На Килиманджаро в скорлупе

   ПРЕДИСЛОВИЕ.
 Внимательный и дотошный читатель уже после первых же строк предположит, что данное произведение создано, как продолжение известной повести В. Пелевина «Затворник и Шестипалый». Спешу его разочаровать:  Пелевин просто та последняя ступенька к балкону, с которого мне удобно разбрасывать конфетти чужих мыслей, реминисценций и откровенного плагиата – праздника духа ради.
***

                Часть 1
- Смотри, смотри - куры! Ой, мама, я умру со смеха! Куры на дереве! Овсянка, глянь-ка, кто к нам пришел! Зяблик, зяблик, ты такого не видел!
- Как они сюда забрались? Это происки человеков! Надо спросить у сойки.
- У какой сойки? Той, которая слишком близко к людям летает?
- Глянь, петух и...еще петух! Какие они белые, какие крупные! Может, они из дроздов?
- Сам ты из дроздов, жид порхатый...
- Ах, ты...ах, ты...
Пал открыл глаза и чуть не свалился с высокой ветки, на которой они заночевали с Ником. Лес был полон свиста, смеха, голосов и акцентов. Прямо перед ним прыгал, вероятно, от возбуждения, воробей. Чуть выше хихикала парочка синиц, а сбоку вытаращила то ли глаза, то ли черт-те что, странная птица с выправкой полковника
почетного караула. Над головой кто-то оглушительно застучал по дереву. Пал от неожиданности присел и нагадил вниз. Снизу раздалось негодующее чириканье:
- Какая наглость! Этот монстр обосрал меня! Надо их проучить!
Пал глянул вниз, но тут по спине его хлопнуло дружеское крыло:
- Летим отсюда!
Они взмыли с Ником так шумно, что на минуту их оставили в покое.
Однако коренные обитатели леса летали быстрее, и вскоре их сопровождал почетный эскорт самых разноперых пичуг. Ник с Палом быстро устали, но продолжали лететь, гулко хлопая крыльями. Они пересекли жидкие кустики, пронеслись над просекой, тут Ник резко снизился и нырнул в кучу наваленного хвороста. Пал последовал за ним.
Путаясь в ветках, они забились поглубже и замерли. Птицы леса, продолжая злорадствовать по поводу куриной внешности, осадили кучу со всех сторон.
Отдышавшись, Пал сказал из темноты:
- Мир не так уж велик, если из него по-прежнему гонят непохожих на себя.
Темнота не ответила ничего. Ник, кажется, был не в духе, и не желал начинать разговор. В обоюдном молчании они провели довольно долгое время.
Пал даже вздремнул, и открыл глаза только тогда, когда услышал треск ломающихся веток. Страшная звериная морда с черным носом старательно втянула воздух и замерла, не веря запаху. Из темноты выпрыгнул Ник и низко полетел, припадая на одно крыло. Зверь кинулся за ним, а Пал выкарабкался кое-как из кучи хвороста и взлетел, с тревогой наблюдая, как Ник уворачивается от острых белых зубов зверя. Оглянувшись и увидев, что Пал цел и невредим, Ник престал притворяться и тоже взлетел повыше. Они отлетели на приличное расстояние вдоль по просеке и сели на большое стройное дерево с колючками вместо листьев.
- Уф, вот мы и убедились в приоритете инстинкта перед разумом,- произнес, отдышавшись, Ник.
- Выходит, мы попали в мир, в котором разум бессилен? - спросил Пал.
- Не знаю, - признался Ник,- Мы слишком мало времени прожили здесь. Ясно только одно -
красота этого мира требует жертв. Эти слова можно встретить спокойствием, ибо я полагаю, что высказал некий основополагающий постулат.
- Я тоже хочу высказать постулат! - воскликнул Пал,- Красота спасет этот мир...Каково?
- Хм, неплохо, -усмехнулся Ник, -но мне кажется, что мы высказали только следствие некого общего закона, поэтому наши мудрствования не столь важны.
И все же они немного воспряли духом. К вечеру общими усилиями они нашли третий постулат: я мыслю, следовательно, я существую. Правда Ник со свойственным ему скептицизмом, усомнился в правильности последнего высказывания:
- А может, это не я мыслю? А может, Некто мыслит за тебя, меня и всех, кого мы встречали и встречаем на своем пути?
Но Пал так и не услышал окончания сентенции. Легкая тень коснулась земли, и оба друга с неожиданным проворством кинулись под развесистую еловую лапу. Ястреб, накрывший их тенью, вышел из пике в последний момент. Острокрылая птица привела в ужас Пала. Ник внешне остался спокоен:
- Итак, я существую только потому, что без всяких мыслей нырнул под спасительное дерево.

Он бы еще долго думал о приоритетах инстинкта и разума, однако быстро наступающие сумерки сняли и этот вопрос. Скоро приятели перестали различать все предметы дальше собственного клюва, а значит, надо было устраиваться ночевать на голодный желудок.
- -Смотри, смотри - куры! Ой, мама, я умру со смеха! Куры на дереве!
- -Как они сюда забрались? Это происки человеков! Надо спросить у сойки.
Следующее утро напомнило кошмары предыдущего. Казалось, что обоим повторяется давно виденный сон, возвращающийся из ночи в ночь. Весь день они опять скрывались, убегали, прятались, улетали… Ник окончательно убедился в приоритете природного инстинкта над разумом. Пал казался подавленным и усталым. К тому же оба были все время голодны. Но поначалу не жаловались. Прошло много дней, прежде чем Пал обронил ключевую фразу: «Свобода холодна», - чем вызвал бурную отповедь Ника. Тот давно уже был на взводе, так что хватило двух слов, чтобы вывести его из себя. Смысл его гневной тирады был примерно таков: «Если тебе не нравится свобода, можешь в любой момент вернуться на бройлерный комбинат имени Луначарского!» С последними словами Ник быстро поднялся в воздух и скрылся в вечерних сумерках. Пал сжался в комочек и принялся познавать еще одну глубину ужаса – ужас одиночества. Его чувства дошли до той крайней точки, после которой уже все равно, что может произойти. А Ник поднимался все выше и выше, взмахивая крыльями в такт ударам собственного сердца. Он уже решил подняться вверх, насколько хватит сил. А там – будь, что будет! Он забрался на такую высоту, что снова увидел закатное солнце, увидел, как изгибается край горизонта, а солнечный красный шар медленно удаляется от него. Колючий холод так охватил все существо Ника, что он забыл все случившееся недавно, что он поднялся ввысь от отчаяния. Восходящий поток поднимал его все выше и выше. Казалось, совсем рядом – облака, только протяни крыло – и коснешься. Ник растопырил все перья и, благодаря приличному ветру, словно белый гриф, парил в небе. Ощущения, испытываемые им, были одними из самых сильных в жизни. Раствориться в набегающих снизу волнах ветра, не испытывать страха, времени…ни одной черной мысли! Не зная, как долго он провел время в восходящих потоках, Ник решил спуститься вниз только тогда, когда солнце окончательно скрылось. Ник ничего не видел в темноте, но почему-то не сомневался, что ему удастся приземлиться. Чуть прижав крылья к бокам, он неловко заскользил вниз. Он не сразу понял, ЧТО изменилось вокруг? Много позже он проанализировал свои чувства при каждом появлении незнакомца и пришел к удивительному выводу – он чувствует его запах! Такой запах нельзя спутать ни с чем, так пахнет морозное звездное небо осенью. Но в первый раз он только почувствовал, что НЕЧТО изменилось вокруг. И когда услышал мягкий приглушенный голос, он уже знал, что рядом находится гость.
- -Не скучно ли вам в пути? Не страшно ли в темноте? Не нуждаетесь ли вы в помощи?
Голос звучал рядом с Ником и чуть выше. Ник повернул голову, но не смог ничего увидеть, потому что было темно, хоть глаз выколи.
- -Кто вы?
- -Я – Белый Ворон, - исчерпывающе - коротко отозвался попутчик.
- -Пожалуй, мне нужна небольшая поддержка, - согласился Ник, - не могли бы вы сопровождать меня до самой земли? Я плохо вижу и могу с размаху врезаться в дерево.
- -Смотрите сюда, - произнес незнакомец, и удивленный Ник увидел, как в темноте загорается контур большой птицы.
Холодный огонь опустился вниз, и Ник последовал за ним, пока Ворон не предупредил:
- -Осторожно, земля!
Ник затормозил и неуклюже плюхнулся в траву. Они сидели на твердой земле. Ник ощущал потребность выговориться, но почему-то не смел начинать разговор первым. Вместе с тем он не чувствовал неловкости, которая обычно возникает при встрече с непонятным и чужим. Наконец, преодолев невидимый барьер, он промолвил:
- -Если бы я вас не встретил, я б мог погибнуть.
- -А какова была вероятность гибели? – поинтересовался Белый Ворон.
- -Ну, почти наверняка. – признался Ник, - Дело в том, что я забрался на такую высоту впервые, чтобы… Я сам не зная, для чего!
- -И какой же повод, каковы причины вашего поступка?
- -Причина одна – я потерял самоуважение.
Внезапно в ответ на свои слова он услышал смех, похожий на отрывистое карканье.
- -Самоуважение, мой новый друг, это отрицание естественной слабости и природных инстинктов, следовательно – это продолжение слабостей и инстинктов. Отрицание отрицания. Жаль, что вы не слышали моего друга Гергеля и не знакомы с основами врановой философии. Чем более вы слабы, тем более вы нуждаетесь в самоуважении.
- -Слабость, сила… Какая разница? – возразил Ник, - Я вдруг усомнился в необходимости собственного разума. А нужна ли мне жизнь без веры в собственный разум? Нет, нет, вопрос чисто риторический. Я только объясняю, отчего мы вдруг встретились. Ведь это уже чудо – встреча с Белым Вороном? Я хочу сказать, что не каждый день белый бройлер встречается высоко над землей с вороном-альбиносом.
- -Эквивалентные события имеют одинаковые вероятности. Вероятность противоположного события равно дополнению данного события до единицы.
- -Это сказал ваш друг Гергель?
- -Это основы данного мироздания. Я поднимаюсь в небо еженощно, вы поднялись так высоко один раз в жизни. С моей стороны вероятность такого события имеет знак плюс, с вашей – минус. Вероятность нашей встречи немного меньше единицы, что не дает оснований утверждать, будто произошло чудо. Мой друг Карфуций сказал бы: «Готов ученик – готов и Учитель». Надеюсь, вы еще увидите его. Но мне пора. Спросите еще, что хотите.
- -Скажите, скажите, - заволновался Ник, - как вы светитесь в темноте?
- -Электростатическое напряжение, -каркнул Ворон и опять засмеялся как бы зло и отрывисто, - это долго объяснять, но поверьте, чудес здесь нет никаких. Просто надо подольше побыть в ионосфере, а это смертельно опасно почти для всех. Прощайте!
Раздалось хлопанье огромных крыльев о воздух – и наступила оглушительная тишина.
Ник недолго думал о встрече, усталость взяла свое – и он забылся глубоким сном. Во сне он увидел, как Белый Ворон чертит на небе непонятные знаки. Потом вдруг знаки начали рассыпаться и падать большими хлопьями наземь. Открыв глаза, Ник увидел, что это – правда.
Вся земля была покрыта белым, а с неба падали хлопья. И, как обычно, тишину нарушил голос неугомонной синицы:
- -Безобразие! В сентябре – снег! Почему? Надо спросить у сойки…
Ник нашел Пала быстро и вкратце пересказал ему ночное событие.
- -Надо снова подняться в небо, чтобы встретиться с ним! – заявил он, имея в виду Белого Ворона.
Однако его план имел один существенный недостаток: если не было ветра и восходящего потока воздуха, Ник не мог подняться выше двадцати – тридцати метров, как ни махал отчаянно своими куриными крыльями. К тому же надо было подумать о безопасном возвращении с высоты. Подумав, Ник решил перебраться из хвойного леса на берег озера, где при неудачном приземлении в темноте он рисковал только намочить перья. Пал, пережив ужас одиночества той памятной ночи, ни в чем не перечил другу. На озере жили птицы совсем иного рода, чем в лесу. Утки мало обращали внимания на переселенцев. Белые речные чайки были так же злословны, как и лесные птицы, но им некогда было заниматься травлей, они летали высоко и свободно.
Пал однажды наткнулся на одноногую цаплю и оробел. Она стояла по колено в озере, снисходительно поглядывая то на Пала, то на собственное отражение в воде.
- -Простите, вы не видели Белого Ворона? – робко спросил Пал, надеясь, что странная птица поймет его.
- -Как же, он пролетал здесь недавно, неделю назад. Поэт, понимаешь… - ответила цапля.
- -Поэт? – удивился Пал.
- -Самый отпетый! – буркнула цапля, - Поэт и актеришка. Другие вороны занимаются философией в свободное от праведных трудов время, а он только и знает, что воображать себя невесть кем…Орлом! Летает все, летает…
И раздраженная цапля, встав на обе ноги, разбежалась, замахала крыльями и полетела. Пал тут же пересказал разговор Нику. Тот совершенно перестал бояться полетов в ночном небе, но, сколько ни летал, Белого Ворона так и не встретил. Как-то вечером средь пошловатых птичьих песенок и короткого речитатива чаек Ник услышал художественное чтение явно декадентского характера.
- -Отбросьте мудрость и ученье!
Избавьтесь от доктрины долга –
И результатов ждать недолго:
Тотчас закончатся мученья,
Вернется братское участье,
Народ проснется снова к счастью…
Ник отодвинул ветку, мешающую ему видеть чтеца.
Он нос к носу столкнулся с черной желтоклювой птицей.
- -Прошу прощения, - начал он, - я сам немного сочиняю, вот и подумал, что мы могли бы обменяться кое-каким опытом.
- -Ну, если вы «немного сочиняете», то это не значит, что вы уже поэт. К тому же поэт поэта никогда не увидит издалека. Я хочу сказать, что настоящий поэт – это индивидуальность.
- -Ваши рассуждения напомнили мне одного настоящего поэта, я подумал о Белом Вороне.
- -Белом Вороне? – сразу сбавил тон незнакомец, - А вы как встретились с ним?
- -Я иногда летаю ночью под звездами.
- -Гм…Давайте познакомимся. Черный Дрозд из клана Певчих.
- -А я Затворник. Коротко – Ник.
- -Вероятно, вы недавно в наших местах, иначе бы не назвали бы Белого Ворона поэтом. Правда, он поднял поэзию на надлежащую для нее высоту, но сам не создал ни одной гениальной строчки.
- -Разве такое возможно? – удивился Ник.
- -Возможно. Можно быть блестящим критиком, знатоком, ученым, как большинство воронов, и не быть поэтом. Его предки – те писали, и неплохо писали. По материнской линии, если мне не изменяет память, он происходит от испанских грандов, которые создали гениальные творения темного стиля, который потом перенял человек Гон…Гонгора…Кажется, его звали именно так.
А по отцовской линии он из русских. Причем, его отец вдохновлял Пушкина, Лермонтова, Блока, Есенина. Чувствуете уровень? Он умер совсем недавно, пережив вороний век чуть ли не на треть. Только поэтому я говорю о Белом Вороне более уважительно, чем о других, с позволения сказать, поэтах.
- -Неужели же он сам не написал ничего стоящего? – более настойчиво спросил Ник.
- -Написал-то он много, даже слишком. Но разброс стилей, школ, течений, вкусов свел на нет все его начинания. Он хотел объять необъятное и переплюнуть своих предков. Его поэзию скопировали люди, не снискавшие лавров. Люди – плагиаторы неба, т.е. нас, настоящих поэтов. Они не скрывают этого, даже гордятся: «Мы – небожители! Мы черпаем вдохновение в небесах!» У нас они передирают – вот что я вам скажу! И заметьте, чем лучше передирают, тем выше ценятся в своем людском кругу. «Каркнул ворон: Невемор!» Хы! Жалкие подражатели.
- -Мы не договорили о Белом Вороне, - тактично прервал его Ник, - что именно боги…т.е. люди, передрали у Белого ворона?
- -А какая вам в том корысть? – фыркнул Черный Дрозд, - Ну, раз вы настаиваете, пожалуйста. Флуменисты, Блокосмисты, Парнасцы, Бестиалисты, Фуисты…
- -Постойте, - прервал его Ник, - мне это перечисление ни о чем не говорит. Но если вы хотели поразить меня, то достигли своей цели.
- -Я? Поразить вас? – почему-то рассердился Черный Дрозд, - Да пошли вы все!
Знакомство так внезапно прекратилось, как и началось, поскольку Дрозд взмыл вверх и был таков.
Ник привык к неожиданностям большого мира. К тому же он подозревал, что внезапность ухода есть основное правило свободы. Поэтому он проглотил огорчение и закрыл его только что пришедшей в голову фразой: «Кто уходит и приходит просто так – по-настоящему свободен». Развить эту тему он не успел, потому что из-под его ног внезапно вынырнула звериная морда с желтыми зубами, и разум вновь понял свое бессилие рядом с природным инстинктом самосохранения. Он закрутил столь лихой вираж на ветру, что даже пролетающая мимо чайка одобрительно крикнула: «Сукин сын!». А сука, едва не схватившая Ника, проводила его добрым, кровью налитым взглядом. Приближались трудные дни осенних перелетов. Птицы сбивались в большие и малые стаи. Девиз Ника «на юг!», который он выдал, вылетев с бройлерного комбината им. Луначарского, подхватило большинство пернатых. Однако сам Ник не торопился со сборами. Он знал, что подавляющее большинство воронов не улетает на юг, и не оставлял надежды встретиться еще раз с птицей, поразившей его той памятной ночью. Он по крупицам от разных птиц узнавал о Белом Вороне, но чем больше узнавал, тем загадочнее становилась его фигура. Однажды в погожий осенний денек к Нику с Палом пожаловал Черный Дрозд из династии Певчих.
- -Привет! – как ни в чем не бывало, произнес он, - А вы улетать не торопитесь? Скоро настанет день Великого Отбора. Можете не успеть.
Ник с Палом вспомнили куриные контейнеры.
- -А что, и здесь отбирают жизнь боги-люди?
- -Увы, мой друг. Правда, это в основном касается уток. Но под горячую руку может попасть кто угодно. Вы со своим другом – весьма желанная добыча для охотников.
- -А разве нельзя отсюда улететь? – наивно поинтересовался Ник.
- -Можно. Но дело в том, что Великий Отбор происходит везде, куда бы ты ни летел.
- -Мы пришли к тому, от чего так долго уходили, - мрачно констатировал Ник.
- -Выше клюв, друзья! – воскликнул Черный Дрозд, который на сей раз был сам оптимизм, - Пойдемте, я научу вас, как провести день с пользой и весело, так что вы даже не заметите, когда пройдет этот самый Отбор!
Спустя минуту в небе над хутором Подгоренским можно было наблюдать странную картину: впереди летела черная птица, редкая даже для этих диких лесов, а за ней, тяжело махая крыльями, обгоняя друг друга, следовали два ослепительно-белых петуха. Если б хозяйка крайнего двора подняла голову чуть повыше, она б непременно заинтересовалась этой картиной. Но ей было некогда – она процеживала забродившие ягоды для дальнейшего использования пьянящей жидкости в своих хозяйственных целях. Опорожнив кастрюлю, хозяйка просто выплеснула оставшиеся ягоды под забор и ушла, переваливаясь, в дом. Черный Дрозд уверенно рулил к этой куче испорченных ягод.
- -Вы не ошиблись? – спросил Пал Дрозда, раскусив первый горько-кислый кружочек.
- -Сейчас на вас спустится божественное вдохновение, - бормотал Дрозд, зарывшись в самую гущу отбросов.
Пал последовал его примеру. Ник ограничился легкой дегустацией и сидел поодаль, ожидая, когда Черный Дрозд насытится. Наконец Дрозд отпрянул от пищи и скомандовал:
- -Прочь!
- -Почему? –спросил Пал, чувствуя приятную истому во всем теле.
- -Потому что через короткое время ты разучишься летать, остолоп! – совсем не вежливо чирикнул Дрозд.
Пал ему поверил и очень испугался. Они отлетели втроем к тихому заросшему кустарником овражку, где Ник наконец-то смог продолжить некогда прерванную беседу.
- -Вы много мне рассказывали, но я почти ничего не понял: что такое Испания, кто те достойные мужи, которых вы упомянули прошлый раз? Если не трудно, конечно, давайте поговорим об этом.
- -Скоро будет трудно, - пообещал Дрозд. – Понимаешь, петушок, в этом мире много миров. Высший мир – это мир птиц, мы умеем жить в трехмерном пространстве, но главное в том, что мы обладаем большой степенью свободы, которую используем прежде всего для творчества. Остальные животные живут на ограниченной плоскости. Они не могут подняться в воздух или опуститься в глубины моря. Только люди иногда поднимаются вверх, используя безобразные протезы. Люди – это наше кривое зеркало. Мы глядим на них и четко видим свои недостатки. Иногда, впрочем, они показывают и наши достоинства, но это случается реже…Гораздо реже.
Длинная речь, видимо, утомила Дрозда – он сидел, сонно опустив голову, и слегка покачивался. Не менее странная метаморфоза происходила и с Палом: его гребешок и борода сильно налились кровью, а глаза выпучились, словно готовясь выскочить из орбит. Он видел перед собой двух Ников, причем левый Ник казался особенно угрожающим.
- -Негодяй! Я узнал тебя! – что есть силы заорал Пал и кинулся почему-то вбок, пробежал несколько шагов и врубился в деревце, отскочил и опять напал на бедное деревце. Так продолжалось до трех раз, напоследок он отскочил, сиганул кульбитом через голову и замер, лежа на спине и вытянув вверх обе ноги с загнутыми когтями.
Ник только покачал головой:
- -Это и есть ваше божественное состояние?
- -Слабак, - презрительно констатировал Дрозд.
- -Ну, ладно, - согласился Ник, - оставим его в божественном состоянии. Я, признаться, очень хочу продолжить наш прошлый разговор. Я многого не знаю…
- -Да что тут знать?! – грубо прервал его Дрозд, - Вот я – поэт от Бога, если принять концепцию существования Бога. А тут приходит Белый Ворон и приравнивает мой талант к людскому чириканью. Ну, ладно, если б это было голословное карканье, так нет же, он чисто математически выводит миф Поэзии для каждого земного народа!
Пал, не открывая глаз, заорал :
- -Стать бы после смерти и-и-ивою!
- -Вот она, людская поэзия, - презрительно буркнул Черный Дрозд.
- -Позвольте, позвольте, - нетерпеливо, но все же стараясь казаться спокойным, сказал Ник, - Что вы там упомянули насчет математической обоснованности мифов?
- -А-а, -неохотно вернулся к прошлой теме Дрозд, - Это так же просто, как полет. У каждого поэта есть свой миф, если, конечно, это настоящий поэт. И у каждого народа – тоже свой миф, который отображается в поэзии. У испанского, о котором мы говорили в прошлый раз – это миф предательства учеником Учителя.
Если вы разложите годы жизни четырех испанских поэтов на бумаге, как это делают люди, то увидите как бы зеркальное отображение:
Борха и Гонгора конгруэнтно отбрасывают тень на двух других больших авторов – Лорку и Росалеса. И так повторяется без малого триста лет, как рифма. Вы меня понимаете?
- -В целом, да, - согласился Ник, - Значит, Борха предал Гонгору, а через триста лет этот…Росалес – Лорку?
- -Почти так, - подумав, сказал Дрозд, - Дело в том, что для мифа не важно, предавал ли Росалес Лорку на самом деле или это досужие домыслы. Кто-то распускает сплетню, что Сальери отравил Моцарта, а затем находятся поэты, которые раздувают это до вселенских масштабов.
- -А кто раздувал трагедию? – спросил Ник, совершенно потерявшийся средь незнакомых имен и терминов.
- -Да многие. Пушкин, например. Русский. Тоже миф. Миф непрерывности – в основании их поэзии картина падающего знамени, которое подхватывают другие великие поэты. И никого не интересуют масштабы, величина вклада…То есть в цифровом контексте наш друг Ворон как раз и доказывает этот миф, но разве можно выразить цифрами те тонкие движения души, то вдохновение, которое заставляет нас играть и биться, возноситься, падать в пропасти духа…
- -А у нас, птиц, тоже есть миф?
- -Ты когда-нибудь убивал комара? – неожиданно вопросом на вопрос ответил Черный Дрозд.
- -Комара? Нет. -При том. Комары – это маленькие безобидные создания темного бога – поистине дьявольское изобретение. Никогда не убивай комаров, мой друг! Да…Но мне надо догнать.
- -Кого догнать? – наивно обернулся Ник.
- -Мне надо догнать свое состояние до кондиции. Полетели!
Ник только успел зафиксировать направление, в котором двинулся, вспорхнув, Черный Дрозд. Впрочем, можно было и догадаться, куда направился поэт от Бога. Он полетел к хутору с пьяными ягодами. Ник решил не участвовать в повторном пиршестве, а подождать немного. Через какое-то время Черный Дрозд появился, буквально рухнув рядом, и кинул Нику крупный оранжевый шарик:
- -Съешь, иначе я не буду с тобой дальше разговаривать.
Ник послушно расклевал абрикосину и даже проглотил вонючие мягкие кусочки. И спустя некоторое время он вдруг почувствовал, что мир становится понятным и ласковым, и не нужно задаваться вопросами о комарах и прочем разном. Дрозд, наблюдавший за ним, удовлетворенно хмыкнул:
- -Ну, вот, а то комары, комары…Давай лучше песню споем – самое время наступило!
- -Какую?! – радостно вскинулся Ник.
- -Петушиную.
И Дрозд, подняв голову вверх, завопил:
- -Желтой птицей дрогнет утро в день субботний!
Абрикоса веткой стукнет в день субботний!
Дальний голос петушиный
Тишину сорвет с вершины,
Заведется, как машина,
День субботний!
Ник вдруг ощутил небывалый прилив сил, замахал крыльями и заорал что есть сил:
- -Ку-ку-рукку-у!
А Дрозд, кивнув головой, продолжал свое:
- -И поедет по накатанной дороге,
В город ночи по накатанной дороге.
Эй, шофер, свернуть нельзя ли? –
На зеленом одеяле
Мы б всю ночь стихи писали
О дороге!
- -А откуда эта песня? – радостно спросил Ник.
Дрозд принял таинственный вид и сказал значительно:
- -Если я скажу – откуда, ты заплачешь!
- -Не заплачу! – возразил Ник.
Черный Дрозд зловеще хмыкнул и произнес по слогам:
- -Эту пес-ню со-чи-нил пе-тух, кото-рого вез-ли на убой в клет-ке! Он, как и ты, хотел жить, но пел эту песню до самого конца. А я услышал и запомнил.
- -Какой вы, однако! – потрясенно произнес Ник и почувствовал, как к горлу подкатывает ком. Он крепился, но предательская слезинка все же навернулась на правый глаз, который был обращен в сторону Пала.
- -Да, это страшно и печально, Ник, - сказал Дрозд, - Но всю печаль мира может понять лишь поэт.
- -Все равно, - раздался вдруг жалобный голос Пала, - Вы не должны так поступать, это нечестно!
- -Завтра ты вспомнишь свои слова и тебе будет стыдно, - снисходительно произнес Дрозд, - На сегодня ты превратился в птенчика, едва проклюнувшегося из яйца. Спи, счастливчик!
С этими словами он взмахнул крыльями и, как всегда, стремительно исчез. Ник почувствовал, что ему тоже хочется спать, хотя вовсю еще сиял день. Он рухнул в кучу листвы под кустом и забылся, совершенно не заботясь о безопасности.

Утро едва распустилось, как вдруг…
Великий Отбор! – понял Пал, услышав страшный перекатывающийся грохот. Небо было ясным, как трезвая слеза, но грома молотили так, словно гроза разразилась.
Пал никогда еще не чувствовал себя так паршиво, как в это утро. Отчаянный вопль раненой утки прозвучал совсем рядом; Пал вскочил на ноги, но тут же со стоном рухнул – болела голова, болело тело, а слабость была такая, что описать невозможно. Повернув голову вправо, Пал заметил знакомую кучу мусора из листьев и веток. Внутри кучи, конечно же, скрывался Ник от перипетий внешнего мира. «Все пропало, - обреченно подумал Пал, - Я не прошел Великий Отбор и теперь пойду в пищу людям». То, что люди, и никто другой, были причастны к Великому Отбору, сомнений не было. Толпы уток летали над озером. Грянул гром – и две утки упали в воду. Остальные шарахнулись к густому камышу, но оттуда вырвался столб огня вместе с оглушительным баханьем. И еще две утки не прошли Великий Отбор.
Внезапно в самую середину кучи метающихся уток вонзилась черная тень и Пал услышал крик своего вчерашнего подельника:
- -Уходите по-над водой! За мной, за мною!
И все утки развернулись в сторону восходящего солнца, опустились ниже; быстрое мелькание удаляющихся крыльев показывало, что Дрозд вел стаю в правильном направлении. Пал изо всех сил вытянул шею, пытаясь отыскать в той мешанине силуэт Черного Дрозда, но тут же новые разряды грома заставили его прижаться к земле. Потом все стихло. Послышались тяжелые шаги. Кто-то массивный и шумный шел рядом с ямкой, в которой прятался Пал.
- -Я тебе чо говорил – стой на стреме около кущей, - раздался рокочущий бас.
- -Да там же голо все, я как на ладони, - отвечал более мягкий голос.
- -Стоял бы там – с полдесятка набили б еще.
- -Да я вдогон пальнул, упала какая-то вроде…
- -Вроде-вроде! В роте язык, и тот без костей.
Голоса постепенно удалялись, пока не заглохли совсем. Куча мусора зашевелилась, и, как и ожидал Пал, оттуда выкарабкался Ник.
- -Полетели, посмотрим. Может, кто жив остался, - буркнул Ник.
- -Я не могу, - признался Пал.
- -Ник критически оглядел его и взлетел сам.
Отсутствовал он недолго, как показалось Палу. Тяжело приземлившись, Ник бросил на землю иссиня-черное перо.
- -Дрозд! – воскликнул Пал.
- -Он лежит в воде у самого берега.
Палу стало так плохо, что он со стоном плюхнулся вперед головой в освободившуюся кучу мусора. Его тело сотрясала не то судорога, не то рыдания. Ник же был само спокойствие – он сочинял эпитафию.
- -Возможно, я плохой поэт, - пробормотал Ник все еще плачущему другу, - но я включил в последнее слово фразу, которую намедни услышал от Черного Дрозда. Вот.
« Не говори зря,
ведь завтра встанет заря,
ты встретишь Ее
и станет противно за былое вранье…»
Они надолго замолчали.
Вечером солнце стало большим и красным, как в утро Великого Отбора. Ник осмотрел Пала и, словно врач, произнес диагноз:
- -Ты можешь лететь.
- -Куда?! – изумился Пал.
- -На юг, - повторил Ник ставшую уже сакраментальной фразу.
- -А почему на ночь глядя? – удивленно спросил Пал, но Ник был уже далеко.
Пал поднялся на крыло и подумал, что его друг, как всегда, прав. Великий Отбор не кончался сегодняшним днем. Он длится всю жизнь, все время. И отбираются не самые лучшие.
Когда они приземлились, Пал поделился своей мыслью о небрежности Великого Отбора.
- -Ты знаешь, я тоже думал об этом, - признался Ник, - Видимо, нас надоумили вывести этот постулат люди, вершащие Отбор. Но дело не в них. Великий Отбор проходит и без них, а люди…люди – только искаженный результат этого Отбора.
- Так мог сказать Черный Дрозд, - согласился Пал.
- Да, и назвал бы с десяток имен, особенно сильно развивающих нашу мысль. Интересно, откуда он их знал?
Вопрос повис в воздухе. А два друга улетали все дальше и дальше. Они летели несколько дней, то поднимаясь высоко в небо на воздушных потоках, то тяжело и медленно низко над землей. Создавалось впечатление, что Юг ничем не отличается от мест не столь отдаленных.
Ник решил, что такое однообразие – следствие их недостаточного усердия и предложил лететь и по ночам, ориентируясь по Луне. Пал возразил, что такая резкая смена режима истощит их и без того скудные силы. Они и правда очень устали. После каждого перелета можно было слышать, как гулко бьется сердце у стоящего рядом товарища. Если б не воспоминания о Великом Отборе, они бы, пожалуй, совсем отказались от идеи полета на юг. Подталкивало еще то, что с каждым днем становилось все холоднее. Провожая взглядом журавлиный клин, летящий на несколько порядков выше их, Ник удивлялся – неужели им не холодно? Как-то ночью поднялся сильный попутный ветер. Ник растолкал Пала, и они взмыли ввысь. Полнолуние давно прошло, а маленький серповидный кусочек то и дело закрывали тучи. Пал боялся отстать и летел, почти упираясь клювом в хвост Ника, кроме того, так было гораздо легче. Ветер свистел так, словно в небе раскручивали громадную птичью поилку с ржавыми гайками. Ник сам потерял направление, но упорно поднимался вверх. Он подчинил все свои силы полету. Внезапно он почувствовал, что окружающее пространство стало теплее… Нет, не теплее, - появился слабый запах – запах морозных звезд.
Он хорошо запомнил тот запах.
- -Доброго пути! Не страшно ли лететь в темноте? Не нуждаетесь ли вы в помощи?
 Как хорошо, что в трудную минуту к тебе есть кому прийти на помощь...
 Спустя некоторое время они втроем с Белым Вороном сидели на земле и слушали рассказ мудреца про самых страшных птиц на свете - ласточках.

Вы, наверное, не знаете, что ласточки – это истинное лицо народа догонов. У догонов есть свой миф, который столь отличен от мифов других племен, что бедное маленькое племя, затерянное в глубинах Африки, по духовности сравнивают с великими скоплениями родов на всех частях света, сколь-нибудь славных своим отношением к Духу: высоких орлов и мудрых воронов, странных грифов и путников –альбатросов. Как стремителен и свободен их полет! Я имею в виду ласточек. Порою мне кажется, что было бы лучше, если б все птицы, а следовательно, и люди, приняли их веру. Но миф ласточек даже не входит в группу мировых мифов. И ежегодный сбор мудрецов на Килиманджаро проходит без них. Что это я болтаю зря уже пять минут, а до сути так и не добрался.
Когда великий Бог Амма впервые сотворил мир, Он сделал его статичным и не населил ни птицами, ни людьми. Мир этот не пережил Создателя и распался в хаос. И тогда Амма создал второй мир, учтя все недоработки первого. Он сделал его подвижным и вечноменяющимся. Вверху поместил пернатых, внизу животных, под водой – странных рыб. Но самым непонятным созданием Бога Аммы стал Бледный Лис. Вы знаете, что нет животного хуже, чем человек. Но даже человеки при правильном поведении в конце концов награждаются крыльями и становятся ангелами. А Лис – это и не лис даже. На Земле его могут называть Змеем или дьяволом – получеловеком-полукозлом. Бледный Лис по природе своей не может возвыситься до птиц. Он призван разрушать гармонию устойчивых пар, ибо сделан он по подобию первого мира, с той лишь разницей, что при всей своей слабости он весьма хитер и активен. Он гуляет по земле и совершает всякие пакости, разрушая наш мир. Порой он даже превосходит в изобретательности породившего его Амму. Это он придумал, как обойти принцип возмездия на крови – удивительно простой закон, позволяющий воздать по заслугам убийце, где бы тот ни прятался.
- -Значит, мои соплеменники не останутся неотомщенными! – воскликнул Пал.
- Ну…С твоими соплеменниками сложнее. Говорят, что они раньше были людьми. Но это уже другая религия. Так о чем мы?.. Ах, да. Пролитая кровь вопиет к Богу. И включается колесо возмездия. Так Бледный Лис сумел нейтрализовать этот закон весьма хитроумным способом. Он изобрел насекомых и вдохнул в них жизнь – маленьких комаров. Комары очень слабые создания, которые вынуждены питаться кровью, так уж они созданы. Теперь представьте себе, что комар, попивший кровь у трех-четырех животных, прилетает к человеку, который сидит в глубокой медитации и отращивает крылья. Комар впивается хоботком в нос святого, а тот чисто машинально трогает рукой больное место – и убивает насекомое! Кровь животных – на носу и на руках святого. Кровь вопиет к Богу Амме, ибо даже убийство комара – все равно убийство, причем кровь не комариная, а всех тех животных, от которых пил комар, вот ведь фокус. Если долго думать об этом, можно заработать шизофрению – настолько прост и сложен камешек, попавший в колесо возмездия. И колесо начало ломаться. Надо вам заметить, что Амма больше ничего не творит, ибо Он создал мир не для того, чтобы постоянно улучшать его. Он может только спрашивать или отвечать на самые глубокие вопросы, и вот Амма опустил лицо свое к земле и спросил у Бледного Лиса:
- -Где твои розовые очки?
Ах, да, я забыл вам сказать, что Бледный Лис всегда и всюду ходит в розовых очках и утверждает, что мир прекрасен – вот какое противоречивое создание этот Лис. Когда же он сделал механизм, разрушающий великий принцип колеса возмездия, то сам так испугался, что выронил свои очки, позволяющие видеть все искаженно-радостно. А поскольку стоял он на вершине Килиманджаро, то очки падали долго-долго в пропасть и неминуемо бы разбились, если б мимо не пролетала ласточка. Она подхватила несчастные очки и, глубоко задумавшись, спросила у Аммы:
- -Что мне делать с этим предметом?
Я напоминаю, что Бог Амма отвечает лишь на глубокие вопросы. Бог Амма ответил ей:
- -Отдай очки Бледному Лису.
И ласточка вмиг взлетела к вершине Килиманджаро и отдала очки Бледному Лису. Лис схватил свои очки, напялил их и увидел, что можно создать механизм, который исключает из кармы колеса возмездия ласточек. И он поклялся ласточке, что ее сородичи – ласточки и стрижи – смогут убивать комаров без какого-то либо ущерба для своих детей и внуков. Клятва Бледного Лиса не много стоит, однако в тот раз он так испугался, что сдержал слово. Так что ласточки, по сути, самые страшные существа. Если бы они были заинтересованы в том, то завоевали бы всю землю! Но ни им, ни стрижам, которые даже ходить не могут, не нужна земля. Они всего лишь питаются комарами, не боясь колеса возмездия. А вот вам я не советую трогать комаров, хотя бы они вились вокруг тучами. Тем более, что мы, птицы, не являемся объектом нападения для этих маленьких бестий – так уж совершенно нас создали. Вот и вся история о комарах. Не сомневаюсь, что Черный Дрозд рассказал бы ее иначе, упомянув много людских имен, цифр и прочей ненужной информации…Ну, ладно, о мертвых либо хорошо, либо ничего.
- -Я задам вам один достаточно глубокий вопрос, чтобы вы могли снизойти до ответа, как Бог Амма, - взмолился Пал.
- -Задавай, - каркнул Белый Ворон.
- -Будет ли мир в конце концов разрушен?
- -Миф Старой Ласточки совершенно определенно говорит о последнем часе для этого мира. Каждый в своей жизни ищет свою половину – физическую, мифическую, - чтоб соединившись с ней, достигнуть покоя и гармонии. И когда каждое существо этого мира найдет свою половину, мир станет статичным, если не считать Бледного Лиса. Он останется одиноким, ведь у него нет пары. И когда он увидит, что все успокоились, и нарушить этот покой не удается, он спросит у Аммы:
- -Господи, почему ты меня оставил?
Бог Амма протянет ему ладони и сольется с коварным Бледным Лисом, потому что все, что есть на земле – это половина Аммы. И мир кончится.
И с этими словами Белый Ворон засветился вдруг фосфоресцирующим бледным светом и, взмахнув крыльями, оттолкнулся от земли.
- -Доброй дороги! – услышали Ник и Пал.
Они долго молчали, потом Ник ворчливо сказал:
- -Давай замаскируемся, чтобы нас не схватил рыжий лис. Я чувствую, что тут много мусора.
 Больше, чем все интересные рассказы, нас убеждает в действительности существования какого-либо явления собственный опыт. Оглядываясь на свое путешествие в Африку, и Ник, и Пал впоследствии приходили к одной мысли: то, что суждено на роду – будет исполнено. Печальный опыт этого путешествия скрашивался тем, что в самые критические моменты к петухам приходили на помощь самые разные обстоятельства – от случайного совета неизвестной птицы до вполне реального перемещения в пространстве почти волшебным способом – на пассажирском лайнере, к примеру. Весь их путь можно было бы описать отдельной книгой и подать на десерт, но иногда полезнее бывает не останавливаться на фактах и событиях, а только подать всю гамму ощущений, накопленных в путешествии. Путешествие было ярким, и, безусловно, их вели. Кто вел? Есть соблазн утверждать, что некая могучая сила расчищала дорогу, помогая желторотым преодолевать препятствия, достойные опытных. Ник определил свое отношение к происходящему термином «попадание в струю». Он все еще уважал свой разум, хотя совершенно нелогично использовал инстинкт на всю катушку. Пал обычно следовал советам более умудренного товарища. Его охватывал постоянный радостный подъем, переплетенный с уверенностью с податливой мягкости этого мира. Этот подъем искал выхода в каких-нибудь необычных поступках.
На птичьем дворе его сила нашла бы выход в драках с молодыми товарищами, здесь же была возможность дать бой жизни со всеми ее неблагоприятными обстоятельствами. Вопрос о бое не стоял так прямо, но было интересно пробовать себя в разных критических обстоятельствах; иногда приближаясь к самому критическому барьеру, иногда, напротив, со всех ног удирать подальше, отодвигая этот самый барьер. Хорошо с рассветом, а иногда еще в полной темноте, прокричать приветственную песню утру и взмыть над землей, все более и более удаляясь от твердой поверхности. Ожидать того момента, когда еле видимая полоска света по мере подъема вверх вдруг превратится в полукруг горячего светила, тоже просыпающегося к своему бесконечному путешествию. И открыть клюв навстречу холодному воздуху, который вопреки всем законам не остужает, а обжигает горло, и глотнуть его, наполняясь той силой, которая толкает само солнце по только что бывшему черным небу.
Я вылупился из яйца и плыву по поверхности событий. Во мне сильны страх и гордость: страх непризнания и гордость желания, и эта четверка создает ложное Эго.
Река – Гордыня – течет из страха
По медным трубам, о, подлая полость!
Куда два «о» утекают? На ухо:
Грусть – в горсть, страх – в гордость.
Ник проснулся и немного посидел, не вытаскивая головы из-под крыла, чтоб запомнить сон. Через полминуты он задумчиво произнес:
«Грдсть – гордость…»
- -А? Ты что-то сказал?
- -Да нет. Мне приснился сон, где главным героем был скелет гордости.
- -И как он выглядел?
- -Грдсть, - повторил Ник, - Я думаю, что если сон в руку, то скоро мы встретимся с достаточно необычным путником.
- -Я застал вас врасплох, коллега! – послышался голос сверху, - Я имею в виду фазу сна, характеризующуюся повышенной активностью автономной нервной системы.
Ник и Пал подняли головы и увидели, что на камне, под которым они заночевали, сидит большая птица с кривым длинным клювом и весьма изогнутой линией крыла. Крылом говоривший поводил из стороны в сторону, как бы подчеркивая свои слова.
- -Я – Крэк из племени буревестников!
- -Ник, - сказал Ник.
- -Пал, - сказал Пал.
- -Из куриного племени? Что же вас занесло к нам? – с неподдельным удивлением спросил Крэк.
- -Миф. Миф о том, что за пределами нашего мира есть нечто лучшее, - сформулировал Ник.
- -Интере-есно, - протянул Крэк, - А исследовали вы свой миф, чтоб утверждать, что мир – не есть то лучшее, что вы ищете? Может, вы поднимались в небо, чтобы убедиться, что планета изначально была яйцом? Или вы ныряли в море, чтобы увидеть мир с морского дна? Опускались в жерло вулкана или делали еще что-нибудь подобное?
Пал спокойно ответил:
- -На дно моря мы не ныряли, это верно, но летали, и довольно высоко, а к вулкану под названием Килиманджаро как раз направляемся.
- -Ну, это потухший вулкан, - сказал Крэк, - Хотя, для удовлетворения скелета гордости подойдут и такие. Не могли бы вы мне подробней рассказать свой сон?
- -С какой стати? – проворчал Ник, - Вдруг вы сможете использовать мои откровения во вред мне?
- -Откровения! – восхитился Крэк, - Я и не знал, что куриному племени приходят во сне откровения!
- -А что же, по-вашему, должно приходить во сне? – спросил Пал.
- -А очень простые вещи! – немедленно отпарировал Крэк, - В символе вашей гордости я вижу самку, которую вы хотели бы иметь. То есть топтать!
- -Бред, - фыркнул Ник, но Пал его почему-то не поддержал.
- -Во-вторых, вы видите во сне своего врага, который гонится за вами или получает от вас тумаки. В-третьих, вы видите самого себя. Я говорю «якобы», потому что во сне вы видите только себя. Только себя и врага своего. В общем, весь опыт вашего откровения можно свести к этим трем фигурам сна.
- -А как быть с таким сном? – спросил Ник, - И слово в слово повторил свой сон и стихотворение в придачу.
- -Это твое Эго. Сон о том и говорит. Страх – твой враг внутри тебя. Грусть в горсть – это что-то! Не стоит так подавлять сексуальные желания. Иначе они донырнут до общего архетипа птиц. Хотя, если вы подчиняетесь мифу, вы уже донырнули.
- -Общий архетип птиц? – озадаченно спросил Ник, - Объясните поподробней.
- -Лететь, - коротко ответил Крэк, - такой понимаете феномен. Раз вы тут, то вы уже тащите на себе этот миф или архетип, - как хотите, так и называйте. Вы не можете отбросить его и вернуться к нормальной жизни.
- -Благодарю покорно! – расшаркался Пал, вспомнив контейнер, от которого они с таким трудом избавились.
- -А как же освободиться от архетипа? – спросил более спокойный Ник.
- -А надо выместить его другим архетипом, - не задумываясь, ответил Крэк, и, взлетев, закружился над приятелями.
- -Вот я птица! – закричал он, - А вот рыба, - и он нырнул в набежавшую волну, ибо разговор происходил на пустынном берегу моря, куда Ник и Пал добрались после многих злоключений.
Крэк вдруг шлепнулся на песок и пополз, захлебываясь от смеха:
- -Я – тюлень! Тварь земная, берущая силу от твердой почвы!
- -Кого он тебе напоминает? – спросил Ник.
- -Черного Дрозда? – полувопросом ответил Пал.
- -Черный Дрозд имел на это право, если вспомнить гибель… Интересно, как этот Крэк…
- -Я молния, я буря! – орал Крэк, кувыркаясь в воздухе.
- -А я – петух! И не хочу быть ни молнией, ни рыбой! – прокричал в ответ Пал.
Крэк спикировал к ним и сел на прежнее место.
- -Я тоже не то и не другое. Я – Крэк из племени буревестников. Но иногда стоит побыть всем понемножку.
- -Вы хотите сказать, что стоит только освободиться от мифа, и тогда…
- -Нет, нет, - оборвал Крэк Ника, - Надо наоборот, набрать как можно больше мифов, и тогда поймешь, что миф – это тот же петух, ни больше, ни меньше. Правда, миф тогда несколько теряет в цене, зато собственно петух вырастает до мифа.
- -Ничего не пойму, - признался Пал, - Может, на Килиманджаро мы несколько проясним ситуацию?
- -Вас утопят в философии, насколько я знаю тамошних…э-э…коллег, - презрительно сказал Крэк, видимо, представив этих самых коллег.
- -А вы случайно не поэт? – забросил удочку Пал, все еще сравнивающий нового знакомого с Черным Дроздом.
- -Да, я поэт! Над седой равниной моря ветер тучи собирает! Между тучами и морем гордо реет буревестник, черной молнии подобный.
- -Это же не стихи! – возмущенно запротестовал Ник, - Это пиаровская пропаганда.
- -Откуда вы знаете? – удивился Крэк.
- -Да был у нас приятель, Черный Дрозд, поэт, опускающийся в редких случаях до пиара.
- -Вот как? И как же он писал стихи, которые отличались от пиара? Лапой по песку? – глумливо хохотнул Крэк.
- -Нет. Кровью по воде, - сдержанно ответил Ник.
- -Неплохо сказано, - задумчиво подтвердил Пал, - он спас нескольких уток, и сам погиб за них.
- -Ну, поступок не всегда характеризует талант. А не могли бы вы прочесть что-нибудь из его поэзии?
- -Оставьте мудрость и ученье.
Избавьтесь от доктрины долга,
И результатов ждать недолго:
Через полмесяца мученья
Народ вернется снова к счастью…
- -Э-э, да ваш друг – даос! – закричал Крэк, - Нас часто путают с ними, но общность только кажущаяся.
«Даос, даос» - пробормотал Пал, запоминая незнакомое слово, и рванул со всех крыл от революционно настроенной птицы. Ник незамедлительно последовал за ним.

                Часть 2
Гора Килиманджаро не входит в число святых мест, почитаемых людьми. Если не считать наивные верованья негров-масаев, гора Килиманджаро вообще выпадает из длинного списка географических объектов, именуемых по-разному, но чаще всего известных как «Божья Земля». Пещеры Кумрана и гора Арафат близ Мекки тоже не часто на слуху у верующих мусульман и христиан, однако у более въедливых исследователей этих религий, они служат как бы доказательством или, грубо говоря, музейным примером жития Христа и пророка Мухаммеда. Столь же двойственна природа святости горы Килиманджаро, почитаемой среди птиц. Она служит не столько местом поклонения или культовых обрядов, коие у большинства пернатых отсутствуют, а, скорее местом ежегодных продолжительных дискуссий, устраиваемых представителями наиболее продвинутых видов. Таковыми считаются все врановые, орлы, грифы, вообще стервятники, а также кое-какие экзотические виды вроде шалашника австралийского. Именно благодаря этим последним прилет на гору двух молодых петушков из России не вызвал большого удивления среди собравшихся философски настроенных делегатов. Не сильно удивились и просьбе Ника познакомить его с вороном Хуго. Ворон Хуго оказался маленьким взъерошенным стариком с потухшим взглядом. Он кивнул, выслушав короткий рассказ друзей и показал им нишу в скале, где обитали представители карманян.
- Здесь не очень тепло, но чем больше нас будет, тем лучше спать, - туманно объяснил он свое гостеприимство.
- А когда же начнутся религиозно-философские диспуты? – поинтересовался Пал.
- Да какие там диспуты! – пренебрежительно махнул крылом Хуго.- Каждый толкает то, что ему хочется…хотя условились, что все религии и мифы вышли из одного источника, а мы лишь по-разному приспосабливаем его к своему пониманию. Кого бы вы хотели послушать?
- Не подскажете ли Вы, где нам найти даосов, - спросил Ник.
- Летите вниз, к той расщелине, там они все, скромники, - с убийственным презрением отозвался Хуго.
  Даосы при ближайшем рассмотрении оказались обычными серыми ворОнами, коих и в стране Ника с Палом немало. Правда, местные вороны вели сугубо отвлеченный разговор.
- В мире царят зло и беспорядок, - скорбно сообщала одна ворона побольше.
Остальные поддакивали и добавляли:
- Да, да, зло и беспорядок!
- Мы забыли, что все исходит из одного источника…
- Надо к нему вернуться…
- Надо оставить эгоцентризм и злобу…
- Надо перестать соревноваться с другими…
- Да, надо быть в гармонии с функциями вселенной…
- Простоту серого пера возьмите за основу…
- Уменьшай корысть, ограничивай желания…
 Ник совсем было разочаровался в даосах, которые даже не обратили на них с Палом внимания, как вдруг заметил неподалеку от общей кучки одну ворону более светлой масти. Она лежала на боку, вытянув ноги, и хлопала глазами.
- Вам нехорошо? – с тревогой спросил ворону Пал.
- Отчего же? – удивилась ворона.
- Вы неподвижно лежите, земля холодна. Может, Вы заболели?
- Я здорова. Мое лежание вызвано последовательным воплощением 15-го чжана. Цитирую: « Кто способен, будучи мутным, стать неподвижным, посредством покоя постепенно очистится».
- А почему Вы следуете именно 15-му чжану? –спросил Пал.
- Я следую всему, что высказал мудрец Крао Кры.
- А не высказал ли он такой чжан: «Отбросьте мудрость и ученье, избавьтесь от доктрины долга…»
- Девятнадцатый чжан, - не дослушав, заявила ворона.
- Не могла бы Вы процитировать его полностью?
- Пожалуйста: «Избавьтесь от мудрости, отбросьте знания, народ выиграет стократно. Избавьтесь от роскоши общения, отбросьте осознание долга. Народ вернется к сыновьей почтительности и братской любви. Избавьтесь от навыков, откажитесь от выгоды, не будет ни воров, ни разбойников. К трем этим правилам добавить: проявляй простоту серого перышка, содержи в себе безыскусность осенней безлистной ветки, уменьшай жадность и ограничивай желания»
- Интересно, - пробормотал Ник. – А сколько же всего чжанов сочинил мудрей Крао Кры?
- Около трехсот. Но уверяю вас, достаточно и одного, чтобы достигнуть совершенства.
- И Вы выбрали 15-й? – догадался Пал.
- Да. Ибо в одном чжане видно все учение.
- А для чего Вам совершенство? – не унимался Пал.
Ворону не смутил и этот глупый вопрос. Откинув голову назад, она забормотала:
- Продвижение к совершенству подобно воде. Вода в своем совершенстве приносит пользу мириадам сущностей, не соперничая ни с кем из них, приносит пользу. Восьмой чжан.
- Значит, лежа тут на боку, Вы можете принести пользу и нам? – спросил Пал.
- Разве я еще не принесла вам пользу? – удивилась ворона.
- Мы – птицы из дальних мест, мы впервые на Килиманджаро. Вы не объясните, почему остальные даосы не последуют Вашему примеру, - опять вступил в разговор Ник.
- Если все поступают прекрасно – в этом уже заложена мерзость, - каркнула ворона и закрыла глаза, показывая, что вопросы ее утомили.
 Пал с Ником отошли в сторонку.
- Пожалуй, в ее учении есть рациональное зерно, - сказал Ник. - Но как, лежа на боку, можно сломать окружающую тебя скорлупу? Нет, похоже, это учение не для меня.
- А мне кажется, что я что-то похожее уже слышал, - пробормотал Пал, - или думал…а может, я знал это учение изначально, еще находясь в настоящей скорлупе, в яйце то есть… Удивительно.
- Что тут удивительного? Обыкновенная…обыкновенная…- и Ник замолк, не в силах подобрать слова объясняющего неудивительность учения.
Но ворона, оказывается, их слышала.
- Антиципация! – каркнула она.
- Что? – опешили петушки.
- Антиципация! Это общее понятие, возникающее в сознании птиц еще до появления вещей.
- У меня что-то голова пухнет, - сказал Ник и, сорвавшись с места, полетел к пещере Хуго.
 
Хуго, выслушав рассказ друзей о знакомстве с даосами, еще раз презрительно махнул крылом.
- Слова в простоте не скажут! И это «великое учение». Я еще понимаю голубей, которых нет здесь – у тех одна догма – «возлюби». Об этом можно думать. Но когда тебе впихивают в башку 300 чжанов, можешь быть уверен, что сумасшествие обеспечено.
 Они втроем спланировали на каменистую площадку к своему пристанищу. Хуго, приземлившийся первым, внезапно замер, наклонив голову и вглядываясь в полумрак пещерки. Поза его выражала нерешительность.
- Вот те раз, - сказал он. – Кажется, нам сегодня придется ночевать в другом месте.
 Пал и Ник, последовавшие за ним, увидели весьма необычную картину. Под потолком их временного пристанища, цепляясь за каждый неровный выступ, повисли целые грозди летучих мышей. Сложив крылья и лишь слегка пошевеливаясь, они выглядели вполне безобидно. Но Ник, однажды попавший во время своих ночных полетов в их стаю, проворно отбежал подальше от пещеры.
- Будь мы на равнине, я бы показал этим тварям, что такое воин Вотана, - сказал ворон Хуго. – Но тут на Килиманджаро нам нельзя проливать кровь. А ведь скоро сюда прибудут мои друзья…Как бы их предупредить?
 Задумавшись, Хуго непроизвольно чертил когтем по земле. Наконец, он решительно закруглил линию, прочерченную лапой и, согнув пальцы, два раза ткнул в середину круга.
- Ну, вот. Теперь они будут знать, что мы ждем их у замерзшего леопарда.
 Пал, внимательно оглядевший рисунок Хуго, не заметил никакого намека на леопарда, но промолчал. Хуго махнул крылом и рванул куда-то вверх. Друзья последовали за ним. Через несколько минут полета Хуго приземлился прямо в снег, появлявшийся все больше по мере продвижения к вершине горы. В снегу и в самом деле лежал труп замерзшего леопарда.
- Это Учитель вуду, - пояснил Хуго.- Он хотел поделиться своим учением с пернатым народом, но те не посчитали возможным приравнять свои религии к его учению. Та же история, что и с нами. Он решил использовать закон жертвы для признания своей религии.
- Закон жертвы? –переспросил Ник.
- Никакое Учение не утвердится, если в основу его не положена жертва. Ему надо было залезть на самую вершину горы, но, видимо, с ним что-то случилось.
- А как с вашим учением? Разве в его основу не была положена жертва? – спросил Ник.
- Да сколько хочешь! – воскликнул Хуго.- Беда в том, что карманяне положили слишком много жертв. Получился переборчик. А этот леопард – достойный представитель религии вуду – достиг своей цели. Нынче, в последний день прилета, сюда приходят леопарды и рычат о великой тайне смерти. Не всегда, конечно.
 Никзадумался. Глядя на припорошенную снегом голову ученого леопарда. Хуго между тем разгребал ногами снег, пытаясь добраться до почвы. Наконец, он удовлетворенно хмыкнул и позвал петухов6
- Помогайте!
 Под снегом и тонкой корки льда было каменное основание, пригодное, по мнению ворона, для ночевки. Поскольку солнце давно уже погружалось за полукруг горизонта, пора было отдыхать. Три птицы, белые и черная, прижавшись друг к другу, замерли, пережидая холодную ночь.

Наутро продрогший Ник, разминая ноги и вытягивая крылья, как-то неловко повернулся и завалился набок на ровном месте. Он попытался вскочить, но тут же снова завалился набок, напомнив позой вчерашнюю ворону-даоса.
- Нога-а, - простонал он подскочившему Палу.- Кажется, я сломал ногу.
- Это холод, - сказал Хуго.- я не учел температурный стресс. Придется лететь к старому стервятнику.
- Стервятнику – жалобно повторил Ник.
- Да, он лечит всех неофитов, через боль добравшихся до Килиманджаро. Что характерно, ни один старожил не испытывал здесь трудностей со здоровьем. А вот новички…
  Поскольку ник не мог самостоятельно взлететь, пал и Хуго схватили его за крылья и шумно поднялись вверх и только потом выпустили. Они полетели вниз по склону, огибая гору с юго-запада на восточную сторону. Ник радовался полету, замечая однако, что летит гораздо тяжелее, .сломанная нога висела неподвижным грузом. Лететь же, судя по всему, надо было долго. Они перестали спускаться вниз и только понемногу сворачивали вправо. Наконец через час или около того Хуго уверенно спикировал на ровную площадку, поросшую бледно-лиловыми цветочками. Ник и пал приземлились следом, причем Ник не смог устоять на одной ноге и снова завалился набок. На первый взгляд, площадка была абсолютно пустой, но вот то, что Ник с Палом сперва принимали за большой черный валун, зашевелилось. Из-под громадного крыла показалась лысая голова с крючковатым клювом и глянула добрыми желто-оранжевыми глазами на прилетевших. Пал сильно струхнул и поспешно отошел подальше. Ник остался лежать на боку, стараясь не показывать страха. Гора сдвинулась с места, расправив крылья, приподнялась на узловатых ногах со страшными когтями и благожелательно сказала:
- Здравствуй, Хуго!  Здравствуйте, белые домашние птички. Каким ветром вас занесло ко мне?
- Это друзья Белого Ворона, - коротко объяснил Хуго.
- А, вот как. И, я вижу, один друг пострадал, столкнувшись с неподатливой аурой нашего места.
- Помоги ему, старик, - попросил Хуго.- Помоги, как помог когда-то моему соотечественнику.
- Это просто, - отозвался гриф.- Раз уж вы добрались до меня, я помогу.
Сокрушенно покачивая головой, старый гриф подошел к Нику и накрыл его своим громадным крылом, не переставая говорить:
- Что-то странное творится в мире. Вороны залетают в такие высоты, где раньше можно было встретить только орлов. Леопарды ползут к ледяной вершине. Петухи преодолевают тысячи миль, чтоб послушать то, что вы называете Учением.
 Гриф с любопытством заглянул под крыло и, убрав крыло совсем, скомандовал:
- Поднимайся!
«Я не могу», - хотел было сказать Ник, но вдруг почувствовал, что только что безжизненно висевшая нога стала послушной. Он осторожно встал и, потоптавшись, сказал:
- Спасибо…
 Пал с изумлением наблюдал за всей процедурой лечения, затем робко шагнул к старому грифу и спросил:
- А-а…как вы сделали?
- я немного изменил реальность, - ответил гриф.- Если бы твой друг полежал месяца два-три, он бы поправился и сам, я только ускорил это событие.
- Вы, наверное, исповедуете особо мудрое Учение? – спросил восхищенный Ник.
 Гриф и Хуго засмеялись.
- Я не исповедую и не причащаю, - отозвался гриф.- Когда-то в горах Аппалачи, что в Америке,  я  верил в великого Духа Маниту. Потом туда прилетели орлы-мормоны, они принесли веру в Святого Духа. Я встал на их путь. Но с моей семьей случилось несчастье. Не будем касаться трагической темы подробно. Я вместо молитвы стал произносить хулу на Святого Духа,а мормоны-орлы говорили, что такое поведение не прощается. Я ругал все великое и святое, ожидая, что меня постигнет кара, что меня убьет на месте или разверзнется скала. Но вместо наказания я тогда почувствовал, как чтя-то маленькая лапка, я думаю, меньше твоей, петушок, сала мое сердце. И в глаза мне полыхнул голубой свет. Я моментально успокоился и наполнился радостью, как будто мои родные воскресли и окружили меня. И тогда я понял, что получил освобождение. Знаете, мои маленькие друзья, система идей вторична. Умствования только помогают свыкнуться с чудом,а главное чудо – переживание освобождения.
- Вы сломали скорлупу! – почему-то шепотом сказал Ник.
- Что? А, скорлупу? Ну, можешь считать так, если тебе от этого легче. Мне кажется, не надо ничего ломать. Мир и так ломается каждую секунду, он изменчив и непостоянен. Попробуй отрешиться от него и стать статичным. И мир вокруг тебя станет спокойным и постоянным. То есть мир таков, каким ты его видишь.
- Значит, если думать, что мир голубой, то он таким и будет? – уточнил Хуго, который тоже с нескрываемым интересом слушал грифа.
- Лучше вообще ничего не думать, - повернулся к нему гриф, - попробуй остановить мысль, и если тебе удастся, мы сможем продолжить разговор. А пока летите. Когда-нибудь вас посетит Великое Одиночество, а до встречи с ним вы не поймете, как заблуждались. Сначала Одиночество. Следом придет Отчаяние, но и это ее не конец. А конец – это Забвение. Вы забудете, что вы есть, и кто вы есть. И тогда к вам начнут прилетать птицы с поломанными ногами. А может, и не только птицы.
 С последними словами гриф-гора проследовал на свое место и, сев в прежнюю позу, замер. Хуго потоптался, затем комично расшаркался и, сопровождаемый друзьями, взлетел.
- И кто их поймет, этих грифов? – бормотал он весь обратный путь.
 А Ник вспомнил чжан серой вороны: «Продвижение к совершенству подобно воде, которая помогает мириадам сущностей, не соперничая с ними». Но разве гриф знал хоть один из чжанов мудреца Крао Кры? Пал летел рядом и старался вообще ни о чем не думать. Как ни странно, ему это удавалось неплохо.

 Подлетая к месту нового приюта, Хуго внезапно затормозил в воздухе, так что петухи проскочили вперед. Пока они, недоуменно переглядываясь, возвращались к порхающему на одном месте Хуго, тот успел что-то высмотреть и осторожно спуститься.
- Возвращайтесь к пещере! – крикнул он друзьям, и те послушались его совета. Пещерка была так же забита летучими мышами, их даже прибавилось настолько, что они висели целыми гроздьями на выступах около входа.
- Почему бы нам не пристроиться на ночлег рядом? – недоумевал Пал.- Здесь все равно теплее, чем у леопарда.
- Хуго предупредил меня, что многие из рукокрылых – вампиры. Вроде тех комаров, которых нельзя убивать никому, кроме ласточек, - объяснил Ник. – Кстати, куда это он запропастился?
 Хуго прилетел через короткий промежуток времени. Он отыскал нацарапанный своей лапой знак и тщательно стер его.
- И как это я сразу не подумал о подобном казусе? – бормотал он сокрушенно.
Затем, оглядевшись, и, заметив двух своих постояльцев, он крикнул им:
- Перелетите чуть повыше, не исключено, что к нам нежданный гость… Нет, еще выше – чтоб вас нельзя было достать в прыжке!
- Кто это может достать  прыжке? – нервно спросил Пал.
Его вопрос остался без ответа.


… И ОН ВОЗНИК. НЕ ПОЯВИЛСЯ, НЕ ПОДОШЕЛ, А ИМЕННО ВОЗНИК ВЕСЬ, СРАЗУ. ЕДВА ПРОСТУПАЮЩИЕ КОНТУРЫ КУБИКОВ НА ЧЕРНЫХ БОКАХ ПОЧТИ ГИПНОТИЗИРОВАЛИ,ЛАПЫ МЯГКО И БЕСШУМНО СТУПАЛИ ПО КАМНЮ.
- Что тебе нужно, Раху? – спросил ворон.
Леопард опустил лобастую башку, понюхал стертый рисунок и ничего не ответил. Желтыми внимательными глазами он осмотрел окружающее его общество и, нехотя переступая, направился ко входу в пещеру., набитую летучими мышами. Ник с Палом сидели ни живы, ни мертвы. Если гриф показался им огромным, то леопард Раху просто чудовищным. Правда, он не обращал на петушков внимания. Раху остановился в полушаге от входа и, казалось, задумался. Было так тихо, что пал услышал, как летучая мышь чешет брюхо маленькой лапкой внутри пещеры. Внезапный порыв ветра пригнул кусты и траву. Шерсть на спине у Раху встопорщилась и снова легла на место. И опять птицы пропустили момент приготовления к прыжку.Казалось, что леопард только что неподвижно стоял у входа – и вот.
ЧЕРНАЯ ТЕНЬ МЕЛЬКНУЛА В ВОЗДУХЕ, НАКРЫВ ВХОД В ПЕЩЕРУ. ГИБКОСТЬ И БЫСТРОТА ЕГО БЫЛА ПОРАЗИТЕЛЬНОЙ: ЗУБЫ, ЛАПЫ, ВСЕ ЩЕЛКАЛО И РАБОТАЛО, СЛОВНО АДСКАЯ МАШИНА. КРОВАВЫЕ КУСКИ МЯСА, ЛАПКИ, ПЕРЕПОНКИ, СЛАБЫЙ ПИСК, ВСЕ ЗАВЕРТЕЛОСЬ, СЛОВНО МЕЛЬНИЦА. КАК НИ СТРАШНА БЫЛА КАРТИНА ПОБОИЩА, ОНА ПРИКОВЫВАЛА К СЕБЕ ВЗГЛЯДЫ КАКОЙ-ТО ДИЧАЙШЕЙ КРАСОТОЙ. ВЕСЬ ВХОД В ПЕЩЕРУ БЫЛ ЗАЛИТ КРОВЬЮ, А ОБЕЗУМЕВШИЕ МЫШИ ВСЕ РВАЛИСЬ И РВАЛИСЬ К СВЕТУ.
Ник не мог сказать, сколько времени длилось избиение, но очнулся оттого, что почувствовал, как задыхается. Вначале он задержал дыхание, да так и забыл об этом. Он громко втянул воздух в себя и закрыл на мгновение глаза.
 А когда открыл их, увидел прямо перед собой окровавленную пасть со страшными клыками. Раху осторожно придавил его лапой, на когтях которой еще болталось перепончатое крылышко. Сердце Ника помчалось в темпе, доселе невиданном. Ворон, громко каркая, летал надж ними, уговаривая убийцу одуматься. Тот по-прежнему не обращал на него никакого внимания. Он приблизил свои страшные неподвижные глаза с тускло мерцающими ромбиками зрачков к глазу Ника.
ВИДЕЛ Я ВО СНАХ С ПЕЛЕНОК –
КЕТУ, МАЛЕНЬКИЙ ЦЫПЛЕНОК
НЕ ОТВОДИТ ГЛАЗ ВЛЮБЛЕННЫХ
ОТ МЕНЯ-А-А-а…
Медленно, нарочито медленно Раху убрал лапу с Ника и нога за ногу стал уходить в каком-то странном танце. В такт отрывистым шагам он начал говорить, и хотя говорил он обычные вещи, слова его казались древним языком, слитым с языком его телодвижений.
ВЧЕРА Я УБИЛ БУЙВОЛА МАСАЕВ,
КОТОРЫЙ ПОПАЛСЯ МНЕ НАВСТРЕЧУ.
ЗАВТРА МЕНЯ НЕ БУДЕТ, ТАК СКАЗАЛИ ПРЕДКИ.
МНЕ НУЖНО МНОГО СПУТНИКОВ НА ТРОПЕ В НИКУДА.
СПАСИБО, ЧТО ПОЗВАЛ МЕНЯ, ХУГО.
- Я не звал тебя! – каркнул бедный ворон.
СПАСИБО, МУДРЫЙ СТАРИК, ХЭ-ХЭ.
Я ЗНАЮ, ЧТО ЕЩЕ УВИЖУ ОДНОГО ИЗ ВАС.
Последовал длинный прыжок. Леопард долго двигался по открытому пространству, то замедляя, то ускоряя шаг. Птицы, как зачарованные, глядели на удаляющуюся, уже маленькую фигурку зверя.

 Остаток дня Хуго с друзьями провели далеко от кровавого места. Они почти не разговаривали, лишь под вечер ворон философски обронил:
- Не пропадать же добру, - имея в виду мясо летучих мышек.
 Он слетал к пещере и плотно поужинал. Затем он летал еще куда-то по соседям и вернулся с большой новостью.
- Завтра будет общее собрание килиманджарцев. На него прилетит и ваш Белый Ворон. Спите, завтра будет трудный день.
- Я вижу, тут все дни не подарок, - проворчал Ник, устраиваясь с восточной стороны огромного валуна, поскольку ветер подул с запада.

Следующий день начался с быстрого спуска. Собрание устроили ниже, чем жили обычно вороны на Килиманджаро. Целый птичий базар образовался на небольшой овальной полукилометровой площадке, поросшей деревцами и кустарником. Председательствовал, как это ни странно, павлин. Звали его Кармапа, и как объяснил Хуго, черная корона на его голове символизировала главенство первого среди равных. Павлин Кармапа сидел под кустиком, меланхолично покачивая свернутым хвостом и не пытался прервать всеобщий гвалт. Слева от Ника с Палом разговаривали два грифа из Центральной Америки, они были приверженцами культа Майя и объясняли такую тарабарщину друг другу, что Ник, сколько ни вслушивался в их разговор, так ничего и не понял.
- Роса Небес в моей крови не дает мне упасть, даже если я опускаю крылья! – объяснял стары, какой-то потертый гриф более молодому собеседнику.
- То же самое делает Дорога в моей судьбе,- поддакивал молодой.
- Смерть, предки, кремень и ящерицы окружают твой Путь, - важно подтверждал старый.
 Ник толкнул Пала и потихоньку отступил к группе павлинов, распустивших свои роскошные хвосты. Речи павлинов были столь же красочны.
- Если бог разгневался на  тебя, то гуру спасет, - говорил один павлин.
- Но если гуру разгневается, то никакой бог не спасет,- подхватывал другой.
Третий, словно в трансе, бормотал:
- Махнирванатантра. Предисловие шактисамгамататнтры. Предисловие кулаванатантры…
 Ник робко тронул молчаливого павлина со сложенным хвостом:
- Простите, я не совсем понимаю то, о чем говорят ваши друзья.
 Павлин благосклонно кивнул головой и объяснил:
- Это невозможно понять, если вы не делаете духовную практику тантры.
- А в чем она заключается? – спросил Ник.
- во-первых, воздержание. Во-вторых, соблюдение общепринятых правил, в третьих, соблюдать правильное положение тела на той ветви, на которой вы практикуете тантру. А дальше: регулировка дыхания, удаление чувств, фиксация внимания, созерцание, сосредоточенность и янтры, пуджа, и как итог – состояние экстаза в соединении с брахманом. То есть неизвестной космической силой, которую невозможно описать словами.
 Ошеломленный ник только и сумел произнести заранее приготовленную фразу:
- Но как же гуру сможет спасти тебя, если Бог разгневается?
- Бог? Бог – это не создатель мира, как вы, вероятно, думаете,- снисходительно объяснил павлин.- Он лишь учит Истине.
По мере того, как павлин объяснял свою духовную концепцию, его хвост раскрывался, раскрывался и наконец раскрылся во всю ширь, подавив Ника своими размерами и пестротой.
Ник с пало ретировались в тень большого хвойного дерева на краю поляны, где сидело несколько ворон. Все они слушали всю ту же серую ворону, которую уже видели несколько дней назад Ник с Палом.
- Когда прекрасное кажется прекрасным всем, в этом уже есть уродство. Когда добро всем кажется добром, в этом уже есть зло. Быть и не быть возникают одновременно. Трудно и легко взаимно осознаются. Длинный – короткий взаимно противоположны. До и после следуют друг за другом. Достигнуть чего-то – всегда означает что-то потерять. Встретить беду – значит, встретить удачу. Встретить согласие – значит, встретить сопротивление.
 Серая ворона повернула голову к петушкам и, видимо, только сейчас заметила их.
-…в сумерки крик петуха возвещает рассвет, в полночь – яркое солнце…
Ник и Пал раскланялись и поспешно убрались восвояси.
- Мне кажется, что весь даосизм серой вороны мало похож на убеждения черного Дрозда, - признался Пал.
- И все же похож, - каркнул кто-то рядом.
Друзья обернулись на голос и вскрикнули. Прямо перед ними предстал в полном своем великолепии Белый Ворон.
- Как хорошо, что Вы здесь! – крикнул Пал.
А Ник, верный себе, спокойно спросил:
- Чем же это все похоже на убеждения нашего друга?
 Белый ворон немного подумал и произнес:
- Хотите знать любимую цитату Черного Дрозда? Вот: «Поэт так создан природой, что не слышит ничьего зова и внемлет лишь трем голосам: голосу смерти, голосу любви и голосу искусства».
- Это вы придумали? – наивно спросил Пал.
- Это сформулировал мой дедушка, - признался Белый Ворон.
- Но как связать это со всем, что мы слышали и слышим на Килиманджаро? – недоумевал Ник.
- Все, что говорят здесь эти мудреные птицы, очерчено формулой моего дедушки. Любовь и смерть – это основа мироздания. А искусство – это то, что привносим в мир мы.
- А старый врач-гриф, - спросил Пал, - он как-то укладывается в формулу Вашего дедушки?
- Синий свет и маленькие лапки? Это жизнь в самой сердцевине смерти. Невозможно объяснить…
- Но они все же пытаются объяснить, - кивнул Ник в сторону болтающих лебедей.- И те тоже, - указал он на стоящих поодаль двух страусов.
 
 Меж тем скромный павлин, дотоле отсиживающийся под кустиком, вышел на всеобщее обозрение и стал медленно открывать хвост. Эта процедура заняла у него секунд 10-15, все приумолкли и повернули головы к обладателю прекрасного хвоста. Павлин прокашлялся и начал свою речь резким неприятным голосом.
- Итак. Настал тот единственный день в году, когда все мы собираемся на этом священном для каждой духовной птицы месте для того, чтобы обсудить пути дальнейшего развития идей…Да-с, идей. Это я правильно сказал. Но прежде, чем мы приступим к такому архиважному вопросу, мне бы хотелось узнать, много ли здесь посторонних. И кто они.
 Вне всякого сомнения, здесь было много посторонних.
- Случайных птиц здесь, конечно, нет. Однако, памятуя о прошлогодних казусах, хотел бы рассмотреть новоприбывших и совместно с высокочтимыми представителями самых разных направлений религии выяснить, допустимо ли оставлять неофитов сегодня и вообще в этом году, в столь значимом для всех нас месте. Я бы даже сказал «архизначимом» месте.
 Последовала долгая пауза, после которой Хуго вышел вперед и каркнул:
- Вот двое новеньких. Они уже неделю, как живут со мной
 Пал вышел вперед на всеобщее обозрение и поклонился. Ник, подумав, тоже поклонился толпе, но остался стоять там, где стоял.
«Хуго соврал, - подумал Ник.- В нашу пользу или нет, интересно. мы живем с ним гораздо меньше недели».
- А кто курировал их, - задал вопрос старый ворон из кучки даосов.
- Я, - сказал Белый Ворон.- Но никакой помощи, кроме ночных полетов, не оказывал. Я хочу сказать, что мои неофиты достаточно развиты и сами могут делать соответствующие выводы из всего, что встречается на их пути.
 Пал застеснялся и начал чертить лапкой по земле.
- Кто хочет поддержать этих птиц? – спросил павлин.
- Неожиданно для всех вперед вышел один из страусов.
- Думаю, что все птицы, проделавшие столь долгий путь, несвойственный их породе, заслуживают принятия в наш коллектив. Если позволите, я задам формальный вопрос. Часто ли вы поднимаетесь в небо, мой друг?
 Пал, к которому обратился страус, потупился и сказал:
- Ну, сейчас не очень, а вот раньше мы летали целыми днями.
Страус важно кивнул и, переваливаясь, вернулся на свое место.
- Кто хочет воспрепятствовать присутствию новых гостей? – спросил павлин.
- Я, - отозвался один из павлинов,- я хочу напомнить собравшимся, что не полет собственно засчитывается высокоподнявшимся особям в актив их духовных ценностей. Иначе бы наш друг – павлин повернулся к страусу – никогда бы не был принят в братство Килиманджаро. Я также напомню, что в наше общество входят некоторые особи из представителей животного мира ,как то: леопард Раху…где он, кстати?
 Все пестрое общество колыхнулось при этих словах, а председатель едва не сложил хвост, однако усилием воли заставил себя снова развернуть его.
- Нету? Ну, это неважно. Напомню, что главным качеством, отличающим Высокоподнявшихся от просто животных является отношение к смерти. Я хочу задать новеньким вопрос: «Как ты относитесь к смерти?»
- Отрицательно, - сразу же ответил доселе молчавший Ник.- я считаю, что как разумное, так и не совсем разумное существо должно избегать смерти во всех ее проявлениях. Исключение допускается лишь в том случае, когда быстрая смерть предпочтительнее медленней.
 Павлин кивнул и продолжил:
- Мы слышим заявление, достойное человека. И не мудрено – ведь эти птицы так близко живут с человеком. А кое-где они даже убивают друг друга дабы позабавить людей. Я задам еще один вопрос птице, стоящей в центре: «Проливала ли она когда-нибудь кровь, находясь в непосредственной близости от людей?»
 Пал вспомнил, как он с перепугу выклевал глаз Семену, поэтому ответил честно:
- Да, я проливал кровь, только в целях самозащиты.
 Толпа загудела. Но Белый Ворон, перекрывая шум толпы, заявил строгим, злым и веселым тоном, который появлялся у него в подобные минуты:
- Хочу заверить уважаемое собрание, что данные представители племени куриных нетипичны для своего вида. Ни один петух еще не преодолевал по воздуху тысячи километров. И не общался так близко с высокоподнявшимися.
- Ник открыл рот, чтобы возразить – он хотел рассказать про петуха, о котором рассказывал Черный Дрозд, о его песне, об Одноглазке, с которой ему приходилось еще общаться, еще о чем-то, но вовремя вернувшийся Хуго наступил ему на лапу и цыкнул:
- Молчи!
 Председательствующий павлин еще больше развернул свой хвост, хотя это и стоило ему значительных трудов. Шум постепенно стих, и он начал свою заключительную речь.
- Я внимательно выслушал все за и против. Я внимательно выслушал все, что сказали нам две новоприбывшие птицы. И я готов обосновать свое будущее решение. Хотел бы вам напомнить, как пару миллионов лет назад один из прародителей нашего уважаемого страуса внушил людям, обитающим на небольшом ареале джунглей, что они должны подняться с четырех на две ноги. Это было нужно, чтобы выйти в полупустынные и степные местности, в саванну. Впрочем, все мы знаем старую историю и знаем, чем она закончилась. К чему я напоминаю о давно ушедших днях? Я хочу тем самым дать ответ на фразу уважаемого нами Белого Ворона: «Они не типичные представители своего племени». Те двое, научившиеся ходить на задних конечностях, также были нетипичными представителями своего племени. Основываясь на всем вышеизложенном, я хочу волей, данной мне в нынешнем году Высокоподнявшимися, объявить двум нашим новеньким, что мы не можем принять их в свое братство. Да.
 Павлин чуть сомкнул свой прекрасный хвост, так что фиолетовые круги на нем превратились в овалы и повернулся к Палу спиной. Пал съежился и бочком-бочком вернулся на свое прежнее место. Ник с досадой взглянул на ворона Хуго, который открыл рот, чтобы что-то сказать, да так и остался стоять с открытым клювом.
- Лучше бы я им нахамил, - пробормотал Ник; ему ужасно не понравилась вся процедура недопущения их в ряды продвинутых килиманджарцев.
- Есть ли еще претенденты? – спросил тем временем председатель.
- Да. Есть, - отозвался уже знакомый павлин.
 Откуда-то из кустов вышла переваливающейся походкой большая суровая горилла и села на место, где ранее стоял Пал. Раздались удивленные возгласы. Председательствующий павлин вытаращил на гориллу глаза, затем перевел взгляд на своего соплеменника, к тому времени гордо развернувшего свой хвост, - он, как выяснилось, и приготовил этот сюрприз. Убедившись, что розыгрышем тут не пахнет, а напротив, все происходящее дышит серьезностью, отраженной на свирепой горилльей морде, председательствующий павлин начал процедуру:
- Есть ли представители Высокоподнявшихся, которые могут подтвердить правомерность появления здесь этой, я бы сказал, архистранной особи?
- Есть! Есть! – закричало сразу несколько павлинов.
 А один, самый старый, шикнул и вышел вперед, чтобы произнести слово в поддержку горилльей кандидатуры.
- Пора удаляться, - шепнул Белый Ворон своим петушкам.- Я вижу, что горилла не в пример вам пользуется большими шансами стать Высокоподнявшейся.
- почему же? – изумился Ник.
- Волосатая лапа, - неопределенно ответил Белый Ворон и, громко хлопая крыльями, поднялся в воздух. Ник с Палом последовали его примеру. Тотчас следом в воздух поднялась еще одна птица. Так вчетвером они пролетели немного вниз по склону и приземлились на траву. Четвертой птицей оказался небольшой красивый ястреб с черными полосами вокруг глаз.
- Как я понял – тоже претендент на принятие в братство Килиманджаро? – полуутвердительно спросил его Белый Ворон.
- Да. Я хоте сначала. Но передумал, - отвечал ястреб.
Голос его был спокоен и полон скрытой силы. А может, крючковатый клюв и черные полосы вокруг глаз придавали ему такой страшноватый шарм.
- А зачем тебе нужно было вступить в братство? – спросил ястреб у Ника.
- Возможно, ты меня не поймешь…Я прибыл сюда издалека, положил столько сил, - начал объяснять Ник.
- Я тоже довольно долго путешествовал, - скромно признался ястреб.- Вылетел девять с половиной лет назад с мыса Ирагодзаги, что в Японии. Посетил Тибет, Кавказ, пустыни Монголии, Индонезию и кое-что еще. Мне бы давно пора вернуться на родину на гору Митакэ.
- Девять лет! – восхитился Пал, - Меня еще и в яйце не было!
- Так почему же Вы не попытали счастья вступить в общество Высокоподнявшихся? – спросил Белый Ворон.
- А зачем? – повернул голову ястреб с Митакэ.- Я хочу спросить тебя – кивнул он Нику – зачем тебе это было нужно?
- Я хотел пробить скорлупу, - уныло ответил Ник.
- Какую скорлупу? – удивился ястреб с Митакэ.
- Это миф, - объяснил Ник. – Я всю жизнь пробиваю скорлупу, чтобы выйти в большой мир.
 Сменяя друг друга Ник и Пал стали рассказывать ястребу о своих приключениях. В это время к их группке присоединился ворон Хуго. Он отозвал в сторону Белого Ворона и спросил:
- Не встречал ли ты где-нибудь моих карманян?
- Боюсь, я не обрадую тебя, - сказал ему Белый Ворон.- Твои друзья, по слухам, присоединились к королевским воронам на Тауэре. Что поделать – года идут, каждому хочется спокойной и сытой жизни…
 Ястреб с Митакэ нисколько не изумился, выслушав историю, рассказанную Ником и Палом.
- По-моему,- сказал он, - это действительно сплошной миф. Скорлупу вы пробиваете раз в жизни, а потом все происходит по-другому.
- Как же «по-другому», - возразил Ник, - мы все время расширяем свой мир, который был сначала размером с яйцо, затем с контейнер, затем с помещение птицефабрики, потом лес, окрестности близ озера и, наконец, целое общество умнейших птиц всего мира!
- Разве это можно назвать «разбиванием скорлупы»?- спросил ястреб.- Ты всего лишь менял свое местожительство, что, конечно, здорово. Но, сравнивая свою жизнь в разных мирах, не заметил ли ты, что каждый новый мир по-своему хорош и по-своему опасен. В твоем благодатном лесу тебя едва не убил мой родственник лесной ястреб. А в сарае птицефабрики тебя могла съесть крыса. Но ведь было что-то хорошее даже в контейнере, который ты покинул. Или на озере.
- Хорошее?- с сомнением спросил Ник.
Пал вдруг вспомнил, как один из обреченных остаться помахал ему рукой и ему стало так грустно, что он отошел подальше от разговаривающих.
- Там что и было хорошее – так только Черный Дрозд. Но дрозд погиб. Сомневаюсь, что те утки, которых он спас, помнят о его жертве.
- В моей стране утки гораздо умнее твоих учителей воронов, - ответил ястреб с Митакэ.- Ну, гуси, по крайней мере, точно умней. Но опять надо смотреть конкретней – есть один грач, который умнее и тех, и других. Впрочем, он не из наших мест.
-А откуда, - ревниво спросил Белый Ворон.
- Из Греции, повернулся к нему ястреб с Митакэ.
- Он курировал тебя и посоветовал отправиться к Килиманджаро?
- Ха. Я не из тех, кого можно «курировать»,- сказал развеселившийся ястреб.- Но среди прочих мест, достойных посещения, он назвал мне и гору Килиманджаро. Что ж, здесь действительно было неплохое общество. И если бы вы не обращали внимания на мифы и не обобщали самые разные категории в своих мифах, я б задержался подольше. А теперь прощай. Я хочу полететь в Индию напрямик, через океан. Хватит жаться к суше.
- Да что-то я слышал про твоего грача, - сказал Белый Ворон.- Это не он ратовал за свободный белый стих на сборе в ливанской Финикии?
- Ястреб с Митакэ невежливо фыркнул, повторил «прощайте» и легко, как лист на ветру, скользнул в голубое небо.
- Ну.можно еще исправить этот день, - сказал никому конкретно Белый Ворон, следя за его полетом.
- Как?! – в один голос вскрикнули ник и Пал.
- У неофитов есть одна обязанность, - объяснил Белый Ворон.- после принятия их в братство Высокоподнявшихся надо как можно выше взобраться на гору Килиманджаро.
- но мы же не приняты, - возразил Ник.
- Зато вам по силам подняться выше всех тех, кто принят за последние годы. Вы можете полететь к самой вершине Килиманджаро. Или хотя бы ты один, - указал Белый Ворон на Ника. Мне кажется, у тебя побольше сил.
- Пал только кивнул в ответ и отошел подальше, чтоб погрустить в одиночестве.
- Мне надо лететь одному? – беспечно спросил Ник.
- Только одному! – подтвердил Хуго.- Так поступают все неофиты. И помни, ты будешь первым петухом, поднявшимся на самый пик.
- Разве? – с сомнением спросил Белый Ворон. – А как же старый павлин? Он-то из отряда куриных.
-Ястреб с Митакэ не одобрил бы такое обобщение, - сыронизировал Хуго. – Павлин сделал это гордыни ради. А наш друг разобьет очередную скорлупу.
- странно, но я тоже чувствую, как вокруг него волнуется, бьется и подступает некая энергия,- согласился Белый Ворон.- Что ж, в добрый путь!
 Ник расправил затекшие от долгого сидения крылья и поднялся в воздух. Внизу остались Белый Ворон с Хуго и Палом, затем взору его открылось собрание Высокоподнявшихся, все еще заседающих на своей площадке, затем и они стали маленькими, и уже нельзя было отличить, где кто, и даже громадная горилла слилась в одно пятно с окружавшими ее птицами. Воздух стал холоднее и тоньше, и Ник, отвыкший за последнее время от долгих полетов, почувствовал усталость. Он стал реже взмахивать крыльями, позволив себе понежиться в теплом горизонтальном течении ветра, огибающего Килиманджаро с востока. Отсюда была видна долина с пятнышками коров на ней, но разглядывать новые картины было некогда. Пришлось опять во всю силу захлопать крыльями и погрузиться в холодные массы воздуха. Он уже потерял ритм движений, тот резонанс, без которого птицы не могут лететь и полчаса, но все еще не сдавался. Казалось ему посильной задача представила новые неизвестные, решения которых требовало все больше сил.  «Видимо, дело в разнице температур. Ведь я поднимался над озером на очень большую высоту. Что ж здесь мне мешает?»- думал Ник.
 Возможно, он бы и поднялся в этот день на самую вершину, если б не внезапная боль в сломанной недавно ноге. Килиманджаро испытывала его на прочность, целеустремленность и терпение. «Сегодня не смогу», - понял Ник. Он окинул взглядом открывшееся ему пространство – зеленую долину с ниточками дорог и недоступную громаду горы. Запомнил, до какой примерно высоты поднялся и, растопырив уставшие крылья, почти рухнул вниз. Постепенно становилось теплее. По мере того, как он спускался, точки внизу стали обретать очертания животных, людей. Взгляд его поймал группу пестро одетых человеков, окружавших что-то лежащее у их ног. Ник отправился туда,  и по мере приближения к той группе успел сообразить, что по крайней мере у двух людей в руках стволы, который он видел на озере в день Великого Отбора. Ник заколебался – лететь ли ему туда? Но любопытство пересилило страх, и он спустился еще ниже. Когда он опустился настолько, что мог различить даже индивидуальные особенности каждого человека, толпа внезапно разбежалась в стороны, и взору Ника предстал леопард Раху, силящийся подняться с земли. Вероятно, он был смертельно ранен, потому что движения его были замедленны и неверны. Однако он упорно вставал на все четыре лапы. Окровавленная голова его плохо слушалась хозяина, висела мертвым предметом, однако неиссякаемая звериная сила заставила его тело выпрямиться и сделать шаги по направлению к человеку с ружьем. Последний тщательно прицелился и выстрелил. Гром достиг ушей Ника, заставив его замереть в воздухе. Однако он увидел, как Раху, дернувшись, все же остался на ногах и продолжал упорно идти на человека. Тот выстрелил еще раз и перезарядил ружье. Раху все так же медленно шел. Четыре раза стрелял человек, но Раху не падал. Наконец, сбоку подбежал еще один и, почти приставив ствол к голове леопарда, выпалил. Голова Раху мотнулась вбок, но потом леопард вдруг нашел силы, чтобы поднять ее и глянуть в глаза стрелявшего. Тот некоторое время смотрел глаза в глаза, потом заорал и кинулся бежать. Раху медленно-медленно завалился набок.
 Ник опускался, стараясь держаться ближе к кучке деревьев неподалеку от разыгрывающейся сцены. Люди опять собрались в толпу, несколько человек взяли леопарда за хвост и лапы и поволокли к тем самым деревьям, на которые садился Ник. Ник спланировал в гущу листвы и что есть силы вцепился в ветку. Он совсем ослабел от полета и всего увиденного. Осторожно высунув голову, он постарался до конца проследить за действиями людей. Они подвешивали зверя за задние лапы к ветке, а первый охотник достал нож, готовясь завершить свой страшный ритуал. Ника едва не стошнило, когда он увидел, как сноровисто работает человек, убивший Раху. Сделав несколько надрезов, охотник стал с тихим треском сдирать черную шкуру. По мере того, как он заканчивал свое дело, оголялась сильная мускулистая туша, красная и мокрая. Вот охотник дошел почти до шеи.
 ВНЕЗАПНО СВЕЖЕОСВЕЖЕВАННАЯ ТУША ЛЕОПАРДА ДЕРНУЛАСЬ. РАХУ БЫЛ ЕЩЕ ЖИВ. ЛЮДИ ОПЯТЬ ОТСКОЧИЛИ В РАЗНЫЕ СТОРОНЫ, А ЧЕЛОВЕК С НОЖОМ ЗАМЕТАЛСЯ В ПОИСКАХ РУЖЬЯ, КОТОРОЕ ОСТАВИЛ ГДЕ-ТО НЕПОДАЛЕКУ. РАХУ ИЗДАЛ ТИХИЙ ГЛУБОКИЙ РЫК И СЛОЖИЛСЯ ПОПОЛАМ, МЕТНУВШИСЬ ВВЕРХ. ВЕРЕВКИ КРЕПКО ДЕРЖАЛИ ЛЕОПАРДА. ТОГДА ОН ВЦЕПИЛСЯ ЗУБАМИ В СВОИ ЗАДНИЕ ЛАПЫ.
 Что было дальше, Ник не видел. Он кинулся прочь, но запутался в ветках и стал биться. Между тем человек нашел свой ствол, лихорадочно зарядил его и, не целясь, выпустил громовой заряд в сторону леопарда. Последняя судорога жизни, вложенная в стиснутые клыки, иссякла. Раху распрямился и закачался на своей ветке, словно гроздь красных бананов. Шкура, как удивительный плащ, волочилась по багровой от крови траве. Человек на всякий случай еще раз зарядил ружье. Тут сверху послышалось хлопанье, и куда-то вбок и вниз метнулась белая птица. Совершенно машинально охотник разрядил ствол в неожиданно появившегося петуха. Взметнулись перья и куски мяса - заряд был слишком крупным для маленького Ника. Человек сплюнул, выругался и, развернувшись, пошел прочь от места. Его соплеменники молча провожали охотника взглядами. Было жарко и тихо.
 Ни один лист не колыхнулся на деревьях, когда барражировавший в небе ястреб с Митакэ заметил непонятное движение внизу. Затем раздались звуки выстрелов.  Поток воздуха нес его именно туда, можно было повернуть и войти в течение, ведущее к океану, но тишина стояла такая, какую редко можно наблюдать в окрестностях Килиманджаро. «Успею», - подумал ястреб с Митакэ. Он всегда говорил так, когда обстоятельства отклоняли его путь за все 9 лет путешествия, и никак не мог вернуться на родину. И на сей раз случилось именно то, что всегда останавливало его на пути к дому. Он увидел заключительные сцены, услышал последние аккорды той страшной музыки, которая всегда звучит, когда в дело вмешиваются человеческие силы. Впрочем, разыгравшаяся трагедия не была слишком волнующим зрелищем для птицы с Митакэ. Ястреб опустился на землю и зорким взглядом отыскал куски своего недавнего собеседника. Та-ак, вот голова, вот печень, сердце, что тут еще? Подбежавший негр махнул палкой, отгоняя слишком осмелевшего стервятника, но ястреб уже сам рванул к подножью горы со своим драгоценным грузом. Он опустился на землю и тщательно расклевал мясо, тронул мертвую голову и призадумался: в Японии он бы прочел ритуальную молитву, чтобы душа погибшего не заблудилась на дороге мертвых к устью.
«Здесь у священной горы Митакэ, поедая плоть твою и освобождая дух твой для дальнейших страданий, коие ждут тебя на твоем благородном пути, брат мой…» Он остановился, не закончив. Антураж Килиманджаро никак не подходил для нынешнего ритуала. Каким богам и духам молиться в этой странной, считающей себя великой, стране? Да и есть ли у обитателей этой страны боги? Или они не отличимы от мифов, придумываемых Высокоподнявшимися? А может, прочитать что-то из наставлений грача? Он ведь тоже чужеземец. Что ж, попробую.
Отправляясь к Митакэ, молись, чтобы путь был длинным,
полным открытий, радости, приключений.
Не страшись ни циклопов, ни лестригонов,
не бойся разгневанного Посейдона.
Помни: ты не столкнешься с ними,
покуда душой ты бодр и возвышен мыслью,
покуда возвышенное волненье
владеет тобой и питает сердце.
Ни циклопы, ни лестригоны,
ни разгневанный Посейдон не в силах
остановить тебя – если только
у тебя самого в душе они не гнездятся,
если твоя душа не вынудит их возникнуть.

Молись, чтоб путь оказался длинным,
с множеством летних дней, когда,
трепеща от счастья и предвкушенья,
на рассвете ты будешь вплывать впервые
в незнакомые гавани. Медли на Финикийских
базарах, толкайся в лавчонках, щупай
ткани, янтарь, перламутр, кораллы,
вещицы, сделанные из эбена,
скупай благовонья и притиранья,
притиранья и благовония всех сортов;
странствуй по городам Египта,
учись, все время учись у тех, кто обладает знаньем.

Постоянно помни проМитакэ– ибо это
цель твоего путешествия. Не старайся
сократить его. Лучше наоборот
дать растянуться ему на годы,
чтоб достигнуть горы в старости обогащенным
опытом странствий, не ожидая
от Митакэ никаких чудес.
Митакэ тебя привела в движенье.
Не будь её, ты б не пустился в путь.
Больше она дать ничего не может.

Даже крайне убогой Митакэ ты не обманут.
Умудренный опытом, всякое повидавший,
ты легко догадаешься, что эта Митакэ значит.
Еще не закончив молитву-наставление, ястреб ощутил, что получилось. Снизу дунул ветер, вернувшийся с моря – это дух японского камикадзе, неукротимый тайфун, чудом сумел дотянуться через пустыни, саванны и горы до здешних мест. «Здравствуй, Сусаноо, - тихо сказал ястреб, - я знаю, что ты заблудился, как и я. Но мы вернемся к Митакэ, обещаю тебе». Теплый соленый вихрь взъерошил его перья и слегка отвесил подзатыльник. Радость, которую люди называют сатори, которая бывает только раз в жизни, поднялась откуда-то из земли и подняла над землей птицу со сложенными крыльями. Немного, может, только на ноготок подняла ,но все же и такая высота достигается столь редко, что кажется желаннее, чем самый высокий полет в атмосфере.
- Как ты, петушок? – спросил ястреб у мертвой головы. – Ты слышишь, как духи помогают нам?
Ник не слышал ястреба, потому что был уже далеко от подножья. Восходящий поток поднимал его выше и выше. Вот промелькнуло то место, до которого он поднялся намедни и не смог лететь дальше. «Не нужно делать никаких усилий, - думал Ник, - даже крыльями не взмахну!» Он достиг вершины так быстро, что не успел додумать какую-то важную мысль, но тут вдруг увидел, как мимо него в небе пронеслись утки с Черным Дроздом. Он не мог ошибиться – это был Черный Дрозд собственной персоной!
- Но ты же умер, - сказал потрясенный Ник, - как же так?!
 Черный Дрозд оглянулся, присвистнул и крикнул:
- А ты?
- Я?
Но времени подумать не было, потому что снизу уже поднимался окровавленный Раху, волоча свою шкуру по снегу и оставляя красный мучительный след.
- Здравствуй, Кeту, - сказал леопард и сел рядом с Ником.
- Я не Кету, - сказал Ник.
- А кто? – спросил Раху.
Вот эту важную мысль и надо было додумать. Кто я? Кто? Но ситуация все время мешала ему думать. Вот и теперь этот леопард с насквозь пробитой головой. Ник расправил крылья и накрыл ими леопарда, как это делал с ним черный гриф когда-то. Он сам удивился, что у него такие огромные крылья, которыми можно было накрыть и леопарда, и всю Килиманджаро, если только захотеть. Он накрыл леопарда и застыл, не зная, что делать дальше. «Надо представить, что он здоров», - подумал Ник и представил.
Видел я во снах с пеленок:
Раху – мой леопарденок
Не отводит глаз влюбленных
От меня-а-а-а-а…
И ОН ВОЗНИК. НЕ ПОЯВИЛСЯ, НЕ ПОДОШЕЛ, А ИМЕННО ВОЗНИК ВЕСЬ, СРАЗУ. ЕДВА ПРОСТУПАЮЩИЕ КУБИКИ НА БОКАХ ПОЧТИ ГИПНОТИЗИРОВАЛИ. ЛАПЫ МЯГКО И БЕСШУМНО СТУПАЛИ ПО СНЕГУ.
-Я? Я - РАХУ, - СКАЗАЛ НИК.
И ПОНЯЛ, ЧТО ПРОБИЛ ПРОКЛЯТУЮ СКОРЛУПУ. ОН – РАХУ, А РАХУ – ЭТО ОН.
Они смешались друг с другом, как два ветра. И вот уже белый леопард, слегка перебирая лапами, поплыл  прочь от Килиманджаро.

***
Далеко внизу сидели и разговаривали Пал с Белым Вороном. Белый Ворон что-то объяснял Палу, но по мере того, как поднимался ветер, он то и дело прерывал свой рассказ и поглядывал на странное одинокое облако над самой вершиной горы. Наконец Белый Ворон, нетерпеливо махнув крылом, крикнул:
- Мне пора! – и взмыл вверх.
-Что это с ним7 – спросил пал задремавшего Хуго.
- Он всегда так делает, - буркнул Хуго.
- Да, я заметил, - кивнул Пал.
- Возможно, он знает что-то такое, о чем мы и не подозреваем, - сказал Хуго, провожая взглядом удаляющегося ворона.
 А Белый Ворон знал только, что настал момент, когда можно проникнуть в ионосферу, не опасаясь за собственную жизнь. Можно проникнуть, потому что кто-то невидимый поднимается впереди и расчищает дорогу в Небо. А там, в Небе, такая прекрасная музыка, что если б было можно, он оставался б там вечно. Но вечную музыку надо было еще заслужить.