Писателем Степан Иванович решил стать, когда вышел на пенсию.
Появилось много свободного времени, и он подумал, почему бы и ему не писать, когда вокруг все пишут.
Пишут и политики, и деятели шоу бизнеса, и милиционеры, и прокуроры, и даже двадцатилетние девушки. Последние его особенно возмущали. «Только из яйца и уже пишут!» - говорил он.
Но он не знал о чём писать. А мыслей было много.
И после долгих раздумий Степан Иванович решил, что писать надо о том, какая раньше жизнь была хорошая, а сейчас хуже. Что раньше люди были морально устойчивые, а сейчас развратные лживые и вороватые.
К удивлению Степана Ивановича писательский труд оказался не таким уж и сложным, и он быстро написал несколько рассказов.
Он был очень доволен написанным, но понимал, что надо бы, проверить рассказы на слушателях. Но кому их прочитать? Рядом с ним были только близкие – жена, дети, внуки.
И Степан Иванович до глубины души огорчился и даже обиделся, когда не увидел интереса к своему творчеству со стороны родных ему людей. Они не только отказывались от прослушивания рассказов, но и прямо высказали ему свое неодобрение его занятиям.
Жена, видя каждый день его, склонившимся над листом бумаги, была очень обеспокоена, а когда Степан Иванович попытался прочитать ей свой рассказ, отказалась слушать, сославшись на головную боль.
А сын даже назвал его графоманом.
Степан Иванович знал, что означает это слово, и очень обиделся.
К невестке он даже не решился подойти со своей просьбой, а внуки, видимо, предупрежденные родителями, убегали от него.
Такого бойкота со стороны семьи Степан Иванович не ожидал.
Он жаждал отклика на свой труд, оценки, пусть даже негативной.
Но все, как сговорились – избегали Степана Ивановича и смотрели на него, как на больного.
Как-то он вышел из дома покурить на скамейке у подъезда.
Степан Иванович сидел, курил и обдумывал композицию очередного своего рассказа. Из подъезда вышел сосед и присел рядом с ним.
Соседа, известного в доме алкоголика, Степан Иванович презирал за пьянство и смотрел на него свысока.
Пахнуло винным перегаром, и он отодвинулся от соседа.
«О чем задумался, Иваныч?» - спросил дружелюбно сосед.
Степан Иванович не хотел отвечать, но ему вдруг стало приятно: «Хоть кто-то интересуется», - подумал он.
«Да, вот рассказ обдумываю, пишу», - ответил он неуверенно.
«Ну, ты даешь, Иваныч, молодец!» - воскликнул сосед, потирая руки.
«Ты так думаешь?» - обрадовался Степан Иванович и уже с интересом посмотрел на соседа.
Сосед являл собой жалкий вид, он дрожал всем телом, руки его суетливо двигались. Очевидно, он был в состоянии сильного похмелья, но бодрился и с надеждой смотрел на Степана Ивановича.
И Степан Иванович, понимая, что может быть, зря это делает, пригласил соседа к себе домой.
Он ввел его в свою комнату и прикрыл дверь.
Усадив соседа в кресло, Степан Иванович долго на него смотрел – он сомневался. Сосед молча сидел, опустив голову и можно было подумать, что он заснул.
Степан Иванович решился, взял со стола, наугад, один из рассказов и с недоверием, взглянув на соседа приступил к чтению.
Сосед вздрогнул, поднял голову и испугано глядел на читающего.
В рассказе описывалась жизнь скромного, честного молодого рабочего машиностроительного завода. Автор с большой симпатией рассказывал, о том, как молодой человек перевыполнял производственные планы, заочно учился, влюбился и, наконец, женился.
Чтение Степана Ивановича оставляло желать лучшего, у него еще не было в этом опыта, да и волнение при первом чтении он испытывал большое, но он старался читать с выражением. В некоторых местах, особенно драматических или смешных, он делал паузы и внимательно смотрел на соседа.
Трудно сказать, следил ли сосед за развитием сюжетной линии и понимал ли, о чем в рассказе идет речь, но, чувствуя свою ответственность, он пытался как-то реагировать. Сосед то смеялся, то делал плаксивое выражение лица, как бы сочувствуя герою рассказа. Но делал он это не всегда впопад и тогда Степан Иванович, не прерывая чтения, морщился и с укоризной смотрел на него.
«Ну, как?», - спросил Степан Иванович, закончив чтение.
«Здорово, хоть печатай!» - воскликнул сосед, видимо, обрадовавшись, что все так быстро закончилось.
Степан Иванович был очень доволен, он даже не ожидал такого успеха. «А мои и слушать не хотят», - подумал он.
«Иваныч, я к тебе буду приходить, слушать, ты пиши, а сейчас дай мне рублей двадцать, сам понимаешь, душа горит», - попросил сосед и с тревогой посмотрел на Степана Ивановича.
Но тот не задумываясь, и даже с радостью, дал соседу деньги.
Весь день Степан Иванович находился в приподнятом настроении. Он шутил со всеми, и даже поговорил с внуком о его школьных делах.
Родные смотрели на него с удивлением.
Так у Степана Ивановича появился, пусть один, но преданный и надёжный слушатель и ценитель.
Сосед раза три в неделю наведывался к Степану Ивановичу. Он слушал, хвалил, брал деньги и исчезал до следующего чтения, но видно было, что давалось ему это не легко, так как всегда он находился в состоянии тяжёлого похмелья. Сидеть в течение часа в кресле и слушать, было настоящим испытанием для него. Во время чтения он сползал с кресла вниз, иногда зевал и украдкой поглядывал на часы, стоящие на столе.
Но Степан Иванович не замечал всего этого. И бывало, что он читал подряд два рассказа, но тогда сосед просил у него сорок рублей.
Но как-то у Степана Ивановича появились сомнения. Очень уж неопределённо и слишком восторженно отзывался о его рассказах сосед. И он решил с ним поговорить.
Когда сосед пришёл к нему и устроился в кресле, Степан Иванович стал его расспрашивать. Оказалось, что тот окончил среднюю школу, а на вопрос каких писателей читал, назвал Горького, Гайдара, Фадеева. Степан Иванович этих писателей тоже ценил, обрадовался такому совпадению вкусов и успокоился.
С ещё большим упорством и вдохновением писал он рассказ за рассказом, их уже скопилась солидная стопка. Он не выходил из своей комнаты часами и даже, бывало, отказывался от обеда.
А вечерами Степан Иванович брал с полки книги своих любимых писателей, читал вслух и мысленно сравнивал прочитанное со своими рассказами. И ему казалось, что у него не хуже и надо только больше писать и совершенствоваться в образности языка. В грамотности своей он не сомневался – в школе за диктанты получал всегда отличные оценки.
Но как-то сосед не появлялся несколько дней, не пришёл и на следующей неделе. Степан Иванович забеспокоился и затосковал. Работа у него не шла. Он выходил из дома, в надежде встретить соседа, смотрел на окна его квартиры, но зайти к нему не решался.
Степан Иванович не знал, что и думать. Но однажды, выйдя из дома, он увидел крышку гроба, выставленную у подъезда, с фотографией соседа.
Как потом рассказали Степану Ивановичу, у соседа был тяжёлый двухнедельный запой, который закончился алкогольным отравлением и смертью.
Смерть соседа потрясла его. Сам он, непьющий, считал, что пьянство ни к чему хорошему не приводит, и никогда не испытывал сочувствия к алкоголикам. Но соседа ему было жаль – ведь он был единственным, кто с участием отнёсся к его литературной работе и возможно ценил и понимал его труд.
Степан Иванович даже поехал со всеми на кладбище, чтобы проводить в последний путь друга. А когда прощались с покойником, сказал речь, в которой отметил любовь усопшего к литературе. Родственники соседа были несколько удивлены, так как знали покойного и не замечали за ним ничего подобного, но остались довольны.
С потерей слушателя и ценителя своих рассказов, Степан Иванович потерял вдохновение. Часами он сидел за столом, пытаясь как-то организовать свои растрепанные мысли, писал, зачёркивал, рвал написанное и приходил в уныние. «Для кого писать?» - думал он.
Но написано было уже много. И что делать с рукописями он не знал.
Как-то Степан Иванович подумал, а что если послать несколько рассказов в какой-нибудь литературный журнал.
Эта мысль его очень обрадовала и дала какую-то надежду – а вдруг оценят и даже напечатают.
В читальном зале Степан Иванович выписал из одного литературного журнала адрес редакции. Дома отобрал несколько рассказов, отправил заказным письмом и стал ждать ответа.
Ожидание для Степана Ивановича было тяжёлым испытанием. Он по несколько раз в день проверял почтовый ящик, стал нервным, несдержанным и часто с родными у него возникали конфликты по пустякам. Он даже выпорол внука, что с ним раньше не случалось. Со Степаном Ивановичем уже боялись даже говорить, да он и не отвечал на вопросы. Все смотрели на него с сочувствием и опаской, ожидая какой-то беды.
Прошло несколько месяцев, а ответа из редакции не было.
Степан Иванович почти перестал есть, похудел, а лицо его не покидала страдальческая гримаса. Он закрывался в своей комнате и часами одетый лежал на кровати.
Но однажды, во время обеда, когда за столом сидели все его родные, он вошёл в столовую и, приняв театральную позу, сказал трагическим голосом: «Какие вы все безжалостные и тёмные люди!»
Родные смотрели на него с недоумением и испугом. Но он ничего, более не сказав, ушёл в свою комнату.
И после этого случая никто уже не услышал от него ни одного слова. Его и не беспокоили.
Как-то вечером смотрели телевизор, и кто-то сказал, что старика не было видно с утра. Сын пошёл узнать, что с ним. Открыв дверь его комнаты, он увидел отца лежащего на полу.
Вызвали скорую помощь и Степана Ивановича увезли в больницу.
Через неделю Степан Иванович лежал уже дома, на своей кровати. Он не двигался, не говорил – был полностью парализован.
Лицо Степана Ивановича, обросшее давно не бритой щетиной было искажено странной гримасой, глаза, выкатившиеся из орбит, были мутными и ничего не выражали. Иногда он мычал, как бы пытаясь, что-то сказать и тогда правая его рука чуть шевелилась.
Внуков к нему не пускали, но и взрослые заходили только для того, чтобы покормить несчастного.
Но скоро наступила развязка.
Утром зашли к Степану Ивановичу, и нашли его мёртвым.
После похорон долго не заходили в его комнату. Но, в конце концов, пришлось заняться уборкой.
Когда открыли ящик стола, то обнаружили стопку исписанных листов, очевидно забракованных самим Степаном Ивановичем и не отосланных им в журнал.
Думали, что с ними делать – оставить, как память о старике или выбросить.
Решили выбросить.