодежи снова поднялось настроение.
В ряду старушенций послышалось недовольное шипение.
Савелий Савельевич понурил ученую голову. Он понял, что игра сегодня будет вестись в одни ворота, следовательно, придется довольствоваться гонораром за участие и забыть про премиальные. Однако складывать оружие раньше времени профессор не собирался.
Судья, статный мужчина в черном фраке, органично сочетающий аристократические и лакейские черты, кое-кого нам сразу напомнил. Мы не верили своим глазам, но как только на экране в момент вынесения предупреждения появилось его изображение крупным планом, хором воскликнули: «Стивен Фрай! Бог ты мой, вот это уровень!»
Тем временем Петр Петрович и Савелий Савельевич уселись друг напротив друга за широкие письменные столы, уставленные многочисленными яствами и канцелярскими принадлежностями китайского производства. Благодушный налил себе стакан минералки. Сторожевский закурил «Золотую Яву».
Судья достал запечатанный конверт с названием темы. Многозначительная пауза. Фирменная фраевская улыбочка. Волнительная минута. Тишина в зале…
- Только не «Повести Белкина»! – воскликнул Сторожевский, упав на колени и картинно воздев руки к небу.
Стивен отрывает край конверта и достает сложенный вдвое листок…
- «Повести покойного Ивана Петровича Белкина», - читает он по-русски без малейшего акцента. - Принципы циклизации. Роль «Гробовщика» в композиционной структуре. Образ рассказчика. Три раунда до победного конца!
Зал разражается бурными аплодисментами. Престарелые фурии одобрительно хихикают.
- Шеф, ты сдюжишь! – кричит студент в хоккейной каске с рогами дьявола.
Сторожевский бросил на него быстрый взгляд и поднялся с пола. Нам показалось, что сейчас решилась судьба одного из зачетов.
А в центре ринга неожиданно для всех появилась очаровательная брюнетка в ярко-красном бикини и черных туфлях. О, что за чудное создание! Нет, она нисколько не походила на пошлых силиконовых кукол, с отвратительным вожделением созерцаемых нами в перерывах так называемых «боев без правил». Это была скромная девушка среднего роста, с невызывающими, но очень женственными формами. Высокий красивый лоб, умный взгляд больших зеленых глаз, очки в изящной оправе, ироничная улыбка, гуляющая на чуть припухлых губах, а также толстый том в тонких и нежных руках обличали в ней прирожденную интеллектуалку.
Старушечьи ряды огласились громким единичным ойканьем.
Девушка метнула на Петра Петровича взгляд, в котором легко прочитывались упрек, обида и вызов. Тот виновато улыбнулся и потупил взор. Сколь многоречив был этот беглый диалог глаз! Кажется, любой из нас смог бы в деталях воссоздать вчерашнюю сцену. Как он ее уговаривал, а она отказывалась. Как он снова уговаривал, а она сердилась и грозилась уйти. Как он с печальным видом закуривал сигарету и молчал, позволяя ей уйти. Она медлила. «Ты же понимаешь, как это для меня важно, детка…» И она соглашалась…
И вот сейчас она, покоряясь его воле, под прицелом похотливых и завистливых взглядов открывает большую книгу, чтобы зачитать краткую информацию для тех, кто не знает, во имя чего в этом зале будет литься благородная филологическая кровь.
- «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» — цикл повестей А. С. Пушкина, состоящий из пяти повестей и выпущенный им без указания имени настоящего автора, то есть самого Пушкина, - говорит девушка хорошо поставленным дикторским голосом.
- Написаны Болдинской осенью 1830 года, когда поэт, готовясь к свадьбе и надеясь решить некоторые финансовые дела, отбыл на месяц в родовое имение, но из-за холерного карантина задержался там на три месяца.
Краткое содержание. Цикл открывает предисловие, в котором от имени соседа И.П. Белкина сообщаются некоторые сведения об авторе повестей.
Повесть «Выстрел» рассказывает о том, как Сильвио мечтал отомстить безымянному графу. Но вошла жена графа, Сильвио выстрелил в картину на стене и через некоторое время погиб в боях за свободу греческого народа (по слухам).
Повесть «Метель» - о том, как Владимир промахнулся мимо деревни, в которой должен был тайно венчаться на Маше. Вместо него с нею обвенчался шутник Бурмин. После войны, унесшей жизнь Владимира, Бурмин случайно встретился с Машей.
Повесть «Гробовщик» - о том, как Адрияну Прохорову приснился страшный сон, а потом он проснулся…
Петр Петрович курит уже третью сигарету подряд и одобрительно кивает. Савелий Савельевич наворачивает йогурт «Фрутисс». Студенты лихорадочно конспектируют. Старушенции тихо ропщут, видимо, неудовлетворенные неточностями изложения. Из их сектора то и дело раздаются слова «православие», «мифопоэтика», «философская проза». Стивен Фрай поглядывает на секундомер.
- Повесть «Станционный смотритель» - о том, как дочь заглавного героя уехала с офицером в Петербург, а ее папаша спился и умер.
Повесть «Барышня-крестьянка» о том, как Лиза, переодевшись в крестьянку, заставила влюбиться в себя Алексея Берестова.
Проблематика. Это, на первый взгляд, одно из самых простых произведений Пушкина таит в себе несколько загадок, ответы на которые до сих пор не могут дать комментаторы. Так, например, непонятно почему Алексей Берестов назвал свою собаку Сбогар, то есть, именем главного героя романа Шарля Нодье, разбойника и борца за справедливость. О чем говорит его же, Алексея, масонский перстень с мертвой головой? Следует учесть, что тема масонства у многих читателей пушкинского времени должна была вызвать ассоциацию с декабристами. Какую роль играют эти мятежно-революционные ассоциации в данной повести?
Загадочна фигура рассказчика. Сведений о нем очень мало, сам он не фигурирует в повестях в качестве действующего лица, истории эти ему рассказали другие люди. Зачем он тогда нужен? Почему его имя вынесено в заголовок?
Загадочно само «художественное целое» этого произведения. Имеет ли значение последовательность повестей? Существуют ли какие-то общие принципы составления данного сборника? Кому они принадлежат?..»
Очаровательная интеллектуалка захлопывает книгу, бросает ее на пол, перелезает через канаты. Стук ее каблучков раздается на весь зал. По дороге она подхватывает плащ, наброшенный на спинку бокового кресла, направляется к выходу и на прощанье громко хлопает дверью. Стивен Фрай уважительно вздергивает брови. Петр Петрович загадочно улыбается. Несколько студентов бросаются в погоню. Охранники преграждают им дорогу.
В центре ринга, где теперь возвышается сооруженный нашей любовью незримый памятник Интеллектуальной Красоте и Грации, появляется толстый англичанин.
- Слово предоставляется доктору филологических наук, профессору Савелию Савельевичу Благодушному, - торжественно объявляет он.
И Она. Да, Она ушла, но Она осталась. Прекрасная богиня. Хозяйка этого пространства. Гений места. Мимолетное виденье.
Сердце дворца науки и спорта всколыхнулось и начало свой мерный интеллектуальный ход.
- Прежде всего, я хотел бы обратиться к истории вопроса… - начал было матерый пушкинист, отложив в сторону бутерброд с маслом, но тут же умолк, поскольку в его лысину врезалась пустая банка из-под пива.
Бдительный охранник мгновенно отыскал взглядом меткий револьвер, в два прыжка добрался до него, вручил студенту целую банку и свернул дуло.
- Без моей команды не стрелять! – приказал Сторожевский, не поднимаясь с места.
- Слово предоставляется кандидату филологических наук, доценту Петру Петровичу Сторожевскому, - объявляет судья.
Петр Петрович кивнул, аккуратно загасил сигарету пальцем, положил бычок в пачку, затем широким жестом сгреб на пол половину блюд и приборов и запрыгнул на стол.
- Вы уже всех задолбали своей историей вопроса! – закричал он, изображая бешеную ярость. - Чего она стоит, если эта книга Пушкина, как и многие другие, до сих пор не прочитана? Если вы, тупые уроды, изучаете не «Повести Белкина», а… а… а… хрен знает что!
Зал молчит. Слышится нервное ерзанье костлявых старушечьих задниц о пластмассовые сиденья. Благодушный вытирает платком окровавленную голову.
- Мне кажется, некоторая фамильярная грубость, допустимая за пределами научной дискуссии как элемент постмодернистского стиля, не должна присутствовать в самих ее пределах, поскольку может свести к бессмысленному обмену ругательствами разговор, посвященный серьезным предметам, - негромко проговорил он.
- Вы слышали, что сказал этот козел?! – обратился Сторожевский к залу. – Он хотел здесь всех очаровать вежливыми оборотами, широчайшей эрудицией, грамотным использованием терминов и прочей культурной херней! Он думает, что у нас тут чемпионат по онанизму!
Неокровавленная часть лица Савелия Савельевича густо покраснела. Фанатский сектор Сторожевского залился здоровым сексуальным смехом.
Петр Петрович спрыгнул со стола и поднял руку вверх, прося тишины.
- Господа! Эти вонючие ублюдки придумали специальный жреческий язык, при помощи которого пытаются довести наши умы до такого состояния, чтобы мы не замечали, что под маской их дерьмовой интеллигентности нет ничего, кроме Трусости, Подлости и Тупости! Повторяю! Ничего, кроме Трусости, Подлости и Тупости! Назовите мне хоть одного так называемого интеллигента, который не прятал бы под своей долбанной интеллигентностью хотя бы одно из трех этих качеств?!
- Академик Лихачев, академик Лихачев, академик Лихачев… - зашебуршал старушечий сектор, но тут же заткнулся, заваленный пустыми банками из-под пива. Охранники свернули несколько студенческих дул.
- Назовите второго! – обратился к враждебным бабушкам Петр Петрович.
Не дождавшись ответа, он подошел к Благодушному и взял его за грудки.
- Эти подлые трусливые мрази придумали конкурсы интеллектуальной красоты. Так называемые конференции, на которых они по очереди принимают величественные позы и с демонстративным воодушевлением жуют старое терминологическое дерьмо! Видели бы вы, как бережно перекладывают они его изо рта в рот, боясь потерять хоть маленькую частицу, а иногда под всеобщее ликование прилепляют к нему новые кусочки собственного изготовления! А потом они продают его нам! Да-да! Не удивляйтесь! Мы не получаем ничего, кроме жеваного-пережеванного дерьма, переплачивая в магазине за книги, оснащенные их погаными предисловиями, послесловиями, комментариями. Я уже не говорю о том, что искусству обманывать нас они обучаются на наши налоги.
А ну-ка, скажи мне, свинья, куда ты дел деньги, которые государство выделило тебе для издания полного собрания сочинений А.С. Пушкина?
- Мы издали… - неуверенно прошептал Благодушный.
- Ха-ха-ха! Они издали! Им дали деньги, чтобы они доделали недоделанное в 1959 году собрание сочинений, а они взяли и переиздали это недоделанное издание! Мрази! Подлые мрази!
Петр Петрович принялся бить Савелия Савельевича по щекам.
- И ты хотел, мразь, чтобы я из своего чемпионата устроил долбанную конференцию? Чтобы я из своего чемпионата…
Где-то на восточной трибуне заплакала маленькая девочка. Стивен Фрай посмотрел на секундомер и громко кашлянул в кулак. Сторожевский перестал избивать оппонента, но продолжал держать его за грудки.
- Я тебя, сука, заставлю говорить по-человечески. А ну-ка отвечай! «Повести Белкина» - произведение оптимистическое или пессимистическое?
- Да… да… да… - прошептал задыхающийся профессор.
Петр Петрович разжал кулак, брезгливо вытер руку о пиджак, подошел к своему столу, поднял с пола упакованную нарезку копченной колбасы, разорвал целлофан зубами и принялся жадно жевать аппетитные кругляшки.
- Не все повести имеют счастливый конец, - чуть громче произнес Благодушный, обрадовавшись тому, что происходящее вернулось в рамки регламента. – Но общая тональность цикла, безусловно, оптимистическая. И венчает это произведение светлый, оптимистический финал.
- Не бздишь? – спросил Сторожевский, продолжая жевать.
- Не понял. Что?
- Что такого оптимистического ты видишь в финале «Барышни-крестьянки»?
- Молодые люди вступают в брак. Их ожидает счастье.
- Где тут про это написано?
Петр Петрович достал из стола тонкую книжечку и швырнул ее на стол оппонента, но попал в крабовый салат.
Савелий Савельевич взял из своего стола аккуратный томик и принялся его листать, отыскивая нужные страницы.
Сторожевский встал, медленно подошел к противоположному столу, вынул книжку из тарелки и так же медленно вернулся на прежнее место. Зал зааплодировал.
- Прямо здесь об этом ничего не говорится… - произнес смущенный Савелий Савельевич, - но…
Но Петр Петрович не дал ему договорить.
- Зато там прямо говорится, что Алексей Берестов терпеть не мог светских барышень!
- Ну, не так уж прямо. Хотя смысл примерно такой, - согласился Благодушный.
- Тогда скажи мне, умник хренов, какова будет реакция Алексея, когда он узнает, что обожаемая им Акулина вовсе не крестьянка, а законная дочь помещика Муромского? Останется ли его чувство к ней таким же?
- Разумеется, останется, - ответил Благодушный опасливо.
- Ты думаешь, что можешь утверждать это с полной уверенностью?
- Думаю, да.
- Вы поняли, что он сказал? – снова обратился Сторожевский к залу. – Когда такое ученое мурло говорит «думаю да» или «думаю нет», ему обычно веришь, не правда ли? Оно ведь думало! Оно за это деньги получает! Но вдумайтесь сами, господа, в смысл этой фразы! Что она означает?
Сторожевский дал залу несколько секунд для того, чтобы он привел в действие свой мозговой аппарат.
- «Я не собираюсь об этом думать. Мой высокий сан дает мне право на бездоказательные утверждения! Насрать мне на истину!» Вот что хотел сказать наш герой! Наш Александр Македонский и Аристотель в одном лице! Наш бескомпромиссный Павлик Морозов! Наш самоотверженный Сцевола! «Хоть режьте, хоть жгите меня, сволочи, я не буду об этом думать!» Но мы заставим его думать! Не так ли?
За исключением студентов, сидящие в зале зрители не были настроены очень уж кровожадно. Большинство считало, что пытку следует растянуть.
Сторожевский разделял эту точку зрения. Он подошел к побледневшему Савелию Савельевичу, положил руку ему на плечо и спросил:
- Скажите, милейший, а как прореагировала Лиза, когда увидела Алексея в своем доме? Я имею в виду финал повести.
- Она обрадовалась, - не очень уверенно ответил Благодушный и посмотрел в сторону старушек.
Те отрицательно замотали песьими головами.
Петр Петрович убрал руку с его плеча и назидательно вздохнул.
- Теперь никто не удивится, что ты не сдал зачет по текстам.
- Она испугалась, - исправился Благодушный.
Петр Петрович взял книжицу, открыл последнюю страницу и зачитал:
«Лиза вздрогнула, подняла голову, закричала и хотела убежать. Он бросился ее удерживать. «Акулина, Акулина!..» Лиза старалась от него освободиться... «Mais laissez-moi donc, monsieur; mais ;tes-vous fou?» - повторяла она, отворачиваясь».
Сторожевский протянул книжку сидящему у канатов Стивену Фраю. Тот открыл ее на первой странице и погрузился в чтение.
- Не кажется ли вам, что переходом на французский Лиза дистанцируется не только от молодого Берестова, но и от своего двойника Акулины, за которую он ее принял? - спросил Сторожевский.
- Ну, она просто растерялась.
- Где там написано, что «она просто растерялась»?
- Зачем писать, если и так понятно? На то он и Пушкин…
- А ты на то и филолог, чтобы прочитывать то, что не сказано, и не прочитывать то, что сказано?
- Позвольте! – раздался писклявый голос со стороны северной трибуны.
С места поднялась одна из старушек. Она напоминала готовую к нападению пчелу. Дула пистолетов тут же устремились в ее сторону, но Сторожевский жестом приказал студентам воздержаться от пальбы.
- Мария Иосиф! Несказанно рад нашей встрече! – воскликнул он.
- Как вы меня узнали? Мы ни разу не встречались, - удивилась старушка.
- Вы невнимательно читали программку. Там написано, что я могу по стилистическим особенностям текста определить внешний облик автора.
- Вот еще! Стану я читать всякий вздор!
- Но я все же узнал вас? А единственное, что я о вас знаю, это письмо, которым вы ответили мне на просьбу о публикации.
- Разумеется, мне отказали, - пояснил Сторожевский залу.
- Разумеется, - сказала Мария Иосиф.
- Но почему так многостранично? – лукаво спросил Петр Петрович. – Стоило ли тратить столько трудов на статью, которая, как вы написали, не содержит ни одной здравой мысли?
Старушка покраснела.
- Поговорим об этом в другой раз. А сейчас позвольте внести уточнение по поводу «Барышни-крестьянки»?
Сторожевский вопросительно посмотрел на Стивена Фрая. Тот порылся в стопке табличек, нашел нужную и показал зрителям: «Помощь зала».
- Спасибо. Так вот. Лиза заговорила по-французски потому, что когда она видела Алексея в последний раз в своем доме, она была выряжена и набелена на французский манер и говорила при нем только по-французски. Одним словом, у нее сработала рефлекторная память. С появлением Алексея ожила прежняя ситуация. О сознательном намерении дистанцироваться ее нынешний французский вовсе не говорит.
Сторожевский зааплодировал, а вслед за ним и весь зал.
Старушка Мария села.
- Браво! Очень меткое замечание! – воскликнул Петр Петрович.
- Браво! Браво! – кричал зал.
- Только я не понимаю, чем лучше подсознательное стремление дистанцироваться от аналогичного сознательного стремления? – продолжил Петр Петрович. - И вы забываете, что она в этот момент читает письмо от Алексея. Следовательно, мыслями должна быть не дома, а с ним, в лесу. С каким же чувством она читает любовное письмо, если в момент появления его автора в ее рефлекторной памяти оживает не какая-нибудь идиллическая сцена на лужайке, а тот эпизод, когда она умело изображала непреодолимую дистанцию между ним и ею?
- Шеф, не грузи! Говори проще, - попросил студент с рогами дьявола.
Ближайший револьвер повернулся в его сторону и выстрелил гроздью попкорна. Завязалась драка.
Сторожевский, опустив голову, задумался. Мы должны признаться, что Петр Петрович настоятельно рекомендовал нам на каждом шагу подчеркивать его сходство с Марлоном Брандо в фильме «Последнее танго в Париже». Но мы, как ни старались, не нашли ни одной общей черты. Однако в этот момент в наклоне головы что-то похожее, действительно, промелькнуло.
Затем он резко повернулся к Благодушному, увлеченно пожирающему салат оливье.
- Встать!
Благодушный отложил ложку в сторону и встал из-за стола.
- Подойди сюда.
Благодушный подошел со склоненной головой, показывая этой смиренной позой, что ему поневоле приходится уступать насилию.
«Православие, православие», - зашептали старушки.
- Так, задаю еще один конкретный вопрос, - сказал Сторожевский. - Дает ли текст основания полагать, что молодые не сойдутся, а поссорятся и свадьба разладится? Если ответишь «нет», я тебя убью.
- Дает, - подчеркнуто вынужденно ответил Благодушный.
- Хорошо, - удовлетворенно произнес Петр Петрович. – И заметь, подлая тварь, я не отрицаю возможности счастливого исхода. Я просто хочу подчеркнуть, что у печального финала в этом тексте прав столько же, сколько у хэппи-энда. Фактически финал открытый. Так?
- Так, - обреченно промолвил Благодушный.
- Так, получи же, лицемерная скотина!
С этими словами Сторожевский изо всей силы пнул оппонента в пах. Савелий Савельевич согнулся. Зал сочувственно охнул.
Стивен Фрай отложил «Повести Белкина» в сторону и угрожающе поднялся со стула:
- Господа, вы не соблюдаете регламент. В программе ясно сказано: «Раунд первый: Принципы циклизации».
Раунд первый
Не обращая на него внимания, Петр Петрович приблизил рот к уху скорчившегося от боли Савелия Савельевича:
- А в «Метели» тоже финал счастливый?
Судья удовлетворенно кивнул и вернулся на прежнее место. Умный англичанин понял, что речь сейчас пойдет о композиционных параллелизмах, позволяющих определить принципы структурной организации цикла.
- Открытый, - с трудом выдавил из себя Благодушный.
- Правильно. А для чего открытый?
- А для чего надо? – прошептал несчастный профессор и тут же схлопотал еще один мощнейший удар в то же место. Грушевидное тело шумно повалилось на пол.
- Пока этот подлый негодяй приходит в себя, я объясню, как обстоят дела с «Метелью», - обратился Сторожевский к залу.
Стивен Фрай дал знак старушкам, чтобы они помогли своему подопечному. Те бросились на ринг, подхватили Благодушного, усадили за стол и принялись всячески его обхаживать: одни вытирали лицо платками, другие создавали такими же платками вентиляцию, третьи снимали штаны и пуловер, четвертые массировали бицепсы, пятые кормили йогуртом с ложечки. И все вместе давали советы, как вести бой дальше. «Православие», «мифопоэтика», «философская проза» звучало со всех сторон. Благодушный кивал с закрытыми глазами.
- Напомню, что в финале повести «Метель» Бурмин рассказывает завоевавшей его симпатии (и, кажется, чувствующей к нему ответное расположение) героине о непреодолимом препятствии между ними, то есть, о том, как он дал себя обвенчать на какой-то неизвестной барышне.
Сторожевский взял из рук Стивена Фрая книжку.
«Боже мой, боже мой! - сказала Марья Гавриловна, схватив его руку, - так это были вы! И вы не узнаете меня?
Бурмин побледнел... и бросился к ее ногам...»
Сторожевский вернул книжку судье.
- Разумеется, наш заслуженно покалеченный друг назвал бы и этот финал оптимистичным. Я не отрицаю, что основания так думать здесь есть. Но! Можем ли мы исключать возможность того, что Марья Григорьевна захочет сохранить верность свому «мертвому жениху» Владимиру? Память его, как там написано, «казалась священною для Маши»! И ведь перед Богом она поклялась в верности именно ему! Она же думала, что говорит «да» этому несчастному юноше. То, что во внешней реальности на месте возлюбленного оказался незнакомец, конечно, драматизирует ситуацию, но не отменяет произошедшего в ее внутреннем мире, где только и обитает Бог, ее клятвы перед Ним! С точки зрения Бога, она жена погибшего Владимира! Разве не так?
Старушки на секунду отвлеклись от Благодушного и молча повернулись к Петру Петровичу. Кажется, им была близка тема любви к мертвым. «Православие?» - тихо спросила одна из фурий. «Мифопоэтика?» - тихо спросила другая. «Философская проза», - тихо ответила третья.
Сторожевский продолжил:
- Но может быть, она настолько увлеклась Бурминым, что готова забыть Владимира и предпочесть официальное, совершенное перед лицом церкви (а не Бога, подчеркиваю) венчание с ним?
Следя за экраном, на котором шел без звука этот эпизод экранизации, зал силился вспомнить текст. Результаты расходились со словами доцента. Умное красивое лицо актрисы не выражало памяти о погибшем возлюбленном, она явно втрескалась в заезжего фраера, который грузился косяками, допущенными в бесшабашной юности.
- Возможно, - сам себе ответил Сторожевский. - Однако текст не дает оснований уверенно говорить об этом увлечении. Больше похоже на то, что Марья Гавриловна относится к герою иронически. Так, уже в самом начале речи Бурмина она отмечает про себя литературный источник его признания - первое письмо Сен-Пре, героя романа Руссо «Юлия, или Новая Элоиза». И обратите внимание! Очень важная фраза!
Петр Петрович снова забрал книжку у Стивена Фрая:
«Она приуготовляла развязку самую неожиданную и с нетерпением ожидала минуты романического объяснения».
- Что имеется в виду под «неожиданной развязкой»? Что угодно, только не согласие! Согласны со мной?
Зал сдержанно согласился. Стивен Фрай кивнул, не отрываясь от «Повестей Белкина». Старушки были заняты одеванием Савелия Савельевича, который уже открыл глаза и настороженно следил за происходящим. Обзор ему неожиданно заслонила корявая эсесовская фигурка.
- Вы лжете! – громко сказала Мария Иосиф, вышедшая из толпы сестер милосердия.
Петр Петрович заметно растерялся, услышав грозное обвинение старухи. Он ненавидел ложь. Резко повернувшись к мировой пушкинистке, он некоторое время молчал, подыскивая столь же вескую ответную реплику, но ничего не нашел и спросил:
- В каком смысле?
- Слова «она приуготовляла развязку самую неожиданную» относятся не к реакции Марьи Гавриловны на объяснение Бурмина, то есть, не к развязке повести, а к развязке истории о причине его молчания. Она ждет от заезжего гусарского полковника только этого объяснения, а не объяснения в любви к ней.
Сторожевский посмотрел на Стивена Фрая.
Англичанин зачитал:
«Но более всего... (более его нежности, более приятного разговора, более интересной бледности, более перевязанной руки) молчание молодого гусара более всего подстрекало ее любопытство и воображение. Она не могла не сознаваться в том, что она очень ему нравилась; вероятно, и он, с своим умом и опытностию, мог уже заметить, что она отличала его: каким же образом до сих пор не видала она его у своих ног и еще не слыхала его признания? Что удерживало его? робость, неразлучная с истинною любовию, гордость или кокетство хитрого волокиты? Это было для нее загадкою. Подумав хорошенько, она решила, что робость была единственной тому причиною, и положила ободрить его большею внимательностию и, смотря по обстоятельствам, даже нежностию. Она приуготовляла развязку самую неожиданную и с нетерпением ожидала минуты романического объяснения. Тайна, какого роду ни была бы, всегда тягостна женскому сердцу. Ее военные действия имели желаемый успех…»
Лицо Сторожевского снова озарилось светом уверенного в себе разума.
- Как видите, госпожа Иосиф, наша героиня ждет от Бурмина и того и другого объяснения. Или все-таки какого-то одного?
Голова старушки затряслась, приуготовившись к выделению слов:
- Ей прежде всего нужно объяснение, почему он не объясняется ей в любви. Там ясно сказано, что молчание подстрекало ее любопытство и воображение. Потому это объяснение и названо романическим. Она, если можно так выразиться, ждет романа о его молчании.
Сторожевский одобрительно кивнул.
- Допустим, вы правы. И вроде бы, упоминание некоей тайны говорит в вашу пользу. Дескать, она воображала романическую историю с неожиданной развязкой. «Приуготовляла» с этой точки зрения будет означать «готовилась услышать». Так?
- Да! - гордо сказала старуха.
- Тогда, может быть, вы объясните, какого рода «романические истории» могут стоять за понятиями «робость», «гордость» и «кокетство»? Ведь Марья Гавриловна рассматривает только эти три варианта. Более того, останавливается в итоге на одном – первом.
Старуха смотрела на Сторожевского с ненавистью.
- Нет за этими версиями молчания никаких историй, - спокойно продолжил Петр Петрович. - И никаких историй она не ждет. А «тайна», о которой здесь говорится, - это ее тайна, тайна ее замужества. Мы, зная, что далее последует история, раскрывающая тайну Бурмина, невольно предполагаем, будто Марья Гавриловна желала услышать что-то подобное. Я имею в виду, в жанровом смысле: что-то остросюжетное, похожее на роман. На самом деле, в голове героини, судя по всему, бродили другие мысли. Типичная пушкинская ловушка.
Старуха смотрела на Сторожевского с презрением. Она считала, что лучше было ему сознаться во лжи, чем так постыдно выкручиваться.
Петр Петрович повернулся к залу.
- Но давайте скажем госпоже Иосиф спасибо за это маленькое пушкиноведческое приключение!
- Спа-си-бо! Спа-си-бо! – дружно и весело скандировали возбужденные зрители.
Мария Иосиф не удостоила их артистическим поклоном.
- Итак, «приуготовляемая развязка» относится именно к реакции героини на объяснение героя, к каким-то ее планам. Конечно, история, рассказанная Бурминым, должна была на них повлиять. Но откуда мы знаем, повлияла ли, и если повлияла, то как? Маша, скорее всего, собиралась сказать, что она уже замужем. За кем? За тем, с которым перед Богом, или тем, с которым перед священником? Кого она выберет?...
Гениальный литературовед сделал паузу, дав зрителям возможность самим ответить на вопрос. В зале запылали очаги полемики. Началась стрельба из револьверов. Кровь мешалась с недопитым пивом. Мы тоже вступили в спор между собой, но очень скоро согласились, что Маша предпочтет мертвяка. Уж таков образ мысли представителей нашей профессии, ничего тут не поделаешь.
Вдруг с места поднялся мистер Мировая Пушкинистика. Старушки едва успели прилепить пластырь к ее оцарапанной лысине. Благодушный вышел на середину ринга и поднял руку вверх. Он был похож на римского консула. Зал замер. Петр Петрович подошел к оппоненту на расстояние удара, но тот, казалось, его не замечал. Благодушный готовился произнести нечто важное.
- Амбивалентность! – громко сказал Савелий Савельевич и медленно опустил руку.
Зал молчал. Стивен Фрай поднял голову от книги и посмотрел в глаза претенденту. Петр Петрович загадочно улыбался.
Благодушный бросил на него косой взгляд, сложил руки за спиной и продолжил:
- К тому же, если мы примем во внимание актуализируемые эпиграфом интертекстульные связи этой пушкинской повести…
Сторожевский приблизился к оратору, обнял его одной рукой за плечи, а другой закрыл вдохновенные уста.
- Не надо, дорогой друг. Это выходит за рамки регламента. Рад, что вы разделяете мою точку зрения.
Зал разразился бурными аплодисментами. Стивен Фрай уважительно захлопал в ладоши. Старушки, обеспокоено перешептываясь между собой, перелезали через канаты и вскарабкивались на свои места. Кажется, они не были довольны действиями Савелия Савельевича. А последний тем временем обнял рукой за плечи Сторожевского.
- Со мной можно на ты! – громко сказал профессор.
Все одобрительно засмеялись. Петр Петрович лаконичным жестом попросил тишины.
- Итак, вы видите, что вопрос об оптимистичности финала повести «Метель» тоже повисает в воздухе…
- Мировая пушкинистика была не права! – подтвердил Благодушный.
Сторожевский продолжил:
- Читателю хочется счастливого финала, может быть, и автору хочется счастливого финала, но попробуй разбери, что на уме у этих женщин? Понятно, что все женщины хотят замуж…
Студентки в знак протеста затопали тонкими ножками в ажурных панталончиках.
- … Однако наша героиня уже замужем, а вопрос «на ком?» остается открытым, обеспечивая амбивалентность вариантов недосказанного финала.
Скажите, господа, вам нравится, как мы здесь прочитываем Пушкина? Или вы все-таки склоняетесь к школьной трактовке?
- Нравится! Нравится! – закричал зал сначала вразнобой, а потом хором:
- Нра-ви-тся! Нра-ви-тся!
Злобное атональное гудение ветхих старушенций придало гласу народа характер авангардной музыкальной композиции.
- Шеф, что такое амбивалентность? – спросил студент с рогами дьявола, когда скандирование прекратилось.
Сторожевский достал блокнот, чиркнул в нем пару строк и положил обратно в карман. Все поняли, что студенту придется самому ответить на этот вопрос, когда он в следующий раз явится на консультацию.
- А теперь, господа, может быть, вы скажете, что не так в оставшихся повестях? – обратился к зрителям Сторожевский. – «Гробовщик» пока не в счет.
Первым поднял руку Стивен Фрай.
- Слушаем вас, господин англичанин!
Судья сделал виновато-глуповатое выражение лица.
- Прошу прощения, сэр, что мне не удалось основательно проштудировать мировую пушкинистику в процессе подготовки к чемпионату…
Благодушный неодобрительно покачал головой. Петр Петрович нейтрально кивнул.
- …и поэтому уровень моей компетентности нельзя назвать удовлетворительным. Может быть, по этой причине мое замечание прозвучит недостаточно веско. Но я все же рискну его сделать, помятуя о ценности непосредственного, не отягощенного чужой рефлексией, восприятия текста. Мой вопрос относится к повести «Выстрел».
- А, ну там-то все понятно, - махнул рукой Благодушный. – Никто не говорит, что она кончается оптимистично. Граф спасен, но обесчещен, поскольку сделал не полагавшийся по условиям дуэли выстрел. Да, и слухи о смерти Сильвио не должны порадовать нравственно здорового читателя.
Стивен Фрай согласно кивнул.
- Я не про это. Я хочу спросить, почему жена графа с такой внимательностью отнеслась к сообщению рассказчика И.Л.П. о том, что он увлекается стрельбой из пистолета?
Благодушный покраснел. Он не помнил этого места. Стивен Фрай раскрыл книгу:
«- Изрядно, - отвечал я, обрадовавшись, что разговор коснулся наконец предмета, мне близкого. - В тридцати шагах промаху в карту не дам, разумеется из знакомых пистолетов.
- Право? - сказала графиня, с видом большой внимательности, - а ты, мой друг, попадешь ли в карту на тридцати шагах?
- Когда-нибудь, - отвечал граф, - мы попробуем. В свое время я стрелял не худо; но вот уже четыре года, как я не брал в руки пистолета».
Стивен Фрай обвел зал ироничным английским взглядом.
- Муж уже четыре года не стреляет после того, как его чуть не убил любитель меткой стрельбы, а бывшая свидетельницей этого несчастного случая жена…
- Она тогда упала в обморок, - вставил профессор.
- … вопреки здравому смыслу, с неподдельным интересом реагирует на хвастливое замечание полковника, да еще и подначивает мужа попробовать свои силы в столь ненавистном ему виде спорта. Что на уме у этой женщины?
- Амбивалентность! Я же говорил, амбивалентность, - сказал Савелий Савельевич, вероятно, желая испытанным способом сорвать овации зала.
Раздалось несколько неуверенных хлопков.
- Браво, англичанин! – воскликнул Петр Петрович и горячо пожал руку Стивену Фраю. – Действительно, у нас есть основания полагать, что графиню не только напугал, но и очаровал готический злодей Сильвио. Помните, как у Пушкина о Татьяне? «Что ж, тайну прелесть находила и в самом ужасе она».
- Может быть, это будет слишком большой смелостью с моей стороны, сэр, - несмело продолжил судья, - но я бы пошел еще дальше и предположил, что, говоря «когда-нибудь мы попробуем», граф имеет в виду неизбежную дуэль с каким-нибудь метким стрелком, который рано или поздно завоюет сердце его романтической жены.
Петр Петрович захохотал и захлопал в ладоши.
- Значит, у нас и здесь нет семейного счастья? – спросил Благодушный.
- Выходит, что так, - ответил доцент, - причем, без всякой амбивалентности.
На северной трибуне послышался звук неисправного двигателя. Это смеялась Мария Иосиф.
- Вам осталось только вспомнить, что в финале «Станционного смотрителя» Дуня плачет на могиле любимого папочки, и картина тотального пессимизма будет закончена.
Савелий Савельевич Благодушный задумался. Сторожевский ободряюще похлопал его по спине.
- Дело не в этом.
- А в чем? – спросил профессор.
- Что заставило ее сняться с места и приехать к отцу таким составом: трое сыновей и кормилица? Что за нужда везти сразу трех? Причем, как минимум, один из сыновей недавно родился. Иначе зачем кормилица? Почему она раньше не похвасталась сначала первым, а потом вторым или сразу двумя? Три – явный перебор, не могущий не вызвать вопросов.
- Муж из дома выгнал, - сострила Мария Иосиф.
Бывшей единомышленнице возразил Благодушный:
- Она не жена Минского, а содержанка.
- Ну, этого мы не знаем, - поправил товарища Сторожевский. – Хотя скорее всего.
- И все-таки, - продолжил он, - есть ли у нас основания думать, что между Дуней и Минским что-то произошло? Или с самим Минским?
- Есть, - вздохнул Савелий Савельевич, а вслед за ним и весь зал.
- Уточним, что это только один из возможных путей прочтения. Не исключено, что все у Дуни с Минским нормально, просто раньше не могла приехать, а теперь смогла. Мы этого не знаем. Но важно, что у нас снова два равноправных варианта трактовки финальной ситуации, согласно одному из которых семейного счастья нет и в этой повести.
Зал понимающе захлопал в ладоши.
- Шеф, а зачем это все надо? – неожиданно спросил студент с рогами.
Зал затих, он хотел задать тот же вопрос. Признаться, и мы недоумевали, к чему клонится дискуссия? Да и дискуссия ли это? Куда подевался соревновательный дух?
Петр Петрович подошел к своему столу, сел за него, смастерил бутерброд с плавленым сырком, налил минералки, принялся есть. Благодушный, подождав немного, занял свое место и сосредоточился на крабовом салате. Стивен Фрай читал «Повести Белкина» и время от времени ржал как Баратынский.
Может быть, это всё? подумали мы. Турнир закончился, не начавшись? Этим ученым хмырям, хлебом не корми, дай воткнуться в какую-нибудь неразрешимую проблему. После чего они погружаются в медитацию и приобретают глубокомысленный вид. На фотографиях и телеэкране это выглядит очень эффектно и располагает спонсоров к щедрым капиталовложениям.
Однако мы ошибались.
Покончив с трапезой, Петр Петрович закурил. Его красивое и мужественное лицо говорило о готовности к борьбе. Благодушный поглядывал на него исподлобья, подозревая, что короткой дружбе наступил конец. Ему снова предстоит искупать грехи мировой пушкинистики.
Стивен Фрай посмотрел на секундомер.
Раунд первый (2-я попытка)
Сторожевский встал.
- Это надо затем, чтобы вы убедились, что «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» до сих пор оставались непрочитанными. Мировая пушкинистика, которую представляет здесь мой горемычный друг, изучала не «Повести Белкина», а что-то совершенно другое. Их жалкий односторонний слепок в массовом читательском сознании. Скажи, Савелий, ну не проститутки ли вы после этого?
Савелий не ответил. Его задумчивую лысую голову осенял нимб амбивалентности.
Петр Петрович встал в центр ринга. Поза великого литературоведа напоминала знаменитый памятник Пушкину. Но его сильный и мятежный дух больше походил на Медного Всадника, гордо вознесшегося над бездной неизведанного.
- Сегодня мы открываем для себя нового Пушкина! Настоящего Пушкина! Через сто восемьдесят лет мы наконец-то прочитываем его текст так, как он был написан. Не прибавляя ничего от себя!
«А от кого же?» - проскрипели старушечьи задницы.
- Много можно было бы распространяться на эту тему. Очертить, в частности, следующие из нашего открытия перспективы современной российской литературы. Или продемонстрировать умственное и нравственное убожество наших политиков, так же предвзято трактующих положение дел в стране, как пушкинисты трактовали «Повести Белкина». Но давайте лучше поговорим о другом. А именно – о структурной организации этого произведения. Некоторые из вас снова спросят «а зачем это надо?» Отвечаю. Изучая структуру, мы выходим на новый уровень чтения. Да, да, да! Мы снова будем заниматься чтением, а не литературоведческим онанизмом! Мы поднимемся на еще одну ступень пушкинской мысли, от которой, как вы увидите, уже недалеко до постижения законов Провидения…
Савелий Савельевич тоже хотел что-то сказать. Сторожевский уступил ему место.
- Не все представители так называемой мировой пушкинистики заслуживают той жесткой критики, которой подверг их мой друг Петя. Если мы обратимся к истории изучения «Повестей Белкина», то найдем там много замечательных имен: Михаил Осипович Гершензон, Виктор Владимирович Виноградов, Сергей Георгиевич Бочаров, Вадим Эразмович Вацуро, Валентин Семенович Непомнящий, Николай Константинович Гей, Сергей Давыдович Давыдов, Давид Бетеа, Вольф Шмид, Пол Дебрецени, Олег Вадимович Барский…
Петр Петрович Сторожевский тем временем обошел свой стол, открыл ящик, достал лист бумаги с мелко напечатанным текстом, просмотрел его, вернулся в центр ринга и протянул Благодушному.
- Зачитай это вслух, - сказал Сторожевский. – Можно с места.
Профессор, с интересом изучая лист, направился к своему столу.
Большинство зрителей подумали, что Сторожевский просто захотел заткнуть Благодушному рот. Другие решили, что Петр Петрович не желает рисковать своей популярностью. «Боится разрушить сложившийся имидж чтением скучного фрагмента», - пояснил наш пиарщик. Никому и в голову не пришло, что Петр Петрович передоверил это важное дело сопернику с целью поднять его пошатнувшийся авторитет.
Была, однако, и другая версия. Можно назвать ее официальной. Попытавшись воспроизвести данный текст по аудиозаписи, мы столкнулись с рядом серьезных трудностей – слишком много научной лексики, аббревиатур, бессоюзных и безглагольных предложений, обособленных оборотов. Пришлось попросить у господина Сторожевского печатный оригинал. Он дал и, удовлетворяя нашей просьбе, пояснил, что этот фрагмент предназначался для публикации в научном журнале, вследствие чего стиль его приведен в соответствие с канонами мировой пушкинистики. «Мне подумалось, что в устах профессора Благодушного он будет звучать органичнее». Мы только восхитились тем, как умело Петр Петрович маскирует свое великодушие.
То, что речь Савеля Савельевича ни для кого не станет тяжелым испытанием, все поняли, как только она началась. На экране одно за другим появились, выстраиваясь в ряд, пять колец с названиями пяти повестей. Центральное кольцо – «Гробовщик» - напоминало дорожный знак «кирпич». Остальные кольца выглядели гораздо веселее – в них кипела научно-познавательная жизнь. Упоминаемые Благодушным имена, персонажи, мотивы, темы, ситуации тут же появлялись в районе окружностей; между ними прочерчивались дуги, стрелки, пунктиры. Смешные человечки двигались, стреляли, целовались, прятались. Кольца прыгали, сталкивались, наслаивались. То и дело появлялись окна с фрагментами экранизаций и ссылки, выполненные по последнему слову веб-дизайна. Словом, структурные соответствия между повестями Белкина были представлены с предельной очевидностью.
Приводим сам текст:
«Осью симметрии цикла является «Гробовщик» - повесть, отличающаяся по ряду признаков от других повестей Белкина. В ней отсутствует брачная тема (по крайней мере, ее нет на поверхности), в ней нет персонажей аристократического происхождения, рассказана она человеком низкого звания – приказчиком Б.В. (два инициала, у всех остальных – три). Этой повести предшествуют и после нее следуют по две повести. Первые две выполнены в более «романтической», вторые в более «реалистической» манере. И в той, и в другой паре один из рассказчиков – мужчина, имеющий достаточно высокое положение в обществе (подполковник И.Л.П. и титулярный советник А.Г.Н.), другой – женщина (девица К.И.Т). Зеркально симметричные повести обнаруживают заметное структурное родство. В сюжетной основе первой и последней (пятой) – мотив противостояния персонажей (мужчин) с разными характерами: Сильвио и графа в «Выстреле» - Муромского и Берестова в «Барышне-крестьянке»; в обоих случаях разрешению конфликта способствует женщина: жена графа - дочь Муромского. Во второй с начала и второй с конца (четвертой) повестях мы находим общие мотивы замужества, неодобрения жениха родителями, встречи героини с женихом во время остановки в пути; место встречи связано с религиозными мотивами: церковь в «Метели» - картинки с изображением эпизодов притчи о блудном сыне в «Станционном смотрителе».
«Гробовщик» выступает и как разделительная черта между двумя параллельными сериями. Первую с начала и первую после «Гробовщика» (четвертую) повести отличает участие в действии рассказчика, обе истории поведаны Белкину мужчинами, обе повести кончаются смертью главного действующего лица (Сильвио и Самсона Вырина), в обеих присутствует мотив неожиданного появления мстителя. Вторую с начала и вторую после «Гробовщика» (пятую) повести Белкин услышал из уст девицы К.И.Т. Финалы обеих этих повестей застают героя и героиню в момент, предшествующий разрешению конфликта, как бы накануне начала совместной жизни (что характерно для женщины-рассказчицы). В обеих повестях девушка нарушает волю родителей и встречается с нежелательным для них возлюбленным. И там, и там ведется тайная переписка и возникает мотив тайного брака. В обеих повестях есть мотив подмены одного из возлюбленных: в «Метели» Бурмин «подменяет» Владимира - в «Барышне-крестьянке» Акулину «подменяет» Лиза. Знаменательно, что и сама рассказчица К.И.Т. выступает в двух коррелятивных ипостасях: похожий сюжет она излагает сначала в «романтическом» ключе, затем в «реалистическом» (близком к водевильному).
Итак, мы можем говорить о принципиальной структурной соотнесенности четырех повестей. То есть, цикл явно рассматривался составителем как единое композиционное целое. Это дает основания для поиска не только общих тематических линий, но и их определенного развития от повести к повести».
На экране улеглись анимационные страсти и появилась сложная графическая схема, иллюстрирующая все проведенные соответствия.
Профессор Благодушный некоторое время разглядывал текст, потом перевел взгляд на Петра Петровича. Лицо его выражало недоумение. Он что-то хотел сказать, но не решался.
Зал аплодировал увлекательной мультимедийной презентации.
- Позвольте, так это все уже было! – раздался знакомый голос из старушечьих рядов.
Зал молчал, ожидая ответа Сторожевского. Он грустно улыбался.
- Где это все было? В каком фильме? – спросил он.
- В мировой пушкинистике, - ехидно ответили на северной трибуне и захихикали.
- У авторов, которых я перечислял, - подтвердил Благодушный.
- Ну и хорошо, что было, - невозмутимо ответил Сторожевский. – Было бы странно, если бы они даже этого не заметили.
- Так вы их не читали? – с ужасом спросил Благодушный.
- Ну вот еще! Буду я читать всякую чушь! Зачем перерывать одну за другой навозные кучи в надежде найти захудалую жемчужину, если в нашем распоряжении находится не облагаемая налогами шкатулка с сокровищами – сам пушкинский текст?
- Это несерьезно, - сказал Благодушный и снял очки.
Сторожевский помрачнел.
- Я уже, кажется, говорил, как я отношусь к вашей сраной интеллигентской серьезности? Повторить? – угрожающе процедил он сквозь зубы.
Благодушный снова одел очки.
- Ну, хорошо, хорошо. Так или иначе, volens nolens, не мытьем так катаньем мы вошли в руcло академического пушкиноведения. Это уже немало. Можно начинать разговор по существу…
- А до этого было не по существу? – грозно спросил Сторожевский.
Савелий Савельевич не знал, что ответить. Будить зверя в Петре Петровиче ему не хотелось.
- Мне было трудно позиционироваться, - наконец проговорил он.
- Еще бы! – засмеялся Сторожевский. – Ведь я запрещал тебе врать и заставлял читать текст! Ладно, давай сменим тему, а то разбудишь во мне зверя.
Благодушный быстро сориентировался:
- Что ты имел в виду, когда говорил о развитии каких-то общих тематических линий?
- А как ты думаешь?
- Мировая пушкинистика полагает…
- Ладно, заткнись, - прервал его Сторожевский. – Мировая пушкинистика еще не научилась читать Пушкина. Я это со всей очевидностью доказал. Не так ли?
Зал подтвердил.
- Главная общая тема всех повестей – тема Провидения! – торжественно произнес Петр Петрович.
Лицо его выражало мужественность и решимость. Взгляд был устремлен на верхние ряды, губы плотно сжаты, мускулатура напряжена. Всем показалось, что Сторожевский бросает вызов кому-то, кто сейчас находится в этом зале, но еще не дал о себе знать.
Зрители молчали, предоставляя Неизвестному возможность ответить. Хотя понимали, что он существо нематериальное…
Савелий Савельевич, которому был чужд этот коллективный мистицизм, меркантильно кивнул.
- Да, Михаил Осипович Гершензон писал, что в повести «Метель»…
Сторожевский схватил открытую банку оливок и швырнул в Благодушного. Она врезалась в розетку с клубничным вареньем. Ягоды, оливки и осколки стекла, легшие на густую и вязкую сиропную основу, украсили верхнюю часть тела не успевшего увернуться профессора.
- Я сказал – всех! – заорал взбешенный Петр Петрович. – Всех до одной!
Савелий Савельевич поднялся с места.
- Петр Петрович, изволь прекратить свои постмодернистские беснования! – гордо потребовал он.
Старушки дружно захлопали в ладоши, довольные тем, что в игроке их команды наконец-то воскрес бойцовский дух. «Ху-ли-ган! Ху-ли-ган!» - скандировали они, подзуживая его на новые подвиги.
Остальной зал молчал, предчувствуя недоброе. Мы тоже насторожились. Конечно, после мягкости, проявленной Сторожевским по отношению к сопернику в нескольких последних эпизодах матча, следовало ожидать, что возвращение к прежней агрессивной тактике вызовет у Благодушного реакцию, отличную от той, которую мы наблюдали в начале поединка. Тем не менее, нас всех взволновало решительное проявление его смелости. Савелий Савельевич впервые за долгое время примерил амплуа достойного соперника, и оно ему шло! Однако мы понимали, что профессорские позиции в настоящий момент слишком слабы для того, чтобы в ходе матча наметился перелом. Нависла двойная опасность: либо Петр Петрович прибегнет к опостылевшему всем мордобою, либо дезавуирует вспышку гнева вспышкой нежных чувств к противнику, что тоже уже было.
Не произошло ни то, ни другое. Сторожевский захохотал. В этом не было ничего демонстративного. Наоборот, Петр Петрович старался удержаться – сжимал губы, закрывал лицо руками, даже сделал несколько глотков минералки, но тут же выплюнул. Он смеялся и плакал, он трясся и бил себя кулаком по бедру. В конце концов, он упал на колени, покатался немного по полу и залез под стол. Бесполезно. Из-под стала раздавался все тот же неистовый хохот, сопровождавшийся громкими ударами по дереву. Зрители в зале тоже смеялись, но далеко не так самозабвенно.
Благодушный покраснел и нахмурился. Несомненно, он обиделся. Однако Сторожевский смеялся не над бравой выходкой зашуганного оппонента. Как мы сразу поняли, Петр Петрович в данный момент смеялся над самим собой, над своей наивной верой в то, что Неизвестный сподобится ответить на его вызов каким-то более оригинальным способом.
- Петр Петрович, я жду от тебя аргументации, - строго сказал Савелий Савельевич.
Сторожевский еще пару раз всхлипнул и умолк.
«Не слишком ли я драматизирую свою метафизическую неудачу?» - подумалось ему в тот момент.
Голова гениального литературоведа показалась над столом.
- Скажи, Савелий, лошадь является символом Провидения? – спросил он неказистого «меньшого брата» своего главного противника.
Благодушный растерялся, не зная, кого имеет в виду враг мировой пушкинистики – его, себя или Гершензона.
Но Сторожевский явно не собирался конкретизировать вопрос, пока не услышит ответ. Он вылез из-под стола, взял консервный нож и принялся открывать баночку с красной икрой.
Савелий Савельевич решил выразиться энциклопедично:
- Да, является, а также символом скорости, красоты, жизненной силы…
- Так, значит, Гершензон видел мотив Провидения в «Метели»? – не дал ему закончить список Сторожевский.
- Да, именно Провидение рассудило, что Маше лучше не венчаться на Владимире…
- И сбило с пути его лошадь, а лошадей Бурмина направило в нужную сторону? Хорошо. Планы Провидения мы уточнять не будем, ввиду неопределенности результата, но ясно, что оно здесь поучаствовало.
Во втором кольце на большом экране появился красный лошадиный силуэт.
Петр Петрович аккуратно выложил икру из ложечки на бутерброд с маслом.
- Так. А то, что лошадь графини заупрямилась, вследствие чего последняя возвращалась домой пешком, разве нельзя назвать вмешательством Провидения? Ведь если бы она не вошла в комнату неожиданно, мужчины, наверняка, нашли бы способ объясниться наедине? Разве не высшая сила, желавшая спасти графа, сделала так, чтобы лошадь заупрямилась?
- Назвать-то можно… - начал было Благодушный.
В первом кольце также появился красный лошадиный силуэт.
- А то, что лошадь Муромского, испугавшись охотничьих криков, понесла и он упал, вследствие чего произошло примирение помещиков, разве нельзя назвать вмешательством Провидения? – спросил Сторожевский.
- Хм, - сказал Благодушный.
Очевидно, его мнение об участии высших сил в белкинских повестях изменилось. В пятом кольце появилась лошадь.
- Конечно, менее очевидна рука Провидения (или точнее, лошадиное копыто Провидения) в похищении Минским Дуни. Ситуация здесь не экстраординарная, а вполне типичная. Рано или поздно, кто-то должен был ее украсть. Но в свете уже указанных «лошадиных» эпизодов то обстоятельство, что гусар увез девушку на тройке, приобретает, конечно, особое значение. И то, что тройку он получил от смотрителя, хозяина лошадиной станции, тоже приобретает особое значение. И то, что в его доме развешаны библейские картинки на аналогичный сюжет, тоже имеет особое значение.
Благодушный что-то быстро записывал на маленьких листочках. Не иначе как собрался похитить чужую идею, догадались мы.
- Ты имеешь в виду притчу о блудном сыне? – спросил профессор, не отрывая китайского карандаша от китайской бумаги.
- Да. Четыре картинки о том, как сын покидает отчий дом, вкушает веселой жизни, разоряется и, наконец, возвращается к великодушному родителю. Вероятно, Самсон Вырин чего-то подобного от своей дочери ожидал и хотел предупредить ее от опрометчивого шага. Но теперь, когда ожидаемое все-таки свершилось, картинки воспринимаются как пророчество, предупреждение самому Вырину…
- Хотя он прикрепил к стене их сам…
- И лошадей дал сам…
- Так где же здесь Провидение? – профессор оторвался от писанины. - Получается, он сам надоумил дочь сбежать и сам же предоставил транспорт?
- Вот именно – получается! Его действия, имевшие одну конкретную цель, послужили другой конкретной цели. Исполнение родительского и служебного долга не совпало с его ожиданиями, но совпало с волей Провидения, запечатленной на иллюстрациях к Писанию. Он их смотритель! Ты понял?
Благодушный кивнул и записал.
- И в то же время смотритель за лошадьми, их правильным распределением между проезжающими. Чувствуешь, как через посредство картинок, при помощи той шутки, которую они сыграли с ним и дочерью, высший смысл распространяется на служебную функцию Самсона Вырина?
Петр Петрович ждал, пока профессор проникнется. Профессору это давалось с трудом.
- Шеф, я не чувствую, - пожаловался студент с рогами дьявола.
Сторожевский задержал на нем взгляд, и студент почувствовал себя в адском пекле. Дагестан. Сорокаградусная жара. Марш-бросок по пересеченной местности. Пустая фляга. Пот ручьем. И тяжелый сержантский кулак, занесенный над ним, недоучившимся придурком. У студента зачесались рога.
Профессор думал.
Сторожевский предпринял еще одну попытку.
- Библейские картинки превратили Самсона Вырина и его ремесло в притчу, в инструменты, при помощи которых высшие силы решили лишний раз продемонстрировать ее действенность. Другими словами, смотритель, думая соорудить оберег, подложил под свой дом мину Провидения. И сам же нажал на детонатор, выдав лошадей, которые унесли в притчу его дочь Дуню…
- Это интересно! – восхитился Благодушный, продолжив писать.
- Что тебе, ****ь, интересно?! – неожиданно взъярился Сторожевский. – То, что говорю я? Или то, что написал Пушкин?
Савелий Савельевич понял свою ошибку.
- Пушкин, конечно, - тихо сказал он.
- Имел ты право писать монографию о его прозе, не прочитав таких простых вещей?
Благодушный вспомнил выигранный грант, командировку в Кембридж, Тойоту-Королу, бриллиантовое кольцо, купленное жене, и не понимал сейчас, как мог отказаться от участия в таком выгодном проекте.
- Отвечай, сука! Это так трудно разглядеть, что Самсон Вырин является смотрителем по отношению к, как минимум, трем объектам: лошадям, дочери и библейским картинкам?! Что в зоне пересечения этих полей зрения и сплетается основная драма повести?!
Савелий Савельевич не отвечал. Всего, конечно, не ухватишь, но книга, в целом, получилась неплохая и полезная. Достаточно посмотреть по интернету, как часто на нее ссылаются другие исследователи.
Сторожевский, видимо, собирался любой ценой выбить из профессора признание в научной недобросовестности. Он медленно двинулся по направлению к неотвечающей суке.
Благодушный растерял все свое геройство.
- Петр Петрович, ты меня окончательно убедил, что лошадиная тема маркирует в «Повестях Белкина» эпизоды, связанные с ключевым поворотом в судьбе героев… Погоди, а в «Гробовщике»?
- Об этом во втором раунде, - ответил Сторожевский, отложив месть на потом. - Значит, ты не споришь, что Пушкин сознательно вводит мотив Провидения в каждую из четырех повестей?
- Не вижу пока возможности спорить, хотя по статусу положено. Постой, а проводишь ли ты какие-нибудь различия между Судьбой, Роком, Провидением и Фортуной?
- Шеф, можно я пойду? – спросил жалостливым голосом студент с рогами дьявола. Он понял, что армии ему все равно не избежать.
- Нет, - не поворачиваясь к студенту, ответил шеф. – А разве можно их провести?
- Ну, конечно! – воскликнул Савелий Савельевич. – Провидение подразумевает целесообразность, рок – неожиданность, судьба – сюжетность, фортуна – благосклонность…
- То бишь, это разные стороны одного и того же? Участия в жизни человека некой высшей силы? Так? И ты можешь сказать, какой именно стороной она повернулась в каждом конкретном эпизоде? А как же амбивалентность? Что такое похищение Минским Дуни из отцовского дома? Улыбка фортуны? Удар рока? Ирония судьбы? Вмешательство Провидения? Какое из этих определений можно отбросить?
- Но почему тогда ты называешь данный мотив мотивом Провидения?
Петр Петрович терпеть не мог терминологические споры. «Какая разница, каким инструментом вы починили трубу в ванной, если она потом перестала течь?»
- По-моему, это самое широкое понятие. Тебе не кажется, что в воздухе запахло форумом мировой пушкинистики?
- Шеф, можно я тогда посплю? - спросил вконец обнаглевший студент с рогами.
Сторожевский взглянул на зал и обнаружил, что некоторые зрители, и вправду, дремлют. Другие обсуждали какие-то свои дела, забыв про происходящее на ринге. Третьи то и дело смотрели на часы.
Стивен Фрай взглянул на секундомер.
Раунд первый (окончание)
- Господа! Кто из вас замечал участие в своей судьбе высших сил? – громко спросил Сторожевский.
Зал молчал.
На экране появился большой глаз. Принадлежал он одному из нас. Я думаю, вы догадались, кому именно.
- Я хотел сказать, с кем из вас происходили какие-нибудь странные случайности? Как будто кто-то за вами наблюдает и все подстраивает так, словно знает, о чем вы сейчас думаете, чего сейчас больше всего хотите или не хотите?
Глаз моргнул.
Из зала потянулись руки.
Сторожевский указал на миленькую студенточку в прозрачной ночнушке.
- Я вчера Галке собралась позвонить, уже месяца два не пересекались, достаю мобильник, блин, гляжу, а там от нее вызов идет. Я, пока лекция идет, звук выключила…
- Спасибо! Следующий!
- На днях Николай отлучился к своему другу, - начал глава семейства. – Я об этом в известность поставлен не был. Захожу в комнату, спрашиваю супругу: «Где у нас Коля?». А она смотрела какой-то некачественный сериал по телевизору, и там наш известный актер отвечает, то есть, не отвечает, а по какой-то своей оказии произносит: «Коля пошел в магазин». Мы с женой…
- Спасибо! Следующий!
- Мне в прошлую пятницу приснился сон…
- Спасибо, друзья! Вот видите, все мы время от времени попадаем в ситуации, в которых чувствуем участие высших сил: ангелов-хранителей, бесов-искусителей, умерших родственников, коварных инопланетян, подлых экстрасенсов, ловких метапрограммистов и прочей чертовщины. Разумеется, мы хотим понять, чего им от нас надо, какие знаки они нам подают? И мы стараемся взглянуть на такие ситуации как бы свысока, отвлекаясь от их простой эмпирической логики. Стараемся прочитать эти ситуации, понять их метафизический смысл, разгадать замысел Провидения.
Скажите, кто из вас решится при перепродаже колготок нагреть на стольник соседку Елизавету, если в следующую секунду вам бросится в глаза газетный заголовок «Бедная Лиза»?...
- Поэма такая есть, - блеснул эрудированностью студент с рогами дьявола.
- А какие мысли придут вам в голову, если, пропив седьмого марта всю зарплату, вы на следующее утро, мучимые похмельем и раскаянием, по дороге домой найдете кошелек, набитый деньгами?
Почти все мужчины, сидевшие в зале, оказывались в подобной ситуации.
- А что вы почувствуете, когда, в ярости выдергивая из розетки осточертевшее радио, услышите: «Ниточка жизни вдруг оборвё…»?
Сторожевский замолчал, дав аудитории время проникнуться сказанным.
- Так вот, суеверные друзья мои! Пушкин тоже замечал всякие такие совпадения и размышлял о них! Это признает даже дубинноголовая мировая пушкинистика. Хотя предпочитает не распространяться на сей счет. А ведь Пушкин прикладывал неимоверные творческие усилия, чтобы передать это ощущение вмешательства в нашу жизнь всякой неопознанной херни!
На экране показали кадры из какого-то биографического фильма, не очень убедительно изображающие творческие муки гения. Но зрители поняли, что имелось в виду.
- Наш великий поэт от всей души желал, чтобы читатель внял ему и сделал какие-то судьбоносные выводы. Но на пути гениальной пушкинской мысли встала мировая пушкинистика!..
Все ожидали, что Сторожевский оглянется на мучимого угрызениями совести Савелия Савельевича, но Сторожевский не оглянулся.
- Я знаю, что вы подумали! – сказал Петр Петрович.
Зал покраснел.
- Вы подумали, что пушкинисты организовали какую-то тайную организацию. Что они собираются в темном подвале и, используя пушкинские формулы, вызывают дьявола, который помогает им править этим глупым миром!
Зал побелел.
- Не будем им льстить такими героическими гипотезами. И не будем анализировать их поступки! Они этого не достойны! Они просто тупые, трусливые, подлые мрази! – произнес Сторожевский без гнева, но с сожалением.
Благодушный с ироническим негодованием покачал головой. Петр Петрович зашел ему за спину, положил руку на плечо и продолжил:
- Только что на ваших глазах посол мировой пушкинистики признал наличие темы Провидения в четырех из повестей Белкина. И вы все тоже это признали!
На старушек, пытавшихся изобразить протест, никто и не посмотрел.
- Но это только начало! Нам предстоит выяснить, как эта тема развивается. Да и развивается ли? Другими словами, текст ли это, написанный на метауровне, или простое обозначение метауровня? Вот какую трудную задачу мы будем решать с Савелием Савельевичем Благодушным и англичанином Стивеном Фраем. И все это только для вас! Чтобы вы, наконец, прочитали настоящего Пушкина! И чтобы вы, наконец, поняли что-то очень важное в вашей дурацкой жизни!
Сторожевский опустил голову.
Зал замер в почтительной благодарности. Какой все-таки классный мужик, этот Сторожевский! И про жизнь дурацкую все понимает! А мы еще думали – идти или не идти! Вот бы лоханулись, если б не пошли!
Сторожевский поднял голову. На лице его выступило суровое негодование.
- Мы собираемся открыть для вас бездонную глубину пушкинского гения! Глубину, из которой вы сможете черпать бесценные сокровища все оставшееся время жизни! Ну, а вы что делаете, сволочи?!
Лицо литературоведа исказилось гримасой ожесточения.
- Спите! Болтаете! Хохочете! Пьете! Развратничаете!
Кто? Мы? удивлялся зал.
- Учтите, твари! Когда я буду монтировать фильм, я вам так морды поизуродую (особенно тем, кто уйдет до финального свистка), что над вами весь мир смеяться будет! И с работы вас всех поувольняют к чертовой матери, чтобы не позорили имидж фирмы!
- Ну-ка, вот ты, встань!
Сторожевский показал пальцем на девушку, звонившую Галке. Она оправила ночнушку и тихонько встала.
- Из тебя я сделаю толстую и грязную свинью! Поняла?!
Та испуганно кивнула и села.
- А из тебя, ублюдок, я сделаю тупого, вонючего борова! – прокричал Сторожевский худощавому лысоватому мужчине в очках.
- А из тебя, щенок, я сделаю маленького визгливого поросенка! – указал Сторожевский на пацана лет десяти, игравшего в стрелялки на сотовом. – Как думаешь, какое прозвище тебе дадут одноклассники?
- А из тебя, гнида, - обратился Сторожевский к накачанному парню в майке, - я сделаю гомосека с подведенными глазами и накрашенными губами! Понял?!
Парень угрожающе приподнялся с места, но меткая струя, пущенная из брандспойта, усадила его обратно.
Охранники быстро, как на учениях, разбежались по проходам и встали каждый напротив отведенного ему зрительского сектора. Вид их говорил о готовности подавить любые проявления недовольства. Один из блюстителей порядка зашел в нашу комментаторскую кабину и встал в дверях, сложив на груди руки.
Только старушенции остались без присмотра. Хотя кому-кому, а им бы он не помешал. Воспользовавшись тем, что их невозможно изуродовать больше, чем это уже сделала природа, они корчили рожи, показывали языки, топали ногами, кричали, свистели, - словом, бесчинствовали. Но Сторожевский, видимо, слышал в издаваемом ими нойсе какую-то приятную для себя гармонию, поскольку на все их выходки он только загадочно улыбался и ритмично качал головой.
Вдруг злобные фурии стихли, и раздался голос Марии Иосиф:
- А не могли бы вы сделать небольшой анонс? О чем будет этот «бездонный» текст, написанный Пушкиным на метауровне «Повестей Белкина»? И пойдет ли речь о мифопоэтическом прочтении или о замысле автора? А то я как раз собралась уходить.
Старушки захихикали. Звук получился жутковатым.
- Речь пойдет о мужчинах и женщинах, - ответил Петр Петрович.
- А, ну, это интересно, - съязвила Мария Иосиф, и старушки снова засмеялись.
Сторожевский повернулся и посмотрел на Благодушного, все это время пившего чай с конфетами «Коркуновъ» и укоризненно покачивавшего головой.
- Дело в том, дорогой друг, что тема Провидения различным образом развивается в повестях Белкина в отношении мужских и женских персонажей.
- Может быть, ты лучше о чем-нибудь меня спросишь? – сказал Благодушный.
- Потом. Так вот, если мы возьмем мужских персонажей… А о чем ты хочешь, чтобы я тебя спросил?
- О принципах циклизации, - скромно ответил Савелий Савельевич. – Есть же различные методологические позиции, с которых можно рассматривать этот вопрос. Например, с точки зрения реализации в каждой из повестей определенной архетипической модели. Или с точки зрения развития ведущих лейтмотивов. А если мы примем во внимание порядок работы Пушкина над повестями…
Петр Петрович тяжело вздохнул. Его вынуждали вернуться к мордобою.
- Думаешь, я не понял, что ты просто хочешь выбить меня из колеи, запутать в фактах и терминах?
- Да, но у нас же соревнование? – невозмутимо ответил Благодушный.
- Ты прав, у нас соревнование, - согласился Сторожевский. – Но ты забыл, что это МОЙ чемпионат! И я не позволю, чтобы ты превратил его в долбанную конференцию!
- Ты понял? – грозно крикнул он, и в ту же секунду рядом с Савелием Савельевичем выросла фигура охранника.
На этот раз тяжело вздохнул Благодушный.
- Хорошо, я задам тебе вопрос, - сказал Сторожевский спокойным голосом. Охранник удалился.
Благодушный покорно кивнул.
- Кто выстроил повести в таком порядке?
- Пушкин, - уверенно ответил Савелий Савельевич
- Это тот самый, имя которого красуется на обложке?
- Ах, вот ты о чем! – засмеялся Савелий Савельевич. – Да, его имени не было на первом издании.
- Допустим, что изданий тоже больше не было.
- Тогда издатель А.П. или Белкин. Впрочем, в таком случае это не важно. Важен сам смысл, заложенный…
- Не важно? Ты можешь утверждать это с полной уверенностью?
Савелий Савельевич вспомнил, что последовало после его ответа на аналогичный вопрос в прошлый раз.
- Нет, - кротко ответил он.
- А знаешь почему?
- Нет, - так же кротко ответил он.
- Потому что это важно! – торжественно возгласил Сторожевский.
Благодушному показалось, что с субъектно-объектной логикой в последних репликах было не все в порядке, но он промолчал. Ему не хотелось портить другу чемпионат.
На трибуне раздался глухой удар. Когда Петр Петрович посмотрел в ту сторону, студент с рогами дьявола уже проснулся, а охранник пробирался на свое прежнее место.
- Потому что мы практически ничего не знаем о Белкине. И единственная возможность дополнить скупые сведения о нем, полученные от соседа, это – посмотреть, из чего и как построен его сборник…
Стивен Фрай кашлянул в кулак. Мы уже разобрались в используемом им языке жестов. В настоящий момент англичанин намекал на то, что образ Белкина по регламенту является предметом обсуждения в третьем раунде.
- …как его личность отразилась в принципах структурной организации цикла.
Благодушный не выдержал и вскочил.
- Какая личность, Петр?! Какая личность?! О чем ты говоришь?! Он же безмозглый обыватель! Он и пишет, как вчерашний школьник. Начитался всякого барахла и подумал, что и сам может стать писателем! Это же одна сплошная ирония! Пародия на литературные штампы той эпохи! Издевательское обыгрывание романтических и сентиментальных стереотипов! Как ты не замечаешь?
Уста Сторожевского изобразили ироническую усмешку.
- А тебя какое дерьмо сподвигло на решение стать филологом? – спросил он.
Благодушный развел руками и сел.
Зал смотрел на него с пониманием. Он тоже хотел выразить кое-какие эмоции, но не мог – охранники были начеку.
- Итак, господа, вернемся к мужчинам и женщинам. Но вы, наверно, хотите узнать, что такое метауровень?
Зал несмело кивнул.
- Объясняю кратко. В повестях Белкина фигурируют различные персонажи: граф, графиня, Сильвио, Марья Гавриловна, Бурмин, Владимир и так далее. Обобщить их при помощи категорий «мужчины» и «женщины» - это и есть метауровень. Понятно?
Зал сделал несколько коротких утвердительных кивков.
- Поехали дальше. Так вот, если мы возьмем мужских персонажей, то с ними Провидение во всех случаях «шутит шутку». В их судьбах происходит сбой. Сильвио не может совершить месть. Граф теряет ощущение счастья. Владимира случай лишает возможности жениться на любимой женщине. Бурмину приходится отвечать за легкомысленный поступок. Назидательные библейские картинки не спасают Вырина от библейского сюжета. Случай заставляет примириться враждующих помещиков. Алексей влюбляется в светскую барышню.
Что касается женщин, то Провидение всегда на их стороне. Муж графини спасен от мести Сильвио. В «Метели» Марья Гавриловна, претерпев ряд испытаний, оказывается в выигрышной ситуации. Удача (по крайней мере, в плане материального благополучия) сопутствует Дуне. Лиза успешно разыгрывает роль крестьянки, избавляется от необходимости самой открывать правду Алексею и теряет статус представителя враждебного семейства.
Как вы думаете, случайно ли это распределение судьбических симпатий по гендерному признаку?
Зал отказывался думать под дулами брандспойтов.
- Ты хотел спросить, имеет оно место в «Повестях Белкина» или тебе просто так показалось? – попытался уточнить Савелий Савельевич.
- Заткнись! – посоветовал ему Петр Петрович.
- Повторяю: случайно ли распределение судьбических симпатий по гендерному признаку в данном произведении?
- Не-а! – громко сказал студент с рогами.
- Я тоже думаю, что нет, - согласился Сторожевский и сделал знак охраннику, находившемуся ближе всех к студенту.
Тот вручил парню банку пива и спустился вниз, освободив сектор от своего строгого надзора. Зал понял, что отныне не стоит бояться говорить правду.
Но Сторожевский уже повернулся к обнаглевшему профессору.
- И ведь что интересно, Савелий, помимо этого несправедливого распределения, здесь наблюдается весьма показательная динамика в развитии отношений с Провидением у мужчин и женщин.
- Шеф, говори проще! – попросил студент, уже опустошивший призовую банку.
Охранник сделал угрожающий шаг в его сторону. Но Сторожевский только снисходительно улыбнулся. И вслед за ним рассмеялся весь зал.
- В первой повести мы видим, как герои-мужчины сталкиваются с прямой опасностью смерти, стреляют друг в друга, один обесчещен, другой позже погибает в бою. Так?
Кадры старой экранизации доказали, что так.
- Во второй повести война служит зловещим фоном, один герой погибает, но игра Провидения относится не столько к стрельбе, сколько к мирным матримониальным отношениям. При этом и попытка венчания Владимира с Машей, и объяснение с нею Бурмина сопровождаются военными ассоциациями: в первом случае о войне напоминает разгулявшаяся стихия, во втором действия героини по приближению развязки прямо названы «военными».
Савелий, ты следишь за мыслью? Стрельба, война отступают на второй план, но их отголоски звучат в мирных людских делах.
- Слежу, - устало сказал Савелий Савельевич, глядя на экран.
- В четвертой повести «военный» мотив можно разглядеть только в гусарском звании Минского и в «пленении» им Дуни.
- Это еще надо посмотреть, кто кого пленил, - амбивалентно сказал Савелий.
- Вот именно! Но официально как бы все-таки гусар. Согласен?
- Согласен, - сказал Савелий, несколько оживившись.
- Однако давай разберемся, что у нас тут делает Провидение?!
Никому, кроме себя, давать разбираться Сторожевский не собирался.
- Один мужик насмотрелся якобы пророческих библейских картинок. И, даже видя, что дочь его счастлива, продолжает ужасаться ее горькой участи. Другой, видимо, начитался всякой романтической ерунды и навооброжал себе угрозу кровавой мести со стороны отца похищенной девушки. Помнишь, как он воскликнул?
Стивен Фрай поднялся с книжкой в руке и зачитал:
«Чего тебе надобно? — сказал он ему, стиснув зубы, — что ты за мною всюду крадешься, как разбойник? или хочешь меня зарезать? Пошел вон!» — и, сильной рукою схватив старика за ворот, вытолкнул его на лестницу».
- Возможно, он и Дуне что-то подобное внушил. Недаром она упала в обморок при виде отца. То есть, здесь тоже были «картинки», придавшие вид романтической драмы совершенно закономерному явлению – рано или поздно отец все равно приехал бы узнать о дочери. И дочь его увезли закономерно - вероятность того, что красивую девушку увезет кто-нибудь из проезжих, возрастала по мере ее взросления, неуклонно приближаясь к неизбежности. Словом, Провидение в обоих случаях отдыхает, подсунув мужикам картинки со своим изображением. Разве не так?
- Очень остроумно! – восхитился Благодушный.
На лице Сторожевского появилось знакомое зверское выражение.
- Что ты сказал?! – заорал он.
Крупный план его лица, появившийся на экране, вызвал в памяти сразу несколько фильмов. Но «Последнего танго в Париже» среди них не было.
- Что ты сказал, тварь?! – закричал доцент еще раз и рванул с места.
Движения его напоминали разбег при метании копья. На экране, однако, показали прыгуна в высоту. Наш видеоджей что-то напутал. Описавший на бегу почти полную окружность кулак врезался в профессорский нос. Потом последовал удар коленом. Затем доцент принялся с остервенением пинать рухнувшее к его ногам тело.
- Я тебе дам «остроумно», мразь! Гад паршивый! Ты у меня получишь «остроумно»! Свинья поганая! Лопух грёбанный! «Остроумно»! Получай! Получай! Получай! Сволочь, знаешь сколько раз я слышал это твое «остроумно»? Сколько раз отделывались от меня этим «остроумно» такие недоумки, как ты?!
Сторожевский рывком повернул противника лицом вверх и сел ему на живот.
- Знаешь или нет?! Отвечай! Знаешь или нет?!
Сторожевский прыгал на животе Благодушного и бил его кулаками по лицу. Стивен Фрай ходил вокруг них и глядел попеременно то на драку, то на секундомер, тщетно надеясь попасть в зону видимости Сторожевского.
- Подонки, мрази, сволочи! Все, что появлялось путевого в науке, вы, гады, называли «остроумным» и сваливали в помойное ведро! Сколько пацанов загубили, твари поганые! Я один, я один выжил! Да, гад, тебе не повезло! И я тебя сейчас научу настоящему остроумию, сволочь! Я буду тебя бить, пока твой тупой череп не станет острым, как карандаш…
Беспорядочные удары сыпались один за другим. То и дело раздавался неприятный треск.
- Отныне каждый раз, как прозвучит слово «остроумно», все будут вспоминать кровавую кучу дерьма под моими кулаками! Ты понял, скотина?!
На экране действия Сторожевского напоминали хирургическую операцию, запущенную с шестнадцатикратной скоростью. Все зрители в зале стояли, зажав руками рты. Казалось, они боялись, что с их уст может само собой сорваться злополучное слово.
Сторожевский занес руку для контрольного удара… В этот момент раздался плач все той же маленькой девочки. Петр Петрович остановился.
В конце концов, при монтаже можно растянуть этот эпизод на какое угодно время, подумал он. Хоть на весь матч, если возникнет такая художественная необходимость.
Петр Петрович подошел к своему столу. Открыл бутылку «Актуаля», сделал несколько глотков из горлышка. Нашел на полу овсяное печенье, порвал пакет, начал есть.
- Поднимите его, - хмуро приказал он Стивену Фраю.
Англичанин поднял тело и отнес на место. Окровавленная голова тут же упала на грязный изодранный пуловер. Стивен Фрай сделал знак, чтобы три старушки занялись приведением бойца в надлежащий вид.
Сторожевский вернулся в свою прежнюю ораторскую позицию.
- В пятой повести мотивы войны и Провидения снова сопутствуют мужчинам. Но во что они выродились?
Интонация его была спокойной, как будто ничего страшного не произошло. Это и напугало зрителей больше всего. Он будет так же пороть свой мистический вздор, если его головорезы вырежут половину голов в зале.
- Алексей только собирается стать военным, против чего выступает его отец, оставивший службу с приходом к власти Павла Первого. Военная интенция реализуется в охоте младшего Берестова за крестьянскими девушками. Он и ходит с ружьем, и у собаки его разбойничья кличка. И перстень у него с разбойничьей мертвой головой. (Оставим пока мятежно-политические ассоциации, потом мы к ним еще вернемся.) Однако, здесь мы имеем полное право сказать, что в плен попадает он сам. Он жертва, и не столько игры судьбы, сколько женской интриги.
Никто не ответил на лукавую улыбку садиста.
- Провидение делает в этой истории свой ход - вспомним зайца и лошадь – но каковы его результаты? Помещики примирились! Пустячной случайности хватило, чтобы противостояние прекратилось. И какое противостояние! Ведь это же было столкновение двух типов культуры – национального (Берестов) и западнического (Муромский)!
Зал понял, что Сторожевский намекает на кровавый инцидент минутной давности. Но с кем тут мириться? С трупом?
- Таким образом, происходит поэтапная «демилитаризация» мужчин, которая сопровождается ослаблением героического пафоса настигающих их ударов судьбы.
Сторожевский несколько секунд молчал, потом медленно подошел к сопернику, сидевшему в той же бездвижной позе. Старушки в страхе расступились.
- Ну что, остроумно у меня получилось? – спросил он почти миролюбиво.
Тело не шелохнулось и не издало никаких звуков.
- Я тебя спрашиваю, умник хренов! – повысил голос Петр Петрович.
Многие в зале перекрестились.
- Остро… - слабо хлюпнуло в ответ.
Зал вздохнул с облегчением – жив.
Раздались аплодисменты, скорее милосердные, чем бурные.
- Перейдем к женщинам.
Сторожевский всем корпусом повернулся к злобным фуриям. Те затряслись от страха.
- С женщинами наблюдается другая динамика.
В «Выстреле» Провидение использует героиню в одном из эпизодов в качестве орудия спасения мужчины (ее мужа).
В «Метели» Провидение контактирует с героиней теснее: подвергает ее испытаниям, обрекает на душевные страдания, но вознаграждает в финале.
В «Станционном смотрителе» Провидение уже не творит никаких чудес, оно просто благоволит героине, принимая облик земной фортуны и запечатлеваясь в знаках материального благополучия. То есть, мы имеем здесь дело с бытовыми символами, как и в случае с Самсоном Выриным, для которого таковыми являлись библейские картинки.
В «Барышне-крестьянке»…
А, может быть, вы мне сами скажете, как изменяется характер отношений Провидения с женщинами в последней повести? Ну, смелее. Мы вскользь уже упоминали…
- Смерть отца Дуни вы, конечно, трагическим событием не считаете? – спросила Мария Иосиф.
- Ага! Тема родителей? Возьмем ее на заметку. Но тут нет ничего судьбического. Смерть Самсона Вырина закономерна. Да, она могла стать для Дуни роковым ударом, если Дуня ждала от отца какой-то помощи. Что не факт. А мы говорим об очевидных сюжетных актуализациях темы Провидения. Я ответил на ваш вопрос?
- Нет.
- Вернемся к «Барышне-крестьянке». Здесь дело доходит до того, что героиня становится сообщницей Провидения и даже берет на себя его роль. Именно она на этот раз сыграла шутку с героем, а не Провидение, как в предыдущих повестях. Случай с зайцем – как бы поддержка ее инициативы со стороны высших сил, подарок фортуны, решившей помочь Лизе Муромской и Алексею Берестову избежать драматизма на пути их окончательного соединения…
Савелий Савельевич, не открывая глаз, издал какие-то звуки.
- Что он сказал? – спросил Сторожевский ухаживавших за ним старушек.
Те молчали.
Петр Петрович подошел к Благодушному:
- Повтори, что ты сказал?- не потребовал, а попросил он.
Тот снова что-то пролепетал.
- Громче! – потребовал Сторожевский.
Благодушный попытался открыть рот, но не смог.
- Он сказал Венера, - перевела одна из старушек.
- Браво! – воскликнул Сторожевский. - Сей ученый муж вспомнил эпиграф, предпосланный «Барышне-крестьянке»: «Во всех ты, Душенька, нарядах хороша!» Это слова из поэмы Богдановича «Душенька», в которой рассказывается сначала о гневе Венеры на свою прекрасную соперницу, о тяжелых испытаниях, которые она послала простой смертной женщине, а потом о щедротах, оказанных героине великодушной богиней.
Эпиграф подсказывает нам, что в действии участвует еще одно лицо, некая бессмертная сила. Молодец Савелий! Но мы бы и без подсказок обошлись…
Стивен Фрай посмотрел на секундомер. Петр Петрович подошел к нему и тоже посмотрел. Мы давно подозревали, что у англичанина какой-то необычный хронометр. Действие, произведенное Сторожевским, подтвердило наше предположение. Он грубо хохотнул и ткнул в циферблат пальцем. Это нельзя было понять иначе, как реакцию на картинки эротического содержания. Судья, подняв бровь, оглядел зал, видимо, желая проверить, все ли проинтерпретировали смех Петра Петровича в том же смысле. Все. А зря. Как выяснилось после матча, прибор, на который то и дело поглядывал Стивен Фрай, был изобретен японцем Сёкун До. Он представлял собой специальный компьютер с встроенным микрофоном. Нажатием кнопки фиксировалась определенная фраза и машина находила в памяти соответствующую систему понятий, иначе говоря, парадигму. При нажатии другой кнопки, компьютер определял, на сколько отклоняются звучащие в настоящий момент речи от заданной темы. В зависимости от результата зажигалась зеленая или красная лампочка. Были там диаграмма и стрелка, показывающая градус отклонения, а также маленькое цифровое табло, на котором высвечивалась исчерпанность парадигмы в процентах и указывалось, сколько процентов приходится на долю каждого из говорящих.
Смех Сторожевского вызвал небывало яркий зеленый цвет лампочки и близкий к максимальному общий процентный показатель. Дело шло к концу первого раунда..
Петр Петрович повернулся к залу и приготовился к финальному рывку в направлении рекордных ста процентов.
- Таким образом, динамика развития данной тематической линии в отношении женщин заключается в их поэтапном сближении с Провидением, в завязывании все более тесных «сотруднических» отношений между ними.
В целом же, можно сказать, что в первых двух повестях тема Провидения связана с темами войны и смерти, доминируют здесь мужчины; в последних двух повестях тема Провидения связана с темой строительства мирной жизни, здесь доминируют женщины.
Секундомер (хотя правильнее, наверно, сёкундомер) издал звук, похожий на удар гонга.
Перерыв
Охранники оставили свои сектора. Зрители вздохнули с облегчением. Несколько студентов и студенток с зачетками в руках побежали к Петру Петровичу. Уставший преподаватель дал распоряжение задействовать их в уборке зала.
На ринг вышли три бородатых сорокалетних парня с гитарами. Они объявили себя как группу «Мельмот Скиталец» и исполнили три песни: «Пора, мой друг, пора», «В меня вселился Пушкин» и «Не дай мне стать олигофреном». Уровень их игры никак нельзя было назвать профессиональным, но в целом, получилось интересно и весело. На экранах наш видеоджей запустил нарезку из наиболее драматичных моментов матча, в которую, с разрешения Сторожевского, вошли и кадры со зрителями. Зал смеялся, танцевал и хлопал.
Петр Петрович съел пару творожных сырков и налил себе чаю. Старухи плотно обступили Савелия Савельевича, так что Сторожевский не видел, в каком состоянии находится его соперник.
К столу подсел Стивен Фрай. Сторожевский предложил ему пудинг и чай. Англичанин не отказался. Он показал сёкундомер. Из достигнутых 100 процентов 49,9 относились на счет Благодушного. Петр Петрович не удивился: «амбивалентность» и «Венера» стоили многого. Дослушав вторую песню, он удалился в туалет.
Раунд второй
Когда Сторожевский вошел в зал, его поразила странная тишина вокруг. Зрители не танцевали, не пели, не дрались и не стреляли друг в друга. Их тревожные и грустные взгляды были обращены на ринг. Такой же, не предвещающий ничего доброго, взгляд бросил на Петра Петровича Стивен Фрай.
Поднявшись на сцену, Сторожевский обнаружил, что на месте Савелия Савельевича Благодушного восседает Мария Иосиф.
Маленькая головка с неприлично густыми седыми волосами и колючими черными усиками была гордо вздернута вверх, представляя всестороннему изучению футуристическую конструкцию шеи. Толстые линзы увеличивали до фантастических размеров и без того большие глаза. Вокруг узкого рта сгрудилось так много складок, что он казался зашитым толстыми нитками. Бородавка на носу напоминала какой-то сюрреалистический пирсинг. На столе перед новой претенденткой не было ничего, кроме бутылки минералки и разового стаканчика.
Казалось, что сцена погрузилась в мрак, хотя ее, по-прежнему, освещали четыре мощных прожектора. Ощущение темноты, очевидно, было связано с тем, что в присутствии безобразной фурии померк незримый памятник Интеллектуальной Красоте и Грации, водруженный в центре ринга нашей любовью. Мы не сомневались, что где-то за пределами дворца с прекрасной богиней произошло что-то нехорошее, настолько велика была колдовская сила, исходящая от злобной старухи. Зачарованный ею, наш оператор не мог отвести камеры от ее лица, и, многократно увеличенное, оно обдавало весь зал зловонным дыханием смерти.
Зрители смотрели с надеждой на Сторожевского. «Убей ее!» - просили взгляды. Кровавому Доценту зал прощал все прежние зверства и соглашался принять новые испытания, лишь бы он избавил мир от этого страшного насекомого.
Петр Петрович, однако, не спешил перейти к решительным действиям. Он вопросительно посмотрел на Стивена Фрая.
Англичанин ответил лаконичным и легко прочитываемым взглядом: «Согласитесь, было бы гораздо хуже, если бы она заняла мое место, а не Благодушного?».
Сторожевский согласился.
Эти двое покорились Злу, понял зал. И напрягся еще больше.
Мария Иосиф посмотрела на судью приказным тоном.
- Раунд второй. Роль «Гробовщика» в композиционной структуре, - объявил Стивен Фрай.
- Позвольте! А с самой композиционной структурой и принципами циклизации мы разобрались? – проскрежетала старуха.
- Да, уважаемая Мария Иосиф! Мы ее прочитали! Выявили ее ключевые элементы! Реконструировали внутреннюю сюжетную логику, определяющую последовательность повестей, - весело ответил Петр Петрович.
Старуха смотрела на него, не моргая.
- Вы собираетесь очаровать меня вежливыми оборотами, грамотным использованием терминов и прочей культурной херней? – спросила она. И хихикнула три раза.
Старушечий сектор поддержал свою представительницу веселым дребезжанием костей.
- С условием, что вы не будете использовать термины «православие», «мифопоэтика» и «философская проза», - сказал Сторожевский.
Старухи перестали смеяться и яростно возроптали, призывая подругу не заключать позорное соглашение.
В студенческом секторе раздался оглушительный свист. Свист тут же сменился криком от боли. Полетели банки из-под пива, замелькали кулаки и ножные икры, в воздух взмывали клочья разорванных костюмов, пистолеты палили безостановочно, причем в качестве снарядов использовались и горючие вещества. То тут то там начинали бить фонтаны человеческой крови. Зал визжал, стонал, ревел и буйствовал. Пружина напряжения распрямилась с бешеной силой. Люди бежали к выходу, но, наткнувшись на охранников, с утроенным неистовством возвращались в гущу побоища. Старух никто не трогал, однако они бесновались так, как будто с ними в этот момент сражался весь неправославный мир.
Стивен Фрай думал о бессмысленном и беспощадном русском бунте. Охранники смотрели на Сторожевского. Сторожевский смотрел на Марию Иосиф. Мария Иосиф смотрела на него.
- Как видите, ничего, кроме религиозной войны, эти понятия вызвать не могут, - сказал Петр Петрович.
- Не мир принес я вам, но меч, - ответила старуха.
Сторожевский захохотал. Кое-кто из дерущихся остановился. Слова старухи и смех Сторожевского повторили на экранах. Потом еще. После того как кадры прокрутили третий раз, весь зал залился неудержимым хохотом. Люди оправляли одежды, обнимались, целовались, уцелевшие пистолеты стреляли букетами роз и воздушными шариками. Пожарные аккуратно, не задевая зрителей, тушили очаги пламени.
- Ваша взяла, - сказала старуха.
- Это точно! - подтвердил Сторожевский, самодовольно улыбаясь.
- Вы сказали, что прочитали композиционную структуру. Что вы имели в виду? Этот свой бред про Провидение? – снова пошла в наступление Мария Иосиф.
Стивен Фрай хотел показать ей желтую карточку за слово «бред», но Сторожевский остановил его.
- Игрок вашей команды признал, что во всех повестях Белкина присутствует мотив Провидения. Причем, он маркирован, так сказать, лошадиным клеймом. Значит, неслучаен. Вот мы и восстановили логику тематического развития этого мотива от повести к повести. Логика оказалась связана с различными отношением Провидения к мужчинам и женщинам: над первыми оно все откровеннее издевается, со вторыми все теснее сотрудничает.
- И это вы называете чтением?
Сторожевский усмехнулся, взял стакан с черничным йогуртом и, черпнув из него ложечкой, обратился к зрителям:
- Дорогие друзья! Баба Маша у нас не глупая, она все прекрасно понимает, просто хочет, чтобы я еще раз объяснил вам, что значит – читать композицию.
- Спасибо, баба Маша! – поблагодарил старую ведьму студент с рогами дьявола.
Коварные фурии выслали к нему парламентера с предложением занять место в их секторе. Студент отказался.
Сторожевский тем временем продолжал:
- Объясняю! Мотив – это такой же знак, как и слово. Слово состоит из букв, а мотив состоит из элементов сюжетной ситуации. Так, например, мотив Провидения состоит из таких основных элементов, как закономерный ход вещей, вторгающаяся в него случайность и ее последствия, меняющие ситуацию в лучшую сторону. В широком смысле, лучшую. Каждый раз его применение сопровождается использованием каких-то новых факультативных элементов. Так же, как слово изменяется, если прибавить к корню приставку, суффикс, окончание. Мотив вступает в отношения с другими мотивами, как слово складывается в словосочетания и предложения. В результате, из ряда употреблений одного и того же мотива может сложиться определенный текст, или метатекст, как его еще называют, о том предмете, который обозначается этим мотивом. У нас речь шла о Провидении, его отношениях с мужчинами и женщинами. Данный метатекст, иначе говоря, мотивно-тематическое предложение, определяющее смысл композиционной организации белкинского цикла, мы и прочитали с профессором Благодушным. Это понятно?
- Да, понятно, понятно, понятно! – зашумел воспрянувший духом зал.
- Но я забыл сказать про еще одну вещь! – прервал восторги Сторожевский. – Слово «цикл» подразумевает цикличность, круговое движение, возвращение от конца к началу. Есть ли это в нашем произведении?
Конечно, есть, подумал зал, но, дабы угодить Петру Петровичу, признался, что не знает.
- Давайте сопоставим «Барышню-крестьянку» и «Выстрел»! Мы уже сказали, что общие черты у этих повестей имеются. Однако нет ли между ними и причинно-следственных отношений? Не кажется ли вам, что, если брак между Лизой и Алексеем состоится, то их ожидает будущее графа и графини? А если не состоится, то младшего Берестова ожидает будущее Сильвио? Вопреки воле отца, он пойдет служить. Пристрастится к стрельбе – отголосок любви к охоте. Озлобится на судьбу. Его желание отомстить графу в момент, когда тот вкусил счастье супружеской жизни, - своего рода компенсация за собственную брачную неудачу (ведь он так хотел жениться на Акулине!). И еще! Смерть Сильвио под Скулянами в борьбе за свободу греческого народа не есть ли продолжение мятежно-политической темы, обозначенной масонским перстнем и кличкой собаки. Кстати, предводитель «борцов за общее благо» Жан Сбогар был итальянцем, настоящее его имя – Лотарио. Далеко ли от Сильвио?
- Недалеко, - согласился зал.
- Таким образом, амбивалентность финала последней повести находит развитие в конфликте первой! Круг замкнулся!
Движение колец и действия мультяшных героев на экране продемонстрировали зрителям операцию замыкания круга.
- Вот что хотела, чтобы я сказал вам, наша обожаемая баба Маша! Поаплодируем ей!
Зал разразился бурной овацией.
Старушки не знали, как реагировать.
- Не валяйте дурака, Сторожевский! – громко пропищала Мария Иосиф. – Вы прекрасно знаете, что я хотела сказать!
- Что? – удивился Петр Петрович.
- Что композиционным стержнем цикла является притча о блудном сыне.
Стивен Фрай взглянул на сёкундомер и нахмурился. «Что за уродину он там увидел?!» - посмеялись мы тогда.
Раунд второй (2-я попытка)
- Золотые слова… - задумчиво сказал Сторожевский.
Он смотрел на стол и не знал, что выбрать.
- Но мы к этому еще вернемся, - сказал он, ничего не выбрав и повернувшись к зрителям. - А пока займемся «Гробовщиком»!
Итак, центральная повесть белкинского цикла! Отличающаяся от других повестей едва ли не по всем параметрам! Неразрешимая загадка! Адрияну Прохорову приснился страшный сон, а потом он проснулся! В чем тут секрет?
Мария Иосиф молчала.
- Как нам разгадать тайну этого примитивного анекдота? – вопросил Сторожевский.
Зал молчал.
- С какого конца подобраться к этой глупой побасенке? – вопросил Сторожевский.
Стивен Фрай подошел к Петру Петровичу и, слегка наклонившись, почтительно спросил:
- А может быть, поискать здесь мотив Провидения, сэр?
- Логично! – согласился Сторожевский.
Мария Иосиф постучала костлявым кулачком по столу, требуя внимания.
- У Сергея Георгиевича Бочарова есть известная всем грамотным людям работа – «О смысле «Гробовщика»». В ней наш уважаемый исследователь…
- Уважаемая Мария Иосиф! – воззвал Сторожевский.
-… со всей убедительностью показывает, что…
- Сударыня! – воззвал Стивен Фрай.
- …в этом произведении два плана действия сведены на одну повествовательную плоскость, два ряда образов следуют в линию, в ряд…
В чем дело? Почему вы меня перебиваете?
Сторожевский виновато улыбнулся.
- В ближайшее время я планирую провести еще несколько чемпионатов по Пушкину, а также чемпионаты по Державину, Радищеву, Карамзину, Лермонтову и другим непрочитанным авторам. Если у вас есть желание, можете подать заявку на чемпионат по Сергею Георгиевичу Бочарову, - вежливо предложил Петр Петрович.
- Хам, - ответила старая дама.
- Теперь можно, - сказал Петр Петрович Стивену Фраю.
Судья показал Марии Иосиф желтую карточку.
- Подхалим, - сказала старая дама.
Англичанин полез за красной карточкой, но Петр Петрович его остановил.
- Итак, друзья! Нам нужно найти в этой повести мотив Провидения. Кроме того, было бы неплохо обратить внимание на то, какого рода отношения здесь устанавливаются у Провидения с мужчинами и женщинами. Так?
- Так! – дружно закричал зал.
- Или мы будем жевать говно про обстоятельства написания этой повести, ее интертекстуальные связи и биографические реминисценции?
- Не-е-ет! – запротестовал зал.
- Ну, и правильно! Оставим это паскудное дело мировой пушкинистике! А сами займемся чтением.
Зал потер руки, готовясь к нелегкому, но приятному и полезному труду. На экране замелькали картины мрачных ночных кладбищ из фильмов ужасов.
- С чем связана трудовая деятельность гробовщика Адрияна Прохорова?
- Со смертью! – закричал зал.
- И ведь он хорошо поработал, гад, в последнее время, если скопил денег на новый дом. С чем это связано?
- С войной! – закричал зал, глядя на кадры из «Войны и мира».
Не удивляйтесь проницательности нашего видеоджея. Петр Петрович заранее дал ему список фильмов, фрагменты которых нужно показывать в каждом раунде.
- Вот видите! В исходной позиции у нас снова доминирует мужчина, а также темы войны и смерти! – подытожил Сторожевский, довольный своей педагогической деятельностью.
- А какой вид транспорта использует Адриян, перебираясь на новое жилище?
- Лошадей! – закричал зал, почти не глядя на экран.
- То есть, «судьбический» поворот в жизни героя у нас опять сопровождается «лошадиной» темой, - сказал Петр Петрович немного грустно.
Все поняли, что ему очень хотелось видеть сейчас рядом с собой профессора Благодушного.
В среднем кольце на экране появилась последняя, пятая, лошадь.
- Ну, а потом Адрияну Прохорову приснился сон. Скажите, да, вот вы! - Сторожевский указал на дамочку, которая в прошлом раунде начинала рассказывать про свой сон. – Сны имеют отношение к Провидению?
- Несомненно! – закричала дамочка. – Мне в прошлую пятницу…
- Спасибо. Но, может быть, кто-нибудь скажет, что гробовщику приснился не пророческий сон?
Петр Петрович смотрел на старушек. Те махали руками и бранились, обвиняя Сторожевского в незнании текста.
- Напомню. Адриян Прохоров в настоящий момент ждет известия о смерти купчихи Трюхиной. После пира с немцами-ремесленниками он перед тем, как лечь спать, приглашает на новоселье мертвецов…
- Православных! – завопила благим матом одна из старушенций и в изнеможении откинулась на спинку пластмассового кресла.
Петр Петрович насторожился. Пожарные взяли брандспойты наизготовку. Охранники повернулись каждый к своему сектору. Зал находился на волоске от нового побоища…
На помощь снова пришло кино. Наш видеоджей запустил фрагмент из фоменковского фильма-спектакля с фразой Адрияна: «А созову я тех, на которых работаю: мертвецов православных». Всё снова кончилось смехом.
- Его будят, сообщая, что Трюхина умерла. Он едет, хоронит ее, а когда после всего возвращается в свой новый дом, видит, как в него входят, какие-то странные личности.
Стивен Фрай кашлянул, прося слова.
«Что бы это значило? — подумал Адриян. — Кому опять до меня нужда? Уж не вор ли ко мне забрался? Не ходят ли любовники к моим дурам? Чего доброго!»
- Спасибо! – поблагодарил англианина Сторожевский. – Как вы помните, дома у него оказались мертвецы, им ранее похороненные, в том числе и тот, с которым он сжульничал: продал гроб сосновый за дубовый. Ну, а потом Адриян проснулся. Служанка Аксинья, сказала, что Трюхина жива. И он позвал дочерей пить чай.
Зал, неизвестно почему, захлопал.
- Повторяю вопрос: есть ли в этом сне что-нибудь пророческое?
- Есть! – закричала дамочка, которой в пятницу приснился сон.
- Нет! – сказала Мария Иосиф.
- Как же нет? – удивился Петр Петрович. – Ведь во сне ему предстает реальная перспектива его жизни после достижения ближайшей цели – похорон Трюхной? Ну, и, может быть, ряда других подобных целей. Встреча с похороненными им мертвецами!
Зал не понял.
- Ведь в конце концов гробовщик тоже умрет и попадет в общество своих прежних клиентов, станет их соседом на кладбище!
Теперь зал понял.
- А если рассматривать эту перспективу в мистическом ракурсе, то ему еще и придется держать ответ перед ними. Разве это не пророчество?
Пророчество, но…
- Скажите, сможет ли Адриян ждать, как раньше, смерти купчихи?
А почему бы и нет?
- Ведь теперь это значит – ждать и начала своего умирания. Кончина Трюхиной неизбежно напомнит ему об этом сне и вызовет мысль о скорой встрече с мертвецами. В сущности, он уже сейчас не может не думать об этом. Разве не так?
Так, соглашается зал.
И только студент с рогами дьявола не смог не задать коварный вопрос:
- Шеф, а нет ли здесь этой, как ее, амбивалентности?
Шеф поощрительно улыбнулся и кивнул:
- Конечно, есть! Адриян Прохоров может просто забыть свой сон. Как и все мы забываем свои сны. Или может не внять грозному предупреждению. Однако нам важно намотать на ус, что предупреждение было, что оно вписано в текст и по своему выстраивает его логику. Более того, логику всего цикла.
- Не понял, - признался студент.
- Допустим, ты пришел в магазин и украл плеер, - терпеливо начал Сторожевский.
Студент покраснел.
- Это же не значит, что, согласно замыслу данного магазина, любой покупатель может уйти, не заплатив за товар? Наоборот. Все здесь устроено так, чтобы никто ничего не крал. Я прав?
- Прав, - тихо сказал студент.
- А эти долбанные пушкинисты только и делают, что воруют! – неожиданно заорал Сторожевский, ткнув пальцем в сторону Марии Иосиф.
Зал не был готов к атаке и не поддержал. К тому же, его застали в момент мучительных угрызений совести.
Стивен Фрай подумал о загадочной русской душе и посмотрел на секундомер.
- Вы не скажете, который час? – саркастическим тоном спросила его старая дама.
Старушки захихикали.
Сторожевский снова повернулся к залу.
- Итак, что делать Адрияну Прохорову с этим страшным пророчеством?
И действительно, подумал зал, что делать-то?
- Вероятно, следует пересмотреть свои жизненные ориентиры. Самое время вспомнить, что дочерям его пора замуж! Недаром ему пришла мысль о любовниках.
Как просто! удивился зал.
- Вот здесь и срабатывает странная вывеска над конторой гробовщика, изображающая дородного Амура с опрокинутым факелом в руке. Конечно же, подразумевается распространенный в то время вид мемориальной скульптуры – ангел с опущенным погасшим факелом.
На экране появились слайды с фотографиями работ скульптора И.П. Витали и кадры из какого-то документального фильма.
- Как видите, это не Амур. И у Адрияна, конечно, был не Амур. Так проинтерпретировал его вывеску либо приказчик Б.В., либо сам Белкин, которому Б.В. поведал историю гробовщика. Не отличить ангела от языческого Амура православный человек того времени, конечно же, не мог. С гробовщиком, работающим под вывеской, изображающей Амура, никто бы не стал иметь дела.
Старухи не обратили внимания на религиозный реверанс своего злейшего врага.
- Эта шутливая интерпретация говорит о том, что рассказчик держал в уме дочерей гробовщика и связь смертей, обогащающих их отца, с их семейным будущим. После сна Прохорова эта связь актуализируется. Почему?
Сторожевский налил себе стакан «Актуаля». Сделал глоток.
- Потому что… - начала женщина, которой снился сон.
- Потому что он вышел на финишную прямую жизни! – не допив, сказал Сторожевский. – Просто зарабатывать и копить деньги он уже не сможет. Нужна новая цель. Цель, преодолевающая смерть. Такой целью может быть только будущее дочерей. Теперь его деньги – это их деньги! Их приданное! Их наследство! Возможно, эта новая жизненная цель и есть то, чего не хватало его сердцу на новом месте…
Петр Петрович повернулся к Стивену Фраю, уже открывшему книжку на нужной странице.
«Приближаясь к желтому домику, так давно соблазнявшему его воображение и наконец купленному за порядочную сумму, старый гробовщик чувствовал с удивлением, что сердце его не радовалось».
- Теперь вам понятен провиденческий, а уже не только пророческий смысл этого сна? Провидение заботится о женщинах! Неслучайно, мир, в котором просыпается Адриян, - это женский мир! Первый, кто вступает с ним в разговор, – служанка Аксинья. В этом мире до сих пор жива купчиха Трюхина. Кончается же повесть тем, что гробовщик велит позвать двух своих дочерей.
Зал зааплодировал. Стивен Фрай удовлетворенно кивнул, взглянув на секундомер.
- Вы не скажете, который час? – с иронией в голосе спросила его Мария Иосиф.
Старушки поаплодировали подруге.
Сторожевский поднял руку, прося тишины.
- Это еще не все! Мы практически ничего не сказали о самом важном персонаже этой повести!
Петр Петрович сделал паузу, чтобы зрители вспомнили всех персонажей и прикинули, кто бы это мог быть. Экран услужливо высветил список действующих лиц.
- Ведь сон Адрияну был навеян ничем иным как образом умирающей купчихи Трюхиной. Он о ней постоянно думает – это понятно. Но после сна этот образ приобретает дополнительные черточки. Ведь получается, что именно купчиха пробудила в гробовщике заботу о дочерях. Так?
Так, согласился зал.
- Получается, что именно она указала Адрияну на то, с какой целью должен быть употреблен капитал, вырученный за ее похороны, и весь его уже накопленный капитал. Так?
Так, согласился зал.
- Получается, что купчиха как бы устанавливает свое покровительство над дочерьми гробовщика, выступает для них чуть ли не второй матерью. Так?
Так, немного подумав, согласился зал.
- Происходит совмещение части ее капитала с его капиталом. Причем, она как бы подспудно управляет этим совместным капиталом – вынуждает употребить его на интересы дочерей Адрияна. Какие же отношения устанавливаются между ним и ею в таком случае?
Из зала прозвучало несколько финансово-экономических терминов.
- Получается, что некое подобие брачных. Будто она, он и дочери – члены одной семьи. Таким образом, вдовцу Адрияну Прохорову в скором времени предстоит овдоветь вновь…
Сторожевский подошел к столу, допил «Актуаль», закурил. Вид у него был мрачноватый. Он исподлобья оглядывал зрительские ряды. Залу было невдомек, в чем он провинился перед Кровавым Доцентом.
- Я понимаю, что в этом зале полно ехидных сук, которые сейчас вовсю хохочут над моей трактовкой, - еле сдерживая злость, проговорил Сторожевский.
- Купчиха Трюхина! Совместный капитал! Жена Адрияна! Надо же до такого додуматься!
Ничего подобного! не согласился зал.
- Наша дерьмовая журналистика уже давно обучила граждан подобного рода абортированию ценной информации!
Мы в нашей комментаторской кабине грустно кивали его словам. Нам было стыдно.
- Поэтому повторяю еще раз. Тип отношений между умирающей купчихой и гробовщиком Адрияном я устанавливаю, исходя, во-первых, из того, на что будут употреблены деньги гробовщика, в том числе вырученные за ее похороны, во-вторых, из того, по какой причине он будет вынужден распорядиться ими именно таким образом. Понятно?
Зал несмело кивнул. Он вспомнил остроумные комментарии корреспондентов программы «Вести» и начал сомневаться, не стоит ли и в данном конкретном случае прислушаться к мнению «дерьмовой журналистики»?
«Эффект бумеранга», - объяснил возникшую ситуацию наш пиарщик.
Зал, похоже, не собирался устраивать овацию. Стивен Фрай, угадав на лице Сторожевского то же выражение, которое предшествовало недавним репрессиям против зрителей, решил отвлечь его от опасных мыслей.
- Простите, что вмешиваюсь, сэр. А не кажется ли вам, что ваша трактовка «Гробовщика» чем-то напоминает сюжет «Пиковой Дамы»?
- Что вы имеете в виду? – спросил Сторожевский немного испуганно.
- Ну, умирающая старая дама, капитал, заработанный героем с ее помощью, поручение заботиться о воспитаннице…
Сторожевский растерянно молчал и хлопал глазами. Таким мы сегодня его еще не видели. Нам даже показалось, что Петр Петрович не читал упомянутую пушкинскую повесть. Наконец, он улыбнулся, подошел к англичанину, положил руку ему на плечо и сказал:
- Друг мой, мы поговорим об этом…
- На чемпионате по «Пиковой Даме», - закончил Стивен Фрай.
И они пожали друг другу руки. После чего судья многозначительно посмотрел на секундомер.
- Вы не скажете, который час? – третий раз спросила всеми забытая Мария Иосиф.
Англичанин закатил глаза, тяжело вздохнул и пошел объяснять старой даме устройство своего компьютера.
Сторожевский вернулся к зрителям.
Раунд второй (окончание)
- Итак, пора сказать несколько слов о цикле. Прежде всего, в связи с основательно задетым нами мотивом вдовства, нельзя не вспомнить, что в следующих за «Гробовщиком» повестях Белкина возникает целая группа вдовцов – Вырин, Берестов, Муромский. Странным образом доминирование слабого пола во второй части цикла ознаменовано появлением мертвых женщин. В первых двух повестях умирали только мужчины. Кстати, тоже трое – Сильвио, Владимир и Гаврила Гаврилович, отец Марьи Гавриловны.
На экране появилось по три силуэта в траурной рамке с двух сторон от центрального кольца.
- В «Гробовщике» тоже умирают мужчины, но главный герой вдов, и ожидается скорая смерть купчихи Трюхиной, невольной благодетельницы дочерей Адрияна Прохорова.
Еще несколько забавных покойничков высветилось на экране. Но тема смерти почему-то не очень интересовала зал. Петр Петрович не смог разглядеть ни одного погруженного в тяжелые думы лица.
- Таким образом, «Гробовщик» обозначает и подчеркивает момент перехода, даже точнее, перетекания белкинского цикла из одного главенствующего мотивно-тематического комплекса в другой – из мира, где царят мужчины, война и смерть, в мир, в котором доминируют женщины, мир и жизнь.
Сторожевский дал время записать, но зрители вели себя как-то странно – перешептывались и улыбались.
- Кроме того, пророческий сон Адрияна актуализирует тему Провидения как трезвого расчета судьбы, осуществляющегося через женщин, в сотрудничестве с ними. Провидение с этой точки зрения само ассоциируется с купчихой Трюхиной, незримо опекающей дочерей Адрияна. И, видимо, не случайно следующей за «Гробовщиком» идет повесть, в которой тема денег играет существенную роль. Вспомните, сколько финансовых расчетов мы встречаем в «Станционном смотрителе»! Важны имущественные отношения и в «Барышне-крестьянке».
Зрителям явно было не до того. Сторожевский не знал, что предпринять.
- Итак, «Гробовщик» выступает как момент перехода к бытовой стороне взаимодействия Провидения и женщин: пророческий сон о смерти купчихи Трюхиной и последующей встрече с мертвецами создает задел для улучшения участи дочерей Адриана Прохорова. Его жизнь как бы доживает Самсон Вырин, неустанно заботящийся о дочери и имеющий в виду провиденческий знак – висящие в его доме картинки на библейский сюжет (эквивалент пророческого сна). Но, судя по всему, еще больше о его дочери заботится мирская фортуна, эта своеобразная небесная купчиха.
Зрители улыбались, но не тонкой шутке гениального литературоведа. Видно было, что они едва сдерживаются, чтобы не расхохотаться. Внимательно проследив траекторию взглядов, Петр Петрович понял, что они устремлены ему за спину. Он оглянулся.
Стивен Фрай держал перед Марией Иосиф секундомер, вежливо улыбался, нажимал на кнопки и что-то терпеливо объяснял. Старуха с ужасом поглядывала то на циферблат, то на зал, то на распинающегося перед нею судью. Зрители, конечно, подумали, что англичанин решил продемонстрировать старой даме свою коллекцию эротических слайдов, и терялись в предположениях, зачем ему это надо и о чем он ей там ласково мурлычет. Впрочем, все рассуждения втекали в одно предсказуемое русло. Но ведь и старуха, сидя в зале, составила о больших английских часах такое же представление. Очевидность не смогла его поколебать. Увидев на циферблате не то, что ожидала, Мария Иосиф только поразилась степени извращенности этого немолодого иностранца.
Сторожевскому нужно было спасать ситуацию.
- Скажите, милейшая Мария Иосиф, - обратился он к сопернице, - каким образом, на ваш взгляд, в повести «Гробовщик» отзывается притча о блудном сыне, являющаяся, как вы выразились, композиционным стержнем цикла?
Старуха не смогла быстро переключиться с судьи на Сторожевского.
- Отстаньте от меня оба! – завизжала она.
- Не кажется ли вам, - продолжил Сторожевский тем же тоном, - что историю, рассказанную приказчиком Б.В., можно рассматривать как своего рода притчу о блудном отце?
- Сами вы ****уны! – закричала интеллигентная старушка.
Зал покатывался со смеху. Фурии поддержали отступление подруги от норм речевого этикета.
- Бля-ду-ны! Бля-ду-ны! – дружно скандировали они.
- В «Станционном смотрителе», как мы говорили, эта притча поделена на четыре фазы, - невозмутимо продолжал Сторожевский. - Первая картинка изображает прощание сына с отцом, вторая – сына, пирующего в развратном обществе, третья – его же, низринутого в беспомощную нищету, четвертая – возвращение в отцовский дом, раскаяние.
В «Гробовщике» мы видим все эти четыре фазы: отчуждение от дочерей, пир с немцами, духовную беспомощность перед лицом смерти, возвращение к дочерям. Ну, разве это не притча о блудном отце?
- Бля-ду-ны! Бля-ду-ны! – вопили старухи и кое-кто из зрителей.
- Более того, - невозмутимо продолжал Сторожевский. – Каждую из повестей Белкина можно рассматривать как вариацию на тему притчи о блудном сыне: «Выстрел» - это притча о блудном мстителе, «Метель» - притча о блудном женихе, «Станционный смотритель» - притча о блудной дочери, «Барышня-крестьянка» - притча о блудной… матери, Венере. Понимаю, что последнее утверждение нуждается в дополнительной аргументации, но оставлю его так как есть.
Сторожевский вновь повернулся к Марии Иосиф.
- Вы это имели в виду, говоря, что композиционным стержнем белкинского цикла является притча о блудном сыне?
Старуха смотрела на гения безумными глазами. Стивен Фрай мялся в стороне.
- Не-е-ет! – завопила ведьма, как будто ей в последний раз предложили отдаться по собственной воле.
- Ага! Понял, - невозмутимо продолжил Сторожевский. – Тогда вы, наверно, имели в виду соответствия, устанавливающиеся между четырьмя фазами притчи и четырьмя повестями: «Выстрел» - своего рода эквивалент первой картинке. Родителей в данной повести нет, но это и показательно! Во всех остальных они присутствуют. То есть, в первой белкинской повести изображен мир детей, оставивших родителей, забывших о них. Потому так легко и играют здесь жизнями. Моя жизнь – что хочу, то и делаю. Понятие рода значения не имеет.
«Метель» - эквивалент второй картинке, изображающей пир. Почему, спросите вы?
Мария Иосиф не спросит. Но Петр Петрович все равно ответит.
- Потому что война – это тот же пир! У Пушкина война и пир часто отождествляются. Мы не пойдем по пути поиска мотивировок их сближения, потому что это выведет нас на культурно-исторический контекст. А нашему чемпионату он противопоказан!
Зрители начали успокаиваться. Нынешние речи Сторожевского завораживали их своей непонятностью.
- «Станционный смотритель» - эквивалент третьей картинке, нищете. Нищета здесь основной фоновый мотив.
Ну, и «Барышня-крестьянка» - эквивалент четвертой картинке, изображающей возвращение сына домой. Тут все просто.
Петр Петрович чувствовал себя победителем.
- Вы это имели в виду, уважаемая Мария Иосиф, говоря, что композиционным стержнем белкинского цикла является притча о блудном сыне? – спросил он.
Мировая пушкинистка молчала, чувствуя себя побежденной. Или, как минимум, взятой в заложницы.
В этот момент громко хлопнула входная дверь, и сердца наши сжались от боли, пронзенные знакомым стуком безжалостных каблучков.
По проходу шла богиня! В тысячу раз более очаровательная, чем прежде, во все том же, захватывающем дух, красном бикини. На руке, как шкура убитого животного, болтался черный плащ. Но это не была уже богиня-повелительница, богиня-хозяйка, как в прошлый раз. Перед нами предстала богиня-гостья, богиня-инопланетянка, богиня-гофмановский чудак, еще не до конца освоившая подлые физические законы этой неровной планеты. Казалось, она не шла, а медленно парила над землей, лишь иногда, в целях страховки, касаясь ее, и не всегда удачно. Очков на ней уже не было, и, судя по извилистой траектории движения, ее глаза не без труда удерживали в фокусе расплывчатый пункт назначения. Волосы украшала неумышленная панковская прядь, свидетельствуя о столкновении с хаотически движущимся пространственным объектом. Лямка лифчика упала с плеча, скорее всего, в результате преодоления естественных природных насаждений. Они же оставили варварский след на грациозной спине в виде прилипших травинок и темных извилистых вмятин от поломанных сучьев. Но поразительнее всего была ее счастливая солнечная улыбка – воплощенный сеанс связи с невидимой божественной сущностью.
Словом, никому бы тогда и в голову не пришло, что она все это время стояла за дверью, терпеливо дожидаясь своего часа, как утверждал впоследствии Петр Петрович Сторожевский.
Метров за пять до ринга она остановилась, словно наткнувшись на какое-то препятствие. Духовная коммуникация не прервалась, но чистота сигнала исказилась досадной помехой. Богиня поправила лямку, надела плащ, сложила руки крестом на груди, и, глядя в упор на Марию Иосиф, спросила хрипловатым голоском:
- Мама, ты что здесь делаешь?
Раздался удар гонга.
Перерыв
Нельзя передать, как поражены были мы этим внезапно открывшимся родством. Богиня, фея, нимфа и старая злобная ведьма. Как это сочетать? Какими глазами должны мы теперь смотреть на нашу любовь? Кто бы смог, глядя на это чудесное создание, выкинуть из головы чудовищный образ ее матери? Правда, как уже было сказано, богиня изменилась. На смену интеллектуальной красоте и грации явилось нечто более живое, молодое, озорное и естественное. Нам пришло в голову, что в момент своего первого явления она кого-то изображала. Возможно, осуществляла какой-то план, разработанный Сторожевским. Воплощала в жизнь некий его идеал. Или оживляла воспоминание? Теперь же она словно мстила своей сопернице. И в этом гипотетическом пункте юная красавица действительно обнаруживала нечто общее с мамашей.
Чтобы проиллюстрировать эту мысль, наш видеоджей вывел на экран кадр, зафиксированный верхней камерой: мать и дочь на равном удалении от незримого памятника Интеллектуальной Красоте и Грации.
Сердце дворца науки и спорта замерло…
- ****уны, - проворчала старуха, кряхтя, перелезла через канаты и поползла в сторону родного сектора.
Молодая богиня ловко пролезла между канатами, гордо прошла через центр ринга, села на место матери, и, подозвав одного из могучих парней, сделала заказ.
Сердце дворца науки и спорта забилось в неровном ритме…
Петр Петрович Сторожевский смотрел на девушку с задумчивой печалью. Стивен Фрай попытался ободрить его статистикой. Но гениальный литературовед не выразил никаких эмоций, узнав, что в прошедшем раунде на долю вражеской группировки пришлось 25 процентов. Он только поедал один за другим творожные сырки, ничем их не запивая. Когда на сцене появилась группа «Мельмот Скиталец», Сторожевский жестом попросил ребят не загораживать ему его возможно последнюю любовь. Зал веселился не так бурно, как в прошлый раз, экономя силы на третий раунд, который обещал стать выдающимся.
Доев сырки, доцент закурил. Он думал о Неизвестном и его дурацких фокусах. О неожиданных поворотах судьбы, загадочных совпадениях и замысле Провидения. Но так предполагаем мы. Сам Петр Петрович на наш вопрос ответил, что думал в перерыве о другом порядке повестей, указанном в примечании к вступлению издателя. Сторожевский размышлял, стоит или не стоит возвращаться к этому вопросу в начале следующего раунда. Честно говоря, мы не представляем, как об этом можно размышлять? Стоит? Не стоит? Стоит? Не стоит? Стоит? Не стоит? И так на протяжении десяти минут? Хитрил, конечно, наш гениальный литературовед, не желая делиться с чужими людьми своими сокровенными мыслями.
Алена тем временем поедала грибной суп, мясное рагу, картошку фри, салат из помидоров, натуральный черный кофе и крекер с сыром. Она мотала головой в ритм музыке и жалела, что не может прямо сейчас выскочить на сцену и пуститься в психоделический пляс.
В репертуаре ансамбля на этот раз числились песни «Я памятник себе», «Всадник Медный» и «Я помню, ты мелькнула и пропала».
В начале третьей песни Сторожевский пошел в туалет.
…………………………
Когда он вернулся, зал был необычайно возбужден.
- А-лё-на! А-лё-на! – скандировали зрители.
Раунд третий
- Ну что? Подрочил там свою маленькую письку? – спросила Алена человека, который был вдвое ее старше. – А мы тут…
- Образ Белкина, - объявил Стивен Фрай, рискуя подвергнуться аналогичному сексуальному разоблачению.
В центре ринга валялось красное бикини, оба предмета. Алёна в застегнутом черном плаще соблазнительно курила тонкую сигарету, закинув красивые голые икры на грубый канцелярский стол.
Зал приглушенно смеялся. Никто, конечно, не подумал, что Петр Петрович, и вправду, онанировал в туалете, но шутка зажигательной интеллектуалки показалась всем оригинальной и смелой. Не оценить ее было нельзя. Только студент с рогами дьявола смотрел на шефа, не пряча осуждения и разочарования.
Старушки смущенно улыбались и перешептывались. Мария Иосиф сидела в самом центре группы, ее огромные глаза предпринимали отчаянные усилия спалить дотла этот ****ский ринг.
- Не правда ли, вам сейчас нелегко переключиться на повести Белкина? – спросил зрителей Петр Петрович.
Ну, почему же? со вздохом отвечал зал. Мы помним, зачем сюда пришли, и готовы вернуться к главной теме. А немного адреналина никому не помешает.
Да идите вы в жопу, дебилы несчастные! подумал Сторожевский. Как будто я мало накачал вас адреналином в двух первых раундах?!
- Итак, повесть «Гробовщик» еще раз доказывает нам, что цикл задуман как целостное произведение со своим внутренним сюжетом, определенную фазу развития которого представляет каждая повесть. Однако возникает вопрос: в каком отношении к этому внутреннему сюжету находится господин Белкин?
На этот раз Петр Петрович и не старался делать вид, что вопрос возникает у кого-то, кроме него.
- Он ли является его автором? Или это дело рук издателя А.П.? Предположение, что сюжет вчитан в текст исследователями, то есть нами, мы сразу отвергаем. После выявленной системы сюжетных отношений и дешифровки с ее помощью целого ряда неясных фабульных элементов (перстень, кличка собаки, вывеска, испуг Минского и т.д.) только круглый дурак может утверждать, что указанные нами соответствия не носят характера композиционных закономерностей.
На кого он намекает? спросил себя круглый скучающий зал.
- Представьте, что на вершине холма торчат останки древних построек. И вот фотография, сделанная из космоса, выявляет по некоторым особенностям планировки и замеченным под землей остаткам общего фундамента, контуры одного большого здания. Станет ли кто-нибудь спорить с таким прочтением архитектурного текста? Нет. Почему же когда мы прочитываем черным по белому написанный текст, разгадываем и связываем между собой его тайные знаки, всегда найдется какой-нибудь сраный мировой пушкинист, который начнет авторитетно блеять, что это не так, что оно само так получилось, что Пушкин – это такое наше всё, из которого можно сделать, что угодно? Почему, я вас спрашиваю?
Сторожевский насмешливо оглядывал зал. Зал прятал глаза. Нить, связующая зрителей с оратором, порвалась. Он подумал, не учинить ли репрессии, однако, взглянув на охранников и пожарников, понял, что они уже не на его стороне. Парни в униформе вальяжно похаживали вдоль первых рядов и, судя по ухмылкам, гуляющим на их неумных лицах, разделяли мнение зала относительно истинных ценностей бытия.
Алёна вскочила с места, мелкими шажками подбежала к Петру Петровичу, взяла его под локоть и показала пальцем в гущу зрителей:
- Вон-вон, там! Она на тебя смотрит!
Петр Петрович поймал восхищенный взгляд девушки, которая собиралась позвонить Галке и которая очень не хотела, чтобы ее выставили свиньей. Беда в том, что сейчас она более чем когда бы то ни было смахивала на свинью. Поросячий восторг, да еще приправленный изрядной долей корысти, не мог вдохновить гениального литературоведа на новые научные подвиги.
Алёна, довольная оказанной помощью, гордо покачиваясь, вернулась на место.
Но на Сторожевского была устремлена еще одна пара глаз. Старая подлая змея Мария Иосиф выжидала удобный момент для нападения.
- Словом, мы не можем сбрасывать Белкина со счетов. Хотя надо признать, что его роль в создании строгой композиционной структуры цикла прописана неотчетливо.
Сторожевский поднял палец вверх.
- Не сама структура, а именно его роль! Ключевые места замаскированы амбивалентностью, но ею же и маркированы. Это как если бы в готическом храме все барельефы, относящиеся к какой-то одной сюжетной линии, были наполовину задернуты полотном. Читали «Код Да Винчи»?
- Да! Да! Да! Читали! Фильм – фуфло! – оживился зал.
Но Сторожевский не собирался развивать дэнбрауновскую тему.
- И нет уверенности, что Белкин сам задернул эти знаки и что, вообще, их разглядел. Как-то не похож он на искусного конспиратора. Между тем, знаки есть! В тысячный раз повторяю, знаки есть!
Ну, почему же не похож? удивился зал. Такие вот тихони и держат в руках тайные рычаги управления миром. Ну-ка, ну-ка!
Наш видеоджей, с целью поддержать внезапную вспышку мозговой активности зала, запустил на экране ряд эпизодов с тайными обрядами.
- Получается, что он неосознанно придал своему циклу черты композиционной целостности. Однако что им двигало? – вопросил Сторожевский.
Священный Грааль! подумал зал, но не рискнул высказать эту идею вслух.
В старушечьем секторе послышался ропот протеста против католического заговора.
- Позвольте! – громко сказала Мария Иосиф. – А почему вы вбили себе в голову, что это Белкин так расположил повести, а не редактор? И вы забыли, что в примечании к главе «От издателя» указан еще один порядок, согласно которому сначала идет «Смотритель», потом «Выстрел», потом «Гробовщик», а потом «Метель» и «Барышня». Этот порядок и есть белкинский, а тот, о котором говорили вы, издательский!
Сторожевский посмотрел в сторону нашей комментаторской кабины и подмигнул. Экран многократно увеличил этот таинственный жест, адресовав его зрителям. Зал замер от ужаса. Даже охранники вспомнили о том, кому должны подчиняться, согласно контракту, и заняли прежние боевые позиции.
Напряжение еще более усилилось, когда раздался сумасшедший смех Алены. Они заодно, подумал зал. В воздухе запахло терактом с многочисленными жертвами.
- Развел как лохов! – сквозь смех неясно выразилась девушка.
Немного успокоившись, она поведала залу горькую правду:
– Это постмодернистская фишка такая – сначала все сходится, замок открывается, а потом оказывается, что и дверь не туда, и замок был сломан, и код к нему на хер не нужен, и взят он от фонаря, и, вообще, это был прикол такой: типа тайна, а в натуре – наебальня.
После чего юная богиня подошла к Сторожевскому сбоку, обняла его и поцеловала в щеку. Он покраснел и задержал ее руку у себя на груди. Но она выдернула руку, засмеялась и, покачиваясь, направилась к своему столу.
- Молодец, мама, что раньше не сказала! Круто подставила! Официант! Текилу!
Зал не знал, что подумать. Он был возмущен таким отношением доцента к русской класике и великому гению.
- Шеф! Что, правда что ли? – спросил студент с рогами дьявола.
Сторожевский не ответил. Впервые в этом раунде он сел за свой стол и закурил. Стивен Фрай посмотрел на секундомер. Его лицо выражало недобрые предчувствия.
Один из уцелевших пистолетов выстрелил в сторону ринга. Пустая жестяная банка упала на стол перед Сторожевским. Охранники не двинулись с места. Еще несколько банок упали на стол и рядом, а одна, полная, попала в голову Стивену Фраю. Англичанин не шелохнулся. Алёна засмеялась и швырнула в него пластиковую бутылку с остатками минералки. Солидный костюм окрасился мокрыми пятнами. В следующий момент из зала в Стивена Фрая полетели банки, бутылки, ботинки, зажигалки, монеты, пряжки и прочий мусор. Судья встал, медленно подошел к столу претендентки и, не спрашивая Сторожевского, показал ей желтую карточку. Петр Петрович кивнул.
Девушка перестала смеяться. На глазах у нее выступили слезы. Обстрел усилился. В Сторожевского летела только четверть запущенных предметов, но ни один в него не попал. Гениальный ученый хладнокровно курил, стряхивая пепел в стоящую перед ним старушечью туфлю. В англичанина же, напротив, почти никто не промахивался. Однако тот обращал на это внимания не больше, чем на сыпавшееся сверху конфетти. На экране сменяли одна другую сцены Бородинской битвы.
Конец безобразиям положила Алена. Она подняла вверх руку, призывая зрителей прекратить акцию, и объявила следующий номер:
- Посмотрим, как он выкрутится!
- Дело в том, уважаемая Мария Иосиф, - начал, не вставая с места Сторожевский, - что мы, на самом деле, не знаем, какая из последовательностей повестей белкинская, а какая издательская. Вы соврали, введя аудиторию в заблуждение, как это и свойственно всей вашей сраной пушкинистике.
На экране крупным планом появилась страница с текстом главы «От издателя». Приведенный старухой порядок, и вправду, не был никому атрибутирован. Зал повернулся к старушечьему сектору, готовясь подвергнуть его своему карающему удару. Только присутствие в рядах ведьм Алениной мамы спасло их от немедленного уничтожения.
- Позвольте!.. – Мария Иосиф попыталась возразить против очевидности, но ей не позволили.
- Да, я признаю, что должен был не только упомянуть это издательское примечание, но и попытаться объяснить его. Но чем мы здесь занимаемся?
Зал не знал, что ответить. Ему уже не первый раз за сегодня было стыдно.
- Чтением! – подсказал Петр Петрович. – И что мы видим, беря в руки книгу?
На экране появился титульный лист прижизненного издания.
- Господа-оптимисты, обратите внимание на депрессивную виньетку: птица со склоненной головой, кружащая над какими-то развалинами, камнями, корявыми кустами, напоминающими кактусы. Впечатляет?
Впечатляло.
- Но мы сейчас говорим не об этом. Прочитали заглавие? «Повести покойного Ивана Петровича Белкина, изданные А.П.». Дальше идет предисловие, где содержится и наше злополучное примечание, а потом повести в том порядке, о котором мы говорили. Чей образ мы должны держать в голове, размышляя об этом порядке, – Белкина, имя и отчество которого выписаны полностью, или издателя А.П.?
А кто из них масон и тамплиер? интересовало зал.
- Последний явно стремится отойти в тень, уступая место покойному, но и не хочет, чтобы о нем забыли. Таким образом, на переднем плане – Белкин. Издатель намекает, что имеет к его книге какое-то отношение, и мы, кажется, понимаем – какое, прочитав в эпиграфе: «Митрофан по мне». А.П., видимо, нашел в себе какие-то общие с Белкиным черты, или, может быть, даже вписал эти черты в свою редакцию текста умершего писателя. Но это, в сущности, не важно. Имеем ли мы дело с настоящим Белкиным или с деконструированным, мы все-таки имеем дело с Белкиным и ни с кем иным. Понятно?
Последнее слово Сторожевский буквально прорычал в сторону логова ведьм.
- Между тем, 999 из 1000 мировых пушкинистов сразу же отбрасывают Белкина в сторону, с завидной проницательностью расшифровывают инициалы А.П.- Александр Пушкин – и начинают нести ахинею про пародийный замысел.
- А один оставшийся? – предсказуемо спросили из зала.
- Я с ним не знаком, - невозмутимо ответил Сторожевский.
– Не написано здесь «Александр Пушкин». Не написано! Только А.П. И единственное, что мы знаем об этом А.П., это – то, что Митрофан, то есть Белкин, по нему. Следовательно, и должны искать в книге Белкина. Да, я понимаю, что эпиграф можно атрибутировать и самому Белкину. Но тогда мы не знаем, что он хотел этим сказать. Про своих рассказчиков? Но это плоско. Так или иначе, если эпиграф к циклу придумал Белкин, тогда про А.П. информации, вообще, ноль. Остается только Белкин. Заметим также, что если бы эпиграф был белкинский, уместнее было поместить его после слов издателя.
Сторожевский понимал, что окончательно запутал слушателей, но ему было наплевать.
- С другой стороны, Пушкин, конечно, рассчитывал, что люди сведущие узнают его по инициалам. И этот ключ многое мог объяснить в содержании цикла. Но это не центральный вход! Это не центральный вход, сволочи! Понятно?!!
Старухи в страхе тесно прижались друг к другу. Их вставные челюсти стучали на весь зал.
- Это черный ход, которым воровски пробирается в повести Белкина долбанная мировая пушкинистика! Это - «Повести Белкина плюс», а не «Повести Белкина»! Мы бы могли многое сказать и про «плюс», но не имеем права – у нас регламент…
Стивен Фрай, как раз в это время внимательно разглядывавший секундомер, кивнул.
- Что касается порядка, данного в примечании, то он тоже про Белкина. Обратите внимание, сначала идут истории, поведанные мужчинами-рассказчиками, а потом женские повести. Не на перетекание ли мужского мира в женский намекает этот порядок? Как вы думаете?
Зал не думал.
- «Станционный смотритель» на первом месте тоже о многом говорит. В частности, заставляет вспомнить притчу о блудном сыне и ее роль в композиционной организации цикла…
- Шеф, ты о чем? – спросил студент с рогами дьявола.
- Я ответил бабушке на ее вопрос, - сказал Сторожевский.
Все это время Алена с любовью смотрела на Петра Петровича. Когда он закончил, она выпила залпом рюмку текилы и посмотрела на него с ненавистью.
Раунд третий (продолжение и окончание)
Позже мы поразились великодушию и честности Петра Петровича. Ведь он мог сказать Марии Иосиф, что как раз собирался рассказать про порядок повестей, данный в примечании, что он вовсе не собирался миновать этот важный вопрос. Однако великий ученый обставил дело так, как будто кое-что упустил, а теперь, благодаря подсказке уважаемой пушкинистки, исправился. Правда, наш пиарщик объяснил этот ход тем, что так получилось эффектнее. Якобы в запасниках доцента хранится еще много интересной и ценной информации, которую он может в любой момент предъявить, если на нее возникнет спрос. Дескать, все рассказать он в любом случае не сможет.
Сторожевский, не прерываясь на традиционный гастрономический жест, продолжил речь.
- Что мы знаем о Белкине до повестей и что могут дополнить о нем его повести – вот в чем вопрос!
Слово взял сам Пушкин, который устами Стивена Фрая возгласил следующее:
«Иван Петрович Белкин родился от честных и благородных родителей в 1798 году в селе Горюхине. Покойный отец его, секунд-майор Петр Иванович Белкин, был женат на девице Пелагее Гавриловне из дому Трафилиных. Он был человек не богатый, но умеренный, и по части хозяйства весьма смышленый. Сын их получил первоначальное образование от деревенского дьячка. Сему-то почтенному мужу был он, кажется, обязан охотою к чтению и занятиям по части русской словесности. В 1815 году вступил он в службу в пехотный егерский полк…, в коем и находился до самого 1823 года. Смерть его родителей, почти в одно время приключившаяся, понудила его подать в отставку и приехать в село Горюхино, свою отчину.
Вступив в управление имения, Иван Петрович, по причине своей неопытности и мягкосердия, в скором времени запустил хозяйство и ослабил строгой порядок, заведенный покойным его родителем…»
Сторожевский подошел к судье и указал пальцем нужное место.
«Иван Петрович вел жизнь самую умеренную, избегал всякого рода излишеств; никогда не случалось мне видеть его навеселе (что в краю нашем за неслыханное чудо почесться может); к женскому же полу имел он великую склонность, но стыдливость была в нем истинно девическая».
Примечание к этому месту:
«Следует анекдот, коего мы не помещаем, полагая его излишним; впрочем, уверяем читателя, что он ничего предосудительного памяти Ивана Петровича Белкина в себе не заключает».
Сторожевский снова ткнул пальцем:
«Иван Петрович осенью 1828 года занемог простудною лихорадкою, обратившеюся в горячку, и умер, несмотря на неусыпные старания уездного нашего лекаря… Он скончался на моих руках на 30-м году от рождения и похоронен в церкви села Горюхина близ покойных его родителей.
Иван Петрович был росту среднего, глаза имел серые, волоса русые, нос прямой; лицом был бел и худощав».
- Ничего особо интересного, не правда ли? – спросил Сторожевский.
Зал согласился. Да, скучновато.
- За исключением одного места: «к женскому же полу имел он великую склонность, но стыдливость была в нем истинно девическая». Что здесь имеется в виду? Скажите, как вы можете себе это представить?
Зал уставился на Алену. Сторожевский и Стивен Фрай тоже повернулись в ее сторону. Девушка растерялась.
- Зачитайте еще раз, - попросила она.
- «К женскому же полу имел он великую склонность, но стыдливость была в нем истинно девическая».
- А сколько ему было лет?
- Между двадцатью пятью и тридцатью.
Девушка еще раз посмотрела на Сторожевского, на Стивена Фрая, на зал, ждущий от нее ответа.
- Похоже, он был онанистом, - неуверенно сказала она.
Зал весело расхохотался. Петр Петрович и англичанин улыбнулись и покачали головами.
Алена покраснела. Этого от нее никто не ожидал. Она нахмурилась, уперев взор в красное бикини, по прежнему валяющееся в центре ринга.
- Ну, этого предполагать мы не имеем права, - сказал Сторожевский. – Поскольку в примечании говорится об анекдоте, не заключающем в себе ничего предосудительного. Так или иначе, это место рождает вопрос, закономерный по отношению к человеку белкинского возраста. Какой вопрос?
Зал молчал. Он сочувствовал Алене.
- Почему он не женился? – сказал, набычившись, студент с рогами.
- Правильно! – воскликнул Сторожевский. - Почему он не женился! Ясно, что у самого Белкина было какое-то определенное мнение на этот счет. Но какое? То есть, данная парадоксальная черта характера (или парадоксальная формулировка соседа) неизбежно заставляет читателя представить Белкина, размышляющего над этой проблемой. Иначе говоря, здесь полутаинственно-полусенсационно актуализируется мотив размышлений Белкина о возможной женитьбе. Зачем?
Зал молчал. Он давал Алене возможность отыграться.
Алена встала, подобрала бикини, засунула его в карман плаща и вернулась на место.
- Да затем, чтобы мы, читая повести, представляли себе автора, задумавшимся над этим вопросом! – воскликнул Сторожевский. – Вся недосказанность, вся амбивалентность, все сделанные Белкиным искажения историй, услышанных от других рассказчиков, происходят из этого вопроса – жениться или не жениться?
- Ну, и как ты на него ответил? – громко спросила Алена.
Петр Петрович сразу постарел лет на десять. В глазах обозначилась усталость, на лбу рельефно проступили морщины, плечи опустились, живот выдался вперед, колени немного подогнулись, спина ссутулилась. Он старался отвести взгляд подальше от места, на котором сидела Мария Иосиф.
- Важно, как ответил на него Белкин, - ответил он тихо.
И продолжил более бодрым тоном, постепенно молодея:
- Если мы предположим, что Белкиным правит мысль о женитьбе и о связанном с ним счастье, то станет понятна его сосредоточенность на указанных нами тематических линиях и причина их развития по выявленному нами сценарию. Это не значит, что Белкин сознательно руководствуется данной идеей. Скорее всего, она просто выстраивает логику его восприятия чужих рассказов, заставляет делать акценты на тех или иных деталях, сокращать, добавлять, изменять, компоновать.
Зал начинал подозревать, что разоблачения мирового заговора не будет.
- Первая повесть могла послужить отправным толчком для последующего размышления о женитьбе, своего рода постановкой проблемы. С одной стороны, молодая жена спасла графа от смертельной опасности (хотя не факт, что Сильвио собирался его убить; не говорится, что он кого-то убивал до этого). Но с другой, именно женитьба графа заставила сорваться с места «посланца провиденья» и устремиться за давним долгом. Жена спасает, но жена и призывает опасность.
- А вам бы хотелось, чтобы только спасала! – ехидно заметила Алена. – Тогда женитесь на своей охране!
Зал рассмеялся. Никому из работников службы охраны не понравился этот смех.
- В «Метели» вывод напрашивается примерно такой: человеку что-то решать бесполезно – одному, желанному, браку судьба не дает состояться, другой, неожиданный, заключает.
- О! Как здорово! Какой глубокий философ твой Белкин! Неудивительно, что ему в итоге пришлось пробавляться онанизмом, – продолжала ехидничать Алена.
Зал ее поддержал, особенно женщины.
- Я, конечно, сокращаю. Там много всяких ответвлений. Например, тема родителей…
- Правильно! Ну их на фиг! - одобрила Алена, доставая очередную тонкую сигарету.
Мария Иосиф громко кашлянула.
Видимо, Алене в следующий раз нелегко будет допроситься денег на проезд, подумал зал.
Сторожевский сел на край стола и тоже закурил.
- Мужчина лишен свободы выбора, - проговорил он задумчиво. – Вот главный вывод, который должен был сделать Белкин в «Метели».
- Ну, еще бы! – воскликнула Алена с ироническим сочувствием.
Зал поаплодировал шутке.
- Мужчина обречен в своих жизнестроительных устремлениях, - так же задумчиво произнес Сторожевский. – Это – главный вывод «Гробовщика».
- Во-во-во! – продолжала издеваться Алена. – И поэтому лучше выбрать жизнеломательные.
- Мужчина смешон в своих провиденческих ожиданиях, - промолвил Сторожевский. – Это – главный вывод «Станционного смотрителя».
- Если бы еще он это понимал! – съязвила Алена.
- Мужчина глуп в своих расчетах на счастье… - сказал Сторожевский.
Алена промолчала.
Петр Петрович резко встал.
- Между прочим, в «Барышне-крестьянке» целый ряд интересных формул. Вот, например, «провиденческая»: Алексей Берестов избегает барышень, но за простыми девушками «слишком любит гоняться», как говорит о нем Настя, служанка Лизы.
- Типа как преподаватель за студентками, - пояснила Алена.
Нам показалось, что Сторожевский слишком демонстративно не обратил внимания на эту реплику претендентки.
- Они для него воплощение чистой женственности, без всяких сословных и ученых наворотов. И вот в одну из них он по настоящему влюбляется, обучает ее грамоте, и она превращается… в обыкновенную светскую барышню.
- Она ею и была! – крикнули из старушечьего сектора.
- Нет, не была! – возразил Сторожевский. - Вы исходите из объективной панорамной логики. Вы сразу видите ситуацию в целом, со всеми действующими лицами, с их предысториями. А я говорю о субъективной последовательности фактов. Сначала Акулина была для Алексея дочерью кузнеца Василия, а после того, как он начал ее учить читать и писать, превратилась в дочь помещика Муромского, особу, очень не понравившуюся молодому Берестову при первой официальной встрече семейств. Понятно?
Нет! Ни хрена не понятно! Что он несет! возмущался зал. Вот на экране кадры из фильма, где Лиза переодевается в крестьянку. Как можно до такой степени забыть текст?!
- А я поняла! – похвасталась Алена.
- Так вот, - продолжил Сторожевский. – Пожелает ли Алексей нести ответственность за результаты своего просветительского труда? Или сохранит верность демократическим идеалам? Мы этого не знаем. Важно другое.
Сторожевский сделал паузу.
- Мы сами вооружаем женщин тем, что они потом используют против нас. И по другому они это использовать не могут! Не могут! Они просто возвращают нам наше достояние, прошедшее проверку реальной жизнью. В сущности, это сама жизнь втыкает в нас те инструменты, которыми мы хотели ее подправить.
Метафора залу понравилась. Алена недовольно наморщила носик.
Стивен Фрай посмотрел на секундомер.
- И вы считаете, сэр, что Белкин обо всем этом думал? – спросил он.
- Не уверен, - словно очнувшись от забытья, сказал Сторожевский. – Но формула получилась.
- У вас всегда получается что-то большое и важное, чему вы с готовностью жертвуете женским счастьем! Мудаки! – выкрикнула Алена.
Стивен Фрай снова посмотрел на сёкундомер, и глаза у него полезли на лоб. Очевидно, претендентка заработала немало очков на этой нехитрой сентенции.
- Речь идет о мужском счастье, - с достоинством ответил Сторожевский, – ибо Иван Петрович Белкин – мужчина. И он наичестнейшим образом исследует данную проблему. Всесторонне ее рассматривает. Ищет оптимальный вариант. В «Барышне-крестьянке» он его, казалось бы, находит. Протест против воли родителей и свободное изъявление собственной воли – имеется. Согласие с волей родителей – имеется. Национальные ценности – имеются. Западное просвещение – имеется. Романтическое приключение – имеется. Жертва во имя истинной любви – имеется. Трезвый расчет – имеется. Воинственный настрой – имеется. Миролюбивый характер – имеется. Крестьянская душевная простота – имеется. Аристократическая душевная изощренность – имеется. Счастье…
- Имеется! – хором ответил зал, не усвоивший выводы, сделанные в первом раунде.
Алена согласно кивнула.
- Нету тут никакого счастья, - мрачно сказал Сторожевский. - Если герой женится, то в этот момент пустится навстречу кредитор с требованием уплаты старого долга. Другими словами, прежние, забытые ценности и принципы рано или поздно дадут о себе знать, и скорее всего, в самое неподходящее время. Об этом свидетельствует судьба графа в «Выстреле».
Если же последует отказ с той или другой стороны, то герою предстоит самому стать игроком. В том числе чужими судьбами, причем, придется не раз рисковать, ставить себя под пули, и рано или поздно эта игра будет проиграна. Вариант Сильвио в том же «Выстреле».
- А есть ли третий вариант? – спросил Стивен Фрай, зная прекрасно, что есть. Он внимательно изучил пометы, сделанные на полях «Барышни-крестьянки».
- Конечно, есть!
Петр Петрович сделал многозначительную паузу.
У зала снова проснулась надежда на разоблачение мирового заговора.
Алена затаила дух.
- На свете счастья нет, но есть покой и воля! – с чувством продекламировал Сторожевский.
После чего он сделал еще одну паузу.
Залу показалось, что прозвучал масонский девиз.
На лице Алены появилась теплая улыбка.
- Третий вариант - это судьба Белкина! – сказал Сторожевский.
- Короче, это – онанизм, - тяжело вздохнула Алена.
Сторожевский очередной раз пропустил мимо ушей язвительную реплику оппонентки.
- Алексея Берестова вполне может ожидать будущее Ивана Петровича Белкина. Недаром, в фамилиях обоих есть оттенок значения белизны и оттенок значения дерева.
- Позвольте, сэр, - обратился Стивен Фрай. – а не кажется ли вам…
- Да, вы правильно догадались, мой английский друг, - Сторожевский явно не собирался дарить кому-либо свои очки в концовке матча. – «К женскому же полу имел он великую склонность, но стыдливость была в нем истинно девическая». Вполне возможно, и даже скорее всего, сосед подразумевал «склонность» Белкина к одним (крестьянкам), о которой мог быть наслышан, и «стыдливость» перед другими (аристократками), которую мог наблюдать воочию. Еще одна черта, роднящая автора цикла с Алексеем Берестовым!
- Тогда и… попытался внести дополнение англичанин.
- Вот именно! – воскликнул Сторожевский. - Издатель считает излишним помещать «анекдот», иллюстрирующий двойственное отношение Белкина к женщинам, потому, что он включен в цикл повестей. Это – «Барышня-крестьянка»!
Старухи зашипели всеми змеями на своих песьих головах.
Сторожевский виновато улыбнулся.
- Не стоит, конечно, прямо отождествлять Белкина с Берестовым, - сказал он. – А то кто-нибудь может подумать, что Иван Петрович и в этой, и в других повестях иносказательно повествует о себе. Тогда непонятен смысл расхождений. Например, у Алексея Берестова мать умерла несколько лет назад, а отец жив, между тем как родители Белкина умерли «почти в одно время».
Но нельзя не предположить, что Белкин выбирает для изложения те истории, которые находятся в каком-то соответствии с коллизиями, пережитыми им самим. Вероятно, отсюда – повторяющиеся мотивы…
- Притча о блудном сыне! – выкрикнула всеми забытая Мария Иосиф.
- Что? – не понял Петр Петрович.
Стивен Фрай посмотрел на секундомер, потом на злобную старуху, потом на Сторожевского. Мы подумали, что он отыскал в своей коллекции похожую пару.
- А он и есть блудный сын! – напомнила о себе Алена. – Обломался с аристократкой, трахнул крестьяночку, хотел жениться, но чего-то там не срослось, и отвалил в свою деревню мастурбировать.
Зал разразился аплодисментами. Сторожевский смотрел на девушку в упор, не мигая и не двигаясь. Она показывала ему язык. Стивен Фрай обеспокоено поглядывал то на нее, то на него, то на секундомер.
На одной половине экрана шла финальная сцена «Господина оформителя»: карета с призраками догоняла художника на мосту. На другой половине Марлон Брандо и Мария Шнайдер исполняли безумное танго в парижском кафе. «Что вы делаете?! Это же конкурс!» - кричала пожилая дама из жюри. Две приглушенные звуковые дорожки накладывались друг на друга, образуя жуткую какофонию.
Англичанин медленно подошел к столу претендентки.
- И вы полагаете, что родители умерли, узнав о решении сына? Или решение сына было принято в связи со смертью родителей? Он ведь мог увидеть в этом какой-то знак?
- Какая разница?! По любому, он ее кинул! – ответила Алена и сделала большой глоток текилы.
- После высказанного господином Сторожевским предположения о биографических соответствиях, трудно не сделать вывод, что события развивались именно так, как говорит мадемуазель, - дипломатично изрек англичанин. – За исключением последнего пункта. Заниматься рукоблудием русским помещикам, как я понимаю, не было никакой необходимости.
- Да! – очнулся Петр Петрович. – Именно так!
В следующий момент раздался удар гонга.
Стивен Фрай не отрывал глаз от умной машинки. Сторожевский взглядом приказал ему спрятать ее в карман. Англичанин с вороватым выражением лица подчинился.
- Победитель – я! – громко провозгласил доцент.
И на этом чемпионат окончился.