Когда молчат дипломаты

ПЕТР ЧВАНОВ

КОГДА   МОЛЧАТ   ДИПЛОМАТЫ

      ГЛАВА 1. БАЛАКЛАВА

      Яркий солнечный день клонился к концу. Море лежало у ног высоких скал, почти не шелохнувшись. Только изредка на его гладкой поверхности возникали и тут же исчезали легкие морщинки, когда откуда-то из-за прибрежных скал вырывался озорник ветер, нарушая предвечерний покой. На фоне высокого берега, прибрежные скалы казались мелкими камешками, разбросанными на морской глади. Море дышало спокойно и умиротворенно. Несколько небольших шлюпок, на борту которых было по 2-3 человека, неслышно скользили по водной глади, никак не нарушая его покой. Это неспокойное племя рыбаков занималось предвечерним ловом, торопясь воспользоваться последней возможностью пополнить свои садки свежевыловленной барабулькой, прежде чем вернуться к причалам до захода солнца. Вдруг рыбаки, как по команде подняли головы и, вытянув шеи, стали всматриваться в горизонт. Их внимание привлек тяжелый, надрывный гул, который был явно связан с темной точкой, появившейся на горизонте, которая быстро увеличивалась в размерах и вскоре превратилась в легкий, как будто игрушечный, боевой кораблик.
      – Смотрите, смотрите, – воскликнул один из рыбаков, – он почти не касается воды!
      Он был недалек от истины. Это торпедный катер Антона, который он только вчера принял от командира звена, полным ходом приближался к берегу. За штурвалом катера, конечно же, стоял командир звена ТКА капитан – лейтенант Фоменко В.С. Не могло быть и речи, чтобы бывший подводник, а теперь уже и бывший инженер Сухопутных войск, мог самостоятельно выйти в море. Заметив рыбаков, он сбавил ход и, повернувшись к Антону, заметил:
      – Мы приближаемся к местам, где знаменитые листригоны занимались промыслом рыбы. Кстати, Александр Иванович Куприн не раз выходил с ними в море.
  Берег стремительно приближался. Рыбаки заволновались. Им явно не понравилось появление такого шустрого кораблика, оглашавшего морские просторы ревом мощных моторов. Владимир Сергеевич, сам заядлый рыбак и охотник, догадался о причинах волнения рыбаков.
      – Обе самый малый вперед! – скомандовал он. – Лево руля! – явно для Антона подал он сам себе команду.
      Рев моторов сразу затих и превратился в спокойное ворчание. ТКА уже был почти у самого берега и теперь тихо и плавно скользил параллельно береговой черте. Рыбаки, побросав свои удочки, с восхищением смотрели на это чудо конструкторской мысли. Да и было на что смотреть – маленькое дюралюминиевое суденышко имело мощные двигатели, позволявшие ему перемещаться по морской глади со скоростью курьерского поезда, красивые обводы корпуса и мощное вооружение, которому мог позавидовать не один командир и гораздо более солидного корабля.
      – Мы уже почти дома. Сейчас поставим наш пароход к причалу и пойдем пить вино и закусывать знаменитой балаклавской барабулькой – проговорил Владимир Сергеевич.
      – А где же наш заветный причал? – спросил Антон. – Что-то я не вижу никакой бухты или более – менее приличного места, похожего на причал.
      – Не спеши! Всякой фрукте свое время – ответил тот. – Взгляни-ка вон на тот мыс, слева от нас, на котором красуется генуэзская башня. Это и есть мыс Каябаши, а вход в бухту Балаклава находится в нескольких кабельтовых от него.
      Торпедный катер продолжал плавно скользить вдоль берега. Антон пытался обнаружить вход в бухту, но, сколько бы он ни напрягал свое зрение, ничего, кроме отвесных берегов, он увидеть не смог.
      – Можешь не напрягаться, все равно ничего не увидишь. Вход в бухту прикрыт прибрежной скалой. Его можно увидеть только непосредственно у входа, – заметил Владимир Сергеевич.
  Вход в бухту открылся внезапно, когда торпедный катер приблизился вплотную.
      – Стоп правая! – скомандовал Володя. Стоявший на телеграфах мичман отрепетовал команду. Скорость катера стала еще меньше.
      Не спеша, на одном двигателе, ТКА осторожно пробирался по узкому извилистому фарватеру.
      – Интересно, как же здесь проходят подводные лодки, если даже такой маленький кораблик пробирается с трудом? – подумал Антон.
       Он знал, что в Балаклаве базируются подводные лодки. Время от времени он получал весточки от своего однокашника Леши Сулика. Одно время они вместе служили на Северном Урале. Вместе мечтали вернуться на подводные лодки, но Леша оказался более везучим. Он пробыл на берегу всего два года и теперь уже был командиром минно-торпедной боевой части ПЛ. К удивлению Антона, когда их катер ошвартовался почти в центре города, рядом с плавучей базой подводных лодок «Эльбрус» у причала стояло всего две «малютки», то есть две малых подводных лодки 615 проекта.
      – Володя, – обратился он к своему командиру звена, – это и есть дивизион подводных лодок?
      – Да как тебе сказать… Короче, поживешь – увидишь.
      Такой «исчерпывающий» ответ означал многое. Предыдущие четыре года, проведенные в Сухопутных войсках, научили Антона не задавать лишних вопросов.
      Как только личный состав ТКА доложил о том, что оружие и технические средства приведены в исходное состояние, капитан-лейтенант Фоменко, назначив дежурного по кораблю и вахтенных у трапа, тут же построил всю оставшуюся команду, и приказал следовать за ним. Не успел экипаж сделать и двух десятков шагов, как Владимир Сергеевич скомандовал:
      – Экипаж, стой!
      Строй дружно протопал три шага и замер. Направляющий оказался прямо напротив трапа плавбазы подводных лодок «Эльбрус».
  – На ле-во! За мной шагом марш! – продолжал командовать Володя и первым взлетел по довольно длинному и крутому трапу.
      Мичманы, а вслед за ними матросы и старшины ТКА, дружно поднялись на борт «Эльбруса». Антон поднялся последним. Весь экипаж ТКА, не задерживаясь, следовал за командиром звена. Вскоре все матросы и старшины были размещены в кубрике. Мичманы остались с ними, чтобы проверить наличие и комплектацию всех необходимых для жизнедеятельности матросов и старшин вещей. Владимир Сергеевич и Антон поднялись на верхнюю палубу. Оказалось, плавучая база подводных лодок была не только родным домом экипажей подводных лодок, но и «гостиницей» для катерников. Вскоре они остановились перед дверью каюты, на которой красовалась бронзовая табличка: «Старший помощник командира». Володя постучал.
      – Войдите! – раздался из-за двери густой бас.
      Офицеры вошли. За столом небольшой каюты, похожей на купе вагона, вполоборота к вошедшим восседал высокий, широкоплечий капитан 3 ранга. Большие, темные, слегка раскосые глаза, в которых угадывалось что-то восточное, вопросительно уставились на вошедших.
      – Здравия желаем, товарищ капитан 3 ранга, – улыбаясь, скороговоркой заговорил Фоменко. – Юрий Михайлович, Вы что, меня не узнаете?
      – Вас узнаю, а Вашего спутника вижу впервые.
      Юрий Михайлович неторопливо поднялся и пожал руку Владимиру Сергеевичу.
      – Это мой новый помощник, а точнее новый командир торпедного катера, которым командовал Витька Леонов. А впрочем, Вы же его, наверное, не знаете, – добавил он.
      – Старший лейтенант Родионов, – представился Антон.
      – А я тоже новый старпом командира плавбазы Гиреев, недавно прибыл с Новой Земли, – пожав руку Антону, в свою очередь представился тот. – Вы, наверное, хотите пожить на плавбазе?
      – Вы правы, я в Балаклаве впервые, семьи у меня нет, и каюта на Вашем корабле была бы очень кстати.
      – Тогда занимайте каюту, где жил Ваш предшественник. Володя ее хорошо знает. Так что каюта № 20 в Вашем распоряжении. Ближе познакомимся вечером, а сейчас, извините, мне нужно идти на доклад к командиру.
      Офицеры попрощались с гостеприимным хозяином и отправились осваивать новое жилье Антона. Володя показал Антону его каюту, рассказал, у кого и где получить белье и другие аксессуары для обеспечения хотя бы элементарных условий для жизни на плавбазе. Потом они вместе проверили, как разместился экипаж ТКА, и Фоменко заторопился домой, так как его жена и сын жили в Балаклаве.
  Разместив свой нехитрый скарб по шкафам и полочкам имеющимся в них, Антон решил пойти познакомиться с городом. К его удивлению, город оказался всего-навсего одной длинной улицей, протянувшейся вдоль берега бухты Балаклава. Только ближе к выходу из бухты, как раз напротив того места, где был ошвартован «Эльбрус», параллельно набережной раскинулись еще две небольших улочки, на которых преимущественно жили семьи военных моряков. Не зря остряки называли
Балаклаву «Город – одна улица». Так что вся экскурсия заняла не более получаса. Зато, вернувшись к плавбазе и войдя в гастроном, расположенный чуть ли не у самого парадного трапа «Эльбруса», Антон получил настоящий шок: витрина магазина напоминала какую-то феерическую выставку. На многочисленных полках магазина экспонировались всевозможные продукты, разложенные с большим вкусом и в широком ассортименте. Особое удивление вызывали полки, уставленные бутылками с винами. Это были разноцветные бутылки с грузинскими винами и разнокалиберные сосуды с крымскими винами. Тут же можно было увидеть и густые молдавские вина и армянские коньяки.
       Пораженный этим изобилием, Антон не удержался и набрал целую сумку этих диковинных напитков, хотя и знал, что уставом ВМФ запрещено проносить на корабль спиртные напитки. Придя в каюту он расставил их в своем небольшом буфетике, пытаясь изобразить хоть какое-то подобие феерической картины, которую он увидел в магазине.
  Вечером в каюту нового жильца заглянул старпом плавбазы. Антон как раз собирался ужинать.
      – А почему ты не ходил на ужин в нашу кают-компанию? – удивленно спросил Юрий Михайлович.
      – Понимаете, я не успел стать к вам на довольствие. Свой аттестат я только что отдал вашему начпроду.
      – Ты что, не моряк? Разве ты не знаешь, что на флоте заведено кормить всех гостей независимо от того, стоят они на довольствии или нет.
      – Это я знаю. Но я также знаю, что самому приходить в кают-компанию только потому, что ты гость, неприлично. А старпом плавбазы меня не приглашал.
      – Тут, пожалуй, ты прав. Что-то я совсем упустил это из виду. Извини, дорогой. Я сейчас вызову вестового. Он тебя накормит.
      – Спасибо, Юрий Михайлович. Оставьте вестового в покое. Я уже купил все необходимое на ужин. Не пропадать же добру.
      – Так у тебя же одни холодные закуски. А размочить есть чем?
      – Конечно, не без этого, – с этими словами Антон  распахнул шкафчик.
  Юрий Михайлович подошел к нему, внимательно перечитал все этикетки.
      – Да, у тебя губа не дура – набрал самые лучшие сорта вин. Только ты не увлекайся. Шкафы в каютах офицеров не проверяют, но чем черт не шутит, когда бог спит.
  Добрых два часа они просидели за столом, дегустируя марочные вина и делясь своими впечатлениями от встречи с Балаклавой и ее жителями. Не забыли они уделить внимание и местному руководству. Юрий Михайлович оказался человеком острого ума и тонким психологом. Он емко и точно охарактеризовал и старшего морского начальника и начальника штаба бригады и командира плавбазы подводных лодок «Эльбрус». Особенно Антону запомнился рассказ о командире «Эльбруса», капитане 2 ранга Васнецове.
       Васнецов окончил Ленинградское Высшее Военно-морское училище накануне начала Великой Отечественной войны. Война застала его на должности командира штурманской группы эскадренного миноносца «Сообразительный». За годы войны он сделал хорошую карьеру. Он вырос и в должности, и в звании. И сослуживцы, и командование флота прочили ему блестящее будущее.
      Черноморский флот готовился отмечать первую годовщину победы советского народа над фашистской Германией. Капитан 3 ранга Васнецов всего месяц назад был назначен на должность командира эскадренного миноносца «Сообразительный», на котором он прослужил
всю войну. Старшим помощником командира эсминца был назначен капитан-лейтенант Чурбадзе. ЭМ «Сообразительный» только что вернулся из похода. На внутреннем рейде Севастополя корабли готовились к параду. Оперативный дежурный главной ВМБ приказал командиру ЭМ «Сообразительный» стать на якорь на внешнем рейде до особого распоряжения.
      – Сигнальщик, передайте на пост НИС семафор: «Начальнику штаба флота. Прошу добро на сход до утра», – распорядился Васнецов.
  Через несколько минут сигнальщик принес командиру эсминца ответ, в котором начальник штаба флота разрешал ему сход на берег. Командир эсминца вызвал старпома, сообщил ему, что он отпущен до 9:00 следующего утра, и приказал готовить катер к спуску на воду. Он вышел на спардек и вдруг увидел, что к эсминцу с моря приближается какой-то катер. В те времена каждый морской офицер в совершенстве владел и световым, и флажным семафором. Флажков под рукой не оказалось. Васнецов сорвал с головы мичманку, попросил у проходившего мимо него матроса бескозырку и просигналил на катер:
      – Прошу подойти к борту. Командир.
      Катер послушно изменил свой курс и подошел к трапу эсминца. Одновременно с катером на площадке трапа появился и дежурный по кораблю.
      – Дежурный, передай Чурбадзе, чтобы сейчас катер не спускал. Завтра к 8:00 катер должен ждать меня на Минной стенке, где обычно. Я сейчас доберусь попутным катером.
      Васнецов сошел по трапу в катер. Только теперь он заметил, что на корме катера полощется флаг КГБ
      Дежурный по кораблю передал приказание командира старпому.
      – А на чем он ушел в город? – поинтересовался тот.
      – На катере погранвойск, а точнее на катере КГБ.
Лицо Чурбадзе вытянулось. Чуть-чуть подумав, он поднялся по трапу в радиорубку, связался с оперативным дежурным штаба флота и доложил:
       – Командира корабля забрал катер  КГБ.
  В штабе флота начался переполох. Доложили в политуправление флота. Обсудив создавшееся положение, военный совет флота принимает решение назначить командиром эсминца капитан-лейтенанта Чурбадзе. Васнецова, уже бывшего командира эсминца исключают, заочно, из членов ВКП (б) как «врага народа». На следующее утро, ничего не подозревающий командир эсминца приходит на Минную стенку. Напрасно прождав около часа, он снова добирается до корабля попутным катером. Катер подходит к трапу, командир поднимается наверх. Вахтенный у трапа видит командира, но молчит, только давит на клавишу звонка вызова дежурного по кораблю. Прибегает дежурный. Увидев командира корабля, он теряет дар речи.
      – В чем дело? – возмущается Васнецов. – Почему Вы не встречаете командира, как положено по уставу?
      – Извините, Иван Николаевич, – заикаясь, отвечает дежурный по кораблю. – Но Вы уже не командир корабля. Командиром корабля назначен Чурбадзе.
      Появляется Чурбадзе.
       – Дежурный! – кричит он. – Кто позволил подняться на борт корабля врагу народа Васнецову? Я тебя на гауптвахте сгною.
      – Шалико, ты что, белены объелся? Что ты творишь?
      – Я ничего не творишь. Ты враг народа. Тебя уже на общем собрании корабля исключили из партии. Командиром корабля назначен ми. Спускайся в свой катер, пока он не ушел.
  Несолоно хлебавши, Васнецов спускается в катер. Спустя два часа, пока катер обошел все корабли, стоящие на внешнем рейде, Васнецов высаживается на Минной
стенке и идет в штаб флота. Ошибка выясняется, но исправлять ее никто не собирается. Коммунистическая партия ошибаться не может. Она «всегда права». Два месяца его держат «за штатом», потом находят должностенку пониже в каком-то захолустье. Через год восстанавливают в партии, а через 10 лет подбирают и должность командира корабля 2 ранга.
  Вася Коваль, вестовой командира ТКА, пришедший делать утреннюю приборку, удивленно спросил:
      – Товарищ командир, Вы любите пить вино?
      – Нет, Вася, я к таким деликатесам не приучен. Ни на Тамбовщине, где прошла моя юность, ни тем более на Севере, где я провел свои первые офицерские годы службы, мне такой красоты даже видеть не приходилось. Я купил их только из любопытства.
  Вася понимающе улыбнулся. Вообще-то, он оказался очень интересным человеком. По возрасту, он был на полгода старше своего командира. По семейным обстоятельствам ему была предоставлена отсрочка по призыву. Все шло к тому, чтобы освободить его от службы в ВС СССР вообще. И вдруг, когда до заветного возраста 27 лет оставалось всего ничего, кому-то взбрело в голову призвать парня на службу. Так 26-летний колхозный агроном вдруг оказался среди молодых матросов, которым было по 18-19 лет. С первых же дней службы он зарекомендовал себя очень скромным, добросовестным и исполнительным воином. За короткий срок он в совершенстве изучил специальность комендора и стал одним из лучших специалистов в дивизионе торпедных катеров.
  На следующее утро не успел Антон умыться, как в его каюту ворвался Владимир Сергеевич.
      – Уже не спишь? – не успев переступить комингс дверей, как всегда быстро заговорил он. – Молодец. Давай быстро поднимай экипаж! Через полчаса спускают на воду
сторожевой катер и нам нужно успеть первыми, пока из Севастополя не пришел другой СКА. Я уже с администрацией завода договорился.
      – Когда ты успел? – удивился тот.
      – Кто весел – тот смеется, кто хочет – тот… напьется, – отшутился Володя.

  Не успел Антон выйти из каюты, как по трансляции зазвучал сигнал побудки. Он спустился по трапу на причал. Вслед за ним, буквально через пять минут, по трапу загрохотали ботинки моряков-катерников, которым место для утренней физзарядки было отведено на пирсе. Команда плавбазы, если это был не день кроссовой подготовки, проводила утреннюю физзарядку на палубе своего корабля. Спустившись по трапу, матросы и старшины тут же построились. Последним по трапу спустился мичман Лавров, который в этот день отвечал за выполнение распорядка дня. Увидев командира катера, он как-то недобро усмехнулся и спросил:
      – Что, товарищ командир, Вы мичманам не доверяете?
      – А при чем здесь доверие? – удивился тот. – Стройте команду и докладывайте, как положено. Тогда дурные мысли в голову лезть не будут, – тихонько добавил он.
      

Торпедный катер типа «Комсомолец»
      Поздоровавшись с командой, Антон сообщил ей о предстоящей операции, и приказал всем переодеться и через пятнадцать минут быть на борту ТКА. Матросы и старшины дружно закричали «Ура!» и мигом взлетели по трапу на борт плавбазы. А еще через 2 часа под умелым руководством капитан-лейтенанта Фоменко «Комсомолец» уже стоял на киль-блоках почти у самых входных ворот завода «Металлист».
      – Все, командир, на этом моя миссия закончена. Сейчас я познакомлю тебя с представителем технического управления КЧФ, который курирует реконструкцию кораблей, отправляемых в Африку, и с начальниками цехов завода, а дальше рули сам.
      С этими словами, сделав левой рукой приглашающий жест, Володя быстрым шагом направился в сторону конторы завода. Антон поспешил за ним, еле успев на ходу дать указания своему помощнику. Рабочие и инженеры завода, встречавшиеся на их пути, радостно приветствовали Владимира Сергеевича, вопросительно поглядывая на Антона. Володя для каждого находил и улыбку, и доброе слово и, почти не задерживаясь, умудрялся представить им нового офицера. По всему было ясно, что Володя на заводе свой человек. Когда офицеры дошли до конторы завода, входная дверь распахнулась, и навстречу им вышел плотный, довольно высокий и явно чем-то озабоченный мужчина. Увидев его, Володя резко остановился, мужчина – тоже.
      – Лев Михайлович, знакомьтесь с моим новым помощником, а точнее с командиром ТКА, который только что поставлен на слипе завода.
      – Старший лейтенант Родионов Антон Петрович! – представился тот.
      – Очень приятно, – улыбнулся Лев Михайлович и тут же добавил: – Я буду готовить Ваш катер к передаче за границу. Моя фамилия Сучилин. Нам нужно срочно составить ведомость дефектовки корпуса, движителей и оборудования.
      Пока Антон, пройдя с Сучилиным в его кабинет в конторе завода, обсуждал план подготовки катера, Владимир Сергеевич куда-то исчез, и встретились они только к вечеру. Сначала Антон немного расстроился, а потом даже решил, что так, видимо, будет лучше. Он уже по своему богатому опыту знал, что лучше всего врастать в любое дело самому, без поводыря. По крайней мере, к концу рабочего дня ему уже было предельно ясно, какие корпусные работы необходимо провести на его катере, какие механизмы, приборы и устройства подлежат демонтажу и замене в ближайшее время. Он узнал расположение цехов и административных помещений, которые могут понадобиться ему во время выполнения этих работ, а также какие документы необходимо оформить для этого. Лев Михайлович оказался немногословным, но очень толковым руководителем. Буквально за несколько минут общения с командиром ТКА он понял, что Антон в этих вещах не очень компетентен, без всякой просьбы и очень деликатно разъяснил ему суть дела, снабдил всеми необходимыми документами и, не считаясь со временем, ответил на все его вопросы.
      Антон почти весь день промотался по территории завода и лишь время от времени забегал в кабинет Сучлина, чтобы поработать с бумагами. Хозяин кабинета появился в нем только к концу рабочего дня в сопровождении Фоменко. Владимир Сергеевич как всегда был деятелен и разговорчив:
      – Производственное совещание, посвященное первому дню пребывания ТКА на слипе, объявляю открытым. Петрович, ты готов к докладу?
      – А, может, дадим командиру немного времени на врастание в обстановку? – тактично прервал его Лев Михайлович.
      – Нет, почему же? – запротестовал Антон. – Я готов подробно доложить, что сделано за сегодняшний день, и ответить на все Ваши вопросы.
      – Ладно, ладно, я пошутил. Иди, отправляй команду на плавбазу и возвращайся в кабинет. Тогда все и обсудим, да не забудь забежать в буфет – хорошая закусь совещанию не помеха.
  Антон отправил команду на плавбазу, забежал в магазин, прихватил бутылку коньяка, набрал всякой снеди и прибыл на «совещание». Лев Михайлович и Володя сидели в кабинете и бурно обсуждали, какая снасть лучше всего подходит для ловли ставриды. Увидев Антона, Володя завопил:
      – Петрович, помогай, Михайлович совсем меня затюкал тут со своей ставридой. Как ты считаешь, какая снасть самая лучшая?
      – Серебрянная, – не задумываясь, ответил тот.
      – Как серебрянная? – опешил Владимир Сергеевич. – Ведь я о ставриде.
      – А я о рыбе вообще, – отпарировал тот, – а еще лучше под коньячок, – закончил он, извлекая из пакета бутылку «армянского».
      – А это что такое? – удивился Лев Михайлович.
      – А это – представительская. Должны же мы поужинать.
      – Закусить, конечно, не мешает, но зачем же так тратиться? У нас к ужину есть «шило».
      – Откуда ему знать про «шило»? – вмешался Владимир Сергеевич. – В Сухопутных войсках такого термина нет, а Петрович только оттуда. Более четырех лет по-пластунски ползал.

      – Может, кто-то и ползал, только не я. Я все это время занимал командно-инженерные должности и вашего «шила» у меня было «выше крыши», я мог в нем каждый день ванны принимать
  «Шилом» на флоте называют спирт-ректификат, который в то время в изобилии поставлялся и в войска, и на корабли и служил не только средством для обслуживания оружия и технических средств, но и одновременно являлся своего рода валютой, при общении с местными властями и особенно с рабочим классом. Кроме того, «шило» зачастую было единственным горячительным напитком для молодых офицеров и мичманов, чья служба проходила в таких трущобах, где нормальная водка или коньяк появлялись один-два раза в году, а о винах они могли читать только в книгах. К моменту, когда Антон прибыл на завод, с этим пресловутым «шилом» на заводе и на флоте в целом началась «напряженка». Если до сих пор на корабли и в части для обеспечения работы техники поступал чистый медицинский спирт, то теперь такой спирт поставлялся только медикам, а остальным потребителям стали поставлять технический, гидролизный спирт. На заводе, как среди рабочих, так и среди офицеров и мичманов, было немало поклонников «шила». Все они знали, что заведующая заводским шхиперским складом Надя Бодрова, женщина добрая и понимающая душу поклонников Бахуса, всегда пойдет навстречу бедолаге, который вчера перебрал. По утрам, особенно в понедельник, 3-4 человека обязательно шли на поклон к щедрой хранительнице зелья и почти никогда не уходили без «медицинской помощи».
      – Ладно, ребята, не будем уточнять, кто и где служил, служба есть служба. Давай, Петрович, разливай, если ты уж решился потратиться на такой царский напиток. С этими словами он, откуда-то из-за сейфа, извлек три небольших стаканчика и ужин начался.
      – Первый тост я предлагаю за гордость Черноморского флота, за легендарную личность – за Льва Михайловича, за его здоровье, – торжественно провозгласил Володя. Лев Михайлович протестующе замахал руками:
      – Бог с тобой, Володя, к чему весь этот балаган? Давайте лучше выпьем за знакомство и за вашу удачу.
      – Одно другому не мешает, – не унимался Володя, – пусть Петрович знает, что судьба свела его с одним из организаторов обороны Одессы и участником обороны и освобождения г. Севастополя.
  Чувствовалось, что Владимир Сергеевич говорит от всей души, и никто больше спорить не стал. Ужин несколько затянулся... И Лев Михайлович, и Володя оказались заядлыми рыбаками. Сколько Антон ни пытался перевести разговор на заинтересовавшую его тему обороны Одессы, это ему так и не удалось. Только один раз они отклонились от генеральной темы, когда Владимир Сергеевич решил углубить познания Антона по «шилу» и поведал следующую историю:
  – Недавно любителей выпить «на шару» постигло большое несчастье. При очередном пополнении запасов спирта вместо ректификата привезли «гидролиз», причем каждую бочку украшала эмблема СС – череп и кости. Все были в шоке. В понедельник, когда страждущие пришли как обычно к своей спасительнице. Она продемонстрировала им бочки со спиртом и спросила:
      – Ну что, желающие продегустировать новую продукцию есть?
  Конечно же, желающих не оказалось. Мужики вышли со склада, не солоно хлебавши. Посовещавшись, они решили проверить годность продукции на животных. Вытряхнув из карманов бутерброды, они сложили их в миску и попросили Надю залить их разведенным спиртом. Потом позвали двух бобиков одинаковой масти и выставили им угощение. Собаки съели бутерброды, вылакали почти весь спирт и весело умчались по своим собачьим делам. Мужики разошлись по цехам. Через пару часов сошлись снова. Экспериментальные бобики весело резвились неподалеку.
      – Надя, – весело загомонили экспериментаторы. Опыт удался. Продукция доброкачественная.
  Надя, поколебавшись, выдала им поллитра спирта, и счастливцы удалились поправлять больные головы. На другое утро весь завод был свидетелем того, как недалеко от проходной завода собралась приличная толпа, окружившая мертвую собаку. Это был как раз один из тех бобиков, которого вчера угощали «гидролизом». Перепуганные насмерть экспериментаторы бросились сломя голову в заводскую поликлинику. Там их добросовестно промыли и сверху, и снизу. Надя получила хорошую нахлобучку. Когда шум немного утих, страдальцы за идею обнаружили второго бобика живым и здоровым. Его напарник просто по пьяни попал под машину.
      Лев Михайлович и Антон посмеялись над этой байкой, и они разошлись.
  Больше случая пообщаться в такой непринужденной обстановке не представилось. Модернизация катеров вскоре приостановилась, и Антон получил приказание прибыть вместе с командой в бухту Мраморная в распоряжение командира бригады торпедных катеров. К этому моменту все старое имущество, оружие и боеприпасы были сданы в соответствующие организации. Торпедный катер был законсервирован и сдан под охрану заводу. По прибытии в бухту Мраморную, Антон разместил экипаж в казарме, получил место в двухместном номере офицерского общежития и отправился туда «благоустраиваться». Не успел он поставить свои вещи на место, как в дверь постучали.
      – Видно кто-то ошибся дверью, – подумал он. Но дверь распахнулась и в комнату вошел матрос с сине-бело-синей повязкой на рукаве.
      – Товарищ старший лейтенант, рассыльный дежурного по бригаде матрос Коновалов. Вас вызывает комбриг, – четко доложил он.
  Антон отпустил матроса, привел себя в порядок и отправился на доклад к командиру бригады. Командир бригады, капитан 1 ранга Шкутов Е.Г., оказался небольшого роста, худеньким человеком, с приветливым, слегка изможденным лицом и приятными интеллигентными манерами. Выслушав доклад Антона о прибытии, он предложил ему присесть в легкое кресло, стоявшее возле его стола.
      – Я внимательно изучил Ваше личное дело. Мне очень приятно, что в нашу бригаду прибыл грамотный толковый офицер, прошедший суровую школу службы на Севере. Я знаю, что с Вами не очень хорошо обошлись в отделе кадров КЧФ, но, думаю, Вам не стоит на этом зацикливаться. Служба на торпедных катерах не менее трудна и почетна, чем служба на подводных лодках, да и перспективы у Вас здесь будут. К нам уже начали поступать принципиально новые и торпедные, и ракетные катера.
      – Извините, товарищ комбриг, – не очень вежливо прервал его Антон, – перспективы мне хватало и в Сухопутных войсках, но мне хотелось бы реализовать себя как специалиста-подводника.
      – Я Вас прекрасно понимаю, но, к сожалению, помочь ничем не могу. Найдете дорогу на подводные лодки – препятствовать не буду, но Вам же будет проще врасти в новую должность, сдать на допуск к самостоятельному управлению кораблем и не терять больше времени. Оно так быстротечно.
      – Спасибо, товарищ комбриг, за добрый совет – я подумаю.
      – Вот и хорошо, – подытожил Евгений Германович. – Пока решится судьба Вашего катера будете в распоряжении командира дивизиона средних ТКА капитана 2 ранга Гуревича. Зайдите к помначштаба, он вручит Вам соответствующие документы...
  Капитан второго ранга Гуревич В.Г. очень подробно расспросил Антона о его предыдущей службе, поинтересовался его семейным положением и, узнав, что он холостяк, порекомендовал пока не устраиваться в гостинице:
      – Она Вам в ближайшее время не потребуется. Вы сегодня же получите зачетный лист, и будете временно исполнять обязанности помощника командира катера, которым командует капитан 3 ранга Белоусов Николай Николаевич. А он завтра уходит на боевое дежурство на месяц в Донузлав.
  На другой день после беседы с командиром бригады, встречи с командиром дивизиона и своим новым временным начальником, Антон перетащил свои вещи из гостиницы на средний торпедный катер. В отличие от «Комсомольца», этот катер был в два раза больше по габаритам, водоизмещению и осадке. Корпус его был исполнен из дерева прочной породы. Вместо двух главных двигателей, он имел четыре. Кроме того, на этом катере уже имелся кубрик для матросов и старшин и две крошечных каютки для командира и его помощника.
       Командир ТКА, капитан 3 ранга Белоусов Н.Н., являл собой образец морского офицера. Немногословный, подтянутый, корректный и доброжелательный, он никогда не повышал голос ни при разговоре с начальниками, ни с подчиненными. Форма на нем в любой ситуации выглядела изящно и безукоризненно. Он прекрасно знал устройство катера, его оружия и технических средств и умел доходчиво и четко рассказать их устройство и боевое применение, но прибегал к этому крайне редко. Чаще всего, когда Антон обращался к нему по какому-либо вопросу, он внимательно
выслушивал и советовал взять в секретной части тот или иной документ и почитать такой-то раздел.
  Боевое дежурство ТКА начинается с пополнения продовольственных запасов, получения со складов и хранилищ полного комплекта боезапаса, загрузки в торпедные аппараты боевых торпед и полной укомплектовки катера личным составом. Комиссия штаба бригады проверяет уровень боевой организации корабля и знание личным составом катера своих должностных инструкций. Конечно, больше всего, как всегда, достается офицерскому составу. С него спрашивают буквально за все: за подготовку ТКА, за подготовку команды катера, за состояние оружия и технических средств, за его собственную подготовку по всем видам деятельности корабля и так далее. При этом, с легкой руки политработников, офицер обязан лично участвовать во всех мероприятиях, проводимых на корабле, от подъема до отбоя. Резко упрощается роль и значение мичманов и старшинского состава, которые, до недавнего времени играли решающую роль в воспитании и обучении рядового и старшинского состава. Растет количество и объем отчетной документации. Всего два месяца назад, принимая должность командира ТКА, Антон наткнулся на приказ Главкома ВМФ, в котором черным по белому было сказано, что на кораблях 4 ранга ведется всего три документа: навигационно-вахтенный журнал, журнал входящих и исходящих семафоров и журнал входящих и исходящих радиограмм. Сейчас же, готовясь к выходу на боевое дежурство, он обнаружил в ходовой рубке катера целую кипу новых документов.
      – Николай Николаевич, а почему у Вас так много журналов? – обратился он к командиру ТКА. – Ведь приказом Главкома их предусмотрено только три!
      – Вы отстаете от жизни. Пока Вы готовились рвануть за границу, Ваши начальники уже наплодили новые
требования, чтобы служба медом не казалась, – усмехнулся тот. – Ты еще не видел, какие сюрпризы нам «политрабочие» приготовили. Теперь вместо боевой подготовки будем писаниной заниматься.
  В тот же день Антон впервые в жизни заступил в дежурство по соединению боевых кораблей. Как уже отмечал в своем произведении «50 лет в строю» генерал-лейтенант Игнатьев А.А., различных нарядов в нашей армии и на флоте тьма-тьмущая. Но, пожалуй, самыми ответственными и тяжелыми являются дежурство по части (по дивизиону, по бригаде) и караул. Не зря армейские шутники говорят: «Бог придумал любовь и дружбу, а сатана – караульную службу». Служебные инструкции к этим нарядам изобилуют таким количеством обязанностей и требуют таких глубоких знаний уставов и наставлений, что голова идет кругом. Дежурный по дивизиону обязан качественно провести развод суточного наряда и вахты. Не мене двух раз в сутки, с риском для жизни, проверить четкость несения службы караулом, нарядом и вахтой. Записать результаты проверок в добрый десяток журналов и ведомостей. При этом дежурный должен умудриться не пропускать моменты прибытия в часть и убытия из нее всевозможных начальников, начиная от начальника штаба дивизиона и выше, сопровождая их громкими командами и четкими докладами. Вот как описывает некоторые моменты из жизни дежурного неизвестный флотский поэт:

 Не для смеха, не для шутки
 Назначается на сутки
 Не какой-нибудь там сэр,
 А дежурный офицер.
 Он подстрижен и наглажен,
 Сбоку пистолет прилажен,
 В рубке боевой сидит,
 На входную дверь глядит.
      Как появится начальник,
 Заорет во весь оральник,
 Что в отсутствие его
 Не случилось ничего.

  От этого одиозного момента в службе дежурного по части зависит не только оценка его деятельности за эти сутки, но иногда и вся служебная карьера. После такого наряда самый крепкий офицер приходит домой настолько разбитый, как будто его три дня в ступе толкли. Антону, на сей раз, повезло. Во время его первого дежурства действительно «ничего не случилось». Отчитавшись о результатах несения службы перед комдивом, он добрался до своей каюты и проспал до утра.
  Первое боевое дежурство на торпедном катере началось в глухой бухточке, расположенной в 15 милях от входа в озеро Донузлав. По замыслу руководства ММФ, это озеро должно было в скором времени стать важным морским портом. С этой целью был разрушен перешеек, отделяющий озеро от Черного моря, и прорыт канал, позволяющий заходить в озеро крупным морским и океанским судам. Как только озеро стало доступно для плавания, им тут же заинтересовалось командование ВМФ. Каждое из этих двух мощных ведомств надеялось заполучить себе этот удобный во всех отношениях стратегический объект. Началась неприкрытая конкуренция. Но как всегда заведено у славян, «паны дерутся, а у холопов чубы трещат». Эта расхожая истина как нельзя лучше объясняет появление грозного быстроходного ТКА в пресных водах озера Донузлав.
      Место дислокации вооруженного до зубов катера находилось не только вдали от входа в озеро, но и вдали от какой-либо цивилизации. Даже элементарной секции причала, куда мог бы приткнуться катер, не было. Правда, в самом дальнем уголке бухты виднелся хлипкий рыбацкий
деревянный причал. Прежде чем ошвартоваться, Николай Николаевич приблизился к нему метров на 50, лег в дрейф и приказал одному из матросов надеть спасательный жилет и тщательно исследовать глубину в районе этого утлого причала. Погода стояла теплая, температура воды за бортом была около 20 градусов. Матрос взял отпорный крюк, длина штока которого была более 4 метров. Он несколько раз проплыл вокруг головной части причала, затем вылез на него, проверил прочность, тщательно промерил глубину озера, начиная от корня причала, и доложил:
      – Товарищ командир, причал прочный, глубина моря около 3 метров, видимых подводных препятствий не обнаружено.
      – Добро, – ответил ему командир, – готовься принять концы!
  Тихонько подрабатывая одним винтом, он подвел катер к причалу, ошвартовался и тут же сошел на берег. Он несколько раз прошелся по причалу, придирчиво осматривая каждую доску и качая головой.
      – Старпом, – обратился он к Антону, – что-то мне это сооружение не очень-то нравится. Сорвется ветер – вряд ли оно устоит.
      – Сейчас что-нибудь придумаем, – ответил тот. – Боевая готовность номер два. Оружие и технические средства в исходное состояние! – скомандовал он.
      Получив доклад о приведении оружия и технических средств в исходное состояние, Антон взял двух матросов, и пошел осматривать окрестности. Вдоль берега озера валялась всякая всячина – следы деятельности рыбаков и, видимо, не одного поколения. Не прошли они и ста метров, как он увидел кусок стальной трубы длиной около двух метров.
      – Это как раз то, что нам надо, – сказал он, обращаясь к матросам, – берите ее и несите к корню причала.
  Труба оказалась довольно тяжелой. Матросам пришлось попыхтеть, прежде чем они доставили ее в указанное место. Посоветовавшись с Белоусовым Н.Н., трубу с помощью кувалды и пенька вогнали в землю в нескольких метрах от причала. Получился вполне приличный пал, на который они тут же завели дополнительный конец с катера на случай усиления ветра.
      – Молодец, старпом, быстро решил этот важный вопрос. Донузлав – озеро с характером, в переводе с татарского «донузлав» означает «чаша ветров». Так что теперь можно стоять спокойно, – сказал Николай Николаевич.
       Чуть позже Антону не раз приходилось убеждаться в справедливости этих слов, но на сей раз, эта предосторожность не потребовалась. На следующее утро командир получил шифровку, из которой следовало, что ТКА переходит во временное подчинение командира противолодочного крейсера «Москва», который проходил ходовые испытания.
  В соответствии с руководящими документами автономность малых и средних ТКА колеблется от одних до трех суток. Иногда создается впечатление, что об этом знают только командиры катеров и их прямые начальники, что остальным на это наплевать. Такой вывод Антон сделал после своего первого боевого дежурства. В течение двадцати суток, лишь изредка заходя в базу, Белоусов обеспечивал ПКР «Москва». Целыми сутками, в любую погоду, Николай Николаевич на своем деревянном суденышке гонялся за торпедами, выпущенными с борта ПКР, отражал атаки наводных кораблей и самолетов «противника», ставил дымовые завесы, прикрывая ПКР от средств визуального наблюдения «противника», ставил миннные банки, выходил в торпедные и артиллерийские атаки против надводных кораблей «противника», которым чаще всего и был сам противолодочный крейсер «Москва».
Иногда к ним присоединялись другие ТКА, если по плану боевой подготовки необходимо было отрабатывать совместные действия. Тогда в управление отрядом катеров вступал, как правило, командир дивизиона торпедных катеров.
      Отработка совместных действий торпедных катеров требовала дополнительных усилий всего экипажа. Больше всех доставалось командиру ТКА. Он мог сутками не отходить от штурвала. Лишь иногда, когда погода и обстановка были спокойными, Ник Ник, как за глаза называл своего командира экипаж, позволял своему помощнику полчасика постоять на руле. Оценивая мытарства, которые выпадают на долю катерников во время совместных учений, которых зачастую можно было бы и избежать, кто-то из командиров катеров из Кулеви написал:
      
Играла Софа на рояле,
Грузины пели «Сулико»,
А мы «противника» искали,
А он был где-то далеко.

Быть может, он уже на Минной,
А офицеры в кабаке.
Пред ними ряд бутылок длинный,
И нос в французском табаке.

Там все смешалось в дымном зале:
И рев самцов и самок вой.
Играет Софа на рояле,
А мы зачем-то рвемся в бой.
               
  Надо сказать, на сей раз, погода баловала катерников. Только три раза за этот период волнение моря перешагивало за три балла. Для ПКР такая волна все равно, что для катерников полный штиль. Зато для последних - три балла сущее наказание. Руководители учений обычно очень хорошо помнят положительные качества ТКА – их большую скорость, мощное вооружение и маневренность. А над тем, что катерникам приходится то и дело принимать холодный душ, при любой погоде, никто не задумывается. Как только волнение моря достигает 2-3 баллов, морская вода начинает перехлестывать через козырек кодовой рубки, окатывая с головы до ног всех, кто находится на верхней палубе. Тем более никто не думает о том, что на большой скорости во время шторма катерник порой ощущает нагрузку на ноги и соответственно на позвоночник гораздо большую, чем космонавт во время разгона ракеты.
      – Николай Николаевич, у Вас такие сложные условия службы, – однажды спросил Антон своего командира. – Они как-то отражаются на служебном росте и условиях жизни офицеров и мичманов?
      – Отражаются, – криво усмехнувшись, ответил тот, – разве ты не видишь, что большинство катерников перехаживают по два и больше сроков в старших лейтенантах, а вместо орденов почти все имеют гаймориты и фронтиты? Я Вам больше скажу, в верхах имеется немало умников, которые считают, что у катерников не служба, а курорт. Недавно у нас в бригаде даже правительственная комиссия работала.
      – Что за комиссия? Решили исследовать условия службы катерников?
      – Почти. Какому-то жлобу показалось, что катерники даром получают «шишки», вот и побеспокоили высоких начальников.
  Антон знал, что «шишка» – это особая привилегия катерников, а вернее, дань их чудовищным бытовым условиям. Она представляет собой сухой паек, который состоит из большой плитки шоколада, банки сгущенки, банки колбасного фарша, маленькой баночки плавленого
сыра и одной пачки галет. Вот эта-то «неслыханная роскошь» и взволновала правительственные круги, которые не стеснялись отправлять за границу сотни тысяч тонн того же шоколада, и сгущенки, и сливочного масла, и сыра неизвестно кому и зачем.
      – Ну и чем же закончилось это мероприятие? – не унимался Антон.
      – Нам повезло. Когда комиссия, вооруженная до зубов всякими датчиками и измерительными приборами, вмонтированными в специальную обувь, собралась выйти в море, начался небольшой штормик, около двух баллов. Только два часа Володя Фоменко покатал членов комиссии с ветерком на своем «Комсомольце», как они запросились спуститься внутрь катера. А когда они узнали, что никакого «внутрь» не существует, и даже туалета на катере нет, потребовали повернуть назад в бригаду ТКА.
  Потом комиссия еще пару раз выходила на деревянном катере, и, хотя условия обитания на них гораздо лучше, вывод был один: «шишка» должна оставаться незыблемой «привилегией» катерников. Больше того, в акте комиссии было отмечено, что катерники при нахождении в море испытывают нагрузки на организм в 1,5 раза больше предельно допустимых. Три недели почти непрерывного пребывания в море в условиях приближенных к боевым позволили новому «катернику» довольно близко познакомиться с устройством катера и способами боевого использования его оружия и технических средств.

      ГЛАВА 2. НА СТАПЕЛЕ

  Сразу по прибытии ТКА с боевого дежурства капитан 2 ранга Гуревич В.Г. вызвал Антона к себе и сообщил, что в соответствии с приказом командующего КЧФ он назначается помощником командира нового большого торпедного катера, который необходимо принять от промышленности.
      – Ваш командир, капитан-лейтенант Рымаренко, сейчас в отпуске, прибудет через неделю. Вам уже завтра предстоит начать работу по подбору специалистов на Ваш катер. Штатное расписание и необходимые инструкции получите у начальника штаба.
  Комплектование нового экипажа на флоте иногда называют игрой в «подкидного дурака». «Дураком» в конечном итоге остается командир нового экипажа. Получив указание о формировании нового экипажа, штаб бригады разрабатывает план подготовки нового экипажа и дает на корабли директиву о выделении в новый экипаж наиболее дисциплинированных и высококвалифицированных специалистов из числа матросов и старшин.
      – Сейчас, – думает командир корабля или подразделения, получив такую директиву. – Я вам отдам хорошего специалиста, а себе оставлю тупого кишкомота. Он тут же вызывает соответствующего начальника и объясняет ему в популяре, кого и как отправить на новостроящийся корабль.
  «Кишкомот» тут же вызывается к своему начальнику, и ему объясняют, что у лодыря и разгильдяя появилась реальная возможность смыть «кровью» свои грехи и проявить себя с положительной стороны на новом боевом посту.
      – А чтобы прошлое не висело на твоих ногах двухпудовой гирей, мы в виде аванса чуть-чуть подправим
твою служебную карточку и в твоей служебной характеристике умолчим о твоих грехах, зато ярко выделим твои достоинства, только ты ж смотри там, оправдай…
      И идет вчерашний разгильдяй с новой служебной карточкой, в которой имеется только пару записей на странице «Поощрения» и ни одной на странице «Взыскания», на новостроящийся корабль. Как ни странно, но такой метод «воспитания» довольно часто срабатывает, особенно когда это касается «годков», то есть матросов и старшин, которым осталось служить меньше года. Кому же хочется ехать в свой родной колхоз или совхоз без лычек, да еще с волчьим билетом. Поэтому, прибыв к новому месту службы, такой «отличник БП и ПП» старается быть «тише воды, ниже травы». А там, смотришь, и в начальники попал, пользуясь имеющимся опытом службы и дефицитом старшинского состава. А тут, гляди, и командная жилка затрепетала. А вот если в такую струю попал матрос, распечатавший только первый или второй год службы, такая метаморфоза может только усугубить его дурные наклонности.
      Пока Антон разбирался со списком личного состава нового экипажа, носился по отделам и службам, выписывая необходимые документы, и готовил место, отведенное новому экипажу в казарме, прибыл из отпуска Александр Павлович Рымаренко. К вечеру того же дня прибыли старший боцман экипажа главный старшина Порохненко А.Я. и старшина команды мотористов мичман Андриенко В.Н.
      – Товарищ командир, по-моему, Вы сегодня слишком заработались, – хитренько улыбаясь, и чуть скороговоркой проговорил Андриенко, как только закончилась официальная часть знакомства. – Пора уже приступить к неофициальной части.
      – Знакомиться будем в процессе службы, – огорошил Антон вновь прибывших сверхсрочников. – А сейчас
получите списки верхней команды и боевой части 5, и готовьтесь принять под свое высокое крыло новых подчиненных, которые начнут после ужина прибывать сюда.
      – Так нечестно, – всё также улыбаясь, пропел Андриенко. – Так сразу напрягать золотой фонд ВМФ нельзя.
      – Конечно, нельзя, - отпарировал Антон. – Но если надо, то можно.
      – А, это Андриенко уже утомился от работы, – послышался голос от входной двери. – Узнаю старую гвардию.
      Это капитан-лейтенант Рымаренко, услышав последнюю фразу мичмана, вмешался в разговор.
      – Старпом, ты получше нагружай этого юношу, чтобы его реже на отдых тянуло.
      – Ну вот, я думал, Александр Павлович поддержит меня, а он наоборот.
      Чувствовалось, что мичман Андриенко и командир ТКА знают друг друга не первый день. Не успел Андриенко закончить свою жалобную фразу, как в двери появилось сразу несколько матросов с вещмешками. Обмен любезностями прекратился.
      – Старпом, я с экипажем буду знакомиться завтра, а Вы действуйте по своему плану. С этими словами, пожав руки своим подчиненным, Рымаренко А.П. удалился.
      К вечерней поверке почти весь экипаж был в сборе. Не дожидаясь сигнала вечерней поверки, главный старшина Порохненко построил весь экипаж, проверил наличие каждого матроса и старшины по списку, придирчиво осмотрел форму одежды, и лишь после этого послал одного из матросов за Антоном, который сидел в комнате старшины казармы, изучая личные дела вновь прибывших.
      – Равняйсь! Смирно! – слегка картавя, скомандовал Порохненко. – Товарищ старший лейтенант, экипаж большого торпедного катера построен на вечернюю поверку.
      Антон поздоровался. Экипаж дружно и весело ответил, как будто он уже давным-давно живет как единый коллектив. Антон решил тут же отметить это и, приложив руку к мичманке, четко и громко проговорил:
      – Молодцы, хорошо отвечаете!
      – Служим Советскому Союзу! – снова дружно и весело рявкнул экипаж.
      Начало было неплохое. Такой на вид простой диалог, казалось, связал невидимыми нитями только что собранный коллектив. Антон вкратце рассказал свою служебную биографию и поставил ближайшие задачи, которые им предстоит решить.
      – Более подробно задачи, стоящие перед нашим экипажем, вам завтра поставит командир корабля, капитан лейтенант Рымаренко Александр Павлович, – закончил он свою речь.
      Раздалось довольно дружное ура. Видно, многие из экипажа давно знали его. На следующий день, в соответствии с традициями бригады ТКА и ВМФ СССР, в целом вновь созданный экипаж построился на причале, на подъем флага ВМФ СССР. Здороваясь с личным составом, Антон правым глазом заметил, что два матроса на левом фланге почему-то не ответили на приветствие. Дав команду «Вольно», он подошел к этим матросам и спросил:
      – Товарищи матросы, а почему вы не ответили на приветствие своего начальника? Разве вы не знаете, что ответ на приветствие, это обязанность каждого стоящего в строю?
      – Так точно, – вытянувшись в струнку, ответил высокий, грузный матрос. – Знаем, мы просто не успели отдышаться, так бежали, чтобы не опоздать в строй.
      
      – Ты, Терехин, за всех не расписывайся, – довольно неприязненно повернулся к нему второй нарушитель. – Я, к примеру, и не собирался ни с кем здороваться.
      Антон удивленно взглянул на говорящего. Перед ним стоял довольно крепкий парень, ниже среднего роста, с крупной, уже изрядно заросшей головой, украшенной толстыми, как вареники, ушами, и слегка покрасневшими, довольно наглыми глазами. Он, не мигая, вызывающе смотрел на помощника командира.
       – Представьтесь, пожалуйста, – не повышая голоса, обратился Антон к матросу.
      – А Вы на меня не кричите! – сразу завелся тот. – Савенко моя фамилия, ну и что?
      – Объясните мне, товарищ Савенко, почему Вы мне не ответили на приветствие?
      – А я Вас не уважаю! – всё также нагло глядя в лицо офицера ответил тот. Антон опешил. За пять лет офицерской службы через его руки прошла не одна сотня солдат, матросов, сержантов и старшин, но такой откровенной наглости и неуважения к офицеру при первом знакомстве он еще не встречал.
      – Чем же я Вас так обидел? – пытаясь сдержать неприязнь, мгновенно вспыхнувшую в нем, спокойно спросил Антон.
      – А ничем, просто я всех бугров не уважаю, а офицеров, – сделав ударение на О, все также нагло ответил Савенко, – особенно.
      – Ладно, через пару часов зайдете в канцелярию командира корабля, там и разберемся.
      – Что, бить будете? – несколько сбавил обороты тот. – Так у меня 3 разряд по боксу.
      – Это хорошо, будете во время зимней спартакиады отстаивать честь корабля, если не врёте. Что-то фигура и поведение у Вас явно не спортивные.
      
      Матросы, стоявшие рядом, засмеялись. Савенко засопел и отвернулся. Закончив этот неприятный диалог, Антон пояснил всему экипажу роль и значение ритуала подъема флага ВМФ СССР, и неправомочность действий матроса Савенко. Минуту спустя, когда прибыл командир ТКА и поздоровался с командой, Антон заметил, что Савенко уже открывал рот вместе со всеми.
      – Значит, матрос еще не совсем потерянный, – подумал он.
      После подъема флага матросы и старшины были отправлены на занятия по специальности. Антон поднял личное дело матроса Савенко. К его удивлению, характеристика у матроса оказалась вполне приличной, а в служебной карточке красовалось три благодарности. Никаких сведений о спортивных успехах матроса не оказалось. Матрос, комендор по специальности, только что прибыл из экипажа. До экипажа он служил на крейсере «Ушаков». Вспомнив о том, что на КРЛ «Ушаков» недавно переведен его знакомый, капитан-лейтенант Воронов, Антон тут же позвонил ему и попросил узнать, что за фрукт матрос Савенко и почему он переведен с крейсера в экипаж. Через полчаса Воронов сообщил ему, что матрос Савенко зарекомендовал себя не с лучшей стороны, особенно за последнее время, когда узнал, что его отец осужден за воровство и попал в колонию строгого режима. Вскоре в дверь постучали, и, не дожидаясь разрешения, в канцелярию вошел Савенко. Пройдя два шага вперед, он остановился и, глядя исподлобья на Антона, спросил:
      – Зачем Вы меня вызвали?
      Антон, который и не предполагал увидеть перед собой образцового воина, спокойно ответил:
      – Товарищ матрос, я Вас не вызывал, а приказал прибыть ко мне на беседу. Так что потрудитесь выйти из кабинета и войти, как положено.
      – Ну вот, начинается муштра, – проворчал тот, но, тем не менее, вышел за дверь. Минуту спустя в дверь раздался громкий стук.
      – Войдите, – громко проговорил Антон. Дверь распахнулась и в кабинет, печатая шаг, вошел Савенко. Подойдя вплотную к столу, за которым сидел помощник командира катера, недобро улыбаясь, он доложил:
      – Товарищ старший лейтенант, матрос Савенко на прочухон прибыл.
      – Вот это другое дело, присаживайтесь, разговор будет долгий. Антон указал на стул, стоящий рядом с матросом. Савенко молча рухнул на него и демонстративно откинулся на спинку.
      – Товарищ матрос, Вы обучались в учебном отряде перед службой на крейсере?
      – Конечно, – глядя настороженно на Антона, ответил тот, – а почему Вы меня об этом спрашиваете?
      – Да потому, что Вы ведете себя так, как будто Вас никто нигде и никогда не учил правилам элементарной вежливости, не только воинскому этикету. Сейчас я постараюсь подробно рассмотреть все Ваши вольные и невольные ошибки, допущенные Вами только что и в докладе, и в поведении.
      – Не надо ничего разбирать. Я их и сам знаю. Я закончил учебный отряд в Севастополе чуть ли не на отлично и думал, что и на корабле буду служить не хуже
      – И что же Вам помешало?
      – Не Ваше дело! – огрызнулся тот.
      Больше часа Антон пытался пробиться к сердцу и сознанию матроса, но, кажется, добился немногого. Раковина закрыла свои створки.
  Формирование нового экипажа началось в самый разгар весны. Воздух был наполнен густым ароматом, уже почти отцветающих, каштанов и тонким ароматом белой акации, которая в изобилии росла на берегах бухты
Мраморная. Матросы и старшины с трудом переносили организационный период, который дается для слаживания экипажа и подготовки необходимой документации. То и дело на перерывах они заводили разговоры о том, что молодость проходит, а они вынуждены сидеть за забором.
      – Когда же закончится этот дурацкий «оргпериод» и можно пойти в увольнение? – не раз и не два спрашивали они помощника командира ТКА.
      – Да что там ждать окончания этого гнусного оргпериода? Пора уже идти в «самоход», – увидев помощника командира ТКА, и явно для его ушей заявил однажды матрос Савенко.
      – Можете попытать счастья, – не принимая игры, ответил Антон. – Награда не замедлит найти героя. Цена первой самоволки – 10 суток ареста и перевод во флотский экипаж. Цена второй – трибунал.
  Ему и самому осточертел этот оргпериод. Не очень-то хотелось заниматься этим неблагодарным делом. В соответствии с Корабельным уставом должность помощника командира корабля и так «не совместима с частым пребыванием на берегу». А тут еще приходи каждый день к подъему и можешь пойти домой, если отпустит командир, только после отбоя.
  Однажды, во время обеда в кают-компании, к Антону подсел командир большого торпедного катера, его одногодок, старший лейтенант Сережа Цветков.
      – Петрович, выручай, – начал он. – Я приглашен на день рождения к одной крохе, но моя подруга сказала, что она никуда не пойдет, если я не найду кавалера для ее подруги Октябрины.
      – Сережа, ты же знаешь, что я не люблю знакомств такого рода, а во-вторых, я сижу на оргпериоде.
      – Ну, оргпериод я беру на себя. Саша Рымаренко – мой лепший друг. Я его укатаю. Он разрешит тебе сегодня оторваться.
      
      Саня разрешил:
      – Старпом, можешь прийти завтра к подъему флага, – расщедрился он. – По себе знаю, каково переться на подъем после хорошей вечеринки.
  Антон поблагодарил своего шефа и точно в назначенное время стоял в ожидании Цветкова на площади Октябрьской революции. Не успел он осмотреть площадь и прилегающие к ней огромные витрины магазинов, как возле него как из-под земли выросла стайка девушек. Все они были приблизительно одного возраста и довольно скромно одеты в пестрые летние платья.
      – А где же Сережа? – налетели они на Антона. – Почему его нет?

      – Да здесь я, здесь, – раздался из-за толпы, стоявшей в ожидании троллейбуса, радостно-возбужденный голос Сергея. – А как вы Антона-то вычислили?
  Девушки дружно рассмеялись. В отличие от Антона, одетого в белый китель, Сережа как будто сошел с обложки модного журнала. На нем был модный твидовый костюм, импортные туфли, суперсовременная сорочка с модным цветастым галстуком и золотой булавкой. В руках у него был роскошный букет тюльпанов. Галантно раскланявшись, он вручил букет тюльпанов своей даме сердца, умудрившись по ходу дела коснуться ручки одной, ущипнуть другую и чмокнуть в щечку третью её спутницу.
      – Знакомься, это Оля, – тут же он представил свою пассию. – Это Женя, это Октябрина, а это прекрасное создание – Нонна. Характеризовать подобным образом последнюю, для Антона уже не имело никакого смысла. Он и так не мог оторвать от нее взгляда. Худенькая, стройная, с виду ничем не примечательная, она с первого взгляда поразила его в самое сердце. Лишь гораздо позже он сумел рассмотреть и ее одухотворенное лицо, и большие, чуть зеленоватые глаза, и скромную, чуть печальную улыбку. Почти весь вечер он протанцевал с ней одной. Только пару
раз, и то по просьбе Сергея, он уделил внимание новорожденной. Проводив Нонну до дома, он назначил ей свидание на следующий вечер. Он совсем забыл, что у него оргпериод и что завтра вся страна будет отмечать Первое мая.
      Утром, когда он прибыл в дивизион ТКА, Александр Павлович «обрадовал» его, что он с 20 матросами идет на мыс Херсонес для обеспечения фейерверка в 21:00. Лишь теперь до него дошло, что он не спросил её адреса.
  Сразу после праздников экипаж нового торпедного катера был отправлен в г. Зеленодольск. С большим трудом через Сережу Антону удалось узнать адрес его новой знакомой. Когда через трое суток команда прибыла в город Зеленодольск, Антон успел написать ей уже несколько писем и только ждал момента, когда им сообщат новый адрес.
      На железнодорожном вокзале Зеленодольска их встретил представитель штаба бригады новостроящихся кораблей, капитан-лейтенант Сурганов. Экипаж разместили на два грузовика. По прибытии в расположение бригады, экипаж был построен на плацу. Капитан-лейтенант Рымаренко приказал своему помощнику доложить командиру бригады о прибытии. Дежурный по штабу сообщил, что командира бригады нет.
      – Сейчас к вам выйдет начальник политотдела, капитан 2 ранга Муэрлат, – добавил он.
  Минут через 10, из помещения штаба вышел приземистый, несколько полноватый капитан 2 ранга, с каким-то землистым, ничего не выражающим лицом. Поздоровавшись с экипажем, он тут же повернулся к командиру ТКА и спросил:
      – А чего вы так рано приехали? Мы просили отправить вас на завод только через месяц.
  При этом он не поинтересовался ни настроением личного состава, ни его состоянием здоровья, ни его
поведением в течение долгих трех суток езды по железной дороге с пересадками. Задав несколько пустяковых вопросов, он важно удалился. Все тот же Сурганов указал командиру ТКА место для размещения экипажа в небольшой, замызганной казарме. Там же имелась маленькая комнатка, которая именовалась кабинетом командира корабля. Никаких классных комнат и кабинетов для занятий по специальности там не было. Зато по стенам в изобилии были развешены портреты вождей и членов Политбюро ЦК КПСС вперемежку с лозунгами. Никакой учебной базы по новым ТКА не было. Офицерам и мичманам предоставили комнаты в каком-то недостроенном общежитии.
      – Старпом, делай что хочешь, но организуй работу так, чтобы матросы и старшины были заняты, – приказал Александр Павлович своему помощнику, увидев в каком состоянии находится материально-техническая база. – Сходи к начпо и уточни у него, какие мероприятия будет проводить политотдел, включи их в свой план. Остальное время планируй по своему усмотрению.
      

Торпедные катера 206 проекта выходят в атаку

  Когда Антон зашел к начальнику политотдела, тот был крайне удивлен:
      – Вы что, не знаете руководящих документов? – напустился он на помощника командира ТКА. – В понедельник политзанятия, вторник и четверг – политинформации, среда, суббота и воскресенье – увольнение в город.
      – Простите, товарищ капитан 2 ранга, я имел в виду мероприятия политотдела и клуба бригады.
      Начпо был явно озадачен. Почесав в затылке, он не очень уверенно сказал:
      – Идите, занимайтесь размещением людей и не морочьте мне голову.
  Когда Антон изложил командиру ТКА суть беседы с партийным боссом, тот посмеялся и сказал:
      – Баба с возу – кобыле легче. Так что планируй работу сам, только спроси у Сурганова, нет ли у комбрига каких видов на наш экипаж.
  Уезжая из Севастополя, Антон на всякий случай прихватил из строевого отдела дивизиона пару комплектов уставов и наставлений. Они-то и легли в основу планов подготовки матросов и старшин и деятельности мичманов. Поскольку специальной литературы и материальной части не было, пришлось главный упор делать всё на ту же общую подготовку. Каждый день, кроме понедельника и выходных, матросы занимались изучением уставов, наставлений, строевой и физической подготовкой. При этом много внимания уделялось корабельному уставу. Каждому матросу и старшине были выданы общие тетради. Помощник командира ТКА жестко требовал от всех ведения подробных конспектов, по которым они потом готовились к следующему занятию на самоподготовках. Сначала матросы и старшины занимались усердно, но постепенно их настроение стало меняться не в лучшую сторону. Первым начал бузить старый «друг» Антона матрос Савенко:
      – Зачем нас сюда привезли? – однажды возопил он. – Я комендор, а помощник нам решил тут снова устроить учебный отряд.
      Конечно, в его словах была немалая доля правды, и Антон решил смягчить ситуацию:
      – Товарищ Савенко, Вы в какой-то степени правы, но у нас сейчас нет ни специальной литературы, ни материальной части. Сейчас мы выберем все часы, отведенные годовым планом на общую подготовку, а потом навалимся на специальную.
      – Знаем мы ваши «потом», – не унимался Савенко. – Целый адмирал командует этой зачуханой бригадой, а никакого порядка нет. Лучше сходите к адмиралу и к начпо, потребуйте у них, чтобы нас обеспечили всем необходимым. Они понажирали здесь хари, а мы должны тут ерундой заниматься.
      – К адмиралу я, конечно, схожу, но требовать от него что-либо мне не позволяет субординация, да и Вам я рекомендую быть поскромнее.
      – Да пошел ты… – вдруг взвился тот. Такого хамства Антон уже допустить не мог и объявил ему 3 наряда вне очереди. В тот же вечер, заступив в наряд по кухне, матрос Савенко ушел из него в самовольную отлучку.
      На другой день командир ТКА уехал на завод, а помощнику приказал разобраться с самовольщиком и самому принять решение. Антон провел тщательное расследование и объявил самовольщику 5 суток ареста.
      В Зеленодольске гауптвахты не было, а чтобы посадить его на гауптвахту в соседнем гарнизоне, требовалась подпись начальника штаба бригады. Сурганов, ВРИО начальника штаба, завизировать записку об арестовании отказался, уповая на запрет начпо.
      Узнав об аресте матроса, начпо вызвал Антона «на ковер», приказав прихватить с собой и арестованного.
      – Как Вы смели без моего разрешения арестовать матроса? – начал он распекать помощника командира ТКА, едва тот переступил порог его кабинета. – Вы решили смазать всю работу нашей бригады и политотдела! – завопил он.
      – Товарищ капитан 2 ранга, я действовал в пределах моей компетенции, и мне ничьего разрешения не требовалось.
      – Молчать! – рявкнул Муэрлат. – Мы должны в первую очередь воспитывать, а потом уже карать матросов.
      – Товарищ капитан 2 ранга, экипаж существует всего месяц. У меня в подчинении 25 человек. С Савенко за это время я беседовал уже не раз, «а Васька слушает, да ест». Не слишком ли много чести для одного разгильдяя?
      – Просто Вы не умеете их воспитывать. Надо доходить до сердца каждого матроса или старшины, – уже более миролюбиво проворчал он. – Давайте его ко мне!
 Антон вышел в приемную начпо. Савенко сидел, развалившись, как барин, в кожаном кресле.
      – Встать! – приказал он матросу. – Вас вызывает начальник политотдела.
      Савенко нехотя поднялся, и вразвалочку вошел в кабинет. Подойдя к столу начпо, он, ни слова не говоря, плюхнулся в кресло, стоящее возле стола. Начпо передернулся, но ничего не сказал.
      – Товарищ матрос, – начал он елейным голоском, натянув на лицо маску бравого солдата Швейка. – Расскажи-ка мне, братец, за что это тебя арестовали.
      – А твое какое дело? – окрысился тот. – У нас с помощником свои дела.
      Лицо Муэрлата побагровело. Он вскочил с кресла.
      – Да как ты смеешь со мной так разговаривать? Я капитан 2 ранга. Я тебе в отцы гожусь. Я всю войну прошел…
      – Это было давно и неправда, – все так же развалясь в кресле, прогнусил Савенко. Тут выдержка окончательно покинула ветерана
      – Встать! – заорал он, хлопнув по столешнице. – Уберите этого негодяя! В карцер его немедленно!
      – Ну, как, воспитали? – чуть не сорвалось с языка Антона, но, заметив, как посерело лицо капитана 2 ранга, он сдержался.
      Отсидев на солдатской гауптвахте, Савенко на какое-то время притих. Урок пошел впрок. Не остались равнодушными к последней выходке разгильдяя и остальные члены экипажа, когда Антон рассказал им на собрании экипажа о поведении Савенко в кабинете начпо. Первым на него обрушился старшина 1 статьи Бойчев. Он вырос в болгарском селе, где по традиции уважают старших и по возрасту, и по положению. Его дружно поддержали другие старшины и матросы. Оказавшись в изоляции, он вынужден был поджать хвост и надолго.
      Почти сразу же после этого собрания, экипаж был переведен на катер, и началась интенсивная работа по приемке торпедного катера от промышленности. Этот катер принципиально отличался от своих предшественников. Это уже была стальная махина, начиненная суперсовременной техникой и вооружением. При этом он по-прежнему мог развивать бешеную скорость. На нем уже были довольно приличные условия для обитания экипажа. Внутри корпуса имелось 2 кубрика для матросов и старшин и каюты для офицеров и мичманов и туалет.
      Военная приемка на этом судостроительном заводе была организованна совсем недавно. Львиная доля работ по контролю за качеством продукции завода-изготовителя и комплектовщиков легла на плечи членов экипажа. Это сыграло и положительную роль. Матросы и старшины, невольно превращенные в приемщиков, вынуждены были глубоко и качественно изучать материальную часть, на которой им придется работать, и не имели времени заниматься глупостями. Когда приемка корабля от промышленности была закончена, каждому матросу и старшине уже безо всяких экзаменов можно было присваивать звания классных специалистов.
      Несмотря на страшную занятость, Антон чуть ли не каждый день все же находил время, чтобы написать письмо своей новой знакомой. Нонна аккуратно отвечала на каждое письмо. Тон её писем был дружелюбным, но довольно сдержанным. Антон терялся в догадках, что мешает прогрессу почтового романа. Правда, особо размышлять об этом у него и времени-то не было. Служба поглощала его целиком. Экипаж готовился к переходу в Севастополь по внутренним водным путям страны. Им нужно было пройти реки Вятку, Каму, Дон и Волгу, десятки шлюзов и каналов. Когда комиссия штаба бригады прибыла с проверкой, она никак не могла поверить, что за два месяца в экипаже не было ни одного случая грубого нарушения воинской дисциплины, и так резко возрос уровень специальной подготовки личного состава, который сдал все зачеты с первого предъявления.
      С приходом в Севастополь Антон попросил командира ТКА дать ему неделю отгулов. Получив желанный отпуск, он решил провести его вместе со своей новой знакомой. Нонна, к тому времени, окончила медицинский институт, и уехала к своим родителям на Днепропетровщину. Её родители жили в маленьком провинциальном городке Новомосковск. Антон без труда нашел и улицу, и дом с довольно большим двором, утопавшим в зелени. Почти у самых ворот дома, под яблоней играла девочка лет 4-5. Она старательно пыталась приладить мачту на маленький пластмассовый кораблик. Рядом стоял тазик с водой. Познакомились. Антон помог ей справиться с этой нелегкой задачей. Когда кораблик гордо поплыл по «морю», Антон спросил:
      – Леночка, а Нонна здесь живет?
      – А откуда Вы знаете, как зовут мою тетю? – вопросом на вопрос ответила девочка. Антон засмеялся.
      Через три дня он предложил Нонне руку и сердце.
      Вернувшись из отпуска, Антон узнал, что его командир собирается перейти на должность командира ракетного катера проекта 205У. Антон получил зачетный лист и начал усердно сдавать экзамены сначала дивизионным, а потом флагманским специалистам. Он надеялся занять должность командира катера.
      – Молодец, – похвалил его начальник штаба бригады, капитан 2 ранга Мальвинский, когда Антон прибыл к нему, чтобы сдать ему последний зачет. – А я-то, ломаю голову, кого из командиров отправить в Одессу. А тут командир и сам нарисовался.
      – Товарищ капитан 2 ранга, я что-то Вас не могу понять.
      – А что тут сложного? Скоро начнутся зачетные учения кораблей КЧФ. Одесситы получили несколько десантных кораблей, а командиров нет. Вот ты и поедешь туда в командировку. Покомандуешь десантным кораблем. Наберешься опыта, а потом мы тебя пошлем снова в Зеленодольск, только уже командиром.
      Услышав такую новость, Рымаренко А.П. сначала расстроился, но, заметив, что и Антон не очень-то рад командировке, начал рассказывать «за Одессу».
      – Не переживай, Одесса – город богатый и красивый, – начал он. – В Одессе даже нищие богатые. Хотя, ты нигде и не увидишь столько нищих, как там. Нищий у них – это почетная профессия. Каждый из них имеет свое штатное место и ходит туда как на работу. Вот, послушай анекдот про одесского нищего.
      Сидит нищий на своем законном месте, почти в центре города. Все его знают. Многие с ним здороваются. Есть у него и постоянная клиентура. Так один из его клиентов, по имени Хайм, каждый день, идя на работу, бросает нищему в шляпу, лежащую на земле, по 20 копеек. Но вот однажды вместо 20 копеек Хайм опустил в шляпу пятачок.
      – Не понял, – вытаращил глаза нищий.
      – Извини, – виновато забормотал Хайм. – Вчера дочку замуж выдал. Совсем издержался.
      Нищий вскакивает и орет на всю площадь:
      – Люди, вы посмотрите на этого хама! Он выдал дочку замуж, а я должен кормить её детей.

      
      ГЛАВА 3. ЖЕМЧУЖИНА У МОРЯ
      
      – Бички, бички, бички...
      – Ра-чки, ра-чки, рачки…
      – Ма-ро-жено, ма-ро-жено, ма-роженое… – на все голоса распевали коробейники.
      – Пиво, пиво, газированная вода, – вторили им разносчики пива и других напитков.
      – Кому в город, недорого? – громким шёпотом, воровато оглядываясь, взывает коренастый мужичок, вращая на пальце брелок с ключами от машины.
      Так Одесса встретила Антона, прибывшего поездом «Симферополь–Одесса» в Южную Пальмиру. Ярко светило солнце, тучи голубей перелетали с одного места на другое, почти не обращая внимания на прохожих. Заметив молодого офицера с небольшим чемоданом в руках, вышедшего из ворот, ведущих на перрон, сразу трое ловцов клиентов, с табличками на груди «Сдам квартиру!» бросились к нему. Впереди всех быстрым шагом плыла пышногрудая брюнетка:
      – Молодой человек, специально для Вас имеется шикарная квартирка, прямо возле порта. Можно снять
      
вместе с хозяйкой, – томно улыбаясь, полушепотом добавляет она.
      – Комнатка, в центре города, почти на Дерибасовской, – пытается оттеснить ее шустрый старичок. – Можно столоваться за умеренную плату.
      – Квартира мне пока не нужна, – прерывает поток предложений Антон. – А вот адресочки возьму. Может, потребуются, когда приедет семья!
      – Семейных не берем! – сразу охладевает брюнетка. Любители «свежих» постояльцев удаляются.
      – Простите, а как мне добраться до военного порта? – останавливает он старичка.
      – Моряки у нас ездят в порт на такси. Хотя Вы же военный моряк, – старичок пытается отомстить за неудачу. – Так что Вам можно добраться туда на троллейбусе номер 4 или10. Они останавливаются вон там на площади.
      Поблагодарив старичка, он без проблем добирается до порта. Без особого труда находит ворота с огромными золотыми якорями на них. Рядом с воротами, у входа в небольшое помещение, топчется матрос со штык-ножом на ремне и красной повязкой на рукаве. Увидев офицера, небрежно козыряет и представляется:
      – Товарищ старший лейтенант, помощник дежурного по КПП матрос Сенявин.
      – А почему только матрос? – смеется Антон. – Сенявин – это громкая адмиральская фамилия. Мне нужно пройти в штаб дивизиона десантных кораблей.
      – О, – оживляется матрос, – дежурный по этому дивизиону, как раз сейчас, звонит по телефону. Заходите на КПП.
      Подождав, пока дежурный по дивизиону поговорит по телефону, Антон знакомится с ним. Они вместе идут в штаб дивизиона, которым командует капитан 3 ранга Потапов В.И.
      
      Дежурный по дивизиону, старший лейтенант Воржев, оказался очень общительным и доброжелательным человеком. Пока они добирались до штаба, который оказался почти в самом дальнем углу Практической гавани, он успел ознакомить Антона и с организацией дивизиона десантных кораблей, и вкратце охарактеризовать его командование и показать СДК (средние десантные корабли) и МДК (малые десантные корабли). Характеризуя командование дивизиона и командиров МДК, Воржев не отметил у них ни одной отрицательной черты.
      Они остановились перед одноэтажным, длинным помещением, больше похожим на склад, а не на административный корпус. Воржев попросил Антона остаться в коридоре, а сам вошел в ближайшую дверь слева. Буквально через минуту он вышел и пригласил его войти.
      В небольшом кабинете находилось три человека. Лицом к Антону сидел капитан 3 ранга, светловолосый, довольно плотный мужчина с открытым лицом и умными с хитринкой глазами. Справа от него находился высокий, стройный, худощавый капитан-лейтенант интеллигентного типа, а слева восседал высокий, горбоносый капитан 3 ранга с темными пронзительными глазами и суровым выражением лица. Вспомнив характеристики, данные своим начальникам Воржевым, и оценив диспозицию, Антон четко подошел к офицеру, сидящему в центре, и доложил:
      – Товарищ капитан третьего ранга, старший лейтенант Родионов прибыл в Ваше распоряжение на время учений.
      – Очень хорошо. Только, боюсь, учения будут не скоро. Так что готовьтесь к тому, что Ваша командировка затянется, – приветливо улыбаясь и подавая Антону руку, сказал комдив.
      – А может быть, превратится и в постоянное место службы, – суровым басом проговорил черноволосый капитан 3 ранга, вставая со стула, и здороваясь с Антоном. – Заместитель командира дивизиона по политчасти, – представился он.
      – Вы пришли во время, как раз весь штаб в сборе, – здороваясь с вновь прибывшим, заметил третий офицер. – Астахов, начальник штаба, а заодно и дивизионный штурман, – представился он.
      Подробно расспросив о предыдущей службе и семейном положении, комдив, вроде бы, остался доволен и предложил ему временно вступить в командование малым десантным кораблем МДК – 20.
      – На корабле уже около года отсутствует командир. И корабль, и команда несколько запущены, – «обрадовал» он Антона. – Ну, да, судя по всему, Вы офицер уже достаточно опытный, чтобы справиться с командой в 15 человек. Я на Вас надеюсь.
      – Ну, как, познакомился с начальством? – поинтересовался Воржев. – Пойдемте, я Вас провожу на Ваш корабль. Кстати, мы будем соседями. Мой корабль стоит от Вас с правого борта.
      Не успел он закончить свою речь, как из кабинета вышел капитан-лейтенант Астахов и попросил Антона чуть-чуть задержаться.
      – Вы, Анатолий Алексеевич, идите вперед и прикажите Лабушняку построить команду, – приказал он дежурному по дивизиону.
      Представляя экипажу нового командира корабля, Михаил Макарович, как звали начальника штаба, почему-то умолчал, что Антон назначен временно. Когда они после роспуска строя прошли в каюту командира, Антон спросил:
      – Товарищ капитан-лейтенант, а почему Вы не сказали экипажу, что я «калиф на час».
      – Я думаю, так будет проще и для Вас и для экипажа, – обезоруживающе улыбаясь и взяв Антона за локоть, сказал он. – А вдруг Вам захочется стать не ИО командира. Короче, устраивайтесь в каюте по-хозяйски и врастайте в
обстановку. Помощника у Вас пока нет, но мы Вам его в ближайшее время подберем. А пока возложите эти обязанности на старшину команды мотористов, главного старшину Лабушняка. Он хоть еще и молодой сверхсрочник, но парень добросовестный и исполнительный.
      Каюта командира МДК находилась на верхней палубе. Она была рядом со столовой личного состава и имела два иллюминатора. Один из них выходил на левый борт, а второй смотрел в нос корабля, что позволяло, не выходя из каюты, видеть всю носовую часть корабля. Прямо над головой командира находилась штурманская, и, она же, ходовая рубка.
      По сравнению с торпедным катером, МДК – это уже довольно солидный корабль. В недавнем прошлом самоходная баржа класса «река-море», он имел довольно крупные габариты: 40 м. в длину и 7м в ширину. Он имел огромный трюм, в котором могли уместиться 3 средних танка и рота морской пехоты со всем снаряжением. Правда, при этом никаких кают и кубриков для десанта не предусматривалось. Зато для экипажа корабля, по сравнению со всеми другими боевыми кораблями того периода, условия обитания были сказочные: матросы, старшины, мичманы и офицеры жили в каютах. На корабле имелся камбуз, душевая и туалет. По обоим бортам, вдоль трюма, размещались небольшие сухие отсеки-коффердамы. Они могли использоваться и как кладовые и как дополнительные плавучести.
      Ознакомившись с личными делами экипажа, Антон обнаружил, что среди личного состава корабля оказалось 2 разжалованных старшины, один рядовой матрос с явными признаками душевного расстройства, и один матрос, у которого числилось по карточке учета поощрений и взысканий 17 самовольных отлучек.
      – Да, для 14 подчиненных несколько многовато аномалий. Надо побеседовать с каждым из них в первую очередь, – подумал Антон. В дверь постучали.
      – Войдите, – громко сказал он.
      – Товарищ командир, извините за беспокойство, но сегодня надо подавать в штаб списки увольняемых на субботу и воскресенье, мне подписать или Вы уже сами подпишете? – спросил, входя в каюту, главный старшина Лабушняк.
      – Естественно. Существует неписаное правило: все документы, которые выходят за пределы корабля, должны быть подписаны командиром. Так что давайте сюда Ваш список.
Антон взглянул на список, и его брови удивленно поднялись.
      – Михаил Александрович, сколько матросов и старшин срочной службы у нас на борту?
      – Двенадцать.
      – Тогда каким же образом в списке оказалось десять фамилий на субботу и девять на воскресенье? Разве на десантных кораблях не действует требование Корабельного устава, разрешающее увольнение не более 30% команды одновременно?
      – Действует, но у нас на это мало обращают внимания.
      – Свежо предание, но верится с трудом. Приведите список в соответствие с этим требованием, тогда я его с удовольствием подпишу.
      Старшина команды ушел и не спешил возвращаться. Прошло более часа. Антон приказал дежурному по кораблю вызвать Лабушняка снова. Старшина команды, переминаясь с ноги на ногу и смущенно улыбаясь заявил:
      – Товарищ командир, я поговорил с народом, никто увольняться в город на Ваших условиях не желает.
      – Извините, сэр, Вы, видно, меня не поняли, это не мои условия, а требования Корабельного устава, а это для
нас с Вами закон. А я имею одну «нехорошую» привычку законы соблюдать и стараться не нарушать их, ни при каких условиях. Настоятельно рекомендую и Вам держаться этого правила.
      Лабушняк ушел. После обеденного перерыва, перед тем как дать команду развести личный состав на корабельные работы, Антон приказал дежурному по кораблю зачитать статьи Корабельного устава, касающиеся увольнения. Он разъяснил их смысл и предложил всем желающим записаться на увольнение.
      – Новая метла по-новому метет, – услышал он голос из строя.
      Краем глаза Антон заметил, кто произнес эту фразу. Он подошел к нарушителю дисциплины строя. Перед ним стоял светловолосый, крепко сложенный матрос, довольно приятной наружности. Рабочее платье сидело на нем, как влитое. Оно было чисто выстирано и тщательно отглажено. Ботинки матроса сияли, как зеркало. Чувствовалось, что он любит свою форму и умеет за ней ухаживать.
      – Матрос Нестеренко, – четко доложил он, как только Антон подошел к нему.
      – Товарищ матрос, насколько мне известно, Вы были одним из лучших старшин эскадренного миноносца «Буйный», – сразу по фамилии узнал он одного из разжалованных старшин. – Вряд ли Вы позволяли своим подчиненным так грубо нарушать дисциплину строя.
      – Так точно, товарищ командир. Только это нечестно – увольнять по 4 человека с корабля, когда на других кораблях увольняется больше половины.
      – Я не знаю, кто и как увольняется на других кораблях, но я точно знаю, что требования уставов написаны кровью многих поколений военнослужащих, и обсуждать мы их не будем. А Вам за нарушение дисциплины строя для начала объявляю выговор. Стать в строй!
      – Есть, выговор, – явно рисуясь, отчеканил тот и вернулся в строй.
      Ни после роспуска строя, ни позже, ни один матрос не обратился к своим начальникам с просьбой записать его в увольнение. Антон понял, что назревает конфликт, но решил события не торопить. В субботу вечером он остался на корабле, переоделся в рабочее платье и попросил матроса Нестеренко, который временно исполнял должность боцмана, провести его по кораблю. Тот оказался на редкость толковым рассказчиком, досконально знающим устройство корабля, его швартового и якорного устройств; умел управлять и брашпилем, и пожарным насосом, и другими устройствами и механизмами. Главный старшина Лабушняк отпросился домой, а остальной личный состав занимался стиркой, помывкой в душе и другими видами самообслуживания. Несколько человек дежурный по кораблю, старший матрос Шемет, отвел в кинозал на береговую базу.
      На другой день, рано утром, Антон проверил несение службы на корабле и решил съездить на знаменитую одесскую «толкучку». Ему давно надо было сменить синий китель и брюки. Его флотская форма, полученная много лет назад, изрядно износилась, а новую форму предстояло получать только через два месяца. Довольно быстро и дешево он купил себе и новейший китель, и такие же брюки и вернулся на корабль. Обойдя корабль, он решил воспользоваться выходным, поваляться в кровати, почитать художественную литературу. Книга оказалась не очень интересной, и он незаметно уснул. Проснулся он от стука в дверь. Это дежурный по кораблю принес командиру на пробу обед. Антон взглянул на часы:
      – Ого, уже половина второго. Почему обед так задержался?
      – Товарищ командир, обед уже давно закончился. Просто я не хотел Вас будить.
      Антон для порядка поворчал, с удовольствием пообедал, разделся и завалился спать снова. Он решил отоспаться впрок, чтобы со следующей недели приступить вплотную к подготовке и себя, и корабля к предстоящим учениям.
      – Давненько я не позволял себе такой роскоши, – подумал Антон, когда спустя пару часов он вышел из каюты.
      Услышав скрип открываемой двери, из столовой выглянул Шемет.
      – А что у нас так тихо? Неужели молодежь еще спит? – обратился к нему Антон.
      – Никак нет, команда отправлена в клуб. Там будет дневной киносеанс.
      – Хорошо, – ответил Антон. – Ежели что, я буду на соседнем корабле, у Воржева.
      С этими словами Антон перешел на соседний корабль. Анатолий Алексеевич был на месте. Он оказался заядлым шахматистом, и волей-неволей, Антону пришлось сыграть несколько партий в шахматы. Толя оказался серьезным противником и хорошим собеседником. У него тоже не было семьи в г. Одессе, и он был очень доволен, что у него появился такой же сосед. Время летело незаметно. Когда речь зашла об увольнении, и Антон рассказал ему о своем конфликте с командой, Толя засмеялся и сказал:
      – Обычная проба сил. Я некоторое время курировал твой корабль и немного знаком с основными персонажами. Миша Лобушняк очень хороший парень, но, как командир, он еще немного сыроват. А в твоем экипаже есть два таких зубра, как Кулиев и Нестеренко. Это крепкие орешки и они тебе попортят много крови, если ты не сумеешь поставить их на место. Особенно Нестеренко. Матросы его зовут батько Махно или просто Нестор.
      В дверь постучали. Вошли два старшины и стали докладывать своему командиру о приеме и сдаче
дежурства. Тут Антон вспомнил, что он собирался тоже побывать на разводе суточного наряда и посмотреть, как выглядят его подчиненные на фоне остальных. «Ладно», – утешил он сам себя. – «Еще успею», а вслух сказал:
      – Спасибо за компанию. Пойду приму доклад о смене своих дежурных.
      Толя не возражал. Придя на корабль, Антон с удивлением обнаружил, что на борту остался единственный человек – все тот же старший матрос Шемет с повязкой дежурного на рукаве. Столовая сияла чистотой. Камбуз был закрыт.
      – Товарищ командир, Вы ужинать будете? – обратился тот к Антону.
      – Спасибо, нет. А почему Вы не сменились с наряда? Шемет чуть замялся, но бодро ответил, что новый дежурный повел экипаж в кино.
      – Что-то наш экипаж сегодня целый день фестивалит. Вы бы хоть что-то другое придумали, – почуяв недоброе, сказал Антон. – А где дежурный по низам?
      – Он тоже пошел в клуб, – запинаясь, произнес Шемет.
      – Ладно, пойду и я в клуб. Посмотрю, что там за суперкино, что народ ни есть, ни пить не хочет и грубо нарушает инструкцию по вахте.
      Сходив в клуб, и убедившись, что там никого из команды нет, Антон зашел в рубку дежурного по дивизиону. Дежурный офицер, старший лейтенант Сахаров, увидев Антона, поздоровался и спросил:
      – Двадцаткой теперь ты командуешь?
      – Так точно, Ваше благородие, хотите меня чем-то обрадовать? Я уже догадался. На разводе не было моего наряда, не так ли?
      – Да, но я не записал об этом в книгу приема и сдачи дежурства. Разберешься сам.
      – Вы запишите, и еще добавьте, что весь экипаж, кроме старшего матроса Шемет, находится в самовольной отлучке.
      – Ты что, сдурел? Если я сделаю такую запись, с тебя же завтра шкуру сдерут.
      – Ничего, – все с тем же сарказмом ответил он. – У меня шкура крепкая. Зато эти самовольщики завтра у меня попляшут.
      – Ну, смотри, тебе виднее, – с сомнением покачал головой Сахаров.
      Вернувшись на корабль, Антон взял с книжной полки невесть как попавшую туда книгу американского адмирала Креншоу «Теория управления кораблем», пачку бумаги А-4, две авторучки, и сел у самого выхода из столовой, не закрывая двери.
      – Вот теперь мимо меня ни одна мышь не проскочит, – сказал он. – А если проскочит, товарищ Шемет, приказываю немедленно изловить, и доставить ее ко мне.
      – Есть, – уныло ответил тот.
      Книга оказалась очень толково написана и грамотно переведена на русский. Но долго наслаждаться чтением такой полезной вещи не пришлось. По трапу застучали шаги, и появился первый беглец. Это был моторист, матрос Попков. Увидев командира, он задрожал как осиновый лист, и начал что-то лепетать о кино, магазине на бербазе и пропущенном ужине.
      – Товарищ матрос, не надо сочинять сказок. Берите ручку, лист бумаги и пишите: «Командиру МДК-20 от матроса Попкова И. П., Объяснительная записка» – А откуда Вы знаете мою фамилию и инициалы? – удивился тот.
      – Все ваши личные дела у меня в каюте. Изучить 14 дел для меня не составляет никакого труда. Так что пишите.
      – А что писать?
      
      – Ну, если Вы не знаете что писать, тогда я Вам продиктую. Пишите:
      – Я, матрос Попков И.П., находился в самовольной отлучке с 13 часов дня до 21 часа вечера. В это время я побывал там-то и там то, то есть дальше описываете в произвольной форме.
      Слегка высунув от напряжения язык, Попков старательно описывал, где он был и с кем.
      – А теперь, распишитесь и поставьте сегодняшнее число, – сказал Антон, когда тот закончил писать свое сочинение.
      Пока он писал, начали подходить другие матросы. Антон раздал каждому по листку бумаги, и процедура написания объяснительных записок повторилась. К 23 часам все самовольщики прибыли, написали свои объяснительные записки, и ушли спать. Не было только Нестеренко и Кулиева. Антон забрал все творения самовольщиков и ушел в свою каюту.
      – Товарищ командир, а что делать мне?
      – Действовать по инструкции, то есть сходить доложить дежурному по дивизиону, что все самовольщики прибыли, кроме Кулиева и Нестеренко. А когда они вернутся, приведешь их ко мне в каюту.
      Через полчаса в дверь постучали, и в каюту, смущенно улыбаясь, вошли Нестеренко и Кулиев. Они оба были по пояс голые.
      – Товарищ командир, Вы нас искали? – начал Нестеренко. – Мы тренировались в трюме, а потом легли на маты и проспали допоздна.
      – Товарищи матросы, выйдите отсюда, оденьтесь и доложите, как положено, о прибытии из самовольной отлучки.
      – Ну что Вы, товарищ командир, мы были на корабле.
      – Кру-гом! – скомандовал Антон.
      Они вышли и вскоре вернулись, одетыми по форме. Антон выдал им по листу бумаги и по ручке и приказал идти в столовую писать объяснительные записки. Матросы пытались пререкаться, но когда Антон прикрикнул на них, они вдруг преобразились:
      – Что, в командиры поиграть захотелось? – ощерив зубы, вдруг нагло заговорил Нестеренко. – Так вот запомни: на корабле вы только днем командиры, и то липовые, а ночью командуем мы, годки. И ты нам ничего не сделаешь.
      – Вы, мягко говоря, заблуждаетесь, уважаемый Петр Степанович, – с издевкой, заговорил Антон. – Завтра, Вы запоете по другому! Кулиев уже имеет 17 самоволок и пойдет под трибунал. Да и Вам я после такой пламенной речи хорошей службы не обещаю.
      – Что Вы нас пугаете? – перейдя снова на Вы, заговорил Нестеренко. – У Вас даже не хватит смелости доложить по команде, что мы были в самоволке.
      – И здесь вы не правы. Ваши фамилии уже фигурируют в докладе дежурного по дивизиону за сегодняшний день.
      – Врёшь, сука, – вдруг заорал Кулиев, и со всего маха ударил кулаком по столу. Лежавшее на столе толстое стекло разлетелось вдребезги. – Мы не выйдем из твоей каюты, пока ты не дашь нам слова, что не будешь никому и ничего докладывать.
      – Сейчас вы у меня не только уйдете, вы вылетите отсюда как пробки, – спокойно ответил Антон. Он открыл сейф. Вырвал из него пистолет и, передернув затвор, навел на преступников. – Предупреждаю, в случае неповиновения стреляю на поражение.
      Матросы на секунду оцепенели, а затем пулей выскочили за дверь. Антон взял из стола ремень с кобурой, подпоясался, вложил пистолет в кобуру и вышел в коридор. Оба преступника тихо, как мыши, сидели за столом и
строчили объяснительные записки. Антон внимательно прочитал все, написанное ими, и приказал добавить что, по возвращении из самовольной отлучки они вели себя с командиром корабля грубо и нагло. Они молча дописали и, поставив росписи и даты, попросили разрешения идти спать.
      – Идите, – приказал Антон. – И не вздумайте колобродить! Немедленно арестую и посажу в коффердам.
На другой день, сразу после подъема флага, на корабль прибыл заместитель командира дивизиона по политчасти капитан третьего ранга Берендеев. Не дослушав до конца доклад командира, он зарычал:
      – Товарищ Родионов, я понимаю, Вы человек здесь случайный, и Вам наплевать на честь нашего коллектива, но…
      – Извините, товарищ капитан третьего ранга. Давайте пройдем в мою каюту, и там я с удовольствием выслушаю все, что Вы обо мне думаете, а я попробую высказать свое мнение.
      – Молчать! – рявкнул Берендеев. От него несло крепким перегаром. – Вам рано еще иметь свое мнение.
      В это время прибежал рассыльный дежурного по дивизиону и сообщил, что командира МДК-20 вызывает начальник политотдела бригады.
      – Ну вот, началось, – обреченно сказал Берендеев. – Идите, отмывайтесь! – обратился он к Антону.
      – А я, вроде, ничем себя не запятнал, – огрызнулся тот. – А Вы со мной?
      – Нет-нет, – замахал руками замполит. – И вообще Вы меня не видели.
      Антон усмехнулся, собрал все объяснительные записки и отправился в штаб бригады. Не доходя несколько метров до КПП, он увидел коренастого, плотного капитана 1 ранга и худенького, светловолосого капитан-лейтенанта, стоявшего перед ним навытяжку.
      – Товарищ Стафеев, – услышал Антон голос капитана 1 ранга. – Вы опять навеселе?
      – Никак нет, товарищ капитан 1ранга, – ответствовал тот. – Просто вчера я был на свадьбе. Ещё не отошел от изрядной дозы спиртного. Ну, сами понимаете, свадьба есть свадьба.
      – Вы всегда найдете отговорку. Вот бы Ваш папочка услышал Вас. Воспитываешь Вас, воспитываешь, а с Вас все как с гуся вода.
      Тут лицо капитан – лейтенанта преображается. Он доверительно наклоняется к собеседнику и проникновенно говорит:
      – Вячеслав Иванович, да хватит Вам меня воспитывать, ведь я бы Вам не доверил воспитывать даже Ваших собственных детей, не только офицеров.
      Капитан 1 ранга отшатывается от крамольника, как от чумы, и тут вдруг видит Антона, который в этот момент поравнялся с ними и, конечно же, слышал последние слова.
      – А Вы кто такой? – обратился он к Антону.
      – Старший лейтенант Родионов, – приложив руку к козырьку фуражки, представился тот.
      – А, так это на Вашем корабле матросы ходят толпами в «самоволку» при живом командире на борту. Подождите возле моего кабинета. Я сейчас приду.
      Он повернулся снова к капитан-лейтенанту, но того уже и след простыл. Четверть часа спустя Антон стоял навытяжку перед начальником политотдела, капитаном 1 ранга Сойкиным. Удобно устроившись в своем кожаном кресле, тот сварливо отчитывал командира, вступившего в исполнение должности всего три дня тому назад, обвиняя его во всех смертных грехах и не давая открыть даже рта. Антон терпеливо ждал. Из головы не выходила фраза, недавно брошенная незнакомым капитан-лейтенантом этому политработнику, отвечающему за моральный облик всей бригады. Он никак не мог понять, как можно
отчитывать взрослого человека, командира корабля, уже много лет отслужившего в вооруженных силах, даже не выслушав его и не вникнув в суть дела. Упреки сыпались как из рога изобилия.
      – Товарищ капитан 1 ранга, а может, Вы меня сначала выслушаете? А то как-то некрасиво получается, Вы меня ругаете, а я не знаю за что, – устав выслушивать упреки, перебил его Антон.
      – Нечего мне Вас слушать. Достаточно того, что Вы были на корабле, а Ваша команда вся ушла в самоволку.
      – Товарищ капитан первого ранга, я бы мог принять такое обвинение, если бы я стоял у трапа, а матросы незаметно сбежали, или я прокомандовал кораблем хотя бы месяц. Но ведь именно я обнаружил их отсутствие и принял все меры, чтобы это не стало незамеченным.
      – А что еще Вы можете сказать в свое оправдание?
      – Да я не собираюсь перед Вами оправдываться. Я считаю, подобные случаи являются свидетельством низкой организации службы и порядка во всей бригаде. Ведь я только позавчера вступил в должность и сразу наткнулся на нежелание своих подчиненных выполнять законы и Устав ВМФ.
      – Вы еще слишком молоды, чтобы судить о таких вещах!
      – Так точно, товарищ капитан 1 ранга, слишком молод, – отчеканил Антон. – Только, разрешите заметить, Наполеон в таком возрасте уже был генералом.
      – Ну, Вы далеко не Наполеон.
      – А Вы вроде тоже не Робеспьер. Тем более нам это понятно еще из школы: «В твои года не должно сметь свое суждение иметь!».
      – Вон отсюда! Я еще с Вами разберусь!
      – Есть! – весело ответил Антон и, четко повернувшись кругом, вышел из кабинета.
На пирсе его встретил дежурный по кораблю:
      – Товарищ командир, Вас вызывает комдив, злой как черт.
      – А чему же ему радоваться, если вы ему такую свинью подложили?
      – Да мы не хотели. Просто так получилось.
      – Прокурор разберется, – скаламбурил Антон. Лицо дежурного вытянулось.
      – Неужели этим делом займется прокуратура?
      – А ты как думал? – продолжал нагнетать обстановку Антон, хотя теперь он слабо надеялся, что к нарушителям вообще будут приняты жесткие меры.
      Он прошел к себе в каюту и решил дальше действовать строго официально. Он написал подробный рапорт на имя командира дивизиона с просьбой провести дознание по случаю грубейшего нарушения воинской дисциплины матросами Нестеренко и Кулиевым.
      Прибыв в штаб дивизиона, он подробно доложил капитану 3 ранга Потапову о происшествии, и тут же положил на его стол только что написанный рапорт.


Малый десантный корабль проекта 126 «Строитель»
      
      
      – Что, сбежать собрался? Чуть получил по загривку, и раскис?
      – Никак нет, товарищ комдив. Я не из тех, кто раскисает. Прочитайте сначала то, что написано в рапорте.
      Потапов удивленно взглянул на Антона и стал читать.

      – Ничего себе, – задумчиво сказал он. – Неужели эти подонки решились открыто попереть против командира?
      – Наверно, узнали, что я временный командир. Вот и обнаглели.
      – Кстати, – перебил его Потапов. – Могу Вас поздравить. Вы уже не временный, только что мне позвонили из штаба флота и сообщили номер и дату приказа о Вашем назначении командиром МДК-20. Рапорт я Ваш рассмотрю, а Вы можете писать рапорт о командировке в Севастополь, чтобы сняться там со всех видов довольствия и подготовить семью к переезду на постоянное место Вашей службы в Одессу.
      – Ничего себе, – протянул Антон. – Опять без меня меня женили.
      – Да не жалей ты, – остановил его Потапов. – Одесса не хуже, чем Севастополь, да и жизнь на десантных кораблях чуть-чуть покомфортней.
      Через неделю, когда Антон, рассчитавшись со всеми службами на старом месте, вернулся на свой корабль, он узнал, что старший лейтенант Вахрушев, по приказу командира дивизиона провел дознание по случаю самовольной отлучки матросов МДК-20. Он вынес постановление о привлечении матроса Кулиева к уголовной ответственности за многократное оставление им воинской части самовольно. Командир дивизиона вызвал Антона, передал ему все документы и приказал лично отнести их военному прокурору гарнизона.
      Военный прокурор гарнизона, полковник Скоробогатов, встретил Антона очень любезно, внимательно расспросил его, а затем небрежно отбросил папку с делом Кулиева в сторону.
      – Дело не стоит выеденного яйца, – спокойно сказал он. – Накажите его своей властью, и дело с концом.
      – Товарищ полковник, мы постоянно твердим своим подчиненным, что самовольное оставление части дважды в течение полугода является воинским преступлением, а Вы, прокурор гарнизона, рекомендуете мне свести его до уровня простого проступка для человека, совершившего за два года 18 самовольных отлучек? Как же мне тогда воспитывать людей, совершающих менее тяжкие проступки?
      – А это уже Ваше дело. Я санкции на его арест и подготовку дела в суд не дам. Не такое сейчас время.
      – Так может, поменяемся местами? – вспылил Антон. – Вы пойдете командовать десантным кораблем, будете «воспитывать» преступников, а я посижу в Вашем кресле?
Полковник побагровел. Все его благодушие вмиг куда-то испарилось.
      – Да как Вы смеете со мной так разговаривать? Да я Вас… – заорал он.
      – Да ничего Вы мне не сделаете! – прервал его Антон. – Чтобы меня привлечь к уголовной ответственности, необходимо иметь разрешение министра обороны СССР, а Вы даже настоящего преступника не можете привлечь к заслуженной ответственности.
      Он резко повернулся и пошел из кабинета.
      – Стойте! – заорал полковник снова. – Приведите ко мне завтра Вашего Кулиева, я с ним поговорю. А о Вашем поведении я сообщу Вашему старшему морскому начальнику.
      
               
Мичман Кудинович М.Н.                Мичман Тимченко А.С.

      На другой день Антон лично доставил Кулиева к прокурору гарнизона. Тот в присутствии Антона разъяснил матросу суть дела, выдал ему письменное подтверждение о том, что результаты дознания приняты прокуратурой и в случае повторного, грубого нарушения воинской дисциплины Кулиев будет привлечен к уголовной ответственности. Затем он, как ни в чем не бывало, дружески распрощался с Антоном.
      Даже такой исход дела сыграл положительную роль в деле дальнейшего укрепления воинской дисциплины и воспитания воинов на корабле. Остальных участников этого скандала Антон наказал своей властью. Надо сказать, что только сам факт оформления уголовного дела на матроса по случаю самовольной отлучки значительно укрепил дисциплину и авторитет пребывания Антона в этом дивизионе. Ни один матрос или старшина дивизиона не смел пререкаться с командиром корабля. На корабле больше не было ни одного случая самовольного оставления корабля. Все члены экипажа сделали соответствующие выводы. Только матрос Нестеренко не хотел смириться с создавшимся положением. Он всеми силами пытался сохранить свой авторитет. После того, как дело с матросом Кулиевым было закрыто, Антон объявил об этом всему экипажу. Матросу Нестеренко он объявил 5 суток ареста и отправил его на гарнизонную гауптвахту.
      Пока матрос Нестеренко находился на гауптвахте, на корабль прибыл мичман В.С.Литвинец. Он был назначен на должность старшего боцмана – помощника командира корабля. Он был почти на десять лет старше Антона, но никоим образом не пытался этим воспользоваться. Он был крепко сложен, хорошо воспитан, доброжелателен и к начальникам, и к подчиненным. Он в совершенстве знал корабль и боцманское дело. Кроме того, он прекрасно знал почти каждого члена экипажа. И матросы знали и любили Виталия Степановича. Антон с первого взгляда понял, что в его распоряжение прибыл хороший человек и толковый командир-воспитатель. И он не ошибся. За все время совместной службы у него не было ни одного случая убедиться в обратном. Узнав о том, что Нестеренко сидит на гауптвахте, Виталий Степанович сказал:
      – Товарищ командир, может, Вы и правильно сделали, посадив его на «губу», только Вы имейте в виду, что он очень хороший боцман и пользуется большим уважением у матросов всего дивизиона. Так что мой Вам совет – постарайтесь найти с ним общий язык.
      – Да я, в принципе, не против. Даже, наоборот, я пытался это сделать. Только Ваш подзащитный, помимо вышеуказанных качеств, обладает непомерным нахальством и повышенными амбициями. Кроме того…
      В это время к Антону подошел его старый знакомый, матрос Сенявин. Он снова стоял рассыльным дежурного по КПП и пришел сообщить, что к Антону прибыли гости, какой-то сухопутный капитан с женой и с ребенком.
      Извинившись перед помощником, Антон двинулся вслед за рассыльным, ломая голову, кто же это из его бывших сухопутных сослуживцев рискнул приехать в гости
в самое пляжное время, не предупредив заранее. Каково же было его удивление, когда, подойдя к КПП, он узнал свою собственную жену и сына. Рядом с ними, улыбаясь до ушей, стоял его старший брат Виктор. Приехав с Дальнего Востока в отпуск, он решил сделать ему сюрприз. Сюрприз, конечно, удался на все сто. Когда Нонна пыталась отговорить его от столь необдуманного шага и хотела предварительно позвонить, он заявил ей:
      – Я никогда не поверю, что в таком солидном городе, как Одесса, нет офицерской гостиницы и что целый командир корабля не имеет там хотя бы одной комнаты. Я, комендант небольшого поселка городского типа, и то имею не только гостиницу для холостяков, но и небольшое семейное общежитие при нем.
      Когда он узнал, что в порту, забитом военными кораблями и судами, такого «пустяка» нет, его удивлению и возмущению не было предела.
      – Что же прикажете нам делать, товарищ командир маленькой воинской части? На улице спать? Или к себе на корабль возьмешь? – все с тем же сарказмом продолжил он. – А я-то уши развешивал, когда ты мне рассказывал, каким порядком и заботой о людях славен ваш Военно-морской флот.
      – К сожалению, Южная Пальмира таким гостеприимством похвастаться не может. Сейчас я позвоню комдиву, попрошу его разрешения взять вас на корабль.
      – Извините, Антон Петрович, я такой властью не обладаю, – ответил комдив, когда Антон рассказал ему о «сюрпризе». – Ты же знаешь, что это прерогатива начальника штаба флота. А беспокоить по этому вопросу начальника штаба КЧФ я не буду. Даю Вам сутки отпуска, я думаю, за это время Вы что-то себе найдете. Антон уныло поблагодарил комдива и стал лихорадочно перебирать в голове возможные варианты поиска ночлега.
       Услужливая память сразу же подсказала ему, что у его сослуживца, старшего лейтенанта Сахарова, жена с ребенком уехала к своим родителям. Но оказалось, Сахаров в этот день был в «отгуле». Не успел он положить трубку телефона, как начальник бюро пропусков, стоявший рядом и слышавший весь этот разговор, вдруг хлопнул себя ладонью по лбу:
      – Вах, какой же я бестолковый, стою и слушаю, как такие красивые люди стоят на моем КПП и ломают себе голову, где переночевать. А в это время моя машинистка Надя, ломает свой голову, где найти хороших людей. У нее как раз только вчера освободилась комната и здесь, рядышком, на улице Приморской. Быстренько, берите свои вещички и идите к Наде, скажете, Петросян прислал. Я сейчас напишу ей записку.
      Антон облегченно вздохнул. Даже не верилось, что такой сложный узел развязался сам собой. Они поблагодарили судьбу за то, что она им послала такого доброго человека, как Евгений Петросян. Именно от него Антон узнал, что на эстраде восходит новая звезда, его полный тёзка, Евгений Вахтангович Петросян.
      Вечером братья допоздна сидели за столом, потягивали коньячок и делились своими впечатлениями о превратностях службы в армии и на флоте, а Нонна и сын, поужинав вместе с ними, безмятежно спали в отдельной комнате.
      Вскоре после прибытия Виталия Степановича комдив вызвал Антона к себе и приказал готовиться к выходу на Тендру. Приближались осенне-зимние шторма. Экипажу предстояло доставить туда оборудование для маяка и вывезти с Тендровской косы технику и оборудование рыбоперерабатывающих заводов. Антон имел допуск к самостоятельному управлению торпедным катером, поэтому, когда комдив предложил ему взять с собой кого-нибудь из старых командиров МДК, тот вежливо отказался.
Тогда комдив приказал ему перейти на Потаповский мол и начать погрузку техники для маяков. Погода стояла тихая. Слабенький ветерок чуть шевелил флаги на флагштоках. Сыграв аврал, и получив «добро» от оперативного дежурного, Антон спокойно снялся с якоря и взял курс на выход из Практической гавани. Не успел он выйти за линию мола Воронцовского маяка, как почувствовал, что корабль плохо слушается руля. Рулевой, старшина 2 статьи Шепелев, заметив это, сказал:
      – Товарищ командир может надо чуть-чуть добавить обороты, а то нас может вынести на волнорез.
      Антон согласился и приказал Лабушняку прибавить обороты. Описав почти правильную кривую влево, Антон, как ему казалось, вышел на курс, обеспечивающий точный заход корабля на швартовку. Но не тут то было. Как только он сбавил обороты, ветер, дувший в левый борт, начал сносить МДК вправо. Антон приказал застопорить левый двигатель, чтобы выйти влево, но МДК продолжал стремительно катиться на огромные камни, которые в изобилии были разбросаны справа от Потаповского мола. Пришлось отказаться от маневра и зайти на швартовку снова. Но и вторая попытка не увенчалась успехом. На молу уже начала собираться толпа. В ней слышался смех. Некоторые мичманы откровенно издевались над командиром, давая ему колкие советы. Многие из них командовали десантными плашкоутами и знали швартовое дело до тонкости. Наконец, кое-как приноровившись к новому кораблю, с пятой или шестой попытки, ему удалось приткнуться к молу. Такое на первый взгляд нехитрое дело, как швартовка заняла часа три, а то и больше. Только теперь до командира дошло, что зря он отказался от помощи, предложенной комдивом. Малый десантный корабль обладает, по сравнению с ТКА, гораздо худшей маневренностью. Превышая по водоизмещению торпедный катер «Комсомолец» более чем в 10 раз и по длине в два
раза, малый десантный корабль имеет главные двигатели в три раза слабее, чем у него. А если сюда еще добавить малую осадку и большую парусность МДК, то сразу станет понятно, каково управлять таким кораблем в свежий ветер. А ветер-то как раз и усилился, пока командир так неумело швартовался.
      Началась погрузка техники и оборудования в трюм. Когда погрузка подходила уже к концу, на причале появился загорелый матрос с густой светлой бородой. Увидев Антона, он перешел на строевой шаг и направился к нему.
      – Товарищ командир, – остановившись в трех шагах от Антона и приняв строевую стойку, начал он свой рапорт, – матрос Нестеренко из санатория прибыл.
      – Я вижу, «санаторий» Вам пошел на пользу. Имеете отличную строевую выправку. Идите, сбривайте свою бороду, приводите себя в порядок и врастайте в корабельную жизнь. А, кстати, с кем вы прибыли с гауптвахты?
      – Командир дивизиона прислал за мной почетный эскорт в лице мичмана Портного, товарищ командир.

      ГЛАВА 4. ПО МЕСТАМ БОЕВОЙ СЛАВЫ

      Закончив погрузку, Антон испросил разрешения у оперативного дежурного, снялся со швартовов и взял курс на Тендровскую косу. Поход на Тендровскую косу для большинства командиров считался таким же рядовым делом, как перейти от одного причала к другому. Но Антон не очень то доверял ни этим рассказам, ни морю. Он сразу же, как только узнал о предстоящем выходе, развернул карту южной части Черного моря. Освежил в памяти все
приметные ориентиры, огни и знаки. Въедливость флагманского штурмана бригады торпедных катеров, капитана 2 ранга Григорьева, который заставлял учить на память огни и знаки до мельчайших подробностей, не прошла даром. А вот сведений о самой косе в лоции оказалось слишком мало. Поэтому он решил проконсультироваться с дивизионным штурманом. Михаил Макарович подробно рассказал о всех особенностях выгрузки на Тендровской косе:
      – Подходы к Тендровской косе с юга очень ненадежны. При сильных южных ветрах намывает множество баров, да и сама стоянка у берега очень опасна, из-за плохой держащей силы якорей. Может выбросить на берег. Так что я Вам рекомендую, лучше зайдите со стороны Тендровского залива в случае усиления южного ветра.
      Погода была довольно приличная. Легкий южный ветерок подгонял тихоходный МДК. Море чуть-чуть штормило. Рядом с МДК, со стороны берега, резвились дельфины. Вдоволь насмотревшись на их шалости, Антон приказал вахтенному сигнальщику собрать всех свободных от вахты матросов и старшин. Вскоре на ходовом мостике собралась почти вся команда.
      – Товарищи, мы с вами сейчас проходим по акватории, где в 1790 году состоялось знаменитое Тендровское сражение между турецкой эскадрой, насчитывающей 14 линкоров, 8 фрегатов и 23 вспомогательных судна, имевших на вооружении более 1400 орудий, и русской эскадрой, состоявшей из 10 линейных кораблей, 6 фрегатов и 20 вспомогательных судов. На их вооружении находилось в общей сложности 826 орудий. Турецкой эскадрой командовал командующий турецким флотом адмирал Хюсейн, а русской эскадрой командовал уже довольно известный своими победами адмирал Ф.Ф. Ушаков. Сражение длилось более полутора суток. Русская эскадра разгромила турецкую армаду. Она взяла на абордаж и захватила 1 линейный корабль и еще 2 линкора потопила. И только густой туман помог туркам избежать окончательного разгрома. Благодаря искусству русских моряков и точной стрельбе комендоров, потери турок составили более 2000 человек. Потери русских составили 21 человек убитыми и 25 человек ранеными.
      Моряки внимательно выслушали своего командира, задали несколько вопросов и разошлись очень довольные. Многие из них уже были на Тендре, но о боевом прошлом этих мест услышали впервые.
       Окончив свою небольшую политинформацию, Антон зашел в ходовую рубку, и еще раз внимательно просмотрел все рекомендованные курсы, ведущие в Тендровский залив от места предполагаемого подхода к берегу. И не напрасно. Не успели они пройти и половину пути, как ветер начал усиливаться и вскоре достиг 10 м/сек. Постепенно начала расти и высота волн. Высота волны не превышала 2 баллов, поэтому Антон при подходе к берегу снизил обороты машин до самого малого, выставил впередсмотрящего с лотом и приказал находиться всем по местам высадки десанта, но при этом крепко держаться, кто за что может. Когда до берега оставалось около 5 кабельтовых, он приказал застопорить левую машину, и тихонечко пошел вперед на одной. И вовремя. Не успел корабль полностью снизить ход до самого малого, как раздался страшный удар. Корабль задрожал всем корпусом. Скорость резко уменьшилась, но он продолжал продвигаться вперед.
      – Стоп моторы! – скомандовал Антон. – Осмотреться в отсеках!
      – Товарищ командир, Вы зря беспокоитесь, – обратился к нему рулевой. – Это, наверное, был песчаный бар. Они здесь встречаются не редко.
      – Если это бар, тогда почему впередсмотрящий ничего не увидел и не доложил?
      – Да там стоит молодой матрос Назаров, он еще не очень соображает, что к чему. Поставьте туда Нестеренко, тот, наверняка, не пропустит.
      Антон дождался, когда на мостик с докладом пришел мичман Литвинец, и, услышав, что корабль осмотрен и замечаний нет, спросил:
      – Боцман, как Вы смотрите на то, чтобы вместо Назарова поставить впередсмотрящим Нестеренко? Вы без него на баке справитесь?
      – Так точно, товарищ командир, я и сам об этом думал, да что-то постеснялся.
      – Тогда действуйте! Правая самый малый вперед! – приказал он Лабушняку. – Кормовые якоря к отдаче приготовить! – добавил он, обращаясь к Литвинцу.
      – Якоря к отдаче готовы! – заверил тот.
      Не прошло и минуты, как с носа раздался громкий крик:
      – Бар прямо по курсу! Очень высокий.
      – Стоп моторы! Отдать правый якорь! – скомандовал Антон. Машина затихла, и одновременно раздался грохот якорной цепи. Вслед за этим раздался мощный удар в нос, и корабль «завис» на баре, который оказался почти под самой кормой. Корма несколько приподнялась.
      – Осмотреться в отсеках! – приказал командир.
      – Корабль осмотрен, замечаний нет, – вскоре доложил боцман. – Только напрасно мы отдали якорь. Вряд ли он нам поможет.
      – Ничего, если он нам не поможет, то и не помешает.
      Бар был такой высокий, что даже с мостика было видно, что корабль стоит, как на киль-блоке. Стало ясно, что рисковать больше не следует. Надо сниматься с бара и идти в Тендровский залив. К счастью долго дергаться не пришлось. Как оказалось, после подборки якорь-цепи, на клюзе было около 60 метров. Якорь хорошо взял.
      – По местам стоять! С якоря сниматься! – скомандовал Антон. Получив доклады о готовности, он приказал: – Правая вперед, левая самый малый назад!
      Завыли моторы и корабль, содрогаясь всем корпусом, медленно пополз вправо.
      – Якорь-цепь к выборке приготовить! – продолжал командир и как только получил доклад о готовности, добавил: – Стоп левая! Пошел брашпиль!
      Якорь-цепь надраилась, как струна. Корма дрожала как в лихорадке.
      – Левая самый малый назад! – скомандовал он и, минуточку выждав, добавил: – Обе малый назад!
      Дрожь прекратилась, и корабль плавно сполз с бара.
      – Стоп моторы!
      Получив доклад о том, что якорь в клюзе, Антон приказал лечь на рекомендованный курс, ведущий в Тендровский залив. С большой осторожностью, но без особых приключений они пробрались внутрь мелководного залива. Тендровский залив тоже изобиловал барами, но они были не такими высокими и мощными. Немного поманеврировав между барами, они отдали оба кормовых якоря, и приткнулись носом к берегу в двух милях восточнее маяка Тендровский в районе заброшенного рыбзавода. Никакого причального оборудования здесь не оказалось. Только недалеко от уреза воды одиноко торчал пятидюймовый столб, который мичман Литвинец и использовал как швартовую тумбу для правого швартова. Левый швартов решили обвести вокруг основания полуразваленной коптильной печи. Наблюдая, как ловко и сноровисто Нестеренко работал и с лотом и со швартовами, Антон убедился, насколько прав его новый помощник. Не успел МДК закончить швартовку, как на берег прибыли служители маяка. Они вместе с матросами быстро освободили трюм и начали перевозить все на маяк. Каждый рейс на маяк и обратно занимал около часа, так как
маячники не только вывозили оборудование с МДК, но одновременно грузили его старым демонтированным оборудованием. Когда разгрузочно-погрузочные работы уже подходили к концу, ветер вдруг резко усилился и начал менять свое направление с южного на восточное. Волны с остервенением начали бить в левый борт. Стемнело. Антон решил не рисковать и остаться до утра на швартовах и якорях. После ужина он пригласил к себе матроса Нестеренко. Задав ему несколько вопросов о порядках на гауптвахте и его самочувствии после «курорта», Антон попросил его немного рассказать о себе. Нестеренко на все вопросы отвечал односложно и открывать душу не торопился.
      – Я наблюдал сегодня за Вашими действиями во время плавания в сложных условиях и должен сказать, они мне понравились. Я вижу, что Вы опытный и толковый моряк и не могу понять, зачем Вы портите свою репутацию, грубо нарушая дисциплину. Тем более, что и в Вашей характеристике указано, что Вы были требовательным старшиной и классным специалистом-минометчиком. Я Вам настоятельно рекомендую пересмотреть свое отношение к своим начальникам и к службе в целом. Вам осталось служить еще три месяца, и я смогу ходатайствовать о восстановлении Вашего воинского звания.
      – Не надо мне лапшу на уши вешать, товарищ командир. Все вы добрые, когда Вам что-то надо, а как только человек споткнется, так готовы сожрать его с потрохами.
      – Извините, Петр Степанович, но мне лично от Вас ничего не надо. Крепкой воинской дисциплины и порядка на корабле требует наш воинский долг и здравый смысл. Вы служите третий год и не понаслышке знаете, чем чревато отсутствие крепкого коллектива на кораблях.
      
      – Зря стараетесь, все равно мы друг друга не поймем. Разрешите идти?
      – Очень жаль. Но подумать я Вам все-таки советую.
      Не успел Антон закончить беседу, как зазвучал сигнал аврала. Левый швартов перерезал фундамент коптильни, и она развалилась. Мощный боковой ветер стал заваливать корабль на берег. Пришлось перенести швартов на другую печь, но ее фундамент выглядел еще более хлипким. Вспомнив донузлавский опыт, Антон приказал забить по периметру печи несколько труб, которые имелись на корабле. Это позволило до утра простоять более-менее спокойно. К утру ветер значительно ослабел, и, посоветовавшись с помощником, Антон решил сниматься со швартовов и якоря и возвращаться на базу. Вернувшись в Одессу, Антон уже более уверенно ошвартовался лагом к кораблю, стоявшему носом к причалу. Хотя в груди все трепетало от возможного фиаско и позорных усмешек и реплик старых десантников. Закончив разгрузку и доложив командованию о проделанной работе, Антон провел со всем экипажем подробный разбор выхода в море. При этом он отметил слаженные действия экипажа и особенно четкие действия матроса Нестеренко.
      – Посидел на губе, а теперь прогибаешься, – услышал он голос Кулиева. Нестеренко промолчал, только нервно дернул головой в сторону Кулиева.
      Вернувшись в свою каюту, Антон снова взялся за изучение теории управления кораблем. Когда он добрался до раздела «Управление десантным кораблем в штормовых условиях», он с удивлением узнал, что кораблю с механическим двигателем не чужды многие свойства парусного судна. Даже термины «берег набегает» или «берег уплывает», которыми пользовался американский адмирал, были до боли знакомы из теории управления парусной шлюпкой. Антон в очередной раз пожалел, что ему и его однокурсникам так и не удалось пройти практику
на парусном судне. Закончить изучение этого ценного труда ему не удалось и на сей раз. За дверью каюты командира послышались шаги множества ног и визгливый голос Кулиева, который укорял Нестеренко в том, что он предал своих «годков» и продался командиру.
      – Да в гробу я видел этого командира, – явно стараясь, чтобы его слова достигли ушей Антона, отвечал ему Нестеренко. – Пусть он сначала научится швартоваться, может тогда я снизойду до разговора с ним, а пока пусть он… – и многоэтажный мат завершил это эмоциональное высказывание.
      – Товарищ Нестеренко, Вы случайно не забыли, что Вы находитесь на борту корабля, а не в таверне? – спросил Антон, выходя из каюты.
      – Да я не забыл, а вот эти козлы явно забыли, кто такой Нестеренко, – и он добавил еще пару крепких словечек. Антон побледнел.
      – Зайдите ко мне в каюту! – холодно сказал он. Пропустив матроса в каюту, он плотно закрыл за собой дверь, и приказал ему сесть на стул, стоящий возле командирского стола. Сам уселся в кресло командира и спокойно сказал:
      – Товарищ Нестеренко, штормовая погода не позволила нам закончить нашу беседу. Я полагаю, теперь нам ничто не помешает. Я Вам настоятельно рекомендовал подумать о своем поведении. Вы явно пренебрегли моим советом и пошли на поводу своего одногодка, который всю службу посвятил пьянству и самовольным отлучкам, в то время как Вы честно служили своей Родине. Идя на поводу у таких вот Кулиевых, Вы грубо нарушили законы морали и права. За это Вы и поплатились и своим званием, и своей должностью. Но у Вас еще есть возможность восстановить свое доброе имя. Правда, после Вашей выходки это будет сделать трудней. Но, так уж и быть, я найду в себе силы пережить оскорбление, нанесенное Вашими словами. Конечно, если Вы найдете в себе силы публично извиниться.
      – Да никогда! – с пафосом воскликнул тот. – Никогда я не буду перед Вами прогибаться.
      – Я это уже слышал. Если Вы до утра не измените своего мнения, тогда мне придется Вас ломать. А этого мне очень не хотелось бы делать. До свидания!
      На следующий день, во время построения команды на подъем флага ВМФ, Антон вывел матроса Нестеренко из строя.
      – Товарищ матрос, Вы ничего не хотите сказать своим товарищам?
      – Никак нет, товарищ старший лейтенант, – громко и явно с вызовом ответил он.
      – Очень жаль, а я все-таки надеялся на Ваше благоразумие. Теперь, пеняйте на себя, а я не имею права позволить Вам вести себя подобным образом.
Он вкратце объяснил экипажу суть дела и объявил:
      – За мелкое хулиганство матросу Нестеренко объявляю 5 суток ареста и предупреждаю, что впредь он будет большую часть службы проводить на гауптвахте. Впредь даже за мелкое нарушение, за которое я мог бы объявить замечание, выговор или наряд вне очереди, Нестеренко будет получать 5 суток ареста. И так будет до 31 декабря, а 1 января я сложу все сутки, которые он проведет на гауптвахте, и он их будет дослуживать уже в следующем году.
      Нестеренко побледнел. Он знал, что закон на стороне командира и угроза имеет вполне реальную основу, но уныло ответил «есть!» и стал в строй.
      В тот же день Антон лично отвел его на гауптвахту, попросив её начальника, если потребуется, добавить ему еще пяток суток.
      – Это у нас не заржавеет, – успокоил тот командира.
      К удивлению Антона ровно через 5 суток из комендатуры раздался звонок с просьбой прислать кого-то забрать арестованного. Он послал мичмана Литвинца и попросил его зайти к начальнику гауптвахты и узнать, как вел себя матрос. Ровно через час Виталий Степанович стоял перед командиром и докладывал, что матрос Нестеренко удивил всю гауптвахту своей дисциплинированностью.
      – Ну, что ж, товарищ Нестеренко, надеюсь, и на корабле Вы теперь продолжите эту добрую традицию, – обратился командир корабля к штрафнику.
      – Не надейтесь, – насупившись, ответил тот.
      – Воля Ваша, значит завтра, пойдете снова на гауптвахту.
      На другой день Антон по пустяку придрался к Нестеренко и снова объявил ему 5 суток ареста. Когда главный старшина Лабушняк привел Нестеренко на гауптвахту, комендант гарнизона, полковник Ордян, приказал вызвать к себе командира корабля.
      – Товарищ командир, объясните мне, пожалуйста, почему матрос, который так прекрасно себя ведет на «губе», у Вас нарушитель дисциплины? – спросил он. Антон вкратце осветил полковнику суть проблемы.
      – Товарищ матрос, а что Вы можете сказать по сути Вашего поведения? Почему Вы так упорно не хотите исправляться?
      – Командир ко мне придирается.
      – Что? – взревел тут полковник. – Раз тебе так нравится сидеть у нас, я от себя лично добавляю Вам 5 суток и предупреждаю, если у Вас будет хотя бы еще одно замечание, я Вам объявлю еще 10 суток ареста. То же самое будет, если за эти 10 суток Вы не выучите наизусть по 30 первых статей из всех уставов Вооруженных сил СССР. Товарищ командир, – обратился он к Антону. – Я лично проверю его, Вы, пожалуйста, не беспокойтесь.
      Ровно через 10 суток мичман Литвинец привел заросшего Нестеренко на корабль. Полковник Ордян не нашел изъянов в его поведении и ответах и счел возможным отпустить его без «добавки». Виталий Степанович рассказал, как полковник Ордян экзаменовал своего «крестного» и как Нестеренко просил его походатайствовать перед командиром, чтобы тот простил его, а он уж оправдает их доверие.
      – Товарищ командир, может, простим его, ведь неплохой парень, – закончил он свой доклад.
      – Простим, но только при условии, если он публично извинится за свое хамство. Я слов на ветер не бросаю.
  То же самое Антон объявил и Нестеренко, когда тот пришел в его каюту со словами извинений.
      – Товарищ командир, не отправляйте меня больше под арест. Я публично извинюсь перед Вами на ближайшем комсомольском собрании, только не выводите меня перед строем.
      – Ладно, – сказал Антон. – Подождем до следующего собрания.
Следующее комсомольское собрание по плану должно было проходить через 2 недели, но ровно через три дня в каюту Антона пришел замполит:
      – Командир, во сколько у Вас сегодня комсомольское собрание?
      – Извините, Вы что-то перепутали, товарищ капитан 3 ранга, у нас по плану собрание в следующую пятницу.
      – А Ваш групкомсорг пригласил меня на собрание сегодня.
      – Так у него и уточняйте. Я на сегодня никакого собрания не планировал.
      – Ладно, командир, не горячись, комсомольцы решили сделать Вам сюрприз.
      – Тогда считайте, что они уже сделали его, а я к собранию еще не готовился, так что собрания не будет.
      – Нет, будет. Я добро дал. Они затеяли хорошее дело.
      Такого собрания Антон не видел ни до, ни после этого. Секретарь комсомольской группы выступил с обширным докладом, в котором, не жалея себя и других, подробно изложил состояние дел на корабле и дисциплины. Он не обошел стороной и Нестеренко. После этого выступали все до одного комсомольца и клялись, что ни один из них больше не позволит нарушать дисциплину ни себе и ни другим. С яркой покаянной речью выступил и матрос Нестеренко. Он осудил свое поведение, извинился перед Антоном и предложил комсомольцам принять на себя повышенные обязательства. Он призвал всех добиться, чтобы к седьмому ноября корабль был объявлен отличным. «Ну и жох, – сначала подумал Антон. – Надо же так организовать этот фарс». Но, чем дальше шло собрание, тем больше он проникался уважением к организаторским способностям Нестеренко.
      После этого собрания экипаж как будто подменили. Матросы и старшины образцово несли службу нарядов, все до одного приобрели или повысили классность, каждый по своей специальности. Под руководством Литвинца и Нестеренко выдраили и выкрасили весь корабль от киля до клотика и привели в образцовое состояние оружие и технические средства. Все проверяющие только диву давались. Когда накануне празднования дня Великой Октябрьской Социалистической революции были подведены итоги социалистического соревнования, корабль занял одно из первых мест в бригаде и по количеству классных специалистов, и по организации службы. Ему одному из первых в бригаде было присвоено звание «отличного корабля». Не «ударил в грязь лицом» и командир корабля. Он успешно подтвердил допуск к самостоятельному управлению кораблем. Научился хорошо швартоваться в любую погоду, хотя старые десантники еще долго подтрунивали над его первыми швартовками.
      
      ГЛАВА 5. ЛЕДОВЫЙ ПОХОД

      Незаметно пришла зима. Одесский залив зимой замерзает редко, но в том году легкий ледяной припой появился у берега моря уже в конце ноября. Однажды, зайдя в штаб дивизиона, Антон обнаружил там множество людей, лица которых ему показались знакомыми. Оказалось, это группа артистов Одесской киностудии пришли просить комдива направить десантный корабль в Каролино-Бугаз, чтобы забрать огромные макеты кораблей, которые, если не пропадут, то будут сильно повреждены, если вмерзнут в лед. Киностудия не предполагала, что зима начнется так рано, и не включила в смету на этот месяц депортацию макетов.
      – Вам же все равно надо отрабатывать Ваши задачи боевой подготовки, – уговаривал комдива невысокий, седоволосый, подвижный как ртуть, мужчина. – Я когда-то служил на флоте и знаю, что Вам это не будет стоить ни копейки.
      Комдиву явно не хотелось ввязываться в это дело, и в то же время по его лицу было видно, что он не прочь помочь киношникам.
      – Рад бы в рай, но грехи не пускают, – вяло отбивался он от наседавших артистов. – Я только что от оперативного, почти весь залив уже скован льдом. У меня нет ледокола, чтобы вытащить МДК из ледового плена в случае неудачи. А сам малый десантный корабль не сможет проломить лед даже толщиной 5 сантиметров.
      – Да мы только что наблюдали, как сухогрузы спокойно входят в залив и выходят из него.
      – Ну, нашли с чем сравнивать малютку МДК. Да эти сухогрузы могут взять на борт эти МДК, как он сам может забрать ваши макеты. Хотя у нас есть командир – северянин, может, он возьмется за выполнение такой непривычной для южан задачи, – наконец сдался он, увидев, что Антон слушает их беседу. – Тем более у него еще не полностью выбран лимит по моторесурсу на этот год.
      – Командир, миленький, помоги! С нас директор киностудии шкуру сдерет, если мы не вытащим эти макеты.
      – Извините, я хоть и северянин, но опыта плавания во льдах не имею.
      – Ничего страшного, – прервал его комдив. – Зато, если корабль вмерзнет в лед, мы будем спокойны. Северянин перезимует, – скаламбурил он.
      – В общем, решено. Берите на борт артистов и отправляйтесь в Каролино-Бугаз. И не мешкайте. С оперативным я договорюсь сам.
      Ровно через час Антон сыграл «Аврал», снялся со швартовов и вышел в открытое море. Толщина льда не превышала 5 см, поэтому Антон решил идти прибрежным фарватером. Ярко светило солнце. Множество кораблей сновало взад-вперед по прибрежному фарватеру, и идти было довольно несложно. Когда до входа в Каролино-Бугаз оставалось около двух миль, из машинного отделения последовал доклад:
      – Товарищ командир, температура масла резко повышается. Наверно, льдом забило кингстоны.
      Антон застопорил ход и приказал очистить кингстоны. На эту операцию ушло около часа. Когда моторы были запущены вновь, оказалось, на бортах МДК образовался приличный ледовый пояс, который значительно сократил и без того низкую скорость МДК. Он еле-еле развивал скорость 6 узлов при полных оборотах машин.
      – Товарищ командир, моторы работают почти на полную мощность, и температура масла постоянно растет. Она уже достигла 100 градусов.
      – Ничего страшного, – весело ответил Антон. – Сейчас мы ее немного снизим.
      Слева от курса он заметил довольно большое свободное ото льда пространство, и ему пришла в голову мысль избавиться от наледи.
      – Руль лево десять, на курс 250 градусов, – приказал он рулевому!
      – Есть руль лево десять, – четко отрепетовал рулевой. – На румбе двести пятьдесят, – через минуту доложил он.
      – Так держать!
      – Есть так держать. Товарищ командир мы идем прямо на кромку сплошного льда.
      – Вот и хорошо, стоп машины!
      Моторы заглохли, корабль, продолжая двигаться вперед по инерции, с ходу вылетел на льдину, и начал ломать её своим весом. Когда корабль, оставив за собой огромную полынью, вышел в полосу битого льда, весь лед, наросший на бока корабля, слетел как шелуха. Когда погрузка макетов кораблей, участвовавших в съемке фильма «Эскадра уходит на запад», закончилась, солнце уже начало резко падать вниз. Мороз стал заметно крепчать. Идти прибрежным фарватером становилось все труднее. МДК, с трудом пробираясь по все более крепнущему льду, прошел траверз маяка «Большой Фонтан». Он взял курс на входной буй на траверзе Воронцовского маяка. Мимо него, но чуть мористее, прошел огромный сухогруз. С большим трудом добравшись до кильватерного следа сухогруза, Антон без особых усилий довел МДК до входного буя, но тут счастье изменило им. Сухогруз, чьим кильватерным следом они воспользовались, пошел дальше, в южную часть залива. Антон, прибавив хода, выскочил из кильватерного следа и взял курс прямо на Потаповский мол. МДК, пройдя всего несколько кабельтовых, сначала замедлил ход, а потом и совсем остановился. Пользуясь опытом, приобретенным
при освобождении от наледи, Антон решил попробовать ломать лед силой веса корабля. Он дал задний ход. Отойдя на полтора – два кабельтова по свеже-пробитому кильватерному следу и набрав максимально возможную скорость, начал ломать ледяное поле. Около двух часов они занимались этим небезопасным делом. МДК сдавал назад и снова устремлялся вперед, чтобы проломить очередные150-200 м льда. Вскоре моторы перегрелись снова.
      – Видно, придется нам здесь зимовать, товарищ командир, – улыбаясь сказал мичман Литвинец. – Я уже приготовил швартовое оборудование, а швартовка явно откладывается.
      – Ничего, Виталий Степанович, если не прорвемся, откроем новую полярную станцию «Южный полюс-25».
      – А почему двадцать пять? – растерянно спрашивает помощник.
      – Да потому, что сегодня 25 ноября. Так, глядишь, и прославимся на всю страну. Да не переживайте Вы так, я уже заказал буксир. Обещали прислать.
       Буксир идти на спасение южных «полярников» что-то не торопился, но им и здесь повезло. Продрейфовав вместе со льдиной около часа они заметили, что по фарватеру, который привел их ко входу в Одесский порт, быстро движется какое-то довольно крупное судно. Антон по УКВ связался с капитаном судна. Судно собиралось заходить в порт. Антон обрисовал сложившуюся ситуацию и попросил его пройти как можно ближе к нему и выйти на его курс. Капитан любезно согласился. Через полчаса Литвинец уже убирал лишние швартовые концы и кранцы. Так закончилась первая и единственная ледовая эпопея в деятельности экипажа МДК-20. Этим же походом закончилась и первая навигация Антона в должности командира МДК. Началась интенсивная подготовка к новому учебному году. Бригада десантных кораблей пополнилась новыми современными кораблями. На смену
МДК прибыли новехонькие средние десантные корабли специальной польской постройки. Они имели новейшее навигационное и радиотехническое оборудование, мощное вооружение, позволяющее не только обеспечивать самооборону от легких кораблей и самолетов противника, но и оказывать эффективную огневую поддержку десанту при его высадке. Достаточно сказать, что на каждом таком корабле, водоизмещением около тысячи тонн, имелось по 2 реактивных установки с дальностью стрельбы более 10 км; по 2 автоматической артиллерийской установки, имеющей скорострельность 2000 выстрелов в минуту. СДК мог уже доставить на берег 6 танков и до роты морской пехоты. При этом и экипажу и десанту обеспечивались приличные условия обитания. Большинство старых десантников, командиров МДК ушли с повышением, кто на должность командира СДК, а кто на должность старшего помощника командира СДК. На смену им прибыли молодые лейтенанты из военных и мореходных училищ. Только Антону, несмотря на значительные успехи, достигнутые его экипажем, никто не предлагал никакой перспективы. Кадровики и политработники свои обиды хранили крепко. Да если подходить к этой проблеме философски, Антон в глубине души даже был доволен, что не надо никуда переезжать. Только за последние два года ему фактически пришлось поменять пять гарнизонов и четыре корабля. Ему уже изрядно надоело менять гарнизоны, корабли, экипажи и сослуживцев. Да и семейное положение не очень-то стимулировало очередное перемещение по службе, даже вверх.


      ГЛАВА 6. ДЫХАНИЕ СМЕРТИ

      Зимний период обучения промчался как в сказке. Командир и его ближайшие помощники усиленно занимались боевой и политической подготовкой. Осенью более одной трети матросов ушло в запас, на смену им прибыли молодые необученные матросы. За короткий период их надо было обучить строевой и огневой подготовке, подготовить к сдаче экзаменов по специальности и допустить к самостоятельному управлению боевым постом. Раньше почти 80 процентов этих задач централизованно решали учебные отряды, а теперь стало модно готовить новобранцев на корабле. Эта задача еще усложнялась тем, что на новые корабли ушли и мичман Литвинец, и, теперь уже тоже мичман, Лабушняк. Вместо них прибыли новый боцман, старшина 1 статьи Гвоздев, и новый старшина команды мотористов, мичман Кудинович. Оба сверхсрочника оказались хорошими, добросовестными воспитателями. Правда, Гвоздев до прибытия на корабль служил в гидроавиации и никак не мог привыкнуть к морской терминологии и освоить все премудрости поддержания корабля в образцовом состоянии, что несколько снижало эффективность его службы, а иногда даже наносило существенный ущерб.
      Этим летом дивизион малых десантных кораблей готовился принять участие в совместных учениях кораблей стран Варшавского Договора. Больше всего доставалось МДК-20 и его командиру. Как только в дивизион прибыли новые командиры кораблей, молодые лейтенанты, капитан 3 ранга Потапов вызвал Антона к себе и без обиняков заявил:
      – Я в этом году собираюсь поступать в академию, мне возиться с молодежью некогда, так что я Вам поручаю «обкатать» молодых командиров. Сначала они походят с Вами. Покажете им, как готовить корабль к приему и
высадке десанта, как управлять кораблем и десантом, а потом походите с каждым из них в море. Я уже запланировал Вам несколько выходов в море с одним танком на борту. С танкистами я тоже договорился.
      – Товарищ комдив, я, конечно, не против, только кто будет отвечать, если они при высадке десанта наломают дров, и на каком основании я смогу требовать от них повиновения?
      – Отвечать, конечно, будешь ты, – засмеялся Потапов. – А что касается всего остального, то я им просто скажу, что, как только придет приказ о моем зачислении в академию, командиром дивизиона будет капитан-лейтенант Родионов. Такой расклад подходит?
      – Конечно. Только есть маленькое «но» и не одно. Во-первых, Родионов – старший лейтенаннт, во-вторых вряд ли Вячеслав Иванович простит мне групповую самоволку, а в-третьих, как только Вы уедете сдавать экзамены…
      – Ладно, ладно, – перебил его Потапов, – не будем так далеко заглядывать. По крайней мере я все документы на Ваше продвижение подготовлю. А Вы готовьтесь завтра же выходить на Санжейку с младшими лейтенантами на борту.
      На другое утро, сразу же после подъема флага, на МДК-20 прибыли три младших лейтенанта. Все офицеры, Славгородский А.А. и Ильенко А.А. и Серов Д.Н., оказались очень исполнительными воинами и добросовестными учениками. Они уже довольно неплохо разобрались в устройстве МДК, уверенно ориентировались на мостике и на корабле в целом. Убедившись в этом, Антон собрал их в своей каюте и провел небольшую лекцию о порядке подготовки корабля к приему и высадке десанта и об особенностях береговой черты в районе Санжейки. Особое внимание он уделил технике безопасности. Вышли из порта в точно назначенное время. При подходе к Санжейке Антон приказал Гвоздеву выбросить за борт надутый спасательный жилет. Все молодые командиры по очереди подходили к дрейфующему жилету и отрабатывали фактические действия по подходу к берегу и высадке десанта. Только потом, когда Антон убедился, что они твердо отработали эти навыки, он приказал Славогородскому первым идти к берегу и высаживать десант. Сам он стоял рядом и старался не вмешиваться в действия стажера. Алексей с первого же захода справился с задачей успешно. Остальные, воодушевленные его успехом, тоже действовали более уверенно, хоть и не так четко. Окончив тренировки, Антон провел разбор действий каждого командира, указав на их ошибки и достижения.
      Когда Антон прибыл с докладом к комдиву, тот его сразу же огорошил:
      – Стажировка молодых командиров у Вас временно прекращается. Вам надо пойти к оперативному дежурному и получить указания на переход в Поти. Выходите завтра утром.
      – Товарищ комдив, через два дня меняются все документы по связи. В штабе новых документов ещё нет. До Поти мне топать почти двое суток, а что если в дороге что-то случится или заштормит?
      – Ничего страшного, если вдруг задержитесь, мы вам дадим шифровку.
      Так и решили. Антон получил все необходимые указания на переход, и уже в 5 часов утра на следующие сутки МДК-20 вышел в открытое море. Погода была чудесная. Ярко светило солнце. Море – почти полный штиль. Легкий ветерок едва шевелил вымпел и флаг на гафеле. МДК не предназначен к дальним переходам. В связи с этим на нем отсутствовало необходимое для десантного корабля штурманское вооружение. Из всего набора навигационных приборов на нем стояли только два магнитных компаса  и вертушечный лаг доколумбовских времен. Никто из командиров вертушечным лагом не пользовался. Даже проверяющие ни разу и ни у кого не требовали установки этого раритета. Каждый выход в море Антон обычно использовал для отработки экипажа по борьбе за живучесть. Учитывая недавние интенсивные тренировки и длительный переход, на сей раз он решил не дергать экипаж. Зато из-за собственной любознательности он решил проверить работу лага…
      – Товарищ боцман, – обратился он к старшине 1 статьи Гвоздеву, когда они вышли из порта, – Вы когда-нибудь видели лаг, с которым Колумб пересек Атлантический океан?
      – Никак нет, – удивленно ответил Гвоздев.
      – Тогда вот Вам описание, изучите его, и как только мы выйдем в открытое море, мы этот лаг поставим.
      Эта идея всем очень понравилась. Через час, поставив на руль выпускника штурманского факультета Одесского мореходного училища Петра Левченко, Антон спустился на ют и помог Гвоздеву развернуть и установить вертушечный лаг. Все свободные от вахты матросы и старшины собрались на юте, чтобы посмотреть на такую диковинку. К удивлению всех скептиков, лаг начал бодро отстукивать пройденные кабельтовы и мили. Антон вернулся на мостик. МДК весело бежал по рекомендованному курсу. За его кормой тянулся трос мехнического лага длиной 50 метров. Не прошло и часу, как на мостик поднялся мичман Кудинович:
      – Товарищ командир, там, в каюте, стонет матрос Назаров. Что-то ему очень плохо.
      – Побудьте на мостике, я схожу, посмотрю его.
      – А Вы что, медик? Что-то я не слышал, что Вы еще и в медицине разбираетесь, – несколько с иронией, спросил мичман.
      – Я, конечно, не медик, но в свое время нас очень серьезно обучали многим медицинским премудростям, а, кроме того, у меня жена – врач, и я кое-чему у неё научился.
      Спустившись в каюту рядового состава, Антон увидел, как Назаров мечется по койке и постанывает. Антон подробно расспросил его, смерил ему температуру. Она была около 38 градусов. Живот больного был твердый, как кирпич. Проведя тест на аппендицит, Антон сделал вывод, что у Назарова по всей видимости аппендицит в остром периоде. Он тут же связался с оперативным дежурным штаба флота. Оперативный дежурный сначала скептически отнесся к диагнозу командира и попросил выйти на связь через четверть часа. Когда Антон снова вышел на связь, оперативный дежурный сразу передал трубку врачу. Тот внимательно выслушал Антона и, уточнив несколько деталей, сказал:
      – Я с Вашим диагнозом, коллега, согласен. Передаю трубку оперативному.
      Уточнив место корабля, оперативный дежурный приказал подойти к берегу в районе Учкуевки.
      – Там Вас будет ждать карета скорой помощи. Не забудьте только выписать ему продаттестат.
      – Товарищ командир, а почему это врач из штаба флота назвал Вас коллегой? – удивленно спросил радист, матрос Пономаренко.
      – Это ты уже у него спросишь сам, когда демобилизуешься, – усмехнулся Антон.
      До Учкуевки оставалось около часа хода. Антон вызвал боцмана и приказал ему взять боевых санитаров, уложить больного на носилки и приготовить к отправке в госпиталь.
      Учкуевка кишела пляжниками. Место, где предстояло передать больного, находилось буквально в нескольких десятках метров от дома отдыха, в котором совсем недавно Антон и его товарищ провели незабываемую неделю с сотрудницами Новосибирской Академии наук. Он отогнал эти воспоминания:
  – Учебно-боевая тревога! – скомандовал он. – Корабль к высадке десанта приготовить!
      Загремели колокола громкого боя. Матросы за считанные секунды заняли свои места согласно расписанию. Выбрав ориентир на берегу и включив сирену, чтобы распугать купающихся, командир лег на боевой курс. Вдруг справа на пересечку курса МДК ринулся катер «Севастополь-Учкуевка». Капитан катера явно не собирался уступать дорогу десантному кораблю.
      – Стоп моторы! – скомандовал Антон. Расстояние между катером и МДК продолжало сокращаться. На борту катера испуганно застыли пассажиры.
      – Обе малый назад, – скомандовал он, чтобы избежать опасной близости, и похолодел.
      Только теперь он вспомнил, что не дал команды убрать забортную часть вертушечного лага и трос мог намотаться на винт. К счастью, все обошлось. Успешно разминувшись с катером, командир приказал убрать вертушечный лаг. «Высадка десанта» в составе двух боевых санитаров и матроса Назарова на носилках закончилась благополучно. Через несколько минут боевые санитары вернулись на корабль. Подниматься на борт МДК им пришлось уже по шторм-трапу. Аппарель, по которой они сходили, боцман был вынужден поднять, чтобы избавиться от всех желающих прорваться на МДК, посмотреть корабль. Как только с корабля вынесли носилки с больным матросом, все пляжники ринулись к месту выхода корабля на берег. Им было в диковинку, как это такой здоровенный корабль сходу выскочил, чуть ли не на половину корпуса на берег. Такое они могли увидеть только на параде в день ВМФ СССР, да и то издалека.
      Когда боевые санитары возвратились на борт, Антон скомандовал:
      – Якорь к выборке приготовить, – и, получив доклад о готовности, добавил: – Пошел брашпиль!
      Почувствовав, как надраилась якорь-цепь и задрожал корпус МДК, Антон скомандовал:
      – Обе, самый малый назад!
      Толпа пляжников проводила корабль громкими криками ура и солеными шуточками. МДК продолжил свой путь в Поти. Подосадовав на задержку, Антон приказал Левченко произвести перерасчет перехода и доложить, успевают ли они до первого числа прибыть в Поти. Поколдовав над картой, Петр Левченко доложил:
      – Товарищ командир, если будем идти полным ходом, то к двадцати двум завтра успеем. Антон проверил его расчеты и взял курс для выхода на прибрежный фарватер, ведущий от мыса Херсонес к Керченскому проливу вдоль крымских берегов. Ходить морскими фарватерами МДК категорически запрещалось.
      Прошли мыс Херсонес, натужно и ровно гудели дизеля. Они любили такой режим хода. Все так же ярко светило солнце. Легкий бриз освежал лица моряков, стоявших на ходовой вахте. Сразу после прохода траверза мыса Херсонес слева по курсу появилась стайка дельфинов.
      Дельфины то вырывались далеко вперед, то шли вровень с носом корабля, а иногда прижимались чуть ли не к самому левому борту. Антон давно заметил, что дельфины, как правило, всегда держатся со стороны берега.
      Остались позади мыс Фиолент и красавица Ласпинская бухта, приметное белое здание на мысе Айя и уже начали четко просматриваться очертания мыса Сарыч, когда вдруг дельфины, продолжавшие сопровождать МДК, прекратили свои игры и дружно бросились на пересечку курса МДК. Они несколько раз возвращались к кораблю и снова бросались наперерез, как будто хотели о чем-то предупредить. Антон не раз слышал, как моряки рассказывали о дельфинах, которые якобы пытались предупредить моряков о грозящей им опасности. Зная романтический склад характера большинства настоящих моряков, Антон не очень-то доверял этим россказням. Тем не менее, он решил на всякий случай лишний раз проверить свое место на фарватере. Он быстренько определился по трем пеленгам и удовлетворенно вздохнул. Корабль находился точно на рекомендованном курсе. Не успел он закончить запись в навигационно-вахтенный журнал, как услышал громкий доклад сигнальщика:
      – Мина, слева 5, дистанция два кабельтова.
      – Право руля, обе малый вперед, – почти на автомате скомандовал он и бросился к левому борту.
      Слева от корабля на расстоянии около 20 метров промелькнула серо-зеленая тень, украшенная по бокам небольшими рожками, на которых болтались водоросли. Это явно была якорная мина, времен Второй, а может быть и Первой мировой войны, неизвестно как сползшая на фарватер. Ведь по этому фарватеру каждый день проходят десятки кораблей и судов.
      – Стоп моторы! Боевая тревога!
Получив доклады с боевых постов, Антон лег на братный курс и подошел кмине с подветренной стороны. Под водой , на глубине около 30-40 см четко проматривалас якорная мина. Когда очередная волна пробегала над ней, её верхушка оголялась и и контактные взрыватели отчётливо просматривалис на поверхности моря. Корпус мины был изъеден ржавчиной. Большинство раковин от ржавчины были залеплены илом, а на «рожках» висели водоросли.  Он  приказал Левченко уточнить место по береговым ориентирам, помощнику приказал выставить наблюдателей с обоих бортов, а сам побежал в радиорубку и доложил оперативному дежурному об обнаруженной мине.
      – Оставаться на месте и наблюдать за миной, пока не подойдет тральщик, – приказал тот. – Уточните координаты мины и сообщите их нам.
      Конечно, Антон мог бы и сам уничтожить мину. У него на борту были и подрывные патроны, и запалы. В бытность командиром подрывной группы в училище он не раз «условно» выполнял задачу по подрыву плавающих и якорных мин, но последние рейдовые правила категорически запрещали командирам кораблей заниматься уничтожением обнаруженных мин, даже из орудий.
      Ветерок был небольшой, но, благодаря огромной парусности, МДК постоянно сносило к берегу. Ему то и дело приходилось подрабатывать машинами, чтобы не потерять мину из виду. Становиться на якорь оперативный дежурный запретил, да и Антону не очень-то хотелось рисковать пообщаться с представительницей «якорной смерти» времен Великой Отечественной войны. Ещё не известно, сколько их лежит на грунте.
      Расставив наблюдателей, Гвоздев пришел на ходовой мостик:
      – Товарищ командир, как Вы думаете, это настоящая мина?
      – Более настоящей не бывает, – ответил тот.
      – Хорошо, что мы вовремя убрали лик-трос лага, – задумчиво продолжил тот.
      Антон хотел поправить его, но передумал. Что такое лик-трос вряд ли кто из моряков знает, а лишний раз подрывать авторитет боцмана не стоило. Дрейфовать пришлось около 5 часов. Первое время все внимание ходовой вахты было направлено только на то, чтобы не потерять мину из виду. По мере того как маневрирование вокруг плавучей смерти становилось рутиной, в душе начала нарастать тревога:
      – А что если эта «красотка» не одна? А вдруг где-то близко затаилась еще парочка подобных «шедевров»? И кто знает, какой сюрприз ожидает команду МДК, курсирующую вокруг этой рогатой бестии.
      По задумчивым лицам мичманов и рулевых-сигнальщиков Антон понял, что дыхание войны коснулось и их душ. Он постарался по возможности отвлечь их от мрачных мыслей, но это удалось ему не очень. Когда, наконец-то подошел тральщик, он облегченно вздохнул. Антон связался с командиром ТЩ, подробно рассказал все, что он видел сам и его сигнальщик. Оперативный дежурный, получив доклад о встрече с тральщиком, разрешил следовать по маршруту, но только морским фарватером.
      – Прибрежный фарватер будет закрыт до завтра, – добавил он.
      Антон не стал докладывать ему о том, что МДК не имеет права удаляться от берега более, чем на 50 миль и взял курс прямо на мыс Идокопас, который находится уже на кавказском побережье Черного моря.
      – Конечно, время, потерянное на наблюдение за миной, я уже не сэкономлю, но, по крайней мере, до конца следующих суток я дойду до побережья Грузии, и возьму радио и визуальные позывные на следующие за ними сутки.
      Ночь прошла безо всяких происшествий. Когда взошло солнце, корабль был уже так далеко от берега, что прервалась связь по УКВ. Ставить снова вертушечный лаг
не хотелось. Антон, который совсем недавно замерял соответствие скорости хода оборотам двигателей на мерной миле, решил вести счисление по таблице соответствия скорости движения корабля числу оборотов гребного винта и показаниям магнитных компасов. Под килем было 2200м. Антону никогда ранее не приходилось ходить по таким глубинам. Он бессменно находился на мостике. Вдруг зазвенел телеграф машинного отделения, шум моторов начал затихать. Из переговорной трубы раздался голос мичмана Кудиновича:
      – Товарищ командир, вынужден остановить правый двигатель, пробило масляный трубопровод. Желательно бы лечь в дрейф. Это ускорило бы ремонт.
      – Добро, глушите оба двигателя!
      Мотористы приступили к ремонту, а корабль, продолжая двигаться по инерции, медленно разворачивался левым бортом к ветру. Ветерок был очень слабенький. Тем не менее, он развернул-таки МДК. При этом движение корабля, казалось, полностью прекратилось, и он неподвижно покоился на ровной глади моря. Пока шел ремонт трубопровода, подошло время обеда.
      – Товарищ командир, а может, мы перед обедом устроим купание? – обратился боцман к Антону. – Ветра нет. Полный штиль. Пусть матросы побултыхаются возле борта. Будут потом вспоминать, как купались на глубине две тысячи метров.
      – Тишина обманчива. Прежде, чем согласиться на такую экзотику, я сам попробую, – ответил Антон. Подошел мичман Кудинович.
      – Товарищ командир, трубопровод починен, – должил он. – Я слышал, Вы тут собираетесь искупаться на глубине. Я бы Вам не советовал. Я уже так одного командира потерял.
      Антон уже слышал от него эту историю и тут же отпарировал:
      – То было на Севере, где температура воды не превышает четырех градусов тепла. Там человек, даже летом, не может продержаться в воде более 15 минут. А у нас люди по двое суток болтаются, и ничего. На всякий случай, Михаил Николаевич, поднимитесь на мостик и поставьте на руль матроса Левченко. Ежели что, подойдете на помощь или сбросите спасательный плот.
      Недовольно проворчав что-то, Кудинович взял с собой Левченко и поднялся на ходовой мостик. Антон сходил в каюту, надел плавки и вышел на ют. Он приказал боцману спустить шторм-трап и, убедившись, что он хорошо закреплен, прыгнул с борта. Он глубоко ушел под воду, открыл глаза и долго, сколько хватило воздуха в легких, плыл под водой, удивляясь её удивительной чистоте. Когда он, наконец, вынырнул на поверхность, он не поверил своим глазам. Он находился от корабля более чем в ста метрах.
      – Неужели я так далеко занырнул? – недоуменно подумал он, и начал энергично грести по направлению к кораблю. Корабль явно удалялся. Антон стал махать руками все энергичнее, а корабль удалялся все дальше.
      – Миша! – закричал он. – Запускай моторы!
      Но его явно никто не слышал. Корабль удалялся все дальше. Антон уже начал выбиваться из сил, когда услышал, как глухо затарахтели двигатели и корабль начал разворачиваться в его сторону. Вскоре он подошел к нему почти вплотную. Антон зацепился за шторм-трап. Долго дышал, как рыба, выброшенная на берег, и лишь потом с трудом поднялся на борт. Кудинович, бледный, как полотно, подошел к Антону. Тот крепко пожал ему руку:
      – Спасибо, Михаил Николаевич. Если бы не твое предупреждение, плавали бы вы сейчас без командира. Я твой должник.
      – Спасибо и Вам, что вернулись, а то и нам всем хлопот хватило бы до конца жизни.
Больше об этом случае никто не вспоминал.
      Сразу после обеда продолжили движение по намеченному маршруту. Антон уточнил место по разновременным замерам высоты и азимута солнца. Оно почти совпало со счислимым. Как только стемнело, прямо по курсу сигнальщик обнаружил проблесковые огни маяка. Антон взял секундомер, проверил его характеристики, и стало ясно, что они идут точно по направлению на мыс Идокопас. Казалось, плавание открытым морем успешно завершено. Остается дойти до прибрежного фарватера и лечь на курс, ведущий в Поти вдоль кавказского побережья. Но природа готовила им еще один сюрприз. Когда до поворота вправо оставалось всего пару часов, видимость начала ухудшаться. Началась мелкая морось. Когда они, наконец-то, вышли в точку поворота, видимость уменьшилась до трех кабельтовых. Когда сигнальщик попытался выйти на связь с береговым постом наблюдения и связи, это ему не удалось. Произвели опознавание по УКВ. После обмена позывными Антон попросил сообщить ему по закрытой связи позывные для визуальной и радиосвязи на следующие сутки. Дежурный поста НИС отказался сделать это, ссылаясь на инструкцию. Сутки подходили к концу, а долгожданной шифровки все не было. И вот часы пробили полночь, и официальная связь с окружающим миром прекратилась. Теперь их могла обстрелять любая береговая батарея, не получившая ответ на запрос, на который они не могли дать правильный ответ. Спасти их могла только плохая видимость и данные по курсу и скорости, которые они передали на последний пост НИС. Они позволяли вычислить их координаты. Когда они подходили уже к траверзу бухты Очамчири, видимость снизилась до нуля. Антон принял решение войти в бухту и стать там на якорь. Он давно по условиям видимости должен был стать на якорь, но глубины на фарватере в этих местах превышали полторы тысячи метров. Поэтому приходилось заходить в бухту и становиться на якорь вслепую. Антон вызвал на ГКП боцмана.
      – Женя, через несколько минут нам предстоит вслепую заходить в бухту Очамчире. Глубина под килем около полутора тысяч метров. Глубина воды в самой бухте колеблется от 18 м у входа до 6 м. Поэтому по моей команде: «Отдать якорь!» – спустите его в электрическую до глубины 50 м и возьмите на стопор. Как только якорь начнет «забирать», немедленно доложите. Вам все понятно?
      – Так точно, товарищ командир.
      – Повторите!
Гвоздев, даже несколько обидевшись, слово в слово повторил сказанное командиром и ушел готовить якорь к отдаче. Тьма стояла кромешная. Самым малым ходом на одной машине вышли в расчетную точку.
      – Отдать якорь! – подал команду Антон.
      Раздался страшный грохот. Корма задрожала. Искры от трения якорь-цепи с металлом корпуса летели во все стороны. Раздался мощный рывок, от которого корма даже подпрыгнула. И все стихло.
      – Стоп моторы! Боцман доложите, что случилось? – что есть мочи кричал полуоглохший командир. Ответа не последовало.
      – Михаил Николаевич, сходите на ют. Выясните, что там случилось, – обратился он к Кудиновичу.
      На трапе послышались шаги.
      – Товарищ командир, я якорь вместе с якорь-цепью утопил. Когда Вы рявкнули «отдать якорь», я забыл все Ваши указания и отдал стопор, не включив электродвигателя.
      – Михаил Николаевич, пройдите, пожалуйста, с Гвоздевым и опустите второй якорь на две смычки в электрическую. Только не забудьте, что у нас запасного станового якоря нет.
      Отдали второй якорь и дали ход одной машиной. Почти сразу же раздался рывок, и якорь-цепь начала надраиваться.
      – Стоп моторы! – скомандовал Антон. Замерить глубину по корме и по носу!
      Глубина и в корме и в носу была одинаковой, 12 м. Значит вышли точно. Это уже была победа. Дежурство и вахта заступили по-якорному. На всякий случай Антон вооружил вахту автоматами и боевыми патронами. Сам вооружился тоже и поднялся на мостик, уселся в кресло командира, и так просидел до рассвета, изредка поднимаясь, чтобы размяться.. На рассвете к борту МДК подошел пограничный катер.
      – Стой, кто идет? – закричал вахтенный, направляя автомат на подходивший катер.
      – Погран служба СССР, – ответили с катера.
      Приткнувшись к МДК, командир катера потребовал:
  – Командира наверх!
  – А я и так наверху, – сказал Антон, спускаясь на верхнюю палубу.
      – Командир пограничного катера, старший лейтенант Цибулько, – представился тот. Антон представился тоже.
      – А вас уже в штабе флота объявили в розыск. Что случилось?
      Антон коротко обрисовал ситуацию. Командир катера ушел в ходовую рубку. Его долго не было. Наконец он вышел и попросил Антона предъявить удостоверение личности. Тщательно проверив, он вернул его хозяину.
      – Позывные и опознавание на сегодня у Вас в удостоверении, смотрите не потеряйте.
      Пока они общались, уже совсем рассвело. Утренний ветер разогнал туман. Антон определил место. Они находились у самого входа в Очамчире, в нескольких метрах от западного берега бухты. Он снова поднялся на мостик. Сыграл аврал. Они снялись с якоря и к средине дня уже благополучно ошвартовались к причалу Военной гавани Потийской ВМБ.
      – Товарищ командир, не докладывайте командиру ВМБ о том, что я утопил якорь. Нас тогда не выпустят отсюда, а у меня через три дня жена выписывается из роддома, обратился к командиру Гвоздев. 
      – И что Вы мне прикажете делать? Перед выходом в море комиссия будет проверять готовность корабля, и все равно не выпустит. Только тогда гром будет на весь КЧФ. Тогда уж получим по полной программе оба, и Вы и я. – То-ва-рищ командир, ну я что-то придумаю. Кстати, когда мы заходили в базу, я видел точно такие, как у нас якоря, которые используются вместо балласта. Я схожу договорюсь. А две смычки якорь-цепи у нас в трюме лежат. Мы прихватили их с завода, когда проверяли наши якорь-цепи на прочность.
      – Хорошо, – сдался наконец-то Антон. – Специально докладывать не буду, ну а если проверят навигационно-вахтенный журнал, то уж не обессудь, получишь на полную катушку.
      Так и решили. Вскоре Гвоздев, сияющий как новый гривенник, ворвался в каюту.
      – Все в порядке, – сообщил он. – Договорился, только вот не знаю, как его доставить на корабль. Точнее, как его поднять на палубу. Вон он уже на понтоне лежит.
      – А зачем его поднимать на палубу? – удивился Антон. – Возьмите одну смычку якорь-цепи. Закрепите её за серьгу якоря. Второй конец смычки соедините с тросом, а трос заведите прямо через клюз на турачку брашпиля. Тут Вам будет и буксир, и кран, и «какава с чаем», – улыбаясь, добавил он.
      – Ну, ты скажи! – всплеснул боцман руками. – А как же я сам-то до этого не додумался?
  Он тут же пулей выскочил из каюты командира и побежал за матросами, чтобы привести замысел в исполнение. Через полчаса на корме в клюзах красовались оба якоря. Они только по цвету отличались друг от друга. К вечеру и это отличие исчезло. Боцман собственными руками выкрасил оба якоря чернью. Инцидент был исчерпан. Конечно пятьдесят метров якорной цепи было маловато, но для Одесского залива вполне достаточно. Простояв пять суток в Поти, Антон погрузил в трюм зенитный ракетный комплекс вместе с его расчетом, доставил его в Феодосию и без приключений вернулся в Одессу. В целом поход через все Черное море закончился вполне благополучно и занял почти две недели вместо запланированных 5 суток. В память об этом походе  в трюме МДК  долго стояла связка бамбуковых хлыстов, подаренных одесситам потийцами.
  Одесса встретила мореплавателей хмуро. Моросил мелкий дождь. Резкий пронзительный ветер пытался сбить МДК с курса. В районе стоянки малых десантных кораблей нашелся лишь небольшой кусочек не занятого причала, а точнее узкий тоннель, в который надо было втиснуться при наличии резкого бокового ветра. Конечно, три года тому назад Антону войти в такую щель ни за что бы не удалось. Но сейчас он уже прошел хорошую школу швартовки и с первого захода втиснулся в нее. Необычный плановый переход закончился.
      Обязанности командира дивизиона исполнял капитан-лейтенант Астахов М.М. Когда Антон прибыл к нему с докладом, он молча указал ему на стул, отмахнувшись от его рапорта.
      – Петрович, я должен тебя огорчить. Тебе надо срочно бежать домой. Твоя жена серьезно больна. Её положили в госпиталь, а сын находится в санатории в АЛСУ-2. Она только отправила его в пионерлагерь, как тут же слегла. Кажется, у нее двусторонняя пневмония.
      – Добегалась, – невольно вырвалось у Антона.
      Михаил Макарович вопросительно взглянул на говорившего.
      – Да сто раз я говорил ей, чтобы не геройствовала. Начальник облздрава подбросил ей, как доктору без прописки, самый «престижный» участок – район Бугаевки.
Там и в хорошую-то погоду грязь непролазная, а в дождь она вообще на четвереньках карабкается по скользким косогорам. У неё на участке детей в три раза больше нормы. Вот она и обслуживает вместо 8-9 детей, положенных по норме, по 30-35 вызовов в сутки. Сутками не вылазит со своего участка.
      – Ладно, ладно, не заводись, у тебя и так времени в обрез. Тебе надо навестить жену, а завтра, к 5 часам вечера, ты должен быть в штабе флота.
  – Что, орден вручат, за то, что мину обнаружил, или к стенке поставят за то, что меня потеряли в ночь с 30 на первое?
      – Я точно не знаю, там тебе объяснят, – уклончиво ответил он. – Оставь свой рапорт о результатах перехода, получи проездные, командировочное предписание и действуй.
      Антон забежал домой, на скорую руку приготовил «пюрешку», забежал в магазин, там же, на Приморской. Купил конфет, печенья и пару шоколадок и помчался в госпиталь. Жена лежала в шестиместной палате. Увидев Антона, она горько заплакала. Муж начал ее успокаивать, а она все больше заходилась плачем. Антон не мог узнать свою всегда спокойную, выдержанную жену.
      – Неужели пневмония могла так на нее подействовать? – подумал он, крепко прижал её к своей груди и стал нежно целовать. – Успокойся, дорогая, с твоей болячкой так сильно убиваться вредно. Я вернулся. Все будет хорошо.
      Услышав такие речи, она ещё горше заплакала и начала причитать:
      – Зачем ты меня обманываешь, ведь я уже знаю, что тебя отправляют во Вьетнам.
      – Какой еще Вьетнам? – опешил он. – Я только что из штаба. Ни о каком Вьетнаме я не знаю ни сном не духом.
      – Это правда? – чуть успокоившись, но все также недоверчиво спросила она. – Вся Одесса уже знает, только ты ничего не знаешь.
      – Как образцово – показательный муж, который всегда узнает последним, – скаламбурил он.
      Только теперь он вспомнил о командировочной в Севастополь, о проездных, лежащих в его кармане, и уклончивом ответе начальника штаба.
      – Ладно, успокойся, ни в какой Вьетнам я не поеду. Насильно меня отправить никто не имеет права, а я согласия не дам. Мне там делать нечего.
  Кое-как успокоив жену, он вернулся домой и начал звонить на вокзалы. Поезд уже ушел. Следующий автобус должен был отправляться ровно через час. Он мог на него не успеть. Зато утром в Севастополь отправлялась «КОМЕТА» – катер на подводных крыльях, который по расписанию прибывал в Севастополь в 13:00. На другой день Антон буквально за три часа домчал на «КОМЕТЕ» до Севастополя. По каким-то причинам войти в порт катеру долго не разрешали, так что он чуть не опоздал на прием к командующему КЧФ. Он вошел в его приемную буквально за 10 минут до назначенного времени.
      – Где Вас черти носят? – набросился на него какой-то капитан 1 ранга, едва он переступил порог. Вам через 10 минут заходить, а я даже не успел с Вами побеседовать. Расскажите-ка коротенько свою биографию.
      – Боюсь, коротенько не получится. У меня биография такая, что не у каждого старика наберется, – скаламбурил он.
      – Не умничайте, пожалуйста. Кстати, как Вы относитесь к Вашей отправке во Вьетнам в качестве инструктора?
      – Что, решили укоротить мою биографию? – съязвил Антон. – Да никак я не отношусь, а точнее, отрицательно.
 
      – Что-о? – удивленно протянул штабист. – Вы не хотите ехать выполнять свой воинский долг?
      – О каком долге Вы говорите? Я дядюшке Хо1 ничего, вроде, не должен.
      – Как Вы смеете? – заверещал штабист. – Вы давали присягу на верность Родине.
      – Так точно, товарищ капитан первого ранга, – отчеканил Антон. – И готов по приказу Советского правительства выступить на ее защиту. Только я родился в Москве, а не в Ханое.
      Штабист как ошпаренный вскочил, быстро собрал свои бумажки и скрылся в кабинете командующего КЧФ. Через минуту он вернулся и сказал:
      – Заходите, докладывайте командующему, да не вздумайте и ему отвечать так, как мне.
      – Спросит – отвечу, мне скрывать нечего.
      Капитан 1 ранга молча показал ему кулак и распахнул дверь. Антон чуть не рассмеялся, но тут же спохватился и, чеканя шаг, подошел к адмиралу и доложил ему о прибытии. Командующий флотом никаких вопросов задавать не стал, а просто официально сообщил:
      – Товарищ старший лейтенант, военный совет КЧФ принял решение направить Вас на должность инструктора во Вьетнам. Будете учить наших друзей управлять МДК. Приказ о Вашем назначении уже отправлен в Одессу. Вопросы есть?
      – Так точно, – ответил Антон. – Я уже отслужил на флоте 12 лет, а у меня до сих пор нет квартиры. Жена и сын ютятся в маленькой комнатке, за которую я отдаю, чуть ли не половину своей зарплаты. Из Вьетнама редко кто возвращается живым и здоровым…
      – У Вас до сих пор нет квартиры? – удивился адмирал. Он тут же снял трубку стоящего рядом с ним телефона и коротко сказал:
      – Дайте мне Одессу, Потапова.
      Послышались писки, клацанье, и почти сразу же в трубке послышался грубый голос:
      – Заместитель командира по политчасти, капитан 3 ранга Берендеев.
      Телефон командующего флотом был отрегулирован очень хорошо. Антон слышал почти каждое слово, сказанное замполитом.
      – Вы то мне и нужны. У вас что, командир МДК Родионов действительно не имеет квартиры?
      – Никак нет, у Родионова квартира есть, – бодро отрапортовал тот.
      Адмирал вопросительно посмотрел на Антона.
      – Он нагло врет, товарищ командующий, – не дав ему даже задать вопроса, сказал тот и осекся.
      Адмирал, даже не моргнув глазом, сказал в трубку:
      – А вот командир МДК стоит возле меня и говорит, что Вы нагло врете.
      – Товарищ командующий, он только что прибыл из похода, и еще не знает, что ему выделена двухкомнатная квартира.
      – Ну, вот видите, у Вас, оказывается, и квартира есть, поздравляю!
      Антон хоть и догадывался, что его просто-напросто надули, но все равно, вытянулся в струнку и ответил:
      – Спасибо, товарищ командующий.
      На этом аудиенция закончилась. Капитан первого ранга вышел вслед за Антоном и подробно его проинструктировал, что делать дальше.
      Сразу от командующего КЧФ Антон ринулся на вокзал и уже утром следующего дня он, даже не заходя домой, пошел в штаб дивизиона. Берендеев был на своем месте.
      – Владимир Николаевич, – поздоровавшись с замполитом, сказал он. – Я был вчера у командующего
КЧФ, и он меня поздравлял с двухкомнатной квартирой, которую мне должны выдать. Дайте мне, пожалуйста, выписку из решения квартирной комиссии, а еще лучше – ордер.
      – Да бог с тобой, какое решение, какая квартира? Откуда им взяться? – замахал он руками. – Наверное, в штабе флота что-то перепутали. Нет у меня никаких квартир.
      – Так что, мне позвонить командующему и сообщить ему, что Вы его обманули? Ведь я собственными ушами слышал, как Вы уверяли командующего, что мне выделена квартира.
      – Да не было такого разговора, это Вы что-то напутали.
      – Ну, не было, так не было. Тогда я прямо сейчас пойду в штаб бригады и попробую дозвониться до командующего флотом или до члена военного совета. Пусть они с Вами разбираются.
      – Да ладно, не волнуйтесь, будет Вам квартира. В июле нам горсовет обещал выделить еще несколько квартир. Одна из них точно будет Вашей.
      – Спасибо, Владимир Николаевич, только я так долго ждать не могу, обицянки – цацанки, разрешите идти?
      – Да не горячись ты, найду я тебе квартиру. Ну дай мне хотя бы денек.
      – Хорошо «денек» я Вам даю, но не больше.
      На следующее утро Антон провел занятие по специальности в группе рулевых-сигнальщиков и снова пришел к замполиту. Берендеев встретил его с наигранной улыбкой:
      – Здравствуйте, товарищ Родионов. Могу Вас поздравить, я нашел Вам квартиру, даже целых две. Одна двухкомнатная, 30 квадратных метров на Чичерина, но в коммунальной квартире, а вторая – отдельная, но однокомнатная, 27 квадратных метров, но на Второй Заставе. Ответ надо дать немедленно.
      Антон подумал и выбрал Вторую Заставу. Когда жена выписалась из больницы, он уже смог привезти её в свою «собственную» квартиру. Она, конечно, обрадовалась тому, что теперь будет крыша над головой, но все же печально вздохнула и сказала:
      – Квартира – это, конечно, хорошо, но лучше бы ты служил здесь, а не в Тонкинском заливе.
      – Успокойся, дорогая, ведь ты же знаешь, что со мной ничего не может случиться. Я заговоренный, а от судьбы все равно не уйдешь.
      Она покачала головой, горестно вздохнула, и они больше к этому вопросу не возвращались. Комната была просторная, светлая. Имелась отдельная кухня с чугунной плитой, которая не только позволяла готовить пищу, но и отапливала всю квартиру.
      Глава 7. ЗАЧЕТНОЕ УЧЕНИЕ
 
      Прошел месяц. За это время Антон полностью подготовил корабль к передаче новому командиру, прошел все необходимые комиссии и подготовил все необходимые документы для отправки во Вьетнам. Оставалось только получить загранпаспорт и дождаться своего часа.
      Нонна в ожидании предстоящей разлуки старалась как можно больше времени проводить с мужем. Она часто приходила на КПП, чтобы пообщаться с ним в обеденный перерыв. Каждое утро, когда он собирался на службу, она просила его не задерживаться после окончания рабочего дня. Иногда она брала с собой сына, покупала заранее билеты в кино, и они всей семьей отравлялись на последний «детский» сеанс. Нонна очень любила ходить в театр оперы и балета. Они не пропускали ни одного представления. Так было и на сей раз. Она купила билеты на оперу П.И.Чайковского «Иоланта». Они оба уже слушали её, но решили послушать еще раз.
      – Я приду к тебе часиков в 5, мы с тобой посидим где-нибудь в кафешке, а потом спокойно пойдем в театр, – напутствовала она утром своего мужа. – А то вечно мы спешим как на пожар. И всегда приходим под занавес. А я хочу побродить по городу, да и театр получше рассмотреть не мешает. Ведь его недавно отреставрировали.
      – Извини, дорогая, но я не люблю ходить в театр в форме, я лучше приду пораньше и спокойно успею переодеться.
      На том и разошлись. День промчался как обычно, в командирских заботах и решении десятка проблем, которые неизбежно вырастают из ничего, если у тебя есть в подчинении хотя бы два человека. Антону, как он ни старался, уйти пораньше не удалось. Как назло, комдиву приспичило в этот день проводить совещание командиров в конце рабочего дня, которое позволило уйти с корабля на полчаса позже. Наспех дав последние указания помощнику, Антон пулей выскочил из каюты и помчался на выход. Не успел он ступить на сходню, как по ушам ему ударил очень громкий сигнал боевой тревоги.
      – Что за безобразие? – возмутился командир, обращаясь к Гвоздеву, который провожал его до трапа. – Женя, пойди разберись, кто посмел без моего разрешения давать сигнал боевой тревоги.
      Только тут до него дошло, что сигнал боевой тревоги звучит не только на его корабле. Уже на всех соседних кораблях грохотали ботинки моряков, готовящих свои боевые посты к бою. Хлопали люки и двери. Как ураганом сдувало с пушек, ракетных установок и торпедных аппаратов чехлы, задраивались грибки повседневной
вентиляции и включались боевые системы. Со всех кораблей уже потянулись вереницы оповестителей, чтобы собрать на корабли офицеров и сверхсрочников, успевших сойти с кораблей до тревоги. Антон поднялся на ходовой мостик. Навстречу ему уже бежал Пономаренко:
      – Товарищ командир, от «первого» поступила команда готовить корабли к выходу в море.
      Антон занял свое место на ГКП и скомандовал:
      – Корабль к бою и походу приготовить!
      Ровно через полчаса он уже докладывал комдиву:
      – Первый, я восьмой, к бою и походу готов.
      После того, как все имевшиеся в порту корабли доложили о своей готовности, комдив приказал всем МДК выходить в пункты рассредоточения. Малые десантные корабли в порядке тактических номеров начали один за другим вытягиваться на внешний рейд. Не успел МДК-20 выйти в заданную точку, как последовала команда построиться в строй двух кильватерных колонн и следовать за флагманом. Судя по всему, предстояло идти в Севастополь. На сей раз, переход был довольно спокойным. Никто не давал никаких вводных. Просто полным ходом мчались курсом на Босфор, но через три часа по сигналу флагмана изменили курс. Колонна явно направлялась в бухту Казачью, где десантники обычно отрабатывали задачи по приему и высадке десанта. Опять шли полным ходом, не меняя курса. Прошло еще несколько часов. Вскоре появились первые проблески маяка «Херсонесский». Когда вышли на траверз внешнего рейда Севастополя, поступила команда увеличить расстояние между кораблями и приготовиться к постановке на якорь. Вскоре с флагманского корабля поступил сигнал уменьшить ход до малого и приготовиться к постановке на якорь «Все вдруг». Такого еще в практике Антона не встречалось.
      – По местам стоять, приготовиться к постановке на якорь! – скомандовал Антон. Вскоре с флагмана последовала команда:
      – Застопорить ход и удерживаться на месте!
      Все корабли на сей раз, выполнили эту команду безукоризненно. Да этого и следовало ожидать. Плавание прошло спокойно и командиры действовали спокойно и уверенно.
      – Отдать якоря! – прошла очередная команда.
      – Отдать правый кормовой, – скомандовал Антон.
      Загрохотала якорь-цепь, и боцман доложил:
      – Якорь отдан на клюзе 50 метров.
      – Стоп травить! Стопора наложить! – скомандовал Антон. – Включить якорные огни! Боевая готовность №2. Дежурству и вахте заступить по якорному. Первой смене заступить.
      – Товарищ командир, Вам радиограмма, – сообщил он. Руки Пономаренко слегка дрожали.

Учение ВМС стран Варшавского Договора. Высадка десанта

      Антон прочитал радиограмму. Командир дивизиона сообщал, что началась война между Египтом и Израилем и что необходимо приготовить корабли к приему десанта. Вместо морской пехоты придется принимать обычный танковый батальон и роту поддержки. Видимо, придется идти в Средиземное море. Кроме того, предлагалось сохранять режим радиомолчания и между кораблями работать только семафором и то со специальными насадками.
       Корабли простояли на рейде около двух суток, команды принимать десант так и не поступило. К концу вторых суток поступила команда вернуться в Одессу и готовиться к участию в совместных учениях с кораблями ВМС стран Варшавского договора.
      По возвращении в Одессу Михаил Макарович снова вызвал Антона к себе. На сей раз, он был весел и, прищурив глаза, спросил:
      – Ну что, Петрович, ты уже договорился с офтальмологом, чтобы он тебе сделал раскосые глаза?
      – Как-нибудь обойдусь своими, на том свете и с нашим прищуром принимают. А то ведь потом и нос плоский делать придется, а это уже сложнее с моим шнобелем, а главное по времени не уложусь, до ухода во Вьетнам осталось две недели.
      – А вот тут ты ошибаешься. Военный совет флота принял решение перебросить тебя на Египет. Так что дядюшке Хо придется тебя немного подождать.
      – А когда же в гости к Гамаль Абдель Насэру?
      – Чуть позже. Сейчас в Херсоне для тебя строится новый МДК, вот с ним – то ты и пойдешь в гости к Гамалю, а пока готовься к учениям. А впрочем, к черту учения, иди обрадуй жену.
      Не успел он закончить свою речь, как в дверь кабинета начальника штаба постучали. Вошел дежурный по дивизиону старший лейтенант Генералов Ю.Н.:
      
      – Михаил Макарович, там к командиру двадцатки пришла жена. Только что звонили с ГКП.
      – Ну и нюх у Нонны Гавриловны, – пошутил Астахов. – Ладно, беги! – добавил он.
      Увидев Антона, Нонна бросилась к нему на шею и тихо заплакала. Слезы ручьем катились по ее щекам. Наконец она оторвалась от мужа и, продолжая всхлипывать, запричитала:
      – Куда же ты пропал? Я уже не знала, что и думать. Когда ты в тот вечер не пришел домой, я допоздна пробегала по соседям. Все пыталась позвонить вашему дежурному. Никто не отвечал. Позже я узнала, что на Ближнем Востоке началась война. Утром я приехала на КПП, а там вместо матросов стоят ВОХРовцы и никто ничего не знает. Только сказали, что в Практической гавани ни одного корабля нет.
      – Да они просто слепые, вон, загляни, весь причал занят от самого штаба…
      Она заглянула и засмеялась:
      – Когда ты пойдешь домой?
      Две недели дивизион усердно готовился к зачетным учениям по высадке десанта, на побережье Болгарии между городами Созопол и Бургас. Несколько раз на штабных учениях командиры кораблей до тонкостей изучали и отрабатывали каждый элемент. Они группами выходили в море и отрабатывали совместные действия в соответствии с замыслом учения. Командиры десантных кораблей усердно изучали подходы к острову Иван и прибрежным рифам, которые с Северо-Востока прикрывают вход в бухту Созопол. Зубрили наизусть характеристики огней и знаков и приметных ориентиров. Во время высадки десанта вычислять по карте и другим источникам эти характеристики будет некогда, особенно ночью. Высадку десанта предполагалось произвести в пять часов утра, пока «противник» нежится в постели и досматривает последние сны.
      Для первого броска планировалось привлечь не только СДК и МДК, но и десантные плашкоуты или попросту «Зиганшины», мореходность которых была еще хуже, чем у МДК, зато значительно увеличивалась мощь первого броска. Кроме того, из-за их малых габаритов плашкоутов ими было довольно сложно управлять в условиях совместного плавания. Поэтому было принято решение к каждому МДК прикрепить по одному плашкоуту, чтобы тот, как привязанный, следовал за своим мателотом. Правда, долгосрочный прогноз обещал хорошую, тихую погоду. Но командиры знали, что доверять долгосрочным прогнозам небезопасно, и готовились без скидок на него.
      Наконец настал день начала учений. В три часа ночи город заполонили матросы с противогазами через плечо. Они врывались в сонные дома, вручали заспанным офицерам либо их женам карточки экстренного вызова и мчались дальше. У каждого из них было по несколько карточек. Закрытые ворота домов и двери подъездов их не смущали. Они либо преодолевали их, либо колотили в них так, что поднимали весь дом.
      Антон прибыл по тревоге на корабль около пяти часов утра. Он проверил готовность корабля к бою и походу и, убедившись, что все подготовлено хорошо, поблагодарил мичмана Кудиновича, который оставался на корабле, и Гвоздева, который жил недалеко и давно уже занимался подготовкой своего хозяйства. Когда все корабли были готовы, последовала команда:
      – Боевая готовность №2, дежурству и вахте заступить по-швартовому!
      Стояла такая тишина, что ни один листок на деревьях, во множестве растущих возле механической мастерской, стоявшей в 50 метрах от причала, не шелохнулся. Море было ровным, как бильярдный стол. В нем, как в зеркале,
отражались лучи восходящего солнца. Несмотря на раннее утро, было достаточно жарко. Жара нарастала с каждой минутой. Команда позавтракала и ждала дальнейших указаний.
      На берегу появился дежурный по дивизиону. Комдив разрешил объявить форму одежды «по пояс голыми». Матросы с удовольствием пораздевались.
      – Товарищ командир, а можно мы половим рыбу? – обратился Гвоздев к Антону.
      Ловить рыбу с борта корабля почему-то запрещалось. Антон знал насколько пагубно безделье. А делать, действительно, до прибытия десанта было нечего. Он согласно кивнул головой. Тем более, что на соседних кораблях уже многие дергали закидушки.
      Вдруг на причале появился подтянутый, хоть и довольно плотный майор сухопутных войск, с золотыми крошечными танками в петлицах. Он направлялся прямо к трапу МДК-20.
      – Послушай, старлей, – обратился он к Антону, который стоял недалеко от трапа и наблюдал, как моряки дергают из воды ставриду, – какая из этих барж МДК-20?
      – На баржах арбузы возят из Голой Пристани в Одессу, – ответил Антон. – А на десантных кораблях доставляют пехоту и танки к местам высадки.
      – Вас понял, – ответил майор. – А это, случайно, не МДК-20?
      – А Вы, случайно, не из Голой Пристани? – вопросом на вопрос ответил в тон ему Антон. – Поднимайтесь по трапу, Вы попали прямо в точку.
      Неуклюже вскарабкавшись по узкой сходне, майор неуверенно ступил на палубу и начал поправлять гимнастерку и портупею.
      Вахтенный у трапа, матрос Крюков, обычно очень воспитанный и дисциплинированный, видимо тоже обиделся за честь корабля. Приложив руку к берету, он с негодованием почти закричал:
      – Товарищ майор, а кто за Вас будет приветствовать Военно-морской флаг корабля?
      – А где он?
      – Спросите у командира, он Вам все разъяснит, – все так же запальчиво ответил Иван.
      – Так Вы командир корабля? – растерянно спросил он, закончив, наконец-то, поправлять свою форму. Щелкнув каблуками, он приложил руку к фуражке и представился:
      – Товарищ старший лейтенант, командир танкового батальона майор Бессмертный.
      Антон в свою очередь представился тоже, внимательно проверил предписание и удостоверение майора и повел его в ходовую рубку. Майор сообщил, что танковый батальон уже прибыл. В штабе бригады десантных кораблей ему сказали, чтобы он разместил свой штаб на МДК-20. Майор попросил, чтобы Антон показал ему, куда и как грузить танки, так как иметь дело с моряками ему еще не приходилось. Антон вызвал боцмана и приказал ему провести майора в трюм, а заодно показать и весь корабль.
      – А Вы неплохо живете, – вернувшись в ходовую рубку после экскурсии, сказал майор. – С нашими утюгами не сравнить. Отдельные каюты, душ, кухня, столовая. Прямо плавучий ресторан. Девочек вот только не хватает.
      – Да скоро обещают начать призыв девочек на флот. В армию ведь уже давно призывают. Даже штат утвержден. На каждого матроса и старшину будет приходиться по одной девочке, а на комсостав по две.
      – Врешь, – не поверил майор. – Вы лучше скажите, какой у командира корабля оклад?
      – Да такой же как у гражданского инженера в заводском цеху. Только мне еще чуть-чуть за звание добавляют.
      – Ну, а все-таки? – не отставал майор. Антон назвал точную сумму.
      – Ни фига себе! – протянул майор. – На пять рублей больше чем у командира танкового батальона. Я бы на этом курорте не отказался служить всю оставшуюся жизнь. А где мне сейчас разместиться? У меня походная рация, карты, небольшой сейфик.
      – Размещайтесь в моей каюте!
      – А Вы ?
      – А мне каюта во время похода не нужна. Мое место на ходовом мостике.
      Подошло время обеда. Новый кок, матрос Сафаров, заменивший уволенного в запас Кулиева, принес пробу в каюту командира.
      – Рафик, разве ты не знаешь, что у меня гость? – обратился к нему Антон. – Почему же ты принес только одну порцию?
      – Извините, товарищ командир, я уже знаю, что десантники у нас обычно обедают в столовой после команды.
      – А мозги у тебя зачем?
      – Понял, товарищ командир. Ровно через 15 секунд он снова постучал в дверь и принес другой поднос с обедом.
      Майор тут же достал из нагрудного кармана плоскую металлическую фляжку со спиртом:
      – Ну что, командир, выпьем за знакомство?
      – Извините, товарищ майор, но на службе, да еще перед выходом в море, я никогда не пью и вам настоятельно советую. Майор опешил:
      – А говорят, что моряки – крупные специалисты выпить?
      – Говорите и Вы, – улыбаясь, посоветовал ему Антон.
      Сразу после окончания обеденного перерыва на дивизионе средних десантных кораблей зазвучал сигнал учебно-боевой тревоги. Средние десантные корабли один за
другим стали выходить на внешний рейд. Как только средние десантные корабли скрылись из вида, поступила команда и малым десантным кораблям сниматься с якорей и идти на пункты погрузки десанта. Корабль Антона в соответствии с его тактическим номером выходил из гавани последним. Съемка с якоря, на сей раз, прошла у всех очень гладко. Никто никому пересыпать якорь-цепи не успел. Погода продолжала радовать своим постоянством, но сердце командира с самого утра давило и подсказывало, что это спокойствие не надолго. Перед самым началом приема десанта ему даже пришлось принять валидол. Майор, который находился со своей рацией и радистом на ходовом мостике, заметив, как он положил под язык таблетку, спросил:
      – Что, сердечко пошаливает?
      – Да как Вам сказать? И да, и нет. Просто оно у меня очень чувствительно к изменению атмосферного давления. Видимо, скоро будет шторм.
      – Шутить изволите? – с издевкой произнес майор.
      Антон ничего не ответил. Принял на борт три танка Т-34 и роту пехоты и предложил майору пройтись посмотреть, как разместилась пехота и как закреплены танки. Танки были поставлены точно посредине трюма и закреплены четырьмя цепными растяжками каждый. Антон знал, что эти растяжки рассчитаны на крепление легких танков и бронетранспортеров. Танки Т-34 были вдвое тяжелее. Он приказал боцману поставить дополнительно по две распорки из бревен с каждого борта.
      – Зачем? – удивился майор. – Да они и так никуда не денутся.
      – Дай-то бог, как говорят атеисты, – ответил Антон, но приказания своего не отменил.
      Не успели они отойти от берега, как небо начало затягивать низкими лохматыми тучами. Мощный порыв ветра, как вздох неведомого джина, пронесся над морем.
Оно сразу потемнело и покрылось мелкой рябью. Заняв свое место в строю, Антон приказал помощнику еще раз обойти все помещения корабля, проверить крепление нештатной мебели и личных вещей экипажа и десанта. Ветер медленно, но уверенно набирал силу. Хотя курс отряда оказался оптимальным к направлению ветра, МДК начал потихоньку раскачиваться. Высота волн достигла уже двух баллов. Майор, получив доклады от командиров танковых взводов о готовности к переходу, вдруг как-то заскучал, посерел и спросил:
      – Товарищ командир, мы с радистом спустимся вниз, если Вы не возражаете?
      – Пожалуйста, до точки выхода корабля на боевой курс Вы мне не нужны.
      Майор исчез. Стемнело. Колонна самым малым ходом продолжала свое движение на юго-запад. В полутора кабельтовах от кормы МДК-20 цепко держался десантный плашкоут под командой толкового и очень опытного мичмана Аникович. Он успешно командовал плашкоутом и очень хотел сдать на допуск к самостоятельному управлению МДК. Вообще-то он стоял на штате помощника одного из командиров МДК. Этот переход для него был как бы экзаменом. Матросы и старшины уважали мичмана и даже немного побаивались его. Какой-то шутник даже переложил всем известную песню на корабельный лад:
      
Пароход наш ничего,
      Положенье таково:
  Один мичман Аникович
       Составляет большинство.

      Горланили моряки по вечерам на юте, особенно когда мичман Аникович дежурил по дивизиону.
      – Красная ракета! – раздался голос сигнальщика.
      – Лево руля, курс 180 градусов, – скомандовал Антон.
      Началась отработка задачи по уклонению от атак «противника». С поворотом на новый курс качка резко увеличилась. Всех десантников, которые еще оставались наверху, как ветром сдуло с верхней палубы.
      – Женя, как там себя чувствует наш комбат? – спросил Антон Гвоздева, когда плановое маневрирование закончилось и отряд снова лег на курс, ведущий к месту высадки десанта.
      – Сейчас узнаю
       Через несколько минут он вернулся и доложил, что и комбат и половина десанта уже лежат пластом.
      – Я там нашему комбату тазик поставил, чтобы спасти Вашу каюту от генеральной приборки. Зря Вы его туда определили.
      – Женя, найди командира роты и передай ему мое приказание выставить на юте дополнительную вахту, чтобы не дай бог, кто-нибудь за борт не вывалился.
      Ветер продолжал усиливаться. Высота волны уже превышала 4 балла. Она со злостью била в левый борт, с шипеньем перекатывалась через фальшборт и вспучивалась валом в районе ходовой рубки. Начался свинг. Так моряки называют качку, когда не поймешь, бортовая это качка или килевая. При этом крепления техники иногда то повисают, как плети, то натягиваются, как струна на скрипке. Время от времени корпус МДК попадал на такую волну, что он, как стальная линейка, начинал петь и вибрировать. Казалось, после такого удара корабль должен просто разломиться на несколько частей.
      Вдруг на мостик ворвался сержант. Его глаза чуть ли не вылазили из орбит:
      – Где командир? – закричал он. – Там крышу провалило. Она упала на танк. А танк начал плясать, как бешеный. Вода хлещет в трюм.
      – Прекратите орать! – спокойно сказал Антон. – Доложите толком, что там происходит.
      – Там вода заливает трюм, и танк вот-вот оторвется, тогда он нас всех подавит, как котят.
      – Успокойтесь. Все это ерунда. Сейчас я пошлю к вам боцмана, и вы под его руководством закрепите танк.
      – Э-э-то ерунда? А что же дальше будет? – озадаченно уставился на него сержант.
      – А дальше мы выбросим вас на берег, и вы окажетесь за границей. В машинном! – крикнул он в переговорную трубу. – Включить осушительный насос трюма.
      Сержант ушел. Антон вызвал боцмана и приказал ему проверить крепление танка
      – На всякий случай убери пехоту из трюма. Пусть толкутся на юте и в коридоре рубки, – приказал он.
      Через полчаса боцман вернулся и доложил, что выбило брусья, которыми крепился танк, сломало две фашины перекрытия, и вода постоянно поступает в трюм. Правда, аварийный насос вполне с ней справляется.
      – Вообще, товарищ командир, это надо было видеть. Солдаты и сержанты, как бананы, висели на поручнях. Еле-еле удалось их заставить спуститься, чтобы закрепить танк.
      Ветер продолжал крепчать. Качка продолжала увеличиваться. Стрелка кренометра уже давно перевалила за пределы шкалы, то есть превышала угол статической остойчивости обычных кораблей – 35 градусов. Антон был спокоен. Он недавно сдавал на допуск к самостоятельному управлению кораблем и помнил, что для МДК угол заката динамической остойчивости составляет 56 градусов.
      Антон любил штормовую погоду. Спокойный и уравновешенный, даже несколько медлительный в обычных условиях плавания, во время шторма он преображался. Разгул морской стихии невольно вызывал в его душе чувство восторга и неосознанно толкал его на противоборство с ней. В его движениях появлялась
невиданная сила и сноровка. Он почти осязал мощь и опасность стихии и адекватно реагировал на нее. Чем сильнее бесновалось море, тем веселее становилось у него на душе. При этом он никогда не терял чувства ответственности и реальности происходящего. Во время сильного шторма большинство моряков не только теряют силы и здоровье, но и абсолютно теряют аппетит. Он же наоборот, чем сильнее был шторм, тем с большим аппетитом поглощал любую пищу, как вареную, так и всевозможную «сухомятку»
      Десантные корабли один за другим выходили из походной колонны. Видимо, штормяга давал себя знать по-настоящему. Потом они мучительно долго догоняли строй, чтобы занять свое место.
      – Пятнадцатый, я первый, доложите, кто наблюдает лишний плашкоут. Одиннадцатый потерял свой плашкоут.
  Вскоре потеря нашлась. Оказалось, у него заглох двигатель и вышел из строя радиопередатчик. Но он успел устранить неисправность, и теперь изо всех сил старался догнать «свой» МДК.
      Время уже приближалось к рассвету. Ветер все больше отходил к югу. Угол встречи с волной становился все тупее, Удары волн становились все жестче. Вот уже показались проблесковые огни острова Иван. Вдруг пушечный грохот сотряс весь корабль. Корабль слегка накренился на левый борт и вдруг стремительно начал переваливаться на правый. Вслед за этим раздался еще более мощный удар.
      – Лево руля – скомандовал Антон. – Вот теперь-то, видимо, действительно оторвало танк, – подумал он.
      – Первый, первый, я четырнадцатый, Како (что означало «Выхожу из строя, не следовать за мной) – сообщил командир МДК своему командиру отряда.
      Антон лег на курс, который обеспечивал ему наименьший угол качки. Боцман приготовил дополнительные крепления, взял с собой двух матросов и четырех солдат. Они довольно быстро закрепили танк.
      – Первый, первый, я четырнадцатый, неисправность устранил. Предлагаю изменить курс отряда на пятнадцать градусов влево, – доложил он комдиву.
      – Четырнадцатый я первый, доклад принят. Пятнадцатый я первый «Люди пятнадцать».
      Весь отряд изменил курс, и качка стала сразу же значительно меньше. Вскоре отряд подошел к острову Иван и укрылся от шторма с подветренной стороны. До высадки десанта оставалось меньше часа.
       Антон подошел к переговорной трубе, ведущей в каюту командира, несколько раз подул в нее. Никакой реакции не последовало.
      – Петя, – обратился он к рулевому, – спустись в мою каюту, растолкай комбата. Минут через пять Левченко пришел и доложил, что майор даже не шевелится. Тут же на мостике появился Гвоздев.
      – Женя, сходи, подними майора. В средствах не стесняйся. Если не будет реагировать на слова, полей его водой или сбрось его с кровати. Отставить! Сначала сбрось его с кровати, а уж потом поливай его как фикус. Только тазик сначала убери.
      Минут через двадцать майор появился на мостике с мокрой головой и в таком виде, как будто его пропустили через теребилку.
      – Доброе утро, товарищ майор, как отдохнули на курорте? – спросил, улыбаясь, Антон.
      – Да гори он ясным пламенем такой курорт, теперь мне хоть по «Волге» в день будут предлагать, я даже ногой не ступлю ни на один корабль.
      – Пятнадцатый, я первый, Иже! К высадке десанта приготовиться! Четырнадцатый, я первый, доложите, почему не отвечает «утюг»?
      «Утюг» – это был позывной комбата танкистов.
      – «Утюг» никак не нагреется, – пошутил Антон. – Вас, товарищ майор, – обратился он к комбату.
      Прикрываясь от ветра островом, отряд развернулся в боевой порядок и полным ходом рванул на высадку десанта. Высадка первой волны десанта прошла как по нотам. Наблюдатели – представители главного штаба вооруженных сил стран Варшавского договора – были в восторге. Сразу же, после высадки десанта первой волны, СДК и плашкоуты ушли в сторону порта Бургас, а МДК начали перегрузку техники с транспортов, которые уже становились на якорь у острова Иван. Двое суток без передышки малые десантные корабли разгружали транспорта.
      Правда, на сей раз перегрузка оружия и технических средств, для наращивания силы десанта, превратилась в обычную рутину. Ветер убился. Солнышко засияло вновь. МДК, как челноки, сновали от берега к транспорту, принимали на борт танки, бронетранспортеры или что-то другое и снова спешили к берегу.
      Закончив перегрузку, усталые и отупевшие от бессонницы, командиры увели свои МДК и стали на якоря на внешнем рейде Бургаса.
      Долго им отдыхать не дали. На следующее утро им было приказано подойти к берегу и принять на борт часть десанта, который они высаживали три дня назад. Солдаты, сержанты и офицеры десанта оживленно делились впечатлениями о времени, проведенном на берегу. Они хвастались сувенирами, купленными на валюту, полученную за время пребывания на берегу, а офицеры наперебой пытались угостить сверхсрочников МДК болгарской ракией. Они категорически отказывались, зная, как их командир относится к употреблению спиртных напитков на корабле.
      Переход из Бургаса в Ильичевск, где предполагалось высадить вернувшийся домой десант, оказался легкой
приятной прогулкой. Безо всяких приключений малые десантные корабли высадили участников совместных учений и вернулись в родную Практическую гавань. О недавнем трудном переходе из Одессы в Болгарию напоминали только поломанные перекрытия и изуродованные взбесившимися танками переборки танковых трюмов. Как оказалось, танки летали по трюму не только на МДК-20. Ни одного командира не минула чаша сия.
      
      Глава 8. ХЕРСОН ПЕРЕД НАМИ…

      Прибытие в Одессу после зачетных учений совпало с прибытием приказа, который гласил:
      – Старшего лейтенанта Родионова назначить командиром перегонного экипажа малых десантных кораблей. Командованию бригады десантных кораблей обеспечить формирование и подготовку экипажа.
      Не прошло и двух недель, как новый экипаж был создан и отправлен в Херсон, на судостроительный завод «Коминтерн». На сей раз никто в «подкидного дурака» не играл. Весь экипаж был подобран из грамотных, добросовестных матросов и старшин дивизиона МДК, которых знали лично либо Антон, либо его помощники, мичманы Кудинович и Корнеев.
       Завод «Коминтерн» располагался на острове, прямо напротив морвокзала города Херсон. Добраться до него было можно только на пароме либо на шлюпке. Мичман Корнеев уже не раз бывал на заводе «Коминтерн», поэтому
никаких проблем ни с переправой на остров, ни с размещением экипажа не было. Не успели они пройти и 100 метров от КПП завода, как навстречу им вышел седой, пожилой мужчина. Он радостно улыбался и весело вещал:
      – Кого я вижу! Николай Владимирович, собственной персоной! Сколько лет – сколько зим!
      Они крепко обнялись. Старичок при этом топал ногами и похлопывал Корнеева по спине. Вдоволь пообнимавшись с мичманом, старичок так же дружелюбно подошел к Антону, вдруг вытянулся «во фрунт», щелкнул каблуками, «поедая глазами начальство», и, приложив руку к своей кепчонке, бодро доложил:
      – Его императорского величества Александра второго гвардейского экипажа отставной матрос Ицков Яков Семенович, ныне бессменный шкипер дебаркадера, – бодро представился он.
      Антон улыбнулся и протянул ему руку. Яков Семенович почтительно пожал её и сказал:
      – Вы, как я понимаю, прибыли за малым десантным кораблем, но он ещё не готов принять команду. Так что вам пока придется пожить на моем дебаркадере. Кубрик для матросов и старшин уже готов, а товарищам офицерам я могу предложить отдельные каюты. Ваша каюта, Николай Владимирович, пока свободна, так что можете занимать ее. А Вам, товарищ командир, я могу предложить одноместную каюту, но с широкой койкой, – лукаво добавил он.
      – Извините, товарищ мичман, – обратился он к Кудиновичу и протянул ему руку. – А как Вас зовут?
      – Михаил Николаевич, – представился Кудинович.
      – Очень приятно. Очень приятно, – заворковал отставной матрос.
      – Так Вас устраивает мое предложение? – снова обратился он к командиру.
      – Спасибо, Яков Семенович, за заботу, только ко мне через два дня жена с сыном приезжают. Мне бы что-нибудь попросторнее.
      – Слушаюсь, товарищ командир, – опять щелкнув каблуками, и приложив руку к фуражке, ответил он. – Тогда я Вам могу предложить трехместную каюту рядом с четой Булатовых. Только через коридор, чтобы женщины не поругались между собой.
      – А кто такие Булатовы? – спросил Антон.
      – Как? Вы не знаете Булатовых? Такая очаровательная пара! Он же Ваш сослуживец, пришел к нам чинить свой МДК. Да, кстати, Вы можете спокойно распоряжаться своим временем. Никого из администрации завода до понедельника не будет. Все на юбилее, на соседнем судостроительном заводе.
      – Товарищ командир, это же Борис Александрович, подводник, которого назначили командиром МДК перед самым нашим уходом в Поти, – сказал Кудинович.
  Только теперь Антон вспомнил молодого симпатичного капитан-лейтенанта, с холеными усиками, которого он видел только раз и даже не успел познакомиться.
      Знакомство с четой Булатовых произошло через два дня. В пятницу во второй половине дня Антон переправился через Днепр и решил изучить территорию, прилегающую к морвокзалу. Он всегда старался в первую очередь изучать место, прилегающее к его жилью. Он зашел на морвокзал, потом прошелся по площади, на которую смотрели его окна, а потом уж заглянул в помещение автовокзала. Открыв входную дверь, он нос к носу столкнулся со своей женой, идущей под ручку с высокой, ослепительно красивой женщиной. Вслед за ними, широко улыбаясь, шагал Борис Александрович с увесистой сумкой в руках, в другой руке у него покоилась рука Игоря. Чувствовалось, что они нашли общий язык.
      – Какими судьбами? – удивился Антон.
      – Антоша, знакомься, это жена твоего сослуживца, – поцеловав мужа, Нонна представила свою спутницу.
      – Дина, – величественно протянув руку с длинными, тонкими пальчиками, представилась она. – Боря, а Вы уже знакомы?
      – И да, и нет, – все так же улыбаясь, ответил Борис Александрович, пожимая руку Антона. – Вот теперь уже да, – добавил он. – А ты чего застыл? – подтолкнул он Игоря. – Иди, здоровайся с отцом.
      Конец недели пролетел, как один миг. В понедельник все руководство завода вернулось на свои штатные места. Жизнь судостроительного предприятия закипела с новой силой. Если заводчане вернулись к своим обычным трудам, то у Антона, помимо его обычных обязанностей, прибавилось множество других.
      Должен отметить, ни один командир корабля не имеет так много обязанностей, как командир корабля четвертого ранга. Это Антон испытал на своей шкуре, будучи командиром ТКА «Комсомолец» и МДК. Если на больших кораблях командир несет персональную ответственность за состояние боевой и политической подготовки в целом, а всеми остальными вопросами занимаются его подчиненные офицеры и мичманы, то командир корабля четвертого ранга, как правило, несет еще личную ответственность за снабжение корабля вещевым, продовольственным, посудо-камбузным, химическим и шкиперским имуществом, а также оружием и боеприпасами, за содержание в исправности всего этого имущества, оружия и боеприпасов. Кроме того, он лично обязан вести учет и всю отчетность по всем этим вещам. Он должен даже лично составлять меню и контролировать качество приготовления пищи. Он же является одновременно и единственным на корабле судоводителем и управляющим огнем артиллерии, и организатором торпедных атак и постановки минных заграждений. Конечно, наверняка найдутся умники, которые скажут:
      – А что же ты, дорогой командир, забыл о золотом фонде ВМФ, сверхсрочниках, которые на таком корабле должны взять на себя значительную долю хотя бы хозяйственных забот.
      Они были бы правы, если бы не одно маленькое «но». Дело в том, что «золотой фонд» надолго не задерживается на таких кораблях из-за низкой штатно-должностной категории. Здесь и оклады пониже, и от большого начальства подальше, и возможности поменьше. Сверхсрочники, которые обладают гораздо большей степенью свободы выбора места службы, по сравнению с офицерами, пользуются ей, как только могут.
Конечно, высокий общеобразовательный ценз матросов и старшин срочной службы мог бы во многом упростить задачи комадира корабля. Из их числа можно было бы подобрать себе достойных помощников, но существующие на то время руководящие документы запрещали держать на материально – ответственных должностях воинов срочной службы. Вот и бился командир корабля 4 ранга, как рыба, в сетях этих «руководящих документов».
      Вообще, должность командира корабля 4 ранга заставляла морского офицера отдаваться службе полностью. При этом выковывался такой тип командира, который мог стать настоящим резервом главного командования, которому было по плечу решать любые задачи. И в бригаде торпедных катеров, и в бригаде десантных кораблей Антон слышал один и тот же рассказ участников совещания «молодых офицеров», которые проводились ежегодно. Это совещание якобы проводил командующий КЧФ вице-адмирал С.Е. Чурсин. Перед началом совещания он проверил несколько соединений кораблей 4 ранга и был поражен эрудицией и многогранностью работы командиров этих кораблей. Отмечая этот факт, он якобы заявил:
      – Я потрясен эрудицией и мужеством этих офицеров. Я мог бы каждому второму из них без колебаний доверить командование крейсером. Но где же мне набрать столько крейсеров для этих достойных великого уважения людей? – чуть помолчав, добавил он.
Не знаю, насколько права молва, но я бы обеими руками подписался под таким мудрым изречением. Достаточно сказать, что по штату баржи из которой был создан МДК, на ней было расписано 5 офицеров ММФ. А на МДК – всего один офицер ВМФ.
      Вот и «вываривались» эти «достойные уважения люди» в собственном соку. Они выхаживали по два три срока в одном и том же звании, получали мизерные оклады, годами стояли в очереди за получением квартир. Многие из них потихоньку выбрасывали из ранца приготовленные по ошибке жезлы маршалов и потихоньку спивались. В
условиях мирного времени прорваться на большие корабли было очень трудно. Неумолимо действовала логика старого послевоенного анекдота:
      Приходит внук генерала к своему дедушке и спрашивает:
      – Дедушка, а смогу ли я, как и ты, стать офицером?
      – Сможешь, внучок, сможешь, – попивая коньячок, отвечает генерал.
      – Дедушка, а смогу ли я стать генералом?
      – Сможешь, внучок, конечно, сможешь, – отвечает дедушка.
      – Дедушка, – не отстает от него внук. – А смогу ли я стать маршалом?
      – Вот это вряд ли, – чуть подумав, отвечает генерал. – Ведь у маршалов свои внуки есть.
      По прибытии в Херсон у Антона добавилось множество новых забот. Как командир новостроящегося корабля, он был назначен заместителем председателя государственной комиссии по приемке корабля от промышленности. Поскольку председатель приемной комиссии прибывает на завод перед самым началом ходовых испытаний, то вся тяжесть подготовки документации, запасных частей, всех видов снабжения и вооружений ложится на плечи командира. Правда, Антону на сей раз, крупно повезло. Мичман Корнеев Н.В., назначенный помощником командира МДК, оказался участником Великой Отечественной войны, хорошим специалистом и прекрасным воспитателем. Вот он-то и взял на свои плечи львиную долю хозяйственной и организационно-воспитательной работы на корабле.
      Новый МДК, который получил от своих конструкторов имя «Сайгак», отличался от старого проекта и габаритами, и конструкцией, и штурманским вооружением. Он уже имел и гиромагнитный компас, и лаг, и штурманскую РЛС, и радиопеленгатор, и систему ГГС.
Теперь командиру не надо было драть глотку так, чтобы барабанные перепонки вылетали. Кроме того, вместо хлипких фашин, с помощью которых прикрывался сверху танковый трюм, были установлены мощные люковые закрытия, которые могли перемещаться в горизонтальной плоскости.
      Знакомясь с новым кораблем, Антон про себя отметил, с какой любовью коллектив завода относится к своему детищу. Еще не было контрольной проверки специалистами военной приемки, а корабль выглядел ухоженным. Невооруженным взглядом было видно, как красиво и тщательно сварены многочисленные швы корпуса. Все специальное оборудование аккуратно выставлено на свои штатные места и тщательно зачехлено и укутано сверху полиэтиленовой пленкой. Даже бригада маляров, которая готовила корпус к грунтовке, не жалея сил, тщательно скребла и мыла металл. Конечно, в семье не без урода. Так, незадолго до вселения экипажа, командир МДК, обходя вместе со старшим военпредом корабль, обнаружил, что на ходовом мостике отсутствуют две конторки и ящик для сигнальных флагов.
      – Это дельные устройства, их еще, вероятно, не изготовили, – предположил старший военпред.
      – Нет, это не так, – не согласился командир. – Я недавно был на складе и видел там не один комплект этих конторок.
      – Тогда напомните об этом строителю, он Вам пришлет сварщиков, а за ящиками пошлите на склад матросов.
  На другое утро, не успел командир МДК войти в свою каюту, которую он с согласия строителя превратил в свой рабочий кабинет, ворвался молодой человек, вывалил на стол командира пачку требований и быстро заговорил:
      – Я бригадир сварщиков с тральщика. Ваш строитель попросил меня приварить Вам на ходовом мостике
несколько ящиков. Его сварщики перешли на другой объект. Вы пока подпишите бумажки, а я Вам сварщиков пришлю.
      – Бумажки я всегда успею подписать. Будет выполнена работа – будут и бумажки подписаны.
      – Командир, Вы не понимаете, что сегодня последний день сдачи в бухгалтерию документов на зарплату. Вы подпишите, а мы все сделаем.
      – Я документов на невыполненные работы не подписываю. Сдадите работу – получите документы. Недовольно ворча, бригадир ушел. Ровно через два часа он снова без стука ворвался в каюту.
      – Ну, всё, работа сделана. Подписывайте!
      – А Вы ее проверили? Что-то не было никаких признаков, чтобы на ходовом мостике что-то делалось. Пойдемте вместе посмотрим, что там сделано.
  Они поднялись на мостик. Ящик для сигнальных флагов и конторки преспокойно лежали на палубе. Бригадир выругался и куда-то убежал. Вскоре на борт поднялись два зачуханных рабочих. Недовольно ворча, они развернули кабели и почти сразу же послышался характерный для сварки шорох. Буквально через полчаса в каюту постучали. Один из рабочих вошел и, не здороваясь, спросил:
      – Так Вы уже подписали требования? Бригадир просил их забрать.
      – Передайте своему бригадиру, что я имею привычку документы отдавать тому, кто их мне дал, – ответил Антон. Его уже начало злить это назойливое желание получить документы любым способом. – И, вообще, я хотел бы посмотреть, как вы выполнили сварку. Пойдемте взглянем.
      – Нечего мне ходить, – вдруг как-то зло процедил сквозь зубы рабочий и вышел из каюты.
      Антон поднялся на мостик и остолбенел. На палубе, на переборках и даже на мачте были видны грязные, жирные
пятна, оставленные кабелями. Вокруг ящика для флагов и конторок красовались огромные, черные, выжженные сваркой, круги. Интерьер ходового мостика был безнадежно испорчен. Ящик для флагов был приварен только с одной стороны, а другая только кое-как прихвачена. Небольшие конторки оказались закопченными со всех сторон.
      – Ну и работнички, – с горечью сказал командир и с досады пристукнул кулаком по конторке. К его удивлению, конторка рухнула на палубу. Тогда он уже крепче ударил кулаком по другой конторке. Она отвалилась тоже. Антон рассвирепел. Он схватил обезображенные конторки и выбросил их за борт.
      Вскоре в его каюту ворвался разъяренный бригадир сварщиков:
      – Командир! – с порога заорал он. – Ты что, решил надо мной поиздеваться? Где мои требования?
      Антон спокойно пожал плечами.
      – Я же Вам ясно сказал, документы будут подписаны только после выполнения работы, а работа не выполнена. Более того, Ваши рабочие загадили мне весь ходовой мостик
      – Как не выполнена? – опешил бригадир. – Они же мне сказали, что все сделано. Да ты меня просто достаешь! Пойдем посмотрим.
      – Пойдем, – ехидно улыбаясь, сказал командир.
Бригадир сварщиков пулей выскочил на мостик. Увидя полуоторванный ящик для флагов и черные выжженные круги на переборках, вместо конторок, он потерял дар речи.
      – А где же конторки? – чуть заикаясь, озадаченно спросил он. – Они же были приварены.
      Вспоминая обескураженное лицо спесивого бригадира, он потом много раз с юмором рассказывал об этом случае своим сослуживцам.
      Два месяца пролетели как один день. Наконец-то швартовые испытания закончились. Экипаж переселился на корабль. Приближающиеся морозы заставили строителей корабля выйти на ходовые испытания в Одессу.
      За неделю до времени начала перехода МДК в порт Александрия, старший морской начальник, капитан 1 ранга Федоров вызвал Антона к себе. В его приемной сидел высокий, сухопарый гражданский моряк с нашивками капитана дальнего плавания. Антон поздоровался.
      – Гуламов, – представился тот. Капитан буксира «Гордый».
      В это время из кабинета старшего морского начальника вышел мичман и предложил Гуламову и Антону зайти в кабинет.
      Капитан 1 ранга Федоров поднялся навстречу вошедшим.
      – Товарищ капитан 1 ранга, командир перегонного экипажа, старший лейтенант Родионов, на инструктаж прибыл, – доложил Антон.
      Капитан 1 ранга пожал руку сначала капитану буксира, потом командиру МДК и широким жестом предложил им присесть на стулья, стоявшие возле его стола. Моряки сели.
      – Товарищи, в скором времени Вам двоим, предстоит совместно выполнить задачу по перегону малого десантного корабля в Египет. Босфор заказан на 15 ноября, так что выходить вам придется тринадцатого в 14:00.
      – Как тринадцатого? – опешил Гуламов. – Это же несчастливое число.
      – А Вы как считаете, товарищ старший лейтенант? – обратился капитан 1 ранга к командиру МДК.
      – Я считаю, что это чепуха. Главное, чтобы погода не подвела, да вовремя попасть к проходу пролива Босфор, – ответил тот. Гуламов в это время что-то явно вычислял, шевеля губами. Услышав ответ Антона, он схватился за голову и закричал:
      – Что ты такое говоришь, несчастный? Да ты знаешь, что наш выход назначен не только на 13 число, но еще и на понедельник. Я ни за что не начну переход в такой роковой день. Товарищ комбриг, – обратился он к Федорову, – разрешите нам выйти хотя бы в 00:10, но четырнадцатого.
      – Никогда не думал, что гражданские моряки такие суеверные. Я бы, может, и пошел Вам навстречу. Только Вы не сможете идти с буксиром быстрее, чем 10 узлов. А Босфор Вам заказан на 9 утра.
      – Товарищ капитан 1 ранга, быть точно к этому времени не обязательно. Главное пройти его в светлое время суток.
      – Извините, товарищ капитан, но менять время выхода я не могу. Тем более, что старшим перехода назначен командир МДК, а он, как Вы слышали, совсем не суеверен. Все, разговор окончен. Инструктаж по переходу вам даст флагманский штурман.
  13 ноября в договорное время МБ « Гордый» на рандеву не прибыл. Сколько командир МДК и оперативный дежурный не пытались связаться с ним по УКВ, все было тщетно. Наконец диспетчер порта сообщил, что буксир находится в Ильичевске, устраняет неисправность в работе двигателя. Капитан буксира клятвенно обещал, что к 20:00 он будет в договорной точке встречи. Но ни в 20,ни в 21 час капитан буксира на связь не выходил. Только в 22 часа он сообщил, что подходит к договорной точке встречи. МДК немедленно снялся со швартовых и вышел на внешний рейд. Он подошел к МБ «Гордый», подал проводник на корму буксира и, чтобы окончательно погасить инерцию, дал задний ход левым двигателем.
      – На мостике, – раздался голос вахтенного моториста. – Реверс-муфта не сработала.
      
      – Правая самый малый назад! – скомандовал Антон. Правый двигатель тут же отработал.
      Когда буксирный трос был закреплен, и надо было начинать переход, мичман Кудинович доложил, что лопнула вилка реверс-муфты и пользоваться левым двигателем нельзя. Начинать переход за несколько морей с неисправным двигателем было рискованно. Командир МДК дал радиограмму о случившемся оперативному дежурному. Начался страшный переполох. Срыв перегона нового корабля в указанный срок грозил международным скандалом. Положение спас дивизионный механик капитан-лейтенант Осьмуха А.Д., который в этот вечер находился в штабе дивизиона. Узнав о случившемся, он вспомнил, что на складе запчастей имеется бронзовая вилка реверс-муфты. Он приказал вызвать на склад его заведующего и тут же, не дожидаясь его прибытия, вскрыл склад, изъял оттуда вилку и прибыл на МДК. На пару с мичманом Кудиновичем, засучив рукава, он разобрал муфту и заменил разрушенную вилку на новую. К исходу суток левый двигатель получил возможность работать как на передний, так и на задний ход.
      Капитан «Гордого» ликовал:
      – Я Вас предупреждал, что нельзя отправляться в дальний рейс в понедельник, да ещё и тринадцатого числа. Зато теперь нам обеспечено счастливое плавание. Мои часы уже показывают 5 минут первого, четырнадцатого ноября, вторник. Давайте сниматься с якоря, – обратился он к Антону, когда тот сообщил ему , что неисправность устранена и МДК готов к переходу. Ровно через пять минут, получив добро оперативного дежурного, Антон отправился в свое первое в жизни загранплавание, которое должно было завершиться в стране, находящейся в состоянии войны с другим государством.
      
Глава 9. СЧАСТЛИВОЕ ПЛАВАНИЕ

      Снявшись с якоря, МБ «ГОРДЫЙ» довольно быстро набрал ход 12 узлов. МДК следовал за ним в кильватере на буксире. Пользоваться двигателями МДК категорически запрещалось, чтобы сохранить их моторесурс. Вскоре позади остались и зеленые проблесковые огни Санжейского маяка, и красные проблесковые огни Ильичевска. Легкий попутный ветерок помогал буксиру выполнять поставленную перед его экипажем задачу. Море было спокойно. Антон рассчитал время перехода по маршруту, утвержденному штабом бригады. Времени явно не хватало.
       – Командир, – вдруг раздался в динамике голос капитана буксира, – как ты смотришь на то, чтобы изменить курс? Если мы будем идти с такой скоростью, мы вряд ли успеем во время пройти Босфор. Предлагаю проложить курс прямо на вход в пролив.
      – Я в принципе не возражаю. Сейчас запрошу долгосрочный прогноз и согласую с оперативным дежурным, – ответил он
      – Вот уж эти военные, – не скрывая недовольства, проворчал в микрофон Гуламов.
      Получив «добро» от оперативного, Антон рассчитал новый курс и сообщил его Гуламову.
      – Вот это другое дело, – обрадовался тот. – Теперь наверняка успеем вовремя.
      Радость оказалась преждевременной. К утру погода резко ухудшилась. Ветер изменил свое направление и вместо попутного перешел на юго-восточный. Высота волны достигла трех баллов. Скорость буксировки резко упала. Буксирный трос время от времени надраивался так, что вылетал из воды и с шумом плюхался в нее снова. При этом ощущались мощные рывки. Командир МДК предложил капитану буксира снизить скорость буксировки. Тот занервничал:
      – Если мы снизим скорость, мы не успеем вовремя пройти проливную зону.
      – А кто доказывал комбригу, что все будет тип-топ? – не удержался Антон. – Ладно, не переживай, если не будем успевать, так и быть, помогу вам своими машинами.
      На том и согласились. Буксир сбавил ход до 9 узлов. Рывки прекратились и МДК плавно, слегка рыская носом, продолжил свой путь. Погода испортилась окончательно. Пошел дождь, который время от времени перемежался снегом. Целый день шли, не меняя курса. К вечеру стало ясно, что при такой скорости к Босфору вовремя не успеть. На их счастье, незадолго до захода солнца, тучи куда-то уплыли, ветер потихоньку утих. Море тоже стало успокаиваться
      – Командир, – снова послышалось в динамике, – ты не передумал мне помочь?
      – Нет, не передумал, – ответил Антон, который только что поднялся на мостик. Он тут же подошел к машинному телеграфу и поставил обе ручки на «товсь». Получив доклад вахтенного моториста о готовности дать ход, он вышел на связь с буксиром:
      – На буксире, начинаю подрабатывать своими машинами. Через полчаса смогу дать полный ход.
      Буксир побежал быстрее. Только таким образом можно было почти вовремя прибыть к месту начала прохода проливов. Дело в том, что в соответствии с правилами прохода проливной зоны военные корабли должны проходить её в дневное время и в оговоренные заранее сроки. В случае невыполнения этого требования надо было заказывать проход проливов снова за две недели до даты входа в проливную зону. Поэтому-то командир МДК и решился нарушить инструкцию. Это помогло им вовремя прибыть и без задержки войти в пролив Босфор.
      Сколько раз на уроках географии Антону приходилось повторять по каким географическим пунктам проходит граница Европы и Азии! Пролив Босфор, Мраморное море, пролив Дарданеллы, Эгейское море... наверное, на всю жизнь запечатлелось в его мозгу, а вот проходить по этим историческим границам приходилось впервые.
      С подходом к проливу корабли вошли на территорию, овеянную легендами древней Греции. Босфор, по легенде означает «коровий брод». Такое название он якобы получил после того, как старшая богиня Олимпа Гера, жена главного бога Зевса, из ревности обратила его младшую жену Ио в телку. Спасаясь от мести Геры, телка вброд перешла пролив из Европы в Азию. Могучий Зевс, чтобы хоть немного побыть с любимой, частенько превращался в быка и вброд переходил Босфор.
      Скорость движения кораблей и судов в проливах Босфор и Дарданеллы ограничена 14 узлами, а в узкостях и того меньше, поэтому ни командиру МДК, ни капитану буксира в этом плане беспокоиться было нечего. Их самый полный ход не превышал этой цифры.
      Вскоре по правому борту МДК замелькали первые здания, которые живописным табуном сбегали прямо к воде. Когда буксир и ведомый им «Сайгак» поворачивали на второй рекомендованный курс, Антон увидел высокое здание, стоявшее прямо у уреза воды. Он тут же вспомнил рассказ, которым обычно предостерегают каждого командира, впервые проходящего проливную зону, о том, как один из капитанов решился проходить Босфор ночью и врезался со всего маху в это здание. Здание реставрировали, судно забрали на судоремонтный завод, а несчастный капитан до сих пор сидит в одной из турецких тюрем. Правда, долго размышлять о судьбе незадачливого капитана не пришлось. Когда МДК поравнялся с группой рыбацких фелюг, одна из них вдруг резко увеличила ход и
ринулась на пересечение курса МДК. Не успей «Сайгак» отвернуть влево, она наверняка бы попала под его аппарель.
      – Провокация, – подумал Антон, но фелюга легла на курс, параллельный курсу МДК и почти прижалась к его борту. На палубу «Сайгака» одна за другой полетели толстые крупные рыбины.
      – Рашен, рашен, кушай свежий фиш! – кричали рыбаки, постепенно отставая. Они приветливо улыбались и поднимали над головой, сложенные в рукопожатии ладони. Не успели матросы убрать около десятка крупных скумбрий, как сигнальщик доложил:
      – Катер, справа 40, с репортерами на борту, идет на пересечение курса.
      Антон увидел, как довольно крупный катер с огромным количеством людей, которые как новогодние елки, были обвешены фотоаппаратами, приближался к борту буксира. Приблизившись почти вплотную к МБ «Гордый», они начали щелкать своими камерами. Антон включил засекреченную УКВ радиосвязь.
      – Эдуард Аликперович, – обратился он к Гуламову, – доложите, что у Вас там происходит.
      – Ничего особенного, – ответил тот. –0бычная процедура. Американские газетчики собирают материалы для своих газет. Они не пропускают ни одного судна, а уж тем более ни одного военного корабля. Рекомендую убрать лишних людей с палубы, чтобы их фотографии не попали в газеты.
      Антон поблагодарил капитана буксира за добрый совет и приказал помощнику убрать всех внутрь корабля и самим зря не светиться.
      – Перейти на управление с ходовой рубки! – приказал он рулевому и мичману Кудиновичу, стоявшему на машинном телеграфе. Сам он тоже спустился в ходовую рубку, оставив наверху только одного сигнальщика. Не успели они перейти в ходовую рубку, как сигнальщик
доложил, что катер отошел от буксира и направляется к МДК. Буквально через пять минут катер, битком набитый репортерами, оказался у борта «Сайгака». Репортеры со всех сторон по несколько раз фотографировали МДК, его ходовой мостик, рубку и корму со всеми имеющимися там механизмами. Особенно их заинтриговал огромный деревянный ларь, стоявший в носовой части второго люка. Этот ларь был сооружен заводскими плотниками для хранения скоропортящихся продуктов. Большого холодильника на этом корабле не было. Мичман Корнеев порекомендовал обзавестись таким ларем и установить его на верхней палубе. Он же перед входом в проливную зону уложил на ларь несколько толстых брусьев и обтянул все это сооружение брезентом. Это и привлекло основное внимание репортеров. Они, видимо, полагали, что это какое-то новое оружие и из кожи лезли, чтобы проникнуть в эту тайну. Катер несколько раз обходил вокруг МДК, и репортеры только на уши не становились, чтобы со всех сторон отснять детище мичмана Корнеева. Антону наконец-то надоели их маневры, и он решил над ними подшутить. Он неоднократно слышал об этих катерах-шпионах, о том, что они начинены электронной аппаратурой, способной даже дешифровать нашу старенькую спецтехнику. Он снова включил засекреченную УКВ связь и, обращаясь к Гуламову и стараясь не рассмеяться, сказал:
      – Эдуард Аликперович, что-то мне этот катер надоел. Я, наверное, не сдержусь да врежу его ракетой.
      Не успел он закончить свою тираду, как катер резко развернулся и лег на курс к своему причалу. Весь день и всю ночь МБ «Гордый» с «Сайгаком» на буксире, то ускоряя, то уменьшая ход, форсировали Мраморное море. При подходе к острову Мармара ветер резко усилился. Появились довольно ощутимые рывки. Пришлось увеличить длину вытравленного буксирного троса. К рассвету, как и планировалось, они подошли к проливу
Дарданеллы. К этому времени ветер достиг 9 баллов. На траверзе бухты Гелиболу им повстречался танкер «Березина», идущий из Эгейского в Мраморное море. Капитан танкера сообщил, что в Эгейском море бушует приличный шторм, и порекомендовал не спешить с выходом. Посоветовавшись с капитаном буксира старший перехода принял решение стать на якорь. Получив разрешение турецких властей, стали на якорь в бухте Гелиболу. Двое суток свирепствовал северный ветер. Скорость ветра время от времени снижалась до 9 баллов и снова увеличивалась до 12 баллов, а иногда и переходила в ураганную. Наконец на третьи сутки ветер начал утихать и к 13 часам дошел до 4 баллов. Улегся шторм и в Эгейском море. Со стороны открытого моря стали появляться одно за другим суда, штормовавшие недалеко от входа в Дарданеллы. Все капитаны судов в один голос рассказывали какой суровый шторм им пришлось выдержать. Некоторые капитаны рекомендовали не торопиться с выходом, так как прогнозы неутешительны. Постояв на якоре еще пару часов и получив подтверждение синоптиков о хорошей погоде на большей части Эгейского и Средиземного моря, снялись с якоря и вышли в открытое море.
      Эгейское море встретило мореплавателей ярким солнцем, юго-западным ветром и довольно ощутимым волнением моря. Высота волн достигала 2-3 баллов, что позволяло идти со скоростью не более 8 узлов. Почти сразу же после выхода из пролива Дарданеллы чуть справа от курса появились мрачные вершины острова Лемнос.
      Когда прошли первое колено рекомендованного курса и повернули на юг, стали отчетливо видны довольно крутые склоны гор, лишенные всякой растительности. Видно не зря творцы греческих мифов отвели этому острову место, где самый трудолюбивый из богов, хромой Гефест облюбовал себе место для кузни. В своей чудесной кузне
божественный механик, кузнец и изобретатель работал днем и ночью. Он ковал молнии для Зевса, чинил, когда надо, колесницу Солнца. Никому не отказывал кузнец и с одинаковым усердием и великим искусством он ковал кому щит, кому меч, а кому чудесный золотой панцирь. А если выдавалось свободное время, он не отказывал себе в удовольствии творить волшебные вещи, игрушки для детей или украшения для богинь Олимпа.
      Солнце уже клонилось к закату, когда слева по курсу появился еще один довольно крупный остров, который у древних греков славился своими поэтами и искусными певцами. Это был остров Лесбос. В отличие от Лемноса, довольно крутые склоны этого острова изобиловали густыми лесами, среди которых угадывались довольно обширные площади, которые явно были знакомы с человеком. С заходом солнца стали ясно видны довольно большие массивы расцвеченных разноцветными огнями селений. К ночи ветер «убился», и корабли побежали веселее. Появилась надежда спокойно дойти до острова Крит, который считался приблизительно половиной пути между Дарданеллами и портом Александрией, конечным пунктом перехода. Рассвет застал путников на траверзе острова Хиос, любимом месте развлечений греческого бога вина и веселья Дионисия. Но не только греческие боги прославили остров Хиос. Среди военных моряков он еще прославлен Чесменским сражением 24-26 июня 1770 года.
      Балтийская эскадра в составе 9 линейных кораблей, 3 фрегатов и 17 вспомогательных судов прибыла в Хиосский пролив. На вооружении русских кораблей имелось 740 орудий. Русской эскадрой командовал адмирал Спиридов Г.А. Здесь ее поджидала турецкая эскадра, в состав которой входило16 линейных кораблей, 6 фрегатов и около 50 вспомогательных судов (свыше 1400 орудий). Турецким флотом командовал Ибрагим Хассан-паша. Утром 24 июня русская эскадра вошла в Хиосский пролив, построилась в две кильватерные колонны с наветренной стороны, сблизилась с противником на дистанцию 3,5 кабельтова и открыла огонь по заранее намеченным целям. Нанеся врагу значительный урон, она заставила его уйти под укрытие береговых батарей в бухту Чесма. Заблокировав турецкий флот в бухте Чесма, русское командование приняло решение атаковать его прямо в бухте. В ночь с 25 на 26 июня русские корабли подошли на расстояние 2 кабельтова и открыли огонь. Весь турецкий флот, лишенный возможности маневра, был уничтожен. Уцелели и были захвачены русскими в плен только1 линкор и 5 галер. Русская эскадра при этом не потеряла ни одного корабля.
      «…Честь Всероссийскому флоту – с 25 на 26 неприятельский флот… атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили, потопили и в пепел обратили, а сами стали быть во всем Архипелаге… господствующими», – доносил адмирал Спиридов президенту Адмиралтейств-коллегии.
      Плавание по Эгейскому морю – это бесконечная вереница встреч с древним эпосом и реальной историей развития человечества и его военно-морских сил. Эгейское море изобилует большими и малыми островами, к которым можно подходить очень близко. Причем каждый остров, так или иначе, связан с тем или иным мифом или крупным историческим событием. Так следующей приметной вехой на пути мореплавателей был остров Икарий, на котором, по преданию, знаменитый скульптор, архитектор и выдающийся изобретатель Дедал похоронил своего несчастного сына Икара, упавшего с неба, после того как ему отказали крылья.
      Закончились вторые сутки плавания после стоянки на якоре в бухте Гелиболу. Когда мореплаватели вышли на травез острова Икария, относительно тихая, солнечная погода начала портиться. Не успели моряки налюбоваться высокими крутыми горами острова, склоны которых были
покрыты ярко-зеленой растительностью, несмотря на позднюю осень, как небо затянуло тучами, и начался мелкий, холодный дождь. Барометр предвещал бурю. Антон вызвал на УКВ Гуламова.
      – Эдуард Аликперович, – обратился он к капитану буксира, – имеете ли Вы долгосрочный прогноз? Что-то мой радист не смог его получить сегодня.
      – Мой радист тоже не смог. Но я связался с капитаном сухогруза, который шел встречным курсом по другую сторону острова Хиоса. Он сообщил мне, что погода в Средиземном море вполне приличная. Я думаю, мы спокойно дотопаем до острова Крит, а там и до Александрии рукой подать.
      Остров Икарий остался позади. Погода продолжала ухудшаться. Ночью прошли траверз острова Кос и взяли курс строго на Юг, чтобы выйти к западной оконечности острова Касос. Эта часть Эгейского моря, называемая Южными Спорадами, изобилует множеством небольших, но приметных каменистых островов. В хорошую погоду их вершины видны на десятки миль, а сами островки резко отличаются друг от друга не только формой, но и цветом и наличием растительности и жилых массивов. Часть из них кажутся сказочными, необитаемыми островами. Правда на сей раз, оценить по достоинству красоту и разнообразие пейзажей не удалось. Мешала морось. При подходе к острову Касос видимость настолько ухудшилась, что не было видно даже очертаний острова Крит, находящегося всего в десятке миль от курса.
      С выходом в Средиземное море дождь прекратился, но появился достаточно крепкий западный ветер, Борей. По мере того как мореплаватели удалялись от острова Крит, ветер становился все мощнее. Высота волн вскоре достигла трех баллов, а ветер все крепчал. Вскоре радист принес командиру МДК прогноз погоды, в котором сообщалось, что в районе Гибралтара сформировался тайфун, который
движется в направлении пролива Дарданелл. Эпицентр тайфуна должен был пройти по азиатской части Турции. Капитаны судов, идущие из Александрии в Эгейское море, подтверждали, что состояние моря в этом районе не превышает 4 баллов. Оценив обстановку и посовещавшись с Гуламовым, Антон решил продолжать свой рейс и начал вести прокладку курса движения тайфуна. К моменту, когда мореплаватели оказались на полпути между портом Александрия и островом Крит, сила ветра увеличилась до 11 баллов. Скорость буксировки уменьшилась до 4 узлов. Половина команды МДК уже лежала пластом, страдая от морской болезни. Вторая половина бессменно несла вахту у механизмов. Чтобы уменьшить рыскание корабля, пришлось запустить двигатели МДК. Началась борьба за выживание. Ветер вскоре достиг ураганной силы. Он свистел и выл в снастях с такой силой, что на ходовом мостике невозможно было даже понять, кто что говорит. Пришлось перейти на управление кораблем из ходовой рубки. Мичман Корнеев каждые полчаса обходил корабль и докладывал о его состоянии командиру.
      – Товарищ командир, – доложил он после очередного обхода корабля, – явно увеличился зазор между аппарелью и ее платой. В трюм начала поступать вода. Если зазор будет продолжать увеличиваться, её может оборвать.
      – Ваши предложения, Николай Владимирович, – вопросительно взглянул на него Антон.
      – Я предлагаю выставить возле неё вахту и постоянно подтягивать винты крепления. Выдадим вахтенному расческу, и пусть контролирует. Если расческа входит между аппарелью и ее платой, значит, пора браться за ключ.
      Так и решили. Взяли матроса Цыганкова из БЧ-5 и матроса Емельянова из верхней команды и установили круглосуточную вахту у аппарели. Оба матроса прибыли на инструктаж к мичману Корнееву. Николай Владимирович был немногословен. Он вкратце объяснил суть проблемы и добавил:
      – Меняться будете каждые два часа. Первым заступает Цыганков. Потеплее одеться и не спать, – добавил он.
      – А если я чуть-чуть приспну? – решил побалагурить Цыганков. – Как меня будут наказывать? Как за сон на посту или за сон в наряде?
      – Боюсь в таком случае наказывать будет некого. Если Вы заснете и аппарель оборвется, то первыми пойдете кормить рыбу Вы, а мы – вслед за Вами, – спокойно ответил мичман. Больше вопросов не было.
  Более пяти суток сила ветра не падала ниже отметки 12 баллов. Буксир постоянно менял курс, чтобы хоть как-то уменьшить силу качки. Меняли свою силу и направление, и ветер, и волны.Не менялась только их мощь. Капитан буксира регулярно выходил на связь с «Сайгаком».
      – Как дела, командир? – каждый раз запрашивал он. – Я вижу, вас хорошо штивает. Какая предельная величина крена?
      – Это только одному Посейдону известно, – отшучивался Антон. – Стрелка кренометра уже давно посбивала все ограничители. По переборкам иногда легче ходить, чем по палубе.
      – Да у нас не лучше. Больше половины команды уже давно не поднимаются. А болтает так, что, кажется, вот-вот вывернет наизнанку.
  Только на шестые сутки анемометр показал скорость ветра 27м/сек. За это время радист 8 раз приносил сообщения о кораблях, терпящих бедствие в различных точках Средиземного моря, преимущественно в его западной части. И все это время Антон не покидал мостика, за редким исключением, когда ему лично надо было обойти корабль. Мичман Корнеев тоже отдыхал очень мало. Когда сила ветра упала до 9 баллов и волнение моря постепенно стало уменьшаться, Антон впервые за шесть суток решил хоть немного отдохнуть. Он проинструктировал мичмана Корнеева и спустился в свою каюту. Как только его голова коснулась подушки, он мгновенно уснул. Проснулся он от какого-то постороннего звука. Двигатели работали как обычно в штормовую погоду неритмично. Они то натужно гудели, погружаясь в пучину моря, то начинали весело визжать, как расшалившиеся щенята, когда встречная волна подбрасывала корму так, что винты оголялись. Вдруг эта
привычная дисгармония была нарушена еще каким-то посторонним звуком, напоминающим уханье деревянной бабы, забивающей сваи.
      – Что бы это могло быть? – подумал Антон. Он отдернул занавес иллюминатора. В глаза ударило яркое солнце, которое было в том же месте и на той же высоте, на которой он его оставил, уходя спать.
      – Неужели я проспал целые сутки? – с ужасом подумал он. Быстро оделся и поспешил в ходовую рубку. Выйдя из каюты, он услышал смех и голос Корнеева, рассказывающий очередную байку, на которые он был мастак. Мичман Корнеев с удивлением уставился на командира.
      – Антон Петрович, Вам что, не спится?
      – Почему не спится, по-моему, я проспал целые сутки.
      – Какие сутки? – удивился тот. – Прошло ровно 20 минут, как Вы ушли с мостика.
      – Неужели? А что у вас тут ухает?
      – Да вроде ничего, – недоуменно протянул мичман.
      – Тогда давайте вместе послушаем. Полная тишина! – приказал он. Все замолчали и, вытянув шеи, превратились в слух. Нос МДК набежал на очередную волну. Корабль жалобно застонал, задрожал всем корпусом, и тут же все отчетливо услышали глухой удар.
      Антон быстро поднялся на ходовой мостик. Его глазам представилась страшная картина – при каждом ударе набегающей волны грот-мачта наклонялась вперед. При этом носовые оттяжки мачты провисали, а кормовые натягивались, как струна. Мачта была сломана почти у самого основания. Она держалась только на кусочке металла и оттяжках. Возвращаясь в исходное положение, она и издавала звук, который разбудил командира. Надо было уложить мачту на верхнюю палубу, чтобы она не свалилась сама, и не побила людей. Антон приказал Корнееву вызвать всех свободных от вахты людей на
верхнюю палубу, выдать им хорошие концы и быстро закрепить их за палубные стаканы и кнехты. С помощью этих концов он планировал закрепить мачту сразу же, как только она ляжет на палубу. Корнеев, не задавая лишних вопросов, бросился выполнять приказание. Работа закипела. Командир тут же связался с капитаном буксира, попросил его изменить курс и до минимума уменьшить ход.
      – Товарищ командир, разрешите, я сначала уберу антенну «луч», а то мы останемся без связи, – подскочил радист к Антону. Тот сразу же вспомнил, как вместе с передними оттяжками провисала антенна, о которой просил радист.
      – Добро, – не колеблясь, ответил он, продолжая разговаривать с капитаном буксира. Радист пулей выскочил на ходовой мостик, отдал ходовой конец антенны и начал её сматывать. Антон выключил УКВ. Вдруг раздался страшный грохот, и мачта со всеми антеннами и другими устройствами грохнулась точно по диаметральной плоскости корабля. Антон похолодел. Его глаза лихорадочно метались по верхней палубе, где в оцепенении застыли матросы и старшины, только что готовившие концы для крепления мачты. Их головы торчали там и сям из-за рангоута. Не было видно только боцмана.
      – Неужели погиб? – мелькнула страшная мысль в голове командира. – Нет, не может быть. Он же войну прошел, – тут же одернул он себя.
      Он медленно подошел к выносному пульту связи, включил ГГС и сиплым голосом скомандовал:
      – Боцман, проверьте людей и доложите, есть ли раненые.
      Сзади по трапу застучали быстрые шаги. Антон оглянулся. Перед ним бледный как полотно стоял мичман Корнеев.
      – Товарищ командир, всё в порядке. Все живы-здоровы. Никто даже царапины не получил.
      Антон облегченно вздохнул. Напряжение как-то сразу упало, и он почувствовал, как колени предательски задрожали. МДК уже тихо тащился за буксиром, плавно переваливаясь с боку на бок. Антон взял себя в руки:
      – Николай Владимирович, быстрее крепите мачту и отпускайте людей. Они, видно, тоже не мало пережили, – как можно спокойнее сказал он.
      На этом злоключения этого затянувшегося похода не закончились. Казалось, что греческий властелин моря Посейдон специально дал им передышку, чтобы они могли справиться с тяжелой мачтой и дать чуть-чуть отдохнуть вконец измотанной команде. К вечеру ветер начал дуть с новой силой и вскоре достиг ураганной силы. Еще долгих 8 суток, меняя вслед за ветром свои курсы, буксир таскал «Сайгака» по всему Средиземному морю. Лишь на двадцатые сутки с момента выхода с турецкой бухты Гелиболу МБ «Гордый» и «Сайгак» оказались в 5 милях от входа на Грейт Пасс порта Александрия. Время близилось к рассвету. Сила ветра упала до 6 баллов, волнение моря снизилось до 4 баллов. Капитан «Гордого» вызвал Антона на связь.
      – Командир, что будем делать? Заходить в бухту опасно. Таскаться дальше по Средиземному ещё опаснее. Неизвестно когда закончится этот шторм. Много лет я хожу по этому маршруту, но такого не припомню.
      – Все когда-то бывает впервые, – философски заметил Антон. – Хуже если что-то хорошее бывает в последний раз. Давайте попробуем. Запрашивайте добро на вход.
      Через несколько минут Гуламов сообщил:
      – Добро на вход получено, к рассвету подойдем ко входу в бухту Александрийского порта. В ночное время разрешается входить через проход Грейт Пасс. Нам разрешили швартовку в военной гавани. Наш военный советник просит сообщить сведения о состоянии МДК.
      – Спасибо, Эдуард Аликперович. Сообщите на пост, что все живы-здоровы, поломана грот-мачта. Оставайтесь на связи!
      Море продолжало бесноваться. Ветер с остервенением срывал с волн белую пену и бросал её в лица мореплавателей. Тёмные тучи висели чуть ли не над самыми волнами. Хотя по времени уже должны были начаться предрассветные сумерки, было темно, как у негра в желудке.
      – Красная ракета, справа пять. Дистанция 4 кабельтова, – доложил сигнальщик.
      – Усилить наблюдение! Включить прожектор! – приказал командир МДК. – Спасательный плот к отдаче приготовить!
Сигнальщик, включил прожектор. Все напряженно всматривались в темноту, но ничего, кроме бушующего моря видно не было.
      – Люди на плоту, справа пятнадцать, дистанция 3 кабельтова.
      Не только сигнальщик, но и мичман Корнеев, и командир МДК, отчетливо видели, как нечто похожее на деревянный плот взлетело на вершину волны и исчезло вновь. На поверхности этого сооружения были отчетливо видны не менее трех человек, которые отчаянно махали руками. Мичман Корнеев лично проверил крепление спасательного плота, готовясь по команде сбросить его за борт. Все напряженно всматривались в бушующую поверхность моря. Все напрасно. Больше увидеть плот никому из команды не удалось.
      Через несколько часов МДК, растерзаный, с лохмотьями краски на бортах и сломаной мачтой, подходил к причалу Военной гавани. Вдруг в динамике раздался незнакомый голос:
      – На малом десантном корабле, пригласите командира к микрофону! Антон включил микрофон:
      
      – Командир МДК у микрофона. Кто вызывает?
      – Я командир плавмастерской, капитан-лейтенант Шведов. Предлагаю Вам не становиться к причалу. Прикажите капитану буксира, чтобы он вас ошвартовал прямо к плавмастерской. Действую по просьбе старшего военно-морского советника.
      – Вас понял. Сейчас отдам буксир и подойду к Вам. Я видел, где Вы стоите. Я на ходу.
      Антон приказал отдать буксирный трос.
      – Эдуард Аликперович, спасибо за проводку. Сообщите, где Вы будете стоять. Я сейчас ошвартуюсь к плавмастерской и приду поблагодарить Вас лично. Заодно и отметим конец счастливого плавания, – обратился он к Гуламову.
      – Благодарю и Вас, Антон Петрович, за совместную работу. Мне было приятно с Вами работать, – впервые за три недели совместного плавания обратился он к командиру МДК по имени, отчеству. – Хотя не скрою, временами мне казалось, что мы на сей раз не дойдем до места назначения. Мне дали место стоянки там же, в Военной гавани, прямо напротив дворца короля Фарука.
      МДК ошвартовался к левому борту плавучей мастерской, которая стояла почти у самого выхода из Военной гавани. Антон поднялся на борт плавмастерской. После короткого знакомства капитан-лейтенант Шведов вызвал инженера ПМ и приказал ему немедленно заняться МДК. Командир ПМ вызвал вестового и приказал накрыть завтрак. На стол были выставлены копчения, апельсины, мандарины и различные напитки, в том числе небольшие бутылочки с кока-колой и пепси-колой, мокко и две банки с пивом. Конечно, по рассказам гражданских моряков и из средств массовой информации, Антон слышал о таких деликатесах, которыми упивалось «разложенное до предела» буржуазное общество, но впервые увидел их на столе командира советского корабля. Когда вестовой ушел, Шведов достал из холодильника бутылку греческого коньяка «Метакса»:
      – Как Вы смотрите на то, чтобы перед завтраком по 50 капель для знакомства?
      – Извините, товарищ капитан-лейтенант, но мне сегодня предстоит встреча с представителями командования бригады десантных кораблей АРЕ, и я не хотел бы, чтобы от меня пахло спиртным. И вообще я с утра никогда не пью спиртного.
      – Молодец, я держусь таких же правил, но сегодня особый случай. Но я не настаиваю.
 В дверь постучали. Шведов быстро убрал со стола коньяк. В каюту вошел инженер ПМ.
      – Товарищ командир! – обратился он к Шведову. – Там работы довольно хороший кусочек. Мачта сломана. Ванты порваны. В корпусе 26 поперечных трещин. Половина коффердамов залиты водой. Я вообще не знаю, как они не утонули.
      – Когда Вы вышли из Одессы? А точнее, сколько дней Вы штормовали? – обратился он к командиру МДК.
      – В общей сложности мы ползли и дрейфовали при ураганном ветре около двадцати пяти суток.
      Инженер покачал головой:
      – А Вы знаете, что за эти двадцать пять суток в Средиземном море утонуло 9 крупных судов водоизмещением от 12 до 18 тысяч тонн, а Вы на такой скорлупке умудрились выжить. Считайте, что Вы в рубашке родились.
      – Так, когда вы сможете устранить все повреждения? – перебил его Шведов.
      – Я думаю, сварочные работы мы закончим сегодня, а вот выкрасить борта вряд ли успеем. Нельзя же в таком виде предъявлять нашим друзьям новый корабль.
  На следующее утро МДК, отремонтированный и выкрашенный, был готов ошвартоваться к причалу военной гавани прямо напротив штаба бригады десантных кораблей. Никто из экипажа, кроме дежурного по кораблю и мичмана Корнеева в восстановлении корабля не участвовал. Все отсыпались и отъедались после такого сложного плавания. Пока специалисты ПМ восстанавливали МДК, море почти успокоилось и МБ «Гордый», получив новое задание, снялся с якоря и куда-то ушел. Больше Антону так и не пришлось встретиться с его капитаном.

      Глава 10. ВОЕННЫЙ СОВЕТНИК

      Поблагодарив командира плавмастерской за быстрый и качественный ремонт, Антон попросил его связаться с местными портовыми властями и попросить разрешение на переход к военному причалу. Получив добро, он перешел на указанное ему место. На причале его ожидали три матроса в форме ВМС АРЕ. Чуть дальше от них стояла группа морских офицеров. Среди них выделялся высокий стройный офицер с орлами на погонах. У остальных офицеров на погонах красовалось по две-три звездочки, расположенных вдоль погонов по центру.
      Баковая и ютовая швартовые группы МДК, одетые в парадную форму, в оранжевых надувных жилетах выстроились по правому борту. Ярко светило солнце. Дул легкий отжимной ветерок. Казалось, природа решила извиниться перед командой МДК, блестяще выдержавшей такое жестокое испытание, и создала идеальные условия для первой швартовки к причалу в иностранном порту. Корабль тихо скользил на одной машине, нацелившись правой скулой на кнехт, на который предстояло завести носовой швартов.
      – Подать бросательный, – тихо скомандовал Антон, когда до причала оставалось метров 10. Легость со свистом устремилась на приближающийся причал и упала почти у самых ног арабского матроса. Тот проворно схватил бросательный конец и быстро начал его выбирать.
      – Стоп правая! – приказал командир вахтенному механику и тут же добавил уже для баковой группы: – Подать носовой!
      – Левая самый малый назад! Подать кормовой! – продолжал он. Как только инерция корабля была погашена, Антон приказал застопорить двигатели, обтянуть концы и подать трап с правого борта. Через несколько минут, когда оружие и технические средства корабля были приведены в исходное состояние, мичман Корнеев построил команду на правом борту.
      Группа офицеров, стоявшая на берегу, увидев, что команда уже построена, не дожидаясь приглашения, двинулась на корабль. Впереди всех широко шагал высокий офицер с орлами на погонах. Антон, стоя у трапа, прокручивал в голове те немногие фразы на английском языке, которые он собирался применить в разговоре с арабами. Он знал, что все арабские офицеры знают английский язык и тщательно готовился к этой встрече.
      – Смирно! – громовым голосом рявкнул командир МДК, как только высокий арабский офицер ступил ногой на трап, и приложил руку к головному убору.
      – Не надо, не надо, – протестующе замахал руками араб, очень правильно и по-русски, произнеся эти фразы, приятно улыбаясь и протягивая обе руки.
      – Меня зовут Чариф, а это мои офицеры – мистер Нобиль, мистер Али и мистер Фарук – представил он своих спутников.
      – Антон Родионов, – представился командир МДК, пожимая протянутые ему руки. Последним представился смуглый, стройный, сухощавый офицер, лицо которого выражало саму доброту и обаяние.
      – Фарук, – представился он, доставая из кармана куртки пачку сигарет «Кэмэл». Не успел Антон и глазом моргнуть, как тот ловко выстрелил одну сигарету из пачки и предложил её. Вслед за первой сигаретой одна за другой последовали еще 4, и вскоре все непринужденно беседовали, дымя одними из лучших арабских сигарет.Услышав фамилию Фарук, Антон невольно спросил:
      – Вы, случайно не из королевской фамилии?
      Фарук вопросительно взглянул на Чарифа.
      – Ля, – немедленно отреагировал Чариф, и тут же перевел на русский, живописно жестикулируя пальцами. – Нет, мистер Фарук просто однофамилец короля.
      В это время на причале появилось еще 2 офицера. Один из них был в форме капитана 1 ранга ВМФ СССР, а второй в арабской форме с орлами и большими звездами на погонах. К удивлению командира МДК, ни один из арабских офицеров никак не прореагировал на появление на пирсе больших чинов и не попытался не только выкинуть сигарету, но и глазом не повел.
      – Это наш командир бригады десантных кораблей мистер Абдурауф Буссатий и Ваш капитан 1 ранга мистер Литовченко, любезно сообщил Чариф. Антон шагнул к трапу, готовясь подать команду и встретить, как положено высоких гостей. Литовченко, идущий чуть сзади комбрига, протестующе замахал руками.
      Арабский комбриг поздоровался за руку с Антоном. Потом расплылся в улыбке и начал поочередно здороваться со своими офицерами, пожимая им руки, обнимая и похлопывая по спине. Младшие офицеры вели себя так же раскованно и дружелюбно.
      – Вот это да, – подумал про себя Антон. – Вот тебе и «господа», не то, что наши «товарищи», с подобострастными «так точно, никак нет и разрешите обратиться» даже в бане. Ему тут же вспомнился случай из его сухопутной жизни.
      Однажды в часть, где служил Антон, прибыл молодой полковник Зубаткин, назначенный командиром нового полка, который должен был разворачиваться на базе их кадрированного дивизиона. Полковник был не только очень молод, но и обладал простецкими манерами. Дело было в субботу. Только что вошли в обиход сокращенные рабочие дни. В этот день молодые офицеры обычно дружно шли в городскую баню, чтобы к ужину успеть хорошо попариться, помыться и успеть захватить столики в ресторане, пока не хлынули туда местные жители. В офицерской гостинице не было ни душа, ни ванн, и в субботу вечером столовая не работала. Когда полковник устроился в офицерской гостинице и узнал, что почти все офицеры ушли в баню, последовал за ними. Банный ритуал был в самом разгаре. В раздевалке никого не было. Полковник спокойно разделся и пошел в моечный зал. Молодые офицеры, только что вышедшие из парной, блаженствовали на топчанах.
      – А ты кто такой? – увидев входящего новичка, обратился к нему, молодой, но довольно раскованный лейтенант Щукин.
      – Да такой же, как и ты, офицер, – в тон ему ответил Зубаткин и в свою очередь спросил: – А как нынче парок?
      – Ништяк, – отвечает ему Валера, – а чё же ты без веника? Ладно, пошли, я тебя своим отхлещу, только чур не пищать. Потом ты меня уделаешь, если не скиснешь.
      – Годится, – весело согласился Зубаткин. Они посетили парную. Распаренные, довольные и успевшие уже узнать кого как зовут, выползли они в зал для отдыха и блаженно растянулись на топчанах.
      – Вот это жизнь. После такого парку лежал бы и лежал на этом топчане, а если бы еще по кружечке пива… – протянул Валера.
      – Да какое там пиво, хотя бы сигарету хорошую достать, а ты пиво, ты бы еще Хванчкары возжелал в этой глухомани, – заметил лежащий на соседнем топчане Валера Оганезов.
      – Слушай, Вася, – обратился лейтенант Щукин к полковнику, – а у тебя, случайно, сигаретки не найдется?
      – Извини, брат, я курю «Герцеговину Флор».
      – Посмотрите на этого фраера, он курит любимые папиросы Сталина, может и нас угостишь? – язвительно обратился к нему Костя Меркулов.
– Да пожалуйста. Валера, сходи, возьми у меня в кармане. Мой шкафчик № 11.
      Валера нехотя поднялся и поплелся в раздевалку. Прошла минута, вторая, а Валера почему-то не возвращался.
      – Его только за смертью посылать, – не выдержал Валера Оганезов. – Пойду подгоню.
      Прошло еще пару минут, но результат был тот же – второй Валера не вернулся тоже.
      – Слушай, Вася, может, у тебя там и хванчкара в кармане, что и наш горячий грузин не возвращается, – начал ворчать уже Костя. Он, кряхтя, поднялся с топчана и побрел в раздевалку.
      Антон не очень-то приветствовал любителей покурить в бане, зато попариться любил. Не дожидаясь курильщиков, он решил еще раз посетить парную. Выйдя из парилки, он не обнаружил не только своих друзей, но и новичка.
      В ресторан ему пришлось идти одному. Его друзья уже успели изрядно приложиться к рюмкам. Когда он подсел за их столик, они весело поведали ему, что простачок Вася оказался летчиком ВВС в звании полковника. Поэтому они сочли за лучшее тихонько смыться из бани.
      После беглого знакомства с кораблем, который очень понравился и арабам и нашему военному советнику, Антон
пригласил всех в кают-компанию. Ещё в Одессе Антон закупил всякие деликатесы для этой встречи. Здесь были и хороший коньяк и всевозможные балыки и красная и черная икра. Пока накрывался стол, на МДК прибыл переводчик старшего советника Бегония. Представительский обед прошел весело и непринужденно. Почти одновременно можно было услышать и русскую, и арабскую, и английскую речь. Бегония в основном обслуживал Литовченко, который не знал ни английского, ни арабского, а разговор Антона с арабами поддерживал мистер Чариф, который знал и английский и арабский и довольно прилично русский. Оказывается он учился на курсах командиров десантных кораблей при бакинском ВВМУ.
      – Мистер Антон, – обратился Чариф к командиру МДК, когда обед закончился, – я думаю, акт приема – передачи корабля мы будем подписывать через неделю. А пока вы должны немножко отдыхать, хорошо кушать и гулять по Александрии. У нас очень красивый город.
      – Слушай, Чариф, ты мне офицера не расхолаживай. У него всего пять дней на передачу корабля. Отдохнут, когда будут ждать свой пароход, чтобы вернуться в Одессу, – нахмурясь высказался Литовченко.
      – Я Вас не очень понимал, мистер Литовченко. Я бы после такого похода месяц не ходил на службу. Они должны хорошо отдыхать и хорошо кушать.
      – Ладно, разберемся, – недовольно сказал Литовченко.
      – Кстати, завтра в 10:00 Вас ждет на инструктаж Генеральный консул в городе Александрия Шумилов, – обратился он к командиру МДК. – Сам доберешься? У меня сейчас нет ни одного переводчика.
      – Нет – так нет. Доберусь, конечно, – не очень охотно согласился тот. – Только я прошу Вас все-таки дать команде денек отдохнуть.
      Так и решили. На другое утро, предварительно выяснив у Чарифа, как найти советское консульство, он сел на скоростной трамвай. Как только трамвай, присев на рессорах, рванул с места, страшная боль сжала виски и затылок Антона. Он чуть не потерял сознания. Только теперь он понял, что многосуточная качка и для него прошла не бесследно.
      Олег Шумилов оказался очень внимательным и тактичным человеком. Он подробно расспросил командира МДК о переходе, о здоровье личного состава, посочувствовал команде, на долю которой выпало такое испытание, и только после этого приступил к инструктажу, как вести себя в этой стране и как и с кем можно общаться, чтобы не навредить ни имиджу нашей страны, ни своей карьере.
      – Вопросы у Вас есть? – заканчивая встречу, спросил он.
      – Конечно, есть, – ответил Антон. – При выходе из порта Одесса экипаж МДК получил продовольствие на пятнадцать суток, а по не зависящим от нас обстоятельствам переход у нас занял 26 суток. В соответствии с действующими документами я должен выдать личному составу компенсацию деньгами. Прошу оказать мне в этом содействие.
      – Компенсацию деньгами я Вам выдать прикажу, но, к сожалению, Вы их раздать матросам и старшинам не сможете. Вы сможете только купить на них продукты и только в рамках существующей нормы снабжения. А мичманам можете заплатить наличными.
      Антон поблагодарил Генерального консула и, попрощавшись с ним и получив компенсацию в местной валюте, решил идти на корабль пешком. Центр города Александрия чем-то напоминает Одессу. Он, как и Одесса, тянется вокруг залива с севера на юг. Только в отличие от Южной Пальмиры вся набережная Александрии открыта, и
вдоль неё идут кафе, бары, кемпинги, рестораны и найтклубы, которые расположены так, чтобы не закрывать море и пляжи. Вдоль набережной бежит широкая автострада, по которой разрешено ездить только легковым автомобилям. Через каждые 500 м вдоль автострады стоят красивые столбики с телефонами-автоматами на них. И небольшие домики, и столбики, и телефоны выглядят так, как будто их только что приготовили к смотру. Нигде ни на одном телефоне-автомате он не нашел ни одной надписи и ни одной разбитой трубки. Больше часа Антон бодро шагал вдоль набережной. Вот уже вдали замаячили башни королевского дворца Рас-эт-Тин. Идти к королевскому дворцу предстояло по довольно длинной дуге набережной. Антон взглянул на часы. Время приближалось к обеду. Чтобы сэкономить время, он решил пойти напрямик к штабу бригады десантных кораблей, имея в качестве ориентира бывший королевский дворец. А вот и мечеть, которую Антон заметил, когда шел на трамвай. Узенькая, неприглядная улочка вела в направлении знакомого ориентира.
      Вдруг улочка закончилась, и он оказался на каком-то пустыре, на котором громоздилось множество сараюшек, похожих на собачьи будки. Их стены были построены из битого кирпича, фанеры и листов ржавой жести. Крыши этих сооружений тоже были из фанеры и жести. Антон остановился, чуть-чуть подумал и решил идти вперед в направлении жилого массива, за которым виднелась знакомая мечеть. Не успел он пройти и ста метров, как оказался в окружении десятка детей пяти-шестилетнего возраста.
      – Мистер, вахид пиастра. Мистер, вахид пиастра, – наперебой кричали они.
      Он уже знал, что пиастры это мелкие египетские монеты. Пригоршня таких монет, полученных им в консульстве, оттягивали карманы его тужурки. Он достал
монеты и начал раздавать их детям. Не успел он выдать хотя бы по одной монетке каждому, как изо всех щелей начали вылезать грязные, оборванные дети, которые были гораздо старше тех, кто встретил его на входе. Их глаза алчно сверкали. Как чайки на выброшенные за борт пищевые отходы, они с криком набросились на человека, раздающего милость, чуть не сбив его с ног. Они хватали его за полы тужурки, за рукава, за брюки и все дружно вопили:
      – Пиастры, пиастры, пиастры.
      Раздав всю имеющуюся у него мелочь, Антон пытался оторваться от них, но они цеплялись за него, продолжая вопить.
      – Ноу, ноу, ай хэв но мани!1 12 – кричал Антон, показывая им пустые карманы тужурки.
      Кто-то из толпы, наконец-то, понял смысл этой фразы на английском, что-то гортанно крикнул, и дети оставили его в покое. Лишь один худой, и замученный пацан еще долго брел за Антоном и канючил свой пиастр. Через полчаса Антон прибыл на корабль. На причале его встретил мичман Корнеев.
      – Антон Петрович, где вы пропали? Вас давно ждет капитан 1 ранга Литовченко. Я дал ему ключ от Вашей каюты. Он звонил в консульство. Там сказали, что Вы уже давно уехали.
      – На той машине, что Литовченко обещал прислать за мной? – пошутил Антон.
      – Товарищ командир, по-моему, он пришел не спроста. Чем-то он сильно озабочен.
      – Николай Владимирович, я получил валюту за продовольствие, которое мы не съели из-за урагана. Возьмите двух матросов, сходите на рынок и купите как можно больше фруктов и овощей, в разумных пределах. Остальное у нас есть. Вы и Кудинович получите валюту по ведомости.
      Увидев входящего в каюту Антона, Литовченко искренне обрадовался
      – Наконец-то, – облегченно вздохнул он. – Я уже не знал, что и думать.
      – Да я решил немножко пройтись по городу пешочком, а то уже как-то по земной тверди и ходить-то разучился.
      – Ничего, скоро приучишься. Еще скучать по морю будешь
      – Вы что меня опять в пехоту хотите перевести? – пошутил Антон.
      – В пехоту не в пехоту, а по морям, наверное, Вам не скоро придется бродить. Короче, Вам предлагают поработать в качестве военного советника. Военный советник командира бригады десантных кораблей заболел и убыл в Союз, а Вас, как мне сообщили, готовили во Вьетнам и все документы на Вас уже готовы.
      – Так я не понял, Вы мне предлагаете стать советником командира бригады или поработать в качестве…
      – Вы правильно меня поняли. Назначить Вас советником не в моей компетенции, а предложить поработать в качестве советника я могу.
      Официально Вы будете назначены командиром группы инструкторов по обучению командиров десантных кораблей. Подумайте. Завтра Вы должны дать свой ответ.
      – Мне выбирать не из чего. Инструктором во Вьетнам или инструктором в Египет… Хрен не слаще редьки. Тут хоть пластическую операцию на глазах делать не надо, – пошутил он.
      – Тогда передавайте корабль и подберите себе группу инструкторов из Вашего экипажа. Завтра представите список.
      Следующий день начался как обычно. Команда МДК, отдохнувшая и посвежевшая, сразу же после церемонии подъема флага занялась утренней приборкой и подготовкой оружия, имущества и технических средств к передаче новой команде. Вскоре на причале появился один из офицеров, встречавших МДК. Это был старший лейтенант или мулязим авваль Али. Вслед за ним шли два старшины. Мулязим авваль Али поднялся на корабль и, поздоровавшись с Антоном, сообщил:
      – Ай шел би э кэптейн ов зыс шип.1 3
      Антон пригласил его в свою каюту и, угостив чаем, достал пачку документов на английском языке, в том числе ведомость снабжения и перечень документов, описания оружия и технических средств и инструкции по их эксплуатации. Мистер Али бегло просмотрел описание оружия и технических средств. Когда в его руки попали описания гиромагнитного компаса, лага и радиопеленгатора, он впился в них глазами и, казалось, на время забыл, что он не один. Наконец, тщательно пролистав их, он заявил:
      – Вэри гуд гирз. Ай эм э навигейтор,24 – с гордостью добавил он.
      Через несколько минут вахтенный у трапа дал три длинных звонка. Это прибыл мистер Чариф. Поздоровавшись по-дружески с Антоном и с Али, он извинился, что не дал командиру МДК отдохнуть после трудного похода, и тут же заявил:
      – Мистер Антон, мистер Али будет принимать Ваш корабль, а мы с Вами будем подписать акт приема корабля.
      – Мы подпишем, – поправил его Антон.
      – Шюкран,35 – улыбаясь, сказал Чариф. – Давайте, мистер Антон, я буду учить Вас арабскому языку, а Вы помогайте мне вспоминать русский.
      Акт приема-передачи корабля через два дня был подписан. Команда МДК переехала жить в гостиницу «Гайд-парк», расположенную в центре города. Три дня вся команда отъедалась и отсыпалась, пока не прибыл из СССР теплоход «Армения», на котором она благополучно вернулась в Одессу. А мичманы Корнеев Н.В.и Кудинович М.Н. и два матроса, Сосновский Владимир и Цыганков Виктор, вошли в состав инструкторской группы, командиром которой был назначен Антон. Ему был предоставлен отдельный номер в гостинице «Гайд-Парк», а мичманам и матросам дали по номеру на двоих. На следующий день в номер Антона прибыл старший морской советник по надводным кораблям капитан 1 ранга Литовченко. Он ознакомил его со структурой корпуса советников в Александрии и предложил ему составить план подготовки офицеров и старшин бригады десантных кораблей.
      – В Вашем распоряжении шесть месяцев. За первые три – Вы должны ознакомить арабов с устройством нового корабля, его штурманским вооружением, швартовым и якорным устройствами. В следующие три месяца Вы должны научить своих подопечных управлять кораблем и его техническими средствами в различных погодных условиях.
      Целый вечер и следующий день неофициальный советник разрабатывал планы подготовки офицеров, старшин и рядового состава по устройству корабля, его оружия и технических средств и способов управления ими. Он привлек к этой работе и мичмана Корнеева, и мичмана Кудиновича. Они перекопали всю имеющуюся литературу, которую им разрешил взять с корабля мистер Али. Мичман Кудинович с большой неохотой согласился провести несколько занятий по электромеханической части:
      – Мое дело обслуживать механихмы, а не лекции читать, – заявил он.
      – Вот практические занятия – пожалуйста, и то, если дадут переводчика.
      Когда предварительные расчеты были закончены, Антон встретился с капитаном 1 ранга Литовченко. Тот бегло просмотрел планы и расчасовку занятий.
      – Я, в принципе, согласен с Вашими предложениями. Теперь Вы можете идти к Чарифу и окончательно с ним согласовать тематику и сроки. Потом перепишете начисто в трех экземплярах и предоставите их сначала мне, а потом мистеру Буссатий.
      На следующее утро группа инструкторов в половине девятого стояла у входа в гостиницу «Гайд-парк». Накануне мистер Чариф предупредил их, что автобус прибудет за ними без 25 минут девять. Ровно в 08:30 к зданию гостиницы подкатил микроавтобус «Мерседес-Бенц». В нем уже сидело три арабских офицера. По дороге в порт в автобус вошли еще пятеро младших офицеров. Почти все они уже были знакомы с группой инструкторов. Они дружелюбно здоровались и тут же начинали расспрашивать, как гостям нравится Александрия. Попутно они рассказывали о достопримечательностях города. Сами они оживленно интересовались жизнью в СССР, их бытом и обычаями. Ровно через 20 минут автобус остановился недалеко от замка Рас-эт-Тин, бывшего дворца короля Фарука, а ныне здания штаба арабских ВМС. До ворот базы десантных кораблей было рукой подать.
      По прибытии на базу Антон отправился в штаб бригады, а группа инструкторов под руководством мичмана Корнеева пошла на свой корабль. Не успел Антон переступить порог кабинета мистера Чарифа, как зазвучал сигнал боевой тревоги.
      – Мистер Антон, пойдемте на командный пункт. Начался налет израильской авиации.
      – Талята-талята, талята-арба, арба-арба, – услышал Антон, когда они с Чарифом вошли на командный пункт. Это передавались координаты самолетов-штурмовиков, летящих бомбить город, которые планшетист наносил на планшет ПВО. Правда ни одна бомба на город не упала. Были слышны только хлопки зенитных снарядов, рвущихся в воздухе, да щелканье осколков этих снарядов, которые как дождь стучали по асфальту и по крышам. Из окон штаба было видно, как орудия двух тральщиков, стоявших рядом с малыми десантными кораблями, сопровождают своими пушками летящие вдалеке самолеты.
      – Мистер Чариф, а почему Вы не объявляете боевую тревогу на кораблях? – спросил Антон Чарифа.
      – А зачем? – удивился тот. – Ведь на МДК нет зенитной артиллерии.
      – Насколько мне известно, во время налетов резко активизируется деятельность диверсантов. Надо усилить охрану кораблей и акватории, – осторожно сказал Антон
      – Куллю тамам6,1 – перешел Чариф на арабский язык. – У нас хорошо организованная охрана порта.
      После окончания налета авиации Чариф внимательно просмотрел планы «советника»:
      – Куллю тамам, – заключил он. – Только не надо учить мусаед7.2 Они должны изучать сами. Вам надо учить только офицеров – навигаторов и механиков. Пожалуйста, переделайте ваши планы.
      – Теперь хорошо, – одобрил он планы обучения штурманов и механиков, когда Антон принес ему исправленный вариант. – Можно идти к мистер Буссатий.
      Согласовав планы занятий с командиром бригады и своим старшим советником, Антон начал тщательно готовиться к занятиям. Готовиться было легко. Вся необходимая литература на английском языке на МДК
      
была. Память была прекрасная. Главная трудность заключалась в слабом знании английской грамматики. Антон попросил Литовченко закрепить за ним обещанную ему группу из трех переводчиков, так необходимых для обеспечения работы группы инструкторов.
      – Извини, дорогой. Идет война. Переводчики на вес золота. Первую лекцию придется провести самому, а там должны прибыть выпускники военного института иностранных языков. Тогда я Вам дам не трех, а четырех переводчиков. Один из них будет Вашим личным переводчиком. А пока я Вам буду иногда присылать своего переводчика.
      Первая лекция прошла блестяще. Правда, в огромном зале, имевшемся в штабе бригады, сидело всего 5 командиров МДК и ни одного помощника или механика. Мистер Чариф представил Антону старшего группы офицеров, мистера Нобиля, и тут же куда-то исчез. В самый разгар лекции в зале появился переводчик старшего советника, Бегония. Он просидел минут 20, помог лектору ответить на вопросы слушателей и тихо удалился. Больше на лекциях и занятиях в группе инструкторов ни одного переводчика не было до конца срока контракта. Бегония доложил своему шефу, что лектор прекрасно знает английский и переводчик ему ни к чему.
      – Ну, ты и хитрец, – сделал свои выводы Литовченко, когда они в тот же день встретились за обедом в гостинице. – Оказывается, ты прекрасно знаешь английский. Зачем же тебе переводчик?
      Напрасно Антон пытался доказать ему, что эта лекция не показатель. Он готовился к ней две недели. На следующие занятия у него такой возможности не будет. Все тщетно. Еще больший сюрприз ждал его, когда он встретился с Чарифом и попытался выяснить, почему на занятиях офицеров присутствовали только командиры кораблей
      – Мистер Антон, мы служим в арабских ВМС, а не в советских. У нас командиры кораблей не могут сидеть в одном классе с помощниками, и тем более с механиками. Вы будете заниматься с механиками отдельно и с помощниками тоже.
      – Как? – поразился Антон. – Ведь планом предусмотрена только одна группа офицеров. Где же взять время, чтобы учить три группы?
      – Малешь8.1 Мы будем искать Вам время, – как всегда, улыбаясь, заметил он. И время было найдено. Командиры кораблей посетили всего несколько занятий, после чего стали по очереди приходить, то помощники, то механики.
      Насколько велика пропасть между различными категориями офицеров, Антону приходилось потом убеждаться не раз. Все командиры кораблей заканчивали военные училища в разных странах. Один учился в Париже, другой в Западной Германии, третий в Нью-Йорке, а остальные – в Англии. Каждый день, обойдя корабль, и, дав указания своим помощникам, они собирались в штабе бригады либо на одном из кораблей, пили чай, кофе и другие напитки и вели бесконечные дискуссии о смысле жизни, о происхождении земли и всем сущем на ней. Очень редко разговоры касались службы и кораблей. Если Антон не был на занятиях, то его непременно приглашали на эти дискуссии. При нем довольно часто речь шла о помощи СССР Вооруженным силам ОАР и о качестве советской военной техники. Отдав должное надежности советских кораблей, танков и самолетов, некоторые из них тут же начинали хаять их электронное оборудование и системы управления.
      – Мистер Антон, – как правило, первым начинал Нобиль, – как Вы считаете, нужен ли репитер гирокомпаса в каюте командира?
      – Чтобы да, так нет, – дипломатично отвечал Антон. – В походе место командира на ходовом мостике, а там репитеров больше чем достаточно.
      – А вот на американских кораблях и в каюте командира, и в каюте помощника репитеры стоят.
      – А могу ли я поставить репитер гирокомпаса у себя в каюте? – продолжал гнуть свою линию араб.
      – Конечно можете, если у Вас есть хороший специалист-электрик. Дело в том, что заводская схема предусматривает только два репитера. Установка третьего может разбалансировать схему.
      На следующий день «посиделки» начинаются с очередной проблемы:
      – Мистер Антон, я поставил репитер гирокомпаса у себя в каюте, а гирокомпас вообще не работает, – заявляет командир нового корабля.
      – Мистер Али, я же Вас предупреждал, что этим должен заниматься только хороший специалист, – хватается за голову Антон.
      – Я навигатор, и имею право ставить у себя на корабле такие приборы, которые хочу.
      – Вы разбалансировали схему, и отказ в работе гирокомпаса – следствие Вашего вмешательства.
      – Этого не может быть! – категорически заявляет Али.
      Антона начинает трясти:
      – Господа офицеры, приглашаю вас всех в гиропост. Сейчас я Вам докажу, что относиться к навигационным приборам без уважения нельзя.
      – Джайро-пост – место работы мусаэд (мичман) – он сейчас там, – загадочно улыбаясь, заявляет Нобиль. Ничего не поняв, Антон спускается в гиропост, отключает самовольно установленный третий репитер и спокойно запускает гирокомпас. Все идет прекрасно. Он возвращается к офицерам и сообщает им, что гирокомпас работает.
      Проходит еще неделя. В этот день вся группа инструкторов получила выходной и занималась своими делами в гостинице. Антон, как обычно, поехал в порт, чтобы провести очередное занятие. Занятие в тот день проводилось на борту нового МДК. У трапа его встретил командир МДК, мистер Али. Он небрежно поздоровался с Антоном и тут же заявил:
      – Зря мы покупаем Ваши корабли. Они очень ненадежны. Со вчерашнего вечера вся команда сидит без воды.
      Антон вспыхнул:
      – Я не думаю, что здесь виновата наша техника. Я уже не первый год служу на МДК и не помню случая, чтобы наши гидрофоры отказывали. Скорее всего, виноваты ваши специалисты, которые не хотят прислушиваться к своим наставникам и не хотят учиться.
      – У нас очень хорошие специалисты. Вызывайте мистер Михаил, пусть он ремонтирует ваши гидрофоры, – недовольно оттопырив губы, продолжал Али.
      – Мистер Михаил сегодня в отпуске, давайте спустимся в машинное отделение и посмотрим что там случилось, – спокойно предложил Антон.
      – Мне в машине делать нечего, я командир корабля. Берите моего механика и спускайтесь в машину сами, – все так же враждебно и спесиво продолжал тот. Только теперь до Антона дошло, что командир решил подчеркнуть, кто здесь кто.
      – А я советник командира бригады, а не супервайзер. Моя задача обучить Вас, а не лазить по машине. Давайте заявку гарантийной группе и сидите без воды! – резко сказал он и пошел прямо в кают-кампанию, где его должны были ждать слушатели. Через минуту в кают-кампанию постучался матрос.
      – Эфенди,19 – обратился он к Антону. – Кэптейн лязим Ю, – путая арабские и английские слова быстро заговорил он.
      – Мистер Антон, командир МДК приглашает Вас в свою каюту, – перевел один из присутствующих офицеров. Антон для порядка закончил записывать в журнал тему занятия и зашел в каюту Али. Мистер Али был само гостеприимство. Он представил Антону недавно прибывшего флагманского механика, предложил им на выбор кофе или кока-колу.
      – Мистер Антон, чиф меканик просит Вас показать ему, что случилось с водой.
      – Я с удовольствием это сделаю, если и Вы пойдете с нами.
      Али засопел, но все-таки начал надевать комбинезон. Когда они спустились в машинное отделение, Антон приказал старшине команды трюмных запустить гидронасос. Тот подошел к пульту и нажал кнопку. Насос заработал, и тут же раздалось сопенье, хрюканье и свист, но стрелка манометра, дергаясь, оставалась на нулевой отметке. Антон подошел поближе и тут же обнаружил, что трехходовой клапан сообщен с атмосферой, вместо того, чтобы стоять в положении «Автомат».
      – Мистер Али, взгляните сюда! – обратился он к командиру. – Кто виноват, ваш специалист или техника?
      С этими словами он поставил клапан в нужное положение. Дикие звуки прекратились и стрелка манометра показала необходимое давление в магистрали. Ничего не ответив, мистер Али быстро поднялся наверх. Команда получила долгожданную воду, а незадачливый трюмный оказался в калабуше.
      Калабуш на арабском языке означает тюрьму, а точнее гауптвахту. Он стоит прямо на причале. Он представляет собой контейнер, в котором нет ни окон, ни нар.
Арестованные пребывают там постоянно в вертикальном положении или спят сидя. Кормят их черствыми лепешками, которые привозят насыпью на грязной повозке, один раз в день. Тогда же им дают и по кружке сырой воды.
      Три месяца, отведенные на теоретическую подготовку арабских моряков пролетели как один день. Почти все инструкторы за это время научились понемногу говорить на арабском языке. Огромную помощь им оказал один из гарантийщиков, Анатолий Кульбит. Простой рабочий парень, сантехник, не знающий ни одного иностранного языка, он проявил недюжинные способности в изучении арабского языка и легко общался с любой категорией арабских граждан. Начальство высоко оценило его способности и когда группа инструкторов приступила к работе, он уже работал в качестве бригадира сантехников-гарантийщиков третий срок. Его комната в «Гайд-Парке» оказалась рядом с комнатой мичмана Корнеева. Они быстро сдружились и только в крайних случаях обращались к помощи командира группы инструкторов.
      Антон, который до этого знал хорошо немецкий и неплохо английский, научился свободно говорить на английском и, общаясь почти каждый день с мистером Чарифом, довольно часто пользовался и арабским языком. Это его не раз выручало в повседневной жизни. Дело в том, что ни один из инструкторов не был заранее предупрежден о его миссии. Ни один из них не имел никаких документов, удостоверяющих личность. Если кто-то из его подчиненных попадал в полицию, то Антон сначала говорил с начальником отделения полиции по телефону, а потом уже приезжал на место происшествия и общался лично на английском, арабском или немецком в зависимости от того на каком языке желал общаться полицейский. При этом у него никто ни разу не попросил предъявить документы, даже ночью. Знание языков и личное обаяние были его единственным удостоверением личности. На первых порах Родионов тоже пытался обратиться к помощи Кульбита, и был крайне удивлен его негативной реакцией. Лишь много позже он сумел понять, в чем дело.
      А дело было в том, что Толя, или мистер Хамасташерит, как звали его иногда арабы, на самом деле арабский знал не очень. Зато у него была очень развита интуиция и природная смекалка. Когда он впервые прибыл в ОАР, с переводчиками было так же плохо, как и теперь. В Севастополе гарантийщикам выдали русско-арабские разговорники, пользоваться которыми было практически невозможно. Толя, помучавшись с этим горе-разговорником пару дней, решил выудить из него самые необходимые слова, выучить их и пустить в оборот. Так появился персональный словарь Кульбита в который вошли слова:
      
      Лязим – надо; Миш лязим – не надо;
      Мумкэн – можно; Миш мумкэн – нельзя;
      Кеда – так; Миш кеда – не так;
       Бокра – завтра; Бадэ бокра – после завтра;
       Нагарда – сейчас; Баден – потом;
      Ана –Я; Инта –Ты.
      
      Вызубрив эти слова и пользуясь своей великолепной интуицией, он заслужил среди местных рабочих, матросов и старшин непререкаемый авторитет. Он три года бессменно руководил бригадой трюмных. Свободно перемещался по городу днем и ночью. Постепенно наращивал свой лексикон, но когда нужно было решать какой-либо принципиальный вопрос, он приходил к Антону и просил его помочь. Антон никогда не отказывал ему, а тот в свою очередь бескорыстно и безотказно помогал Мичману Кудиновичу М.Н. и матросам Сосновскому и Цыганкову.
      Однажды ночью в номер Антона позвонил дежурный по бригаде:
      – Мистер Антон, – сообщил он, – возле королевского дворца задержан русский капитан, мистер Константин. Он не имеет документов, и его отправляют в калабуш. Он утверждает, что Вы его знаете.
      Антон знал, что на днях должен был прийти из Одессы корабль, имя командира которого действительно было Константин Летягин. Он связался с полицейским участком и пообещал приехать за ним. Он доехал автобусом почти до дворца. Разыскивая полицейский участок, он внезапно оказался лицом к лицу с часовым какого-то сторожевого поста. Приставив к горлу Антона штык карабина, тот закричал страшным голосом, и перевел затвор на стрельбу.
      – Ана руси, мулязим авваль110, – спокойно сказал Антон, ощущая предательский холодок, ползущий за грудину и отводя в сторону карабин. – Ана садык,211 – через силу улыбаясь, добавил он.
      Лицо часового расплылось в улыбке:
      – Руси, садык, – несколько раз повторил он. – Ялла.3 12
      В полицейском участке его приняли с улыбкой. Офицер, упрятавший Константина за решетку, угостил Антона сигаретой и стал жаловаться, что мистер Константин очень злой и не знает ни «ингилизи», ни «арабик». Антон забрал Константина из полицейского участка и
настоятельно рекомендовал ему вести себя прилично, чтобы снова не угодить за решетку. Тогда им уже точно придется отсидеть до утра, а то и пристрелить могут. Последний аргумент явно подействовал. Они благополучно добрались до гостиницы, и только утром Антон лично доставил его на корабль.
      Закончились зимние шторма. Война тоже почти закончилась. Израильтяне бомбили город очень редко. В основном один раз в несколько дней они бомбили окраины, где дислоцировались сухопутные части. По субботам и воскресеньям они не бомбили вообще. Учитывая это, Антон предложил командованию бригады начать тренировки команд МДК по высадке десанта по субботам и воскресеньям. Место предполагаемой высадки, бухта Абукир, не имела надежной ПВО. Было естественно использовать эти дни, чтобы не стать легкой добычей израильской авиации. Но арабские офицеры не привыкли работать по выходным. С большим трудом Литовченко и его помощник, командир инструкторской группы, сумели уговорить командира бригады пожертвовать выходными ради сохранения жизней десантников.
      – Мы сделаем для Вас исключение, но я не уверен, что танкисты захотят с нами работать в выходные дни, – заявил он. Так и случилось.
      В следующую субботу пять малых десантных кораблей подошли к месту погрузки десанта. Танков там не оказалось. Подождав полчаса, Антон предложил мистеру Чарифу начать тренировки по приему и высадке десанта, не дожидаясь прибытия танков. Чариф, не колеблясь, согласился. Погода благоприятствовала первому выходу десантных кораблей. Море было совершенно спокойно. Тренировки по приему и высадке десанта прошли великолепно.
      На следующую неделю тренировки по приему и высадке десанта были назначены на воскресенье.
      – С танкистами я договорился, – заявил при очередной встрече мистер Буссатий. – Они вас будут ждать прямо на берегу бухты Абукир. Там находится их запасной пункт дислокации.
      На сей раз, погода была не столь доброй. Как только отряд МДК вышел из бухты Александрия, подул резкий северо-восточный ветер. Где-то неподалеку бушевал шторм, и весь залив вздыбился от длинных высоких волн, которые под углом набегали на берег. Высота волн достигала около трех баллов.
      – Мистер Антон, – обратился Чариф к своему наставнику, – Вам когда-нибудь приходилось высаживать десант в такую погоду?
      – Конечно, приходилось, – неохотно признался он. – Только все командиры кораблей, принимавшие участие в высадке десанта, имели хороший опыт и отработанные экипажи. С Вашими экипажами я бы в такую погоду не рисковал. Давайте поманеврируем и вернемся на базу, если море не успокоится.
      – О-кей, – промолвил тот, – будем принимать танки. У меня очень опытные командиры.
      – Не спорю, командиры у Вас действительно опытные, – согласился Антон, – но экипажи кораблей абсолютно не отработаны. За безопасность высадки отвечаю я, и считаю, сегодня рисковать не стоит.
      – Малешь13,1 – Чариф перешел на арабский язык. – Мы будем сегодня работать с танкистами.
      – В таком случае дайте указание командирам, чтобы они отдавали не менее 100 метров якорь-цепи при подходе к берегу, – недовольно попросил Антон.
      Головной МДК уже выходил в точку перестроения отряда в строй
фронта.
      – Приготовиться к повороту «Все вдруг» влево на курс 180 градусов, – подал команду по отряду мистер Чариф. – «Люди» до места! – приказал он сигнальщику.
      По исполнительной команде все корабли вышли на курс высадки десанта. Только концевой корабль замешкался, и теперь он был вынужден маневрировать, чтобы занять свое место в строю.
      – 150, 120, 100 метров, – прильнув к визиру дальномера, мысленно отсчитывал Антон расстояние, оставшееся до берега. Чариф не шевелился.
      – Мистер Чариф, пора отдавать якоря, – не выдержал наконец Антон.
      – Мистер Родионоф, пойдемте пить чай, командиры сами знают, когда им отдавать якоря, – спокойно заявил он. Антон был в бешенстве. Перед выходом в море Литовченко строго-настрого запретил ему соваться к берегу, если волнение моря будет превышать два балла:
      – Вы несете личную ответственность за сохранность кораблей. Они еще не сдали ни одной курсовой задачи.
      – Как я могу нести личную ответственность, когда дивизионом командует командир дивизиона, а не советник.
      – Ладно, не прибедняйтесь! Мы знаем, что у Вас с командованием дивизиона сложились хорошие отношения.
      Отряд МДК продолжал развернутым строем идти к берегу. До береговой черты оставалось уже около 70 метров, когда мистер Али приказал отдать якорь. Загрохотала якорь-цепь. Вслед за Али начали отдавать якоря и другие командиры. Только мистер Салех, командир МДК, идущего концевым, снова задержался. Он отдал якорь, когда до берега оставалось 30 м. Глубина моря в этом месте достигала10-12 м.
      – Мистер Чариф, прикажите, пожалуйста, мистеру Салеху немедленно отойти от берега и подойти снова. Смотрите, его уже начинает разворачивать лагом к волне. Его якорь явно не держит.
      – Мистер Салех опытный командир, он справится, – спокойно отпарировал мистер Чариф.
      На берегу показались танки. Они строем фронта приближались к кораблям, грозно вращая стволами пушек и пулеметов. Они были выкрашены под цвет песка. На башнях и кое-где на бортах танков были накрашены черные кляксы. Это были наши, советские Т-55. Не дойдя несколько метров до уреза воды, танки остановились. Из одного танка выскочил низенький, коренастый танкист с мегафоном в руке.
      – Мне нужен советник командира отряда кораблей! – прокричал он в мегафон. Антон взял микрофон ГГС, включил верхнюю палубу:
      – Советник командира отряда находится на крайнем корабле слева от Вас, здравствуйте.
      Танкист быстро, почти бегом, смешно, как кузнечик, прыгая по раскаленному песку в модных туфлях, направился к флагманскому МДК. Антон спустился в трюм и вышел к нему навстречу.
      – Подполковник Ширяев, – представился танкист, – Александр Иванович.
      – Антон Петрович, командир группы инструкторов, – представился в свою очередь Родионов.
      – Слушай, мне приказали прибыть для работы с морскими десантниками, а что конкретно делать, не объяснили.
      – Узнаю тебя, матушка Русь! – засмеялся Антон, вспомнив эпизод из какого-то советского фильма. – Александр Иванович, Вам нужно сейчас загнать по три танка в трюм каждого малого десантного корабля. Хорошо их закрепить в трюмах. Потом мы вас немного покатаем по морям, по волнам и снова высадим здесь же, в Абукире.
      – А куда мне девать остальные танки? Я привел целый батальон.
      – Остальные танки спрячьте в укрытия. Здесь поблизости имеется несколько полуразрушенных зданий, если верить лоции. Как только погода улучшится, то обкатаем и остальные экипажи.
      – Хорошо, я сейчас поставлю задачу командиру батальона и приду к вам.
      Не прошло и пяти минут, как танки снова заурчали и поползли на пляж, каждый к «своему» МДК. Антон, стоя на пляже, наблюдал, как танки один за другим исчезали в трюмах десантных кораблей. Только танк, стоявший возле корабля, которым командовал Салех, беспомощно крутился перед опущенной на пляж аппарелью. Даже издали было видно, как корма этого МДК всё больше и больше сползает на пляж, подставляя борт корабля свирепым волнам. Его аппарель стремительно взлетает вверх. При этом каждый раз слышится страшный грохот удара металла о металл. Антон быстро поднялся на ходовой мостик. Арабские офицеры явно видели бедственное положение своего коллеги и что-то оживленно обсуждали.
      – Мистер Чариф, – обратился Антон к командиру дивизиона, – надо срочно принимать меры. Мистер Салех уже сам не справится.
      – Уже поздно. Мы вызовем спасателей. Они его снимут с мели.
      – Пока придут ваши спасатели, израильтяне утопят его. Надо просто подойти к нему. Подать буксирный трос, предварительно отдав не менее 100 м якорь-цепи. Тогда, работая машинами назад и брашпилем, его можно будет оттащить от берега. Дайте ему команду поднять и закрепить аппарель.
      – Ана майк14,1 – как всегда в подобных случаях, мистер Чариф перешел на арабский. – Только командовать машинами и на руль Вы будете сами.
      – Ана мафиш мани15,2 – в тон Чарифу ответил Антон. – Только я поставлю своего рулевого.
      Он вызвал из машинного отделения электрика, матроса Цыганкова, смежная специальность которого была рулевой и поставил его на руль.
      Сам он стал на машинные манипуляторы. Он, не мешкая, снялся с якоря. Подошел с наветренной стороны к МДК Салеха, предварительно отдав 110м якорь-цепи, и подал на него бросательный. После длительных переговоров между Салехом и Чарифом, буксирный конец был заведен. Бедствующий МДК был успешно снят с мели. Закончив операцию по снятию МДК с мели, Антон передал командование мистеру Али и облегченно вздохнул:
      – Ваши сухопутные подопечные, видимо, более послушны, чем моряки? – спросил он Александра Ивановича, который ни на шаг не отходил от него все это время.
      – Ну что Вы? – засмеялся тот. – Сухопутные офицеры еще упрямее и несговорчивее. Они считают, что мы не советники, а их слуги. А наше командование помогает им утверждаться в этом. Все успехи в боевой подготовке и проведении операций приписывают им, а за все неудачи вину возлагают на нас.
      – А Вы не преувеличиваете? – усомнился Антон. – Я ведь сегодня видел, как быстро и четко они выполнили Вашу команду.
      – Это по двум причинам. Во-первых сегодня выходной и они очень торопятся домой. Во-вторых наша бригада недавно подверглась жесточайшей бомбежке. Погибло много людей и техники. Этих потерь могло бы и не быть,
если бы они следовали нашим советам. Даже недавнее поражение, когда они потеряли около 300 танков и 15 тысяч человек, ничему их не научило, – с горечью заключил он.
      – Александр Иванович, а о какой бомбежке Вы вспоминали? Мы очень часто наблюдаем, как израильские «Миражи», а иногда и «Скайхоки» парами пролетают над городом. Где-то вдалеке мы наблюдаем клубы дыма и пыли, да слышим грохот разрывов зенитных снарядов и металлический звон дождя осколков.
      – Конечно, это не мед, но по сравнению с настоящей бомбежкой это кажется детской забавой. До недавнего времени мы тоже испытывали такие же ощущения. Но вот недавно мы приехали на обед с танкодрома, где отрабатывали приемы ведения боя с экипажами трех танков. Офицерская столовая находилась в небольшом одноэтажном здании. Рядом в таком же здании разместился госпиталь и штаб бригады. Первого блюда почему-то еще на столах не было. С шутками и прибаутками мы принялись за бананы, лежащие горкой в вазе. Появился солдат-официант с подносом, на котором стояло несколько тарелок с лапшой с курицей. Бананы были отложены и все дружно начали уплетать лапшу. Вдруг земля вздрогнула. На головы и в тарелки посыпалась штукатурка. Вслед за этим раздались оглушительные взрывы и послышался вой пикирующих штурмовиков.
      Кто ползком, кто на четвереньках, офицеры и служащие ринулись к выходу. Спасительная глубокая траншея находилась всего в 10-15 метрах от столовой, но путь к ней преграждало море огня. Это горел напалм. Горели остатки госпиталя, который был превращен в руины. Слышались душераздирающие крики раненых. Израсходовав весь боезапас, самолеты уходят в сторону моря. Ко мне подбегает арабский солдат. В глазах ужас. Лицо белое как мел. Он что-то быстро-быстро говорит и показывает рукой на разрушенное здание штаба. На земле
лежит полузасыпанный кирпичами и штукатуркой труп нашего офицера. Подхожу ближе – лица не узнать. Часть черепа снесена осколком. Только по часам догадываюсь, что это труп нашего старшего советника. Вдруг откуда-то из развалин появляется мой водитель Мухаммед. Он из южных арабов, почти негр. Но сейчас передо мной стоит не черный, как головешка, красавец, только вчера купивший себе 15-летнюю жену, а совершенно белый от пережитого ужаса солдат которого до сих пор трясет, как в лихорадке. Я его могу понять:
      – Мне впервые пришлось пережить бомбежку в 1942 году, когда немцы бомбили Кисловодск. Мне тогда было 11 лет. Видимо с тех пор ужас увиденного и пережитого навсегда поселился в моем сердце.
      – А где наша машина? – спрашиваю я его. И вдруг он почти без акцента отвечает мне на русском языке:
      – Не знаю!
      Эта случайная встреча двух советских офицеров в далекой Африке оказалась не последней. Ровно через 10 лет они встретились снова, пройдя разными дорогами сотни и тысячи километров и миль, в Одессе. Они получили, в одно и тоже время, новые квартиры, в одном и том же доме.
      Занятия с арабскими офицерами подходили к концу. Уже все десантные корабли успешно сдали свои курсовые задачи. Только что старший советник сообщил Антону, что все инструкторы перешли из положения командированных на штат официальных представителей страны советов. Правда при этом ни Родионов, ни его подчиненные никаких документов на руки так и не получили. Им только чуть-чуть повысили оклады, и в личных делах появилась запись об их новом статусе.
      Однажды, приехав на службу, Антон узнал, что его подопечные, командиры кораблей, находятся на совещании в штабе флота и после него поедут по домам. Оставив мичмана Корнеева Н.В. за старшего, он решил вернуться в свою гостиницу. Часть пути он решил пройти пешком.
      – Привет, командир, как Ваш многострадальный корабль? – раздался вдруг знакомый голос.
      Антон оторвался от своих мыслей и увидел идущего навстречу ему Шведова, командира плавмастерской.
      – Здравия желаю, товарищ капитан-лейтенант, – узнав говорящего, весело ответил Антон. – Корабль уже давно не мой, а я уже не командир, а ИО советника.
      – А я уже не капитан-лейтенант, мне только что сообщили о присвоении мне звания капитана третьего ранга.
      – От всей души поздравляю и полагаю, сегодня у нас уж точно есть повод пообщаться с бутылкой «метаксы» из закромов командира плавмастерской.
      – Вы абсолютно правы. Приглашаю.
      Он тут же остановил такси, и они поехали в порт. По дороге в порт командир ПМ рассказал, что порт сейчас похож на огромный склад, заваленный бесчисленным количеством товаров. Такси подкатило к воротам порта. Водитель явно собирался проехать на его территорию. Два офицера полиции не спеша подошли к машине. Увидев Шведова, они, видимо, узнали его. Их лица как по команде расплылись в улыбке. Они дружно взяли под козырек. Шведов вышел из машины, поздоровался с ними за руку и, повернушись к своему спутнику, знаком предложил ему выйти из машины.
      – Знакомьтесь, – обратился он к полицейским. – Советник мистера Буссатий.
      – О, муккадам Буссатий! Инта аткяллям араби?116 – обратился один из них к Антону
      – Айва, швеййя, швеййя,217 – ответил тот.
– Ну, теперь они от тебя не отцепятся. Пошли на плавмастерскую, – предложил Шведов Антону.
      Он расплатился с таксистом и они прошли в порт. То, что Антон увидел в порту, буквально его потрясло. Все причальные линии были заставлены советскими сухогрузами. Одни из них разгружались, другие ждали своей очереди для разгрузки, а третьи, чьи трюма были уже опустошены, готовились уходить из порта порожнем, или, как говорят моряки «в балласте». Все причалы были завалены ящиками с вологодским маслом, бочками с растительным маслом, ящиками со свиной и говяжьей тушенкой, мешками с копченой и вяленой рыбой. Между штабелями ящиков и горами мешков с сахаром, мукой и крупами валялись головки голландского сыра и банки со сгущенкой или свининой. Грузчики равнодушно лавировали между ними и чертыхались, если чья-то нога случайно наступала на эти деликатесы. Сразу же вспомнились очереди в магазины, торгующие мясными и рыбными изделиями, вереницы крестьян, приезжающих утром в крупные города нашей родной страны, чтобы приобрести хотя бы десятую долю от этой роскоши, которую грузчики пинали ногами. Зажравшиеся собаки даже не обращали внимания на жирные полосы говяжьего фарша и вологодского масла на асфальте. Антон и раньше видел в арабских магазинах и нашу тушенку и вологодское масло. Только теперь ему стало понятно, почему высококачественное вологодское масло стоило там в три раза дешевле арабского маргарина.
      Все это щедрое партийное руководство страны дарило арабскому народу только за то, чтобы на очередном партийном съезде заявить:
       – Еще одно государство в Северной Африке стало на путь строительства социализма.
      Правда сами арабы ни сном, ни духом не знали, что это означает. Не знал о щедрости партийных бонз и советский народ. Он продолжал добросовестно «строить коммунизм» для кого угодно, только не для себя.
      Антон вместе со своей группой инструкторов тоже за копейки продолжал упорно учить своих подопечных. Ни одного переводчика ему так и не дали. Поэтому каждый день, проведя 2-3 пары занятий, он приходил в гостиницу, обкладывался литературой и начинал до ночи готовиться к очередному занятию.
      – Товарищ командир, да плюньте Вы на эти занятия. Пусть Литовченко корячится. У него есть переводчик, а Вы работаете за четверых. Зачем Вам это нужно? – много раз говорил своему командиру мичман Кудинович, напоминая ему о том, что помимо преподавательской работы, ему приходится работать и как переводчику, обеспечивая деятельность всей инструкторской группы.
       – Антон Петрович, – вторил ему мичман Корнеев, – бросайте это грязное дело. Пошли хоть посмотрите на Сирийский рынок, да купите что-нибудь да и нам поможете прибарахлиться. Скоро командировка кончается, а мы даже подарков не купили. А без Вас какие покупки? Мы же не умеем так объясняться как Вы.
      – Идите без меня, – обрывал их Антон. – Не могу я идти неподготовленным на занятия, чтобы давать повод нашим арабским друзьям злословить на наш счет.
      – Петрович, – начинал сердиться Корнеев. – Мы при Сталине в Италии так не вкалывали, как Вы сейчас. Ведь придёте домой, детям и внукам рассказывать не о чем будет.
      – Что-нибудь сбрешем, – отшучивался он.
  Мичман Корнеев Н.В. не только успел немного повоевать на кораблях ВМФ в период Великой Отечественной войны, но и принимал участие в приемке одного из итальянских кораблей, доставшихся СССР в виде контрибуции после окончания войны. Тогда с переводчиками с иностранных языков было так же плохо,
как и теперь. Поэтому команде, принимающей итальянский корабль, было еще труднее. За малейшую недостачу военного имущества, которая могла возникнуть только по непониманию отдельных нюансов перевода, можно было загреметь под трибунал. Поэтому советские моряки проявляли исключительную смекалку и интуицию, чтобы найти общий язык с итальянцами и не уронить честь и достоинство гражданина великой страны Советов.
      – А это что за фигня? – однажды спросил Корнеев у итальянца, который сдавал ему противопожарное имущество. В руке матроса Корнеева оказалась огромная штуковина, похожая на ручную гранату.
      – Грэнада, – коротко ответил тот, видимо интуитивно поняв суть вопроса.
       Корнеев, который в то время был молодым матросом, решил, что итальянец его разыгрывает, и нажал на какую-то красную кнопку на рукоятке. Раздался хлопок. Итальянец в ужасе упал на палубу, а Корнеев, в мгновение ока оценив ситуацию, швырнул это устройство за борт. Это и спасло ему и его товарищам жизнь. Это действительно оказалась граната, только пневматическая, задача которой была тушить пожар взрывом. Она взорвалась в воздухе, оставив на память Николаю два мелких осколка, которые посекли ему руку.
      Иногда Антон пытался готовиться к занятиям в служебное время, если выпадало 2-3 свободных часа. Но своего отдельного кабинета или каюты не было. Стоило только присесть где-нибудь в штабе, как тут же подходили арабские офицеры, и начинались бесконечные дискуссии о религии, о жизни офицеров и их семей в СССР, об их взаимоотношениях и льготах.
      – Мистер Антон, каким бизнесом Вы занимаетесь в свободное от службы время? – обычно начинал разговор мистер Али. – Вот у меня, например, есть большой магазин. Мистер Мохаммед имеет свою станцию техобслуживания, а Вы?
      Антону, конечно же, стыдно было признаться, что у него нет не только никакого бизнеса, но даже приличной квартиры и этого самого свободного времени тоже. И тогда он начинал фантазировать, что вместо бизнеса у него есть хобби. Мол, его любимое хобби – это охота и грибы, по которые он любит ездить на своей машине.
      – О! – уважительно восклицал кто-нибудь из офицеров. – Мы не можем позволить себе такой роскоши. У нас бензин очень дорого стоит, а у Вас?
      – У нас бензин стоит дешевле, чем ваши апельсины, – облегченно вздыхал он, благо врать уже не было нужды.
      Особенно болезненным был вопрос квартир и быта, в частности после того, как командир группы инструкторов и его помощники побывали в гостях у мистера Моксэна, одного из самых бедных офицеров. У него была квартира из 8 комнат, небольшой приусадебный участок и старенький немецкий фольксваген. В соответствии с арабскими обычаями ни учитель, ни врач, ни офицер не имели права жениться, если у них не было «хотя-бы» шестикомнатной квартиры. Большинство офицеров имели квартиры по 11-12 комнат, не считая мест общего пользования.
      – Мистер Антон, а сколько у Вас комнат? – с ехидцей спрашивал кто-нибудь из арабов. Многие из них уже побывали в СССР и знали, что советские младшие офицеры редко имеют квартиры вообще.
      – У меня трехкомнатная квартира, – не моргнув глазом, врал тот. Очень уж не хотелось выглядеть нищим перед своими арабскими коллегами. Конечно, иметь квартиру из 8-12 комнат он и не мечтал. Он и так был рад-радешенек, что его семья больше не ютится по «углам».
      Офицеры понимающе переглядывались, улыбались и продолжали издеваться:
      – А какая у вас машина? – продолжают они пытать своего наставника.
      – Да вот недавно по случаю купил себе «Москвич», да очень уж старый, хочу поменять на «Жигули». У нас недавно новый завод построили. Классная машина.
      – А можно ли приехать к Вам в гости? – спрашивает мистер Моксэн. – У Вас найдется пара лишних комнат?
      Антон знает, что мистер Моксэн искренне уважает его и мечтает побывать в СССР. Он-то уж не осудит нищенскую квартиру «мистера» Родионова.
      – Конечно, найдется, – уже смело отвечал тот. – Для Вас и вашей семьи двери моей квартиры всегда открыты. Только, пожалуйста, заранее сообщите о своем приезде. В голове тут же всплывает широко известный на флоте случай, когда кто-то из членов Политбюро ЦК КПСС, оказавшись на КСФ, решил ознакомиться с бытом офицеров. Накануне вечером, инспектируя одну из воинских частей, он ткнул пальцем в первого попавшегося ему младшего офицера.
      – Капитан-лейтенант Васильев, – как и положено в таких случаях представился тот.
      – Скажите, пожалуйста, у Вас семья есть? – поинтересовался партийный босс.
      – Так точно. Жена и двое детей, – не совсем понимая, что от него хотят, бодро отрапортовал он.
      – Товарищ командующий флотом, как Вы думаете, Ваш подчиненный не обидится, если мы к нему сегодня вечерком нагрянем в гости? – повернулся он к сопровождающему его командующему КСФ.
      Капитан-лейтенант Васильев с женой и двумя детьми уже три года ожидал улучшения жилищных условий, живя в однокомнатной квартире. Не успел строевой смотр закончиться, как начальник политотдела бригады вызвал офицера к себе, поздравил его с получением пятикомнатной квартиры. Он попросил его только не афишировать перед высокими гостями, что квартира получена сегодня.
      – Внизу Вас ждет машина. Съездите домой, возьмите пока любимые безделушки. Больше ничего не надо. Квартира полностью меблирована, – добавил начальник политотдела.
      Окрыленный неслыханной удачей, офицер перевез свою семью. Все были шокированы свалившимся на их голову счастьем. Когда они переступили порог своей новой квартиры, то удивились еще более: квартира заставлена новой мебелью, на паркетном полу расстелены новые ковры; в серванте искрится богемский хрусталь, а буфет заполнен различными красивыми бутылками с коньяками и винами, которых они вообще в жизни не видели. И в довершение ко всему в доме вкусно пахнет, и на новой кухне колдует шеф-повар из столовой, обслуживающей комсостав дивизии. Жена Васильева, потерявшая дар речи, вдруг очнулась:
      – А это кто такой? Кто посмел командовать на моей кухне? – вдруг взорвалась она. – А ну, марш отсюда!
      Шеф-повар опешил. Тут уж вынужден был вмешаться новый владелец квартиры:
      – Оля, успокойся это шеф-повар, из столовой старших офицеров. Он любезно согласился помочь тебе. Ведь у нас сегодня будут гости.
      – Тогда пусть расскажет, что он тут накашеварил, и до свидания. На своей кухне я как-нибудь и сама справлюсь.
      Вскоре нагрянули высокие гости. Они не могли надивиться на шикарные условия, в которых живет офицер северного флота и, довольные, удалились. Счастливый новосел после ухода высоких гостей, от души надрался и уснул. Проснулся он от стука в дверь. Открыв её, он увидел майора интендантской службы, за спиной которого стояли 4 матроса. Отодвинув хозяина в сторону, он по-хозяйски вошел в квартиру, подошел к столу, налил себе рюмку коньяка и, вдохнув его аромат, выпил.
      – Блаженство рая! – пропел он. – Ну что, Васильев, пошиковал и будя. Мы приехали разобрать твое гнездышко.
      Вдруг дверь одной из комнат распахнулась, и в столовую ворвалась Оля. Она была в красивом китайском халате и явно слышала последнюю фразу майора:
      – Что ты сказал? – прошипела она, хватая майора за грудки. – Я догадывалась, что утром кому-то захочется испортить нам праздник, но вот вам фигу! Вон отсюда! Я костьми лягу, а квартиру никому не отдам.
      Чем закончился этот инцидент, сказать трудно. Говорили разное. А я врать не хочу – не знаю.
      Наконец программа обучения была выполнена. Подошел и срок окончания контракта. Литовченко пришел в гостиницу «Гайд-Парк» веселый и довольный.
      – Я только что был в штабе Буссатия. Он очень доволен Вашей работой. И ты, и вся твоя группа поработали на славу. Жалко, что у нас кончилась разнарядка на ордена. Я бы и тебя и твоих мичманов представил к награде.
      – А что, кроме орденов, и поощрений нет? – удивился Антон. – Я уже подготовил ходатайство о поощрении мичманов и матросов-инструкторов. Если Вы не можете дать орденов, так хотя бы медали за боевые заслуги им вручите. Ведь во время войны этими медалями награждали прямо в окопах.
      – Увы, сейчас нам таких прав не дают, да и в штабах желающих получить медали «За боевые заслуги» и даже «За отвагу» хоть отбавляй. Я вот думал, может, тебя к внеочередному воинскому званию представить. Да уж больно ты молод для капитан-лейтенанта.
      – Это Вы правильно подметили, товарищ капитан 1 ранга, я всего два с небольшим срока проходил в звании старшего лейтенанта. Мои однокашники уже давно капитаны З ранга.
      Литовченко покраснел:
      – Шутить изволите? А если это не шутка, почему же вы мне раньше ничего не сказали?
      – Извините, товарищ капитан 1 ранга, меня выпрашивать себе ордена и звания не научили. Не было у нас в училище такого предмета.
      – Ну, тогда и дальше ходи себе старлеем, – окончательно рассердился тот. – А точнее, готовься к отъезду. Съезди в консульство. Там у них какие-то проблемы с визой. Потом мне доложишь.
      С визами оказалось все в порядке. Просто надо было уточнить инициалы инструкторов. Через неделю должен был прийти все тот же теплоход «Армения», и вся группа дружно готовилась к возвращению домой. Они ходили по фешенебельным магазинам. Иногда тайком посещали Сирийский рынок, чтобы по дешевке купить подарки родным и близким. Фирменные магазины им были «не по карману», а открыто посещать сирийский рынок «обеспеченным» советским гражданам запрещалось.
      Вдруг за два дня до прихода «Армении» в гостиницу прибыл Литовченко.
      – Ты уже сообщил жене о возвращении домой? – поздоровавшись, спросил он Антона.
      – Сообщу, когда пройдем Босфор. Не хочу, чтобы она снова переживала.
      – Вот это правильно, – обрадовался тот. – Дело в том, что командование ВМС АРЕ попросило продлить Вам командировку еще на три месяца. Они хотят, чтобы Вы прочли курс лекций по устройству и боевому использованию десантных кораблей для старшего командного состава. Требуется Ваше согласие.
      – Я в принципе не против, если Вы организуете доставку моей семьи в Александрию.
      – Этого я Вам обещать не могу. Семьи вызываются только при подписании контракта на год и более.
      – В таком случае я не согласен.
      Ровно через неделю группа инструкторов благополучно прибыла в порт Одесса, где её ждала долгожданная встреча с родными и близкими.
 
      Глава 11.ТЯГУН

      Теплоход «Армения» точно по расписанию прибыл на морвокзал одесского порта. Еще на внешнем рейде к теплоходу «Армения» подошел пограничный катер. На борт теплохода поднялась таможенная группа. Всем членам команды и пассажирам было предложено занять свои места в каютах и не выходить из них до конца досмотра. Обычно они успевали провести досмотр судна до прибытия в порт. Но на сей раз, что-то не клеилось. Таможенники были чем-то недовольны. Они по нескольку раз заходили в каюты, задавали какие-то пустяковые вопросы и удалялись. Когда «Армения» ошвартовалась к причалу в одесском морском порту, они все еще продолжали что-то искать.
      На причале в ожидании прибывших толкалось десятка два человек, встречавших судно. Ни одного представителя штаба дивизиона или бригады на причале не было. Первым среди встречающих обнаружил свою жену мичман Кудинович. Галя стояла, держа за руку одного из своих сыновей, и призывно махала рукой. Увидев мужа, она закричала:
      – Нонна, Маша, наши мужики все на носу.
      Только теперь Антон увидел, как от средней части судна торопливо бежит его супруга, а за ней вприпрыжку бежит Игорь. Сердце радостно екнуло. Таможенники уже
закончили досмотр. Все пассажиры выскочили на верхнюю палубу, и все дружно что-то кричали своим встречающим. Что кричат и те и другие, понять было абсолютно невозможно. Наконец, подали трап. Первыми важно сошли таможенники, и лишь затем разрешили сходить пассажирам. Жаркие объятия, поцелуи, упреки за редкие письма, первые весенние тюльпаны в руках женщин. Все сплелось в один клубок.
      – Уважаемые дамы, кто-нибудь из вас сегодня общался с командованием дивизиона? Что-то не видно ни их, ни обещанной машины! – первым опомнился Антон.
      – Я сегодня разговаривала с Андрюшей Осьмухой. Он обещал приехать, как только закончится таможенный досмотр, – сказала Маша Корнеева. – Да вот и он сам.
  Зеленый ГАЗик резво подскочил почти к самому трапу теплохода.
      – С прибытием, мужики! Как добрались? Надеюсь, обратный путь был поспокойней, – выскакивая из машины, засыпал их вопросами дивизионный механик.
      – Здравствуйте, Андрей Демьянович! Вы нас провожали в дальний путь, Вы же и встречаете. Спасибо, друг! – пожал Антон руку капитан- лейтенанта.
      – Так больше ж некому, все на партийной конференции. А ну, мужики, хватайте багаж и бросайте его в машину! – обратился он к матросам Сосновскому и Цыганкову. – Сейчас поедем в дивизион. Садитесь и вы, места всем хватит, – позвал он остальных. Места, действительно, хватило всем, и вскоре путешественники оказались каждый у себя дома.
      На следующий день командование дивизиона оказалось на месте. Капитан 3 ранга Потапов внимательно выслушал командира МДК, прибывшего вместе со своей группой из «горячей точки», и посоветовал ему не распространяться о подробностях семимесячного пребывания в Африке.
      – Так будет лучше для всех, – заключил он. – А теперь готовься в отпуск сразу за два года: за прошлый и за текущий. Пиши рапорт!
      Антон поблагодарил комдива и положил ему на стол рапорт о поощрении мичманов и матросов, входивших в состав инструкторской группы. Тот внимательно прочитал его и заметил:
      – К сожалению, я не имею права предоставлять ваших подопечных к боевым наградам. Это должны были сделать Ваши прямые начальники там, в АРЕ. Но я учту Ваше ходатайство и поощрю их своей властью. А Вы оставляйте рапорт на отпуск и езжайте домой. Посоветуйтесь с женой, где будете проводить отпуск.
  Получив отпускной и проездные документы, Антон прибыл в финансовую часть бригады, чтобы получить отпускные деньги. Однако кассир, заглянув в копию приказа об отпуске, заявил:
      – К сожалению, всех денег я Вам выплатить не могу. За Вами числится подотчетная сумма, за которую Вы не отчитались. Я вынужден удержать ее из Ваших отпускных.
      – Я никаких денег под отчет не брал, – удивился тот.
      – Ну как же, как же? – заволновался кассир. – Вот у меня отмечено, что за Вами числится сумма , выданная Вам на представительские расходы на переход из Одессы в Александрию. Так что идите к начфину и решайте.
      – Товарищ майор, – обратился он, войдя в кабинет начфина, – корабля уже давно нет, а деньги, выданные мне на представительские расходы, все еще за мной числятся. Согласно действующим документам, такие деньги списываются сразу, как только корабль прибыл к месту назначения.
      – Все правильно, – не моргнув глазом промолвил майор Скрипкин. – Вы должны составить отчет, на что потрачены эти деньги.
      – Такой отчет был сделан и доставлен Вам еще в прошлом году.
      – Все правильно. Ваш отчет у меня. Только здесь нет подписей представителей страны пребывания.
      – Товарищ майор, Вы считаете, что я должен был после угощения обедом представителей иностранной делегации потребовать у них росписи о съеденном и выпитом на официальном обеде?
      – Так точно, – покраснев как буряк, отчеканил майор. – Без этих подписей я Ваш акт не приму.
      – Вы в своем уме, товарищ майор? – пытается его урезонить Антон. – Может Вы и у своих гостей дома будете требовать подписи за съеденную у Вас за столом яичницу с колбасой?
      Майор был неумолим. Два дня потратил Антон, дойдя до главного финансиста КЧФ, полковника Ткача, чтобы добиться справедливости. Конечно, он мог плюнуть на эту не очень то уж большую сумму, но это означало бы и впредь нервотрепку не только для него, но и для всех остальных командиров, возвращающихся из-за рубежа. К счастью, главный финансист флота оказался человеком разумным и эрудированным. Он приказал майору Скрипкину принять отчет, тут же объявил ему выговор и сам позвонил командиру дивизиона, чтобы Антону продлили отпуск на двое суток, потерянные им при разбирательстве.
      Отгуляв отпуск за прошлый год в родном городе жены Новомосковске и навестив мать Антона жившую в Севастополе, семья Родионовых решила вернуться в Одессу, чтобы отпуск за текущий год продолжить дома. Надо было подремонтировать квартиру, да позагорать на море. Весть о возвращении отпускника в родную квартиру вскоре достигла ушей командования бригады. Не успела семья насладиться посещением одесских пляжей, как однажды утром прибыл оповеститель и вручил Антону
предписание немедленно прибыть в штаб. Бригада десантных кораблей готовилась принять участие в зачетном учении, а командир МДК- 20 заболел. Командир бригады настоятельно просил Антона покомандовать своим бывшим кораблем. Видно, не хотел старый МДК отпускать своего бывшего командира. На следующий день дивизион десантных кораблей снялся с якорей и швартовых и вышел в море.
      Две недели корабли отрабатывали совместное плавание. Сдавали курсовые задачи, уходя все дальше от берегов Одессы. Погода стояла прекрасная. Наконец малые десантные корабли в полном составе прибыли в порт Феодосия. Через 2 дня им предстояло принять десант и готовить его к высадке в районе горы Опук.
      Командир дивизиона собрал командиров кораблей, поставил им задачу на предстоящее учение и разрешил произвести увольнение в город 30% матросов и старшин и 50 % офицеров и мичманов. Антон знал, что где-то в Феодосии служит его однокашник, Леша Сулик. Чтобы не тратить время даром, он решил начать с дивизиона подводных лодок, где Леша мог быть вероятнее всего. Расчет оказался верным. Уже через полчаса он шагал в направлении улицы Жданова, где, по словам его сослуживцев жил Леша. Заветный адрес лежал в кармане. Не успел Антон отойти от ворот части, в которой располагались подводники, как услышал сигнал «боевой тревоги».
      – Неужели опять где-то загремела война? – невольно подумал он, и решил вернуться на свой МДК. Подбегая к причалу, у которого стояли десантные корабли, он увидел странную картину: все МДК со скрежетом трутся друг о друга, то воздымаясь, то опускаясь снова. Дует Норд-Ост не более 3-4 баллов. Рвутся швартовые тросы. Обрываются кранцы. Матросы, старшины и офицеры суетятся на верхней палубе. Время от времени слышатся пушечные
      удары корпуса одного корабля о другой. Только теперь Антон догадался, что началась так называемая «толчея», которая довольно редко, но бывает в Феодосийском заливе, когда дует Норд-Ост, который феодосийцы иногда называют «тягун». Вдруг на причале появился мичман Литвинец, который тоже вернулся из города.
      – Доставайте из трюмов бревна, которыми мы распираем танки. Ставьте их между бортами! – громовым голосом закричал он.
      Только теперь все вдруг вспомнили, что бревна можно использовать вместо утерянных кранцев. Борьба с морем закипела с новой силой. Как по мановению волшебной палочки, на палубах появились бревна. Матросы вставляли их между бортами. Громовые удары борта о борт приутихли. Только было слышно, как стихия с аппетитом разжевывает бревна-кранцы, превращая их в щепки. Добрых три часа шла эта неравная борьба. Команды малых десантных кораблей уже валились с ног, когда ветер довольно резко изменил свое направление и «толчея» прекратилась. В тот же вечер прибыл настоящий командир МДК-20, лейтенант Ильенко А.А. Антон передал ему дела и на другое утро уехал в Одессу догуливать отпуск.
      В Одессе его ждало печальное известие: мичман Корнеев Н.В. утонул в Днепре. Отгуляв свой отпуск, он перевелся в другой перегонный экипаж. Уехал в Херсон, чтобы помочь молодому командиру МДК принять от промышленности новый корабль, и домой не вернулся.
      Вместо мичмана Корнеева в перегонный экипаж старшего лейтенанта Родионова был назначен мичман Тимченко А.С.
      
      Глава 12. НЕБО И ЗЕМЛЯ
      
      Сразу после окончания отпуска Антон вместе с остальными членами перегонного экипажа очутился снова в Херсоне, на судостроительном заводе «Коминтерн». Заводчане освоили выпуск новых кораблей. Не успел второй перегонный экипаж под командованием старшего лейтенанта Егорова Г.В. выйти с территории завода, как рядом с ним ошвартовался очередной МДК, почти готовый к заводским испытаниям. Жилые помещения корабля уже были отделаны, и перегонная команда сразу же перешла жить на корабль. На сей раз и швартовые, и ходовые испытания прошли без сучка-задоринки. Только приближающаяся зима заставила заводчан побыстрее вытолкнуть корабль в Одессу и уже там завершить цикл передачи корабля от промышленности в состав ВМФ СССР.
      Переход в Одессу по БДЛК (Бугско-Днепровскому лиманскому каналу) прошел на удивление буднично. Командир МДК под руководством лоцмана спокойно прошел все колена БДЛК, Одесский залив, зашел в Одесский порт и ошвартовался чуть в стороне от остальных МДК, в той же самой Практической гавани. При этом сдаточный капитан, отвечавший за переход, приказал отдать более 100 м якорь-цепи.
      – Николай Васильевич, – обратился командир к сдаточному капитану. – Не стоит класть на клюз столько якорь-цепи. Наша гавань очень мелкая, и достаточно 50 м.За сутки в нее входит и выходит множество кораблей и судов, и наша якорь-цепь может оказаться в ловушке.
      – Ничего, – ответил тот. – Я уже много лет работаю сдаточным капитаном, и повидал всякого. Выкрутимся, ежели что.
      В гавани на корабле все имеет значение: погода, место стоянки, сила ветра и высота волны, соседи и даже
настроение капитана, входящего в гавань. Когда на следующий день капитан, сдающий корабль от промышленности в состав ВМФ, прибыл, чтобы выйти на мерную милю, оказалось, сняться с якоря довольно сложно. Ночью в порт вошло два крупных судна, которые оба умудрились пересыпать якорь-цепь МДК.
      Когда МДК начал сниматься с якоря, то оказалось, что якорь-цепь не только пересыпана, но каким-то образом даже захлестнулась петлей вокруг якорь-цепи сухогруза, вошедшего ночью. Целый день команда МДК провозилась с очисткой якорь-цепи. Мощности брашпиля явно не хватало, чтобы поднять якорь, хотя бы на 5см над водой, а капитан сухогруза отказался выбрать свою якорь-цепь, ссылаясь на отсутствие экипажа. Наконец, уже с началом сумерек, мичману Корнееву удалось чуть-чуть приподнять якорь над водой и очистить от чужой якорь-цепи. На следующий день, с большим трудом удалось получить разрешение на прохождение мерной мили.
      Не прошло и двух дней, как подобная ситуация повторилась с эскадренным миноносцем, стоявшим рядом с МДК. И хотя брашпиль эсминца был гораздо мощнее, чем у МДК, его команда тоже потеряла почти полдня и не смогла выйти в море в установленное время. Когда на следующее утро оказалось, что и швартовы эсминца переложены множеством оганов на одном пале, его командир, капитан 3 ранга Рождественский, рассвирепел:
      – Боцман, – закричал он свирепым баритоном, – тащите топор! Я больше не намерен позориться! Вчера якорь-цепь, сегодня – швартов. Рубить его к чертовой матери!
      Антон, стоявший в это время на мостике, решил подтрунить над командиром эсминца.
      – Товарищ командир, а Вам не жалко такого красивого троса? Капрон сейчас дают только таким баловням судьбы, как Вы. Нам, труженикам моря, пока суют старые, стальные.
      – Хорошо, старлей, я тебе подарю этот канат. Я сейчас прикажу сбросить его на берег. Вот и ты попользуешься результатами прогресса. На баке! – закричал он.
      – Не спешите, товарищ командир, – остановил его Антон. – Я вам его сейчас лично освобожу за пять секунд
      – Даю 2 литра спирта, – в запальчивости крикнул тот. – Тебе это не удастся!
      – Не надо мне спирта. Когда вернешься с моря, сбегаешь на Приморскую и купишь бутылку коньяка. Дай команду ослабить конец. Как только я подойду к палу, можешь пускать секундомер.
      Антон спустился на причал, капроновый конец был уже ослаблен. Он взялся рукой за оган, тот легко пошел вперед. Антон в мгновенье вывернул его в проем других оганов и заложил с обратной стороны пала.
      – Выбирайте швартов! – приказал он баковой команде эсминца. Боцман включил шпиль. Швартов надраился как струна, но выходить из семейства себе подобных не хотел.
      – Стоп выбирать! – раздался голос с мостика эсминца.
       Рождественский спустился вниз. Вышел на бак.
      – Ну что, старлей, проиграл? Тебе тоже не удалось выложить оган.
      – Да нет, – улыбаясь, ответил тот. – Конец выложен. Вам остается только завести его на кнехты и дать самый малый назад. Ваш шпиль слишком слаб. Так что в гастроном придется все-таки Вам бежать.
      Эсминец дал ход назад. Швартовый трос со звоном вырвался из объятий своих собратьев, и эсминец ушел. Встретились два командира только через несколько лет.
      Ходовые испытания МДК шли своим чередом. Уже был заказан Босфор, а последней точки в окончании ходовых испытаний никак поставить не могли. В соответствии с заводской программой, испытания должны
были закончиться размагничиванием корабля, но штормовая погода не позволяла судну, занимающемуся размагничиванием, наложить обмотки. Сдаточный капитан уже уехал в Херсон. Антон несколько раз выходил на внешний рейд и становился на яме на курс размагничивания, но высота волны достигала такой величины, что обматывать МДК было невозможно. Встретившись после очередной неудачи с командиром размагничивающего судна, капитаном третьего ранга Неделько, Антон предложил наложить продольные и батоксовые обмотки прямо в Практической гавани, отбуксировать уже обмотанный МДК на яму, а там останется только выставиться на курс и подключиться к электросети размагничивающего судна.
      – Конечно, дело только за маленьким – выставиться на курс, – засомневался Неделько. – Как же ты выставишься без хода?
      – А я уже все продумал, – ответил Антон. – Вот даже схемку нарисовал, как выставляться на курс и при каком господствующем ветре.
      – А ты знаешь, – задумчиво ответил Неделько, – в этом что-то есть. Давай попробуем.
      Капитан 3 ранга Неделько тут же заказал буксир и подойдя своим кораблем поближе к МДК, немедленно организовал обмотку принятого от промышленности корабля. На следующий день, невзирая на крепкий северный ветер, МДК был выведен на яму. Он благополучно выставился на заданный курс, и размагничивание успешно было закончено.
      Не знаю, как сейчас, но в то время размагничивание имело колоссальное значение. Совсем недавно закончилась самая жесточайшая война в истории человечества. Даже Черное море хранило в своих глубинах сотни и тысячи донных, якорных, контактных и неконтактных мин. А об остальных морях бывших воюющих государств и говорить
нечего. Поэтому, чтобы обезопасить корабль хотя бы от неконтактных мин, необходимо было два раза в году проверять вертикальную составляющую магнитного поля каждого корабля. Если она превышала допустимую величину, то командир или капитан корабля обязан был проводить обмоточное или безобмоточное  размагничивание.
      Пока специалисты из гидрографии вместе с экипажем МДК размагничивали корабль, буксир, обеспечивающий их работу, куда-то отправили. Командир МДК, закончив размагничивание, несколько раз просил оперативного дежурного выслать ему буксир, но безуспешно. Наконец, уже под вечер к борту МДК подошел маленький портовый буксиришко, которым управлял капитан, который был явно навеселе. Несмотря на протест командира МДК, буксир ошвартовался к его борту. При этом он умудрился порвать один из толстых кабелей обмотки.
      – Командир, – весело заговорил он, – зачем беспокоишь людей во время ужина? Что, не мог до завтра на рейде постоять? Пожрать спокойно не даешь.
      – Извините, сэр. Пожрать – оно, конечно, дело нужное, – в тон ему ответил Антон. – Только зачем же кабель рвать?
      – Это не я. Вот те крест! – забожился виновник. – Он был такой. Короче, командир, бери бутылку «шила» и давай.ко мне. Надо же доужинать.
      Антон рассвирепел. Он терпеть не мог пьянчуг, которые могли отца и мать продать за бутылку водки.
      – Послушай, дядя, «шило» жрать дома будешь, а сейчас подавай проводник и отваливай, пока ты мне тут еще не поперебивал все остальные кабели, да поживей.
      – Понял, господин полковник, – заверещал испуганный пьянчуга. – Уже подаю. Ваня! – заорал он дурным голосом. – Подай чалку на баржу! Только ты, слышь, командир, буксир-то заводи с кормы. Носом я тебя тянуть не смогу, силенок не хватит.
      Завели буксирный трос. Буксиришко с большим трудом потащил МДК, пуская из трубы сизый дым. Когда подходили к входу в Практическую гавань, Антон пригласил капитана буксира к микрофону УКВ и посоветовал ему выйти на траверз входного буя и лишь потом начать поворот, учитывая довольно резкий ветер, который будет в правый борт.
      – Не учи ученого, – огрызнулся тот. – Нам не впервой таскать десантные баржи.
      Не успел МДК пройти траверз Воронцовского мола, как буксир начал поворот влево. Антон похолодел, но, к его удивлению, МДК проскочил удачно мол и начал описывать циркуляцию вправо. Но для этого маневра уже пространства не хватило. Корма МДК со всего маху влетела в угол плавучего крана, ошвартованного на южной стороне порта. Буксирный трос, не выдержав такого мощного рывка, лопнул, а сам буксирчик навалило левым бортом на отмель. Чтобы не последовать за буксиром, Антон отдал кормовой и носовой якоря и доложил обстановку оперативному дежурному. Вскоре к борту МДК подошли два портовых буксира и благополучно ошвартовали его кормой на его штатное место. Закончив швартовку, Антон вышел на причал, осмотрел корабль и

      
      Групповой загранпаспорт перегонной команды
увидел в правом борту со стороны кормы огромную вмятину со стрелкой прогиба добрых тридцать сантиметров.
      Вернувшись на корабль, он подробно описал происшествие и занес все подробности в навигационно-вахтенный журнал. Потом он написал соответствующие рапорта и один из них занес оперативному дежурному, а другой передал дежурному по дивизиону МДК.
      На следующее утро Антон как обычно прибыл на службу за полчаса до подъема флага. К его удивлению, на причале, напротив его МДК, уже стоял комдив, представитель техупра КЧФ и представитель порта. Вслед за ним подошел и капитан 3 ранга Неделько. Не успел Антон поздороваться со стоящими на причале, как представитель порта попытался обвинить командира МДК в неправильном маневрировании.
      – Простите, молодой человек, – прервал Антон говорившего. – А Вы с капитаном буксира беседовали, или он ещё не проспался после вчерашней пьянки?
      Представитель порта смущенно замолк. Видно, он не рассчитывал на то, что командир МДК знал о состоянии капитана буксира. Больше он не пытался свалить вину на Антона и, поговорив с комдивом, вскоре ушел в свое управление. На другой день силами военной мастерской № 108 вмятина была ликвидирована, и Антон начал готовиться к переходу в Египет.
      Закончив ходовые испытания и пополнив корабль всеми необходимыми запасами, экипаж готовился к переходу в порт Александрию, ОАР. На сей раз ему предстояло совершить переход за три моря под буксиром МБ-124. Переход начался в конце декабря. Зима стояла теплая. Одесский залив не замерзал вообще. Стояла пасмурная погода. Точно в указанное распоряжением ГК ВМФ время МБ-124 взял на буксир на внешнем рейде новый «Сайгак», и плавание пошло строго по времени, указанному в схеме предварительной прокладки. Прошли пролив Босфор, Мраморное море, пролив Дарданеллы, Эгейское море. Экипаж МДК наслаждался видами множества островов, островков и просто огромных скал, разбросанных на акватории Эгейского моря. Взору мореплавателей представлялись то покрытые зеленью склоны холмов, то хмурые, неприветливые вершины гор, то холмы, очертания которых четко изображали обнаженную по пояс красавицу с высокой грудью, лежащую в мечтательной позе на спине, то человека с ружьем. Эгейское море дышало спокойствием.
      – Где же Ваши жесточайшие шторма, о которых Вы так много рассказывали? – обратился мичман Тимченко А.С. к командиру, когда справа по курсу уже появились в далекой дымке очертания восточной части острова Крит, а слева, более четко, очертания острова Касос.
      – Don’t trouble trouble untill trouble troubles you! – усмехнувшись, ответил ему Антон.
      – Что это за несуразица? – удивился тот.
      – Нет, дорогой, это английская поговорка, которая гласит:
      – “Не буди лиха пока тихо!” Мое сердце уже давно ноет, видно спокойно нам вряд ли удастся дойти. Не забывайте, мы приближаемся к острову Крит, где, по преданию, находится резиденция верховного властителя Олимпа – бога Зевса. А этот мужичок шутить не любит.
  В тот же миг в динамике УКВ что-то зашуршало, и раздался голос капитана буксира:
      – На МДК, пригласите командира к микрофону!
      – Командир на связи, – включив микрофон, ответил Антон.
      – Командир, ты что, никогда не сходишь с мостика? Как ни выйду на связь, ты сразу же отвечаешь.
      – Такова доля командира корабля 4 ранга. Это у вас, гражданских моряков, по десять помощников-штурманов, а у нас такой роскоши нет и не предвидится. Что случилось, Николай Гаврилович?
      – Да я только что переговорил с несколькими нашими капитанами, идущими со Средиземного. Все в один голос утверждают, что там идет жестокий шторм, и не верят, что у нас тихо.
      – Что, нужна моя моральная поддержка? – пошутил Антон.
      – Поддержка не нужна, а подумать надо.
      Пока они разговаривали, ветер начал крепчать.
      – Скорость ветра 10 метров в секунду! – доложил сигнальщик.
      Ветер крепчал с каждой минутой. Появилась довольно высокая волна, явно не соответствующая силе ветра. Это указывало на то, что где-то недалеко идет хороший штормяга. Вскоре ветер усилился до 18 м/сек. «Сайгак» начал переваливаться с боку на бок, а буксир, идущий впереди всего в 200-х метрах, вдруг резко накренился на левый борт и тут же резко пошел вправо. Антон вышел на связь с капитаном буксира.
      – Николай Гаврилович, давайте спрячемся за остров. Средиземное море нас явно не ждет.
      – Я с Вами согласен, – ответил капитан. – Начинаю поворот вправо.
      Двое суток, уклоняясь от шторма, МБ-124 и ведомый им «Сайгак», меняя курсы, бегали вокруг острова Крит. На третьи сутки, рано утром, ветер утих. Море успокоилось. Радист принял прогноз о состоянии Средиземного моря на сутки. И прогноз, и сообщения капитанов встречных судов обещали хорошие условия плавания. В этот момент они находились в 30 милях от восточной оконечности о. Крит, в трех с лишним милях от берега. Посоветовавшись с капитаном буксира, Антон принял решение продолжить путь в Александрию. Как только они легли на курс, от береговой черты отделился какой-то корабль и направился явно на пересечение курса МДК. Взглянув на него в бинокль, он узнал в нем сторожевой корабль ВМС Греции. На палубе суетились люди. Они расчехляли орудия, пулеметы и минометную установку. Корабль явно собирался выходить на них в атаку.
      – Неужели залезли в территориальные воды? – с тревогой подумал командир и стал лихорадочно определять место корабля. Это заняло у него не более трех минут. Нет, корабль находился в нейтральных водах. Тут взгляд Антона невольно обратился к реям грот-мачты. Греческого флага на рее не было.
      – Сигнальщик, куда делся греческий флаг? – обратился он к матросу Суходолец.
      – Товарищ командир, он сильно истрепался, я снял его ночью, чтобы заменить на новый, но помощник спал. Я поштопал старый, а поднять на рею забыл.
      – Поднять государственный флаг Греции! – приказал Антон, хотя этого уже и не требовалось. Суходолец уже закрепил флаг на фале и лихорадочно перебирал его ходовой конец. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем государственный флаг Греции затрепетал на правом ноке реи грот-мачты. Сторожевой катер продолжал стремительно сближаться с МДК. Вдруг бурун по корме катера, явно видимый с МДК, стал значительно спокойнее, и пеленг на катер начал меняться на корму. Видимо там, наконец-то, увидели греческий флаг и решили отказаться от атаки. Так, в общем-то, разумная инициатива сигнальщика чуть не привела к международному инциденту. А может быть, это была просто «игра мускулами», как это было нередко в те времена.
      Ровно через трое суток очередной новый «Сайгак» красовался у причала Рас-эт-Тин. Мистер Чариф вместе с командирами десантных кораблей снова приветствовали своего наставника. На сей раз процедура приема-передачи корабля заняла еще меньше времени, чем раньше. Ровно через две недели перегонный экипаж в полном составе вернулся на Родину.
       За этот период и в дивизионе, и в бригаде в целом поменялось почти все командование. Новый командир дивизиона десантных кораблей капитан 3 ранга Ретман Ю.В., приняв отчет командира МДК о результатах перехода из Одессы в Александрию, сказал:
      – Командование дивизиона и бригады довольно результатами Вашей деятельности. Сейчас решается вопрос о повышении Вас в должности. Завтра Вас вызывает на беседу новый начальник политотдела капитан 2 ранга Калугин Анатолий Дмитриевич. Езжайте домой, посоветуйтесь с женой, где будете отдыхать. Завтра я жду от Вас рапорт об отпуске за этот год.
      Встреча с новым начальником политотдела состоялась на следующий день на борту все того же МДК-20. Капитан 2 ранга Калугин А.Д. оказался спокойным, рассудительным человеком. Когда Антон в назначенное время прибыл на прием, он беседовал с молодыми командирами МДК, среди которых были и лейтенант Славгородский А.А., и младшие лейтенанты Ильенко А.А. и Петренко Н.В., которых полтора года назад Антон учил управлению малым десантным кораблем.
      – Товарищ капитан 2 ранга, старший лейтенант Родионов по Вашему приказанию прибыл, – доложил Антон, войдя в каюту.
      Анатолий Дмитриевич встал, поздоровался с ним за руку и сразу же спросил:
      – Как Вы сходили в Средиземное на сей раз? Наслышан о вашем предыдущем вояже. Матросы о Вас прямо сказки рассказывают.
      – А что Вы, товарищи офицеры, можете сказать? Знаете Вы этого офицера? Матросы не выдумывают? – обратился он к лейтенантам.
      – Никак нет, не выдумывают, – первым отозвался лейтенант Славгородский. – Мы знаем Антона Петровича не по наслышке. Он был нашим первым наставником, когда мы только прибыли в дивизион. И мы многому у него научились.
      – Он правду говорит? – снова обратился он к офицерам.
      – Конечно, правду, – загомонили они.
      – Тогда все свободны. Если у кого-то есть вопросы, зайдете ко мне после того, как я побеседую с командиром, прибывшим из «горячей точки».
      Офицеры вышли. Калугин внимательно расспросил Антона о его последнем походе, о семье, о жилищных условиях, о поведении матросов, старшин и мичманов за границей.
      – Недавно я беседовал с капитаном 1 ранга Литовченко. Он очень высоко оценил Вас и деятельность всей Вашей группы. Как Вы отнесетесь к тому, чтобы перейти на должность старшего помощника командира СДК? Не будете снова рваться на подводные лодки?
      – Я в принципе не возражаю. А с подводными лодками уже все кончено. Мои однокашники уже давно старпомы, а некоторые уж и командиры больших подводных лодок.
      – Вот и ладушки. Тогда езжайте в отпуск. А мы Вам за это время подберем место. Пригласите, пожалуйста, командира корабля.
      Не успел Антон попрощаться с новым начальником политотдела, как Ильенко А.А. и сам вошел в свою каюту.
      – Я только собрался Вас пригласить, а Вы уже тут как тут. Антон Петрович, а Вы своего преемника знаете? – обратился он, вдруг, к Антону.
      – Немножко знаю.
      – Ну и что Вы о нем можете сказать? Водку он пьет?
      – Насчет водки спросите у него самого. А что касается всего остального, то мне он, как командир и как человек, нравится.
      – Ну тогда мы его и спросим. Сан Саныч, ты водку пьешь?
      Ильенко замялся и очень неуверенно ответил: – Нет, не пью.
      – Ну и напрасно, – вдруг заявляет начпо. – Водку пить можно. Только надо знать когда, с кем и сколько.
      Жена Антона только что вышла из больницы. Они ждали пополнения семьи. Они съездили на недельку в Москву и вернулись в Одессу. До рождения ребенка оставались считанные дни, а до конца отпуска еще было три недели. В радостном настроении Антон носился по магазинам, покупая пеленки, распашонки и всевозможные побрякушки. Вскоре все необходимое было собрано. Оставалось купить только коляску. Подходя к универмагу, он наткнулся на капитан-лейтенанта Осьмуху.
      – Привет, Петрович, – пожимая Антону руку, заговорил он. – Ты что, еще не ездил в Москву? А мы тебе уже дали туда телеграмму. Тебя назначили вторым командиром на СДК, к Рябовалу. Они уходят на боевую службу в Средиземное море 15 марта. Так что беги к комдиву. Отпуск твой закончился.
      – Да что ты несешь, Андрей Демьяныч? У меня на днях жена рожает.
      – Я рад за тебя. Только к комдиву ты все-таки зайди– Хорошо. Спасибо за совет. Послезавтра я буду у комдива. Ты только никому не говори, что ты меня видел.
      Через два дня он прибыл в дивизион, получил выписку из приказа о назначении старшим помощником командира СДК-102 и «бегунок», то есть расчетный лист. Ему предстояло обежать полтора десятка канцелярий и должностных лиц, чтобы рассчитаться со своим последним местом службы. Наконец все подписи собраны. Осталось подписать «бегунок» у командира дивизиона и получить предписание о переводе к новому месту службы.
      – Предписание может подождать, – решил Антон и поехал домой.
      Дома его встретила перепуганная и заплаканная жена:
      – У меня, кажется, начались роды, а тебя нет, – всхлипнула она.
      Антон вызвал карету скорой помощи, и в полночь акушерка поздравила его с сыном. Накануне вечером приехал отец Нонны. Теперь они вдвоем всю ночь отмечали появление на свет божий еще одного потомственного моряка. Утром он купил цветы, шампанского, коробку конфет, взял с собой старшего сына и поехал в роддом. Отца Нонны, Гавриил Петровича, он закрыл дома на замок. Старичок не выдержал нагрузки суматошной ночи и уснул сном праведника.
       Вернувшись домой, он нос к носу столкнулся с матросом, выходившим из их двора.
      – Ты, наверное, по мою душу? – спросил он матроса.
      – Так точно! – весело гаркнул тот. – Вас срочно вызывает комдив. Антон чертыхнулся.
      – У меня в запасе еще почти три недели отпуска, а мне опять не дают ни отдыха, ни срока, – подумал он. А вслух сказал: – Передайте комдиву, что я к обеду буду.
       – Куда Вы пропали? – набросился на него капитан 3 ранга Ретман, как только он появился в штабе. – Ты уже всех обошел? Мне начальник штаба бригады уже голову отгрыз. Я должен завтра отправить тебя в Донузлав, а ты где-то носишься.
      – Товарищ комдив, у меня сегодня сын родился, а Вы меня хотите загнать в Донузлав.
      – Как сын? – удивился тот. – А, сын родился, так что же ты мне сразу не сказал?
      – Да Вы же мне рта не давали раскрыть.
      – Ладно, иди в мой кабинет, сам договаривайся с начальником штаба бригады.
      Услышав сообщение Антона о рождении сына и просьбу разрешить догулять отпуск, начальник штаба бригады, капитан 2 ранга Щетинников застонал, как от зубной боли.
      – Час от часу не легче, – запричитал он. – Тут на носу проверка корабля штабом флота, а он рожать задумал. Ладно, бог с тобой. Даю тебе ровно 8 дней, чтобы 12 марта был уже на корабле.
      Антон поблагодарил его. Ровно через неделю забрал жену и сына из роддома. Привез их домой. В тот же день, собрав свои немудреные пожитки, он отправился в аэропорт. На следующий день он уже принимал новую должность в Донузлаве.
      СДК-102 оказался довольно новым кораблем. В недалеком прошлом им командовал капитан 3 ранга Ретман Ю.В. Сейчас его место занял его бывший помощник, капитан-лейтенант Рябовал В.П. Корабль уже побывал в составе Средиземноморской эскадры. Он выполнял боевую задачу на территории одного из воюющих государств. В соответствии с советскими законами, на кораблях и в частях, принимающих участие в боевых действиях, повышается штатная категория офицеров и мичманов, и срок службы всего личного состава засчитывается один год за три. Кроме того, предусмотрена еще куча всяких льгот, которые тщательно скрывались, даже от командиров кораблей. Ни Советское правительство, ни командование ВМФ не торопилось применять эти льготы, даже тогда, когда этого требовали суровые законы войны. Более того, командирам кораблей и частей запрещалось записывать в личные дела офицеров и мичманов сведения об их участии в боевых действиях. Многие из них и по сей день обивают пороги своих военкоматов, чтобы доказать участие в «своей» войне. Тем не менее, командованию дивизиона десантных кораблей удалось добиться введения должности старшего помощника командира СДК.
      Служить на СДК-102 было легко и приятно. Командир корабля был офицером с высокоразвитым чувством долга и опытным руководителем. Все офицеры и мичманы были на своем месте. Старшим боцманом корабля был бывший боцман МДК-20, мичман Литвинец В.С, чему Антон был очень рад. Единственным слабым звеном в этом спаянном коллективе был помощник командира корабля младший лейтенант Карпенко Н.С. Он недавно закончил училище и еще не успел врасти в свои обязанности. Одновременно с обязанностями помощника командира он исполнял обязанности командира ракетно-артиллерийской боевой части корабля. Естественно, на войне в первую очередь нужны пушки и ракеты, а уж миски, ложки и бачки потом. Поэтому он все свои силы вкладывал в изучение оружия и его боевого использования, а документация по вещевому, посудокамбузному и продовольственному хозяйству оказалась прилично запущенной. Антон, обнаружив эти изъяны, доложил о них командиру, но в акт приема передачи включать их не стал. Имея огромный опыт управления и ведения отчетности по этим службам, он
решил разобраться с этим уже в Порт-Саиде. Особую надежду он возлагал на нового баталера, матроса Черного Г.Е., недавно призванного с гражданского судна, где он тоже был баталером.
      Ровно через двое суток СДК-102, приняв на борт 5 танков Т-55 и роту морской пехоты, взял курс на пролив Босфор. Период зимних штормов закончился. Отряд боевых кораблей в составе одного эскадренного миноносца и двух средних десантных кораблей безо всякой задержки строго по заранее рассчитанному времени двигался по заданному маршруту.
      Командир СДК первое время старался пореже уходить с ходового мостика, но, убедившись, что новый старпом хороший навигатор, полностью стал ему доверять.
      – Ну как, старпом, управлять СДК легче или труднее? – однажды обратился он к Антону.
      – Небо и земля, – усмехнувшись, ответил он. – Вы же, по моему, тоже хлебнули службы на МДК?
      Конечно, это не МДК. Наличие двух офицеров, допущенных к управлению кораблем, да еще и опытного штурмана лейтенанта Кондракова А.Н. в корне меняло нагрузку на каждого из них. Возможность меняться через каждые 4 часа, спокойно отдыхать, зная, что ситуация под контролем, это совсем не похоже на беспрерывную вахту на мостике МДК.
      
      Глава 13.ПОБЕГ
      
      Вечером 20 марта отряд боевых кораблей подходил к 50 – мильной зоне.
      – Товарищи матросы и старшины, через полчаса корабль входит в район боевых действий, – обратился по трансляции командир корабля к экипажу и десанту. – С этой минуты мы становимся боевой единицей, оказывающей содействие одной из сторон. Официально мы будем выполнять интернациональный долг, а фактически мы будем находиться на территории одной из воюющих сторон со всеми вытекающими отсюда последствиями.
      Недавно правительство ОАР объявило о 50-мильной зоне, в которую ни один корабль или судно не имеют право входить в ночное время без предварительного согласования с властями. Все корабли и суда, не получившие соответствующего разрешения, считаются вражескими, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
      Когда командир закончил свою речь, Антону бросилось в глаза, что лица мичманов, старшин и матросов, находящихся на мостике, как-то неуловимо изменились. Они затвердели и стали взрослее. Все стали очень настороженными, внимательными и исполнительными. Они напряженно следили за каждым движением своих командиров, мгновенно выполняли любую команду, поступившую от них.
      Обменявшись позывными с береговой службой Порт-Саида, корабли осторожно продолжили свой путь, взяв курс на входные ворота порта.
      Прибытие ОБК в Порт-Саид совпало с началом песчаных бурь, идущих в Синайской пустыне. Очень мелкая пыль, поднятая этими бурями, распространяется на сотни километров. Она лезет в нос, дерет в горле, обволакивает все тело. Даже во внутренних помещениях от нее нет спасения. Хоть объявляй химическую тревогу и полностью герметизируй корабль. Конечно, тем кораблям, которые стали на якорь вдали от брега, гораздо легче, а оба СДК получили приказание стать на якорь у самого входа в Суэцкий канал в нескольких десятках метров от берега.
      По сообщению оперативного дежурного, несколько дней назад подводные диверсанты уничтожили два
новейших арабских торпедных катера. Командир отряда приказал проводить превентивное боевое гранатометание. Командир СДК вызвал Антона и приказал проинструктировать всех офицеров и мичманов по правилам обращения с боевыми гранатами, принять у них зачеты и организовать боевое гранатометание согласно графика.
      – Товарищи офицеры и мичманы, – собрав их в кают-компании, начал свой инструктаж старпом. – Мы находимся в зоне тактического радиуса действия боевых пловцов Израиля, так называемых фрогмэнов. Чтобы защитить корабль от диверсантов, отныне каждый вахтенный офицер перед заступлением на вахту будет получать по двадцать ручных гранат и бросать их по графику не дальше 15 м от борта.
      – Товарищ старпом, а зачем их кидать по графику? – перебил его штурман. – Лучше уж совсем не кидать. Спокойнее будет.
      Антон вопросительно взглянул на нарушителя дисциплины:
      – Как Вас прикажете понимать?
      –А что тут понимать? – вопросом на вопрос ответил лейтенант Кондраков. – Если мы будем их бросать по графику, диверсанты очень быстро изучат его и подошлют пловца с магнитной миной. Надо использовать незакономерную систему. Вместе с гранатами надо выдавать вахтенному офицеру «зяры». После каждого метания гранаты он будет метать кубики. Сколько очков выпадет, через столько минут и бросать следующую гранату.
      На очередном совещании командиров кораблей ОБК капитан лейтенант Рябовал рассказал об этом предложении. Мысль, высказанная молодым лейтенантом, понравилась не только командиру СДК, но и командованию отряда. Теперь вахтенные офицеры кораблей бросали гранаты не по
графику, а по минутам, определенным жребием. Не обходилось и без курьезов. Во время стоянки на якоре на вахту иногда привлекались офицеры электромеханических боевых частей. По Уставу ВМФ им не положено стоять вахтенными офицерами, но дефицит офицеров заставлял в боевых условиях корректировать уставы. Командир электро-механической части СДК-102, старший лейтенант Жауркин А.Н., был очень эрудированным, опытным механиком. Он недавно прибыл с «гражданки», но как-то без проблем, быстро вписался в экипаж и стал любимцем всей БЧ-5, да и всего экипажа тоже. Он живо интересовался всем, что было на корабле. Своей любознательностью он покорил всех.
      В этот вечер он, стоя вахтенным офицером, вдруг обнаружил, что при боевом метании гранат что-то падает в воду раньше, чем сама граната.
      – Антон Петрович, что может падать в воду раньше гранаты? – обратился он к старпому.
      – Насколько я знаю устройство РГД, после того, как выдернута чека, от гранаты ничего, кроме осколков, отделяться не может.
      – А вот я уже дважды замечал, что после удаления из рукоятки чеки, в воду что-то падает раньше самой гранаты.
      – Саша, не морочь мне и себе голову! Действуй в соответствии с инструкцией!
      Саша отошел и больше вопросов не задавал. Через полчаса на корабль упала тьма. Температура воздуха начала катастрофически понижаться. В Северной Африке это нормальное явление: днем температура 35- 40 градусов, а вечером – 6-8. Матросы, старшины и свободные от вахты офицеры надели полушубки. Уселись на верхней палубе и приготовились смотреть кино. Киномеханик, матрос Балоян, начал демонстрацию полюбившегося всему экипажу фильма «Бриллиантовая рука». Саша взглянул на часы. Пора метать очередную гранату.
      – Что же все-таки падает в воду раньше гранаты? – подумал он. Перевернул гранату, выдернул чеку и отпустил рычажок, удерживающий ударник взрывателя. На палубу ничего не упало. Рядом с Сашей стоял начальник склада боеприпасов мичман Микуленко В.И. Услышав щелчок ударника, он мгновенно развернулся и выбил гранату из рук Жауркина. Граната взорвалась на самой поверхности воды, обдав всех зрителей солеными брызгами. Антон тут же снял его с дежурства.
      – Товарищ старпом, ну за что Вы меня сняли с вахты? Я ведь и сам собирался выбросить гранату за борт, а тут этот Микуленко.
      – Саша, «этот Микуленко» спас жизнь тебе и еще не одному десятку людей. Обычно при взрыве ручной гранаты в гуще людей поражается от 10 до 15 человек. Это статистика Великой Отечественной войны. Завтра изучите устройство РГД, инструкцию по её боевому применению, сдадите мне зачет, и только после этого я смогу допустить Вас к несению вахты. А пока за нарушение инструкции я объявляю Вам строгий выговор.
      Саша удивленно взглянул на старпома, покачал головой и, ничего не сказав, удалился.
      Прошло 3 месяца. За этот период корабли ОБК неоднократно меняли места якорных стоянок. Выходили в открытое море для отработки курсовых задач. На сей раз командиру СДК-102 и СДК-106, которым командовал молодой капитан 3 ранга Иванушкин В.А., было приказано стать к причалу, у самого входа в Суэцкий канал, и быть готовыми силами десанта обеспечить охрану причалов. Арабская полиция явно не справлялась. Начальник штаба батальона морской пехоты капитан Горбань А.И. разработал график патрулирования побережья и пришел согласовать его с командованием корабля.
      – Старпом, я сейчас очень занят, пойди к себе в каюту, разберись сам, что к чему, – попросил командир Антона.
      Капитан Горбань А.Н. был образцом офицера морской пехоты. Это был высокий, статный молодой человек с широкими плечами и мощной грудью. Даже сквозь форму проглядывали огромные бицепсы. Он был кандидат в мастера спорта по вольной борьбе и мастер спорта по САМБО. Весь личный состав и кораблей и десанта уважал этого красавца. А десантники даже и побаивались его. Кроме этих достоинств, он еще обладал звучным, громогласным баритоном и непреклонной волей. Если матрос, сержант или офицер нарушал воинскую дисциплину и попадал в поле зрения Горбаня, уже ничто не могло его спасти от наказания. Обсудив с Горбанем подробности несения береговой службы силами десанта двух кораблей, Антон извинился и стал готовиться к заступлению на оперативное дежурство по ОБК. Уходя, Горбань заявил, что график, который они обсуждали, вступит в силу по особому распоряжению.
      Антон уже не первый раз заступал оперативным дежурным по ОБК. В этот день израильтяне проявляли необычную активность. Налеты израильской авиации следовали с интервалами 30-40 минут. Арабы нервничали и объявляли воздушную тревогу по пустякам, когда вражеской авиации и близко не было. Где-то за два часа до смены с дежурства, Антон получил сообщение о том, что на подходе военно-транспортный самолет СССР. Он передал эту информацию командиру ОБК и на пост ПВО Порт-Саида. Записал все в вахтенный журнал и вышел на крыло мостика эскадренного миноносца, на котором он нес вахту. Со стороны моря к аэродрому, расположенному на дальности прямой видимости, заходил на посадку советский транспортный самолет. В сети ПВО, которая работала круглосуточно, не было слышно ни звука. Молчали и все зенитные батареи порта. С мостика эсминца было видно, как некоторые зенитчики сопровождают жалами своих пушек приближающийся самолет. Вдруг у
кого-то из зенитчиков сдали нервы и в воздухе недалеко от самолета появились облачка разрывов зенитных снарядов. Не успели осколки первого залпа простучать по асфальту, как все зенитчики открыли ураганный огонь по нашему самолету, который уже выпустил шасси и шел на посадку. Самолет перевернулся вверх шасси и рухнул на взлетную полосу.
      – Сволочи, – простонал Антон, – кого же вы сбиваете? За три месяца он ни разу не видел, чтобы арабы сбили хотя бы один вражеский самолет. Расстроенный и усталый, сдав дежурство, он добрался до своего корабля и, не став даже ужинать, рухнул на свою кровать и попытался уснуть. Нелепая смерть советских летчиков потрясла его. Сколько времени он провалялся на койке, пытаясь уснуть после суток без сна, он не знает. За бортом то рядом, то вдалеке рвались гранаты. Время от времени ухали мощные взрывы подрывных патронов, сбрасываемых с кораблей береговой охраны арабов, где-то вдалеке трещали автоматные очереди полицейских патрулей. Пули, выпущенные из автоматов полицейских, шлепались в воду, а иногда на излете залетали и на корабли. Вдруг где-то совсем рядом загремела одна автоматная очередь, за ней другая, а несколько секунд спустя простучало еще три выстрела.
      – Это где-то рядом, – подумал Антон. Он сорвался с койки, надвинул туфли и пулей вылетел на верхнюю палубу.
      Вахтенный у трапа стоял, напряженно всматриваясь в темноту и держа автомат «на изготовку».
      – Акопян, доложите, что случилось. Кто стрелял?
      – Не знаю, товарищ командир. По-моему, стреляли возле соседнего корабля.
      Антон взглянул на соседний корабль. В этот момент на корабле включили палубное освещение. На верхней палубе суетились люди.
      – Акопян, вызывай дежурного по кораблю. Доложите командиру о стрельбе. Ни на корабль, ни с корабля до прихода командира никого не пускать. В случае попыток кого либо пробраться на корабль, стрелять на поражение. Я иду к соседям.
      Антон достал пистолет, который не успел еще положить в сейф, вставил обойму с патронами, зарядил пистолет и осторожно двинулся к СДК-106. Когда он приблизился к кораблю на расстояние 25-30 м, вахтенный у трапа клацнул затвором и закричал:
      – Стой! Кто идет?
      – Старпом СДК-102, – громко ответил Антон.
      – Стой! Стрелять буду.
      Антон остановился. Вдруг с трапа сбежал Володя Перман, старпом командира СДК-106.
      – Отставить! – скомандовал он вахтенному. – Петрович, у нас кто-то из десантников расстрелял вахтенного у трапа, матроса Акимова.
      – Акимов убит?
      – Пока еще дышит. Этот мерзавец всадил в него шесть пуль.
      По трапу загрохотали башмаки десантников. Отделение морских пехотинцев, вооруженное автоматами и ручными пулеметами, сбежало на причал и, растянувшись в цепь, двинулось вглубь причальной полосы. Вслед за ними на причал сбежал до зубов вооруженный капитан Горбань.
      – Саша, останови своих моряков. Сейчас ночь. Рядом полицейские посты. Они могут принять их за диверсантов и тогда кровопролития не избежать, – обратился к нему Антон. Горбань среагировал мгновенно.
      – Отделение стой! Укрыться за каменными глыбами и наблюдать за обстановкой! В случае обнаружения дезертира доставить его на корабль. При малейшем сопротивлении применять оружие. Патронов не жалеть.
      В это время на СДК-102 загремел сигнал боевой тревоги. Это капитан-лейтенант Рябовал, увидев суматоху на соседнем корабле, решил перестраховаться до выяснения обстановки. Антон стремглав бросился на свой корабль.
      – Товарищ командир, на СДК-106 один из десантников дезертировал, расстрелял матроса Акимова и сбежал, – доложил он, поднявшись на ходовой мостик.
      – Я уже в курсе. Я даже фамилию дезертира знаю. Это комсорг взвода морской пехоты матрос Полежаев.
      – Откуда Вы знаете? – удивился Антон.
      – Пока ты, как угорелый, носился по причалу, я связался с оперативным дежурным. Он-то и ввел меня в курс дела. Иванушкин изложил ему все  подробно. Дезертир сейчас где-то недалеко.
      – Баковым - на бак. Ютовым - на ют! – скомандовал он. – Убрать сходню, – добавил он, как только ютовая команда заняла свои места.
      – Якорь-цепь к выборке приготовить! Виталий Степанович, – обратился он к командиру баковой группы, – подберите 15 метров якорь-цепи. На юте, травить по-малой кормовые швартовы!
      Чтобы избежать каких-либо неожиданностей, мудрый Рябовал решил на всякий случай оттянуться от причала. Выполнив этот нехитрый маневр, он приказал усилить охрану корабля и объявил боевую готовность № 2. Командир отряда принял решение до утра поисками дезертира не заниматься. Раненый матрос был отправлен в госпиталь. К утру он был успешно прооперирован арабскими хирургами. Правда, им удалось извлечь только пять пуль. Шестая застряла в шее, рядом с сонной артерией. Медицинский консилиум единодушно постановил:
      – Эту пулю лучше не трогать. Так и уехал матрос-сибиряк с таким «подарком», отлежав в госпитале и чуть-чуть окрепнув, к себе на родину.
      
      На следующее утро командир батальона морской пехоты получил приказ командира ОБК организовать поиск и захват преступника. Матрос Полежаев накануне этой трагедии заступил в караул на пост, который находился в трюме СДК, на территории которого находился склад оружия и боеприпасов десантников. Заранее все продумав, он, оставшись в трюме один, вскрыл оружейный склад, поменял свой автомат на РПК( ручной пулемет Калашникова), 300 патронов и 5 гранат, поднялся на верхнюю палубу. Вахтенный у трапа, матрос Акимов, увидев вооруженного до зубов морпеха, решил, что идет очередная смена караула.
      – Как тебя зовут? – обратился тот к вахтенному у трапа.
      – Володя, – ответил вахтенный у трапа.
      Пока шел этот простой диалог морской пехотинец уже миновал Акимова и направился в корму к трапу.
      – Послушай, ты куда… – начал вахтенный у трапа свой законный вопрос, но не договорил. Со словами «Прощай, Володя» морской пехотинец всадил в него очередь из РПК. Акимов рухнул. Вахтенный офицер, который в это время делал запись в вахтенном журнале, выскочил на верхнюю палубу. Дезертир, бежавший изо всех сил подальше от корабля, чтобы укрыться за грудами камней, лежавших в 50 метрах от причала, заметил полосу света, мелькнувшую за спиной. Не целясь, он хлестнул очередью по кораблю. Вахтенный офицер упал за барбет зенитной пушки, вырвал пистолет и стал палить по убегавшему. Эти-то три последних выстрела и слышал Антон. Но кромешная тьма и груды камней надежно укрыли беглеца.
      Капитан Горбань, построив батальон, разбил его на группы по 4 человека, поставив во главе каждой группы офицера или прапорщика.
– Слушай боевой приказ! – громовым голосом начал он. – Сегодня из нашего батальона дезертировал мерзавец по фамилии Полежаев. При этом он расстрелял своего боевого товарища, матроса Акимова. Приказываю, дезертира Полежаева найти и доставить на корабль. Если он окажет вооруженное сопротивление, уничтожить!
      Трое суток преследовали десантники дезертира. Он уходил все дальше вглубь пустыни, стараясь не удаляться от берега Суэцкого канала. На исходе третьих суток командир 2 взвода морской пехоты старший лейтенант Свирин со своей группой уже почти настиг беглеца, когда на него наткнулся арабский полицейский патруль на мотоцикле. Дезертир в это время чистил свой РПК, в который набился песок. Увидев полицейских, он вырвал из ствола шомпол и начал заряжать пулемет. Полицейские, не ожидавшие такой встречи, растерялись и бросились бежать. Полежаев очередью из РПК уложил обоих.
      Старший лейтенант Свирин был худеньким, несколько сутулящимся и в обыденной жизни довольно стеснительным парнем. При этом он обладал таким же мощным баритоном, как и Саша Горбань. Когда полицейские обнаружили беглеца, Свирин находился от него всего в 400 м на околице небольшого рыбацкого поселка. Вместе с матросом разведвзвода он рассматривал следы, оставленные беглецом в брошенном доме. Рядом, за домом, стояла бортовая машина. Когда загремели выстрелы, морские пехотинцы попрыгали в машину и рванули прямо к месту происшествия. Полежаев не сразу сообразил, откуда вдруг появилась машина. Он успел дать по ней только одну очередь. Группа захвата, приблизившись на 100 метров, открыла шквальный огонь. Машина развернулась бортом к траншее, где находился преступник. Морские пехотинцы, как горох, высыпались из нее. Не давая дезертиру поднять головы, они предложили ему сдаться.
      – Полежаев, – громовым голосом закричал Свирин, – сдавайся! Если ты посмеешь произвести хотя бы ещё один выстрел, ты будешь уничтожен. Выбрасывай из траншеи РПК!
      Услышав знакомый голос, Полежаев задрожал как осиновый лист и выбросил из траншеи РПК.
      – Теперь встань и выходи из траншеи с поднятыми руками. Все остальное оставь в траншее! – продолжал командовать старший лейтенант.
      Полежаев послушно поднял руки и вышел из своего укрытия, оставив в траншее штык-нож, патроны и 5 гранат. Матросы группы захвата сбили его на землю, связали и забросили в кузов машины. Туда же аккуратно уложили останки погибших полицейских и доставили их на ближайший полицейский пункт. Когда Полежаев увидел старшего лейтенанта Свирина, он потерял дар речи. Позже, на допросе, он уверял следователя, что он никогда бы не сдался, знай, что за машиной в укрытии находится Свирин, а не Горбань.
      – Услышав голос Горбаня, я понял, что мне пощады не будет. Поэтому я и сдался.
      Конечно, старший лейтенант Свирин сработал профессионально. И никуда бы дезертир не делся. Но, если авторитет Горбаня помог группе захвата на самом деле, то честь ему и хвала!
      Как только преступник был доставлен на борт СДК-102 и военный следователь допросил его, к борту корабля подошел корабль спецназа, и преступник на нем был отправлен в СССР. А вслед за ним через неделю отправился восвояси и СДК.
      Вскоре Антон обнимал свою жену и любовался карапузом, которому уже пошел пятый месяц. Правда радость общения длилась недолго. Через неделю, когда Виталий Прокофьевич сдал в штаб флота отчет о боевой деятельности корабля за период боевой службы, старпом был вызван на корабль, чтобы дать командиру возможность отгулять его законный отпуск.
      Отправив командира в отпуск, Антон пошел в гостиницу, которую только что открыли в Донузлаве. Он попросил коменданта гостиницы, чтобы ему забронировали там номер. Он решил привезти жену и детей в гарнизон, чтобы хоть по вечерам изредка встречаться с ними. Гостиница была большая. Безо всяких проблем ему обещали выделить любой номер, как только жена и дети приедут в Донузлав. Окрыленный успехом, он помчался в штаб бригады, чтобы по оперативному телефону связаться с Одессой и передать жене радостную весть. Но в штабе его уже ждала другая «радость».
      – Родионов, как ты кстати, – встретил его на пороге заместитель начальника штаба. – Ваш корабль по плану должен был в декабре идти в доковый ремонт. Ситуация изменилась. Послезавтра ты должен быть в Севастополе, сдать в арсенал боезапас и идти в док на Северной стороне. Гостиница на берегу озера Донузлав явно «не светила».
      Ровно через три дня СДК-102 вместе с другим СДК, которым временно командовал капитан-лейтенант Равиль Чудаков, стали в сухой док. Равиль был уже в годах и собирался уходить на пенсию. Все его помыслы были заняты предстоящей демобилизацией. Ему явно было не до корабельных забот.
      Антон же, как только корабль стал в док, навел строжайший порядок. Он провел со всем экипажем ряд занятий, разъяснив людям их задачи и правила поведения в доке. Никогда не уходил с корабля сам, не проверив лично состояние корабля и знание личным составом дежурства и вахты своих функциональных обязанностей. Довольно часто он лично проводил учения и тренировки экипажа, даже вызывая иногда неудовольствие командиров боевых частей. Каждый день, по окончании доковых работ, он заставлял командиров БЧ приводить свои заведования в порядок, удалять мусор, обрезки труб и кабелей и закрывать открытые в процессе работы люки и цистерны.
      Однажды вечером, когда все работы и занятия закончились и корабль был приведен в образцовое состояние, загремели колокола громкого боя. Вахтенный у трапа предупреждал, что в док пожаловали высокие гости. Это прибыла комиссия штаба флота с внезапной проверкой кораблей, стоящих в доке. На верхней палубе соседнего СДК появился капитан 1 ранга и еще два офицера. Они дотошно проверили корабль и его дежурных и вахтенных. Было слышно, как они распекают за что-то дежурного по кораблю, старшего лейтенанта Аристова. Пока комиссия проверяла соседа, Антон еще раз придирчиво опросил дежурство и вахту на знание ими своих обязанностей. Когда офицеры штаба перешли на СДК-102, они были приятно удивлены и порядком на корабле, и четкими знаниями и действиями дежурства и вахты. Антон сопровождал проверяющих.
      – Ну, командир, – обратился капитан 1 ранга к нему, закончив проверку, – порадовал ты меня. Давно мне не приходилось видеть такого порядка при внезапных проверках кораблей. Давай свой журнал боевой подготовки! Антон принес журнал. Проверяющий сел в рубке дежурного и записал в журнале:
      – Корабль содержится в образцовом состоянии, дежурство и вахта обязанности знает, действует четко.
      На другое утро не успел отзвучать сигнал и команда: «Оружие и технические средства осмотреть и проверить!», как у трапа СДК-102 остановилась черная «Волга». Из нее вышел комбриг, капитан 1 ранга Скоморох. Он сразу же поднялся по трапу. Антон, как положено, встретил комбрига и начал бодро рапортовать
      – На кой дьявол мне ваши рапорта, – гневно прервал его комбриг, – если Вы загадили корабль так, что вашего комбрига поднимают и воспитывают среди ночи. Если Вам наплевать на то, что корабль получил отличную оценку за боевую службу, а Вы его утопили в грязи…
      – Товарищ комбриг, – пытается прервать его Антон.
      – Молчать! – еще более ярится тот. – Мы Вас назначили на высокую должность, дали Вам очередное звание, а Вы позорите честь нашей бригады.
      – Здесь какая-то ошибка, – снова пытается он остановить комбрига, но тот взвивается снова:
      – У вас кругом кабак, ржавчина, грязь. Команда распущена, а Вы...
      Разнос, то затихая, то разгораясь вновь, продолжается добрых полчаса. При этом комбриг на виду всего экипажа, не стесняясь в выражениях, водит командира по кораблю и тычет носом в несуществующие грехи. Наконец терпение Антона иссякает. Теперь уже он закусил удила:
      – Товарищ комбриг, хватит на меня орать! Такого командира я бы на Вашем месте гнал с корабля поганой метлой. Зачем же водить его по кораблю и тратить свое драгоценное время?
      – Что? – снова взрывается он. – А ну пошли в каюту!
      Пришли в каюту. Не успевает дверь каюты закрыться, как комбриг опять начинает разносить командира теперь уже за его «гнусный характер». Антон молча достает из сейфа журнал боевой подготовки, открывает его на странице с записью проверяющего, хлопает им по столу и кричит:
      – Читайте, за что Вас вызвали на мой корабль! Лицо комбрига вытягивается.
      – Так это не из-за Вас... – растерянно говорит он и, вдруг, яростно зашвыривает журнал в угол каюты.
      На другой день секретчик привозит приказ командующего КЧФ о присвоении старшему лейтенанту Родионову очередного воинского звания – капитан-лейтенант. Восемь с лишним лет проходил Родионов в звании старшего лейтенанта. Только за этот период его четыре раза снижали в должности или лишали всякой надежды на перспективу.
      Закончив доковые работы, Антон приводит корабль в Донузлав, а тут и командир прибыл из отпуска. Обменявшись рукопожатиями со старпомом, капитан-лейтеант Рябовал В.П. попросил подробно проинформировать его, что сделано на корабле за его отсутствие, и тут же огорошил:
      – Старпом, спасибо за службу, но сегодня наши пути расходятся. Сдавай дела младшему лейтенанту Карпенко Н.С. и поезжай в отпуск. Должность старпома сокращена. Завтра утром тебя ждет на беседу комбриг.
      Капитан 1 ранга Скоморох встретил Антона как старого друга. Крепко пожал ему руку. Поблагодарил за качественное докование, за успехи достигнутые экипажем, и тут же, без перехода, спросил:
      – Как ты смотришь на то, чтобы пойти старшим помощником командира большого десантного корабля, БДК-10?
      – Какого БДК? – удивился Антон.
      – В городе Калининграде, на заводе «Янтарь», заложен новый БДК. Вы имеете большой опыт приема новых кораблей. Я бы хотел, чтобы именно Вы были старшим помощником на этом корабле.
      – Спасибо за доверие, товарищ комбриг, я в принципе согласен.
      – Вот и хорошо. Тогда езжайте в отпуск, а мы пошлем на Вас представление.
      Ни Антон, ни комбриг даже намеком не вспомнили неприятный инцидент в доке.
      
      Глава 14. КАЛИНИНГРАД

      Отгуляв свой первый за последние пять лет отпуск, из которого его ни разу не отозвали, Антон прибыл в штаб бригады. Начальник штаба бригады капитан 2 ранга Щетинников ознакомил его с приказом главкома ВМФ, в котором он назначался старшим помощником командира БДК-10.
      – Командир БДК, капитан 3 ранга Гиреев Ю.М., еще находится на боевой службе. Он должен вернуться только через 2 месяца. Так что начинайте формировать новую команду. Приказ уже подписан.
      В этот период в бригаде десантных кораблей уже был один БДК, который назывался «Воронежский Комсомолец». Этот корабль имел хорошо отлаженную организацию, имел звание «отличного корабля» и уже сложившиеся боевые традиции. Командир БДК «Воронежский Комсомолец» капитан 2 ранга Вернидуб был старый опытный вояка. Когда капитан-лейтенант Родионов прибыл к нему с просьбой поделиться с ним опытом и образцами служебной документации, которую необходимо иметь на большом десантном корабле, тот высокомерно заявил:
      – Товарищ капитан-лейтенант, когда Вы станете командиром БДК, тогда приходите, а сначала пообщайтесь с моим старпомом. Я дам ему указание.
      – Спасибо и на этом, – стараясь не показывать своего возмущения, ответил Антон. – Только дайте, пожалуйста, указание своему секретчику, чтобы мне разрешили пользоваться Вашей секретной частью.
      – Принесете справку о допуске к работе с секретной литературой, напишите рапорт, вот тогда я приму решение, – все также высокомерно ответил Вернидуб.
      Слегка расстроенный таким холодным приемом, Антон решил больше не унижаться и начать, как обычно, с
приказа Главкома ВМФ, регламентирующего основные перечни документов, которые необходимо иметь на таких кораблях. Только после этого он решился посетить старпома БДК «Воронежский Комсомолец». В отличие от своего командира, Женя Заворотнюк оказался очень общительным и открытым к сотрудничеству человеком. Он снабдил нового ИО командира БДК огромным количеством различных бланков документации, образцами организационных приказов и методической литературой, необходимой для отработки организации службы на БДК
      – Если что нужно, – провожая своего коллегу и радушно улыбаясь, сказал он, – не стесняйся. Чем могу – помогу.
      – Спасибо, товарищ капитан 3 ранга, – от всей души поблагодарил Антон.
      – Можно просто Женя, – все так же улыбаясь, поправил тот. – Или Евгений Николаевич в официальной ситуации.
      Для обеспечения организационного периода новому экипажу предоставили половину казарменного помещения для матросов и старшин срочной службы на береговой базе и две четырехместных комнаты для мичманов и офицеров.
      Одним из первых прибыл командир БЧ-4, то есть командир боевой части наблюдения и связи, старший лейтенант Сичевский А.В. Вслед за ним прибыл командир штурманской боевой части, старший лейтенаннт Егоров Г.В. С ним Антон был уж немного знаком по службе в дивизионе МДК. Это был жизнерадостный, исполнительный, общительный и высоко эрудированный офицер. Он закончил Высшее мореходное училище, призван для прохождения обязательной службы, да так и остался в кадрах ВМФ. Потом прибыл выпускник специальных курсов офицерского состава, командир ракетно-артиллерийской БЧ младший лейтенант Соловей М.Е. Последним прибыл командир электромеханической
БЧ капитан-лейтенант Касьянов Ю.Н. Одновременно с прибытием офицеров начали прибывать и матросы, и старшины. Отведенной части казармы явно не хватало. Узнав об этом, начальник штаба бригады вызвал капитана 2 ранга Вернидуб и приказал ему подготовить один из десантных кубриков для размещения второго экипажа БДК.
      Десантный кубрик позволял комфортно разместить всю команду. При этом непосредственно в кубрике имелось несколько кают, которых хватило на всех офицеров и мичманов. Евгений Николаевич любезно предоставил ВРИО командира БДК-10 рабочую комнату в своей каюте, а только что прибывшему заместителю командира корабля по политической части капитан-лейтенанту Дворниченко В.В. – койку в каюте замполита БДК «Воронежский Комсомолец». Среди мичманов, переведенных на БДК, оказались бывшие сослуживцы и по дивизиону СДК, и по дивизиону МДК. Особую радость Антона вызвал перевод из дивизиона МДК в его экипаж мичмана Коханюка А.С. Мичман Коханюк был гордостью капитан-лейтенанта Осьмухи. Он считал его своим питомцем. И было чем гордиться.
      Антон Коханюк прибыл на службу из белорусской глубинки на штат моториста. До службы он работал трактористом в одном из колхозов. Скромный, трудолюбивый, уважительный парнишка легко вошел в коллектив МДК. Он быстро освоил всю довольно сложную технику, имевшуюся в боевой части 5 МДК. До службы на флоте Антон самоучкой освоил гармошку и по вечерам услаждал слух своих товарищей виртуозной игрой на этом старинном русском музыкальном инструменте. Помимо гармошки, на МДК были гитара и баян. К изумлению экипажа, Антон довольно быстро освоил и эти музыкальные инструменты. Вскоре Андрей Демьяныч предложил Коханюку перейти на сверхсрочную службу и должность командира отделения мотористов. Тот согласился и оказался не только хорошим мотористом и музыкантом, но и хорошим воспитателем.
      Летел день за днем. Наконец, организационный период, объявленный командованием бригады, закончился. На смотре, проведенном командиром бригады, экипаж новостроящегося корабля показал высокую организованность, выучку и глубокие знания общевоинских и корабельного уставов. Когда экипаж только начал формироваться, на складе береговой базы не оказалось положенных десантникам синих рабочих костюмов. Поэтому было принято решение переодеть весь экипаж в белое рабочее платье.
      Теперь капитан-лейтенант Родионов не раз и не без гордости слышал, как комбриг на совещаниях командиров ставил его экипаж в пример. Сразу после смотра весь экипаж был расписан дублерами специалистов БДК «Воронежский Комсомолец». При этом капитан-лейтенант Родионов был официально назначен исполнять обязанности старшего помощника командира корабля, оставаясь ВРИО командира «своей» воинской части. Женя Заворотнюк убыл в очередной отпуск. Тогда-то и произошел мелкий инцидент, которому Антон сначала не придал никакого значения. В бригаду прибыл новый начальник штаба капитан 2 ранга Иволгин. В тот день, как обычно, командиры кораблей прибыли на совещание в штаб бригады. Командир бригады отсутствовал. Совещание начал новый начальник штаба. Вдруг дверь распахнулась, и в кабинет стремительно ворвался комбриг.
      – Родионов здесь? – спросил он и тут же без перехода обратился ко всем офицерам:
      – Товарищи офицеры, подойдите к окну! Вы слышите, как поют? Это экипаж капитан-лейтенанта Родионова. Они как будто на параде. Как белые лебеди, они дружно и четко маршируют на плацу. А экипаж создан всего месяц назад. Учитесь!
      – Товарищ комбриг, это экипаж Гиреева, а не Родионова. Родионов – это калиф на час, – вдруг подал голос новый начальник штаба.
      – Дай бог всем быть такими калифами, – примирительно сказал комбриг. Антон был доволен и не скрывал своей радости. Но радость оказалась преждевременной. Прошла неделя. Капитан 2 ранга Вернидуб взял себе выходной, или «отгул», как часто говорят на флоте. Антон остался за командира корабля. Вдруг по кораблю затрезвонили 3 длинных звонка.
      – Что-то командиру не отдыхается, – подумал он и поторопился к трапу, чтобы встретить его. Вместо командира он увидел капитана 2 ранга Иволгина, который стоял уже на палубе корабля и на чем свет стоит ругал вахтенного у трапа, который не только не вызвал для его встречи дежурного, но и не пускает его на корабль.
      – Извините, товарищ капитан 2 ранга, видимо, матрос Фурман еще Вас не знает.
      – Ах не знает, – протянул Иволгин. – Тогда Вы здесь зачем? Или Вы только и умеете, что втирать комбригу очки? Но я Вас насквозь вижу. Вы никогда не станете командиром БДК. Да и со старпомов я Вас за ногу сдерну, – с угрозой добавил он.
      – Простите, товарищ капитан 2 ранга, чем это я Вам так насолил? Ведь мы с Вами встречаемся всего второй раз.
      – А с Вас и этого достаточно, – все также злобно ответил он.
      Придя вечером домой, Антон рассказал жене и матери, которая в это время гостила у них, об этом странном происшествии. Девичья фамилия бабушки Антона по матери была Иволгина.
      – А ты не знаешь его биографии? – задумчиво спросила Александра Алексеевна. – Дело в том, что в селе Веселое, откуда родом моя мама, фамилия помещика, тоже была Иволгин, и он неоднократно пытался заставить
мамину семью поменять фамилию на любую другую. Даже расходы обещал оплатить. Может, ваш новый начальник из этой проклятой помещичьей семьи?
      Антон от души посмеялся такому предположению. Однако на этом история не закончилась.
      Вскоре прибыл капитан 3 ранга Гиреев Ю.М. Капитан-лейтенант Родионов сдал, как положено, свои полномочия штатному командиру и приступил к выполнению чисто своих обязанностей. Как только он перестал быть командиром корабля, его тут же включили в график дежурных по бригаде далеко не последним. Не прошло и двух дней, как он уже правил дежурством и вахтой бригады. Все шло хорошо. Дежурство подходило к концу. Оставалось 4 часа до смены. Вдруг позвонил начальник политотдела и попросил выделить в распоряжение начальника клуба десять человек из дежурного взвода. Антон выделил людей и передал их старшему лейтенанту, начальнику клуба. Через полчаса в рубке дежурного снова раздался звонок. Начальник политотдела начал выговаривать дежурному за то, что выделенные им люди болтаются без дела по территории.
      – Товарищ капитан 2 ранга, люди, о которых идет речь, выделены в распоряжение вашего подчиненного, начальника клуба и он обязан организовать их работу, а не я. Так гласит устав.
      – Ты меня еще уставу учить будешь! – взорвался начпо. – Доложите начальнику штаба, что я Вас снимаю с дежурства. Сегодня заступите снова.
      – Теперь мне уж точно придется поучить Вас уставу, – посуровел и Антон. – Снять дежурного по бригаде имеет право только сам командир бригады.
      Начальник политотдела ничего больше не сказал и бросил трубку. Буквально через минуту позвонил Иволгин:
      
      – Товарищ дежурный, за невыполнение приказания начальника политотдела я Вас снимаю с дежурства. Сегодня заступите дежурить снова.
      – Когда начальник политотдела не знает устава, я еще могу понять. Но как Вы можете не знать прописных истин, я не знаю. Ведь даже в нашей инструкции черным по белому написано, что только командир бригады имеет право снимать дежурного. Так что, извините, товарищ капитан 2 ранга, я, с Вашего разрешения, продолжу дежурство, а завтра Вы мне можете уже приказывать, что хотите.
      Через полчаса в рубку дежурного зашел капитан-лейтенант Савельев, который должен был менять Антона вечером.
      – Петрович, начальник штаба приказал мне заменить тебя немедленно, – начал он.
      – Коля, – прервал его Антон, – пойди доложи начальнику штаба, что я готов выполнить его приказ, как только ты мне его покажешь в письменном виде. А еще передай ему, что офицера, снятого с наряда или вахты, разрешено снова ставить в наряд только через трое суток. Савельев ушел, а через полчаса в рубку дежурного ворвался командир бригады.
      – Как это прикажете понимать? – с порога закричал он. – Что ты здесь уже натворил, что и начпо, и начштаба «в белке»?
Антон вкратце объяснил, что произошло, и тут же добавил:
      – Я действовал в соответствии с инструкцией, подписанной Вами.
      – Да все правильно, только мягче, мягче надо было.
      – Они бы меня тогда вообще сожрали, – пробормотал Антон. Теперь уже от Иволгина можно было ждать любой пакости. На счастье, пришла телеграмма, в которой сообщалось, что завод «Янтарь» готов принять команду
      
БДК и ждет ее. Через несколько дней экипаж БДК в полном составе убыл в город Калининград.
      По дороге в Калининград экипаж БДК делал пересадку в Вильнюсе. Согласно расписанию, посадка на поезд должна была начаться только через три часа. Антон знал, что в этом городе живет его родной отец. Детская обида уже давно перегорела. Чуть-чуть поколебавшись, он решил его навестить. Отцу к тому времени уже было 75 лет. Около 2 часов он потратил на то, чтобы узнать адрес отца. Когда заветный адрес оказался у него в руках, стало ясно, что за оставшееся время он его навестить не успеет.
      – Ладно, на обратном пути, когда буду ехать в отпуск, я его обязательно найду, – решил он. А через три месяца отец умер, так и не встретившись со своим младшим сыном.
      Не успела команда БДК-10 выйти из вагонов в г. Калининграде как тут же встретилась с ее Величеством Историей. В расписании движения поездов светилась надпись: Поезд «Кенигсберг – Вена» временно отменен. Нашлась-таки умная голова, которая догадалась сохранить для потомков историческое объявление.
      На привокзальной площади их ждали два автобуса и грузовик. Матросы и старшины сложили свои морские чемоданы и вещмешки в грузовик, а сами расселись по автобусам. Не успели автобусы отъехать от железнодорожного вокзала, как изумленным морякам открылась панорама, которая не снилась и в страшном сне: вдоль дороги тянулись улицы, на которых вместо домов стояли отдельные стены и дымовые трубы. У подножия некоторых стен валялись груды разбитого кирпича и других элементов бывших зданий. На одной из улиц автобусы остановились, и моряки увидели кусок трехэтажного особняка, от которого осталось две смежных стены и потолочное перекрытие на уровне 2 или 3 этажа, на котором, как на выставке, были хорошо видны платяной
шкаф, стоящий в углу, диван у стены и детская кровать, стоящая почти у самого края потолочного перекрытия. Завершали панораму разрушенного жилища огромные настенные часы. Четверть века прошло после окончания самой страшной в истории человечества войны, а развалины некогда красивого и богатого города все еще властно напоминали о ней. Но не только это зрелище поразило моряков. Каждый из них с изумлением отмечал исключительную чистоту улиц и ровную, как бильярдный стол, дорогу, по которой они ехали.
      – Эти дороги немцы строили еще в 1936 году, – объяснил им водитель автобуса. – И до сих пор они практически не ремонтировались, – с гордостью добавил он.
      Завод «Янтарь» с нетерпением ожидал прибытия команды, заводские испытания подходили к концу. Красавец БДК-10 горделиво стоял у сдаточной стенки завода. Жилые помещения ожидали экипаж почти полностью отделанные. Оставались сущие мелочи, из-за которых вселение решили не откладывать. В остальных помещениях проводилась первичная покраска. Обойдя корабль, Антон был поражен его размерами и конструкцией. Он значительно отличался от «Воронежского комсомольца» и конструкцией и вооружением. На БДК-10 впервые в мире устанавливалась реактивная морская установка «Град», способная в течение нескольких секунд выпустить по противнику 80 неуправляемых баллистических ракет. Для управления огнем реактивной установки впервые в нашей стране была использован лазерный дальномер, позволяющий определять расстояние до цели с точностью до 5 см на расстоянии до 25 километров. Правда до окончательной отладки новейших видов оружия и технических средств было еще далеко, а вот приемка служебных помещений и жилых помещений десанта была задачей № 1.
      Командир БДК тут же стал заместителем председателя государственной комиссии по приемке корабля от промышленности, а все корабельные работы и воспитание коллектива экипажа ложились на плечи старпома. Предстояло проверить и принять 396 помещений, имевшихся на корабле.
      – Старпом, сразу после окончания ходовых испытаний нам предстоит дружеский визит в 14 африканских государств. Если ты не организуешь качественную приемку корабля, нам тогда самим придется кувыркаться, чтобы не ударить в грязь лицом, – обратился командир БДК к старпому.
      – Юрий Михайлович, я постараюсь все сделать наилучшим образом, но, чтобы улучшить качество приемки, необходимо выговорить у директора завода право не закрывать ни одного удостоверения о приемке объектов без моей подписи, – ответил тот. – Кроме того, на корабле страшный бедлам. Все помещения завалены всевозможным строительным мусором и горючими материалами.
      – Эти вопросы решай сам со строителем, а насчет удостоверений я договорюсь.
      Антон решил начать свою деятельность на корабле с наведения порядка в жилых и служебных помещениях. На следующее утро, встретившись с главным строителем корабля, он попросил его немедленно убрать с корабля весь строительный мусор и потребовать от рабочих и служащих прекратить курение в неположенных местах.
      – Извините, Антон Петрович, времена, когда слово строителя было для рабочих законом, прошли. Сейчас управлять ими очень трудно. Уволить я их не могу, а человеческих слов они не хотят понимать. Почти ни один корабль не ушел с завода, чтобы на нем не было пожара. Из-за этого завод несет серьезные убытки.
      – Извините, Нариман Захарович, – в тон ему ответил старпом, – тогда разрешите воспитанием чувства
 ответственности у ваших рабочих заняться мне. Объект режимный, и я этим воспользуюсь.
      – Валяй, – безнадежно махнул рукой Нариман Захарович.
      В тот же день Антон вызвал боцмана, обязанности которого временно исполнял мичман Духанин, и приказал ему оборудовать на баке и на юте места для курения. Потом он собрал командиров боевых частей и предложил им оказать помощь строителям убрать как можно скорее строительный мусор с корабля и больше не подписывать ни одного требования, пока тот или иной бригадир не уберет мусор в конце рабочего дня на своем объекте. Потом он посетил заместителя директора завода по режиму и поделился с ним своими планами по наведению порядка на корабле.
      – Действуйте, я Вас поддержу! – пообещал тот.
      Получив доклад боцмана о готовности «курилок», старпом, вышел на ходовой мостик, включил на полную мощность ГГС и обратился ко всем присутствующим на корабле:
      – Товарищи матросы и старшины, товарищи рабочие и служащие, корабль, на котором мы сегодня живем и работаем, захламлен, все курят где попало. Это чревато пожаром и другими неприятностями. Сегодня на корабле будет проведена большая приборка. Весь мусор с корабля будет убран. Отныне прошу всех по окончании рабочего дня оставлять свои рабочие места чисто убранными, а также прошу никого не курить где попало. Для курения на корабле в носу и в корме оборудованы курилки. Благодарю за внимание!
      Целый день матросы и старшины и бригада рабочих, выделенных главным строителем, вывозили мусор. Его оказалось больше двух грузовиков. На следующий день старпом обошел корабль. Рабочие и служащие продолжали
спокойно мусорить и курить кому где захотелось. Антон возмутился:
      – Товарищи строители! – снова обратился он к ним по трансляции. – Командование корабля и администрация завода настоятельно просит вас соблюдать правила пожарной безопасности. Предупреждаю, с этой минуты любой строитель, курящий в неустановленном для этого месте, будет изгоняться с корабля.
      Стоя на ходовом мостике, он хорошо видел, как рабочие бурно реагируют на его выступление, сопровождая его слова недвусмысленными жестами.
      Старпом вызвал боцмана и приказал ему взять двух самых крепких матросов, дежурного по низам и прибыть через полчаса к нему.
      – Товарищи, сейчас мы должны показать рабочим, что с ними будет в случае нарушения ими правил пожарной безопасности. Действовать решительно и быстро. Все мои указания выполнять немедленно. Последствия беру на себя, – сказал он, когда боцман прибыл с людьми.
      Не успели они пройти и десяти шагов, как увидели группу рабочих, которые расположились вокруг люка и уже расстелили на нем газету с немудреной снедью на ней. В центре импровизированного стола красовалась бутылка водки. Все мужчины дружно дымили. Увидев группу моряков, двое поспешно затушили сигареты, а третий демонстративно начал пускать кольца дыма.
      – Молодой человек, Вы слышали мое обращение по трансляции? – обратился к нему старпом.
      – Ну слышал, так и что? Я уже давно отслужил и выполнять твои указания мне ни к чему. У меня свое начальство есть.
      – Вы немного заблуждаетесь. С тех пор, как экипаж заселился на корабль, командир корабля и старпом являются прямыми начальниками для любого, кто ступил ногой на палубу.
      – Да пошел ты... – окрысился тот.
      – Дежурный, выведите нарушителя с корабля! – скомандовал старпом. Матросы сделали шаг вперед.
      – Не трогайте меня, я сам уйду, – заверещал тот.
      – Вот и хорошо. Товарищ мичман, проводите их до трапа. Пропуск этого юноши принесете мне.
      – А как же я? – растерянно спросил нарушитель. – Меня же не выпустят с завода.
      – А Вы зайдите к заместителю директора по режиму. Он выдаст Вам временный пропуск и включит в приказ о лишении Вас премии на этот месяц.
      Мужчина обреченно спустился по трапу и медленно пошел в сторону проходной. Обойдя корабль, Антон приказал еще у троих злостных нарушителей противопожарной безопасности забрать пропуска и выставить их с корабля. Потом он собрал их пропуска, написал представление об увольнении этих рабочих за грубое нарушение техники безопасности и лично отнес их заместителю директора завода по режиму.
      Слух о жестких мерах, принятых к нарушителям, мигом облетел весь завод. Количество желающих покурить или пререкаться со старпомом резко сократилось.
      Вскоре в каюту старпома один за другим потянулись бригадиры столяров, плотников, корпусников, маляров и др. с пачками удостоверений, которые у них не хотели брать в бухгалтерии без подписи старпома. Юрий Михайлович сдержал свое слово и выговорил у директора право непосредственно влиять на качество приемки объектов. Это еще больше укрепило и порядок и авторитет офицеров корабля. Старпом не подписывал ни одной бумажки, не получив подтверждения от командиров БЧ или боцмана.
      Одной из первых примчалась Валентина Михайловна, бригадир маляров. Завод не укладывался в график сдачи объектов. Директор завода учредил поощрительный фонд, из которого за каждое закрытое досрочно удостоверение в тот же день выдавалась премия.
      – Антоша, дорогой, – не успев даже как следует познакомиться, томным голосом запела она. – Мои девочки сегодня славно потрудились, и я бы хотела, чтобы они успели получить свою премию. Все объекты сданы досрочно.
      – А как насчет качества? – спокойно спросил старпом.
      – Вы что, мне не верите? – с хорошо разыгранным негодованием воскликнула она.
      – Ну, что Вы, что Вы? – успокоил её Антон. –У меня нет никаких оснований Вам не верить. Просто у меня есть одна гнусная привычка проверять качество самому. «Верь собаке до последнего дыхания, а человеку до первого случая», как говорил один классик. Пойдемте, порадуйте меня высоким качеством работ своих девочек.
      Валентина Михайловна недовольно дернула плечами и обиженно вышла из каюты. Антон взял из под умывальника металлический скребок и последовал за бригадиром. Первое же помещение, которое предъявила ему Валентина Михайловна, оказалось покрашенным по неподготовленной поверхности: невооруженным глазом было видно, как из-под краски проглядывает грязь и ржавчина. Сделав пару скребков, Антон показал их бригадиру:
      – Что Вы на это скажете, уважаемая Валентина Михайловна?
      – Наверное, я пропустила этот объект, – потупив очи, невнятно проговорила она.
      – Охотно Вам верю. Пойдемте смотреть следующий объект.
      Следующий объект оказался еще хуже.
      – Так ведь это только грунтовка, – пыталась оправдаться Валентина Михайловна. – Я лично проверю еще раз эти объекты, и мы все замечания устраним.
      – Нет, дорогая Валентина Михайловна, прежде чем устранять эти замечания, я пришлю Вам боцмана, он сначала проверит, как вы зачистите сомнительные места, и не дай бог вы перекрасите их раньше, заставлю тогда полностью сдирать краску со всех халтурных помещений. О премиях тогда придется забыть.
      Медленно, со скрипом, но работа потихоньку пошла. Уяснив, что халтура не пройдет, рабочие стали более требовательно относиться и к себе, и к своим товарищам. Некоторые из них явно неодобрительно смотрели на рвение старпома. Довольно часто он ловил на себе их косые взгляды. Несколько дней Антон вообще не выходил с территории завода. Вскоре к нему приехала жена и дети. Директор завода выделил им просторный двухместный номер в гостинице завода, которая находилась в полсотни метрах от КПП. Хоть поздно вечером, но довольно часто он навещал свою семью. Однажды вечером, направляясь в гостиницу, почти у самых ворот завода он встретил троих подвыпивших мужчин, лицо одного из них показалось ему знакомым.
      – Ну что старпом, не узнаешь? – начал именно он. – Теперь тебе полегчало?
      Антон насторожился. Теперь он узнал в говорящем одного из тех, кого он убрал с корабля.
      – Узнаю, – спокойно сказал он. – Вы один из тех, кому не нравится порядок.
      – Я тебе сейчас на роже порядок наведу, – с угрозой начал он и вдруг, размахнувшись, попытался ударить Антона в лицо.
      Антон автоматически выставил левое предплечье вперед, остановил руку бьющего и сразу же провел прием САМБО, который у него был отработан до автоматизма. Нападавший, взревев от боли, упал на колено. Спутники бандита опешили. Видимо, они даже предположить не могли, что худенький и довольно низенький моряк в одно
мгновенье скрутил такого крупного мужика. Видя, что остальные не пытаются лезть в драку, Антон прекратил силовое воздействие, толкнул нападавшего к его спутникам:
      – Впредь, не зная броду, не суйся в воду! – сказал он, как когда-то говаривал его старший брат Юрий.
      – Сволочь! – зашипел он. – Научили вас на нашу голову. Рабочий класс вас кормит поит, а вы ему салазки загибаете.
      – Настоящий рабочий никогда не гадит на своем рабочем месте, а ты люмпен. Только и умеешь, что гадить, халтурить и жрать водку – ответил ему Антон.
      Только сейчас он по настоящему разозлился. Из ворот завода вышла группа людей.
      – Толя, пошли домой, мы еще с этим фраером посчитаемся, – сказал один из троицы, и они быстрым шагом удалились с места происшествия. Антон тоже пошел домой. На душе было мерзко. Он никак не мог понять, почему наш народ, пройдя такие испытания и в горниле Великой Отечественной, и суровую школу сталинского режима, продолжает оставаться все таким же беспечным, неорганизованным и бесшабашным. А ведь совсем недавно их отцы и старшие братья прошли по странам Европы и видели, что можно жить по-другому.
      – Старпом, на тебя в дирекцию завода идет поток жалоб. Бригадиры жалуются, что ты не вовремя подписываешь им удостоверения, и они теряют премиальные, – такими словами встретил его на другое утро командир БДК.
      – Лодыри всегда жалуются на повышенные требования. Я никогда не ухожу с корабля, пока не уйдет последний из рабочих. Поэтому я задержать никого не могу. А если их такой порядок не устраивает, я прошу разрешения вывесить на двери каюты время приема
документов на подпись, и пусть тогда кто-нибудь скажет, что я не уделил ему внимания.
      – Добро. Я думаю, время с 15 до 17 устроит всех.
      Старпом тут же вызвал старшего писаря, матроса Кононенко, и приказал ему отпечатать на машинке время, указанное командиром. Не прошло и двух часов, как у дверей каюты старпома набралась целая толпа, жаждущих получить подписи. Прочитав надпись на двери каюты, они нерешительно топтались перед ней. Антон, сидя в каюте, спокойно работал с документами. Первой не выдержала Валентина Михайловна.
      – Антон Петрович, – с непривычной для него робостью начала она, – что случилось? Зачем такие официозы.
      – Да вот, Валентина Михайловна, говорят, что Вы недовольны работой старпома. Дирекция и командир корабля решили упорядочить это дело, так что, если Вы насчет удостоверений, приходите в три часа.
      – Да, что ты миленький, да кто же на тебя может жаловаться. Ведь теперь мы вообще не сможем получить премиальных. Бухгалтерия принимает удостоверения только до четырех.
      – К сожалению, уважаемая Валентина Михайловна, я Вам ничем помочь не могу. Порядок есть порядок.
      – Да что Вы заладили, Валентина Михайловна, да Валентина Михайловна? Зовите меня просто Валя. У меня уже накопилось три десятка удостоверений. Если я их сегодня не сдам, то девочки очень много потеряют в зарплате.
      – К сожалению, я Вам ничем помочь не могу. Приходите к трем часам.
      Толпа желающих получить подписи старпома недовольно разошлась. Антон обошел корабль. Сделал соответствующие записи в документах и вернулся к себе в каюту. Через несколько минут надо было идти на камбуз снимать пробу. Антон помыл руки и стал их тщательно вытирать. В это время в дверь каюты кто-то торопливо постучал и в каюту впорхнула самая молоденькая малярша Алена. Она была очень красива и стройна и, как казалось Антону, довольно скромна. Она была одета в легкий цветастый халат, подпоясанный широким ремешком. В правой руке у нее была кипа бумажек, похожих на требования.
      – Товарищ старпом, у Вас выпить не найдется? – поздоровавшись с Антоном и игриво вздернув брови, промолвила она.
      – Извини, малыш, но для такой красотулечки у меня ничего нет.
      – Как это нет? – капризно надув губы, сказала она. – А работяги говорят, что у Вас спиртяги хоть залейся.
      – Ну не будешь же ты пить спиртягу!
      – А мы его разведем и по чуть-чуть тяпнем перед обедом, – продолжала настаивать она.
      – Извини, дорогая, но я в рабочее время не пью, да и закуски у меня для такой красавицы нет, – уже начал сердиться Антон.
      Алена быстро бросила на стол бумажки, которые она до сих пор держала в руках, метнулась к двери. Проворно закрыла её на защелку и, повернувшись лицом к старпому, сказала:
      – Подпишите требования, и будет Вам хорошая закуска.
      Антон недоуменно взглянул на стол. Только теперь до него дошло, зачем явилась эта красавица-малярша.
      Вдруг она дернула ремешок и повела плечиками. Халат скользнул на палубу, и она оказалась в костюме Евы.
      – Такая закуска Вам подойдет? – Призывно сверкая глазами, спросила она.
      Антон опешил. Картина, открывшаяся его взору, заставила его затаить дыхание. К ангельскому лицу, которым он невольно не раз любовался, добавился точеный бюст божественной красоты и не менее привлекательные, роскошные бедра.
      – Это царская закуска, – наконец-то нашелся он, – и не на обед, а я не царских кровей.
      В дверь постучали. С грацией пантеры Алена набросила на себя халат. Она, как фокусник, мгновенно затянула ремешок и открыла дверь. Её лицо приняло обычное, чуть насмешливое выражение. Антон же никак не мог успокоиться. Это сейчас в любое время дня и ночи можно увидеть любую красотку, в любом виде и возрасте, хоть по телевидению, хоть «вживую», а тогда… В каюту вошел капитан 3 ранга Гиреев. Алена схватила бумажки, лежавшие на столе, игриво помахала ручкой и скрылась за дверью.
      – Старпом, ты почто не идешь в кают-компанию? – Юрий Михайлович пристально взглянул на Антона. – Егоров там без тебя не решается приглашать офицеров к столу. Хотя, понимаю, какой там обед, когда такая красотка в каюте. Тут не только про обед, но и про ужин забыть можно.
      Антон смутился и не удивительно: «Красота – это страшная сила» – не раз говорила известная киноактриса Фаина Раневская. Хотя умом Антон и понимал, что это был «засланный казачек», и наверняка не без помощи Валентины Михайловны, душу терзало вечное мужское сомнение: «А не уронил ли я себя в глазах всего дамского коллектива завода?». Но чувство долга и горячая любовь к красавице-жене все-таки взяли верх. И вскоре Антон почти совсем забыл об этом эпизоде. Только Юрий Михайлович не забыл. Однажды, увидев Нонну в каюте старпома в обществе офицеров корабля, он выбрал подходящий момент и проронил:
      – Нонна, ты должна знать, что для Антона семья – это не просто семья, а еще и хобби. Цени это!
      – К чему это Вы Юрий Михайлоич? – не сразу понял Антон.
      – Сам знаешь, не маленький, – ответил тот и спокойно удалился.
      Заводские испытания подходили к концу. Командир корабля и штурман уехали в отпуск: Юрий Михайлович по семейным обстоятельствам, а старший лейтенант Егоров в очередной отпуск, и оба где-то застряли. На юге был объявлен карантин в связи с обнаружением в Черном море холерного вибриона. Пришлось Антону отдуваться за троих. А тут еще прошла молва, что новый БДК намерены посетить министр обороны СССР маршал Советского Союза Гречко А.А., начальник главного политического управления СА и ВМФ генерал армии Епишев А. А. и главком ВМФ адмирал флота СССР Горшков С. Г. Такие слухи даром не ходят. На заводе поднялся переполох. Стараясь побыстрее закончить заводские испытания, дирекция завода упростила порядок подписания удостоверений. Да это было уже и не так важно. Уже было сдано около 300 помещений. Министр обороны и его свита намеревались после празднования 1 Мая выйти в море на ходовые испытания и на отстрел новой системы «Град» с первым в СССР лазерным прицелом. До первого мая оставалось три дня, а корабль еще не был размагничен.
      На размагничивание БДК отводилось по технологическому процессу 14 рабочих дней. При этом после размагничивания на корабле не должно проводиться сварочных работ. Администрация завода была в шоке. Антон, который на правах командира корабля присутствовал на последнем совещании администрации завода, вспомнив свой опыт размагничивания МДК, решил предложить свой вариант. Он знал, что недалеко от причала, где стоял их БДК, имелся бассейн с глубиной более 15 метров.
      – Товарищ директор, – обратился он к генеральному директору завода, – я имею немалый опыт в размагничивании кораблей и хочу предложить свои услуги. Я предлагаю оттянуть БДК в бассейн, выделить мне 4 средних плота и двух навигаторов – размагнитчиков. Я думаю, мы сумеем за три-четыре дня размагнитить корабль.
      – Это утопия, – воскликнул главный инженер завода. – Нам никогда не удавалось размагнитить БДК раньше, чем за 10 дней.
      Генеральный директор задумался:
      – Эх, была не была. Рискнем.
      – А чем мы рискуем? – поддержал его главный строитель. – Да ничем, – сам себе ответил он.
      29 апреля сварщики убрали с корабля последние сварочные аппараты и силовые кабели. Корабль был поставлен в бассейн. Вокруг него закрепили 4 плота с уложенными на них кабелями. Антон заранее расписал всю команду на 4 смены, поставив во главе каждой одного из командиров БЧ. Первую смену и общее руководство он взял на себя. Большую помощь старпому оказал и командир БЧ-5, капитан лейтенант Касьянов Ю.Н.. Поначалу он, как и старший инженер завода, принял в штыки идею старпома, но вскоре он изменил свое мнение и помог советом и делом ускорить этот процесс. Работа закипела. Почти трое суток экипаж БДК трудился посменно. Процесс работы по размагничиванию корабля не останавливался ни на секунду.
      Утром, 3 мая, генеральный директор вместе с главным строителем за полчаса до начала работ подъехали к причалу. Их взору представилась привычная картина: БДК стоит ошвартованным к причалу. К его борту сиротливо жмутся 4 плота с кабелями на борту. Антон вышел встречать их на причал с постной физиономией.
      – Ну что, командир, чем обрадуешь? Да можешь уже не отвечать. Сам вижу. Ни хрена у Вас не вышло.
      – Почему же ни хрена? Кое-что вышло. Дежурный, – повернулся он к трапу. – Несите сюда журнал!
      Старший лейтенант Сичевский, улыбаясь до ушей от распирающей его гордости, минуя старпома, протянул формуляр директору.
      – Ну, вы даете, – только и смог произнести тот. – Если бы мне раньше кто-нибудь сказал, что такую махину можно размагнитить за три дня, я бы ни за что не поверил.
      В это время подошел Юрий Михайлович. Он наконец-то прорвался через холерные кордоны. Завязалась оживленная беседа. Трудовой подвиг, совершенный экипажем БДК, как-то отошел на второй план, а потом и совсем забылся. Антон своей властью поощрил всех участников этого беспримерного эксперимента. На том и дело кончилось.
      Министр обороны СССР вместе со своей свитой прибыл через несколько дней. Команда БДК, одетая в парадную форму, готовилась встретить высоких гостей. Столичные гости подошли к трапу БДК, потоптались возле него и, о чем-то посовещавшись с генеральным директором, удалились в контору. Видно, им было страшновато подниматься по трапу на высоту 12 м.
      Перед первым выходом на ходовые испытания на БДК прибыл начальник технического управления ДКБФ, капитан 1 ранга Андреев.
      Командир БДК встретил его, доложил обстановку и подробно проинформировал его о степени готовности корабля.
      – Спасибо, Юрий Михайлович. Вы мне больше не нужны. Занимайтесь своими делами. А я попрошу старпома показать мне корабль, – заявил тот, выслушав доклад командира.
      Добрых полтора часа Антон водил гостя из штаба флота по новому кораблю сияющему чистотой и свежей краской. Наконец, закончив осмотр корабля, они вышли к
кормовой аппарели. Капитан 1 ранга был довольно тучный крепыш. Экскурсия его явно утомила. Корабль был ошвартован к причалу кормой. Выйдя на свежий воздух, Андреев остановился у самого выхода и, сняв мичманку, начал вытирать пот со лба. В это время на юте возилась группа моряков во главе с новым боцманом, мичманом Тороповым.
      – Товарищ капитан 1 ранга, не стойте под якорем. У нас новый боцман. Он еще плохо знаком с устройством корабля. Не ровен час.
      Не успел Антон закончить своей фразы, как над головой что-то зашуршало. Он изо всей силы толкнул капитана 1 ранга и сам выскочил вслед за ним на причал. Сзади них раздался грохот. На том месте, где они только что стояли, оказался становой якорь весом около тонны, который рухнул с высоты 7 м.
      Капитан 1 ранга недоуменно переводил взгляд с Антона на якорь и обратно.
      – Ну и шуточки у Вас, – только и смог сказать он.
      Тут послышались торопливые шаги, и на аппарель выскочил боцман.
      – Извините, товарищ капитан 1 ранга. Это чистая случайность. Я снял якорь с механического стопора и по ошибке нажал не ту кнопку.
      Боцман отделался легким испугом, а Антон схлопотал от командира строгий выговор. На следующий день БДК вышел на ходовые испытания. Помимо 90 человек экипажа, на борту корабля находилось около 200 человек представителей завода и других ведомств.
      Две недели, не заходя ни в какие порты, БДК бороздил воды седой Балтики. Команда корабля выполняла свои обязанности. Сдатчики хлопотали, чтобы побыстрей закрыть свои удостоверения о приемке оружия и технических средств. Уже через неделю представители завода начали роптать. Однажды к командиру БДК пришла целая делегация:
      – Товарищ командир, – обратился к нему один из рабочих. – Мы уже неделю не сходили на берег. Мы не моряки и не привыкли так долго находиться в море.
      – Мужики, – добродушно улыбаясь, Юрий Михайлович широко развел руки. – Ну вы даете. Вас же всех знакомили под роспись с планом выхода в море. Что же вы от меня хотите?
      – Да мы хотим хоть немного постоять на тверди земли. Надоело уже качаться день и ночь. А тут еще эти бесконечные шторма, будь они неладны.
      – Да разве это шторма, одно баловство, а не шторма...
      – Спасибо, Юрий Михайлович, нам и этих хватило, – поспешили заверить его рабочие.
      – Ну, вот что мужики, ломать график ходовых испытаний я не имею права, но с главным строителем поговорю, – завершил дискуссию командир БДК.
      В тот же день на совместном совещании руководителей завода, военной приемки и офицеров корабля Юрий Михайлович поднял этот вопрос.
      – Я категорически против, – сразу же заявил главный строитель. – Пока мы не закончим ходовые испытания дизелей и не отстреляем «Град», никаких сходов на берег. Знаю я этих алкашей. Пусти их на берег, потом будешь неделю собирать, а потом еще неделю отходить будут.
      Так и порешили. Прошла еще одна неделя. Испытание и главных двигателей, и «Града» прошли успешно. Боевой расчет реактивной установки выпустил по условной цели, расположенной на каменистом плато острова Сур-Пакри, 60 ракет с расстояния 20 километров, и все до одной ракеты поразили цель. Лазерный прицел превзошел все ожидания.
      На следующий день БДК стал на якоре на внешнем рейде порта Клайпеда. Спустили спасательный вельбот. Посадили в него первую партию рабочих, возжелавших насладиться прелестями земной тверди. Согласно корабельному расписанию командиром одного вельбота является боцман, а командиром второго – старшина команды минометчиков. На этот раз вельботом решил покомандовать старпом. Ему по условиям получения допуска к самостоятельному управлению кораблем необходимо было иметь «корочки» капитана судна с механическим двигателем длиной до 18,3 м. Отправив первую партию рабочих на берег, он вернулся снова.
      – Товарищ командир, – обратился к нему мичман Духанин, – а когда же я буду набираться опыта управления вельботом?
      – Не переживай, успеешь. Пока я отправлю очередную партию рабочих, найди Сичевского и Егорова, они вроде тоже собирались сегодня потренироваться водить вельбот. На последний рейс набирается всего 15 человек.
      Вместе с рабочими последнего рейса в вельбот сошли и офицеры. Мичман Духанин, получив подробный инструктаж, вступил в управление вельботом.
      Пока третья группа уволенных сошла на берег, до возвращения первой группы остался час. Ярко светило солнце. Было довольно тепло.
      – Можно раздеться и позагорать, – сказал Антон и первым сбросил фуражку и китель. Офицеры последовали его примеру. Подошла группа рабочих из первой группы. Они были чуть-чуть навеселе и волокли с собой по сетке пива. Увидев офицеров, они наперебой начали их угощать пивом.
      – Я думаю, бутылочка пива никому, кроме Духанина, не повредит, – сказал Антон.
      – А я и так пива не люблю, – отпарировал тот.
      Расположившись в самом дальнем углу пляжа, почти на опушке леса, сбегавшего к морю, мужчины блаженно потягивали пиво. Вдруг между сосен замелькали фигуры в спортивных костюмах. Они направлялись прямо в их сторону. Не добежав метров пять, они притормозили, и от группы отделилась крупная женщина средних лет, довольно приятной наружности.
      – Мальчики, – нахмурив брови и слегка улыбаясь, промолвила она, – попрошу всех встать и перейти вон туда, за те камни. Это наше место.
      – А нам как-то и здесь неплохо, да и вам здесь наверное места хватит, и нам будет веселее, – ответил за всех Толя Сичевский.
      – Вам что-то непонятно? – посуровела дама. – Я вам русским языком повторяю, забирайте свои вещи и перейдите на другое место.
      
      – А вельбот тоже прикажете перегнать? – вмешался Антон. Уловив насмешку в словах говорящего, женщина взорвалась.
      – Кто здесь старший? – еще более насупившись, властно спросила она. – Я жена начальника штаба бригады.
      – Старший я, – продолжая улыбаться, сказал Антон. – И что нам желает еще сказать жена начальника штаба?
      – Я вам приказываю немедленно убраться отсюда.
      – Простите, мэм, а в какой должности и звании состоите Вы? – всё так же улыбаясь, спросил Антон.
      – Вы что, не поняли? – мгновенно превратившись в фурию, завопила она. – Я жена начальника штаба.
      – Я что-то в табеле о рангах такой должности не встречал. В общем я понял, что Вы рядовой, необученный. Тогда слушай мою команду: Кругом! Шагом марш! Разрешаю вернуться, когда научитесь разговаривать с людьми.
      Офицеры и рабочие, которых набралось уже около 20 человек, дружно засмеялись. Дама вспыхнула. Щеки ее покрылись белыми пятнами.
      – Ну смотри, чтобы жалеть не пришлось! – злобно воскликнула она, повернулась в сторону видневшихся недалеко строений и быстрым шагом пошла прочь. Остальные ее спутники потрусили за ней.
      Антон с детства был воспитан в духе уважения к женщинам и старался вести себя с ними корректно в любой ситуации. Но за время службы в ВС СССР он уже не раз встречался с дамами подобного толка. Они почему-то отождествляли себя со своим мужем-начальником и порой им удавалось убедить не только мужа, но и его подчиненных в том, что ее авторитет выше. Таких дам он презирал и старался не иметь с ними никаких дел, а если это не удавалось, давал им жестокий отпор. Но он знал, что это всегда чревато непредсказуемыми последствиями. Такие дамы обычно не довольствовались лишь званием
«жены командира полка» или «жены начальника штаба». Они старались захватить должности председателя профсоюзного комитета либо председателя женсовета части, либо и то и другое, бессовестно эксплуатируя должность мужа.
      Когда на берегу собралось уже достаточно много народу, он поднялся и приказал пляжникам одеваться.
      – Все, мужики, пора заниматься делом. Рабочим занять места в вельботе. Егоров – командир вельбота. Духанин – старшина.
      Вельбот отошел. На берег начала прибывать вторая группа. Вскоре все рабочие были доставлены на борт БДК. Опоздавших не было. Утром должна была отправиться на берег вторая часть рабочих и служащих. Время подходило к отбою, и старпом решил устроить себе маленький отдых. Не успел он раздеться, как в каюту без стука вошел командир. Антон встал и, не подавая вида, что он заметил бестактность командира, предложил ему свое кресло.
      Юрий Михайлович был хмур и мрачен. Он пристально, тяжелым взглядом уставился на своего первого помощника:
      – Ты ничего мне не хочешь рассказать? – вдруг спросил он.
      – Вы о чем? – вопросом на вопрос ответил тот.
      – О том, как офицеры моего корабля приставали к женам офицеров гарнизона.
      – А они их не насиловали? – сделав как можно бесстрастнее свое лицо, спросил тот.
      – Старпом, не умничай! Я тебя спрашиваю, что произошло на берегу? Почему начальник штаба бригады в истерике? По его данным группа офицеров с нашего корабля приставала к его жене и женам других офицеров.
      – Наверное, об этом мечтала жена начальника штаба. Её фантазии не оправдались, и она, видимо, решила пожаловаться мужу, чтобы привлечь внимание наших сердцеедов. Она ведь не знает, что мы завтра вечером уходим.
      – Старпом, ты можешь мне конкретно ответить, что там было на берегу? – рассердился Юрий Михайлович.
      – Конечно, могу, – ответил тот и подробно изложил суть происшествия. – Мои слова могут подтвердить все офицеры и добрых два десятка рабочих.
      – Старпом, ну ты же мог быть с ней хотя бы повежливей? Ведь она же сказала, что она жена начальника штаба.
      – А если бы она сказала, что она жена генсека, так я был бы должен ей ножки целовать? Да я ненавижу таких наглых особ.
      – Ах, Вы можете себе позволить ненавидеть жен начальников? Вот завтра Вы и пойдете с ним объясняться.
      – Да с удовольствием, – сказал Антон. – Только Вы позвоните начальнику штаба и попросите его, чтобы его жена была при нашей, встрече. Я с удовольствием выскажу все, что я думаю и о нем, и о ней.
      Начальник штаба бригады оказался довольно приятным молодым капитаном 3 ранга. Антон представился Начальник штаба подошел к нему доверительно взял его за рукав и спросил:
      – Слушай, что за хам у тебя вчера встречал увольняемых на берегу? Моя жена пришла буквально сама не своя. Он и его офицеры приставали к ней и её подругам, хамили, и все были пьяные.
      – Простите, товарищ капитан 3 ранга, а могу я поговорить с Вашей женой или с кем-нибудь из её подруг? Дело в том, что я вчера лично принимал всех прибывших из увольнения. Не только офицеров, даже рабочих ни одного пьяного не было.
      – К сожалению, из жен я никого пригласить не могу, а вот секретарша там была и все видела. Он нажал кнопку звонка. В кабинет впорхнула молоденькая секретарша.
      – Девушка, вы не могли бы нам рассказать, что произошло вчера на пляже? – с ходу озадачил ее Антон.
Девушка пожала плечами.
      – Я не знаю, о чем говорить. Когда мы пришли на пляж, Анна Ивановна о чем-то поговорила с мужиками, которые там загорали, и ушла домой. Мы пошли за ней.
      – А много пьяных офицеров было на пляже? – задал очередной провокационный вопрос Антон.
      – Да я там вообще ни одного офицера не видела. Все были в плавках, и, по-моему, все были трезвыми.
      – Ну вот, видите, Ваша жена что-то напутала.
      – Ладно, спасибо за информацию. Наверно, это были другие. Вы можете возвращаться на корабль.
      Закончив ходовые испытания, экипаж БДК начал усиленно готовиться к сдаче курсовых задач, без которых ни один корабль не может быть принят в состав боевого ядра флота. С этой целью корабль был переведен в порт Балтийск. К этому моменту экипаж корабля уже был как единый организм. Все задачи сдавались с первого предъявления. Почти все матросы и старшины стали классными специалистами, а некоторые из них даже получили звание «Мастер».
      Первым на корабле звание «Мастер» получил мичман Коханюк. Как и раньше на МДК, этот удивительный самоучка за короткий срок изучил буквально все механизмы и устройства, имевшиеся в БЧ-5. Больше того, будучи назначенным по совместительству начальником мастерской, он за короткий срок изучил устройство и мастерски работал и на токарном, и на сверлильном, и на фрезерном станках. Кроме того на БДК имелось пианино и шикарный немецкий аккордеон. В первый же день, как только пианино появилось в кают-компании, Коханюк присел за него, прислушался к песенке, которая звучала по радио, и сначала робко, а потом все увереннее начал аккомпанировать певице. Вскоре он владел пианино и аккордеоном также мастерски, как и русской гармошкой и гитарой.
      Командование ДКБФ и сам командующий флотом вице-адмирал Михайлин В.В. неоднократно посещали БДК-10. Все удивлялись и исключительной чистоте, и порядку на корабле, и мастерству личного состава. Особенно пристальное внимание командования и политработников привлекало образцовое состояние дисциплины. Политработники, привыкшие толкать командиров на очковтирательство, были в недоумении. Они всегда прямо или косвенно требовали показывать в отчетах как можно меньше взысканий, особенно за грубые проступки. А тут, наоборот, в отчетных документах грубых проступков не было вообще. А удивляться было нечему. При формировании экипажа он был укомплектован матросами и старшинами только 1 и 2 годов службы. И командир корабля, и старпом были ярыми противниками неуставных отношений между военнослужащими и требовали такого же отношения к службе у своих подчиненных. За год, пока шло формирование экипажа и длилась приемка корабля от промышленности, он превратился в дружный, по настоящему сплоченный коллектив. Недавно на корабль прибыло первое пополнение. Командованию корабля предстояло уволить первую партию воинов, отслуживших 3 года. Все они были классными специалистами, и большинство из них были старшинами.
      – Мужики, если Вы хотите вовремя уйти в запас, – обратился командир к старослужащим, как только первогодки прибыли на корабль, – Вы должны подготовить себе замену. Даю Вам месяц, но предупреждаю, если кто-нибудь из вас вздумает использовать неуставные методы, пеняйте на себя.
      Старпом на очередном построении личного состава пошел еще дальше. Он изложил всему экипажу требования командира корабля и от себя добавил:
      – Наш корабль вошел в состав ДКБФ. От командования бригады уже поступили заявки на перевод наших матросов и старшин на другие корабли с повышением. Естественно, вместо них могут прибыть матросы, зараженные вирусом дедовщины. На нашем корабле такой заразы нет. Прошу всех матросов и старшин 1 и 2 года службы в случае появления неуставных отношений докладывать мне в любое время дня и ночи.
      Прошло несколько дней. Команда корабля только что пообедала и свободные от вахты пошли отдыхать. Пошел прикорнуть пару минут и старпом. Только он прилег, как в коридоре раздался шум и топот множества ног. Антон сел
на кровати, пытаясь понять, что там происходит. Тут дверь каюты распахнулась, и трое матросов, призванных на службу несколько дней тому назад, внесли в каюту старшину 2 статьи Жбанова. Руки и ноги старшины были связаны.
      – Товарищ капитан-лейтенант, – обратился один из матросов к старпому, – вот этот старшина решил поиздеваться над матросом Голубевым. Мы просим его наказать.
      – Развяжите старшину! – приказал он матросам. Матросы повиновались. – А теперь расскажите, что случилось.
      – Матрос Голубев нечаянно уронил окурок, а старшина заставил его поднять этот окурок и нести его через весь корабль в курилку. Голубев хотел выбросить его за борт, а он не позволил, схватил его за руку.
      – Смирно! – скомандовал Антон. – За проявленную требовательность и настойчивость старшине 2 статьи Жбанову объявляю благодарность!
      Матросы опешили. Антон выждал минуту, а затем спокойно объяснил:
      – На корабле имеются старшие и младшие, начальники и подчиненные. Так вот, согласно уставу, любой старшина нашего корабля является для матроса начальником, то есть имеет право отдавать вам приказания и требовать их исполнения. Правда хватать за руку не обязательно.
      В тот же день этот случай был подробно обсужден на всех уровнях и старпом приказал командирам боевых частей принять у всех матросов и старшин зачет по знанию основных положений дисциплинарного устава.
      Вот как высказался по этому поводу один из офицеров БДК, бывший командир БЧ-1, а ныне капитан 2 ранга в отставке Егоров Г.В., когда встретился со своими офицерами, служившими на этом корабле:
      – Когда сейчас по телевизору и другим СМИ руководители МО и другие деятели рассказывают членам Комитета солдатских матерей о невозможности практически решить проблему «дедовщины», мне больно и обидно за то, как бедных матерей просто дурят, защищая честь мундира... За пять лет, что я прослужил на этом корабле, у нас не было ни одного случая проявления «годковщины» (по сухопутному – «дедовщины»). А проблема решается просто. Это воля командира и соответствующая организация Через месяц все матросы, призванные с гражданки, прошли курс молодого матроса и сдали экзамены на допуск к самостоятельному управлению своим постом или заведованием.
      – Старпом, готовь приказ о поощрении старшин и матросов, уходящих в запас. Всем старшинам повысить звания на одну ступень, не обращая внимания на штатную категорию. Старшим матросам присвоить старшинские звания, – приказал Юрий Михайлович, как только старпом доложил ему о результатах экзаменов и предоставил проект приказа о допуске молодых матросов к самостоятельному управлению своим боевым постом.
      Слух о присвоении внеочередных званий разлетелся моментально. «Дембеля» решили отметить это знаменательное событие. На другое утро Антон как обычно встал до подъема всего экипажа. Приведя себя в порядок, он решил проверить, как проводится физзарядка. К его удивлению, физзарядкой руководили молодые старшины. Ни одного «дембеля» на месте не оказалось. Дежурный по кораблю мичман Степанов, вызванный старпомом, доложил, что они почему-то занимаются сегодня отдельно, в трюме БДК.
      – А Вы не поинтересовались, в чем дело? – спросил Антон. Мичман смущенно почесал в затылке.
      – Да мне как-то и в голову не пришло, – смущенно заявил он.
      – Тогда пойдем посмотрим вместе.
      Увидев офицеров, спускающихся в танковый трюм, старшины попытались улизнуть.
      – Всем оставаться на месте! – приказал Антон.
      Как только они подошли к старшинам поближе, сразу все стало ясно. От них за километр разило винным перегаром.
      – Проверьте старшин по списку! – приказал старпом.
      – Все старшины на месте, кроме старшины 1 статьи Зарифулина, – через минуту доложил дежурный.
      – Где Зарифулин? – обратился старпом к старшинам. Никто толком ничего объяснить не смог.
– Вызвать командира БЧ-2, пусть разберется где его старшина. Остальных ко мне в каюту. Через 2 часа поисков старшина 1 статьи Зарифулин был обнаружен в одном из шкафов в десантном кубрике в мертвецки-пьяном состоянии.
      Как оказалось в результате расследования, косвенным виновником происшествия оказался представитель оружейного завода, который в этот период осуществлял доводку нового зенитного артиллерийского комплекса. Для обеспечения регламентных работ он привез канистру спирта и поставил ее в сейф, который имелся в его каюте. Когда ему потребовалось на несколько дней отлучиться, он, не найдя старпома, решил отдать ключ от каюты и сейфа пробирщику каюты флагманов старшине 1 статьи Зарифулину. Об остальном не трудно догадаться. Юрий Михайлович был взбешен.
      – Старпом, это твой промах, ты должен был предусмотреть такую возможность.
      – Всего не предусмотришь. Кто мог предположить, что гарантийщику взбредет в голову отдать ключ пробирщику.
      – Ладно, нечего после драки кулаками махать. Слушай сюда, перешел он на одесский жаргон, – приказ о досрочном присвоении званий старшин уничтожить. Пусть едут домой с тем, что имеют. И постарайся, чтобы этот скандал остался между нами.
      Антон, скрепя сердце, согласился, хоть и знал, что утайки подобного рода ничего хорошего не обещают. Вскоре под звуки марша «Прощание славянки» первые старожилы БДК-10 покинули корабль и разъехались в разные стороны. Приказом главкома ВМФ БДК-10 был передан в состав КЧФ. Командование ВМФ решило использовать переход БДК-10 в рекламных целях. Подобного корабля с суперсовременной реактивной установкой «Град» и лазерной системой
наведения не было нигде в мире. Было принято решение спланировать заход корабля с дружескими визитами в 14 стран Африки. Поднялся невообразимый ажиотаж. Офицеры и мичманы изучали культуру и обычаи народов, населяющих экзотические африканские страны, выясняли, на каких языках они говорят. Закупали разговорники и фотоаппараты. Заказывали множество всякого имущества. Одних морских карт и планов надо было дополнительно откорректировать 2 грузовых машины. Рассматривалось множество вариантов установки салютных пушек. Заказывались в арсеналах и на складах сами пушки и салютные заряды к ним. И вдруг, когда команда начала получать заказанное оружие и имущество, поступил «Отбой». Вместо захода в иностранные порты, прибыл приказ о временном включении БДК в состав пятой Средиземноморской эскадры с целью несения им боевой службы.

      Глава 15. БОЕВАЯ СЛУЖБА

      Хмурым мартовским утром БДК-10 вышел из порта Балтийск и взял курс на выход из Балтийского в Северное море. Седая Балтика провожала корабль, пробывший в ее водах около 2 лет, неласково, но и не очень сурово. Весь переход из Балтийского в Северное море ветер не превышал 15 м, а высота волны 3-5 баллов. Северное море встретило мореплавателей солнцем и легкой зыбью. Почти все время шли полным ходом. Надо было вовремя прибыть ко входу в Гибралтарский пролив, а впереди был переход через штормовой Бискайский залив.
      – Много раз мы ходили через Бискайский залив, когда я плавал на рыбаках, и ни разу он не был спокойным, – заявил как-то в кают-компании старшина команды радистов мичман Горюнов. – А уж о последнем переходе и говорить нечего.
      Мичман Горюнов вспоминал свой последний рейс на БМРТ, который три года назад утонул в Бискайском заливе. Из всей команды спаслось всего несколько человек, и Виктор в том числе.
      – Ладно, не нагоняй на нас страху. На сей раз тебе предстоит полюбоваться спокойным Бискаем, – пошутил старпом.
      – А откуда Вы знаете? – удивился мичман.
      – А кто нам рассказывал об огромных омарах, которые водятся в Бискайском заливе? Мичман Коханюк уже заканчивает с матросами плести трал для их ловли. В плохую погоду не очень-то половишь. Значит, должна быть приличная погодка. Мичман Горюнов засмеялся.
      – А я то думал, Вы где-то долгосрочный прогноз надыбали. Мои радисты что-то никак не могут его достать.
      Прошли Северное море, сплошь застроенное нефтяными вышками и кишащее торговыми и рыболовецкими судами. Но то, что пришлось пережить Антону при прохождении пролива Ла-Манш, не подлежит никакому описанию. Это произошло как раз в период, когда командирскую вахту должен был нести старпом. Корабли, суда, паромы, катера, яхты, вельботы и шлюпки. Все это беспорядочно и с разными скоростями движется и с запада на восток, и с севера на юг, и по всем остальным румбам. Когда огромная махина БДК влезла в эту сутолоку «крыша» старпома начала медленно подниматься. Рядом с ним стоял командир БЧ-1 старший лейтенант Егоров. Он вовремя давал информацию и дельные советы, но Антон с его привычкой все тщательно обдумать и взвесить, вынужден был несколько раз чудом избегать столкновений с другими участниками движения. Хорошо, что на мостик поднялся Юрий Михайлович. У него гораздо лучше получалось использовать опыт и советы штурмана. После нескольких часов нервотрепки наконец-то вышли в Атлантику. Атлантика дышала ровно и глубоко. Видно, где-то недалеко бушевал шторм. Огромные зеленые волны, как пушинку, поднимали БДК с 20 средними танками, 30 единицами более легкой техники и тысячью человек морской пехоты в его чреве на огромную высоту. Потом он, как на лыжах, скользил вниз, пока не оказывался у подножья следующей волны. И цикл повторялся снова.
      – Вы видите, что творится? И это здесь, на траверзе острова Уэссан, а что будет в Бискайском заливе? – взволнованно говорил мичман Горюнов, когда выходил из радиорубки подышать океанским воздухом,
      – А дальше будем ловить омаров. Трал уже готов, – снова шутил старпом. И, действительно, не прошло и суток, как ветер утих совсем. Бискайский залив встречал их солнцем, спокойной гладью океана и почти полным штилем.
      Трал для ловли омаров был великолепен, но на корме не было никаких приспособлений для буксировки, а самое главное, для подъема трала на борт. Чтобы не рисковать личным составом, старпом, страстный любитель ловли сетями, приказал и постановку, и выборку трала на борт осуществлять только на стопе. Принесли из трюма бухту стального троса, аккуратно разложили его на левом борту. Ходовой конец троса закрепили за серьгу трала, а коренной – за кнехт. Старпом приказал застопорить оба двигателя и перенес управление ходом на корму. С большим трудом опустили трал за борт. Завели второй конец троса на брашпиль. Вытравили около 70 м троса и начали потихоньку набирать ход одной машиной. Вдруг трал всплыл. Он оказался слишком легким. Подтянули его к борту. Заложили в него две двухпудовых гири. Снова опустили за борт. Снова дали самый малый ход одной машиной. Трал явно работал. Главным консультантом выступал мичман Горюнов.
      – Пора поднимать трал, – заявил он минут 20 спустя. Застопорили двигатель. Подобрали трал. Корабль еще не погасил инерцию, поэтому трал, подведенный под самую корму, казалось набит добычей. Антон стоял возле значительно «похудевшей» бухты троса и ждал, когда инерция погаснет совсем, чтобы начать подъем трала на борт.
      – Товарищ командир, там только что что-то бултыхнулось, – вдруг азартно закричал матрос Фурман, стоявший на брашпиле.
      – Стойте спокойно, если там что-нибудь есть, оно уже никуда не денется.
      – Да вон же, вон... – снова азартно закричал он, взмахнул рукой и трос сорвался с барабана брашпиля. Трал стремительно начал удаляться от кормы, увлекая за собой трос.
      Матрос Фурман инстинктивно прыгнул вперед, пытаясь поймать выскользнувший из рук трос, и попал левой ногой в бухту троса. Стремительно разматываясь, трос захлестнул ногу матроса и поволок его к клюзу. В мгновенье ока оценив обстановку, Антон схватил его за шиворот и выдернул из петли у самого клюза. Как бы в отместку за это, очередная петля троса злобно хлестнула Антона по руке. Антон перевел дыхание.
      – Фурман, ты когда-нибудь научишься точно выполнять свои обязанности? – в ярости зашипел он. – То вы с боцманом на пару чуть не отправили нас на тот свет, уронив якорь на аппарель, то теперь сам чуть не поломался в клюзе.
      Вдруг голова Антона закружилась и черные мухи, предвестники обморока, полетели перед глазами. Он заметил, как Фурман с ужасом смотрит куда-то вниз.
      – Рука, рука... – пораженно зашептал он. Антон взглянул на руку и сразу все понял. Кисть его руки заметно вспухла и на глазах начала бурно увеличиваться в размерах.
      – Перебита кость, – подумал он и сразу же пошел в санчасть. Как только он переступил порог санчасти, он потерял сознание. Обморок длился не долго. Корабельный фельдшер, старшина 1 статьи Хижняк уже успел «пустить ему кровь». Опухоль значительно уменьшилась, и боль утихла. Кость была цела. Значит, удара не выдержал какой-то кровяной сосуд. Придерживая больную руку, он вернулся на ют. Матросы под руководством мичмана Горюнова уже выбрали трал. В кошеле трала не было ничего, кроме двух небольших веточек кораллов. Антон поднялся на мостик. Там уже заступил на командирскую вахту Юрий Михайлович.
      – Когда там у нас сегодня омары? На обед или на ужин? – язвительно спросил он. – Ладно, не буду тебя казнить. Ты и так пострадал. Иди, хлопни стакан водки и ложись спать. Я постою. Конечно, никакой водки старпом «хлопать» не стал, но добротой командира решил воспользоваться. Он спустился к себе в каюту, осторожно улегся в кровать, уложил свою больную руку и почти мгновенно заснул. А Юрий Михайлович еще долго подтрунивал над любителями «буржуйских» деликатесов.
      Бискайский залив остался за кормой, но не бесследно. Кроме поврежденной руки старпома, на память о нем осталась еще и вышедшая из строя аппаратура ЗАС (засекречивающей связи). В одном из неразборных блоков этой новейшей в мире аппаратуры, рассыпалась маленькая эбонитовая деталька. Ни запасного блока, ни отдельно детальки в запасе не нашлось. Командир БДК нервничал. С началом следующих суток корабль переходил в подчинение командования 5 эскадры, а тут такой «подарок».Юрий Михайлович попытался отправить последний доклад командованию ДКБФ обычной радиосвязью, но связи не было вообще. Тогда он решил связаться с 5 эскадрой. Опять ничего не получилось.
      – Сичевский, в чем дело? Почему нет связи? – вызвав на мостик командира БЧ связи раздраженно спросил командир.
      – Товарищ командир, связи пока не будет вообще. Сегодня все средства связи перешли на новые документы, а нам их ни ДКБФ, ни узел связи 5 эскадры не дали.
      – Сичевский, я тебя разжалую в рядовые, если ты мне через час не обеспечишь связь, – взорвался командир.
      – Дайте мне документы по связи, и я Вам все обеспечу, – пытался вяло защищаться Толя.
      – С документами и дурак обеспечит связь, а ты попробуй без них. Тебя что, даром 5 лет учили? Идите! – жестко закончил он.
      Матрос Гречко, вахтенный радист, который слышал весь диалог, знаком попросил Толю подойти к нему.
      – Товарищ командир, – обратился он к своему шефу. – Сейчас на вахте на узле связи 5 эскадры сидит Вася, мы с ним вместе в «учебке» были. Мы с ним разработали персональный код. Разрешите, я свяжусь с ним и попрошу сообщить данные по связи на сегодня.
      Толя согласился. Через несколько минут, получив данные по связи, он передал радио на узел связи ДКБФ.
      – Ага, как только по башке получил, так сразу и документы нашлись, – прокомментировал доклад командира БЧ-4 Юрий Михайлович. Пришлось Толе «расколоться».
      – Так вот оно что, – еще больше взъярился Юрий Михайлович. – Матрос первого года службы нашел выход из положения, а ты нет? Может тебе еще пару трюмных прислать, чтобы они тебе починили аппаратуру ЗАС?
      И тут Сичевского осенило:
      – Товарищ командир, а можно я покажу этот поломанный блок мичману Коханюк? У него же золотые руки.
      – Делай что хочешь, но чтобы аппаратура ЗАС работала как часы. Иначе я с тебя шкуру спущу, – недовольно проворчал Юрий Михайлович.
      Мичман Коханюк покрутил в руках неразборный блок. Принес сверток с какими-то диковинными инструментами. Он полчаса провозился с «неразборным блоком», и поврежденная деталька оказалась у него в руках. Он спустился с ней в свою мастерскую и через несколько минут принес точно такую же деталь, только выточенную из дюралюминия. Еще через 10 минут «неразборный» блок был собран и поставлен на свое место. Аппаратура ЗАС заработала.
      – Товарищ командир, Вам телеграмма из штаба 5 эскадры, – механик ЗАС протянул кусочек бумаги командиру корабля.
      «Командиру. Доложите, почему не вовремя вышли на связь. Где министр обороны СССР? Капитанец.» – с недоумением читал Юрий Михайлович.
      – Задирака, запроси дежурного по связи 5 эскадры, кто такой Капитанец, – приказал он механику ЗАС.
      Через 5 минут Задирака принес ответ: «Командиру. Объявляю Вам выговор. Доложите, где сейчас находится министр обороны СССР. Начальник штаба 5 эскадры контр-адмирал Капитанец.».
      Командир БДК в шоке.
      – Задирака, – кричит он. – Ответь этому адмиралу: «Грузите апельсины бочками и отправляйте их в Касабланку»
      – Есть, – растерянно отвечает механик ЗАС.
      – Отставить, – уже спокойно командует Юрий Михайлович. – Вызовите ко мне командира БЧ-4. Прибегает Сичевский. – Толя, разберись там со своими орлами и доложи, откуда что пошло, – задумчиво говорит командир БДК.

      «А ларчик просто открывался». Матрос Гречко, однофамилец тогдашнего министра обороны СССР, получив данные по связи, решил сказать своему другу теплое слово и отправил ему телеграмму: «Вася, спасибо за помощь. Гречко». А Вася на ту беду подменился на завтрак. Его сменщик, получив такое радио, немедленно доложил дежурному по связи и «пошла писать губерния».
      Сразу по прибытии в Средиземное море командир корабля получил приказ следовать в Порт-Саид, где БДК сразу же стал флагманским кораблем отряда боевых кораблей. Весь штаб ОБК перешел на большой десантный корабль. Эскадренный миноносец, на котором ранее размещался штаб, был отправлен в Севастополь. На нем был обнаружен очаг дизентерии.
      В том году в Порт-Саиде свирепствовала дизентерия. Стояла страшная жара. Дизентерийные палочки кишели, даже в морской воде. На борту БДК оказалось около 1200 человек. Любая вспышка желудочно-кишечного заболевания могла превратиться в эпидемию. Командир БДК немедленно собрал совещание офицеров корабля и пригласил на него штаб ОБК. Он приказал старпому разработать план мероприятий по защите экипажа от этой заразы и потребовал от всего офицерского состава строго соблюдать выполнение этих мероприятий.
      – Сегодня же план мероприятий по борьбе с дизентерией должен быть у меня на столе, – жестко добавил он.
      Посоветовавшись с корабельным фельдшером, командирами БЧ и корабельным химиком, Антон предложил:
      – Прекратить подачу забортной воды на бытовые нужды, даже на помывку палубы.
      – Поставить умывальники с раствором хлорной извести во всех жилых помещениях и местах общего пользования.
      – Во время приборок, предусмотренных распорядком дня, протирать палубу, ручки дверей и столы легким раствором хлорной извести.
      – На площадке трапа положить толстый коврик, обильно смоченный раствором хлорной извести и таз с таким же раствором.
      – Провести разъяснительную работу с экипажем и десантом.
      – Ни один человек, прибывший на корабль, не должен миновать вытирания ног о коврик и омовения кистей рук, – инструктировал он позже дежурную службу.
      Юрий Михайлович одобрил весь комплекс мероприятий и добавил:
      – Теперь у нас появилась еще одна проблема – не выскочить за пределы валютного лимита, отпущенного на закупку воды.
      – Это я беру на себя, можете не беспокоиться, – заверил командира Антон.
      Жесткие меры, принятые командованием корабля понравились далеко не всем. Кое-кто, пользуясь своим служебным положением и не желая портить модельную обувь, пытался уклониться от их выполнения. Узнав об этом, на очередном построении личного состава старпом напомнил всем о реальной угрозе заражения и добавил:
      – От лиц дежурно-вахтенной службы требую твердого выполнения инструкций, вплоть до угрозы применения оружия. На звания и должности внимания не обращать. Всю ответственность беру на себя.
      Больше жалоб от вахтенной службы не поступало. Не прошло и двух недель, как командир ОБК, капитан 2 ранга Ретман Ю.В. сообщил, что ожидается прибытие на корабль старшего морского советника, вице-адмирала Кручинина.
      – Предположительно он будет завтра, в 11:00.
      Чтобы не «проморгать» прибытие высокого гостя, в день предполагаемого визита, командир ОБК, командир БДК и старпом по очереди дежурили недалеко от трапа. Адмирала все не было. Подошло время обеда. Антон «маячил» возле трапа.
      – Старпом, пошли обедать, – позвал Юрий Михайлович. – Только что позвонили, что адмирал сначала посетит старшего морского начальника, а потом зайдет к нам.
      Пошли обедать. Не успел Антон расправиться даже с первым блюдом, как раздался сигнал ревуна, приглашающего дежурного по кораблю к трапу. Дежурный убежал. Старпом на всякий случай тоже решил выйти посмотреть. У трапа его ждала уникальная картинка: На площадке трапа стоит старший морской советник, слева от него – дежурный по кораблю, лейтенант Соловей, а вахтенный у трапа, матрос Ревякин, держит под прицелом адмирала и кричит:
      – Макай руки в хлорку, или я за себя не ручаюсь!
      – Опусти автомат, – кричит Миша Соловей. – Это старший морской советник.
      – А мне по фиг, – отвечает тот. – Старпом приказал на должности и звания не смотреть.
      Как бы там ни было, простояв несколько месяцев в Порт-Саиде, БДК не имел ни одного случая заболеваний желудочно-кишечного тракта среди личного состава корабля и десанта.
      С первого дня стоянки на внутреннем рейде Порт-Саида Юрий Михайлович приказал поднять на гафеле БДК огромный флаг ВМФ СССР.
      Видимо, поэтому во время бомбежек израильские самолеты старались не проходить над ним. Арабские моряки вскоре сообразили, что такой большой корабль не бомбят не зря. Теперь, как только объявлялась воздушная тревога, арабские корабли стали подходить к самому борту БДК и палить со всех стволов по израильским самолетам. Осколки зенитных снарядов дождем сыпались на палубу БДК.
      Когда до конца боевой службы оставалось чуть больше месяца, в правительстве ОАР произошел переворот. Командующий 5 эскадрой приказал отряду боевых кораблей покинуть порт и перейти в пункты рассредоточения.
      Не успел БДК сняться с якоря, как погода начала портиться. Ветер крепчал с каждой минутой. Когда БДК вышел на внешний рейд, скорость ветра уже была 15 м/сек. Спустя 3 часа ветер достиг ураганной силы. Огромный корабль швыряло словно щепку. Легкая армейская техника, закрепленная на верхней палубе, начала угрожающе перемещаться. На камбузе обе плиты сорвались с фундаментов. Поняв, что даже такому гиганту ураган не безопасен, командир начал маневрировать, выбирая самые оптимальные курсы. К концу первых суток больше половины личного состава десанта и одна треть команды уже лежали пластом. Остальные с большим трудом удерживались на ногах, страдая морской болезнью. Лишь несколько человек чувствовали себя легко и уверенно. Двое с лишним суток ревел ураган. Всё это время Юрий Михайлович не сходил с ходового мостика. Каждый раз, когда Антон пытался подменить его, он неизменно отвечал:
      – Старпом, твоя задача не допустить гибели людей и потери техники. Иди, занимайся своими делами, мы тут с Егоровым сами справимся.
      Всё это время Антон тоже глаз не сомкнул. Он постоянно обходил корабль по им самим же разработанному маршруту, следил за своевременной сменой вахт. Оставшихся на ногах людей, еле-еле хватало на 2 смены. Когда шторм закончился, командование 5 эскадры дало команду БДК-10 следовать в залив Саллум. Когда БДК добрался до заданной точки постановки на якорь, море успокоилось совсем. Ветер утих. Вода в заливе была настолько прозрачной, что с ходового мостика были видны водоросли на дне моря и тени огромных черепах. Как только корабль стал на якорь, вокруг него то тут, то там начали появляться огромные змеиные головы этих животных.
      – Товарищ командир, – по старой привычке обратился Миша Соловей к Антону. – Давайте подстрелим хоть одну черепаху.
      – Давай, – согласился старпом. – Неси сюда автомат и пару рожков с бронебойными патронами.
      Миша ушел. Антон давно хотел попробовать черепашьего супа, хотя сегодня он и не был уверен, что из этих черепах можно варить суп. Еще будучи в шкуре советника в Александрии он много раз делал попытки попробовать черепашьего супа. Но, чтобы поесть супа в ресторане, надо было отдать за него чуть ли не месячную зарплату. Дешевле было купить живую черепаху на рынке и самим сварить суп, но, как только дело доходило до рынка, желающих есть черепаший суп, не находилось.
  – А захочет ли сегодня кто-то есть черепаший суп, особенно после шторма? – подумал Антон.
  – Миша, ты будешь есть суп из черепахи? – спросил он, когда тот принес автомат и патроны.
  – Да, что Вы? Не в коем случае, – ответил тот.
  – Тогда неси оружие обратно в арсенал. Не будем зря лишать бедных животных жизни. Пусть тихонько доживают до своих законных трёхсот лет.
 
Две недели простоял БДК в заливе Саллум, наслаждаясь тишиной, чистым морем и видом древних животных со змеиными головами, пока не пришел приказ главкома ВМФ о переводе БДК-10 на Краснознаменный Черноморский флот.
 
      Глава 16. ЗАПЯТАЯ
      
      – Старпом, как только придем в Донузлав, ты в тот же день уходишь в отпуск. Пока я буду писать отчеты за боевую службу, утрясать все бумажные дела, ты успеешь отгулять отпуск. А я пойду после твоего возвращения.
      – Юрий Михайлович, но мне же надо сдать отчеты по расходу боеприпасов и по валюте.
      – Ничего отчет по боеприпасам сделает Миша Соловей, я ему помогу. Пусть учится. А по валюте у нас есть крупный спец – Иван Семенович. Ему и карты в руки.
      Отгремела музыка оркестра, с которым командование бригады встречало новый корабль и отмечало возвращение экипажа в родные пенаты. Антон собрал свои вещички и уехал домой. Жена никак не могла поверить, что муж наконец-то вернулся домой да еще готов ехать в очередной отпуск. Младший сын, которому к тому времени исполнилось уже З,5 года, испуганно отпрянул от двери и спрятался за мать. Он не сразу узнал в здоровом, бородатом капитан-лейтенанте отца. Да и старший сын с явным недоверием смотрел на пришельца из другого мира. Он не видел отца полтора года.
      – Мама, а у нас папа есть? – не раз он спрашивал мать. – Конечно, есть. Наш папа моряк. Он сейчас на войне.
      – А ребята в школе меня дразнят. Говорят, что я вру. Они говорят, что у меня приходящий папа.
– Да не слушай ты никого. У нас хороший папа. Он скоро приедет. И вдруг этот папа неожиданно появляется дома. Когда первая радость встречи немного притупилась, начали обсуждать, как провести отпуск и куда поехать. Как только общее согласие по этому вопросу было достигнуто, Антон позвонил своему командиру и попросил, чтобы Иван Семеныч выписал ему проездные документы и привез их и отпускные деньги домой. Прошло еще два дня. Иван Семенович не появлялся.
      – Видно, опять не дадут спокойно отгулять отпуск, – обреченно подумал Антон. В дверь постучали.
      – Наконец-то, – воскликнул он, когда в дверном проеме возник Иван Семенович. Всегда жизнерадостный, искрящийся юмором, сегодня он выглядел уставшим и каким-то потерянным. Антон задумался. Он знал, что Иван Семенович почти не пьет. Лишь иногда за компанию может опрокинуть рюмку-другую.
      – Что случилось, Иван Семенович? Что такой кислый?
       – Товарищ командир, мы пропали, нам с Вами грозит арест за хищение в особо крупных размерах, – трясущимися губами без всякого политеса сказал он.
      – Вы шутите или решили меня перед отпуском разыграть? Какие хищения, да еще в особо крупных, если мы и в мелких-то себе отказывали? А кроме нас с тобой расхищать было некому.
      – 18 тысяч долларов, – все тем же убитым голосом продолжил он и схватился за голову. Теперь до Антона дошло, что начпрод не шутит.
       – Иван Семенович, проходите на кухню, мы сейчас с Вами попьем чайку, а Вы мне все подробно расскажете. Иван не противился и заметно приободрился.

      – На второй день после Вашего отъезда приехала ревизионная комиссия из тыла КЧФ. Забрали все отчетные документы. Три дня с ними возились и вот сегодня объявили, что у нас недостача в особо крупных размерах. Юрий Михайлович в ярости. Он приказал Вам немедленно прибыть на корабль, – все так же подавленно сказал он.
      – Ну, в данном случае командир мог и не приказывать. Только Ваш вид говорит о том, что пора трубить «поход». Не переживайте Иван Семенович, отобьемся мы от этих тыловых крыс.
      Зная коварный характер проверяющих, особенно там, где пахнет деньгами, с первого дня пребывания за границей Антон держал под личным контролем все операции, связанные с расходом валюты. Больше того, как ни противились снабженцы разных закордонных фирм и как не доказывали, что при оформлении сделок достаточно двух экземпляров фактур, он неукоснительно требовал от них три. Один экземпляр шел в консульство, другой в дело, а третий он оставлял себе. Вот и сегодня третий экземпляр всех загрансделок лежал у него в сейфе.
      Приехали в расположение бригады. Не заходя на корабль, Антон вместе с Иван Семеновичем зашел на береговую базу. Председатель ревизионной комиссии, майор Тимонин, уже готовился к отъезду. Антон представился и попросил предъявить ему документы в полном комплекте, чтобы лично с ними ознакомиться и подписать, если все подтвердится, или написать свое особое мнение.
      – Документы у начальника продовольственной службы бербазы. У меня только текст заключения ревизионной комиссии.
      – Тогда пойдемте к начпроду, – сказал Антон. Я лично хочу проверить результаты Вашей проверки.
      – Начпрод уехал в командировку, вернется через три дня, – «обрадовали» их на береговой базе.
      – Ну что ж, тогда вернемся к первоисточникам, – со вздохом сказал Антон. – Товарищ майор, у меня есть свой экземпляр фактур. Я предлагаю Вам проехать на БДК. Там мы путем несложных расчетов за 10 минут проверим, сходятся ли мои и Ваши подсчеты.
      Майор нехотя согласился. Услышав о третьем экземпляре, Иван Семенович воспарял духом. Прибыли на БДК. Антон достал из сейфа фактуры, чистый лист бумаги, разграфил его и начал аккуратно выписывать туда суммы и даты из фактур. Когда вместе с майором они подбили результат, сумма, полученная от этих расчетов, отличалась ровнехонько на 18 тысяч долларов от той, что была показана в отчете.
      – Так, где же Ваша недостача, товарищ майор?
      – Ничего не понимаю, – ухватился тот пятерней за лицо. – Ведь подсчетами занимался опытный специалист.
      – Все дело в том, что ваш «опытный специалист», наверное, был двоечником по английскому языку, – улыбаясь, сказал Антон.
      – А причем здесь английский язык? – возмутился майор.
      – А при том. В нашей бухгалтерии дробные числа отделяются от целых запятой, а в английской – точкой. А запятой у них отделяется каждое трехзначное число. Вот ваш «опытный специалист и превращал тысячи долларов в центы. Вот у него и получалось, что машина апельсинов с пятью тоннами фруктов на борту стоит 1,5 доллара вместо полутора тысяч.
      – Ну, старпом, с тебя коньяк, – воскликнул майор. – Это ж надо, а как же это я не допер.
      – Да, наверное, тоже был двоечником. Так что коньяк с тебя. Пошли к командиру!
      Пообщавшись с командиром, майор переделал акт. Антон подписал его и уехал в отпуск. Иван Семенович был «на седьмом небе». Злые языки говорят даже, что в тот день видели Ивана Семеныча в нетрезвом виде.
      Отгуляв отпуск, Антон вернулся к своим обычным обязанностям. Капитан 2 ранга Гиреев был отправлен в отпуск. За успехи, достигнутые экипажем, ему предложили должность капитана 1 ранга в штабе флота, а старпому – занять место командира корабля. Антон с радостью согласился. Ему уже изрядно надоела цыганская жизнь. Перспектива остаться на «своем» корабле и иметь при этом возможность расти и в звании, и в должности была ему по душе.
      В течение одного месяца он сдал все экзамены на допуск к самостоятельному управлению БДК и теперь уже с полным правом исполнял обязанности командира. И на Гиреева, и на него были написаны представления в ГШ ВМФ. Но не тут-то было. Не успело представление на должность командира БДК выйти за пределы бригады, как кресло командира бригады, ушедшего в отпуск, занял капитан 1 ранга Иволгин. Он не забыл своего обещания. Он, преспокойно, засунул представление «под сукно» и забыл о нем. Вскоре в бригаду десантных кораблей пришло дополнительное место на классы командиров кораблей 1 и 2 ранга. Иволгин вызвал Антона к себе. Елейным голоском, не глядя Антону в глаза, он сообщил ему, что наконец-то на классах появилось место и он сможет удовлетворить просьбу Антона.
      – Какую просьбу? – удивился Антон.
      – Ну как же, вот у меня лежит Ваш рапорт с просьбой направить Вас на классы командиров кораблей.
      – Так то же было 4 года назад. Тогда я еще надеялся через классы попасть на подводные лодки. Теперь это уже не имеет смысла.
      – Как это не имеет? – все также вкрадчиво продолжал тот. – В Военно-морскую академию Вы уже по возрасту не проходите, а без классов Вы никогда не получите адмирала. Антон искренне рассмеялся.
      – Такими темпами я не только адмирала, но и капитана 3 ранга едва ли заработаю. А на должности командира БДК я, плохо-бедно, капитана 2 ранга получу. Или моя новая должность уже кому-то другому потребовалась?
      – Какая должность? – осклабился Иволгин. – Ваше представление еще даже из бригады не ушло. Так что готовьтесь через неделю убыть для дальнейшего прохождения службы в Ленинград. Я Ваш рапорт подписал.
      
      
 Антону сразу вспомнилась незамысловатая песенка неизвестного автора, переделанная из песни «Я за реченьку гляжу в голубую даль», которую знал любой безродный курсант – выпускник училища:
      Я за реченьку гляжу в голубую даль.
В этой песне расскажу про свою печаль,
Как попал на пароход, как бежит за годом год,
Как Фортуна изменила, вот!
Много лет тому назад мне нашли приют –
Назначенье получил я в Порккалауд.
Тихо жизнь моя «тэче». Пишут письма на в/ч,
Я считаюсь командиром двух БЧ.
Службу всю от Я до Б познавал я тут,
В синем кителе х/б выходил на ют.
Я давно уж без волос и хочу попасть на ВСКОС
Но когда же это будет, вот вопрос!
      
      Многие бедолаги, сидя в многочисленных, богом забытых «дырах», типа Порккалауд, мечтали о Высших специальных классах офицерского состава, как о волшебном трамплине, который может существенно изменить их военную судьбу. Чаще всего заветные курсы лишь еще раз подчеркивали, что «ваш поезд ушел» и что на военной карьере можно ставить крест.
      Занятия на ВСООЛК шли полным ходом. С начала занятий на классах прошло уже полтора месяца. Погоревав чуть-чуть о БДК, к которому он прикипел всей душой, Антон принялся догонять своих сокурсников. При этом он никак не мог взять в толк, почему на классах командиров кораблей 1 и 2 ранга учатся почти одни старшие лейтенанты, которые прослужили на флоте по два-три года после окончания училищ. Таких аксакалов, как Антон, было всего 3 человека на 50 слушателей. Причем большинство слушателей имели именитых родственников в ранге адмиралов, секретарей обкомов, министров или на худой конец замминистров автономной республики. Все стало проясняться на предварительном распределении. Антон учился прекрасно, и почти все преподаватели ставили его в пример другим слушателям. Незадолго до окончания классов ему присвоили звание капитана 3 ранга. Поэтому он был вправе ожидать хорошей должности. Но вместо этого он и двое его одногодков даже не были вызваны на собеседование. Зато старшие лейтенанты вылетали из кабинета кадровиков, прибывших с ГШ ВМФ, буквально ошарашеными. Им предлагались самое меньшее должности капитанов 2 ранга, а некоторым даже «вилочные» должности: капитан 1ранга – контр-адмирал. Вскоре слушатели высших офицерских классов услышали новый термин «омоложение флота». Когда закончились выпускные экзамены, начальник высших офицерских классов вице-адмирал ПетелинА.И.. в своем заключительном слове особо отметил глубокие знания и умение организовать атаки «вражеских кораблей» капитана 3 ранга Родионова. Окрыленный такой оценкой, Антон наивно ожидал, что за этим последует и соответствующее назначение. Но он снова ошибся. На окончательном распределении о нем опять забыли. Устав ожидать, он, наконец, решился напомнить о себе и без приглашения зашел к председателю комиссии по распределению выпускников.
      – Как Ваша фамилия? – переспросил адмирал, после того как Антон представился и доложил ему о цели своего прибытия. - А, Родионов. Извини дорогой. Тебе уже тридцать четыре года. У нас ведь сейчас старики не в моде. Тебе уже надо дивизией командовать, а где я тебе её возьму. Езжай голубчик в свою бригаду. Может быть, тебе там подберут какую-нибудь должностенку.
      – Простите, зачем же меня тогда сорвали с командиров БДК?
      – Откуда я знаю? – равнодушно ответил, уставший уже от предыдущих встреч адмирал. – Может, место кому-то надо было освободить, а может разнарядку выполнить.
      – Понял Вас, товарищ адмирал. Как говорят,  «поп для почету, а дурак для счету».
      – Вот, вот, – согласился тот. С тем и уехал Антон в свою бригаду, где его с нетерпением ожидал Иволгин, чтобы вдоволь насладиться местью. Два месяца он проболтался «за штатом» временно подменяя, то командира СДК, ушедшего в отпуск, то командира того же БДК-10, на котором ни новый командир, ни старпом не имели допуска к самостоятельному управлению кораблем. Наконец ему предложили освободившуюся должность командира СДК, который через два месяца должен был идти в очередную «горячую точку» на боевую службу.

      Глава 17. ВЗРЫВ
      
      СДК-22 оказался довольно запущенным кораблем, хотя команда на нем была вполне приличная, не считая, десятка матросов и старшин, списанных с других кораблей за недисциплинированность и ожидавших своей очереди на демобилизацию. Чтобы зря не тратить нервы на перевоспитание этой братии, Антон собрал из них команду и поставил задачу вычистить и выкрасить корабль от киля до клотика.
      – Как только работа будет закончена, все вы будете немедленно демобилизованы, конечно, кроме тех, кто вздумает пьянствовать или мотать кишки. «Дембеля» согласились, и командир вручил их боцману. Работа закипела. Через месяц корабль было не узнать. Антон надел рабочее платье, пролез все самые недоступные места и не смог ни к чему придраться.
      – Благодарю за качественную и добрую работу! Вы сдержали свое слово. Сдержу свое слово и я, – объявил он, когда боцман построил своих помощников.
      Через 2 дня команда «дембелей» под руководством того же боцмана была отправлена на вокзал в Евпаторию и разъехалась по своим военкоматам. Зато, один из самых старых кораблей в бригаде стал выглядеть красавцем, только что вышедшим из ворот завода. Но не зря говорят: «Красота – штука опасная». Не прошло и полгода, как Антон поплатился за неё и за свое усердие.
      

СДК-22. Прием десанта

      Ровно через месяц Антон принял на борт роту морской пехоты, пять плавающих танков и направился к берегам Северной Африки, где опять гремели взрывы, горел напалм и взлетали на воздух корабли, подаренные арабам великим, могучим Советским Союзом.
      СДК-22 вошел в отряд боевых кораблей, состоявший из двух БТЩ и двух СДК. На сей раз, им предстояло выполнять свой интернациональный долг в порту Мерса-Матрух. Путешествие через 4 моря уже ни у кого, кроме молодых матросов, не вызывало никаких эмоций. Без всяких приключений дошли до берегов Северной Африки. Вошли в бухту Мерса-Матрух и ошвартовались у городского причала.
      На морских картах имеется множество морских заливов, портов и бухт, в которые даже ллойдовские капитаны не имеют право заходить без лоцмана под страхом тюремного заключения и даже смертной казни. На севере африканского континента, к таким бухтам относятся и Мерса-Матрух, и Александрия, в которые Антон, как командир военного корабля, не раз заходил без лоцмана. Но вряд ли найдется много капитанов дальнего плавания, которые могли бы похвастаться заходом в Мерса-Матрух, даже с лоцманом. Дело в том, что эта бухта имеет очень сложный входной фарватер. Она имеет небольшие глубины, и местами ширина фарватера достигает 80-90 м. Когда-то Мерса-Матрух была греческой купеческой гаванью. Южный берег бухты имел множество дюн высотой до 10 м. Вдоль берега росли кокосовые пальмы, а между дюнами прятались соленые лагуны, кишевшие рыбой. После падения Римской империи соленые лагуны якобы сильно понравились знати Египта. Бухта Мерса-Матрух стала излюбленным местом отдыха знатных египтян.
      Средние десантные корабли ошвартовались в самом центре города. Первый памятник, которые увидели моряки, сойдя на берег, это был позолоченный памятник козлу.
      По древнему преданию, раньше в Египте, население которого обожает фрукты и вина, почему-то не рос виноград. Вино и волшебные, золотистые гроздья винограда ценились на вес золота. Но однажды один из знатных вельмож Египта догадался привезти себе саженцы винограда и попытался его выращивать. Виноград рос, кустился, покрыл своей буйной зеленью все пространство сада, но плодов не было. Вельможа с нетерпением ждал урожая, и неусыпная стража следила, чтобы никто не мог украсть либо повредить виноградную лозу. Но однажды весной, когда стражи сада потеряли бдительность, в виноградник ворвался козел. Он от души разговелся, поломал и пообъедал лозу. Разгневанный вельможа жестоко наказал стражу, а козла приказал изловить и изжарить на вертеле. Каково же было его удивление, когда некоторое время спустя на лозе, которая была обломана козлом, появились большие красивые гроздья винограда. Благодарный вельможа приказал поставить козлу золотой памятник. С тех пор в Египте начало развиваться виноградарство, а во многих местностях стали ставить памятники козлу. Тогда же появилась и поговорка:
      – Не спешите убивать козла!
      Служба в Мерса-Матрухе была гораздо спокойнее, чем в Порт-Саиде и Александрии. Израильская авиация беспокоила очень редко, и экипаж корабля и личный состав десанта могли больше внимания уделять и кораблю, и боевой и политической подготовке, и отдыху. Антон по-прежнему не жалел сил и личного времени для обеспечения высокой дисциплины и порядка на корабле. Когда четырехмесячный срок пребывания кораблей боевой службы подошел к концу, штаб отряда проверил корабли и выставил СДК-22 отличную оценку. Не успел командир ОБК обработать результаты проверки кораблей, как со штаба Средиземноморской эскадры пришло радио за подписью командующего эскадры с требованием перейти в залив Саллум и ждать дальнейших указаний. Отряд снялся со швартовых и перешел в назначенный район. Как только они стали на якоря, к борту СДК-22 подошел сторожевой корабль ВМФ СССР. На борт десантного корабля, команда которого насчитывала 46 человек, перешла комиссия ГШ ВМФ в количестве 40 человек во главе с вице-адмиралом Чернобаем.
      – Корабль к осмотру! – приказал вице-адмирал.
      Антон сыграл учебно-боевую тревогу и, когда все командиры БЧ доложили о готовности, скомандовал: – Корабль к осмотру!
      – Товарищ адмирал, корабль к осмотру готов, – спустя некоторое время доложил он. Проверка началась. Практически каждый матрос, старшина, мичман или офицер оказались под пристальным вниманием капитана 1 ранга или капитана 2 ранга. Самого командира корабля «пасли» целых 3 офицера. Ответив на все вопросы проверяющих, Антон; спросил разрешения адмирала обойти корабль. Проходя мимо радиорубки, Антон увидел, как один из проверяющих вынул из кранца аккумуляторы, обеспечивающие питание радиостанции и противопожарную сигнализацию ракетных погребов, отключил их от сети и что-то спрашивает радиста. Командир не стал вмешиваться и пошел себе дальше. Спустившись на верхнюю палубу, он увидел, как из ракетного погреба вылез капитан 1 ранга. Увидев командира корабля он сразу гневно обрушился на него:
      – Командир, как это понимать? Корабль находится на боевой службе, а пожарная сигнализация ракетных погребов не работает. Вам мало того, что случилось с БПК «Отважный»?
      – Этого не может быть, – спокойно ответил командир. – Я только недавно лично проверял сигнализацию. Она в полном порядке. Можете проверить мою запись в вахтенном журнале погреба.
      – Что Вы мне очки втираете? – еще пуще разозлился проверяющий.
      – Подождите, товарищ капитан первого ранга, – вдруг вспомнил Антон. – Там же Ваш коллега что-то колдует с аккумуляторами, которые питают систему противопожарной сигнализации погребов.
      – Что Вы мне сказки рассказываете? – снова возмутился проверяющий и помчался на ходовой мостик. Вместо того, чтобы последовать за ним, и сразу доложить адмиралу Чернобай ситуацию, Антон решил дать остыть заводному проверяющему, поговорить с проверяющим, который зачем-то отключал аккумуляторы, свести их вместе и найти истину. Но он просчитался. Комиссия очень торопилась, и вице-адмирал приказал закончить проверку и проверяющим собраться в кают-компании. Начался разбор проверки. Все проверяющие в один голос отмечали отличное состояние корабля, его оружия и технических средств. Не обходилось, конечно, и без мелких замечаний. Наконец дошла очередь и до капитана 1 ранга, проверяющего ракетных погребов.
      – Товарищ адмирал, – с пафосом начал тот, – мы потеряли БПК «Отважный», одной из причин гибели которого была неисправная работа противопожарной сигнализации ракетных погребов. И вот сегодня на этом прекрасном корабле я обнаружил подобную картину – противопожарная сигнализация не работает.
      – Это не совсем так, она работала и работает, – не выдержал Антон.
      – Командир, сядьте! Я Вам не давал слова. Вы допустили грубейшее нарушение в организации службы, и еще смеете прерывать старшего по званию, я даже не буду больше выслушивать остальных проверяющих и поставлю Вам неудовлетворительную оценку за весь период вашего пребывания на боевой службе.
      – Простите, товарищ адмирал, но Ваш проверяющий не прав. Он формально подошел к проверке. Когда один из ваших проверяющих отключил аккумулятор, питающий систему противопожарной сигнализации, ваш умник решил её проверять.
      – Молчать! Вам Родина доверила один из самых новейших кораблей. На нем еще краска не успела высохнуть, а Вы не хотите его беречь, – повысил уже голос и адмирал.
      – Да не буду я молчать. Хотите мне влепить двойку – ставьте. Только знайте: это один из самых старых кораблей в дивизионе, его уже собирались отправлять на Черную Речку*. Это я и мои подчиненные привели его в образцовый порядок. А что касается сигнализации, спросите у капитана 1 ранга, который проверял радиста, зачем он отключал аккумуляторы.
      – Ваш корабль самый старый в дивизионе? – растерянно переспросил адмирал.
      – Так точно, товарищ адмирал, – отчеканил командир СДК. – Могу показать Вам формуляр этого старичка.
      – Верю, верю. Вот за это я Вам подниму оценку на один балл. Все. Разбор проверки закончен. Так Антон привез с боевой службы самую низкую оценку за весь период участия кораблей дивизиона в выполнении интернационального долга.
      Известие о том, что команда СДК-22 получила такую низкую оценку, за боевую службу, всколыхнуло всю бригаду. Не успел СДК обтянуть швартовы, как его командир успел уже получить «пощечину» от командира бригады:
      – Да, командир, не ожидал я от Вас такой пакости. Иволгин-таки оказался дальновиднее меня, – заявил он, когда они остались один на один в каюте командира корабля после того как комбриг поздоровался с командой.
      – В моем положении оправдания бессмысленны, поэтому я Вам ничего и не скажу, кроме того, что мы стали жертвой дикой случайности.
      Впереди его ждал еще более неприятный разговор с новым командиром дивизиона, вступившим в должность уже после ухода СДК-22 на боевую службу. Однако новый комдив, капитан 2 ранга Трофимов, оказался человеком трезвомыслящим и тактичным. Он подробно расспросил, внимательно выслушал Антона и вместо того, чтобы еще сыпануть соли на рану, сочувственно сказал:
      – Вещь, конечно, неприятная, но кто же из командиров не попадал под топор начальства. Так что ты не падай духом. Все перемелется. Я, наверное, в этом кресле долго не просижу. Меня планируют перевести на должность начальника штаба бригады. Иволгин переходит в другое соединение. Я просмотрел личные дела всех командиров кораблей и думаю предложить Вам занять должность командира дивизиона.
      – Мне? – искренне удивился Антон, – После такого провала? Да комбриг никогда не утвердит.
      – Поживем – увидим! – глубокомысленно изрек Трофимов. На этом их первая встреча и закончилась.
      Антон отправил помощника и командира БЧ-5 в отпуск и засел за подготовку отчета по итогам боевой службы, который он должен, был сдать не позже 15 октября. Эта дата определялась не только требованиями руководящих документов, но и сам командир торопился, чтобы освободиться именно до этой даты. 16 октября у старшего сына был день рождения, и Антон обещал ему обязательно быть.
      – Да ты всегда обещаешь, только когда подходит мой день рождения, ты обязательно куда-то исчезаешь.
      – Сынок, ведь ты же знаешь, что я военный моряк. Я себе не принадлежу. Это гражданский моряк сходил в рейс, а потом 3-4 месяца валяется на диване. А у нас так не водится. Вот и сейчас, разве ты не слышишь по радио, что творится на Кипре. Не дай Бог там начнется заваруха. Опять придется забыть и об отпуске, и о днях рождения. Но я постараюсь.
      – Вырасту, ни за что не буду военным моряком, – нахмурив брови, заявил Игорь.
      14 октября, успешно сдав отчет за боевую службу, по дороге из штаба флота, Антон решил навестить мать, которую не видел уже больше чем полгода. Она жила в небольшом флигельке во дворе дома по улице Лабораторная.
      Увидев сына, входящего во двор, она выронила охапку дров, которые собиралась занести на кухню, и бросилась к нему на грудь.
      – Антоша, ты вернулся? Да когда же это кончится? Все живут как люди, а вас без конца гоняют то во Вьетнам, то в Египет, то в Сирию!
      – Мама, ты же у меня книгочей, и ты знаешь, что вся история существования людей – это сплошные войны. Оно пережило уже более 14 тысяч войн и не может жить по-другому. Ты же помнишь высказывание Бисмарка: Когда молчат дипломаты, говорят пушки.
      – А что там, на Кипре? – не унимается Александра Алексеевна. – Говорят, вот-вот и там заполыхает.
      – Да ничего страшного, – засмеялся Антон. – Только неделю назад был возле Кипра. Там все хорошо. Ярко светит солнце. Зеленеет виноградник. Люди, как тюлени, лежат на пляжах.
      – Да не надо меня успокаивать, я только что слышала заявление Советского правительства.
      – Ну, вот видишь, дипломаты уже говорят, значит, на Кипре ничего не будет. Пушки придется почистить и сдать в арсенал.
На другое утро первой «Кометой» Антон добрался до Евпатории.
      – Езжай быстрее на корабль, у вас объявлена тревога. Оповеститель был всего пару часов назад, – сообщила ему жена, как только он переступил порог.
      – А ты и рада-радешенька побыстрее вытолкнуть мужа за дверь, – пошутил Антон. – А как же насчет баньки, да вкусного завтрака, да чарки водки на дорогу?
      – За этим дело не станет, – грустно ответила жена, и стала накрывать на стол.
      Простившись с женой и младшим сыном, (старший был в школе), Антон на попутных машинах помчался в Донузлав. Дивизион бурлил. Два СДК собирались уходить в Севастополь, чтобы принять там на борт десант и следовать в направлении пролива Босфор. Кораблю Антона и капитан-лейтенанта Славгородского было приказано находиться в готовности № 2., то есть в 10 минутной готовности сняться со швартов и следовать в пункт приема десанта. Когда Антон прибыл на корабль, дежурный по кораблю мичман Финяк доложил, что корабль к бою и походу готов. Антон поблагодарил мичмана и спросил:
      – А кто из офицеров есть на корабле?
      – Только командир БЧ-2 лейтенант Величко.
      Антон переоделся в китель, в котором офицеры и мичманы преимущественно ходят на корабле. Вышел на палубу. Навстречу ему идет лейтенант Величко.
      – Товарищ командир, Вы уже на борту? – удивленно спросил он.
      – А ты еще не заметил? Или ты уже забыл корабельные сигналы? Вахтенный у трапа подавал сигналы о прибытии командира.
      – Товарищ командир, я был в ракетном погребе и не мог отлучиться. Мы меняли взрыватели реактивных снарядов с учебных на боевые.
      – А Вы не поторопились? Короче, Володя, что тебе сказал комдив, когда ты докладывал о готовности?
      – Ничего, он только спросил, когда должны прибыть Вы.
      – А с кем же ты собираешься идти воевать? Помощника командира нет, командира БЧ-4 нет, командира БЧ-5 нет, штурмана нет.
      – Извините, товарищ командир, я как-то об этом не подумал. Мы же с Вами не раз выходили вообще без офицеров и мичманов.
      Командир корабля осмотрелся вокруг. Вымпел командира дивизиона полоскался на СДК-106. Антон направился туда. Капитан 2 ранга Трофимов разместил свой КП в каюте помощника командира СДК. Антон представился.
      – Вот хорошо, что ты прибыл. Заступишь сегодня дежурным по бригаде, если снизят готовность.
      – Товарищ комдив у меня сегодня у сына день рождения. Я обещал ему обязательно прийти.
      – Извини, дорогой, снимут готовность, не снимут готовность, кроме тебя сегодня заступать некому. Некрасов и Марущак ушли принимать десант, Иванушкин вчера сменился, а Славгородский стоит сегодня, .
      – Значит опять не судьба! Товарищ комдив, а если готовность не снимут, с кем мне идти принимать десант? И с кем потом воевать? Помощника нет, механика нет, штурмана нет, связиста нет.
      – Вот это да! А что же мне Величко ничего не доложил?
      – А что же Вы его не спросили? – пошутил Антон. – Товарищ комдив у меня народ так отработан, что мы спокойно можем выходить в море и без офицеров и без мичманов. Вот он и решил, что докладывать не обязательно.
      – Хорошо, я сейчас этим займусь.
      Часа через три на СДК-22 прибыл капитан-лейтенант Циплаков, механик с плавмастерской и лейтенант Тихонов, штурман с СКР, недавно окончивший училище.
      – Товарищ капитан 3 ранга, я уходить с Вами в море не могу, у меня жена рожает, – не успев представиться, возбужденно заговорил штурман.
      – Товарищ лейтенант, как только снимут готовность, я Вас отпущу к вашей жене. А не снимут, не обессудь, пойдем воевать, чтобы Ваша жена спокойно рожала.
      Через пару часов боевая готовность была снята, и Антон заступил дежурным по бригаде. В этот день от дивизиона СДК заступал гарнизонный караул. Прежде чем заступить на дежурство, командир отпустил всех офицеров и мичманов по домам. Завтра предстояло принимать десант и следовать к острову Кипр. Вместе с ним на корабле остался мичман Финяк В. Н., старшина команды мотористов.
      Дежурному по бригаде разрешается отдыхать с нуля часов до 04:00 утра. В 11 часов вечера Антон обошел все корабли, проверил несение дежурства и вахты. Проверил гарнизонный караул и только в первом часу добрался до своей каюты. Не раздеваясь, и не снимая снаряжения, он упал на свою кровать и мгновенно заснул. Антон почти никогда не пользовался ни услугами вахтенных матросов, ни будильником. Еще с курсантских времен он заметил, что если перед сном заказать себе время побудки, то не надо никаких будильников. В мозгах имеется свой биологический будильник. И он его ни разу в жизни не подводил. Вот и сегодня ровно в 04:00 Антон проснулся, умылся, оделся, выпил стакан чая и пошел проверять вахтенных у трапов. Дежурных и вахтенных у механизмов он решил оставить «на закуску». Вахтенные у трапов были на местах. Задав каждому из них по паре вопросов, он решил пойти проверить караул, пока не начался рассвет. Вместе с начальником караула Антон обошел посты, проверил знание инструкций часовыми. Сегодня все шло как по маслу. Дежурный по бригаде и начальник караула вернулись в караульное помещение.
      – Давайте вашу караульную ведомость, – обратился Антон к начальнику караула. Тот без промедления подал ведомость. Антон взглянул на часы.
      – 05:26 – Проверил несение караульной службы. Служба несется бдительно. Часовые обязанности знают. Действуют грамотно. Дежурный по бригаде капитан 3 ранга Родионов, – записал он .
      Накануне в карауле было много замечаний, и дежурный по бригаде обещал записать их, если за ночь они не будут устранены. Начальник караула поработал на славу, и Антон с удовольствием отметил это.
      – Молодец, так держать, – сказал он на прощание, пожимая руку начальника караула.
      В это время со стороны причалов раздался страшный взрыв. Вслед за ним послышался ряд коротких глухих ударов.
      – Кажется, в районе стоянки СДК, – задумчиво проговорил начальник караула.
      Ни слова не говоря, Антон, что есть духу, помчался на причал. Кораблей не было видно. Их прикрывал высокий берег. Сердце уже выпрыгивало из груди, когда Антон, наконец-то, добежал до склона горы. Три СДК спокойно стояли на глади озера по одну сторону причала и два по другую. Стояла полная тишина. Антон перевел дыхание. Пот градом катился с его лица, но он этого не замечал. Вдруг ушей Антона достиг сигнал боевой тревоги. Сквозь начинающие потихоньку редеть плотные сумерки он заметил, как на кораблях забегали люди. Антон снова сорвался с места и стремглав пустился бежать под гору. Подбегая к причалу, он увидел на своем корабле вахтенного, как-то странно прилепившегося к переборке ходовой рубки, и покрученные стальные двери, лежащие у его ног.
      В этот день старшим на бригаде оставался помощник начальника штаба. Он-то и встретил командира первым, когда тот ступил на палубу своего корабля. Больше никого нигде видно не было. Сердце Антона сжалось от боли.
      – Командир, на твоем корабле произошел взрыв котла. Принимай командование. Корабль тонет.
      – Раненые и убитые есть?
      – Не знаю. Сейчас мичман Финяк проверяет машинное отделение.
      Антон бросился на мостик. Корабль обесточен. ГГС не работает. Аварийное освещение не работает. Сигнализация не работает. Вдруг на мостик поднялся капитан 3 ранга Мальцев, помощник командира СДК-106.
      – Товарищ командир, аварийная группа с СДК 106 прибыла в ваше распоряжение.
      – Товарищ капитан третьего ранга, обследуйте, пожалуйста, машинное отделение. Оставьте одного, нет два человека мне для связи. Антон оставил одного из матросов на мостике и приказал, чтобы он всех членов команды, кто поднимется на мостик, никуда не пускал. Сам, взяв с собой другого матроса, спустился вниз. Коридор ходовой рубки кончался сразу за каютой командира. Дальше две металлические переборки сошлись в одну, растерев в порошок множество щитов, висевших на переборках. Дверь каюты командира, в которой он спал два часа назад, вдавлена во внутрь.
      Поставив левую ногу на комингс двери, он с силой рванул ее за ручку. Дверь неожиданно распахнулась. В каюте все было разрушено. На подушке кровати командира лежал 100 килограммовый сейф с оружием. Сама кровать развалилась на куски. Зато ящики со взрывателями ракет были целехоньки. Оба шкафчика были буквально раздавлены. Зато стеклянная бутыль со спиртом, стоявшая в шкафу, цела и невредима. Рядом с ней лежит целехонький аварийный фонарь, ради которого Антон и заглянул в свою каюту. Взяв фонарь, Антон снова поднялся в ходовую рубку и вышел из нее через наружную дверь. Недалеко от двери лежал на боку аварийный дизель-генератор, выброшенный взрывом из поста, расположенного на верхней палубе. Возле ходовой рубки сиротливо прижавшись друг к другу, стояло человек восемь матросов и старшин. Антон поздоровался с ними. Они вразнобой ответили.
      – А ну, выше нос, что вы скисли? Из Вас кто-то пострадал?
      – Никак нет, – уже более дружно ответили матросы.
      – Всем оставаться здесь, никуда не уходить, если кто-то еще подойдет, тоже быть здесь! – приказал командир.
      Вдруг откуда-то из машинного отделения раздался стон. Матросы встрепенулись. Антон сделал знак своему спутнику, и они спустились на ют. Из машинного отделения поднималась аварийная группа. На носилках у них лежал матрос.
      – Кто? – спросил Антон капитана 3 ранга Мальцева. Спазм сдавил ему глотку.
      – Наверно, вахтенный котельный, лежал в котельном отделении, больше там никого не было, почти целиком сварился, но живой. Антон взглянул на обожженное лицо матроса. Он едва смог узнать в нем вахтенного котельного матроса Варгис.
      – Вызывайте скорую помощь! – приказал он. Аварийная группа удалилась.
      Антон спустился в то, что раньше называлось котельным отделением. Оно было полностью разрушено. Взрывом разнесло не только котельное отделение, но и весь пост управления машинами и механизмами БЧ-5, полностью уничтожило переборки подсобных помещений, как будто их здесь и не было. Только груда обломков да рваные куски плоского металла на корпусе указывали их былое место. Правый главный двигатель разнесло по винтикам, а с левого двигателя сорвало всю пускорегулирующую аппаратуру. Полностью оказались разрушены дизель-генераторы. В общем, разворотило 9 помещений. К счастью взрыв пошел вперед. Сзади, за переборкой, на которой были размещены 6 баллонов воздуха высокого давления, спало 25 человек личного состава БЧ-5. Вся пускорегулирующая аппаратура баллонов тоже была сорвана. Каждый баллон в любое время мог превратиться в неуправляемый реактивный снаряд. Кроме того, в днище, в районе котельного отделения, образовалась пробоина, через которую поступала вода. Кормовая часть СДК медленно уходила под воду. В довершение ко всему, ни к баллонам, находившимся под давлением 200 атмосфер, ни к пробоине добраться было невозможно. Стальная переборка бывшего котельного отделения закрутилась в спираль с острыми краями, которая полностью исключала доступ и к баллонам, и к пробоине.
      Антон поднялся наверх. Почти все матросы и старшины были там. Они выглядели испуганными и подавленными. Среди них был и мичман Финяк. Он как всегда был собран и деловит.
      – Товарищ командир, личный состав проверен. Все живы – здоровы. Отсутствуют 4 матроса. Три в наряде. Один в госпитале. Ранен матрос Васильев. Ему при взрыве опалило лицо. Я отправил его в санчасть.
      – Товарищи матросы и старшины, вы пережили тяжелый стресс. Наш корабль изуродован и тонет. Чтобы заделать пробоину, необходимо убрать переборку, вылущить и выбросить за борт 6 баллонов ВВД, и лишь потом мы сможем заделать пробоину. Электричества на борту нет. Я не хочу, чтобы вы зря рисковали. Мне потребуется 4 человека. Все придется делать вручную. Желающим принять участие в обезвреживании баллонов ВВД выйти из строя!
      Вперед шагнуло 3 человека: мичман Финяк, старшина 2 статьи Дапкус и матрос Чередниченко.
      – Больше желающих нет?
      Строй не шелохнулся.
      – Ну что ж. Тогда четвертым буду я. Мичман Финяк, приготовьте лебедку! Вы будете руководить наверху работой по удалению с борта баллонов. Старшина 2 статьи Дапкус, возьмите себе в помощники любого матроса! Вы будете обеспечивать работу лебедки. Матрос Чередниченко будет стоять на оттяжке и выполнять команды мичмана. Я попробую решить вопрос с переборкой, а затем буду стропить баллоны, освобождать их от креплений и подавать наверх. Всех остальных убрать на бак. Аварийной партии приготовиться заделывать пробоину!
      Антон взял молоток, фонарь и нож и спустился в котельное отделение. Там уже было довольно светло. Утро вступало в свои права. Стальная переборка толщиной З мм свернулась в спираль, не давая возможности работать с баллонами. Он внимательно осмотрел рваные края переборки. В двух местах свободного края переборки он обнаружил два почти одинаковых отверстия.
      – Это очень кстати, подумал он. Володя! – закричал он, обращаясь к мичману Финяк. – Подай мне сюда стальной трехметровый строп и побыстрее готовьте лебедку.
      – Лебедка уже почти готова. Чередниченко, бегом за тросом!
      Подали трос. Антон аккуратно закрепил один конец за свободный край переборки. Другой, ходовой конец троса, пропустил через отверстие в куске переборки напротив и подал его на крюк лебедки. Со стонами, со звоном со скрипом переборка медленно начала разгибаться. Казалось, с натянутого как струна стального троса сейчас потечет вода. Вдруг одна каболка троса лопнула. Антон рухнул на паелы и замер. Слышно было, как трос буквально стонет.
      – Стоп выбирать! – закричал он. Поздно. Трос лопнул и со свистом пронесся над головой Антона. Стальная переборка с воем вернулась в исходное положение. Мокрый и грязный, он поднялся с паел.Новенькаятужурка превратилась в грязный мешок. Грязная жирная вода ручьями стекала с него, но он не обращал на это никакого внимания. Он не понаслышке знал, что может натворить лопнувший трос. Все пришлось начинать сначала. На сей раз, все удалось. Переборка все с теми же стонами отошла даже чуть дальше, чем в первый раз. Стальной трос угрожающе звенел. Антон осмотрел поле деятельности. Теперь уже можно было, и вылущивать баллоны, и заделывать пробоину. Вода прибывала. Она уже стояла выше уровня паел и хлюпала под ногами. Но работать в чреве переборки, когда трос мог в любой момент лопнуть, не хотелось. Это все равно, что полировать направляющие гильотины при поднятом вверх ноже.
      – Володя, подай мне сюда еще один трос! – крикнул он Финяку. Он закрепил дуплинем второй трос и только потом решился отдать крепления первого баллона, предварительно надежно застропив его. Антон торопился. Буквально за 20 минут все баллоны оказались за бортом. Антон перевел дух, только теперь он почувствовал, как он устал. В ушах звенело.
      – Аварийной партии заделать пробоину! – приказал он.
      Пробоина оказалась небольшой и не очень сложной. Вскоре вода прекратила поступать вообще.
      – Володя, дай ребятам немного отдохнуть и приступайте к откачке воды ручной помпой. Задействовать всю команду.
      Он решил еще раз обойти корабль. Повсюду: на переборках, на столах и на палубе лежал толстый слой пыли, в которую превратились отдельные вещи, щиты, приборы и мезанизмы. Он заглянул к себе в каюту. Проходя мимо зеркала, он увидел в нем чужое, одутловатое, почти багровое лицо, обрамленное длинными бакенбардами с седыми висками. Сердце как будто зажали в тиски.
      – Так не долго и в объятия Кондратия попасть, – равнодушно, как о ком-то чужом, подумал он, но все-таки открыл аптечку и проглотил одну капсулу нитроглицерина. Надо было держать себя в руках. Впереди встречи с начальниками, следователями и органами КГБ. Поседевшие за 20 минут виски – это чепуха по сравнению с грядущими испытаниями, которые, как правило, заканчивались и для командира и для механика небом в крупную клетку.
      В дверь постучали. На пороге стоял бледный как смерть назначенный вчера командир БЧ-5, капитан-лейтенант Циплаков.
      – Товарищ командир, что же это такое? Котел был в полном порядке, я только вчера его проверял
      – Держите себя в руках. Самое главное – матросы все живы, корабль на плаву. Даст бог, и мы как-нибудь выплывем.
      Через открытый иллюминатор послышались 4 длинных звонка, прозвеневших на соседнем корабле.
      – Начальство пожаловало, – подумал Антон и пошел встречать комбрига. Рядом с комбригом шел начальник штаба и еще какой-то капитан 2 ранга.
      – Началось, – подумал он. – Наверняка кэгэбэшник. Но он ошибся.
      Это был представитель техотдела флота. Он решил сам осмотреть место взрыва и попросил провести его в котельное отделение.
      – Вызовите ко мне командира БЧ-5, – спокойно сказал Антон матросу, который неотлучно находился рядом с ним как посыльной.
      – А Вы держитесь молодцом, – одобрительно сказал капитан 2 ранга.
      – А куда же теперь деваться? – улыбнулся Антон. – Бывало и похуже.
      Глицерин сделал свое дело. Сердце отпустило, и командир аварийного корабля взял себя в руки.
      Он даже представить себе не мог, что и такая мелочь, как улыбка, не проскочит мимо бдительного ока Иволгина. Позже, бичуя опального командира на совещании офицеров, он патетически воскликнул:
      – Вы посмотрите на этого наглеца, он чуть не потопил корабль, и все же имел наглость улыбаться, разговаривая с представителем штаба флота.
      – Это по привычке, – ответил ему Антон. – Я и во время бомбежек в Египте, когда на палубу сыпались осколки снарядов, тоже улыбался и даже анекдоты рассказывал.
      Иволгин от такого «нахальства» потерял дар речи. Антону уже терять было нечего.
      Вернувшись из штаба бригады, Антон собрал офицеров и мичманов.
      – Товарищи, нас постигло тяжелое испытание. Наш корабль потерял ход и наполовину разрушен. Большинство из нас прибыли на корабль недавно, но это никого не интересует. Все равно каждый из нас в скором времени предстанет перед органами дознания. Мы честно выполняли свои обязанности и наша совесть чиста. Поэтому я прошу вас всех вести себя достойно, никого не оговаривать. Говорить следователю только то, что вы точно знаете или видели своими глазами. Всякие домыслы и сплетни только мешают следствию и могут навредить даже тому, кто их передал. А теперь организуйте приборку жилых помещений и подготовьте, как положено, дежурство и вахту. В помещениях, пострадавших от взрыва, ничего не трогать. Офицеры и мичманы разошлись. Антон прилег на диван. Сейф по-прежнему лежал на подушке разваленной кровати. В дверь постучали.
      – Товарищ командир, капитан-лейтенант Циплаков на инструктаж прибыл, – доложил вошедший.
      – Какой еще инструктаж? – удивился Антон.
      – Только что приходил рассыльный из штаба дивизиона, я заступаю в гарнизонный патруль, – слегка заикаясь, и как-то нервно пояснил он.
      – Этого не может быть. Никаких патрулей на этот месяц наш корабль не выделяет, – задумчиво сказал Антон
      – Ну, хорошо, – все также нервно сказал тот. – Выдайте мне пистолет и патроны, чтобы мне даром не ходить туда сюда. Я сейчас схожу в штаб, если заступать не надо, я Вам все верну.
      Тут наконец-то Антон понял, что задумал механик.
      – Василий Наумович, не надо думать о плохом раньше времени, – мягко сказал он. На глазах механика заблестели слезы.
      – А что тут думать? Варгис умер. Меня теперь точно посадят. А я сидеть не хочу.
      – Возьмите себя в руки! – рассердился Антон. -  Никто Вас не посадит, пока следствие не докажет, что мы с Вами виноваты. И выбросьте глупости из головы.
      Через 2 часа капитан-лейтенант Циплаков был отправлен в госпиталь с тяжелейшим гипертоническим кризом. Больше он на корабль не вернулся. Антону одному пришлось отбиваться от десятков экспертов, следователей и проверяющих.
      На третьи сутки, когда паломничество дознавателей, экспертов, сотрудников КГБ и начальников всех рангов закончилось, командир аварийного корабля, наконец-то, получил приказание перегнать под буксиром свой корабль на судоремонтный завод в Севастополь. Вместо командира БЧ-5 на СРЗ пошел флагманский механик дивизиона СДК, капитан-лейтенант Шалапин О.Д. Он оказался не только хорошим специалистом, но и веселым, жизнерадостным человеком. Он помог командиру СДК и командирам боевых частей правильно провести дефектовку и составить ремонтные ведомости. Перед убытием на судоремонтный завод Антон написал рапорт о представлении мичмана Финяк и старшины 2 статьи Дапкус к награждению медалями «За отвагу». Капитан 2 ранга Трофимов с сомнением покачал головой:
      – Боюсь, нас в такой ситуации вряд ли поймут. Но я постараюсь.
      Он сдержал свое слово. Он дал ход этому рапорту, но тот где-то застрял в дебрях флотской бюрократической машины.
      Антон по прибытии в Севастополь решил посадить себя под «домашний арест». Он страшно осунулся и выглядел не лучшим образом. Мать он успел навестить перед самым взрывом. Он знал, что сердце матери и так невозможно обмануть, а в таком виде и вообще появляться не стоит. По этим же причинам он не хотел появляться и в квартире своей младшей сестры Веры, учительницы немецкого языка в Инкермане. Он решил никого не беспокоить, пока не закончится расследование. Пусть все думают, что он куда-то срочно ушел, и ждут его, пока он не вернется из плавания. По вечерам, когда рабочие и строители-судоремонтники уходили с корабля, командир собирал командиров боевых частей, требовал от них полных докладов о проделанной работе и производстве необходимых записей во многочисленные журналы. Олег Дмитриевич неоднократно пытался расшевелить его. Он предлагал сходить в театр или посидеть в ресторане «Волна», наиболее популярном ресторане в это время года. Антон категорически отказывался. Лишь иногда, перед сном, он позволял себе выпить 100-150 граммов водки. Заводчане работали ударными темпами. Корабль потихоньку приобретал свой прежний вид. Однажды вечером, на корабль прибыл представитель технического управления КЧФ. Поздоровавшись со строителем – инжененером Соповым, сидевшим в каюте командира, он без лишних слов, заявил:
      – Командир, накрывай на стол. Пришло заключение экспертизы. Вины личного состава корабля нет. Виноват завод-изготовитель автоматических котлов.
      В тот же вечер, слегка обмыв это знаменательное событие и еще до конца не веря в такой исход дела, Антон впервые за месяц решился выйти в город. Первый визит он решил нанести своей сестре, жившей почти рядом с СРЗ. Когда Вера Петровна, услышав звонок, открыла дверь и увидела своего брата, она отшатнулась:
      – Антон, это ты? – не веря своим глазам, спросила она. – Что с тобой?
      Вместо молодого, пышущего здоровьем капитана 3 ранга, которого она видела полгода назад, перед ней стоял старик с ввалившимися щеками, морщинистым лбом и поседевшими висками.
      – Ничего страшного, – улыбаясь, ответил брат. – Теперь уже ничего страшного. Все позади.
      Больше она вопросов не задавала, а он как всегда и вовсе о служебных делах говорить не стал. Спустя неделю командир дивизиона СДК приказал Антону сдать дела и обязанности помощнику командира корабля и прибыть в Донузлав.
      Поздравив Антона с завершением «хождений по мукам», капитан 2 ранга Трофимов заявил:
      – Я убываю к новому месту службы в Севастополь. Тебе придется вступить в командование дивизионом, правда, пока временно. Представление на тебя уже отправлено, комбриг подписал.
      Сначала все шло как по нотам. Кораблей в дивизионе осталось немного. Служба отлажена. «Злейший друг» Антона, капитан 1 ранга Иволгин, убыл куда-то в училище. Новый начальник штаба бригады, капитан 2 ранга Макеев, давно знал Антона и ничего против него не имел. Правда, оставался еще один недоброжелатель – начальник политотдела, но он почему-то отнесся к назначению нового комдива индифферентно. Приказа Главкома ВМФ о назначении Антона не было. Не было и причины идти к нему на прием. Однажды ночью, когда Антон остался за комбрига, дежурный по связи принес ему распоряжение начальника штаба флота срочно отправить один средний десантный корабль в бухту Казачью для обеспечения тренировок морской пехоты. Выбор молодого комдива пал на корабль капитана 3 ранга Марголина. Пока Марголин добирался до Донузлава, Антон решил вместе с дежурным по бригаде обойти корабли. За ним увязался и капитан 3 ранга Дьячок, инструктор политотдела, «ночной начпо».Это был типичный «политрабочий», как частенько называли людей подобного склада многие офицеры. Чаще всего это были неудачники из числа строевых офицеров или техников, которые не умели работать ни с людьми ни с техникой. Если же кроме этих качеств они еще обладали безхребетностью, то они тут же попадали в политотдел. Для начала их пристраивали начальником клуба или секретарем комсомольской организации, а потом они потихоньку дорастали до должности инструктора политотдела. Пока нормальный офицер через тернии добирался до звания капитан-лейтенант, «политрабочий» уже щеголял в ранге старшего офицера и начинал поучать своих недавних начальников, как работать с подчиненными. Строевые офицеры, мичманы, старшины и матросы посмеивались над ними, но вынуждены были терпеть. Субординация. Каждый из них имел на кораблях и в частях какое-нибудь обидное прозвище. Как только Дьячок появлялся на горизонте, матросы и старшины начинали откровенно смеяться:
      – Дьячок «идет с рати» – говорили они, придавая этому афоризму далеко не патриотическое звучание.
      Антон уже 5 лет знал этого «деятеля». И всё это время он, выступая перед любой аудиторией, умудрялся ввернуть афоризм: не хвались, идя на рать, а хвались, идя с рати.
      С приходом на корабли Дьячок куда-то исчез и появился только через полчаса:
      – Товарищ комдив, Ваш новый командир СДК Марголин прибыл на корабль крепко выпивши, – захлебываясь от гордости, что улучил командира, затараторил он.
      – Валентин Николаевич, взгляните на часы! Еще нет и пяти часов утра. Мы вытащили его с постели. Вот если бы в 8 часов он прибыл в таком виде, действительно было бы о чем говорить.
      – Я требую отстранить его от командования кораблем немедленно! – насупясь, продолжал настаивать тот.
      – Валентин Николаевич, капитан 3 ранга Марголин по прибытии мне представлялся. Он лишь чуть-чуть «навеселе». Через пару часов будет как стеклышко.
      – А если нет?
      – Вот тогда и будем говорить. В таком случае я сам отведу корабль в бухту Казачью.
      Капитан 3 ранга Дьячок, недовольно ворча, удалился. Антон поднялся в ходовую рубку СДК. Дьячок уже был там. Капитан 3 ранга Марголин, сидя в командирском кресле, проверял график приготовления корабля к бою и походу. Его старпом, старший лейтенант Петросов, стоял рядом.
      Увидев ВРИО комдива, Дьячок приосанился и, повернувшись лицом к Марголину, сказал:
      – Товарищ капитан 3 ранга, мне надо срочно поговорить с Вами.
      – Сейчас я занят, – спокойно ответил Марголин. – Вот доложу комдиву о готовности к бою и походу, тогда мы с тобой и поговорим.
      – Я остался за начальника политотдела, – заверещал Дьячок.
      – Послушай, старпом, убери отсюда этого попа, то есть Дьячка. Он мне уже надоел.
      Как ошпаренный, капитан 3 ранга Дьячок выскочил из ходовой рубки и помчался в политотдел. Поговорив с Марголиным и убедившись, что он абсолютно трезв, Антон отправил его в Севастополь. Когда Антон пришел на утреннее совещание к комбригу, Дьячок успел уже восстановить против Марголина и против нового комдива весь политотдел.
      – Я же Вам говорил, – шипел начальник политотдела, обращаясь к командиру бригады. – Не надо было подписывать представление на Родионова. Он сам не уважает политработников и его подчиненные тоже.
      – Товарищ Родионов, доложите, что там произошло, – спокойно сказал комбриг.
      Антон коротко изложил суть дела и добавил:
      – Два старших офицера, в одинаковых званиях, не очень корректно поговорили друг с другом. Пусть сами и разбираются.
      Вся бригада, и комбриг в том числе, знала мелочный, вздорный характер инструктора политотдела Дьячка. И он не замедлил еще раз подтвердить свою репутацию.

      – Он был пьян, – завизжал Дьячок, как только Родионов закончил свой доклад.
      – Я его не обнюхивал, но внешне он выглядел вполне нормально, – ответил на его реплику Антон.
      Казалось на этом дело и закончено. Однако после совещания начпо отправил в Севастополь Дьячка и еще кого-то из политработников, чтобы провести расследование этого пустякового случая.
      – Товарищ Родионов, работники политотдела провели расследование безобразного поведения командира корабля вашего дивизиона, капитана 3 ранга Марголина. Я решил предать его суду офицерской чести, – заявил начальник политотдела, вызвав Антона в свой кабинет. – Напишите на Марголина отрицательную характеристику и представьте ее мне. Даю Вам на это три часа.
      – Извините, товарищ капитан 1 ранга, я Вас не совсем понял, что значит «отрицательную». Я напишу объективную характеристику, а суд чести пусть уже решает, какая она.
      – Я еще раз поясняю Вам: Мне нужна отрицательная характеристика на вашего офицера
      – Марголин отслужил в ВМФ 30 лет. Он зарекомендовал себя хорошим воспитателем и грамотным специалистом. Я не могу зачеркнуть всю его биографию из-за мелкой ссоры с офицером-политработником, к тому же не очень умным, – спокойно пояснил Антон.
      – Делайте, что Вам говорят, и не умничайте! – продолжал настаивать начпо.
      – А как же быть с честью офицера?
      – Это решайте сами, либо Вы пишете нужную мне характеристику, либо я отзываю представление политотдела на ваше продвижение по службе.
      Антон усмехнулся и вышел из кабинета. Через три часа он прибыл к Драчеву и вручил ему характеристику на Марголина.– Вы что, принесли мне представление на орден Красной Звезды для Вашего Марголина? – завопил начпо, прочитав характеристику. – Я же Вам ясно сказал, какая характеристика мне нужна.
      «Честный интеллигент в России неминуемо должен упереться в альтернативу: либо иди на сделку с совестью, либо прозябать», невольно всплыла в памяти выдержка из какой-то книги, недавно прочитанной Антоном.
      Еще два раза приходил Антон к Драчеву и все с тем же результатом. Начпо яростно рвал предоставленные им характеристики.
      – Товарищ капитан 1 ранга, можно я посижу у Вас в приемной, и буду заносить Вам характеристики на Марголина каждые полчаса, а Вы их будете рвать. Я их напечатал пять экземпляров. Мне уже надоело ходить туда сюда. Начпо опешил.
      – Вон отсюда! – заорал он. – Вы сами себе подписали мое обращение в политуправление СА и ВМФ об отзыве представления.
      Вскоре пришел приказ главкома ВМФ, в котором вместо фамилии Родионова красовалась фамилия незнакомого офицера с ДКБФ, двоюродного брата жены начальника политотдела.
      Спустя две недели несостоявшийся командир дивизиона десантных кораблей снова был назначен командиром среднего десантного корабля и отправлен в очередную «горячую точку».

К О Н Е Ц


УСЛОВНЫЕ ЗНАКИ И СОКРАЩЕНИЯ:

АСКЕР – воин (казахск.)
АРАК – водка. Арак бар? - водка есть? (казахск.)
АСКЕР - воин (казахск.)
АРЕ – Арабская республика Египет.
БДК - большой десантный корабль.
БРДД - баллистическая ракета дальнего действия.
БРДМ - баллистическая ракета дальнего действия, межконтинентальная.
БТР – бронетранспортер.
БТЩ – базовый тральщик.
Бурки - зимняя обувь,стеганые валенки.
ВАН - выдвижная антенна надводная
ВАС ИСТ ДАС – что это? (нем.)
ВДНХ – Выставка достижений народного хозяйства.
ВМБ – Военно-морская база
ВМС – военно-морские силы.
ВМФ - военно-морской флот.
.ГГС – громкоговорящая связь.
ГКП –главный командный пункт.
ГРОТ - МАЧТА – самая большая мачта на корабле (судне). Она обычно расположена в средней части корабля по его диаметральной плоскости.
ГУТЭН МОРГЭН – доброе утро (нем)
«ДЕСЯТКА» - условное название жилой зоны.
ДК - десантный катер.
Жуков Георгий Константинович – Маршал Советского Союза. Министр обороны СССР.
ИДА - индивидуальный дыхательный аппарат.
КАН - разновидность дымохода, проложенному по полу, которым пользовались китайцы,браконьерствующие в Сибири. Он испльзовался и как лежанка.
КБФ - Краснознаменный Балтийский флот.
КЧФ - краснознаменный черноморский флот.
Кильблоки - специальные подставки (бетонные или деревянные), на которые корабль устанавливается в доке, или на берегу.
КЗОТ- кодекс законов о труде.
КП – командный пункт.
КОМОД - так иногда на флоте сокращенно называют командира отделения.
КРАНЕЦ – устройство для хранения боеприпасов или аккумуляторов.
КРАНЕЦ  - устройство для смягчения удара при навале одного судна на другое или на причал.
КРЕМАЛЬЕРА – кольцевой, прижимной замок двери переборки.
КРЛ - Крейсер легкий.
ЛЭП – Линия (высоковольтной) электропередачи.
 ЛИМОНКА - ручная осколочная граната.
«ЛЮБКА» - подраться один на один (жаргон)
МАИ – Московский авиационный институт
МДК – малый десантный корабль.
МТЩ – морской тральщик.
ПАЁЛЫ – стальной настил нижней палубы из отдельных фрагментов.
ОАР – Объединенная Арабская Республика.
ОБК - отряд боевых кораблей.
ОК - отдел кадров.
ОБГАЛДЫРЬ – крюк для укладки якорь-цепи
ОВЕРКИЛЬ – опрокидывание судна
Орги - организационные мероприятия (слэнг)
ОШМАНАТЬ – обыскать, обокрасть.( жаргон)
 ПВО – противовоздушная оборона
Пал – швартовая тумба.
ПКР - противолодочный крейсер
ПЛ – подводная лодка.
Площадь Октябрьской революции – сейчас называется пл. адмирала Лазарева.
Пост НИС – пост наблюдения и связи.
РЕДАН - Днище судна (ТКА) особого профиля.
РВСН – ракетные войска стратегического назначения
РГД – ручная граната Дегтярева.
РДП – режим работы дизеля под водой
СДК – средний десантный корабль.
ТАС Л-2 - торпедный автомат стельбы.
«Тамир» - одна из модификаций гидролокационных станций.
ТКА - торпедный катер.
ТРАВЕРЗ – направление перпендикулярное курсу.
УКВ – ультракороткие волны.
ЧЁРНАЯ РЕЧКА – кладбище кораблей, отслуживших свой срок.
ЦДСА – Центральный дом Советской армии
ЦТС – цепь торпедной стрельбы.